К 1917 г. Императорская фамилия насчитывала более сотни человек (в т. ч. 15 великих князей), которые, за несколько столетий, сумели накопить огромную собственность. После семьи Николая II по статусу следовала вдовствующая императрица Мария Федоровна. Если уж быть точным, то, согласно законам Российской империи, вдовствующая императрица имела преимущества перед царствующей, и во время придворных «выходов» Мария Федоровна шла впереди Александры Федоровны.
В марте 1917 г. наряду с состоянием Николая II оценили и финансовые ресурсы вдовствующей императрицы Марии Федоровны. 20 марта 1917 г. секретарь Марии Федоровны направил в адрес комиссара Ф.А. Головина письмо, в котором изложил основные «позиции» по этому вопросу. Собственно, главной «позицией» были те 200 000 руб., которые Мария Федоровна ежегодно получала из Государственного казначейства согласно законам империи. При этом секретарь императрицы подчеркивал недостаточность этой суммы, поскольку из нее выплачивались различные пенсии, добавочные жалованья, благотворительные пожертвования и пр. и пр.
Надо заметить, что свою последнюю часть «жалованья» в стандартном размере 69 666 руб. из Государственного казначейства императрица Мария Федоровна получила в январе 1917 г. В мае положенную «треть» уже не выплатили. Единственное, на что пошло Временное правительство, – на оплату ее переезда из Киева в Ай-Тодор в апреле 1917 г. Так или иначе, но отношение к Марии Федоровне со стороны Временного правительства было довольно лояльным. Это проявилось в том, что летом 1917 г. Ф.А. Головин согласился с тем, что за Марией Федоровной должны быть сохранены все выплаты из Государственного казначейства, положенные ей по статусу вдовствующей императрицы, т. е. 200 000 руб. в год. Речь даже шла о том, чтобы сохранить за Марией Федоровной Гатчинский дворец на правах частной собственности. Но родной для Марии Федоровны Аничков дворец без всяких обсуждений переходил в распоряжение правительства.
Следует иметь в виду, что помимо «собственной суммы» на счетах, находившихся в ведении Канцелярии вдовствующей императрицы, хранились и средства различных благотворительных капиталов, каждый из которых имел как свой «возраст», так и историю.
Уже в период советской власти чиновники Канцелярии императрицы подвели итоги, составив «Ведомость о состоянии капиталов и наличных денег на 6 апреля 1918 г., находившихся в ведении бывшей Канцелярии вдовствующей императрицы Марии Федоровны, суммы Ея Величества на благотворительные дела». Все эти «суммы» складывались из 9 позиций:
1. Собственная вдовствующей императрицы сумма на 1 января 1918 г. составила 537 852 руб. 98 коп. Из них в процентных бумагах хранилось 500 100 руб. (по счету № 1) и наличными деньгами 37 840 руб. на бессрочном вкладе в Государственном банке. Эта сумма составилась из «сэкономленных» остатков от ежегодно ассигнуемых Государственным казначейством на личные расходы императрицы 200 000 руб.
2. Благотворительный капитал на 1 января 1918 г. составил 174 894 руб. 65 коп. Из них в процентных бумагах хранилось 158 100 руб. (по счету № 2) и наличными деньгами 16 794 руб. на бессрочном вкладе в Государственном банке.
3. Приданый капитал императрицы на 1 января 1918 г. составил 36 611 руб. 38 коп. Из них в процентных бумагах хранилось 30 600 руб. и наличными деньгами 6011 руб. на бессрочном вкладе в Государственном банке.
4. Вдовий капитал императрицы на 1 января 1918 г. составил 352 467 руб. 16 коп. Из них в процентных бумагах хранилось 311 443 руб. и наличными деньгами 41 089 руб. на бессрочном вкладе в Государственном банке.
Все вышеперечисленные капиталы и составляли «собственную сумму» Марии Федоровны. Далее перечисляются суммы различных благотворительных капиталов:
5. Рущукский893 капитал на 1 января 1918 г. составил 7729 руб. 79 коп. Из них в процентных бумагах хранилось 7100 руб. и наличными деньгами 629 руб. на бессрочном вкладе в Государственном банке.
