Конопля
Впервые государство потребовало пеньку в значительных количествах во время Камчатской экспедиции Беринга. Расходовалась пенька не только для постройки судов самой экспедиции: с открытием постоянных путей и с установлением прочных связей с Охотском и Камчаткой пенька потребовалась для изготовления корабельных снастей. Но коноплю не возделывали в сколько-нибудь заметных размерах ни на берегах Тихого океана ни в Якутске. Поэтому казна стала заготовлять пеньку в Илимском крае.
Если бы на пеньку была установлена казной хорошая цена, то несомненно илимский крестьянин быстро расширил бы посевы конопли до размеров, достаточных для покрытия всех потребностей местного и морского судоходства.
Но казна предпочла установить твердую цену — по 2 копейки за фунт пеньки, а впоследствии, с падением покупательной силы денег, не повысила цены. Крестьянин стал неохотно отдавать пеньку в казну, вследствие чего начальство принялось изобретать всякие способы давления на крестьян, в том числе замену части окладного хлеба пенькой, а впоследствии сочло нужным организовать особые конопляники.
Но бюрократические выдумки губернского начальства встретили противодействие илимских крестьян, вследствие чего все затеи властей потерпели неудачу.
Первоначально заготовку пеньки вели посредством покупки ее у крестьян.
Первый приказ о покупке пеньки, полученный в Илимске, был послан из тобольской губернской канцелярии в мае 1733 года. Всего Камчатская экспедиция должна была получить 400 пудов пеньки, в том числе 100 пудов из Илимска (Фонд 75, опись 2, арх. № 135, лл. 91-92).
По требованию Камчатской экспедиции иркутская провинциальная канцелярия вводит в Илимском уезде с 1739 года сбор пеньки в размере 12 фунтов с души муж. пола, с оплатой по 2 копейки за фунт.
Сборы шли удовлетворительно, так как крестьяне получали цену близкую к рыночной. О полном сборе пеньки сообщили Яндинская, Нижне-Илимская, Тутурская, Усть-Кутская и другие волости. Казна своевременно оплачивала сдачу пеньки (Фонд 75, арх. № 926, л. 64; арх. № 970, лл. 61-63, 182, 192, 206).
Но, очевидно, государству не требовалось столько пеньки, сколько предусматривалось первоначально, поэтому в 1741 году стали собирать пеньки не по 12, а по 6 фунтов с души.
Всего в 1740 году было собрано 540 пуд. 14 фун., а в 1741 году 235 пуд. 3 фун. Еще меньше была заготовка в 1742 году (Фонд 75, арх. № 1183, лл. 770-776). Уже в 1747 году илгинская приказная изба рапортует, что купить 50 пудов пеньки не могла: «охочих людей никого не явилось» (Фонд 75, опись 2, арх. № 448, л. 2).
В 1748 году илимская воеводская канцелярия производит закуп пеньки для Якутска, выдав двум служилым людям 90 рублей. На эти деньги было куплено 82 пуда пеньки у 28 продавцов. У крестьян служилые люди скупали мелкими партиями, по 1-3 пуда (лишь один продал 7 пудов), и платили за пуд 1 рубль. У Киренского Троицкого монастыря была куплена более крупная партия — 25 пудов. Но почему-то монастырю пенька была оплачена по 1 руб. 25 коп. за пуд (Фонд 75, арх. № 1577, лл. 538-541).
В 1750 году было опять нелепо заготовить 500 пудов пеньки. Вследствие слабой заготовки ее, илимскому казаку Степану Скуратову было поручено в апреле 1750 года осмотреть у крестьян. Братского острога собранный урожай конопли. Он нашел у двух крестьян 30 снопов моченой и у 28 крестьян 408 снопов немоченой конопли (Фонд 75, арх, № 1766, лл. 18-19).
Такое же поручение было послано из Илимска в Илгинский острог. Воевода Своитинов приказал учесть весь урожай конопли. Немоченую он велел мочить как только вскроются реки. Вследствие таких строгих настояний в Илгинском остроге была описана и частью куплена пенька у 48 крестьян. По заготовили всего лишь 15 пуд. 30 фун., причем у некоторых крестьян только по 5 фунтов (Фонд 75, опись 2, арх. № 546, л. 9).
