§ 4. Реформаторы
Формула прогресса Н. К. Михайловского. Имя Н. К. Михайловского стало широко известно читающей публике после публикации в 1869 г. обширной статьи «Что такое прогресс?», в которой были изложены основы его социальной концепции. Формирование представлений о развитии общества шло путем критического осмысления модных на Западе и получивших уже распространение в России идей Г. Спенсера и О. Конта. Рассматривая взгляды позитивистов, Михайловский однозначно заявил о неприятии аналогии между миром природы и миром человека. Негативно отнесся он и к попытке понять общественный прогресс только при помощи объективистских методов. Игнорирование роли субъективного элемента означало для Михайловского сужение содержательной стороны прогресса. Его не устраивала однобокая интерпретация, согласно которой общество прогрессирует, хотя и давит при этом человека, заставляя превращаться его по отношению к другим членам человеческого сообщества «в более или менее замаскированное положение раба». Личность должна обладать правом реализовать свои способности и адекватно влиять на социальную эволюцию. По мнению Михайловского, позитивизму недоставало главного - человека, интересам которого должен быть подчинен социальный прогресс и который в конечном итоге является его творцом.
Критически оценивая односторонность позитивизма, Михайловский обосновывал правомерность использования субъективного метода в социологии. Для него было совершенно очевидно, что субъективизм невозможно устранить из науки. Любой серьезный ученый опирается в своей работе на запас знаний, накопленных до него. Но само восприятие предыдущего опыта определяется «высотой нравственного уровня исследователя». И если в науках естественных морально-этическая позиция ученого не столь очевидна, то в науках общественных, где наряду с категорией необходимости всегда присутствует и категория желательности, мнение специалиста «должно отразить в себе его идеал справедливости и нравственности», чтобы тем самым приблизиться «к пониманию смысла явлений общественной жизни»1.
В обосновании субъективного метода в социологии Михайловский шел собственным путем. В отличие от Лаврова, уделявшего главное внимание рациональным принципам, он настаивал на эмоционально-психологическом элементе - сопереживании как свойстве, способствующем открытию истины. Если Лавров принципиально важным считал интеллектуальное развитие личности, то Михайловский делал акцент на трудовом сотрудничестве людей, развитии форм кооперации. Последнее понятие наряду с разделением труда стало главным в определении идеала общественного устройства, выявлении отличительных черт каждого из фазисов истории общества.
Труд - основа существования людей, но формы его проявления различны для разных этапов социального развития. Для несовершенного устройства общества характерен сложный тип кооперации, для более развитого этапа - простой тип сотрудничества. Простая кооперация, как считал Михайловский, способствует проявлению разносторонних качеств человека, сохранению его индивидуальности и целостности, а значит, и является более высокой в нравственном отношении. Такой тип сотрудничества был идеалом Михайловского. В нем он видел залог реализации на практике собственной формулы прогресса: «Прогресс есть постепенное приближение к целостности неделимых, к возможно полному и всестороннему разделению труда между органами и возможно меньшему разделению труда между людьми. Безнравственно, несправедливо, вредно, неразумно все, что задерживает это движение. Нравственно, справедливо, разумно, полезно только то, что уменьшает разнородность общества, усиливая тем самым разнородность его отдельных членов»2. Михайловскому казалось, что, соединив элементы трудовой деятельности, эмоционального сопереживания людей с целевой направленностью социальной эволюции, ему удалось преодолеть крайности объективизма. Благодаря этому субъект прогресса одновременно становится целью прогресса, а его активная позиция в вопросах общественной жизни определяет темпы движения к справедливому общественному устройству.
Современное ему капиталистическое общество Михайловский считал антигуманным, поскольку в основу его развития был положен принцип раздробления труда между людьми, а роль человека сводилась к бессловесному придатку машины. За время господства товарно-денежных отношений произошло исчезновение непосредственности в отношениях между людьми и дробление индивидуальной целостности личности. Разделение труда и сложная кооперация в производстве привели к слому морально-этической шкалы ценностей и появлению нового наслаждения, наслаждения приобретения, и новой цели - накопления богатства. Как результат этого, уже не общество служило интересам человека, а человек превращался в орудие прогресса. Все глубже и глубже пролегала демаркационная линия «между интересами различных слоев общества». Михайловский не отрицал того положительного, что было сделано в прошлом (наука, культура, промышленность), но куплено это было «слишком дорогою ценою»3. Приблизить наступление нового периода истории могли только личности, осознавшие насущные потребности общества, выработавшие морально-этический идеал и делавшие все возможное для его реализации на практике.
