Патриотизм и национализм как факторы российской истории (конец XVIII в. - 1991 г.). Коллективная монография

Работы, связанные с изучением национализма, вызывают устойчивый интерес в академических кругах¹. Историками, занимающимися изучением русских монархических организаций, опубликована серия работ (не без элементов дискуссии), в которых рассматривается вопрос, можно ли отождествлять консерваторов, черносотенцев и националистов. В первую очередь это связано с оценкой Всероссийского национального союза как организационно оформленной структуры, ставившей во главу угла именно русский национализм². Представляется, что проводимое большинством современных историков, обращавшихся к данной проблеме, разделение «черносотенцев» и «националистов» правомерно. Не случайно Ю. И. Кирьянов при составлении сборника документов «Правые партии» не включил в него материалы о националистах³.

В период правления Александра III заметно усиление в идеологии российского консерватизма таких моментов, как апелляция к русскому национализму под лозунгом «Россия для русских». Не случайно, что именно Александр III провозглашается впоследствии «царем-националистом» (П. И. Ковалевский). Несомненно, что не только «русский стиль» в искусстве и архитектуре радовал монархистов. Однако историк А. А. Иванов верно отмечает, что лозунг «Россия для русских», обычно приписываемый Александру III или М. Д. Скобелеву, еще не означал «Россия только для русских» или «в угоду русским», а, напротив, возлагал «на наш народ добровольно взятую ответственность за судьбу России и населяющих ее народов»⁴. Ограничения (сословные, политические, национальные и др.), налагаемые властью на «не русских» еще не означали автоматически, что власть тем самым поддерживает «русских». Иногда эти ограничения, воплощаемые в жизнь административно-командными мерами, оказывались «медвежьей услугой». Оборотной стороной насильственной русификации, происходившей без должного развития и поддержки русского национального самосознания, стал рост сепаратизма и национализма на окраинах. Одним из тех, кто принципиально выступал против насильственной русификации окраин и благодаря этому нажил себе немало врагов в правой среде, был С. Ф. Шарапов. На примере Финляндии он показывал, что «нет никакой надобности хлопотать о более тесном сближении с финнами. Всякие успехи русификации там крайне опасны, несправедливо открывая Россию для эксплуатации более сильным культурно финнам. Не об объединении нужно хлопотать, а, наоборот, о возможной изоляции России <...> Нам в Финляндии искать нечего <...> Избави Бог создавать из финнов искусственных русских, отдавая им Россию на эксплуатацию! Всякие разговоры о финском сепаратизме поистине нелепы, раз финны получат уверенность, что их национальному существованию ничто не грозит. Наоборот, объединительные стремления наших псевдопатриотов могут вызвать самые грустные усложнения и создать нам вторую Польшу»⁵. Идею обособления от враждебных окраин (к которым Шарапов относил не только Финляндию, но и Польшу) большинство правых воспринимало в штыки. Характерно, что даже националист М. О. Меньшиков критиковал насильственную русификацию, считая, что Россия должна заботиться не об обрусении и обращении в православие инородцев, а о самосохранении и саморазвитии. Он допускал, что Российская империя уже нежизнеспособна в том виде, в котором она сложилась к началу XX в., и ей придется избавиться от «бунтующих» окраин во имя сохранения русско-украинско-белорусского ядра. «Я <...>, - писал Меньшиков, - считаю вполне справедливым, чтобы каждый вполне определившийся народ, как, например, финны, поляки, армяне и т. д., имели на своих исторических территориях все права, какие сами пожелают, вплоть хотя бы до полного их отделения. Но совсем другое дело, если они захватывают хозяйские права на нашей исторической территории»⁶. Возражение, что окраины в этом случае могут отпасть, Меньшиков парировал так: «Ну что ж, хотя это и не общий закон, но допустим даже полное отпадение таких окраин, каковы Финляндия, Польша, Армения и т. п. Я лично был бы счастлив дожить до этого: я счел бы Россию сбросившей наконец своих маленьких врагов <...> В качестве маленьких соседей все эти народцы не только безвредны, но отчасти даже полезны, играя роль буферов на границе с крупными державами. Территория Империи нашей сократилась бы едва заметно (взгляните на карту), а территория русского народа не сократилась бы ни на вершок <...> Россия вернула бы себе национальное единство, в чем заключается истинный секрет силы и процветания рас»⁷. Князь В. П. Мещерский также возражал против насильственного наступления на права национальных меньшинств, считая, что это бумерангом ударит ростом оппозиционности на окраинах.

В среде «просвещенных националистов» (ВНС) оговорки о неприятии русификации окраин любой ценой были не случайны. Проблема роста национализма и сепаратизма на окраинах империи была, и ее нужно было решать. «Совершенно не стремясь к насильственной русификации, мы все же не можем допустить государственной обособленности наших окраин, чтобы наши окраины превратились в союзные того или другого типа государства», - утверждал, в частности, Н. Н. Ладомирский⁸. Виктор Строганов⁹ отмечал: «Мы должны быть особенно осторожными в своем поведении с иноплеменными. Мы должны всячески подчеркивать, что не делаем никакой разницы между ними и своими, что их национальные особенности нас нисколько не пугают, так как мы столько же верим в их преданность, сколько и в свою собственную силу. Вот единственный путь к постепенному обрусению. Если же мы на каждом шагу будем давать им чувствовать, что мы не только им не доверяем, но и боимся их, а тем более - если мы вздумаем проводить нашу обрусительную политику насильственными мерами - мы только будем культивировать их сепаратизм и ненависть к нам»¹⁰. С иронией он подчеркивал несоответствие между предлагаемыми консерваторами направлениями национальной политики: «И что курьезнее всего, что мы, проповедуя ненависть к инородцам, тем не менее требуем от них пламенной любви, потому-де, что “они вскормлены и вспоены на груди России”. Пора бросить эту хамскую манеру попрекать куском хлеба - она недостойна великого народа. Силой никого не заставишь любить. Это надо заслужить»¹¹.

В XIX в. отдельные представители русского консерватизма были готовы отодвинуть на второй план русский национализм ради имперского единства. Они полагали, что русским нужно было или настаивать на единстве по национальному признаку, или же взять в качестве объединительного принципа имперский. Именно в приоритете последнего и состоял, по мнению К. Н. Леонтьева, один из факторов успешного государственного строительства. В своей работе
«Византизм и Славянство» он писал: «Что такое племя без системы своих религиозных и государственных идей? За что его любить? За кровь? Но кровь ведь, с одной стороны, ни у кого не чиста, и Бог знает, какую кровь иногда любишь, полагая, что любишь свою, близкую. И что такое чистая кровь? Бесплодие духовное! Все великие нации очень смешанной крови <...> Язык? Но язык что такое? <...> Любить племя за племя - натяжка и ложь. Другое дело, если племя родственное хоть в чем-нибудь согласно с нашими особыми идеями, с нашими коренными чувствами <...> Идея национальностей чисто племенных в том виде, в каком она является в XIX веке, есть идея, в сущности, вполне космополитическая, анти-государственная, противурелигиозная, имеющая в себе много разрушительной силы и ничего созидающего, наций культурой не обособляющая; ибо культура есть не что иное, как своеобразие; а своеобразие ныне почти везде гибнет преимущественно от политической свободы <.„> Кто радикал отъявленный, то есть разрушитель, тот пусть любит чистую племенную национальную идею; ибо она есть лишь частное видоизменение космополитической, разрушительной идеи»¹². Государство должно строиться на принципах самодержавия и православия, а не по этническому признаку, поскольку в случае ослабления государственности нация, сколь могущественной она не была, неизбежно начнет клониться к закату. В статьях «Наши окраины» (1880) и «Национальная политика как орудие всемирной революции» (1888) Леонтьев особенно жестко бичевал национализм. Он утверждал, что «из самого великорусского племени, бывшего так долго ядром объединения и опорой созидания государству нашему, исходит теперь расстройство. Русификация окраин есть не что иное, как демократическая европеизация их...»¹³. Он предупреждал о «разрушительно-космополитическом значении тех движений XIX века, которые зовутся “национальными”»¹⁴, уверяя, что «движение современного политического национализма есть не что иное, как видоизмененное только в приемах распространение космополитической демократизации. У многих вождей и участников этих движений XIX века цели действительно были национальные, обособляющие, иногда, даже культурно-своеобразные, но результат до сих пор был у всех и везде один - космополитический»¹⁵. Леонтьев, несомненно, был империалист, а не националист. Характерно, что в 1910 г. член Государственного совета Д. А. Олсуфьев, ссылаясь именно на Леонтьева, доказывал, что «русское государство должно быть пестро» и что «принцип разнообразия», сохранение специфических национальных черт у народов, объединенных в империю, следует сделать «неизменным основанием российской имперской политики»¹⁶. Член Правой группы Государственного совета А. А. Ливен вторил ему, связывая «нивелировочные процессы» в социальной жизни с развитием демократических, социалистических и коммунистических доктрин¹⁷. То есть идеи Леонтьева о том, что национализм - это нивелировка, и космополитизм, и либерализм, были восприняты.

Полемизируя с Астафьевым¹⁸, который возражал ему с позиций русского националиста, Леонтьев ставил на первое место религиозную и монархическую идею в их связке: «Православное Самодержавие есть главный отличительный признак русской национальности в ее прошедшем и настоящем. - Именно Православное Самодержавие, а не просто Самодержавие и не просто Православие»¹⁹. Отмечу, что статьи Леонтьева с критикой национализма перепечатывались неоднократно, а вот позиция Астафьева остается для современного читателя тайной, как и большая часть его работ²⁰. Обращаясь к этой полемике, современный философ Н. П. Ильин отмечает важный момент: «После жесткой критики со стороны П. Е. Астафьева Леонтьев пошел на символическую уступку, заменив в заглавии статьи слова “национальная политика” словами “племенная политика”. Впрочем, существа дела эта уступка никак не меняла; к тому же внутри статьи Леонтьев практически везде оставил слова “национализм” и “национальная политика”»²¹. Итак, Леонтьев, определяет национализм в любых его проявлениях как... космополитизм.

В начале XX в. элементы русского национализма наличествуют в программах всех монархических партий и союзов. Но у черносотенцев они имели иной характер, чем у русских националистов. Говоря о националистах, следует учитывать, что определение «национализм» использовалось для идентификации группы депутатов Государственной Думы, представители которой утверждали, что в религиозных и национальных вопросах националисты неоднократно сходились с правыми, но их разделяла между собой разность взглядов на существо и задачи представительных учреждений²². Однако многочисленные расколы в среде думских националистов и существование в их среде различных течений не позволяют говорить об удачной попытке создания мощного проправительственного течения, вооруженного идеологией «русского национализма». Термин «национализм», как отмечают исследователи, являлся в отношении данного направления в определенной мере искусственным и был взят им на вооружение, исходя из стремления простолыпинских сил найти новое определение, соответствующее европейским стандартам. Характерно, что черносотенное «Русское знамя», критикуя премьера, употребляло такое выражение, как «зоологический национализм П. А. Столыпина», и привело следующий пример: «Наши поэты: Пушкин - потомок арапа, Лермонтов - потомок шведа; наши патриоты: Грингмут - немец, Крушеван - молдаванин. Мыслимо ли было оттолкнуть этих преданнейших Родине и царю людей»²³. Газета отмечала: «Афиширование русского национализма было скорее вредно государству, ибо оно как бы указало многочисленным населяющим Россию народностям поднимать каждой из них, свое маленькое знамя, о чем решительно до сего дня не думали»²⁴. В этих рассуждениях имелось здравое зерно. Происходило то, о чем пишет немецкий философ и юрист Карл Шмитт в работе «Понятие политического», отмечая, что народ существует политически только в том случае, если он образует независимую политическую общность, и если он при этом противопоставляет себя другим политическим общностям, как раз во имя сохранения понимания своей специфической общности. О том, что национализм - оружие обоюдоострое и русский национализм может привести к росту «других» национализмов, предупреждали многие, и словно отвечая своим оппонентам, Меньшиков писал: «Главное призвание русской национальной партии есть защита русского племени как господствующего в России. Нас думают уязвить, называя иногда наш принцип зоологическим, - но зоология, господа, великая наука, и пренебрегать ее выводами могут лишь невежды»²⁵.

Современные историки отмечают, что подходы черносотенцев, для которых «православность» превалировала над «русскостью», основывались на традиции, берущей свое начало в XIX в. Отметим присутствующее в материалах съезда Союза русского народа и съезда «Русских людей», прошедшего в мае 1912 г., противопоставление народности и нации. Съезд подчеркивал, что суть русской народности заключается в: «1) исповедании Православия, 2) подчинении русской государственности и 3) приобщении к русскому просвещению Кирилло-Мефодиевского склада». Народность трактовалась как «соборность рода языка и быта страны (отечества, родины), связанная верою, просвещением и предопределенной Господом Богом целесообразностью», а нация - как «искусственное общество людей разного рода и племени, разно верующих и не всегда говорящих одним языком, но сплоченных одной цивилизацией и подвластных одному государству»²⁶. В отличие от националистов, именно народность, а не нация признавалась правыми одной из основ России. Это подчеркивает историк И. В. Омельянчук: «В своих трудах правые чаще использовали термин “народность”, лишь Л. А. Тихомиров да М. О. Меньшиков употребляли категорию “нация”. Но предикатом субъекта “народность” в трудах монархистов являлось слово “национальный”, а отнюдь не “народный”, что свидетельствовало об определенном смешении дефиниций. В основном правые под термином “народность” все же понимали нацию, но не как политическую или этническую общность, а как культурно-конфессиональное объединение с открытыми границами <...> Но большинство монархистов исходили из противопоставления понятий нации и народности»²⁷. Правые сами выделяли признаки, отличающие их от националистов: «Без вероисповедного единства, царского домостроительства и земской соборности - русская народность <...> становится антинародною, не русскою национальностью»²⁸. С другой стороны, Строганов с грустью отмечал, что хотя монархические партии и «выставляют национализм в основе своих программ, но между их национализмом и национализмом настоящим нет ничего общего. Я считаю, что они являются злейшими врагами национализма, гораздо большими, чем наши социал-демократы, ибо последние его только отрицают, тогда, как первые его губят <...> истинный национализм мыслим только при наличии гражданской свободы <...> нужно, чтобы народ познал самого себя. Нужно, прежде всего, укоренить в нем сознание своей собственной личности, а для этого нужна свобода, обеспеченная законом равным для всех <...> Весь ужас нашего современного положения заключается в том, что о “свободе" у нас судят по революции, а о национализме по черносотенству»²⁹.

