Как мы уже упоминали, наряду с «гардеробной суммой», которая шла на личные расходы членов императорской семьи, существовали и «кабинетные суммы», также входившие в структуру расходов императорской семьи. При этом, наряду со штатными статьями расходов, которые повторялись из года в год, постоянно возникали форс-мажорные обстоятельства, вызывавшие необходимость срочных и подчас очень крупных трат. Если «традиционные статьи» входили в бюджет Министерства Императорского двора и утверждались императорами по докладу министра двора, то по форс-мажорным статьям требовалось личное решение императора.
Великие князья, оказавшиеся в эмиграции, неоднократно затрагивали тему богатств российских императоров. Как мы уже упоминали, великий князь Александр Михайлович в своих воспоминаниях писал, что годовой совокупный доход Николая II составлял порядка 20 миллионов рублей,607 Следует уточнить, что великий князь под совокупным доходом царя, видимо, имел в виду доходную часть годового бюджета Министерства Императорского двора, конца царствования Николая II. Порядок цифр совпадает с действительностью. Мемуарист справедливо отмечал, что, несмотря на колоссальные размеры этой суммы, не менее значительными были и расходы императорской семьи. Следует подчеркнуть, что разнос сумм «обязательных» выплат был колоссальный. От огромных сумм, тратившихся на ювелирные украшения, до грошовых, но не менее обязательных выплат «на чай» извозчикам. Например, когда в 1840-х гг. французский живописец О. Берне собирался в самостоятельную поездку по России, ему из Кабинета императора специально «прислали сумку с деньгами для чаевых».608
Если обратиться к «традиционным статьям» расходов, то великий князь Александр Михайлович прежде всего называет те статьи расходов, которые направлялись на содержание многочисленных императорских резиденций, музеев и парков. Помимо малых императорских резиденций, разбросанных по всей России, Министерству двора приходилось содержать пять больших дворцов (Зимний, Гатчинский, Петергофский, Екатерининский и Александровский) со всей инфраструктурой, входившей в огромные дворцово-парковые комплексы.
Также следует иметь в виду, что Романовы довольно активно расширяли долю семейного недвижимого имущества. В XIX в. недвижимость прикупалась в загородной местности с целью устройства летних резиденций. Как правило, это были резиденции в пригородах Петербурга. Эти имения в XIX в. выкупали у прежних владельцев, иногда вопреки их воле. По крайней мере дворцовый придворный фольклор сохранил историю, когда граф Л.А. Перовский, министр Уделов, был прислан императором Николаем I к родителям будущего министра Императорского двора графа И.И. Воронцова-Дашкова, объявить им, что, хотя графиня Воронцова купила у графини Самойловой имение Славянку под Петербургом, но, что император по праву выкупа родовых имений и родства своего с гр. Самойловою (Скавронской) оставляет это имение за собой, «…провожавшая его графиня, громко сказала ему: (фр.) «Скажите от моего имени вашему императору, что он свинья».609
Со второй половины XIX в. Романовы стали активно застраивать своими дачами крымское побережье. Начало этому положено Николаем I, он в 1840-х гг. подарил жене имение Ореанда и продолжено Александром II, который на Рождество 1861 г. подарил жене имение Ливадия, находившееся близ маленького провинциального городка Ялта на крымском побережье. Все документы на покупку император развесил на ниточках на рождественской елке императрицы.
Немаловажной «традиционной» статьей расходов было содержание Императорских театров. По словам великого князя Александра Михайловича: «Несмотря на свое мировое имя и неизменный успех, Императорский балет отнюдь не являлся доходным театральным предприятием, и все пять Императорских театров приносили убытки. Этот дефицит покрывался из средств Министерства Двора и Уделов. Чтобы высоко поддерживать знамя русского искусства, императорской семье надо было ежегодно расходовать 2 млн руб. В 1905 г. к числу субсидируемых министерством Двора театров прибавилась еще и балетная труппа С. Дягилева».610 Кстати говоря, первым профинансировал балетные «проекты» Дягилева великий князь Владимир Александрович, а уже затем благодаря связям и влиянию он добился финансирования труппы Дягилева «отдельной строкой» из бюджета Министерства Императорского двора.
Следует заметить, что постоянный дефицит по статье «Императорские театры» пытались ликвидировать еще при Александре II. Контролировавший тогда все финансовые потоки барон К.К. Кистер, пытаясь «загнать» бюджет Императорских театров в определенные рамки, добился того, что в 1875 г., сохранив должность управляющего Контролем и Кассой Министерства Императорского двора, его назначили и директором Императорских театров. На этой должности он оставался с 14 марта 1875 г. по 19 августа 1881 г. Случай в истории русского искусства беспрецедентный (по тем временам, поскольку в советские времена бывало всякое), когда финансист-хозяйственник стал определять репертуарную политику Императорских театров. Естественно, в первую очередь он озаботился повышением доходности театров. По словам мемуариста: «Под давлением его скаредной экономической политики ворвалась на императорскую сцену оперетка, собиравшая публику, набивавшая театр битком, но низводившая государственную, образцовую сцену на степень торгового предприятия. Заслуженные большие артисты принуждены были ради заработка выступать в ролях, им совершенно не соответствующих.