6. Два билета 1-го и 2-го внутренних с выигрышами займов на 200 руб.
7. Капитал графа А.В. Орлова-Давыдова на 1 января 1918 г. составил 143 646 руб. 41 коп. Из них в процентных бумагах хранилось 100 000 руб. и наличными деньгами 43 646 руб.
8. Военный капитал на 1 января 1918 г. составил 500 169 руб. 90 коп. Из них в процентных бумагах хранилось 404 750 руб. и наличными деньгами 95 419 руб. Из них 34 085 руб. на бессрочном вкладе в Государственном банке и 61 334 руб. в Учетно-ссудном банке Персии.
9. Суммы на содержание Абас-Туманского дворца на 1 января 1918 г. составили 19 431 руб. 28 коп. Из них в кассе Канцелярии императрицы 12 502 руб. и 6928 руб. в Волжско-Камском коммерческом банке. Эта сумма была остатком от ежегодно отпускавшихся 56 278 руб. 50 коп. из личных средств великого князя Михаила Александровича на содержание Абас-Туманского дворца покойного цесаревича Георгия Александровича.
На апрель 1918 г. на счетах Марии Федоровны в различных банках хранилось 1 773 003 руб. 55 коп.894 Большая часть этой суммы (1 512 293 руб.) хранилась в процентных бумагах, которые к апрелю 1918 г. по большей части утратили свою ценность, и 263 260 руб. наличными деньгами, реальная покупательная способность которых также сократилась многократно.
Еще были деньги «по мелочи». Так, в Петроградской конторе Государственного банка по книжке бессрочного вклада императрицы Марии Федоровны № 60520 хранилось 179 944 руб. 54 коп., по ним на срок 1 сентября 1917 г. были зачисленные проценты – 57 руб. 71 коп., всего 180 002 руб. 25 коп.
Таким образом, на всех счетах императрицы Марии Федоровны хранилось всех сумм 2 632 266 руб.
К сентябрю 1917 г. процесс по «выяснению капиталов» императорской семьи был «в значительной части закончен» и Министерство финансов настаивало на немедленном перечислении всех выявленных капиталов в доход казны. Для этого 20 октября 1917 г., буквально за неделю до взятия большевиками власти в Петрограде, создается «Комиссия по разграничению государственного и лично принадлежащего б. императорской семье имущества». Следует напомнить, что в 17 августа 1917 г. Временное правительство уже приняло решение «О разграничении личного имущества некоторых членов царствовавшего дома от имущества государственного».895 В августе под «некоторыми членами царствовавшего дома» имелись в виду Николай II, Александра Федоровна и Мария Федоровна. В октябре 1917 г. предполагалось решить принципиальные финансовые вопросы и по всем остальным Романовым.
Председателем комиссии назначается комиссар Временного правительства над бывшим Министерством Императорского двора и уделов Ф.А. Головин. В состав комиссии вошли: и.о. Управляющего Кабинетом Е.И.В. Н.Э. Рюдман, а также представители: Дворцовых управлений, бывшего Кабинета Его Величества, Контроля бывшего Министерства двора, юрисконсульт бывшего Кабинета, а также заведующий Канцелярией бывшей императрицы Александры Федоровны граф Я.Н. Ростовцев, который являлся лицом, «на коего возложена охрана имущественных интересов бывшей императорской семьи».896 Другими словами, в состав комиссии включили тех, кто «по должности» знал финансовое положение каждого из Романовых. Однако в силу объективных причин, связанных с арестом Временного правительства, это намерение не исполнили.
Большевики решили проблему по-своему, без привлечения юрисконсультов и прочих должностных лиц. И главную роль в решении «финансовых проблем» играли уже не юридические нормы, а простой и надежный «товарищ маузер».