В 1870-е - начале 1880-х гг. Михайловский продолжил дальнейшее развитие своей концепции. Идеи, высказанные в статье «Что такое прогресс?», получили более расширенное толкование, развернутую аргументацию и фактическое наполнение. Как и в конце 1860-х гг., Михайловский признавал роль интеллекта в постижении законов природы и поступательном движении общества к справедливому социальному устройству. Однако сама по себе наука еще не может обеспечить благополучия и процветания всего социума в целом. Она должна быть социально ориентированна. Только выполняя свой моральный долг перед простыми людьми, только служа интересам труда, ученые могут стать выразителями прогресса. Именно в этом видел Михайловский назначение науки. Этическая оценка ее роли преобладала в его взглядах и распространялась как на естествознание, так и на социальные дисциплины. Открытия, совершаемые в каждой из этих отраслей знания, могли приобрести, по его мнению, строго определенную общественную направленность в зависимости от интерпретации новых идей представителями различных слоев населения.
В целях критики отстраненного (объективистского) отношения к происходящим событиям, обоснования методологических принципов анализа Михайловский разработал собственную «систему правды». Как он считал, «правда» - это термин, использование которого не сводится только к познавательной области, но содержит этические и психологические элементы. Есть «правда-истина» и «правда-справедливость». Первая из них присуща преимущественно сфере науки и образования. Вторая характерна для межличностных отношений в обществе. Но вместе с тем они связаны самым непосредственным образом: «справедливость есть только отражение истины в мире практическом, а истина - только отражение справедливости в области теории <...> истина и справедливость не могут противоречить друг другу»4. Субъективный метод оставался определяющим элементом всего комплекса представлений Михайловского об обществе, он содержал и строго определенную социальную направленность идей, и способ изучения эволюции цивилизации, и морально-этические критерии оценок человека и событий.
В связи с этим Михайловский крайне негативно относился к попыткам использования дарвинизма в социальных исследованиях. Им не принимались и отторгались идеи утилитаризма и предельной полезности, которые звучали как призыв к использованию личных качеств для собственной выгоды: «приспособляйся к условиям окружающей тебя жизни, дави неприспособляемых, ибо из этого проистекает вящая выгода для общества»5. Подобная доктрина «правильного распределения труда» и «экономических гармоний» была, по словам Михайловского, античеловечным обоснованием «постоянного истребления» как залога общественного преуспевания. Стремление подчинить развитие человека фатальным и неумолимым законам природы значило бы лишить его моральных принципов, гуманности, которыми, в конечном итоге, определяются взаимоотношения между людьми. «Из того, что человек - животное, - писал по этому поводу Михайловский, - еще вовсе не следует, чтобы для него обязательно было быть скотом»6.
Для Михайловского дарвинизм в социологии, как и позитивизм в методологии, только указывали на то, как не надо подходить к определению цели общественной эволюции, как не надо переносить законы развития природы в социальную жизнь. Отрицательный опыт западноевропейского либерализма убеждал его в том, что принцип «борьбы всех со всеми», нашедший свое экономическое воплощение в свободной конкуренции, не способствует проявлению индивидуальности личности, а лишь «разнуздывает» в ней индивидуализм, создающий препоны для солидарной деятельности людей. Определяющим моментом в поступательном движении социума Михайловский по-прежнему считал совместную трудовую деятельность людей, построенную на принципах простой кооперации. Именно ее он рассматривал как противовес борьбе за существование между представителями одного и того же биологического вида. Но Михайловский внес в свою концепцию некоторые изменения и дополнения. Так, для характеристики уровня социального развития им используются понятия степеней и типов: цивилизация может достигнуть высокой степени развития, но принадлежать к низшему типу организации. Примером этого являлось буржуазное общество, в котором человек был превращен в придаток машины, винтик государственного устройства. Высокий тип, напротив, предполагает всестороннее развитие личности, реализацию ее способностей, благоприятно влияющих на прогресс человечества. И хотя такой тип был воплощен на практике только на заре истории, однако в будущем возможен переход к такой совершенной организации. Центральная идея творчества Михайловского оставалась неизменной: не человек для общества, а общество для человека.