…Экономия «свечных огарков» приводила к тому, что такие выдающиеся художники сцены, как В.В. Самойлов и контральто Лаваровская покинули сцену в то время, когда еще долгое время могли служить лучшим ее украшением».611
Чтобы судить о том, насколько затратны были Императорские театры, приведем нижеследующие цифры (см. табл. 53).
Таблица 53
Как следует из таблицы, только за 1903–1904 гг. перерасход императорских театров Санкт-Петербурга и Москвы составил 3 308 908 руб. Это были колоссальные суммы, при этом убыточность и дотационность Императорских театров была некой константой, с которой мирились заранее.
Также огромные средства продолжали расходоваться на стремительно разраставшуюся императорскую семью. Из удельных сумм каждому великому князю полагалась ежегодная рента в 200 000 руб. Каждой из великих княжон выдавалось при замужестве приданое в 1 000 000 рублей. Каждый из князей или княжон императорской крови получал при рождении капитал в 1 000 000 рублей, и этим все выдачи ему исчерпывались. Поскольку свадьбы, как и рождение детей, было трудно спрогнозировать, то «эти значительные суммы очень часто расстраивали все сметные предположения, так как выдача их зависела от непостоянного числа великих князей, от числа браков и рождений в императорской фамилии».612
Приличные средства периодически приходилось выплачивать родственникам, в силу тех или иных причин попадавших в тяжелое материальное положение. Многим из Романовых, чье становление пришлось на блестящее (в данном контексте, с материальной точки зрения) положение семьи времен Николая I, было очень тяжело «вписаться» в новые реалии времен Александра II. Тогда выяснилось, что денег почему-то стало постоянно не хватать, хотя запросы и привычки остались «совершенно прежними». Поскольку император считался главой разраставшейся семьи, ему приходилось все чаще сталкиваться с неприятной ситуаций, когда ближайшие родственники начинали «садиться на шею» даже по мелочам. Например, в 1867 г., когда император Александр II находился во Франции с официальным визитом, его младшая сестра, великая княгиня Мария Николаевна, не рискуя напрямую обращаться к брату, буквально умоляла влиятельного тогда шефа III Отделения и Отдельного корпуса жандармов П.А. Шувалова «выпросить у государя несколько тысяч франков, уверяя, что ей нечем заплатить счет в гостинице, но государь отказал наотрез столь давно злоупотреблявшей этим средством сестре».613 При этом Александр II впервые тайно вывез в Париж свою юную любовницу Е.М. Долгорукову и, отправляясь к ней ночью на свидание, мог позволить себе запросто положить в карман 100 000 франков. Конечно, для того чтобы передать их юной пассии…
Ежегодно требовалось платить жалованье дворцовой прислуге. При Николае I вся дворцовая прислуга была потомственно-крепостной, составляя касту так называемых «придворнослужителей». Поэтому жалованье в денежной форме из слуг получали очень немногие. На рубеже 1850-1860-х гг. крепостную прислугу начали менять на вольнонаемную, что значительно увеличило затраты на денежное содержание дворцовой прислуги. Кроме самого жалованья вся прислуга получала различные выплаты: на питание, обмундирование, вышедшим в отставку – пенсии. Кроме этого, «гофмаршал, церемониймейстеры, егеря, скороходы, гоф– и камер-фурьеры, кучера, конюхи, метрдотели, шоферы, повара, камер-лакеи, камеристки и пр. – все они ожидали два раза в год подарков от царской семьи: на Рождество и в день тезоименитства государя. Таким образом, ежегодно тратилось целое состояние на золотые часы с императорским вензелем из бриллиантов, золотые портсигары, брошки, кольца и другие драгоценные подарки».614
Платил родне и Николай II. Так, 21 февраля 1900 г. Николай II распорядился выплатить из «собственных сумм» 30 000 руб. герцогине Саксен-Кобург-Готской Марии Александровне. Напомним, что это была единственная дочь Александра II, приходившаяся царю тетушкой.615 Все бухгалтерские документы по подобным выплатам шли под грифом «Секретно», и большая часть документов носила обезличенный характер, без указания имени получателя денег. Однако в денежных делах поручения без указаний имен случается очень редко, и если проследить всю цепочку платежек, то на этапе получения денег всплывает конкретное имя. Еще раз отметим, что это были совершенно секретные документы, они хранились в верхнем отделении (запиравшимся отдельным ключом) денежного сейфа Канцелярии императрицы Александры Федоровны.