Во время Февральской революции 1917 г. императрица Мария Федоровна находилась в Киеве, а затем, в апреле 1917 г., выехала в Крым. В Крыму Мария Федоровна прожила два года, вплоть до апреля 1919 г. Рядом с ней были ее родные и близкие. На даче Ай-Тодор897 жили обе ее дочери, Ксения и Ольга, со своими семьями. Поблизости, на даче Дюльбер, жили с женами великие князья Николай Николаевич (Младший) и его младший брат Петр Николаевич. Поблизости располагались дачи-дворцы российских аристократов и промышленников. Царский дворец в Ливадии пустовал.
Уезжая из Киева в 1917 г., Марии Федоровне удалось вывезти в Крым свою шкатулку с драгоценностями. Хотя значительная часть ее драгоценностей оставалась в домашнем сейфе Аничкового дворца. Эти драгоценности изъяли осенью 1917 г. чиновники Временного правительства и в середине сентября 1917 г., вместе с другими драгоценностями Камерального отделения Кабинета, их вывезли в хранилища Оружейной палаты в Москве. Именно за этими драгоценностями осенью 1917 г. в Петроград по поручению Марии Федоровны приезжал из Крыма князь Ф.Ф. Юсупов. Как он вспоминал в эмиграции: «В Аничков дворец я отправился забрать большой портрет Александра III. Императрица Мария Федоровна дорожила им и просила меня привезти его. Я вынул его из рамы и скатал, как весной своих Рембрантов. А вот драгоценности проворонил. Их увезли в Москву по распоряжению Временного правительства».898
К весне 1918 г. Романовы, собравшиеся на своих крымских дачах, уже отчетливо осознали, что ювелирные украшения – единственная твердая «валюта», которая осталась в их распоряжении. Надо сказать, что дела с этой «валютой» у Романовых, собравшихся в Крыму, обстояли очень по-разному. Марии Федоровне удалось вывезти в Крым свою шкатулку с бриллиантами. Спасла свою ювелирную коллекцию и великая княгиня Ксения Александровна. Вероятно, что-то вывез в Крым и очень «деловой» великий князь Александр Михайлович. Однако младшая дочь вдовствующей императрицы Ольга Александровна лишилась своей ювелирной коллекции полностью. Ее коллекция пропала в революционном Петрограде. Ольга Александровна в 1916 г. сочеталась морганатическим браком с ротмистром Куликовским, которого в семью так и не приняли. По крайней мере в своем дневнике Мария Федоровна называла его только обезличенно – «он» или «Кукушкин». Жившие с женами-черногорками на даче Дюльбер, «Петюша и Николаша» (великие князья Петр и Николай Николаевичи) тоже «голыми» не были. По большому счету, Романовы, жившие в Крыму, «стратегически» были обеспечены довольно хорошо.
Вилла Ай-Тодор. 1915 г.
Проблемы возникли с «наличкой». Конечно, ради получения наличных денег они продавать свои камни и другие ценности совершенно не собирались, поэтому Мария Федоровна искренне радовалась, когда английские офицеры в начале 1919 г. приносили во дворец давно забытые французские батоны.
Еще раз повторим, «крымским» Романовым удалось сохранить и вывезти на юг значительные ценности. В условиях революционной смуты они предприняли ряд мер для того, чтобы их сохранить. Всех Романовых буквально потряс обыск, который провели представители Ялтинского Совета 26 апреля 1917 г.
Как известно, весной 1917 г. по всей стране начали создаваться Советы крестьянских и солдатских депутатов. Формировались они по партийному принципу а партий различного толка тогда в России возникло множество. И они очень по-разному относились к Временному правительству и к его указаниям. Как помнит читатель из школьного курса, эту ситуацию принято называть двоевластием. В Крыму, под боком у Романовых, сформировались два влиятельных Совета: Ялтинский и Севастопольский. Командующим Черноморским флотом, традиционно базировавшимся в Севастополе, был назначен адмирал А.В. Колчак. Отношение этих Советов к крымским «сидельцам» было диаметрально противоположное. Ялтинцы желали как можно скорее «порешить всех Романовых под корень», севастопольцы считали, что судьба Романовых должна быть решена только в Петрограде.
Вилла Дюльбер. 1915 г.