В следующем, 1751 году, собирали пеньку по 3 фунта с каждой души муж. пола. Судя по донесениям илгинской и яндинской приказных изб, заготовка шла удовлетворительно.
В начале 1753 года иркутская провинциальная канцелярия предлагает илимской воеводской канцелярии вновь заготовить 500 пудов пеньки, отправить ее в Якутск, где она требуется для перевозки хлеба до Юдомского Креста. Попутно провинциальная канцелярия требует, чтобы илимские крестьяне сеяли коноплю «со удовольствием и с немалым излишеством... Оной пенек мочить и в чистоту исправлять в самые удобные времена». Наблюдать за этим должна была, илимская воеводская канцелярия (Фонд 75, арх. № 2033. лл. 1-73).
Но, очевидно, крестьяне стали неохотно сдавать пеньку по старой цене 40-х годов, т. е. по 2 копейки за фунт. Ведь илимские служилые люди покупали у них еще в 1748 году по 1 рублю за пуд. Поэтому назначенных 500 пудов пеньки в уезде не заготовили.
Затруднения илимской воеводской канцелярии по сбору пеньки и мероприятия по сплаву ее можно показать на при мере заготовки 1755 года (Фонд № 75, арх. № 2152).
Из Нижне-Илимской слободы сообщили, что конопля не уродилась из-за засухи, червя, кобылки (илимская воеводская канцелярия по этому письму приказала — «освидетельствовать»). Из Братского острога писали, что публиковали о сдаче пеньки троекратно, «но охочих людей не явилось». Так же ответили из Кежемской и Орленской слобод. Криволуцкая слобода известила: «за недородом пеньки не имеетца, понеже, хотя и которой в урожае был, но токмо божиею волею конопле снегом запало и в земле замерзло и пашенные крестьяне конопле на кореню косили, а другие серпом жали. И семена вывелись. А которое и есть конопле, и то ныне в мочищах, а каково будет, о том еще не пробовано. Когда станут мять, то и проба пошлетца в ылимскую воевоцкую канцелярию, для того, что плохое принимать весьма опасно». В Усть-Кутском остроге конопли «за потоплением вешней полой водой и за уносом... ни у кого годного не явилось. А у которого, хоша и после потопления было насеяно, но токмо позным временем. И тот весь позяб и ни к чему не годен» (там же, лл. 33-34).
Тем временем в Илимске попытались объявить торги на поставку ежегодно по 500 пудов пеньки на Усть-Кутскую и Усть-Илгинскую пристани по цене 2 копейки и ниже за фунт. Но на объявленные торги никто не явился (Фонд 75, опись 2, арх. № 735, л. 30).
В итоге было все-таки собрано 209 пуд. 35 фун. Присланные пробы из криволуцкой и киренской приказных изб показали, что там пенька была негодна к отправке.
Собрав все, что можно было взять у крестьян и присоединив остатки пеньки от прошлого года, воевода отправил казаков в Якутск.
В марте 1762 года поступил из Иркутска новый указ — производить для сдачи в казну особый сев конопли, а если это окажется невозможным, то заменять часть оброчного провианта пенькой, «счисляя от каждого штидесятпудного оклада окладного хлеба по пуду муки». Но деньгами за пеньку из казны крестьянам не платить (Фонд 75, опись 2, арх. № 956, лл. 30-33).
Это предложение означало, что каждый двор, плативший по 60 пудов хлеба в казну, должен был сдавать по 10 фунтов пеньки, которую казна засчитывала бы за один пуд муки.
Но когда воевода Шарыгин разослал по волостям предложение об особом посеве конопли для сдачи пеньки в казну, то все приказные избы ответили отрицательно и сослались на мнение крестьян, «что они, по неимению к тому севу удобных и в ызлишестве земель, особого [под] коноплю севу принять на себя не пожелали и против (т. е. соразмерно) окладного хлеба платить не обязались».
Вся пенька, поступавшая от илимских крестьян в казну, направлялась в распоряжение провиантмейстера в Усть-Кутский острог или на Усть-Илгинскую пристань. Там из пеньки изготовлялись веревки и канаты особым прядильщиком. Поэтому-то указы и требовали, чтобы пенька была чистая «и на дело морского такелажа годная».