Значительные средства тратились на обеспечение парадных церемоний. Большая часть ценностей во время этих церемоний использовалась из поколения в поколение. Например, во время принятия присяги по достижении 20-летия великие князья подписывали присяжные листы за одним и тем же столом, с одной и той же золотой чернильницей.
Кроме этого, на императора с завидной регулярностью обрушивался целый вал прошений с просьбами о материальном вспомоществовании. Для рассмотрения этих прошений учредили особую «Канцелярию прошений, на Высочайшее Имя приносимых».
Просьбы о финансовой помощи были разного уровня. Когда речь шла о грошовых, с точки зрения царя, пожертвованиях, то они могли проходить «списком». Но иногда императоры оплачивали долги своих ближних на миллионные суммы. Правда, столь крупные суммы платились только во времена Александра II и в начале царствования Александра III по счетам друзей его отца. Материальная помощь оказывалась императором либо из личных (собственных) сумм, либо из сумм Кабинета. Как правило, из «собственных сумм» императоры помогали только самым близким к ним людям и на довольно скромные суммы.616 Если же суммы просимых средств «зашкаливали» за разумные пределы, а платить в силу разных причин было надо, то просимые средства отпускались из средств Кабинета. Заметим, что второй вариант использовался гораздо чаще.
Весьма сведущий B.C. Кривенко писал об этом: «Сколько я мог понять психологию высших распорядителей земных благ, наверху не склонны были делать подарки из казенного или дворцового сундука по примеру императриц XVIII столетия. Нет, денег разбрасывать нельзя; но другое дело оказать поддержку в виде ссуды, обращавшейся обыкновенно в безвозвратное пособие. Умные люди, не стеснявшиеся особенно с моралью, случалось, достигали головокружительных экономических результатов, добиваясь шутя казенных ссуд на поддержание якобы заводов и фабрик или отстройку усадеб после пожаров. Известно, какие миллионы были заработаны первыми держателями концессий на постройку железных дорог, переуступившими свои права фактическим строителям. Но давать деньги так, потому лишь, что заслуженный человек нуждается, считалось недопустимым. Вот если бы он свое наследственное имущество обременил непомерными долгами, тогда следовало бы помочь ему выпутаться из неприятного положения».617
Следует подчеркнуть, что все «финансовые прошения» сановников, близких к Императорскому двору или занимавших крупные должности, носили строго конфиденциальный характер и проходили в служебных бумагах Кабинета под грифом «Секретно». Деньги, выплачивавшиеся им из кассы Контроля Министерства Императорского двора, не выдавались «из рук в руки», и сановники, естественно, не стояли в очереди за деньгами в кассу. Для соблюдения режима секретности конфиденциальных выплат (банкоматов тогда, понятно, не было) сотрудники кассы не только «разносили по времени» очередников на получение денег, но и ввели практику получения «секретных выдач» по нотариально заверенной доверенности представителями нуждавшихся сановников.
В принятии решений по всем этим негласным делам и пособиям ключевую роль играли министры Императорского двора. Это были очень разные по характеру люди, но всех их объединяла искренняя преданность Императорской фамилии и глубокая порядочность в материальном отношении. Конечно, министр двора А.В. Адлерберг наделал колоссальных долгов, с которыми рассчитался Кабинет, но назвать его сознательным мздоимцем никто не мог. Что касается последнего министра Императорского двора В.Б. Фредерикса, то посол Франции в императорской России оставил о нем следующую запись в дневнике: «Все его долгое существование протекало во дворцах и придворных церемониях, в шествиях и каретах, в золотом шитье и орденах. По своей должности он превосходит самых высоких сановников Империи и посвящен во все тайны Императорской фамилии. Он раздает от имени императора все милости и все дары, все выговоры и все наказания. Великие князья и великие княгини осыпают его знаками внимания, так как это он управляет их делами, он заглушает их скандалы, он платит их долги. Несмотря на всю трудность его обязанностей, нельзя указать ни одного его врага – столько у него вежливости и такта».618
Выплаты из Кабинета носили разный характер. Были те, кто получал единовременные пособия, были и те, кто получал пожизненные секретные пенсии,619 Секретные единовременные выплаты из средств Кабинета либо из других источников стали устойчивой традицией при уходе министров на более спокойные посты со стрессовых министерских постов. Правда, и при назначении подобных секретных единовременных выплат происходили очень разные истории.
В двух словах изложим истории секретных выплат единовременных «выходных» пособий таким известным лицам, как министры финансов С.Ю. Витте и В.И. Коковцев. Когда весной 1905 г. царь отправил С.Ю. Витте в отставку, ему выдали секретное единовременное пособие в 400 000 руб. Однако эти деньги были быстро прожиты и летом 1912 г. Витте лично обратился к Николаю II со следующей просьбой: «…Я мог бы быть выведен из тяжелого положения единовременного суммою в двести тысяч рублей.