В апреле 1917 г. в Ялту приехала следственная комиссия, по указанию Петроградского совета она дала санкцию на обыск на дачах Романовых. Искали прежде всего компромат и оружие. Ценности тогда революционеров интересовали мало. Во время обыска были, конечно, «эксцессы исполнителей», когда великий князь Александр Михайлович проснулся от бодрящего холодка пистолетного ствола у своего виска. Вдовствующую императрицу Марию Федоровну до глубины души возмутило то, что в ее спальню ворвались матросы: «…меня неожиданно разбудил стук в дверь. Дверь была не заперта, и я с ужасом в полумраке разглядела мужчину, который громким голосом объявил, что он послан от имени правительства для проведения обыска в доме на предмет выявления сокрытых документов, которые ему в случае обнаружения приказано конфисковать».899
Революционные матросы, явившиеся для обыска по распоряжению Севастопольскою Совета на виллу Дюльбер. Фото кн. Романа Романова. 1917 г.
В ходе обыска изъяли преимущественно различные бумаги. И хотя прочно бытует легенда о том, что в ходе обыска, только по счастливой случайности уцелела шкатулка Марии Федоровны с фамильными ценностями, но ни в мемуарах великого князя Александра Михайловича, ни в мемуарах Феликса Юсупова об этом не упоминается. Мария Федоровна в дневниковой записи прямо упоминает: «Они открыли все мои ящики, даже те, в которых хранились драгоценности. Все-все перерыл он и двое мерзких рабочих, которые шныряли по моим шкафам, прощупывая каждую юбку, каждое платье, пытаясь найти что-то скрытое в них».900
Тем не менее были и некоторые потери. В одном из писем к сестре (21 июня 1917 г.) Мария Федоровна упоминает о том, что у великой княгини Ксении Александровны во время апрельского обыска украли кольцо с рубином, которое ей подарил муж «по случаю рождения детей». В июле 1917 г. садовник нашел «те пять серебряных ложек, которые матросы украли и спрятали в цветах возле стены».901 Надо все-таки отметить, что матросы и рабочие ялтинского Совета, учитывая особенности времени и отношение к Романовым вообще, имели все возможности «тряхнуть» их во время обыска 26 апреля значительно основательнее.
Надо умомянуть, что в обширных дневниках Марии Федоровны о такой земной вещи, как собственность в различных ее проявлениях упоминается очень редко. Это был моветон. Однако тогда, весной 1917 г., когда все стремительно ломалось и менялось, когда жизненные перспективы стали очень неопределенными, материальная составляющая жизни становится важной и для бывшей императрицы. Когда до нее дошли слухи о том, что в ее Аничковом дворце, в котором она жила с осени 1866 г. по 1915 г., т. е. почти 50 лет, расположились учреждения новой «демократической» власти, она записала в дневнике (2 мая 1917 г.): «…Аничков заняли под министерские службы и все помещения на 2-м этаже ими используются. Эта мысль не дает мне покоя и выводит из себя. Стало быть, мне его (Аничков) уже, по-видимому, не вернут, а ведь там остались самые мои драгоценные воспоминания и вещи!».902
Апрельский обыск – отражение обострявшихся противоречий между Советами и Временным правительством. Поэтому фактический глава Временного правительства А.Ф. Керенский счел необходимым обозначить свою принципиальную позицию по этому инциденту. Следствием чего стал приказ командующего Черноморским флотом адмирала А.В. Колчака: «Военный и морской министр А.Ф. Керенский приказал мне немедленно произвести расследование с целью установить – кем и по чьему приказу был произведен обыск в Ай-Тодоре, Чаире и Дюльбере у членов семьи Романовых, – т. к. Временное правительство никаких распоряжений об обыске не делало, а также разыскать и вернуть по принадлежности все украденное во время этого обыска; вопрос о возмутительном поведении лиц, производивших обыск, поставить на обсуждение суда чести. Производство расследования должно иметь спешный характер, поэтому приказываю закончить его в возможно непродолжительном времени».903
Одним из последствий этого приказа стало возвращение Марии Федоровне ее датской Библии, с которой она в 1866 г. приехала в Россию. Тем не менее Романовы сделали из обыска определенные выводы и драгоценности начали прятать. Спустя много лет (в конце 1950-х гг.) великая княгиня Ольга Александровна вспоминала, как они с мужем прятали драгоценности в пустых жестянках из-под какао в скалах поблизости от Ай-Тодора, помечая схрон белым черепом собаки.