В целом же, с теоретической точки зрения, национальный вопрос консерваторами оставался разработан слабо. Тихомиров, посвятивший этой проблеме цикл статей, жаловался, что «в нынешнем национализме чувствуется скорее “слово”, чем “понятие" <...> хотя слово “национализм” раздается всюду, но что составляет содержание этого слова, к какому действию обязывает современного человека его “национализм", - этого пока невозможно определить»³⁰. В то время как для одних консерваторов истинно русским мог считаться только православный по вере, другие, наблюдая переход католиков и евреев в православие, призывали обращать внимание на происхождение. Наибольшее внимание данному вопросу уделял психиатр И. А. Сикорский³¹. В докладе, прочитанном 8 апреля 1910 г. в Киевском клубе русских националистов³², он рассматривал идею национализма с биологической точки зрения. Сикорский полагал, что в оценке судьбы и будущего народов нужно принимать в расчет все пережитые ими исторические и биологические прецеденты. Народы, выделившиеся из ряда других благодаря своим биологическим особенностям, внесли в свою природу и жизнь «неисчислимые затраты психической энергии», тем самым составив «духовный капитал». Этот капитал они передавали потомкам как биологическое наследие, и «сделаться участником этого великого духовного капитала возможно для постороннего индивидуума или народа только путем антропологического объединения, так как природа не знает и не практикует ни подражаний, ни дарственных записей, ни отчуждения духовных качеств»³³. Поскольку биологическое и психологическое существуют совместно и не подлежат разделению, все наследие прошлого «дается сразу сыну своего народа», а значит, «существующее ныне господство великих народов - это не продукт истории и исторических событий, но глубочайшее доисторическое и биологическое явление, служащее выражением эволюции и прогресса жизни. Это великая наследственная почесть природы, оказанная тем, кто много потрудился в деле культуры духа и тела! Это личное приобретение, а не завоевание!»³⁴. Националисты (не только в России, но и в других странах) - это люди, которые хотят показать душевные качества и духовную мощь своего народа, продемонстрировать «народный дух», который представляет собой создаваемое веками биологической и исторической жизни «величайшее биологическое богатство». Завершая свой доклад, Сикорский перечислил и атрибуты той самой «народной (национальной) души», которую должны были охранять националисты. В качестве таких атрибутов были названы: язык, поэзия, художественное творчество, школа, пресса, религия³⁵.

О необходимости привнесения в науку национального самосознания писал один из крупнейших отечественных ботаников А. А. Еленкин. В 1909 г. отдельным оттиском вышла его работа «Наука как продукт национального творчества», являющаяся частью, написанной «вместо предисловия» к его книге «Флора мхов Средней России»³⁶. По мнению Еленкина, наука «национальна в той же степени, что и искусство», и «оттого у нас и нет настоящих школ в биологии, что мы плохо знаем родную природу, что живем мы чужими темами, вместо того чтобы культивировать изучение своей страны и тем готовить почву к действительному восприятию и ассимиляции чужих идей, и развитию собственных направлений в науке, обусловленных нашим национальным гением. Поэтому-то западные идеи у нас не развиваются, не захватывают общество, а либо быстро сменяются другими течениями, либо бесплодно пережевываются б[ольшее] или м[еньшее] время»³⁷. Однако попытки подведения под национализм какой-то научной основы были редкими, по сравнению с обращением к эмоционально-чувственной аргументации. Тихомиров, например, считал, что национализм просто означает «быть самими собой», то есть являет необходимость отказаться от копирования чужих (в первую очередь европейских) идей, государственных учреждений, элементов культуры и т. д. С этой необходимостью отказаться от иноземных образцов был согласен и Ковалевский, понимавший под национализмом «проявление уважения, любви и преданности, преданности до самопожертвования в настоящем, почтения и преклонения перед прошлым и желания благоденствия, славы и успеха в будущем той нации, тому народу, к которому данный человек принадлежит. Каждый член нации есть часть целого, и как нация не может и не должна оставлять своего члена беззащитным и неотомщенным как внутри, так и вне места ее обитания, так и часть ее, ее члены, должны быть всегда готовы пожертвовать собою для своей народности»³⁸.

Русские консерваторы отводили первенствующее положение в Российской империи русскому народу: «Надо раз и навсегда совершенно определенно установить, что развитие русского государства должно совершаться именно в русском направлении. Великое государство, населенное многими разнообразными по своему национальному происхождению, культуре и прошлой истории народами, может существовать только в таком случае, и до сих пор, если и пока среди этих народов имеется один в духовном, экономическом и физическом отношении сильнейший, налагающий печать своего гения на все общежитие, народ-хозяин, народ-господин. Обычно таким народом является тот, который и создал данное государство <...> Господствующий в государстве народ должен представлять собой всестороннее могущество», - писал по этому поводу юрист П. Е. Казанский³⁹. Разногласия начинались уже при обсуждении того, как именно надлежит обеспечить это «первенствующее положение», и в чем оно заключается. Казалось, что приоритет русских - это нечто само собой разумеющееся, и когда появился Всероссийский национальный союз, автор газеты Союза русского народа «Русское знамя» возмущался: «Совершенно непонятно, каким образом коренные русские люди могли додуматься до абсурда применения к себе слова “национализм” и создания русской “националистической” [партии] в своем собственном государстве»⁴⁰.

Взгляды русских националистов формировались под явным влиянием европейской мысли, и теоретики западного социал-дарвинизма и расизма (Ж. А. де Гобино, X. С. Чемберлен и др.⁴¹) оказали влияние на формирование в начале XX в. идейных основ русского национализма⁴². Н. И. Герасимов отмечал: «Передовое общественное мнение постоянно предлагает России прогрессировать “в духе времени”. Дух времени в Европе - национализм, и следовательно <...> мы стоим перед необходимостью открыть в России эру национализма»⁴³. Не случайно Ковалевскому и Меньшикову приходилось в ряде случаев мыслить в рамках «французской» или «немецкой» националистической традиции. Меньшиков писал: «Если изучить историю хотя бы одного рода на протяжении веков, но изучить биологически, с исследованием всех кровей, то можно найти истинную причину возвышения царств - чистоту расы и истинную причину упадка их - смешение рас»⁴⁴. Попытка трактовки общественных, политических и социальных явлений на основе биологических категорий, с привлечением в качестве авторитета работ X. С. Чемберлена, была свойственна для Меньшикова, в работах которого нередко употреблялось слово «раса», как и производные от него⁴⁵. В статье «Третья культура» он утверждал: «Я довольно долго сражаюсь за монархический принцип: это принцип арийский и в частности - славянский»⁴⁶. Слово «раса» и производные от него многократно употребляются в статьях этого публициста. Достаточно подробна эта тема освещена в кандидатской диссертации Н. В. Зверева⁴⁷. Исследователь полагает, что «следы расовых мотивов обнаруживаются уже на самых ранних этапах творчества Меньшикова»⁴⁸. По мнению американского автора Лакёра, «Меньшиков <...> первым стал проповедовать расовый антисемитизм, - в противоположность прежним, в основном религиозным его разновидностям»⁴⁹. Н. В. Зверев задается вопросом: что же понимал Меньшиков под термином «раса»⁵⁰? Оказалось, что «на страницах записных книжек публициста можно обнаружить примеры употребления термина “раса”, абсолютно не связанные ни с антрополого-биологическими, ни с этническими характеристиками. В них речь периодически заходила то о “разбойничьей расе”, то о “береговой” с “более свежей кровью” и “хорошо настроенными нервами”. Критикуя современную цивилизацию, Меньшиков писал о появлении “расы дикарей” - “дегенератов, людей которых общественная вражда беспрерывным гнетом измяла и обесформила до неузнаваемости”. Наконец, особенно любопытным выглядит не получившее четкого определения словосочетание “промышленная раса”. Приведенные факты убеждают нас в том, что смысл, который вкладывал Меньшиков в термин “раса”, был предельно далек от значений, заложенных в него Ж. А. де Гобино. В дневниках публициста можно обнаружить ряд суждений, которые едва ли могли принадлежать не только правоверному адепту идеолога расизма, но и любому борцу за “чистоту нации”. Это, впрочем, не отменяет вульгарной “биологизации” ряда общественных явлений, свойственной творчеству Меньшикова»⁵¹.

Расовый вопрос затронул Тихомиров и в статье «Желтая и белая расы». Казалось бы, он далек от этой темы, но все объясняется просто - Тихомиров пересказывает публичную лекцию Сикорского, впоследствии изданную отдельной брошюрой⁵². Сикорский полагал, что «русский народ, по общему признанию даже народов Западной Европы, явился бесспорным распространителем европейской культуры среди народов желтой расы», а «японец стремительно врывается в спокойное течение широких событий и хочет повернуть гигантское колесо жизни в другую сторону»⁵³. Рассуждая о взаимоотношениях России и Японии, Тихомиров высказал собственное мнение: «Стремительному и хитрому натиску желтокожих Россия должна теперь противопоставить истинные свойства белой расы - хладнокровие, стойкость, внутреннюю дисциплину, единодушное подавление интриг, старающихся обессилить русских смутами и, такую же всенародную поддержку своих доблестных войск, не недели, не месяцы, а хотя бы и десять лет, - вплоть до того, пока мы победим. Эти свойства белой расы, свойства Рима, свойства Англии - свойства исторической России - должна проявить теперь и современная Россия, как достойная представительница белой расы против напора желтокожих»⁵⁴. Апелляция к близости арийских народов имела место и у других правых⁵⁵. В думской речи 7 декабря 1909 г. В. В. Шульгин утверждал, обращаясь к оппонентам: «Вот что я считаю центральным. Проф. Милюков говорил: “Вы, т. е. русские националисты, понятые в широком смысле этого слова, вы разрушители единства России, потому что провозглашаете принцип: “Россия для русских” и под русскими подразумеваете одних великороссов, а всех остальных, всех этих украинцев и проч., все остальные национальности и племена вы отбрасываете прочь и вместо того, чтобы воспользоваться ими как сотрудниками, как помощниками, в деле созидания великой державы, вы делаете их вашими врагами. Вы вашим сознательным национализмом уничтожаете тот бессознательный процесс ассимиляции, который до сих пор шел в Российской Империи”. Так, кажется, я понял? (Голоса слева: да, да, верно) <...> Именно вы, вы постоянно, называя нас истинно русскими людьми в кавычках, издеваясь над нами, вы постоянно попрекаете нас тем, что в наших рядах много людей с нерусской кровью. И это совершенно верно. В нас вы найдете и немцев, и французов, и татар, и армян, и грузин, и поляков и даже <...> в виде исключения и евреи попадаются. Но спрашивается, гг., какую роль играют все эти инородцы у нас? А вот какую: под дыханием нашего национализма, национализма горячего и искреннего, - вот, гг., вся разгадка, вот в чем секрет, искреннего национализма, - эти люди становятся такими же, как мы, русскими националистами. Вы, может быть, скажете, что все эти Грингмуты и Крушеваны и проч., что они только представляются русскими. Но, гг., верность их испробована на кровавом оселке. Когда они бросились к нам, когда объявили себя русским? Не в ту минуту, когда это было им выгодно, а именно в то мгновенье, когда им за это грозила смерть или, что хуже смерти, - публичное позорное оплевание. Что же заставило их броситься в наши ряды и поддержать наши слабеющие силы? Да, гг., именно исключительно то, о чем я вам говорил, способность, бесспорно доказанная, способность русского национализма переделывать инородческую стихию на свой русский образец. (Голоса справа: браво). Теперь, гг., прошу вас обратить внимание на ваши ряды. Между вами также много инородцев, но только роль их совершенно противоположна. Мы сделали инородцев русскими, заставили их служить русской идее, вы же с каждым днем теряете национальный облик; вы, твердящие нам о свободе, на самом деле с каждым днем становитесь все более и более рабами инородцев; вы, гг., под гиканье Петрункевича, Кареева и всех проч, дошли до того, что готовы были расшвырять Россию по кускам и над Империей Петра Великого выставить вывеску каких-то неизвестно как называющихся соединенных штатов. (Голоса справа: браво). Итак, гг., я считаю этот первый вопрос исчерпанным. Русский национализм умеет перерабатывать в своей среде инородческую стихию. Но теперь второй вопрос - это процесс ассимиляции. Неограничен он или имеет свои пределы? За свою историю Россия переработала огромное количество чужой крови в русскую, но утверждаю, гг., что всему на свете есть предел. Теперь наступил предел. Я говорю, - оговариваюсь, - не о всей толще русского народа, я говорю, собственно, об образованном классе и я утверждаю, что в настоящее время струя инородческая до такой степени уже сильна в этом классе, что больше мы перерабатывать не можем и это происходит потому, что за последнее десятилетии инородцы бросились с особенной энергией, лавиной бросились на образование. Они ломятся всюду: в университеты, школы, куда хотите <...> Я, гг., говорю, что сейчас уже не происходит усвоения инородческих тел, сейчас уже является отравление русского организма <...> русское образованное общество почти на половину разбавлено чужою кровью <...> Я, гг., не желаю сейчас поднимать еврейского вопроса, но беспристрастные люди должны сказать, что способность еврея ассимилироваться арийскими народами вообще подвергнута сомнению, ибо до сих пор ни один народ арийский, даже самый сильный, не смог выполнить этой задачи; следовательно, для меня совершенно очевидно, что в настоящее время мы, значительно ослабленные, тоже этой задачи выполнить не можем»⁵⁶.