С. Ю. Витте
Сознание, что будучи министром финансов в течение 11 лет, я своим трудом и заботами принес казне сотни миллионов рублей, сравнительно сумма, могущая поправить мои дела, представляет песчинку…».620 Николай II просимые деньги дал, написав на письме Витте: «Выдать статс-секретарю гр. Витте 200 тыс. руб. из прибылей иностранного отделения, показав эту выдачу на известное мне употребление».621 В этой резолюции следует обратить внимание на то, что источником огромного единовременного пособия, по подсказке министра финансов В.Н. Коковцева, стали средства «иностранного отделения», а не Кабинета Е.И.В. Кроме этого, за каждой стандартной формулировкой «выдать на известное Его Величеству употребление», всегда стояла какая-то конкретная история, о содержании которой мы узнаем очень редко.
Вторая история связана с уходом в отставку с поста министра финансов самого В.Н. Коковцева. В этом случае Николай II лично пожелал дать своему министру крупную сумму денег: «…Прошу Вас сказать совершенно откровенно – удовлетворит ли Вас если Я Вам назначу 200 или 300 тыс. руб. в виде единовременной выдачи?». Коковцев отказался принять эти деньги, вызвав немалое удивление императора: «Сколько миллионов прошло через Ваши руки, Владимир Николаевич, как ревностно оберегали Вы интересы казны, и неужели вы испытываете какую-нибудь неловкость от моего предложения?». Когда уходящий министр объяснил мотивы своего поступка, царь заметил: «Мне не часто приходилось встречаться с такими явлениями. Меня все просят о помощи, даже и те, кто не имеет никакого права, а Вы вот отказываетесь, когда я сам Вам предложил!»622
Переходя к теме пожизненных секретных пенсий, надо заметить что, список пожизненных «секретных пенсионеров» Кабинета никогда не был большим и в этом списке оказывались люди самого разного социального статуса. Если взять период царствования Николая I, то самые ранние «секретные пенсии» по назначению императора Николая Павловича начали выплачиваться из средств Кабинета с конца 1820-х гг.623 Секретные пенсии выплачивались и при Александре III, но только те, которые были установлены Александром II.
Александр III практику выплаты секретных пенсий, введенных его дедом, старался минимизировать. К 1885 г. пенсии продолжали выплачиваться только двум лицам.624 Вместе с тем, когда до Александра III доходили просьбы о деньгах людей, которых он ценил, император никогда не оставлял эти просьбы без ответа. Например, когда весной 1881 г. к царю с «денежной» просьбой через К.П. Победоносцева обратился композитор П.И. Найковский, то Александр III написал следующую записку: «Посылаю Вам для передачи Чайков-скому – 3000 руб. Передайте ему, что эти деньги он может не возвращать. 2 июня 1881 года».625 Так же поступил царь и после подобной просьбы драматурга А.Н. Островского: «Каким-то образом император Александр III узнал, что Островский находится в тягостном материальном положении… Перез несколько дней состоялся высочайший указ о назначении драматургу, губернскому секретарю Александру Николаевичу Островскому, пенсии в 3000 рублей в год».626
Нельзя не упомянуть и о знаковой категории лиц, получавших секретные пенсии на постоянной основе из средств Кабинета. Как известно, правление Николая Павловича началось с трагических событий на Сенатской площади 14 декабря 1825 г. Мы знаем об этих событиях как о восстании декабристов. Мы хорошо знаем, что после подавления этого выступления были казнены 5 декабристов, более сотни офицеров отправлены в Сибирь, а солдаты раскассированы по армейским полкам, стоявшим в «горячих точках».
Меньше известно о том, что благородные декабристы не только планировали физическую ликвидацию молодого императора, но и ликвидацию всей императорской семьи, включая детей. Император Николай Павлович об этом прекрасно знал и, верно, вспоминал «друзей 14 декабря», ежегодно проводя церковные службы в Зимнем дворце, в память об этом дне. Но только немногие знают, что император не только оплатил все долги сосланных, но и устроил их детей «на казенный счет» в лучшие учебные заведения империи. Он также на протяжении десятилетий платил небольшие пенсии неимущим женам и матерям декабристов.