Уже осенью 1917 г. у вдовствующей императрицы возникли трудности с наличными деньгами, поэтому она принимала с благодарностью все подношения, как продуктами, так и деньгами. 7 октября 1917 г. она писала в дневнике, что ей из Киева привезли «большое количество продуктов от кн. Лопухиной и Бенуа… Добросердечные дамы из Житомира передали 10 000 р. через мою дорогую Наташу Оржевскую и обещали прислать еще, если в том будет необходимость. Действительно, невероятно трогательно и прекрасно».904 Марии Федоровне помогали и датчане. Так, датский посол передал специально для вдовствующей императрицы 25 006 руб.
После прихода большевиков к власти в октябре 1917 г. Романовы, оказавшиеся в Крыму, некоторое время балансировали между жизнью и смертью. И только противоречия между Советами Ялты и Севастополя помогли им уцелеть. В этой ситуации все драгоценности спрятали, поскольку Романовы опасались повторного, уже большевистского обыска. Мария Федоровна писала 26 октября 1917 г.: «Кн. Шервашидзе был в Симеизе, а по возвращении предложил мне спрятать все мои бумаги и вещи, отчего я, разумеется, пришла в ярость, хотя понимаю, что он опасается нового вторжения».905
В начале 1918 г., в соответствии с решениями Совнаркома, Романовым ограничили доступ к их денежным счетам. 23 февраля 1918 г. великая княгиня Ольга Александровна писала свой племяннице, дочери Николая II Марии Николаевне: «С трудом получаем свои деньги из банка. Дают не более трехсот в месяц – этого при ужасной здешней дороговизне не хватает». К этому времени в распоряжении Марии Федоровны оставались только драгоценности из ее знаменитой шкатулки. Все денежные средства, хранившиеся в различных банках России, которыми она располагала на конец 1917 г., фактически «сгорели» в огне Гражданской войны. При всем этом в дневнике Марии Федоровны нет и следа «денежных забот». Это – «не ее вопрос», для решения подобных дел вокруг нее были соответствующие люди.
Еще до отъезда из России великая княгиня Ксения Александровна получила часть драгоценностей из Екатеринбурга и Алапаевска, которые ей переслал А.В. Колчак. Эти драгоценности, либо были найдены на месте гибели царской семьи, либо изъяты у арестованных большевиков, после того как белогвардейцы заняли Екатеринбург и началось следствие «по делу Романовых». Уже оказавшись в Англии, Ксения разослала драгоценности «по принадлежности». М.Ф. Кшесинская получила от нее то, что было найдено на великом князе Сергее Михайловиче: «…небольшой, круглый, из самородного золота медальон с изумрудом посреди. Внутри моя фотография, довольно хорошо сохранившаяся, и кругом выгравировано: «21 августа – Маля – 25 сентября», и внутри вделанная десятикопеечная серебряная монета 1869 г., года рождения Великого Князя. Этот медальон я ему подарила много лет назад. Маленький золотой брелок, изображающий картофель с цепочкой. Когда они все были молоды, они образовали с Воронцовыми и Шереметьевыми так называемый «картофельный» кружок. Происхождение этого наименования туманно, но они все себя так называли, и это выражение часто встречается в дневнике Государя при описании времени, когда он был еще наследником».906
В начале 1918 г., когда Крым еще контролировали большевики, Романовы пережили много тревожных минут. Все относительно стабилизировалось весной, когда на смену большевикам сначала пришли немцы, а затем глубокой осенью 1918 г. в Крым пришли англичане, которые всемерно поддержали развертывание Добровольческой армии под командованием А.И. Деникина.