Можно упомянуть и про К. С. Мережковского - биолога и профессора Казанского университета, брата Д. С. Мережковского, который исповедовал правые идеи и был одним из создателей отделения Союза русского народа в Казани. Взгляды К. С. Мережковского нашли отражение в утопии «Рай земной, или Сон в зимнюю ночь» (1903), действие которого происходит в XXVII в.⁵⁷ Позади эпоха, когда «на Европу, Америку и Австралию надвигались полчища из Азии. Еще раньше китайцы и японцы овладели всей западной половиной Северной Америки и распространили свое незаметное влияние на Европу и многие другие страны: всюду основывали они свои фактории, забирали торговлю и капиталы в свои руки и, подготовивши таким образом почву, монгольское племя, страшно к тому времени разросшееся, темной грозной тучей надвинулось на Европу и на все страны, населенные европейцами. Арийская раса дрогнула перед страшным монгольским драконом, но приготовилась к отчаянному отпору, и завязалась борьба, и полилась кровь рекой <...> целых пятьдесят лет тянулась эта опустошительная и упорная борьба»⁵⁸. Победители («обновители») планировали обречь побежденных на уничтожение: «Азиатов мы решили истребить всех без исключения. Ни монгольская, ни негритянская расы не должны были войти в состав нового, обновленного человечества, ибо ни душевные, ни физические качества их не были для того пригодны; к поголовному истреблению предназначена была также и семитическая раса, а также такие народности, как армяне, персияне, сирийцы и тому подобные...»⁵⁹ Одновременно стало создаваться новое человечество: «За основу для него <...> выбрали латинскую расу - французов, итальянцев, испанцев <...> к этому ядру <...> прибавили некоторое количество крови славянской ввиду симпатичной мягкости их характера, и белокурой кимврийской расы, главным образом ради разнообразия физической красоты <...> несколько женщин, отличавшихся особенно выдающейся красотой, дали нам также расы греческая и грузинская»⁶⁰.

Ясно, что в своих суждениях Меньшиков был не одинок, хотя далеко не все консерваторы уделяли такое внимание расовому и биологическому компоненту⁶¹. Представитель монархического Русского собрания В. И. Веножинский в мае 1912г. обратился к V Всероссийскому съезду «Русских людей», проходившему в Петербурге, со словами: «Еврейство, господа, прежде всего, не религия, а - раса, племя. Нам, христианам, непонятна дикая, племенная ненависть, расовая, кровная озлобленность еврейского племени к другим народам. Мы привыкли уважать другие народы и племена. Русский народ - миролюбивый и гостеприимный хозяин. И благодаря этим его качествам множество иностранцев, иноверцев за последние двести лет обрусели, полюбили Россию и стали служить ей, как прирожденные Русские. Россия поглотила их. И слава Богу, скажу я, что проглотила: это доказывает только лишний раз - могущество духа Русского и духовную близость арийских народов»⁶². Отечественные и зарубежные исследователи отмечают, что, допуская подобные высказывания, правые противоречили нормам российского законодательства, по которому дискриминационные меры не распространялись на евреев, переставших исповедовать иудаизм⁶³.

Работы Меньшикова стали попыткой идеологического оформления доктрины русского национализма, который он ставил выше, чем православие и самодержавие. Н. О. Куплеваский тоже ставил на первое место обеспечение интересов русского народа: «Если русский народ не может отстоять свои интересы, свое достоинство при конституции, пусть будет другая форма правления - монархия неограниченная, даже военная диктатура, даже республика»⁶⁴.

Как это ни странно, но за исключением небольшой группы идеологов ВНС, мало кто из русских консерваторов начала XX в. озаботился формированием идеи русского национализма. Не в последнюю очередь это объясняет и тот факт, что упомянутые идеологи возмущались тем, что некоторые видят в национализме «несколько замаскированное черносотенство, другие, наоборот, заподозревают его в революционном направлении»⁶⁵. Предложенная Виктором Строгановым платформа для объединения была новым шагом по сравнению с пропагандируемой черносотенцами опорой на традиционализм. «Громадное заблуждение, - писал он, - рассматривать национализм с точки зрения узкой партийной программы. Он значительно шире, всеобъемлюще. На его почве могут объединиться все существующие партии, исключая только анархистов <...> и практика западноевропейских парламентов доказывает это с полной очевидностью. Национализм, пожалуй, можно рассматривать скорее как религию, которая тоже объединяет людей самых различных политических партий, социальных положений, даже различных народов и рас»⁶⁶.

На вопрос о том, что же представляет собой русский национализм, пытался ответить и Меньшиков. В его публикациях разных лет, посвященных этому вопросу, можно обнаружить немало противоречий. Объясняется это не только переменчивыми симпатиями и антипатиями публициста, но и тем, что доктрина русского национализма еще оформлялась. Меньшиков признает, что русский национализм только начал свое становление: «В течение долгих веков народ вырабатывал себе “православие” и “самодержавие”», пока «его “народность” пребывала в некотором забвении» и вот, «просыпающийся к сознанию» он «видит себя во власти иноземных и инородных стихий», когда «только возвращение к естеству, возвращение к самим себе, только национализм в состоянии вернуть нам потерянное благочестие и могущество»⁶⁷. То есть, по Меньшикову, «пробуждение» русского национализма - это реакция на вмешательство «инородных сил» и объединение по принципу крови. В статье с характерным названием «Русское пробуждение» у Меньшикова опять возникает тема становления национального самосознания: «Мы, русские, долго спали, убаюканные своим могуществом и славой, - но ударил один гром небесный за другим, и мы проснулись и увидели себя в осаде - и извне, и изнутри»⁶⁸. Русский национализм использовался Меньшиковым в качестве мобилизационного фактора: «Империя - как живое тело - не мир, а постоянная и неукротимая борьба за жизнь, причем победа дается сильным, а не слюнявым. Русская Империя есть живое царствование русского племени, постоянное одоление нерусских элементов, постоянное подчинение себе национальностей, враждебных нам. Мало победить врага - нужно довести победу до конца, до полного исчезновения опасности, до претворения нерусских элементов в русские. На тех окраинах, где это считается недостижимым, лучше совсем отказаться от враждебных “членов семьи”, лучше разграничиться с ними начисто. Но отказываться от своего тысячелетнего царства ради какой-то равноправной империи, но менять державную власть на какое-то “водительство” и “руководство” - на это живая Россия не пойдет»⁶⁹. За этими словами просматривалось признание кризиса империи. От имени националистов Меньшиков обращался к «бунтующим» окраинам: «Вражда совершенно неизбежна при основном неравенстве, от которого ни вы, ни мы отказаться не можем. Вы <...> пламенно дорожите своим национальным своеобразием. Вы не хотите и не можете изменить ему. Мы, русские люди, то же самое... Остается, стало быть, разойтись, подобно Аврааму и Лоту: “Направо - твое, налево - мое”. Национализм русский, по крайней мере в моем понимании, не есть захват и не есть насилие. Национализм есть честное разграничение <...> Завоевав чуждые племена, мы имели несчастную ошибку удержать их у себя <...> Природа создала не одну, а разные национальности. Сентиментально смешивать их и притворяться, будто все они сливаются в одну, есть безумие и грех против природы»⁷⁰.

Идеи Меньшикова вызывали неприятие в среде консерваторов. Тихомиров вполне в духе леонтьевской критики национализма признавал, что преобладание этнического подхода в государственной политике ускоряет процесс эгалитаризации общества: «В узких порывах патриотизма и у нас понятие о вере ныне смешивается с понятием о племени, и русский народ представляется живущим верой только для самого себя, в эгоистической замкнутости»⁷¹. В статье «Что значит жить и думать по-русски?» (1911) Тихомиров критикует идеологов русского национализма: «У нас нынче среди правых иногда появляется такая узкая идея русского интереса, такой национальный эгоизм, которые приличествуют разве какой-нибудь бискайской “национальности”. Но это в высочайшей степени антирусская черта <...> русская национальность есть мировая национальность, никогда не замыкавшаяся в круге племенных интересов, но всегда несшая идеалы общечеловеческой жизни, всегда умевшая дать место в своем деле и в своей жизни множеству самых разнообразных племен. Именно эта черта и делает русский народ великим мировым народом и, в частности, дает право русскому патриоту требовать гегемонии для своего племени. Мы же теперь слышим иной раз требование прав для русского племени не потому, что это нужно для всех других, для всего человечества, а просто потому, что для русского племени выгодно все забрать себе. Это настроение и точка зрения, против которых вопиют вся русская история, вся жизнь русского народа, все лучшие его мыслители и деятели. Только во имя своей великой общечеловеческой миссии русский народ может требовать себе руководительства другими народами и тех материальных условий, которые для этого необходимы. Те требования, которые может и должен предъявлять русский народ, налагают на него великие обязанности попечения и справедливости. Он не из тех опекунов, которые пользуются своими правами для того, чтобы обобрать отданных в зависимость от него. Люди, которые этого не понимают и не чувствуют, думают и живут не по-русски»⁷². Эта цитата важна, так как отражает точку зрения не только Тихомирова, но и тех, кто критиковал русский национализм с консервативных позиций. Характерно, что Тихомиров неоднократно употребляет выражения об общечеловеческой миссии русских, которые есть «мировая национальность». Историк М. Ю. Лачаева полагает, что «религиозный подход к истории и детальный анализ мировых религий, и прежде всего христианства и иудаизма, дал Тихомирову возможность показать личное неприятие национализма и определить приоритет общечеловеческих ценностей как показатель развития»⁷³. Тихомирова, действительно, нельзя в полной мере зачислить в русские националисты⁷⁴.

Иногда предложения националистов вовсе не вписывались в традиционное консервативное мировоззрение. Так, в дневниковых записях Меньшиков указывал, что еще при Александре II следовало бы «разделить Россию на самоуправляемые области по образцу С. Штатов <...> На месте царя я строго отделил бы царские обязанности от нецарских. Разделил бы Россию на сто автономных земель - штатов и возложил бы на них всю ответственность за их судьбу»⁷⁵. Строганов также советовал «расчленить территорию Империи на более мелкие административные единицы», предоставив местным органам большую инициативу⁷⁶.

Анализируя причины отторжения идеи русского национализма значительной частью правящего слоя дореволюционной России, С. М. Сергеев приходит к выводу, что это абсолютно логично в том случае, «если мы поймем, что она (Российская империя. - А. Р.) была самодержавно-дворянским государством»⁷⁷. Дворянская аристократия (принадлежностью к которой гордился К. Н. Леонтьев) и бюрократически-чиновничья верхушка поддерживали «имперские аппетиты самодержавия, нашедшего себе верную опору в служилом дворянстве»⁷⁸. Но всегда ли то, что «выгодно» для империи, «выгодно» для русской нации? Русские консерваторы, делавшие шаги на пути познания национального вопроса, обозначили еще одну проблему: можно ли найти верное соотнесение имперского и национального?

Современный исследователь отмечает, что «идеи разделения народов империи по этническому принципу уходили корнями во вторую четверть XIX в., получив свое развитие в трудах основоположника русского национализма Н. Г. Дебольского»⁷⁹. Действительно, Дебольский предпринял попытку обосновать идею этического национализма с философских позиций⁸⁰. Он полагал, что «хотя народный дух может поглотить и слить в себе различные породы», для надлежащей устойчивости народного союза должна существовать «господствующая в данной народности порода» (в русской народности - «великорусская порода»)⁸¹. Н. П. Ильин пишет, что понятие «порода» (биологическое, в отличие от понятия «народ») в ряде случаев стоит у Дебольского ближе к понятию раса, чем этнос (племя), и Дебольский отмечал, что «различие между составляющими нацию “породами” не должно заходить слишком далеко», а во многих (хотя и не во всех!) случаях язык «служит лучшим признаком народности, чем порода, т. к. с языком связано понятие духовного общения»⁸². Обратим внимание на тот факт, что Дебольский выступал против «господства идеи теократии», подчеркивая «несоизмеримость» задач церкви с задачами национального самосохранения. Национальное самосохранение для него было более важно. Этим он и ряд других националистов (Меньшиков, Ковалевский, Сикорский) раздражали православных консерваторов. В отличие от Тихомирова (см. приведенную выше цитату), Дебольский не одобрял идею подчиненности народности государству. Он писал: «Племя, становясь началом и источником государственного единства, обращается в национальность. Отсюда видно, что не всякое племя в состоянии возвыситься до значения национальности, но только такое племя, которое имеет в себе достаточно внутренних сил для подчинения своей идеи - идее государства, для осуществления себя в виде государственного единства»⁸³. Для Дебольского народность была силой, которая созидала государство и могла придать ему новый импульс в развитии: «Народность есть одухотворение государства т. е. замена его насильственного характера свободным»⁸⁴. Н. П. Ильин указывает на определенную преемственность: «Стройное, продуманное в важнейших деталях выражение философия русского национализма получила <...> в трудах Н. Н. Страхова, П. Е. Астафьева и особенно Н. Г. Дебольского»⁸⁵. Ильин справедливо отмечает, что при жизни Дебольского наблюдалась его дистанцированность от партийно-политической борьбы. Это было связано с тем, что национализм Дебольского был несовместим с идеологией правых (черносотенных) партий и официальным курсом власти, в котором «народность» оказывалась «довеском» к «православию и самодержавию», не имея самостоятельного содержания. Но Дебольский вряд ли мог «уложиться» и в прокрустово ложе трактовки национализма ВНС, хотя если определять его идеологическую близость к тем или иным вышеупомянутым персонажам, он скорее ближе к Ковалевскому и Сикорскому.