Стремясь обнаружить закономерности эволюции личности и проследить характер ее взаимоотношений с социумом, Михайловский в 1870-е - начале 1880-х гг. разработал теорию борьбы за индивидуальность. В ее создании он опирался на труды известного биолога- эволюциониста Э. Геккеля, согласно взглядам которого степень развития целого находится в прямо пропорциональной зависимости от разнообразия входящих в него элементов, их взаимодействия и управляемости, а также - в обратно пропорциональной зависимости от степени власти и влияния высшей системы, в которую оно (целое) входит в качестве органа или составной части. Эти идеи, как казалось Михайловскому, отличались от прямолинейных попыток «органистов» перенести законы природы в общественную эволюцию. Ведь если следовать предложенной схеме, то уже не части единого целого ведут между собой борьбу, а некая индивидуальность противопоставляет себя насилию и порабощению со стороны высшей системы. Тем самым она противится поглощению и стремится сохранить качества, присущие только ей одной. Понимая под индивидуальностью некую общность составляющих ее элементов, Михайловский относил к ее общественным формам государство, сословие, корпорацию, цех и личность, находящиеся между собой в постоянных столкновениях. Человек занимал в этой системе совершенно особое положение. С момента своего появления на земле он, с одной стороны, всячески развивал свои органы, дифференцируя и приспособляя их к определенным функциям; с другой - постоянно подвергался аналогичным действиям со стороны общества. Но если первый процесс однозначно прогрессивен и служит проявлению разных полезных качеств индивидуума, то второй - регрессивен в силу своего желания лишить личность индивидуальности. По этой причине между человеком и обществом завязывается перманентная и беспощадная борьба. Цель индивида состоит в освобождении от внешних перегородок и условностей, которые стесняют его естественное желание счастья. Общество, напротив, заботясь о прогрессе всего целого, надеется «подчинить и раздробить личность, оставить ей какое-нибудь одно специальное отправление, а остальные раздать другим, превратить ее из индивида в орган»7. В этих не утихающих ни на минуту столкновениях каждая из сторон преследует свои собственные интересы, что и служит побудительным мотивом к прогрессу личности.
Теория борьбы за индивидуальность должна была, по мысли Михайловского, соединить воедино все элементы его социологической концепции: субъективный метод исследования, простую и сложную кооперацию, типы и степени цивилизации. Однако осуществить задуманное не удалось. Для этого борьба за индивидуальность была достаточно противоречива, не учитывала многообразия отношений между людьми и совокупности происходящих в обществе процессов. Она лишь продолжала традицию многофакторного прочтения общественной эволюции, включающей не только объективные (трудовая деятельность, простая и сложная кооперация), но и субъективные (психологические, этические) элементы.
Принципиально важным следствием теории борьбы за индивидуальность стала и дальнейшая разработка проблемы роли личности в истории. Считая человека главным творцом прогресса, Михайловский обратился к рассмотрению условий появления и формирования взглядов, характера великих людей, значения их деятельности. По его мысли, история управляется общими законами, которые люди не могут изменить. Но наряду с этим «сознательная деятельность человека есть такой же фактор истории, как стихийная сила почвы или климата». А личность самым непосредственным образом влияет на темпы и скорость происходящих в обществе изменений. Особую роль в общественной жизни играют великие люди, отличающиеся от других людей неординарностью натуры и силой воли, широтой образованности и пониманием общественных нужд и потребностей. Обычно они появляются на стыке двух эпох, «на границе двух фазисов исторического развития, на точке перелома»8. Великий человек одновременно является порождением эпохи и противостоит ей, закладывает основы будущего. В минуты серьезных испытаний и должны проявиться его волевые качества борца. В противном случае человек, кажется, наделенный всеми необходимыми атрибутами выдающейся личности, рискует впустую растратить свой талант и превратиться в заурядного обывателя.