Первые выплаты состоялись в январе 1829 г. В список секретных пансионеров вошли жены Берестеля, Тизенгаузена и матери Корниловича, Дивова и Щепина-Ростовского. Каждой из них выплачивалось по 500 руб. ассигнациями в год. Матери же и жене декабриста Янтальцова платили по 250 руб. каждой ассигнациями в год.627 Со временем этот список уменьшался, но тем не менее женам декабристов Берестеля, Тизенгаузена, Штейнгеля и матери Корниловича «по примеру прежних лет» и в 1852 г. продолжали платить по 143 руб. сер. в год. По-прежнему жене декабриста Янтальцова платили из средств Кабинета секретную пенсию в 71 руб. серебром.628 Последние выплаты женам декабристов пришлись на 1861 г., когда российским императором стал уже Александр II, но кабинетные секретные пенсии, продолжали выплачиваться регулярно.629
В истории «секретных» выплат из кабинетных денег есть два беспрецедентных эпизода, когда суммы выплат не только превысили 1 000 000 руб., что равно приданому императорской дочери, но и тянулись годами. Обе фигуры получателей кабинетных денег были буквально «своими» для императорской семьи, поэтому и долги за них платились как за «своих».
Первый из них – друг детства Александра II и министр Императорского двора граф Александр Владимирович Адлерберг. Надо сказать, что Александр II не случайно благоволил Адлербергам, они на протяжении нескольких десятилетий входили в ближайшее окружение императорской семьи. Один только факт, что В.Ф. Адлерберг и А.В. Адлерберг, отец и сын, последовательно, друг за другом занимали должность министра Императорского двора с 1852 по 1881 г., говорит сам за себя.
Будучи императором, Александр II неоднократно оплачивал крупные долги своего друга. Причем суммы на уплату долгов царского друга отпускались не из средств Министерства Императорского двора (видимо, не совсем удобно было оплачивать долги руководителя ведомства из средств самого ведомства), а из секретных, не подлежащих контролю, сумм Министерства внутренних дел. Об этом свидетельствует откровенная дневниковая запись министра внутренних дел П.А. Валуева от 12 мая 1867 г.: «Сегодня при докладе представил государю счет сумм, секретно мною отпущенных на средства Министерства на уплату долгов гр. А(длерберга), на поддержку банка гр. Бобринского и полк. Новосильцову. Всего 1 млн 260 тыс. руб. до сих пор. Ни министр финансов, ни государственный контролер ничего не подсмотрели».630 Очень характерно, что царь и министр совместными усилиями скрыли факт оплаты долгов царского друга А.В. Адлерберга от его коллег – министра финансов и государственного контролера, которые по долгу службы обязаны были пресекать подобные нецелевые выплаты.
Следует добавить, что в это время полковник Новосильцов подминал под себя таманские и кавказские нефтяные промыслы, а банк Бобринского находился «под крышей» «кружка» княгини Долгоруковой, гражданской жены императора. В марте 1868 г. по этому же каналу последовали новые крупные выплаты (25 марта 1868 г.): «…после передачи через мои руки 670 тыс. руб. на уплату долгов гр. Адлерберга…».631
Факт оказания значительной финансовой помощи царем своему министру двора подтверждают и другие мемуаристы: «Никто не порочил его указаниями на злоупотребления, мне, по крайней мере, не приходилось об этом слышать, но упорно утверждали, что он получал от Александра II баснословные суммы в пособие».632
Министр Императорского двора А.В. Адлерберг был отправлен в отставку в августе 1881 г. При уходе из министерства Адлербергу 2-му оставили содержание, которое он получал в размере 36 000 руб., квартиру (дом № 20 на Фонтанке), придворный экипаж и прислугу. Также в качестве ежегодного содержания отпускалось по 20 000 руб.633
После смерти Александра II долги Адлерберга «перешли» по наследству к его сыну – Александру III. Граф А.В. Адлерберг был чиновником такого уровня, так плотно «завязан» на дела императорской семьи, что и Александр III предпочел оплатить долги старого царедворца, которого он знал буквально с раннего детства.
В декабре 1883 г. новый министр Императорского двора гр. И.И. Воронцов-Дашков получил приказ царя об оплате долгов графа А.В. Адлерберга на сумму 1 200 000 руб. Сумма – беспрецедентна. Граф Воронцов-Дашков еще до оглашения этого решения успел приватно скупить долги (векселя) Адлерберга за 600 000 руб., чем сэкономил кассе Министерства Императорского двора 600 000 руб.634
Эти сведения, извлеченные из дневников весьма осведомленного Государственного секретаря А.А. Половцева, полностью подтверждаются архивными документами. Как следует из архивного дела, операция по приватной скупке векселей бывшего министра двора перешла в активную фазу еще в марте 1883 г. Отвечал за нее коллежский советник Криммер, служивший в Кабинете Е.И.В.
Прежде всего Криммер составил полную номенклатуру долгов А.В. Адлерберга. Затем он разделил кредиторов на две категории.