Меньшиков отмечал, что «не отрекаясь» от начал православия и самодержавия, «мы должны дать развитие третьему, наиболее коренному из них, пришедшему в забвение, - именно русской народности <...> Теперь у нас и вера, и власть в упадке. Приподнимите народность - вместе с нею поднимутся и вера, и власть»⁸⁶. В статье «Совет монархистам» (1909) публицист утверждал: «Главным пунктом служит у нас народность, а не та или иная формула государственности и веры <...> Мне кажется, гораздо глубже монархизма и даже религиозных верований лежит та почва, где они коренятся - народность»⁸⁷.

Ковалевский полагал, что «Самодержавие, Православие и единодержавие нераздельны, поддерживают друг друга и взаимно дополняют. Государственное Самодержавие в том виде, как оно утвердилось в России, возможно только у православных народов и немыслимо во всей полноте у католиков, ибо у последних оно сталкивается с церковным Самодержавием Римских пап, верховная власть которых, по религиозным верованиям католиков, выше всех земных властей <...> истинное Самодержавие в таких случаях немыслимо»⁸⁸. На первое место он, как и Меньшиков, ставил «народность». Обращаясь к религиозным догматам в очерке «Мироздание», Ковалевский обосновал процесс возникновения и развития материального и биологического мира: «Во всем развитии Бытия мы имеем в виду три элемента: вещество или материю, силу или душу ее и законы, по которым вселенная живет. Но где же Бог и нужен ли Он? Как кому угодно. Бог может быть и может не быть»; Бог может быть, если это необходимо для «нуждающегося и слабого человека»⁸⁹. Характерно, что именно националист Ковалевский выступил с резкой критикой Ветхого Завета⁹⁰. Цензурный комитет признал книгу Ковалевского «Библия и нравственность» преступной (I), а самого автора - за «богохуление и оскорбление святыни» - отдал под суд, который Ковалевского оправдал, не найдя в сочинении святотатства (в дальнейшем брошюра выдержала 14 изданий). В ответ московская монархическая газета «Колокол» выпустила брошюру Е. Гептнер, содержащую критику позиции Ковалевского⁹¹.

Позитивно оценивая в своих работах самодержавие и православие, Ковалевский рассматривал их именно через призму национализма, считая, что они вытекают из национальных свойств русского народа: «Для русских православная вера является твердыней и важным признаком их самостоятельного национального бытия <...> Тем не менее вера не может служить вообще важным национальным признаком, ибо мы видели, что многие нации исповедуют различные религии, как немцы, армяне и прочие, и это им нисколько не мешает принадлежать к своим нациям»⁹². Итог этим наблюдениям подвел историк А. А. Иванов, заметивший, что если бы с точки зрения русских националистов «Православие и Самодержавие не “подходило” бы к славянской природе, то и ценности в них никакой не было»"⁹³.

Национализм А. И. Дубровина, Н. Е. Маркова и других черносотенцев опирался на самодержавие и православие. В конце ноября 1915 г., когда уже вовсю шла война, Н. Е. Марков заявлял на Всероссийском монархическом совещании в Нижнем Новгороде, что «русский народ крепко связан своими верованиями, и если он перестанет быть православным христианином, он перестанет быть собственно русским»⁹⁴. То есть русский, ушедший от православия, - это не русский. В январе 1916 г. «Русское знамя» рисовало такую картину: «Русский человек, совращенный в баптизм или другую секту, перестает быть русским, он ненавидит русского православного человека, не любит русского царя и вешает в своем доме портрет Вильгельма, его родиной становится Германия, и облик этого русского делается весьма немецким»⁹⁵. Вот так, - отошел от православия и стал «немцем». Д. А. Коцюбинский обращает внимание на то, что понятие «русский» трактовалось порой очень широко, и «те русские по рождению люди, которые утрачивали базовые качества, присущие (по мнению националистов. - А. Р.) русской национальности, - автоматически переставали быть русскими»⁹⁶. «Настоящим русским мог считаться только православный, и только монархист», - утверждает Лукьянов, приводя слова из статьи Н. Н. Жеденова в «Русском знамени» от 2 апреля 1913 г.: «Тот, кто не православен, тот не русский человек: он уже выродок. Тот, кто не предан царю, также не русский»⁹⁷. Зато немец, поляк, грузин или молдаванин по происхождению, верой и правдой служивший царю и отечеству, наоборот, - «становился» русским. А. А. Киреев в своем дневнике записывал 28 октября 1909 г.: «Я придерживаюсь того мнения, что крещенный еврей - русский (если не сам - то его дети). Поляки придерживаются этого правила <...> и дело ассимиляции идет хорошо. Правда, польские евреи большей частью принимают протестантство»⁹⁸. Киреев был не одинок, но было и мнение, что вероисповедание «не есть еще признак национальности» и религия не оказывает первостепенного влияния на национальный характер, так как «религиозные догмы, всегда чистые и высокие, сплошь и рядом извращаются <...> догмами “расовыми”», которые «в отличие от религиозных, вечны и неизменны»⁹⁹. Коцюбинский обращает внимание на попытки Меньшикова придать при определении национальности «приоритетное значение природно-биологическим факторам»¹⁰⁰, но меныпиковский национализм противоречив. Впрочем, взгляды других русских националистов тоже «отличало внутреннее противоречивое стремление использовать западный теоретический фундамент для построения русской национал-либеральной системы взглядов, что в свою очередь, накладываясь на исходную внутреннюю противоречивость любой национал-либеральной идеологии, создавало цепь доходящих до гротеска логических несоответствий»¹⁰¹. Меньшиков то склоняется к апологии расы (в духе некоторых современных ему европейских националистов), то в дневниковых записях подчеркивает (причем неоднократно), что «суеверие национальности пройдет, когда все узнают, что они - смесь, амальгама разных пород, и когда убедятся, что национализм - переходная ступень для мирового человеческого типа - культурного. Все цветы - цветы, но высшей гордостью и высшей прелестью является то, чтобы василек не притязал быть розой, а достигал бы своей законченности. Цветы не дерутся между собою, а мирно дополняют друг друга, служа гармонии форм и красок», и поможет в этом война, которая есть «нейтрализация национальностей, проникновение их друг в друга и окончательное погашение <...> настал момент окончательного (благодаря пробившимся путям) смешения и налицо - мировая война»¹⁰². Обращаясь к эволюции взглядов Меньшикова на национализм, современные исследователи приходят к выводу, что «это напоминает отчасти позднего Шульгина¹⁰³ <...> Как человек, по Ницше, есть нечто, что должно преодолеть, так и национализм, по Меньшикову и Шульгину, есть нечто, что должно быть преодолено. Но преодолено не отменой, не упразднением самого субъекта национализма - живой исторической нации, а, напротив, путем максимального ее развития, возрастания к той “общечеловечности”, о которой грезил в своей Пушкинской речи Достоевский»¹⁰⁴. Критически оценивающий националистические взгляды Меньшикова историк М. Н. Лукьянов тоже отмечает его эволюцию накануне Первой мировой войны, при этом делая общий вывод, согласно которому «националистический дискурс кануна Первой мировой войны носил заметный отпечаток либеральной, демократической риторики. Едва ли это можно объяснить чисто терминологическими ухищрениями идеологов русского национализма. Мысль о насущной необходимости синтеза, с одной стороны, либеральной, демократической идеи, а с другой - идеи национальной, получила самое широкое распространение в русской политической публицистике рассматриваемого периода»¹⁰⁵. С. М. Сергеев считает, что «“интегральный”, “нововременский” национализм, чьим главным выразителем являлся М. О. Меньшиков, по внешности имел много общего с национал-либерализмом <...> Фразеология Меньшикова порой удивительно напоминает формулировки его постоянного и жесткого оппонента Струве¹⁰⁶ <...> Так почему же Михаил Осипович и Петр Бернгардович не нашли общего языка? Прежде всего принципиально отличны общефилософские предпосылки их мировоззрений: Струве, отказавшись от марксизма и позитивизма, перешел к “этическому идеализму” <...> Меньшиков же был биологическим детерминистом и социал-дарвинистом с сильной примесью ницшеанства», для которого главной ценностью было благо этноса как биологического организма и национальность определялась принадлежностью к «расе», «крови», «породе»¹⁰⁷. При этом у Меньшикова и Ковалевского биологизаторский подход к национализму уживался с «либерализмом», но этот «либерализм», по своей сути, «был предельно далек от струвовского социал-либерализма, да и от классического либерализма тоже»¹⁰⁸. Те, кто пытается представить Меньшикова исключительно как «национал-либерала», оставляют вне поля зрения расовый аспект его публицистики. Другие поднимают на щит именно эту часть его наследия. Разобраться в этом мало кто пытается. В целом же в спорах рубежа веков «сторонники отождествления Российской империи с русским национальным государством и вытекающего из этого действительно утопического стремления к поголовной русификации всего населения империи неизменно составляли среди русских националистов заведомое меньшинство»¹⁰⁹.

Работы русских националистов содержат тезисы, в которых на первое место ставится не вера, а нация и в этом отношении «неудобны» для современных публикаторов, позиционирующих себя как «православные исследователи». С другой стороны, в публикациях, подготовленных современными националистами, подобные «купюры» как раз отсутствуют¹¹⁰. С. М. Санькова отмечает, что «современные авторы, стремящиеся представить Меньшикова исключительно в положительном свете, неизменно акцентируют его приверженность православию¹¹¹, однако дальше констатации этого факта никто из них не идет»¹¹². Происходит своеобразное «табуирование» критики церкви, которую Меньшиков и некоторые его единомышленники осуществляли именно с националистических позиций. Только максимально полное изучение идейного становления русского национализма начала XX в. в его развитии поможет реконструировать со всеми присущими ей противоречиями систему взглядов, которой руководствовались наиболее видные идеологи этого течения: Меньшиков, Ковалевский, Сикорский, Шульгин¹¹³ и др.

Наконец, нужно отметить национал-демократическое направление российской общественной мысли, представители которого имели представительство в Государственной думе¹¹⁴. «К числу национал-демократов можно отнести: 1) киевский кружок, сложившийся вокруг профессора, депутата 1 -й Государственной думы Т. В. Локотя и газеты “Киев”; 2) петербургский кружок во главе с Д. Н. Бергуном и М. Я. Балясным, продуктом деятельности которого явился литературно-общественный сборник “Ладо”; 3) московский кружок во главе с П. В. Васильевым и И. 3. Желудковым¹¹⁵, написавшими “проект программы русских народных националистов” и пытавшимися создать “Русский национал-демократический союз”; 4) “(Имперская) Народная партия”, основанная издателем журнала “Дым Отечества” А. Л. Грязиным, депутатом Думы М. А. Карауловым и упомянутым выше П. В. Васильевым. Если говорить об их расположении на политическом поле, то Т. В. Локотя и М. Я. Балясного можно поместить между националистами и октябристами»¹¹⁶.

В начале XX в. русские националисты пытались вписаться в происходившую модернизацию и не отстать от прогресса. Консерватизм С. Н. Сыромятникова предполагал развитие политической и общественной жизни России¹¹⁷. Он полагал: «Остановить движение человечества нельзя, можно и должно прорыть правильное русло для течения общественной мысли и общественного чувства. Теперь же общественная мысль и общественное чувство направлены против русской государственности»¹¹⁸. Себя Сыромятников определял как «прогрессивного националиста», считая, что «истинный консерватизм, консерватизм не полицейский, а государственный, есть сохранение живого и жизнеспособного в народе, есть развитие исторически необходимого, есть защита испытанного своего против неиспытанного чужого, защита не кулаком и палкой, а воспитанием общественной мысли и чувства»¹¹⁹. Сыромятников полагал, что «русская идея есть идея братства людей, как частиц мира, не как повелителей мира, не как истребителей жизни естественной, не как заменителей ее жизнью искусственной. Наше братство есть братство охраны мировой жизни»¹²⁰.