Установленный в 1763 году порядок заготовки пеньки сохранился до 1773 года. Например, в 1769 году было отправлено в Якутск 137 пуд. 25 фун. пеньки, собранной «с окладного штидесятпудного числа, вместо пуда муки по 10 фунтов пенька» (Фонд 75, опись 2, арх. № 1234, л. 5).
Слабое развитие коноплеводства и льноводства в Иркутской губернии не раз побуждало иркутские власти издавать указы о «размножении» посевов конопли и льна. Один из таких проектов, сочиненный в 1762 году, потерпел неудачу, как можно понять, из-за несогласия крестьян.
Губернатор Якобий предпринял в 1787 году новую попытку увеличить посевы конопли и льна. Якобий предложил «экономии директору господину надворному советнику Деппину» организовать отвод каждой крестьянской семье «в самых выгоднейших местах» особого участка, размером 80x15 сажен, для посева конопли и льна. Деппин доложил, что по Иркутской и Нерчинской областям на 14362 души было посеяно конопли 1149 7/8 десятины и льна 7 ½ десятины, кроме того, в Китойском станце высеяно 2 четверти 6 гарнцев и в Братском остроге — 19 четвертей конопляного семени.
Иркутское наместническое правление, заслушав все изложение, приказало «учинить через городничего публикацию о покупке 300 пудов льна» (Фонд 9, арх. № 24, лл. 1-3).
Из приведенных цифр видно, что льна в Иркутской губернии почти не сеяли.
Якобий от имени иркутского наместнического правления разослал в том же году указы по всем городам губернии, кроме Якутска и Охотска, об усилении коноплеводства и льноводства. В указе с пренебрежением говорится о лености крестьян, непонимании ими своих нужд и о необходимости принуждения со стороны местных властей. Якобий подчеркивает пользу, которую могут получить крестьяне от разведения конопли и льна, излагая в пустых и витиеватых выражениях общеизвестные истины. Он объясняет пользу «от размножения уездными обывателями... трудами своими рукоделий, хлебопашества и других, превращающихся из семян в потребные вещи, как-то: конопля и лион главнейшия к тому имеют достоинства». Обывателей, по мнению Якобия, надо принуждать к посеву обеих культур, так как «даже и знание о том редкой имеет, обращайся в праздности... не ведая однакож того, какое тунъность и леность — раззорение их состояния». Крестьяне предпочитают заниматься перевозками или нанимаются в работники (от лености, как полагал Якобий), оставляя дома стариков и «живя распутно и не делая домашним своим надлежащего вспоможения».
В заключение губернатор предлагает земскому исправнику послать весной 1-2 чиновников в деревню, чтобы следить за исполнением указа (Фонд 9, арх. № 39, лл. 207-211).
«Утопии... не комичны, а вредны, — писал Ленин, — особенно когда они ведут к донельзя разнузданным бюрократическим измышлениям. В России такое явление наблюдается, по вполне понятным причинам, особенно часто, но оно не ограничивается Россией» (В.И. Ленин. Сочинения, том 2, стр. 453).
В том же деле (лл. 213-281) подшиты рапорты приказных изб о исполнении изложенного указа, со списками крестьян, которым отведена земля под конопляники. Против каждого двора, занесенного в списки, помечены мифические осьмухи и полосьмухи. В действительности никаких отводов земли под конопляники не производилось.
Приказные избы знали, как поступать, чтобы начальство было довольным.
Никакого практического значения опрос о землях не имел, так как не по всем даже волостям в ведомостях учета имеются отметки о выделении конопляников. Указы Якобия не дали никаких ощутимых результатов по развитию коноплеводства. Посевные площади конопли после 1787 года увеличивались не в большей мере, чем площади других культур, о которых не было никаких заботливых указов.
История заготовок конопли поучительна в том отношении, что показывает полную невозможность регулирования крестьянского хозяйства посредством чиновничьих приказов.
Несмотря на то, что в дело вмешался сам губернатор, рискнувший даже превысить данную ему власть, крестьяне продолжали сеять коноплю в тех размерах, в каких находили это необходимым.
Последующее увеличение посевной площади под этой культурой объясняется тем, что отпали казенные заготовки пеньки и купцы начали закупать пеньку для Якутска по свободно складывающимся ценам, значительно превосходящим казенные цены.
<< Назад Вперёд>>