Эти рассуждения подводили Михайловского к изучению законов взаимоотношений между личностью и массой в периоды кризисов и смут. Свои наблюдения и идеи он изложил в «теории героев и толпы». Героем Михайловский называл человека, «увлекающего своим примером массу на хорошее или дурное, благороднейшее или подлейшее, разумное или бессмысленное дело». Героя создает сама толпа, в нем концентрируются ее желания и инстинкты. Он должен обладать такими качествами, как «внешняя сила и хитрость», умение влиять на настроение людей и подчинять их своей воле9. Толпу Михайловский рассматривал как «самостоятельное общественно-психологическое явление», в котором исчезают социальные, национальные и конфессиональные признаки. Причины его появления весьма различны и коренятся «в понятиях, интересах, экономических и политических условиях жизни людей». Обычно к объединению несхожих по своему социальному, имущественному и т. п. статусу людей толкает неординарное событие, имеющее крайне позитивный или негативный оттенок. Коллективная радость, горе, возмущение проявляются в минуты резкого изменения обычных и привычных условий жизни10. Во многом готовность людей подчиняться воле определенного лица вытекала из скудости эмоциональных впечатлений, узости интересов, односторонности духовной жизни народа. Они взвинчивали человека, расщепляли его внутреннюю индивидуальность, превращая потенциальную личность в раба, готового повиноваться руководству героя. Другим условием срабатывания эффекта героя и толпы Михайловский считал присущее человеку сознательное и бессознательное подражание. Он стал первопроходцем в исследовании важной социально-психологической проблемы, а его идеи во многом опередили науку второй половины XIX в.: «теория героев и толпы» появилась задолго до публикации созвучных по содержанию работ Г. Тарда и Г. Лебона.
В целом социологическая концепция Михайловского была направлена на обоснование и доказательство идеи личности - творца прогресса. Но не менее важными представляются также оценка личности как цели общественной эволюции и определение формы организации социума, которая наиболее способствует реализации потенциальных возможностей человека. Как и в 1860-е гг., для Михайловского «мерилом достоинства всякого союза - партии, кружка, семьи, нации» - служил «интерес личности». В связи с этим любые социальные и политические образования имели цену, измеряемую только совпадением или, наоборот, расхождением с тем высоким идеалом, при реализации которого в жизни личность станет центром, рассеивающим «во все стороны лучи Правды» и освещающим «значение того или другого общественного союза»11.
В определении наиболее оптимальной формы общественного устройства Михайловский шел путем противопоставления собственного идеала капиталистической стадии развития. Поскольку при капитализме «национальное богатство есть нищета народа», то «действительно справедливое общество должно направлять усилия на возвышение благосостояния только народа». Поскольку эксплуататорский строй отрицает лозунги свободы, равенства и братства, то следует ориентироваться на «идеи политической свободы и равенства», которые «крепко вросли в общее сознание»12.
В конечном итоге, оптимальным вариантом общественного устройства народническому мыслителю представлялось такое положение, при котором «производитель и потребитель, капитал и труд совпадали в одной личности». Михайловский повторял давно известную мысль Чернышевского, подчеркивая тем самым преемственность между взглядами одного из родоначальников народничества и собственными идеями13. Перед нами, безусловно, заявления социалиста, но социалиста, настаивающего на необходимости политической борьбы. По сравнению с концом 1860-х гг. это было шагом вперед в обосновании социалистического идеала и способов его реализации. Придерживаясь идеи многофакторности исторического прогресса, Михайловский вполне обоснованно включил в свою социологическую концепцию и политический элемент, считая его абсолютно необходимым в деле создания справедливого общества.