Но вера в прогресс должна была в какой-то момент войти в противоречие с религиозными и традиционалистскими догмами¹²¹. Своеобразным катализатором этого процесса явилась Первая мировая война. Еще в 1912 г. Строганов предупреждал, что новые технические достижения («новейшие способы истребления») коренным образом изменят сам характер войны и «новые войны будут лишены всякой декоративности, смерть утратит свою героическую красоту, наоборот по своей внезапности и громадному количеству жертв она будет казаться стихийным бедствием, против которого бессильны все человеческие усилия. И что ужаснее всего - эта смерть будет угрожать армии беспрерывно, каждую секунду, не только со стороны видимого, хотя бы при помощи дальних разведок врага, но и с небесной выси»¹²². Мировая война, которая уже сама по себе явилась одним из последствий не только политического, экономического, но и морально-нравственного кризиса, привела к дальнейшему упадку религиозного сознания. Историк В. П. Булдаков отмечает, что «объяснения “высших” целей войны солдат ни от офицера, ни от священника не получал. Духовные пастыри иной раз признавали, что вера в технику и прогресс стала заслонять веру в Бога. Бывшим крестьянам поневоле пришлось уверовать во всемогущество убивающего прогресса»¹²³. Об этом же писал Меньшиков: «В Германии <...> там без Иверской воюют со всем светом и побеждают, а у нас и Иверская, и Казанская, и Смоленская, и Почаевская и не весть сколько других, и что же?.. Поразительно, до чего природа охотно благоприятствует человеку, решившемуся использовать природу. Человек не догадывается, что он бог. Он давно владеет возможностью творить чудеса, но почему-то думает, что вместо него их должна творить деревянная доска с изображением женщины, держащей ребенка»¹²⁴. В газете «Новое время» от 19 января 1917 г. в статье «Не любят правды», Меньшиков писал о православном духовенстве: «Если народ наш нравственно плох, то кто же виноват в этом, как не его так называемые духовные пастыри? <...> Каково было духовенство за эти тысячу лет, таким сложился и народ наш»¹²⁵. Духовенство «само виновато в дурных общественных нравах, отравляющих между прочим и печать»¹²⁶. Меньшиков безжалостен в своих оценках: «Никаких особенных заслуг у духовенства я не вижу, а “влияние” его на народ вижу <...> в общем тысячелетнем итоге очень неважное влияние»¹²⁷. Не отрицая, что «изредка всегда встречались и встречаются добрые, почтенные и религиозные батюшки», и особо отмечая деятельность Иоанна Кронштадтского, Меньшиков полагает, что тот «был таким священником, каким должны бы быть все <...> не осталось после его ни одного ученика и преемника его роли среди духовенства <...> Хотелось бы около имени о. Иоанна могучего религиозного подъема и облагорожения самых нравов народных, но этого-то как раз и не заметно»¹²⁸. Оппонент, из числа духовенства, которому Меньшиков возражает в статье, приводит аргумент: «Кто осмелился сказать, что народ наш перестал посещать церкви? <...> Разве по праздничным дням не переполняются храмы богомольцами до тесноты? <...> Разве перестал народ выполнять таинства св. Церкви?»¹²⁹ Меньшиков парирует, что переполненные храмы, выполнение обрядов, молебны, «возжение свечей» и прочие внешние признаки абсолютно не говорят о внутренней крепости веры в народе. Гораздо большие толпы людей наполняют рестораны, кабаки, кинематографы и т. п. заведения. Публицист отмечает, что его оппонент, «как и великое множество людей его сословия, хочет громкими словами затушевать довольно жалкую церковную действительность»¹³⁰. По его мнению, «простой народ, как медиум, слепо повторяет мысли и жесты своих внушителей. От внушения истинной веры начинается жизнь истинная, то есть в существе своем блаженная. От внушений ложных начинается жизнь безумная, полная страданий»¹³¹. То есть религиозность в народе ослабла и нужно принимать реальные меры, а не прятать голову в песок, подобно страусу. «Возжение свечей - вещь недорогая и ничего не говорящая в связи с моей темой, - писал он. - Я говорил о плохой нравственности народной, как результате плохого проповедания слова Божия. Нельзя же сводить великое дело Откровения к возжению свечей и пению молебнов»¹³². Последнее предложение статьи Меньшикова таково: «Духовенству есть что замалчивать и скрывать, начиная с своего исторического, невыполненного им долга перед народом»¹³³.

Можно отметить наличие во взглядах идеологов русского национализма определенного скепсиса по отношению к современному им состоянию самодержавия и православной церкви. Несмотря на неоднократные замечания о значимости для русского народа религии и монархии, националисты, как верно отмечает Д. А. Коцюбинский, прежде всего руководствовались не столько религиозными, сколько «национально-державными» представлениями¹³⁴.

В 1915 г. вышел сборник антигерманского содержания «Наши враги» со статьями русских националистов: Ковалевского, Сыромятникова и А. М. Михайлова¹³⁵. В «психологическом очерке», помещенном в книге, Ковалевский негативно характеризует немцев, у которых война только усилила «скотские чувства», и провозглашает наступление исторического момента «национального объединения славянской нации», которое будет «гибельно для немецкой нации»¹³⁶. Сыромятников, совершив экскурс в историю, приходит к выводу, что после начала войны «даже самые тупые русские люди оценили значение прусской дружбы», а все разговоры об «усилении Англии» нужно отбросить, поскольку «ни мы, ни Англия не ищем мирового господства и честные, и умные люди наших обоих народов найдут возможность размежеваться, когда Европе перестанет угрожать кулак германских варваров»¹³⁷. В схожем духе Меньшиков сравнивал немецкую и русскую культуру: «Что такое национальная “Илиада” германцев - “Песнь о нибелунгах”, как не сплошное предательство и душегубство? <...> сколько не фальсифицируйте разбойный смысл поэмы, он останется чисто разбойным <...> наши богатыри, созданные народным воображением, были истинные джентльмены в сравнении с немецкими героями “Нибелунгов”»¹³⁸. Сравнивая древнюю религию германцев и славян. Меньшиков предпочитает Перуна Одину, заявляя, что «в силу разных причин на Западе, и особенно в Германии, идет открытое восстановление язычества <...> в самом сердце Европы идет восстановление древних демонов»¹³⁹.

И. А. Сикорский присоединился к антинемецкой компании, выразив уверенность в победе: «Одаренность народов Тройственного Согласия обещает успешность всякой коллективной работы <...> Все три союзные народы отличаются каждый - расовою одаренностью, обладают хорошо развитою национальной литературой, и все три выработали у себя психологически тонкий язык <...> Все три народа, кроме того, материально обеспечены как естественными богатствами своих стран, так и значительными запасными территориями, обещающими ту же обеспеченность и в будущем. Своевременное приобретение таких территорий свидетельствует об уме, здравой расовой проницательности и давней предусмотрительности»¹⁴⁰. Нельзя согласиться с В. И. Менжулиным, что в этой брошюре «Сикорский не стал использовать по отношению к врагам свое излюбленное оружие - рассуждения о расовом превосходстве»¹⁴¹. Тем более нельзя выводить германофильство Сикорского из того, что он отнес немцев «к расам здоровым и одаренным»¹⁴². Критика Сикорским Германии действительно затрагивала ряд ошибок, «традиционно допускаемых немцами в вопросах, связанных с созданием “территориальных запасов” (колоний)», как отмечает Менжулин¹⁴³, но при этом был задействован расовый аспект.

Характерно, что в ходе войны идеологи русского национализма призывали на время забыть политические и национальные разногласия (особенно показательна здесь эволюция Шульгина, согласившегося на союз с Прогрессивным блоком и П. Н. Милюковым). Меньшиков в мае 1916 г. в статье «“Пророки” и держиморды» полемизировал с публикацией в черносотенной «Земщине», где его упрекали в забвении «еврейского вопроса». В ответ он объяснял, что российской печати еще в начале войны был свыше дан лозунг оставить националистические споры и забыть о внутренних распрях. Он полагал, что «державному русскому племени в период войны не время сводить счеты с маленькими народцами, переживающими в одинаковой мере неслыханную катастрофу и в одинаковой мере проливающими кровь за общее великое отечество»¹⁴⁴. Поэтому он «отложил еврейский вопрос, как и многие иные, до наступления мирных времен»¹⁴⁵. Переживая трагедию мировой войны, можно увидеть, что «кроме мелких инородческих вопросов, в России есть необъятный по важности вопрос русский. Это вопрос общего нашего исторического положения среди народов и способности нашей защищать свое место под небом. Евреи во многом виноваты, но не они же, однако, призваны защищать нас. Не они тысячу лет были у нас законодателями, министрами, судьями, теми общественными деятелями, которым от имени огромного народа русского вручена была его оборона от внутренних врагов и внешних»¹⁴⁶.

К моменту февральско-мартовских событий 1917 г. многие русские националисты смотрели на власть и монарха критически. В статье «Жалеть ли прошлого?»¹⁴⁷, опубликованной после Февральской революции, Меньшиков писал о том, что в Пскове, «где 408 лет тому назад в последний раз прозвучал вечевой колокол <...> суждено было еще раз родиться русскому народоправству»¹⁴⁸. Он отмечает неопределенность ситуации, когда Россия «не монархия и не республика», а просто государство. Такая ситуация, сложившаяся после отречения, будет существовать до тех пор, пока не начнет работу Учредительное собрание и пока его выбор не остановится «на лучшей форме правления». До этого момента «Россия должна почитаться народоправством», так как ей управляют представители народа. По Меньшикову, крушение монархии в России было предопределено еще в 1914 г., и «для русского цезаризма война эта в неожиданном ее развитии все равно обещала гибель. Может быть, это и служило одною из главных причин, парализовавших нашу подготовку к войне и энергию ее ведения. Пушечные удары под Верденом и Соммой звучали как похоронный колокол вообще всякому цезаризму на земле, в том числе и русскому, и турецкому (добавим от себя, что и германскому тоже. - А. Р.), хотя они почти невольно были вовлечены в поединок двух мировых принципов - британского и германского. Спрашивается, стоит ли нам жалеть прошлое, если смертный приговор ему был подписан уже в самом замысле трагедии, которую переживает мир? И не один, а два приговора, ибо, в самом деле, не мог же несчастный народ русский простить старой государственной сухомлиновщине того позора, к которому мы были подведены параличом власти <...> Жалеть ли нам прошлого, столь опозоренного, расслабленного, психически-гнилого, заражавшего свежую жизнь народную только своим смрадом и ядом?»¹⁴⁹. В другой статье 1917 г. «Кто кому изменил» публицист обвинял самодержавие в измене русской нации, утверждая, что в произошедших событиях виновна власть, которая не смогла осуществить реформы и привела страну к катастрофе¹⁵⁰. Меньшиков полагал, что в вопросе защиты русских национальных интересов самодержавный строй, по мнению русских националистов, не был тверд и последователен. Так считают и некоторые современные авторы¹⁵¹.

Можно сделать вывод, что, хотя на рубеже XIX-XX вв. консерватизм в России имел национальную окраску, мало кто из теоретиков этого течения серьезно задумывался о разработке философско-политической доктрины русского национализма. Когда же попытка оформления подобной доктрины была предпринята отдельными идеологами, выяснилось, что национализм более удачно может вписаться в новое общественно-буржуазное устройство. Меньшиков, Шульгин или Д. В. Скрынченко¹⁵² оказывались более «современными», чем Дубровин или Пуришкевич. Но в итоге это привело их к признанию «несовременное™» и архаичности существующей системы и если не прямому одобрению крушения монархии в 1917 г., то к сочувствию революции. Констатация этого факта заставляет задуматься о возможности существования национализма в российском пространстве как особой и отдельной идеологии и признать, вслед за исследователями, что есть основания считать национализм «служебным идейно-эмоциональным комплексом, который могут использовать в своих целях любые идеологии»¹⁵³.

Реальность вторгалась в идейные построения русских националистов, в которых «следует выделить, прежде всего, предельное теоретизирование и фактически бездоказательное преувеличение исторической роли нации. Так, сформулированные теоретиками русского национализма законы ее эволюции имели мало общего с действительностью, а реальное историческое развитие, наоборот, опровергало большинство из них. Кроме того, декларируя лозунг “национального государства”, Меньшиков и Ковалевский, видимо, слабо представляли себе возможные пути его создания и реальной организации. Данное обстоятельство в еще большей степени придавало идеям Ковалевского и Меньшикова отвлеченный, метафизический характер, а их концепция понимания категории нации как бы повисала в воздухе, не имея практического значения»¹⁵⁴. Искать «новую формулу существования русской нации»¹⁵⁵ приходилось буквально «на ходу», в условиях проходившей в России и мире модернизации. Согласимся с П. Б. Стукаловым, что наиболее яркие представители русского национализма «Меньшиков и Ковалевский стремились представить национализм в качестве совершенно особой идейной доктрины, сугубо отрицательно относились к его интерпретации как вида политики. Политика представлялась Меньшикову в качестве некоего нелицеприятного аморального вида деятельности, имеющего в качестве единственной цели захват государственной власти с целью извлечения какой-либо личной корыстной выгоды всеми участниками политической борьбы. Национализм же, по Меньшикову, являлся кристально чистым, свободным от политического приспособленчества феноменом общественной жизни»¹⁵⁶.

Вопрос о «родоначальниках» русского национализма оставался нерешенным. Славянофилы к таковым не относились¹⁵⁷, отдельные мыслители, типа Дебольского, известны не были, а черносотенные идеологи косились на националистов недоброжелательно. В итоге Меньшиков, Ковалевский, Сикорский (а также множество менее известных русских националистов) пытались использовать «рациональный принцип национального прагматизма, который являлся весьма аморфным и гибким по своей сущности и предполагал использование идейных средств, практических установок и позитивного опыта разнообразных общественно-политических доктрин, таких как консерватизм, либерализм и социализм. Данная характеристика определяла главное отличие доктрины русского национализма от крайне правой идеологии»¹⁵⁸.