Примечательно, что в это время, 13 сентября 1918 г., Мария Федоровна приняла последнего министра финансов царской России П.Л. Барка, тот после многих злоключений выбрался с семьей в Крым и жил в Керчи: «…Мы долго беседовали, и сказала ему, что он нарушил мой душевный покой, посоветовав покинуть страну».907
Тогда, в ноябре-декабре 1918 г. Марии Федоровне неоднократно предлагали покинуть Россию на одном из английских кораблей, однако она упорно отказывалась. В отличие от нее ее зять, великий князь Александр Михайлович, при первой же возможности покинул Россию на английском корабле, оставив свою семью в Крыму.
Когда красные опрокинули войска А.И. Деникина и вышли к Перекопу, императрица по-прежнему отказывалась покидать Россию. Однако когда возникла реальная угроза прорыва красных через Перекоп, Мария Федоровна сдалась и 7 апреля 1919 г., буквально за несколько часов, собралась для того, чтобы навсегда покинуть Россию. Когда Мария Федоровна взошла на борт английского крейсера «Мальборо», драгоценная шкатулка была при ней. На борту крейсера к этому времени уже находились великие князья Николай и Петр Николаевичи, у которых было больше времени и на сборы, и на погрузку своего имущества. По свидетельству очевидцев, имущество только великого князя Николая Николаевича (Младший) составляло порядка 200 мест, размещенных на палубе «Мальборо». В числе прочего он взял и золотую, украшенную бриллиантами шпагу, которую ему пожаловал Николай II в августе 1915 г., когда император снял великого князя с поста Верховного главнокомандующего.
Мария Федоровна на борту «Мальборо». Апрель 1919 г.
Срочная эвакуация происходила очень нервно, поскольку крымские сидельцы прекрасно понимали, что их ждет, если они попадут в руки большевиков. На борт крейсера грузилось множество людей и все старались спасти хоть какое-то имущество. Поэтому не все вещи вошли на перегруженный крейсер и на пристани, среди прочего, остались 54 ящика с вещами великой княгини Ксении Александровны. 11 апреля 1919 г. «Мальборо» снялся с якоря и «крымские» Романовы навсегда покинули Россию.
После того как великие князья с семьями и детьми весной 1919 г. рассеялись по Европе, началась их новая жизнь. И одной из граней этой новой жизни стала мысль о том, что надо как-то добывать деньги на жизнь или по крайней мере их как-то зарабатывать. Эти мысли довольно легко восприняла молодая поросль великих князей и князей императорской крови. Однако старшее поколение просто не могло свыкнуться с мыслью, что «денег нет» совсем. После того как были распроданы ценности, вывезенные из России, судьба многих из них сложилась очень по-разному. Морганатическая жена великого князя Михаила Александровича (младший брат Николая II, 3 марта 1917 г. отказавшийся стать Михаилом II) Наталья Брасова закончила свою жизнь в парижской больнице для бедных.
За те годы, что Мария Федоровна в качестве цесаревны и императрицы прожила в России (1866–1919 гг.), у нее выработалось совершенно специфическое отношение к деньгам. Оно сводилось к тому, что кончиться они не могут. Совсем и никогда, и что бы ни было. Поэтому в Англии и Дании у нее довольно быстро набрались солидные долги. И не потому, что она вела какой-то роскошный образ жизни, а потому, что помогала многочисленным русским эмигрантам, бежавшим в Европу от Гражданской войны в России. К середине 1920-х гг. у нее от всех колоссальных богатств остались только те ювелирные изделия, которые ей удалось вывезти из России. Однако Мария Федоровна категорически отказалась продавать что-либо из своей ювелирной коллекции. При этом с датскими родственниками у нее сложились очень непростые отношения. В том числе и в материальном плане.
Примечательно, что последние в своей жизни «русские деньги» Мария Федоровна получила в Дании 31 декабря 1920 г. (13 января 1921 г. по н. ст.). В этот день императрица приняла «бывшего морского офицера Гаугара, который был послан ко мне с суммой денег от адмирала Колчака».908 Напомним, что бравого адмирала большевики расстреляли в январе 1920 г. Следовательно, деньги (это были, конечно, не царские купюры) добирались до Марии Федоровны около года.