Россия и социальный прогресс (интеллигенция и народ). Как и родоначальники народничества, Михайловский надеялся и верил, что Россия способна проложить свою особую тропу, которая не поведет к обочине главной магистрали цивилизации, а позволит миновать ее изгибы и ухабы: «никакое общество не обязано проходить через метаморфозы, которым подвергались его старшие в историческом порядке родичи». В его идее наметить отличный от Европы исторический путь не было никаких намеков на избранность нации. Он отвергал чуждый своему духу национализм и признавал в качестве эталона только «путь сознательной, практической пригонки национальной физиономии к интересам народа»14.
Обоснование особой исторической судьбы России у Михайловского шло от любви к отечеству, от стремления «доставить торжество в своей стране гуманитарному идеалу». Но этот патриотизм был и «любовью-ненавистью». По словам Михайловского, «любя отечество, можно и должно многое ненавидеть, презирать, клеймить, позорить». Любя свой народ и свою родину, он выступал против такого положения, когда «высшие моменты национальной славы могут <...> причинно совпадать с высшими же моментами бесправия народа», а «колоссальное национальное богатство может создаваться ценою страшной нищеты». Исправить такое положение было невозможно одним развитием промышленности, внедрением конкуренции и разделения труда. Положить конец ужасам капиталистического строя могла «только полная ликвидация современной общественной организации»15.
Таким образом, патриотизм приобретал социалистический оттенок, становился составной частью и естественным дополнением социалистического идеала. Как писал Михайловский, социализм «совпадает с некоторыми, по крайней мере, элементами русской правды». Но сами по себе качества национального характера были лишь облегчающим условием перехода к справедливому общественному устройству, которое нуждалось и в использовании всего положительного, что было накоплено мировой цивилизацией16.
Ход мысли Михайловского в общем повторял хорошо известные тезисы народнической программы - соединить элементы социалистического устройства России с полезными и необходимыми западноевропейскими заимствованиями, чтобы на почве их синтеза создать идеальную модель национального развития. Традиционен и выбор формы реализации изложенной идеи - община. Этот социальный институт, по мнению Михайловского, был принадлежностью только народной жизни, которая по типу отношений между людьми принципиально отличалась от жизни «высших классов». Народ движется по пути прогресса медленнее, но основательнее, не поддаваясь безудержному новаторству и сохраняя приверженность традиции. «Нравы и понятия представляют как бы обломки, иногда очень крупные, ранних ступеней истории». Община и оказалась таким осколком прошлого, сохранившимся в России. Михайловский не склонен был видеть в ней «нечто <...> преимущественно русское». Напротив, согласно его взглядам, «община существует или существовала во всех частях света». Но на протяжении истории она повсеместно продемонстрировала удивительную пластичность отношений между ее членами, дружелюбие и взаимопомощь. В ней «даже чужой человек не встречал враждебности», а мог стать своим, пройдя обряды усыновления и побратимства. С моральной точки зрения община представляла более высокую ступень развития по сравнению с капиталистическим этапом эволюции17.
Образование имущественного неравенства, выделение различных по уровню благосостояния групп населения, нарастание социальной напряженности не могли не сказаться на функционировании старых устоев. Уже феодализм нанес существенный удар по общине, практически ликвидировав «братские отношения» между ее членами. А окончательно разрушила «древнейшее право» «практика рынка, которая <...> ввела в междуличные отношения <...> вражду, борьбу и конкуренцию»18.
Развитие капитализма на Западе привело к гибели общины. Разрушение традиционных связей между крестьянами «разнуздало» личную инициативу, и каждый земледелец якобы получил «право выбора любой деятельности для себя. В действительности дух наживы, “дав право выбора”» личности, «немедленно же отнял у нее возможность выбора». Человек, потеряв свой небольшой земельный надел, вынужден был наниматься в батраки, идти на фабрику, пополнять число безработных. Итог такого положения дел был столь плачевен, сколь и закономерен: крестьянин обрел «славу участия в производстве колоссальных богатств и существование в десять раз хуже и досуг в десять раз меньше прежнего»19.