Обращаясь к проблемам межнациональных отношений и всевозможным национальным «вопросам» (финскому, польскому, еврейскому и др.), русские националисты требовали жестких мер по отношению к «инородцам» со стороны государственной власти¹⁵⁹. Хотелось бы обратить внимание на то, что при известном «либерализме» в вопросах государственного строительства и экономического развития принципиальные уступки в национальном вопросе, по их мнению, были недопустимы.

Сложность анализа генезиса русского национализма в рассматриваемый период состоит в том, что он не представлял собой нечто оформленное, а слова «Россия для русских», к которым апеллировали представители разных течений консервативной, традиционалистской и националистической мысли, можно было наполнить любым содержанием. Государство, а в особенности такое многонациональное, как Российская империя, не могло руководствоваться в своей политике исключительно этническим принципом. В схожем духе в 1949 г. рассуждал И. А. Ильин: «Россия велика, многолюдна и многоплеменна, многоверна и многопространственна. В ней текут многие воды и струятся разные ручьи. Она никогда не была единосоставным, простым народным массивом и не будет им. Она была и будет Империей, единством во множестве: государством пространственной и бытовой дифференциации, и в то же время - органического и духовного единения»¹⁶⁰. Националистические доктрины о неравенстве рас были в целом неприемлемы для большинства русских консерваторов¹⁶¹.

Меньшиков. Шульгин и другие русские националисты, критиковавшие власть справа, в некоторых случаях блокировались с либеральной оппозицией¹⁶², но после падения монархии оказались неприкаянными. Поиски ими вождя (вспомним их неподдельные симпатии к П. А. Столыпину) были поисками того, кто «заменил» бы для них монарха. Если бы русским националистам удалось выработать свое, единое и цельное мировоззрение, пока в России были относительно благоприятные для этого условия, они могли бы стать самостоятельной силой, способной эффективно противостоять одновременно и революционным радикалам, и либералам, но этого не произошло.