Когда в октябре 1928 г. императрица Мария Федоровна отошла в мир иной, шкатулку с драгоценностями, по инициативе великой княгини Ксении Александровны, вывезли из Копенгагена в Лондон. Операцию организовывал, с английской стороны, управляющий королевскими финансами сэр Ф. Понсоби при посредничестве последнего министра финансов России – Петра Львовича Барка909 Этот шаг не был экспромтом, а готовился заранее. Как датские, так и английские родственники императрицы Марии Федоровны были крайне заинтересованы в содержимом шкатулки. Решая вопросы, связанные с вывозом шкатулки из Копенгагена в Лондон, они общались только с великой княгиней Ксенией Александровной.
22 мая 1929 г. шкатулку вскрыли в Букингемском дворце. Поскольку речь шла о колоссальных ценностях, при вскрытии шкатулки присутствовал узкий круг лиц, по понятным причинам они оставили весьма скупые воспоминания об этой процедуре.
Вот как событие описывает присутствовавший при вскрытии шкатулки управляющий королевскими финансами сэр Ф. Понсонби: «Шкатулка находилась при мне. Вошли королева и великая княгиня (Ксения Александровна. – И. 3.), которая убедилась, что лента, которой была опечатана шкатулка, не повреждена. Тогда ее вскрыли и стали доставать драгоценности. Низку чудесного жемчуга, подобранного по размеру, самая крупная жемчужина была размером с вишню. По кучкам разложили изумруды кабошон, крупные рубины и великолепные сапфиры. Более я ничего не видел, поскольку посчитал мое присутствие неуместным».
По просьбе Понсоби в Виндзорский замок прибыл мистер Харди, старший партнер ювелирной фирмы «Хэннел и сыновья». Именно он провел предварительную оценку содержимого шкатулки, оценив 76 предметов в 144 000 ф. ст., в эту сумму вошла стоимость драгоценностей, которые оставила себе Ксения Александровна. Через две недели общая, уточненная оценка шкатулки (за исключением камней Ксении Александровны) составила 159 000 ф. ст.
Оставляя в стороне дискуссионный и непростой вопрос о стоимости ювелирной коллекции Марии Федоровны понятно, что стоимость драгоценностей была огромна, и о том, как «поделили» вырученные от их продажи деньги сестры – великие княгини Ксения и Ольга Александровны910, сосредоточимся на том, что было в шкатулке.
Как это ни странно, ни кого продажного каталога (или списка ценностей) до нас не дошло. Составление такого списка было совершенно не в интересах британской короны, которая и выступила одним из главных покупателей несметных богатств. Следует отметить, что от «инвентаризации» ценностей после вскрытия шкатулки был удален даже управляющий королевскими финансами сэр Ф. Понсонби. Поэтому при описании ценностей императрицы, Федоровны, выложенных на столы Букингемского дворца, авторы монографий пишут только «о блеске» бесчисленных ювелирных изделий, избегая какой-либо конкретики.
Дети великой княгини Ольги Александровны пытались в 1960-х гг. добиться ясности в этом вопросе, но документов о перечне распроданных ювелирных ценностей они так и не получили. Упоминалось о 65, 76 и даже только о 24 предметах.
И тем не менее некоторые косвенные материалы для детального описания ювелирной коллекции императрицы Марии Федоровны, имеются. О том, что могло находиться в шкатулке, мы можем получить представление по второй «Книге императорским регалиям, коронным бриллиантовым вещам, каменьям и жемчугам», датированной декабрем 1865 г. Тогда оценкой ценности ювелирных изделий занимались оценщики Кабинета Его Императорского Величества придворные ювелиры Карл Болин911, Людвиг Брейтфус912 и их помощник Леопольд Зефтиген913. Впоследствии их оценку проверил младший Эдуард Болин.
Возвращаясь к шкатулке с драгоценностями, следует напомнить, что Мария Федоровна, став 1 марта 1881 г. императрицей, получила законный доступ к коронным бриллиантам. Она могла пользоваться уникальными ювелирными изделиями, зная, что после ее смерти эти ценности непременно возвратятся на хранение в сейфы Кладовой № 1 Зимнего дворца.