В России этот процесс не зашел еще так далеко. Но уже появилась буржуазия, готовая последовать примеру своих западных предшественников. Опасность, исходящая от «нарождающегося мещанина», была пострашнее власти «выродившегося барина»: «где оказалась бессильна дубина, там легко может сделать свое пакостное дело полтина». Буржуазные адепты в науке и прессе активно начали пропагандировать мнение о том, что разрушение общины позволило бы сформировать новый слой наемных рабочих, повысить производительность их труда. В результате этого бывшие крестьяне помогут фабрикантам и крупным землевладельцам быстро оживить русское хозяйство и извлечь «из недр нашего обширного отечества ныне втуне лежащие там богатства»20.
Михайловский был против идеи «отдавать на жертву Молоху “народного богатства”» ни в чем не повинных людей, подвергать личность опасности подавления машинно-бездушной цивилизацией Запада. Община, как он считал, была единственным противовесом обезземеливания крестьян, гарантирующим «их священное право собственности» и защищающим от повторения процесса «европейского экономического развития»: «община дорога не сама по себе, как идол какой-нибудь», а благодаря тем элементам «ограждения личности мужика от бурь промышленной конкуренции»21.
Наряду с этим, опровергая аргументы сторонников капитализма, указывавших на необходимость крупного землевладения для интенсивного ведения сельского хозяйства, народнический мыслитель видел в земледельческой ассоциации и поземельной общине средство, позволяющее добиться повышения народного богатства при росте общего благосостояния всех членов общества. «Для этого нужно только дальнейшее развитие общинного принципа». Все утверждения о рудиментарное™ общины еще абсолютно ничего не доказывали. Даже допустив неизбежность ее разложения, писал Михайловский, «мы все-таки не знаем, наступил или не наступил <...> у нас тот момент, когда община становится поперек дороги промышленного прогресса»22.
Однако наряду с защитой основ общинной жизни Михайловский не идеализировал мира русской деревни, где существовали и собственнические инстинкты, и подавление личности, и отвратительное отношение к женщине. Как социалист он ориентировался на элементы коллективизма, которые чудом сохранились и еще окончательно не были вытравлены из народного сознания наступившей эпохой конкуренции и наживы. Не очень верил Михайловский и в прирожденные социалистические качества народного миропонимания в России. В целом оно представлялось ему противоречивым и сложным. В нем тесно переплелись наивный идеал и незнание способов его реализации в жизни, понятие добродетели и пассивная покорность судьбе: «народная правда инстинктивна и бессознательно наивна»23. В целом в 1870-е гг., когда определенная часть российской интеллигенции находилась под влиянием бакунизма и пыталась на практике воплотить идею народного бунта, Михайловский придерживался более взвешенных и продуманных взглядов.
Не менее реалистичными были и его оценки русской интеллигенции. Для Михайловского принадлежность к этой категории населения никогда не определялась исключительно социальным статусом и профессиональными занятиями того или иного человека. Наряду с преимущественно интеллектуальным характером труда русский интеллигент должен обладать такими качествами, как морально-этические принципы отношения к окружающей действительности, постоянный поиск истины, сопереживание униженным и оскорбленным.
Михайловский совершенно верно подметил свойственные народнической интеллигенции идеи служения народу, нравственного долга, самопожертвования и готовности на подвиг. Не менее важным представляется и то, что свои надежды на преобразование общества он возлагал именно на деятельность прогрессивно настроенного образованного меньшинства. При этом интеллигенция должна была руководствоваться интересами подавляющей части общества, трудящихся. «Вся программа настоящего времени, все его стремления, желания, цели, все руководящие принципы семидесятых годов, - писал Михайловский, - может быть исчерпано двумя словами: русский народ»24.
Революция, политическая деятельность и интеллигенция. Призыв народнического мыслителя к активному воздействию на события истории сближал его взгляды с революционерами. Однако эта близость проявлялась лишь в социалистичности общей концепции. Михайловский занимал совершенно иную позицию в выборе средств и методов общественной деятельности. Наиболее явственно эти различия проявились в его переписке 1873 г. с П. Л. Лавровым. На предложение теоретика революционного народничества принять участие в подготовке народного выступления Михайловский фактически ответил отказом. И для этого у него были весьма веские основания: в России не существовало «никакой радикально-социалистической оппозиции». При существующем положении вещей все попытки подтолкнуть страну к революции были обречены на напрасную трату сил и поражение. Хотя Михайловский признавал, что момент революционного выступления приближается, он вовсе не горел желанием стать революционером, а лишь собирался готовить людей «к тому, чтобы они встретили революцию, как следует». Встретили «не с Малешотом на устах и не с игрушечными коммунами, а с действительным знанием русского народа и с полным умением различать добро и зло европейской цивилизации»25.