К первой категории были отнесены кредиторы, с которыми следовало рассчитаться полностью. Им предполагалось выплатить всего 282 900 руб. Как следует из документа, к первой группе отнесены коммерческие банки с государственным участием (например, Волжско-Камский банк, в котором на счетах лежали огромные средства членов императорской семьи) и лица, вхожие в императорские резиденции и которых нельзя было «обидеть».
Ко второй категории отнесли тех, с кем предполагалось прийти к «добровольному соглашению» по списанию части долгов. С учетом просроченных векселей и набежавших процентов общая сумма долга для этой категории составила 929 788 руб. Следовательно, общая сумма долга А.В. Адлерберга по документам составляла 1 215 415 руб.
Поскольку это была колоссальная сумма, то, несмотря на карт-бланш Александра III, деньги выплачивались по частям. Так, в течение марта и апреля 1883 г. Криммер получил «из рук в руки» от гр. И.И. Воронцова-Дашкова 551 000 руб. Сам министр лично передал А.В. Адлербергу 64 000 руб. Понятно, что эти выплаты носили сугубо приватный характер и, как планировалось, кредиторам первой категории все долги были выплачены полностью, 104 000 руб. выдали А.В. Адлербергу для выплаты долга только одному кредитору.
Главных успехов Криммер добился в ходе переговоров со второй категорией кредиторов. Трудно точно сказать, какие аргументы приводил Криммер, но результатом его переговоров стала «добровольная со стороны отдельных кредиторов сбавка», на общую сумму в 572 62 руб., что составило 61,5 % от всей суммы долга. Видимо, аргументы Криммер приводил очень весомые, наверняка используя «административный ресурс» Кабинета Его Императорского Величества.
Таким образом, при общей сумме долга по второй категории кредиторов в 929 788 руб. Криммеру удалось добиться «сбавки» в 572 621 руб., в результате чего кредиторам было уплачено только 357 166 руб. (38,5 %). Общая сумма выплат по первой (181 627 руб.) и второй (357 166 руб.) категориям кредиторов составила 538 794 руб.635 Как видим. Государственный секретарь А.А. Половцев был полностью «в курсе» всех деталей этого приватного дела.
В мае 1883 г. Александру III представлена докладная записка, в которой подводились итоги этой сложной и малоприятной финансовой операции. В документах не указывается, какие служебные последствия повлек успех (572 тыс. руб. – очень солидная по тем временам сумма) для Криммера, но можно не сомневаться, что его положение и репутация в структурах Кабинета Е.И.В. упрочились многократно. Тем не менее на этом долги графа «не закончились» и в марте 1885 г. выплачены очередные 800 000 руб. «в счет уплаты по долгам» графа А.В. Адлерберга.636
Стоит также упомянуть и о том, что в мае 1883 г., во время коронационных торжеств, при раздаче «милостей», граф А.В. Адлерберг получил от Александра III субсидию в размере двухсот тысяч рублей.637 Когда в марте 1884 г. умер бывший министр Императорского двора Владимир Федорович Адлерберг, отец А.В. Адлерберга, то Александр III счел необходимым прибыть на похороны графа и лично нести его гроб.638
Однако материальные домогательства семейства Адлербергов на этом не закончились. После того как в 1888 г. умер граф А.В. Адлерберг, его жена графиня и статс-дама Екатерина Николаевна Адлерберг (1822–1910), которую Александр III знал как «Катишь», высказала желание сохранить за собой пожизненное владение казенным домом министра Императорского двора и все то содержание, которое имел ее муж. Содержание это составляло: 36 000 руб. жалованья, 25 000 руб. на ремонт дома и 15 000 руб. пожизненной пенсии по духовному завещанию Александра II. Всего 76 000 руб. в год. Для сравнения, годовое жалованье ординарного профессора Санкт-Петербургского университета составляло 3000 руб. в год.
При этом, согласно нормам закона, о которых графиня была прекрасно осведомлена, вдовы придворных служащих, прослуживших 50 лет, сохраняли «в пенсию» только жалованье мужей, то есть 36 000 руб. У Александра III было довольно сложное отношение и к графу А.В. Адлербергу, и ко всему его семейству, поэтому он счел возможным ограничить претензии графини, с учетом всех предыдущих выплат, «только» 15 000 руб. пенсии.639
Что касается этого «сложного отношения», то оно было связано с рядом обстоятельств. Если графа А.В. Адлерберга Александр III знал с детства как личного честного, но «беспорядочного» вельможу, тратившего деньги без счета, согласно своему высокому положению, то «Катишь» была не такая «беспорядочная». По словам того же графа И.И. Воронцова-Дашкова, когда он в августе 1881 г. принимал от графа А.В. Адлерберга кассу Министерства Двора, то «в ней оказалось хранившаяся сумма 450 тыс. руб., принадлежавшая графине Адлерберг; что о том, как она составила себе это состояние разного рода темными аферами, есть доказательства в делах Кабинета».640
Адлерберги, утратившие свои позиции при Дворе в царствование Александра III, пытались «тянуть» деньги из Кабинета и при Николае II. Так, в 1911 г. на имя императрицы Александры Федоровны пришло письмо из Милана с просьбой о финансовой помощи от некой «графини Адлерберг». Начали разбираться и выяснили, что это действительно дочь от второго брака бывшего министра Императорского двора графа А.В. Адлерберга, которая сама уже дважды побывала замужем, но жила одна в Италии, ведя «беспорядочный образ жизни». Она была наркоманкой, как сказано в документе – «ярой морфинисткой». От матери графиня Адлерберг получала от 5000 до 6000 руб. в год, и у нее был свой доход в 2000 руб., что «для жизни в Италии вполне достаточно». По выяснении этих обстоятельств Александра Федоровна наложила на прошение визу: «50 p. or nothing».641
У Александра III были свои протеже, которым он старался помочь по мере возможности, в этой помощи государь император старался до последней возможности не переступать границ закона.