Основанием для реконструкции содержимого шкатулки императрицы является перечень 369 инвентарных единиц коронных бриллиантов. На полях описной книги, среди почти четырех сотен инвентарных номеров, неоднократно встречается карандашная надпись «У Ея Величества». Можно, конечно, предположить, что в 1865 г. эти драгоценности находились в комнатах императрицы Марии Александровны. Однако в 1865 г. Мария Александровна похоронила старшего сына, «Никсу», и погрузилась в глубокий траур. Характер записей в Книге 1865, дополнявшейся новыми записями вплоть до середины 1880-х гг., позволяет предположить, что карандашная помета «У Ея Величества» относится именно к Марии Федоровне. Да и многочисленные парадные портреты императрицы подтверждают, что «ресурсами» Бриллиантовой комнаты Зимнего дворца Мария Федоровна пользовалась очень активно.
Конечно, часть драгоценностей императрицы, как мы уже упоминали, была изъята из сейфов Аничкового дворца, но тем не менее можно с большой долей уверенности предположить, что многие из помеченных этой карандашной надписью драгоценностей находились в ювелирной коллекции Марии Федоровны. Именно эти ценности, вывезенные из России в 1919 г., осели в различных лондонских сейфах в 1929-1930-х гг.
Если в Книге 1838 г. не все драгоценности «расписаны» по их составляющим, то в Книге 1865 г. каждый из драгоценных предметов детально описан и оценен, включая камни, из которых и состояло изделие. В приводимом ниже списке эти описания мы опускаем, оставляя только название, общий «бриллиантовый» вес драгоценностей и денежную оценку (в ценах 1865 г.) всего изделия. Только в некоторых случаях мы «расписываем» изделия так, как это сделано в Книге 1865 г.
Еще раз повторим, что многие из нижеперечисленных ювелирных изделий могли оказаться в шкатулке императрицы Марии Федоровны, вывезенной в апреле 1919 г. из России, что-то могло остаться в сейфах Аничкового дворца. Напротив каждого из нижеприведенных предметов стояла карандашная помета «У Ея Величества». Вот этот список (см. табл. 60).
Таблица 60
Таким образом, в приводимом списке описано 86 ювелирных изделий на общую сумму 2 337 509 руб. в ценах 1865 г. Из России в апреле 1919 г. Мария Федоровна вывезла, по-видимому, 76 предметов. Именно эти, немыслимые по стоимости и художественным достоинствам вещи можно с полным правом назвать утраченными царскими сокровищами.
Продавали содержимое шкатулки несколько лет. В июле 1929 г. проданы три жемчужных ожерелья за 64 600 ф. ст. (первоначальная оценка 45 000). Однако после того, как осенью 1929 г. рухнула Нью-Йоркская фондовая биржа и началась Великая депрессия, реализация драгоценностей приостановилась.
Некоторые вещи из шкатулки Марии Федоровны приобрела жена Георга V, королева Мэй. Одна из ее покупок включала жемчужное с бриллиантами колье с сапфировой и бриллиантовой застежкой (оценка 6000 ф. ст.) и жемчужную с бриллиантами брошь (555 ф. ст.). В 1930 г. королева приобрела продолговатую брошь с полированным сапфиром и розовыми бриллиантами (26 ф. ст. и 12 шиллингов) и овальную брошь, украшенную веточками сапфиров и бриллиантов, с жемчужной подвеской (первоначальная оценка 3250 ф. ст., куплена за 2375 ф. ст.).915
Что касается материальных обстоятельств Марии Федоровны в эмиграции, то английский король Георг V, королева Мария (Мэй) и вдовствующая королева Александра (старшая сестра Марии Федоровны) стали совместно выплачивать Марии Федоровне 10 000 фунтов в год. Также с 1923 г. оказывало вдовствующей императрице материальную поддержку и «Большое Северное телеграфное общество» (Store Nordiske Telegraf Selskab), которое ежегодно выплачивало ей 15 000 крон, «принимая во внимание помощь, которую императрица всегда оказывала телеграфному обществу» в России до революции. Сумма пересылалась на ее счет тайно916 через Министерство иностранных дел.
<< Назад Вперёд>>