До тех пор, пока существовала необходимость умственного и нравственного развития молодежи, ее идейного вооружения, подготовки и воспитания, Михайловский был готов служить этому делу с полной отдачей сил и способностей. Он прекрасно осознавал, что его взгляды могут создать ему славу радикала, и откровенно побаивался такого поворота событий. В письме Лаврову его собственная оценка была однозначной: «Я не революционер, всякому свое». По словам Михайловского, он не столько опасался реакции, как революции26. Даже интеллигенцию страны требуется воспитать, подготовить к грядущим преобразованиям, чтобы вероятный социальный взрыв не разрушил великих творений человеческого гения, не превратил в прах и пепел наследие культуры. А деструктивная сила народного бунта может стать тормозящим фактором прогресса.
Боязнь революции, «крестьянской Жакерии» во взглядах Михайловского была связана с отрицанием насилия, сомнением в способности народа выступить в качестве преобразующей социальной силы. Прямым следствием этого убеждения стал и вывод о зависимости будущего страны от взаимоотношения власти и интеллигенции.
Михайловский надеялся, что при соответствующей организации социалистическая оппозиция может заставить власть пойти на целый ряд изменений, отвечающих интересам всей страны, всей нации, всего народа. Средством реализации конкретной программы преобразований должна стать только широкая общественная реформа. Но преобразования не могут затрагивать исключительно формальную сторону общественного процесса - достижение мифической свободы, о которой постоянно твердили либералы. В 1870-е гг. Михайловский признавал необходимость политических требований в социалистических программах, но наряду с этим его крайне беспокоила перспектива захвата господствующего положения в обществе русской буржуазией. Она могла использовать демократические преобразования исключительно в собственных интересах, оттеснить оппозиционно настроенную интеллигенцию, противостоящую власти, и вступить в союз с консерваторами.
На рубеже 1870-1880-х гг. Михайловский частично пересмотрел прежние взгляды. Он пришел к заключению, что интеллигенция может эффективно противостоять власти только при условии создания оппозиционной силы, способной добиться радикального изменения социального строя, проведения аграрной реформы и демократических преобразований. Если не будет установлено правление «с выборными от русской земли», если не будет принята конституция и созван земский собор, то Михайловский грозил существующей власти созданием тайного комитета общественной безопасности и ведением борьбы далеко не парламентскими методами27.
Народнический мыслитель надеялся силой оппозиционного движения заставить русское самодержавие пойти на серьезные уступки. В решении политических вопросов он близко подходил к радикализму требований народовольцев. Преклоняясь перед их отвагой и самоотверженной преданностью социалистическим идеалам, Михайловский предлагал пойти на союз с теми либералами, которые честно признают справедливость требования земли и воли и готовы «пристать» к политическим радикалам. Но революционная форма преобразований Михайловским отвергалась. Как и в начале 1870-х гг., он по-прежнему боялся негативных последствий русского бунта: «народное восстание может выставить гениального честолюбца - цезаря, полубога, перед которым покорно склонит голову несчастная страна»28.
Не во всем соглашался Михайловский и с аграрными требованиями «Народной воли». Оставаясь приверженцем общинного землевладения, он все-таки предполагал длительное существование нескольких форм земельной собственности, которое позволит самому крестьянину выбрать оптимальный вариант развития хозяйства. Поэтому земельная реформа в первую очередь должна была установить основной государственный закон «в роде американского Homestead Law, только в более определенной и последовательной форме»29. По этому закону каждый гражданин при уплате незначительной суммы денег и обязательстве обработки почвы получал право на земельный участок, который в дальнейшем мог перейти в его собственность.