---

¹ См.: Хобсбаум Э. Век империи. 1875-1914. Ростов-на-Дону, 1999; Хоскинг Дж. Россия: народ и империя (1552-1917). Смоленск, 2000; Он же. Правители и жертвы. Русские в Советском Союзе. М., 2012; Смит Э. Национализм и модернизм: критический обзор современных теорий наций и национализма. М., 2004; Хаген М. История России как история империи: перспективы федералистского подхода // Российская империя в зарубежной историографии. Работы последних лет: Антология. М., 2005; Мифы и заблуждения в изучении империи и национализма. М., 2010; Калхун К. Национализм. М., 2006; Малахов В. С. Национализм как политическая идеология: Учебное пособие. М., 2005; Сидорина Т. Ю., Политиков Т. Л. Национализм: теории и политическая история: учебное пособие для студентов, обучающихся по направлению подготовки «Экономика». М., 2006; Коцюбинский Д. А. Русский народ глазами русских националистов. Идеологи Всероссийского национального союза (1908-1917) об особенностях русского национального характера // Вопросы национализма. 2010. № 4. С. 161-175; Сергеев С. М. Пришествие нации? М., 2010; Тесля А. А. Первый русский национализм... и другие. М., 2014 и др. Отметим выходящий в Казани журнал «Ab imperio», специализирующийся на исследованиях по новой имперской истории и национализму в постсоветском пространстве, и журнал «Вопросы национализма», который ввыходит в Москве с 2010 г. (к настоящему времени вышел 21 номер).
² См.: Стукалов П. Б. Павел Иванович Ковалевский и Михаил Осипович Меньшиков как идеологи Всероссийского национального союза. Дис.... канд. ист. наук. Тамбов, 2009; Он же. Павел Иванович Ковалевский // Вопросы национализма. 2012. № 9. С. 168-179; Репников А. В. Консервативные модели российской государственности. М., 2014; Омелъянчук И. В. О месте Всероссийского национального союза в партийной системе начала XX в. // Вопросы истории.
2008. № 4. С. 95-104; Иванов А. А. Были ли русские националисты черносотенцами? (О статье И. В. Омельянчука) // Вопросы истории. 2008. № 11. С. 171-175.
³ Правые партии. 1905-1917 годы. Документы и материалы: В 2 т. М., 1998.
⁴ Иванов А. А. «Россия для русских»: pro et contra. Правые и националисты конца XIX - начала XX вв. о лозунге «русского Возрождения». С. 93.
⁵ Шарапов С. Ф. Избранное. М., 2010, С. 46.
⁶ Меньшиков М. О. Из писем к ближним. М., 1991. С. 175.
⁷ Меньшиков М. О. Письма к русской нации. М., 1999. С. 340.
⁸ Цит. по: Коцюбинский Д. А. Русский национализм в начале XX столетия... С. 222.
⁹ Информации о биографии Виктора Строганова обнаружить не удалось. Возможно, что это псевдоним.
¹⁰ Строганов В. Русский национализм, его сущность, история и задачи. М., 1997. С. 84.
¹¹ Там же. В начале своей работы Строганов называл требование «Россия для русских» - «нелепым». Отмечу, что упреки в адрес окраин, над которыми иронизировал автор, были распространенным явлением в консервативной среде. «Все наши инородческие окраины существуют за счет коренной России, то есть, говоря проще, за счет русского народа, которому приходится нести двойную финансовую тяготу», - писал, А. П. Липранди в 1910 г. (цит. по: Омельянчук И. В. Черносотенное движение в Российской империи (1901-1914). Киев, 2007. С. 409). Об окраинах, живущих «за счет России», неоднократно писал Меньшиков: «Инородческие окраины наши вместо того, чтобы приносить доход, вызывают огромные расходы. Рамка поглощает картину, окраины поглощают постепенно центр <...> В чем же секрет этого чуда? Только в том, что мы свою национальность оставили ниже всех. Англичане, покорив Индию, питались ею, а мы, покорив наши окраины, отдали себя им на съедение. Мы поставили Россию в роль обширной колонии для покоренных народцев - и удивляемся, что Россия гибнет! Разве не то же самое происходит с Индией? Разве не погибли красные, черные, оливковые расы, не сумевшие согнать с тела своего белых хищников? А мы - некогда племя царственное и победоносное - сами накликали на себя чужеземцев, мало того: победили их для того, чтобы силой посадить себе на шею!»? (см.: Меньшиков М. О. Письма к русской нации. С. 156).
¹² Леонтьев К. Я. Поли. собр. соч. и писем: В 12 т. СПб., 2005. Т. 7. Кн. 1. С. 333-334. Подробнее см.: Хатунцев С. В. Цвет жизни: (К. Н. Леонтьев о национализме и национальной политике) // Подъем. 2002. № 10. С. 194-206; Сергеев С. М. Владимир Соловьев и Константин Леонтьев против национализма. Заметки ангажированного историка // Вопросы национализма. 2014. № 17. С. 81-99; Репников А. В. Консервативная концепция российской государственности. М., 1999. С. 57-58.
¹³ Леонтьев К. Я. Полн. собр. соч. 2007. Т. 8. Кн. 1. С. 32.
¹⁴ Там же. С. 497.
¹⁵ Леонтьев К. Я. Полн. собр. соч. 2007. С. 500.
¹⁶ Лукьянов М. Я. «Россия - для русских» или «Россия - для русских подданных»?: консерваторы и национальный вопрос накануне первой мировой войны. Отечественная история. 2006. № 2. С. 42.
¹⁷ Там же.
¹⁸ См.: Ильин Я. П. «Душа всего дороже...» О жизни и творчестве П. Е. Астафьева. Русское самосознание. 1994. № 1. С. 9-33; Он же. Астафьев П. Е. // Русский консерватизм середины XVIII - начала XX века. Энциклопедия. С. 40-41.
¹⁹ Леонтьев К. Н. Поли. собр. соч. 2009. Т. 8. Кн. 2. С. 24.
²⁰ Подготовленный М. Б. Смолиным сборник работ П. Е. Астафьева (Астафьев П. Е. Философия нации и единство мировоззрения. М., 2000) вызвал ряд критических замечаний. См.: Козырев А. П. [Рецензия]. Философская газета. 2001. № 1. С. 4-5. В качестве недостатков издания отмечалось в т. ч. «практическое отсутствие комментариев». Рецензент писал, что из вступительной статьи Смолина «создается впечатление, что более правильного, последовательного, национального мыслителя», чем Астафьев, в России того времени не было, и обоснованно ставил под сомнение смолинскую характеристику Астафьева как «метафизика и гусара». Там же. С. 5.
²¹ См.: Ильин Н. П. Воспоминание о будущем. Философская культура. 2005. № 2. С. 137-138. В этом цикле статей Н. П. Ильин достаточно подробно проанализировал расхождения Леонтьева и его единомышленников с русскими националистами.
²² См.: Санъкова С. М. Век русского национализма (Трансформация идей государственного национализма в России с начала XIX по начало XX веков) // Россия в условиях трансформаций. Историко-политологический семинар. Материалы. М., 2003. С. 34-42.
²³ Цит. по: Размолодин М. Л. О консервативной сущности черной сотни. Ярославль, 2012. С. 296.
²⁴ Цит. по: Там же. С. 244.
²⁵ Меньшиков М. О. Письма к русской нации. С. 430.
²⁶ См.: Правые партии. 1905-1917 годы. Документы и материалы. Т. 2. 1911-1917 годы. С. 204-213.
²⁷ Омельянчук И. В. Черносотенное движение в Российской империи. С.403.
²⁸ Правые партии. 1905-1917 годы. Документы и материалы. Т. 2. 1911-1917 годы. С. 204-212.
²⁹ Строганов В. Русский национализм, его сущность, история и задачи. С. 28 -29.
³⁰ Тихомиров Л. А. Христианство и политика. М., 1999. С. 164.
³¹ Сравнивая взгляды Сикорского на национальный вопрос с позицией других идеологов ВНС, И. В. Лукоянов замечает: «Он скорее оправдывал апартеид, чем был близок к западничеству других лидеров <...> Представления Сикорского разделялись далеко не всеми его однопартийцами», см.: Лукоянов И. В. Российские консерваторы (конец XVIII - начало XX века). СПб., 2003. С. 68. См. также: Колчинский Э. И. Биология Германии и России - СССР в
условиях социально-политических кризисов первой половины XX века (между либерализмом, коммунизмом и национал-социализмом). СПб., 2007; Могилънер М. Б. Homo imperii: История физической антропологии в России (конец XIX - начало XX в.). М., 2008; Тепников А. В. Сикорский. О жизни и научных трудах известного русского психиатра и националиста // Русское слово. 2009. № 2. С. 32-33.
³² См.: Кальченко Т. В. Киевский клуб русских националистов. Историческая энциклопедия Киев, 2008; Он же. Монархическое движение в Киеве и на территории Киевской губернии (1904-1919). Историческая энциклопедия, Киев, 2014. В издании почему-то отсутствуют биографические статьи про Д. И. Пихно, В. В. Шульгина и некоторых других деятелей, чья жизнь и политическая борьба были связаны с Киевом.
³³ Сикорский И. А. Психологические основы национализма Читано в собрании членов Клуба русских националистов 8 апреля 1910 года // Русская расовая теория до 1917 года. М., 2004. Вып. 2. С. 294.
³⁴ Там же.
³⁵ Там же. С. 296.
³⁶ Еленкин А. А. Наука как продукт национального творчества. Юрьев, 1909. Републикация осуществлена Н. П. Ильиным, см.: Еленкин А. А. Наука как продукт национального творчества // Философская культура. 2009. № 4. С. 254-274.
³⁷ Еленкин А. А. Наука как продукт национального творчества // Философская культура. С. 268, 266.
³⁸ Ковалевский П. И. Русский национализм и национальное воспитание в России. СПб., 2006. С. 45-46.
³⁹ Казанский П. Е. Власть Всероссийского Императора. М., 1999. С. 20.
⁴⁰ Цит. по: Размолодин М. Л. О консервативной сущности черной сотни. С. 243.
⁴¹ См.: Гобино Ж. А. де. Опыт о неравенстве человеческих рас. М., 2000; Чемберлен X. С. Арийское миросозерцание. М., 1995; Theologia teutonica contemporanea. Германская мысль конца XIX - начала XX в. о религии, искусстве, философии: Сборник произведений. СПб., 2006.
⁴² См.: Размолодин М. Л. О консервативной сущности черной сотни. С. 199.
⁴³ Цит. по: Коцюбинский Д. А. Русский национализм в начале XX столетия...С. 79.
⁴⁴ Цит. по: Лукьянов М. Н. Российский консерватизм и реформа. 1907-1914. Пермь, 2001. С. 82.
⁴⁵ См.: Меньшиков М. О. Русское пробуждение. М., 2007.0 расистских тенденциях в русской монархической публицистике см.: Löwe Н-D. The Tsars and the Jews: Reform, reaction and Anti-Semitism in Imperial Russia, 1772-1917. P. 283-284.
⁴⁶ Нация и империя в русской мысли начала XX века. С. 39.
⁴⁷ Зверев Н. В. Нация и раса во взглядах М. О. Меньшикова // Он же. Общественно политические взгляды М. О. Меньшикова (1885-1900 гг.). Дис.... канд. ист. наук. М., 2013. С. 155-176.
⁴⁸ Там же. С. 157.
⁴⁹ Лакёр У. Черная сотня. Происхождение русского фашизма. М., 1994. С. 50. Лакёр добавляет, что «эти идеи по большей части взяты у Хьюстона Стюарта Чемберлена, которого Меньшиков обильно цитировал», см.: Там же. Теперь у российского читателя есть возможность самому сравнить взгляды Меньшикова и Чемберлена: Чемберлен X. С. Основания девятнадцатого столетия: В 2 т. СПб., 2012. Обратим внимание на наличие размышлений о расовом аспекте и в работах других авторов. См.: Величко В. Л. Русские речи. М., 2010. С. 336-355. Современный исследователь отмечает, что у Меньшикова, Величко и др. «это был расизм, еще не имевший четкого представления о расе... При безусловном наличии в его представлениях расовых элементов, взгляды Величко отличались эмоциональной страстностью, далекой от научной строгости, которой и не стоило бы ожидать от публициста. Еше ближе к расизму подошел... М. О. Меньшиков...» // Шнирелъман В. А. «Порог толерантности». Идеология и практика нового расизма: В 2 т. М., 2011. Т. 1. С. 211.
⁵⁰ Зверев Н. В. Общественно-политические взгляды М. О. Меньшикова (1885-1900 гг.). С. 160.
⁵¹ Зверев Н. В. Общественно-политические взгляды М. О. Меньшикова (1885-1900 гг.).
⁵² См.: Сикорский И. А. Характеристика черной, желтой и белой рас в связи с вопросами Русско-Японской войны. Киев, 1904.
⁵³ Сикорский И. А. Характеристика черной, желтой и белой рас в связи с вопросами Русско-Японской войны // Русская расовая теория до 1917 г. М., 2002. Вып. 1.С.301.
⁵⁴ Тихомиров Л. А. Христианское государство и внешняя политика. М., 2012. С. 492. Подробнее об отношении русских националистов к этому вопросу см.: Сунь Чжинцин. Китайская политика России в русской публицистике конца XIX - начала XX века: «желтая опасность» и «особая миссия» России на Востоке М., 2008; Ларюелъ М. «Желтая опасность» в работах русских националистов // Русско-японская война Взгляд через столетие. М., 2004. С. 579-591.
⁵⁵ Характерно, что в некоторых оценках и выводах идеологи русского национализма (М. О. Меньшиков, И. А. Сикорский, П. И. Ковалевский, В. В. Шульгин и др.) были ближе к европейским правым, чем те, кого исследователи традиционно считают предтечами европейских фашистов и национал-социалистов (H. Е. Марков, Г. В. Бостунич, В. М. Пуришкевич). См.: Иванов Л. Л., Машкевич С. В., Пученков А. С. «Царь и народ: вот формула нашего времени». О взглядах H. Е. Маркова в 1930-е гг. // Новейшая история России. 2014. № 1. С. 140-156; Они же. Неизвестные страницы эмигрантской биографии H. Е. Маркова (по материалам личных писем политика) // Исторические, философские, политические и юридические науки, культурология и искусствоведение. Вопросы теории и практики. Тамбов. 2014. № 1. Ч. II. С. 79-85. В эмиграции среди «русских фашистов» была популярна и фигура П. А. Столыпина. Например, в Высшей партийной школе, функционирующей в Харбине для подготовки кадров «будущих строителей Русского фашистского здания», высшей ступенью являлась «Фашистская академия имени П. А. Столыпина» // Базанов П. Я, Кремнев С. С., Кузнецова Т. В., Шомракова И. А. Издательства и издательские организации русской эмиграции 1917-2003 г. Энциклопедический справочник. СПб., 2005. С. 235. См. также: Горячкин Ф. Т. Первый русский фашист Петр Аркадьевич Столыпин. Харбин, 1928. Историк С. А. Павлюченков отмечал еще одно обстоятельство, «касавшееся оценки “белой альтернативы”, ... что в ряде случаев “белое движение” выступало альтернативой протофашистского толка, из которого вполне могла реализоваться фашистская модель развития, как это случилось позже в Италии и Германии» // Данилов А. А. С. А. Павлюченков: историк, преподаватель, человек // Историк и его время. Воспоминания, публикации, исследования. М., 2010. С. 26. Однако в этом случае можно говорить только о единстве элементов (см., например, дневниковые записи М. Г. Дроздовского). Подробнее см.: Вторушин М. И. Феномен «фашизма» начала XX столетия в России и его развитие в Сибири в годы Гражданской войны. Ч. 1 // Омский научный вестник. Исторические науки. 2012. № 4. С. 16-20; Он же. Феномен «фашизма» начала XX столетия в России и его развитие в Сибири в годы Гражданской войны Ч. 2 // Омский научный вестник. Исторические науки. 2012. № 5. С. 18-21; Репников А. В. «За грехи... и преступления... промотавшихся отцов» (И. А. Родионов, П. Н. Краснов и Ф. В. Винберг о революции в России) // Революция 1917 года в России: новые подходы и взгляды. Сборник научных статей. СПб., 2011. С. 141-152.
⁵⁶ Государственная дума. Третий созыв. Стенографические отчеты. 1909 г. Сессия третья. СПб., 1910. Ч. 1. Ст. 3049-3052.
⁵⁷ См.: Золотоносов М. Н. Братья Мережковские: Кн. 1: Oтщepenis Серебряного века: роман для специалистов. М., 2003.
⁵⁸ Мережковский К. С. Рай земной, или Сон в зимнюю ночь. Там же. С. 749.
⁵⁹ Там же. С. 749-750.
⁶⁰ Мережковский К. С. Рай земной, или Сон в зимнюю ночь. С. 757.
⁶¹ «Деление человечества на роды и виды - расы, племена и народы - есть факт вполне и исключительно естественно-исторический: оно - простое явление природы, стоящее вне всякого влияния нравственного закона. С точки зрения последнего принадлежность к той или иной расе, племени или нации абсолютно безразлична и ни в какой, даже самой ничтожной, степени не может считаться достоинством или недостатком. Религия, провозвестница нравственного закона, по необходимости космополитична, не связана с расой, племенем или нацией <...> Для Церкви, как и для религии, действительно нет и не может быть ни эллина, ни иудея, ибо нравственный закон не знает и не делает никаких различий между ними», см.: Дусинский М. И. Геополитика России. М., 2003. С. 93. С консервативных позиций тему евгеники пытался рассмотреть Л. М. Савелов, см.: Савелов Л. М. Генетика и евгеника как части генеалогии. Новик. 1941. Вып. 2.
⁶² Правые партии. 1905-1917 годы. Документы и материалы. Т. 2. 1911-1917 годы. С. 190.
⁶³ См.: Лукьянов М. Н. Российский консерватизм и реформа. 1907-1914. С. 82.
⁶⁴ Цит. по: Иванов А. А. Были ли русские националисты черносотенцами? С. 172.
⁶⁵ Строганов В. Русский национализм, его сущность, история и задачи. С. 23.
⁶⁶ Там же. С. 24.
⁶⁷ Нация и империя в русской мысли начала XX века. С. 42.
⁶⁸ Меньшиков М. О. Из писем к ближним. М., 1991. С. 174-175.
⁶⁹ Меньшиков М. О. Письма к русской нации. М., 1999. С. 186.
⁷⁰ Там же. С. 176.
⁷¹ Тихомиров Л. А. Апология Веры и Монархии. М., 1999. С. 221.
⁷² Там же. С. 220.
⁷³ Лачаева М. Ю. «Цветущая сложность» К. Н. Леонтьева и концепция Л. А. Тихомирова // Историография истории России до 1917 г.: учебник для студентов высших учебных заведений: В 2 т. М., 2004. Т. 2. С. 75.