При Николае II также платились долги ближайшего окружения, но они не принимали таких колоссальных масштабов. Тем не менее и Николай II подчас шел даже на нарушение сложившейся юридической практики, вызволяя из долгов людей, лично ему известных и приятных, людей «своего круга». Министр финансов С.Ю. Витте был вынужден выполнять прямые распоряжения Николая II о негласной выдаче огромных ссуд: «Во время моего последнего всеподданнейшего доклада государь мне приказал выдать из Государственного банка Скалону642 ссуду в 2 миллиона рублей, прибавив: «Я вас прошу об этом ничего не говорить председателю Совета»».643 В этом эпизоде обращает на себя внимание то, что Николай II выплатил огромные деньги не из своих сумм (у него столько и не было), не из сумм Кабинета, а прямо из Государственного банка. Просто и незатейливо приказав первому лицу кризисного правительства нарушить закон во имя финансовых интересов близкого ему человека.
Великий князь Александр Михайлович приводит в пример другую банальную историю, когда любимый флигель-адъютант Николая II попал в критическую ситуацию, проигравшись в карты. Ему дали 24 часа, чтобы уплатить проигрыш. В результате император выручил офицера, оплатив 25 000 руб. карточного долга.644 О банальной традиционности таких «карточных» историй свидетельствуют и архивные документы. Например, в 1861 г. император Александр II распорядился негласно выдать своему духовнику В.Б. Бажанову645 20 000 руб. для того, чтобы отец уплатил карточные долги своего сына, штабс-капитана Бажанова.646
Иногда характер выплат из средств Кабинета свидетельствовал о неких скандальных семейных историях, суть которых не расшифровывалась даже в служебных документах с грифом «Секретно». Например, в 1900 г. по высочайшему повелению из средств Кабинета Е.И.В. был образован капитал в 100 000 руб. в 5 %-ных банковых облигациях. Этот капитал передали в распоряжение французского посольства в Петербурге с условием, чтобы он хранился в Государственном банке.647 С этого капитала отчислялись проценты (по 6000 франков в год) для некой г-жи Бланшар, французской подданной, проживавшей в Ницце. На эти деньги Бланшар должна была растить свою дочь Жоржетту. По достижении совершеннолетия весь капитал в 100 000 руб. должен быть передан именно Жоржетте. Видимо, Николай II, выделяя огромные деньги, был прекрасно осведомлен, кто из великих князей являлся отцом этой «девицы Жоржетты», родившейся в Ницце 23 января 1896 г.648 Можно даже полюбопытствовать, кто из великих князей с такими «приключениями» отдыхал в Ницце в начале 1895 г. Все указывает на женолюба великого князя Алексея Александровича, дядю Николая II.
Николаю II приходилось платить и «по старым счетам». Причем счетам своего деда – императора Александра II. Дело в том, что морганатическая жена Александра II, светлейшая княгиня Е.М. Юрьевская, все царствование Александра III тихо «просидела» в Ницце, потихоньку проматывая в различных денежных аферах 3 000 000 руб., полученные по завещанию Александра II. Когда в октябре 1894 г. императором стал Николай II, светлейшая вдова немедленно развернула широкомасштабные боевые действия против Кабинета, выбивая для себя дополнительные бонусы. При этом она постоянно апеллировала к благородству внука «своего царственного Деда». В результате Николай II пошел на пересмотр сумм негласных выплат княгине Е.М. Юрьевской.
Это действительно старая история, корнями уходившая в 1870-е гг. Весной 1881 г., после трагической гибели от рук террористов Александра II, когда на Александра III обрушилось множество проблем, ему приходилось еще и решать «проблему Долгоруковой».