В целом в вопросе о способах и средствах преобразования общества Михайловский настаивал на эволюционном, постепенном реформировании традиционной структуры государственной власти, демократизации политической и экономической сфер жизни России. По его мнению, социалистический идеал требовал длительной подготовки народного сознания, распространения научных знаний и образования. Именно на решение всей совокупности поставленных задач и ориентировал народнический мыслитель отечественную интеллигенцию. Он по праву может считаться властителем ее дум. Но властителем духовным, отвергавшим любые формы насилия и призывавшим воспитывать в каждом человеке личность.
Разработка Михайловским в 1870-е - начале 1880-х гг. субъективного метода в социологии, идеи простой и сложной кооперации, типов и степеней социального развития, теории «борьбы за индивидуальность», «героя и толпы» служили важными аргументами в доказательстве центрального положения личности в прогрессе общества. Защищая интересы человека от конкуренции и борьбы за существование, он однозначно придерживался социалистической ориентации. Этический подход скреплял достаточно неустойчивые народнические конструкции, позволял компенсировать отсутствие доктринальной целостности целевой направленностью идей, созданием идеала общественного порядка.
Ключевую роль в эволюции России, по мнению народнического мыслителя, должна была сыграть отечественная интеллигенция, способная возглавить борьбу против социальной и духовной дисгармонии. Ее нравственный и интеллектуальный потенциал служил для Михайловского залогом будущего справедливого общественного устройства. Но, отвергая и не принимая законы буржуазной цивилизации, Михайловский не стал сторонником революционного насилия. Реформа как главное средство реализации назревших преобразований преобладала в его программе политического и экономического обустройства страны.
Осторожность в отношении использования радикальных средств преобразования общества во многом была продиктована трезвой оценкой мировоззрения народа, его зашоренности нуждами повседневной жизни, невосприимчивостью к социалистическим идеям, отторжению новаций современности. Медленный, но последовательный путь просвещения народа, приобщения его к достижениям науки и культуры должен был предшествовать грядущему социальному прогрессу. Михайловский не вышел за рамки традиционного для народничества понимания лидерства интеллигенции в деле взаимоотношения с народными массами, но лидерства мирного, нацеленного на пробуждение людей труда к политической активности социалистического толка.
1 Михайловский Н. К. Полн. собр. соч.: В 10 т. СПб., 1909-1913. Т. 1. С. 15,14.
2 Там же. С. 150.
3 Там же. С. 101,108.
4 Михайловский Н. К. Полн. собр. соч. T. IV. С. 384.
5 Там же. T. I. 292.
6 Там же. С. 332.
7 Михайловский Н. К. Полн. собр. соч. С. 461-462.
8 Там же. T. VI. С. 100,103.
9 Там же. T. И. С. 97,433.
10 Там же. С. 416,434.
11 Михайловский Н. К Полн. собр. соч. T. IV. С. 451, 460.
12 Там же. T. III. С. 704. T. II. С. 597. T. IV. С. 994.
13 Там же. T. X. С. 210.
14 Там же. T. I. С. 901. T. IV. С. 952.
15 Там же. T. X. С. 63, 64. T. V. С. 472. T. IV. С. 951-952.
16 Михайловский Н. К. Полн. собр. соч. T. I. С. 871.
17 Там же. T. I. С. 596, 612, 614.
18 Там же. С. 614.
19 Там же. T. III. С. 199,200.
20 Там же. T. X. С. 867. T. VI. С. 301.
21 Там же. T. VI. С. 301,302. T. III. С. 593. T. IV. С. 452.
22 Там же. T. VI. С. 301,302.
23 Михайловский Н. К. Полн. собр. соч. T. I. С. 870.
24 Там же. T. III. С. 738.
25 Там же. T. X. С. 68.
26 Там же.
27 Михайловский Н. К. Полн. собр. соч. T. IV. С. 958. T. X. С. 36.
28 Там же. T. X. С. 34, 35; Литература партии «Народная воля». М., 1930. С. 29.
29 Михайловский Н. К. Полн. собр. соч. T. X. С. 36.
<< Назад Вперёд>>