⁷⁴ Некоторые из современных публицистов указывают в качестве «признака» тихомировского национализма его критическое отношение к евреям, выражавшееся в статьях и дневниковых записях, однако было бы ошибочно считать, что антисемитизм является «обязательным» атрибутом русского национализма или консерватизма.
⁷⁵ Российский архив (История Отечества в свидетельствах и документах XVIII-XX веков). М. О. Меньшиков. Материалы к биографии. М., 1993. Вып. IV. С. 26,157.
⁷⁶ Строганов В. Русский национализм, его сущность, история и задачи. С. 70-71.
⁷⁷ Сергеев С. М. Апология «очернительства» // Вопросы национализма. 2010. №4. С. 224.
⁷⁸ Там же. С. 225.
⁷⁹ Размолодин М. Л.0 консервативной сущности черной сотни. С. 236-237. Биографию Дебольского см.: Ильин Н. П. Этика и метафизика национализма в трудах Н. Г. Дебольского. Русское самосознание. 1995. № 2. С. 7-64; Он же. Дебольский Н. Г. // Русский консерватизм середины XVIII - начала XX века. Энциклопедия. С. 150-151. Отрывок из цикла статей Н. Г. Дебольского «О содержании нравственного закона» републикован Н. П. Ильиным, см.: Русское самосознание. 1995. № 2. С. 65-79.
⁸⁰ См.: Дебольский Я. Г. О высшем благе. СПб., 1886. См. также осуществленную Н. П. Ильиным републикацию: Дебольский Я Г. Начало национальностей в русском и немецком освещении // Первая мировая война в оценке современников: власть и российское общество. 1914-1918: В 4 т. Т. 2. Консерваторы: великие разочарования и великие уроки / отв. ред. Л. В. Репников, сост., предисл. и комм. А. В. Репников, А. А. Иванов. М., 2014. С. 506-524.
⁸¹ Ильин Н. Я. Дебольский Н. Г. С. 150.
⁸² Там же. С. 150-151.
⁸³ Цит. по: Ильин Я. Я. Этика и метафизика национализма в трудах Н. Г. Дебольского. С. 23.
⁸⁴ Ильин Я. Я. Дебольский Н. Г. С. 151.
⁸⁵ Ильин Н. П. Урок немецкого. Философская культура. 2005. № 1. С. 189.
⁸⁶ Меньшиков М. О. Письма к русской нации. С. 308-309.
⁸⁷ Меньшиков М. О. Совет монархистам. Новое время. 1909. 15 сентября.
⁸⁸ Ковалевский П. И. Русский национализм и национальное воспитание в России. С. 110.
⁸⁹ Цит. по: Стукалов П. Б. Павел Иванович Ковалевский и Михаил Осипович Меньшиков как идеологи Всероссийского национального союза. Дис.... канд ист. наук. С. 326.
⁹⁰ См.: Ковалевский П. И. Библия и нравственность. Пг., 1916.
⁹¹ Гептнер Е Библия и нравственность. В защиту Слова Божия (Ответ проф. П. И. Ковалевскому по поводу его брошюры «Библия и нравственность»). СПб., 1913. С. 6. Подробнее см.: Иванов А. А., Репников А. В. Ковалевский П. И. // Русский консерватизм середины XVIII - начала XX века. Энциклопедия. С. 243-247.
⁹² Ковалевский П. И. Психология русской нации. Воспитание молодежи. Александр III - царь-националист. М., 2005. С. 41-42.
⁹³ Иванов А. А. «Россия для русских»: pro et contra. C. 101.
⁹⁴ Цит. по: Размолодин М. Л. О консервативной сущности черной сотни С. 211.
⁹⁵ Размолодин М. Л. О консервативной сущности черной сотни. С. 211.
⁹⁶ Коцюбинский Д. А. Русский национализм в начале XX столетия... С. 98.
⁹⁷ Лукьянов М. Н. «Россия - для русских» или «Россия - для русских подданных»? С.38.
⁹⁸ Киреев А. А. Дневник. 1905-1910. М., 2010. С. 340.
⁹⁹ Цит. по: Коцюбинский Д. А. Русский национализм в начале XX столетия... С. 103. По мнению Коцюбинского, с которым мы согласны, эта мысль, выраженная в 1913 г. на страницах газеты «Киевлянин» в статье автора под псевдонимом «Викт. Соседов», принадлежала В. В. Шульгину. Размышления «Соседова» схожи с более поздними работами Шульгина: «Я уверен, что в какую бы идеальную религию вы ни обратили евреев - они не изменятся. У них в крови те “особенности”, за которые их “изгоняли”, за которые их “гонят” до настоящего времени», и которые «неистребимы, как неистребима свирепость у коршуна и глупость у осла. Это “расовое”, а потому “вечное”» // Там же. С. 269. Подробнее см.: Репников А. В., Христофоров В. С. Шульгин Василий Витальевич // Российская история. 2009. № 5. С. 155-169. ¹⁰⁰ Коцюбинский Д. А. Русский национализм в начале XX столетия... С. 99.
¹⁰¹ Там же. С. 115.
¹⁰² Российский Архив (История Отечества в свидетельствах и документах XVIII-XX веков). М. О. Меньшиков. Материалы к биографии. С. 17, 89.
¹⁰³ См.: Ретиков А. В., Гребенкин И. Н. Василий Витальевич Шульгин // Вопросы истории. 2010. № 5. С. 25-40; Они же. Жизнь и судьба Василия Витальевича Шульгина // Ключевские чтения - 2010. История России: личность, общество и природа страны: Материалы Всероссийской научной конференции: Сборник научных трудов. М., 2010. С. 88—107; Тюремная одиссея Василия Шульгина: Материалы следственного дела и дела заключенного / сост., вступ. ст. В. Г. Макарова, А. В. Репникова, В. С. Христофорова; коммент. Макарова В. Г., Репникова А. В. М., 2010; Ретиков А. В. Долгая жизнь Василия Шульгина // Przeglad Wschodnioeuropejski. 2013. № 4. C. 135-168; Он же. Василий Шульгин и «украинский вопрос» // Россия XXI. 2015. № 1. С. 146-171. Отметим и появление книги о Шульгине в известной серии «Жизнь замечательных людей», см.: Рыбас С. Ю. Василий Шульгин: судьба
русского националиста. М., 2014. Летом 2015 г. в издательстве «Посев» выходит сборник трудов В. В. Шульгина «Россия, Украина, Европа», куда вошли его работы, посвященные национальному вопросу.
¹⁰⁴ Поспелов М. Б, Лисовой H. Н. Естественный стиль. Штрихи к биографии и творчеству М. О. Меньшикова // Меньшиков М. О. Выше свободы: Статьи о России. М., 1998. С. 427.
¹⁰⁵ Лукьянов М. И. Российский консерватизм и реформа. 1907-1914. Пермь, 2001. С. 96.
¹⁰⁶ Сходство националистической риторики Меньшикова и Струве было замечено не только С. М. Сергеевым, см.: Толстенко А. К. Либеральный и консервативный подходы к этнонациональной проблематике. Сравнительный анализ взглядов П. Б. Струве и М. О. Меньшикова. Дис. ... канд. ист. наук. М., 2012; Она же. «Национальная империя» Петра Струве и Михаила Меньшикова. Вопросы национализма. 2012. № 9. С. 130-139. По мнению исследовательницы, «Струве и Меньшиков стремились к одной цели: не сбрасывая с плеч русских бремя империи, добиться образования русской нации и построения русского национального государства. Непременным условием будущего государства они считали господство русского народа». Там же. С. 138-139.
¹⁰⁷ Сергеев С. М. Русский национализм и империализм начала XX века // Нация и империя в русской мысли начала XX века. С. 14-15.
¹⁰⁸ Там же. С. 15.
¹⁰⁹ Миллер А. И. Империя Романовых и национализм: Эссе по методологии исторического исследования. М., 2006. С. 153.
¹¹⁰ В републикации работ Ковалевского (Ковалевский Я. И. Психология русской нации. Воспитание молодежи. Александр III - царь-националист) сделаны значительные сокращения материала, связанного с рассмотрением национального вопроса. В комментариях издателей сказано, что «Сокращения <...> текста книги сделаны за счет изъятия повторов с работой “Психология русской нации”, ряда материалов по еврейскому, польскому вопросам и т. д.». Там же. С. 101. В том числе сокращены места книги, связанные с критикой славянства, оставленные в републикации 2006 г., см.: Ковалевский П. И. Русский национализм и национальное воспитание в России: В 2 ч. СПб., 2006. С. 64-145.
¹¹¹ См.: Меньшиков М. О. Вечное Воскресение. Сборник статей о Церкви и вере. Москва, 2003.
¹¹² Санькова С. М. Идеология российского государственного национализма второй половины XIX - начала XX в. (Историографический аспект). Лис.... докт. ист. наук. М., 2009. С. 417.
¹¹³ Религиозные взгляды В. В. Шульгина были далеки от традиционного православия. Он серьезно интересовался мистикой и т. п., см.: Шульгин В. В. Мистика // Наш современник. 2002. № 3. С. 137-149.
¹¹⁴ См.: Лопухова А. В. Националисты в Государственной Думе Российской Империи. Дис. ... канд. ист. наук. Самара, 2005; Тарасов К. Н. Российский консерватизм и народное представительство (проблема создания в России институтов народного представительства в идеологии отечественного консерватизма первой трети XX века: эволюция политической программы, 1900-1933 гг.). М., 2014.
¹¹⁵ О национал-демократическом спектре российской общественной мысли см.: ЧемакинА. А. «Русский национальный меньшевизм». История национал-демократической группы Васильева - Желудкова // Вопросы национализма. 2014. № 4. С. 127-143.
¹¹⁶ Чемакин А. А. Русские национал-демократы в Российской империи: историографический аспект // Грамота. 2015. № 1. В 2 ч. Ч. II. С. 203.
¹¹⁷ См.: Репников А. В. С. Н. Сыромятников: штрихи к портрету // Интеллигенция и мир. 2010. № 3. С. 93-110; Репников А. В., Соловьев К. А. Сыромятников С. Н. // Русский консерватизм середины XVIII - начала XX века. Энциклопедия. С. 502-506; Они же. Общественный человек Сигма. «Прогрессивный националист» Сергей Сыромятников // Родина. 2011. № 10. С. 115-120.
¹¹⁸ Сыромятников С. Н. (Сигма) Опыты русской мысли. СПб., 1901. Кн. 1. С. 73.
¹¹⁹ Там же. С. 98.
¹²⁰ Там же. С. 29.
¹²¹ Для понимания этого вовсе не обязательно было быть православным консерватором. Например, В. И. Вернадский полагал: «В результате длительных споров относительно существования прогресса, который всегда выявляется в истории человечества, сегодня уже можно утверждать, что существование прогресса в ходе времени доказано только для истории научного знания. Ни в каких других областях человеческого бытия - ни в государственном и экономическом устройстве <...> длительного прогресса с остановками, не без возврата назад, мы не видим. Не видим его мы и в отраслях морального, философского и религиозного состояния человеческих обществ», цит. по: Смирнов В. Н. Славянофилы и евразийцы (вторая половина XIX - начало XX в.). Харьков, 2007. С. 123.
¹²² Строганов В. Русский национализм, его сущность, история и задачи. С. 76.
¹²³ Булдаков В. П. Красная смута. Природа и последствия революционного насилия. М., 1997. С. 29.
¹²⁴ Российский Архив (История Отечества в свидетельствах и документах XVIII-XX веков). М. О. Меньшиков. Материалы к биографии. С. 29, 64. Характерно, что в данном случае слово «бог» написано со строчной буквы, хотя в других местах дневника Меньшиков пишет его с заглавной.
¹²⁵ Меньшиков М. О. Не любят правды. Новое время. 1917.19 января. С. 5.
¹²⁶ Там же.
¹²⁷ Там же.
¹²⁸ Там же.
¹²⁹ Там же.
¹³⁰ Там же.
¹³¹ Меньшиков М. О. Выше свободы. Статьи о России. С. 244.
¹³² Меньшиков М. О. Не любят правды. С. 5. Пройдет немного времени после выхода этой статьи, и священники будут приветствовать отречение Николая II, служить молебны «по случаю переворота», украшать себя красными бантами и т. д. Представители духовенства из числа сторонников обновления церкви обрушатся на своих противников с обвинениями в «черносотенстве» и приверженности к «старому режиму». См.: Колоницкий Б. И. Символы власти и борьба за власть: к изучению политической культуры российской революции 1917 г. СПб., 2001. С. 62-63; Репников А. В. Церковь перед выбором. Переиздано собрание документов, посвященных отношению РПЦ к свержению монархии. НГ - Религии. 5 марта 2008 г. С. И; Он же. [Рецензия] // Отечественная история. 2008. № 5. С. 202-204.
¹³³ Там же.
¹³⁴ Коцюбинский Д. А. Русский национализм в начале XX столетия... С. 426.
¹³⁵ Наши враги. Очерки проф. П. И. Ковалевского, С. Н. Сыромятникова (Сигма) и А. М. Михайлова. Библиотека «Голоса Руси». Пг., 1915. Вып. 1.
¹³⁶ Первая мировая война в оценке современников: власть и российское общество. 1914-1918. Т. 2. Консерваторы: великие разочарования и великие уроки. С. 250.
¹³⁷ Там же. С. 264-269. Сравните с позитивным мнением М. О. Меньшикова об англичанах, которые, в отличие от немцев, «никому не навязывали <...> ни политического, на даже экономического ига. Все свои преимущества они более заработали, чем завоевали», цит. по: Шлемин П. И. М. О. Меньшиков: мысли о России. М., 1997. С. 213.
¹³⁸ Меньшиков М. О. Письма к русской нации. С. 496.497.
¹³⁹ Там же. С. 505.
¹⁴⁰ Первая мировая война в оценке современников: власть и российское общество. 1914-1918. Т. 2. Консерваторы: великие разочарования и великие уроки. С. 77. См.: Репников А. В. Русские националисты и Первая мировая война // Ключевский чтения - 2012. Российская государственность и освободительные войны. Материалы Всероссийской научной конференции. Сборник научных трудов. М., 2013. Т. 2. С. 67-71.
¹⁴¹ Менжулин В. И. Другой Сикорский: неудобные страницы истории психиатрии. Киев, 2004. С. 440.
¹⁴² Первая мировая война в оценке современников: власть и российское общество. 1914-1918. Т. 2. Консерваторы: великие разочарования и великие Уроки. С. 64. Далее он пишет: «Немцы представляют собою расу, бесспорно одаренную и сильную, хорошо приспособленную к жизни <...> немцы не лишены инстинкта расовых территориальных сбережений и накоплений, но всегда совершали это своеобразным способом <...> немцы издревле утвердили свою власть на костях славянских», см.: Там же. С. 66.
¹⁴³ Менжулин В. И. Другой Сикорский... С. 440.
¹⁴⁴ Меньшиковы. О. «Пророки» и держиморды // Новое время. 1916.7 мая.
¹⁴⁵ Там же.
¹⁴⁶ Там же.
¹⁴⁷ Первая мировая война в оценке современников: власть и российское общество. 1914-1918. Т. 2. Консерваторы: великие разочарования и великие уроки. С. 538-542.
¹⁴⁸ Там же. С. 538.
¹⁴⁹ Там же. С. 539.
¹⁵⁰ См.: Репников А. В. М. О. Меньшиков в 1917 году: анализ статей, опубликованных в «Новом времени» // Революция 1917 года в России: новые подходы и взгляды. Сборник научных статей. СПб., 2010. С. 93-100; Он же. «Неудобная публицистика» русского националиста М. О. Меньшикова // Время выбирало нас: путь интеллектуала в политику: Сборник научных статей (Четвертые «Муромцевские чтения»). Орел, 2012. С. 306-320; Иванов А. А. Судьбы лидеров русского национализма после февраля 1917 г. // Русское самосознание. 2007. № 13. С. 47-58; Он же. Русские националисты и Февральская революция // 90 лет Февральской революции. СПб., 2007. С. 66-71.
¹⁵¹ Шиманов Г. М. Оккупация и геноцид русских в императорской России, или Что мы знаем о самодержавии. Молодая гвардия. 1994. № 1. С. 159-160. См. также работы С. М. Сергеева, позиция которого встретила крайнее неприятие на портале «Русская народная линия» (http://ruskline.ru), руководитель которого А. Д. Степанов откликнулся статьей «Русский национализм - могильщик России». Таким образом, выявилось имеющееся в настоящее время противостояние «старых» консерваторов, почитающих славянофилов, дореволюционную черную сотню и т. д., с «молодыми» националистами, в «пантеон» которых, наряду с М. О. Меньшиковым и П. И. Ковалевским, входят европейские правые и декабристы. Впрочем, декабристы присутствуют и в современном «пантеоне» левых сил, см.: Эрлих С. Е. «Без декабристов не было бы и коммунистов». Ленинское «первое поколение» в мифодизайне КПРФ // Россия XXI. 2014. № 4. С. 50-77.
¹⁵² Подробнее см.: Колмаков В. Б. С Россией в сердце. Дмитрий Скрынченко. История жизни. Воронеж, 2012; Скрынченко Д. В. Обрывки из моего дневника / Предисловие и подготовка текста В. Б. Колмакова. М., 2012; Репников А. В. «Нам надо быть национально стальными...» // Вопросы национализма. 2014. № 18. С. 231-237; Он же. Размышления на чужбине (по страницам дневника Д. В. Скрынченко) // Интеллигенция и мир. 2014. № 3. С. 92-105.
¹⁵³ Сергеев С. М. Русский национализм и империализм начала XX века С. 9.2
¹⁵⁴ Стукалов П. Б. Политические и правовые учения в России во второй половине XIX - начале XX века... С. 63.
¹⁵⁵ Там же. С. 74.
¹⁵⁶ Там же. С. 70.
¹⁵⁷ Подробнее см.: Андреев Н. Ю. Государственно-правовой идеал славянофилов. М., 2014.
¹⁵⁸ Стукалов П. Б. Политические и правовые учения в России во второй половине XIX - начале XX века... С. 166.
¹⁵⁹ Об украинском, польском и финляндском вопросе в представлениях консерваторов подробнее см.: Западные окраины Российской империи. М., 2006; Голубев С. А. Правые и либеральные политические партии России и польский вопрос (1905 - февраль 1917 года). Дис.... канд. ист. наук. Тверь, 1993; Дякин В. С. Национальный вопрос во внутренней политике царизма (XIX - начало XX века). СПб., 1998; Он же. Был ли шанс у Столыпина? Сборник статей. СПб., 2002; Лукьянов М. Н. Российский консерватизм и реформа. 1907-1914. С. 75-77; Омельянчук И. В. Черносотенное движение в Российской империи. С. 402-432.
¹⁶⁰ Ильин И. А. Собр. соч: В 10 т. М., 1993. Т. 2. Кн. 1. С. 195.
¹⁶¹ «Исторически связанная с национализмом ксенофобия не тождественна ему, потому что не предполагает развернутой Идеологической программы и политических целей. Даже если каждый националист - ксенофоб (а это совсем не так), далеко не всякий ксенофоб - националист» см.: Соловей В. Д. Русская история: новое прочтение. М., 2005. С. 277.
¹⁶² См.: Репников А. В. Сотворенные мифы // Вестник Фонда развития политического центризма. Россия в условиях трансформаций Историко-политологический семинар. М., 2001. Вып. 8. С. 47-49.

<< Назад   Вперёд>>