Е.М. Долгорукова с детьми
Судя по всему, скандальная княгиня Юрьевская, отъехавшая из России в Ниццу в начале 1882 г., поставила ценой своего отъезда ряд условий. Состоялись буквально «высочайшие торги». Конечно, император сам этим не занимался, для решения подобных ситуаций привлекались министр Императорского двора граф И.И. Воронцов-Дашков (с августа 1881 г.) и управляющий Кабинетом Е.И.В. В результате переговоров княгиня Юрьевская кроме 3 млн руб., полученных по завещанию от Александра II, получила еще и ежегодную ренту в 100 000 руб. на себя и 100 000 руб. на своих детей. Содержание княгине отпускалось «по третям года вперед» и переводилось в «Банкирский дом Лампе и К0».649 На что последовало негласное высочайшее повеление 30 апреля 1881 г.
Следует сказать, что эти суммы имели свои прецеденты. Например, когда Александр II выслал Числову, любовницу своего младшего брата великого князя Николая Николаевича (Старшего) за границу, то он ей «дал 500 тыс., а каждому из детей по 100 тыс., что составило 400 тыс.».650
Далее, в обмен на право проживания в Зимнем дворце, дарованное княгине Юрьевской по завещанию Александра II (Александр III согласиться с этим категорически не мог), ей был подарен дом в Петербурге, оцениваемый в 1900-х гг. в 1,5–2 млн руб. Кроме этого, по условиям соглашения, детям княгини Юрьевской по достижении совершеннолетия из средств Кабинета следовали ежегодные секретные «выдачи». Так, сын Александра II от второго брака светлейший князь Георгий Александрович Юрьевский ежегодно получал по 40 000 руб., они отпускалось помесячно, по 3333 руб. 33 коп., и также переводилось в «Банкирский дом Лампе и К°». Не забыли и о его сестрах.651 Совершенно очевидно, что Александр III предпочел откупиться, лишь бы удалить из страны свою молодую и скандальную «маму».
Только по завершении этих «торгов» княгиня Юрьевская согласилась уехать из России. Она поселилась на собственной даче в Ницце, где всегда бывало много русских. Негласные выплаты из средств Кабинета регулярно поступали на счет княгини и, судя по тому, что княгиня Юрьевская некоторое время вела себя достаточно «тихо», она соблюдала свою часть соглашения.
Прожила она «тихо» во Франции до 1900 г. После этого начала буквально терроризировать императора Николая II и министра Императорского двора В.Б. Фредерикса бесконечными просьбами о денежной помощи. Любопытно то, что «девица Шебеко», выбивавшая «откаты» из предпринимателей для Е.М. Долгоруковой в 1870-х гг., продолжала оставаться главным мозгом финансовых махинаций, в которые она втягивала светлейшую княгиню Юрьевскую.
Весной 1900 г. Е.М. Юрьевская написала письмо на имя Николая II, с просьбой вновь оказать ей материальную поддержку. Это письмо было вызвано тем, что дети у княгини выросли и расходы их соответственно тоже возросли. Кроме этого, сын княгини Георгий Александрович, сын Александра II и, следовательно, дядя Николая II, жил, как водится, не по средствам и просил своего «племянника-императора» оплатить его долги. Юрьевская просила выделить и себе единовременную крупную сумму. Николая II это совершенно не устраивало, поскольку за просьбой могла последовать следующая, а ему хотелось «закрыть проблему». Закрыть совсем. Император прекрасно знал, что Юрьевская получила по завещанию Александра III более 3 млн руб. и имела в России солидную собственность.
На протяжении лета 1900 г. Министерство двора решало этот вопрос и, наконец, в августе 1900 г. министр Императорского двора В.Б. Фредерике отправил Е.М. Юрьевской письмо с перечислением жестких условий, на которых Николай II соглашался увеличить ежегодную секретную пенсию морганатической жене своего деда.
Главные требования императора сводились к следующему: во-первых, княгиня должна положить в Государственный банк неприкосновенный капитал в 1 000 000 руб. Также высказывалось настоятельное пожелание, чтобы княгиня «в самое непродолжительное время» довела этот неприкосновенный капитал до 2 000 000 руб. Зная, что у княгини нет такой суммы, ей предлагалось продать свой дом в Петербурге «на Гагаринской ул., 3» и вырученные деньги внести в банк.
Во-вторых, император, увеличивая ежегодную пенсию Юрьевской со 100 000 до 200 000 руб. и считая, что семья княгини обеспечена достаточно, предупреждал, что впредь любые обращения князя Г.А. Юрьевского «об уплате его долгов, таковые, безусловно, и при каких бы то ни было условиях Государем Императором будут оставлены без удовлетворения».
В-третьих, император выражал надежду, что сама княгиня и ее дети будут жить «соответственно получаемым им средствам».652 А выделяемая субсидия в 200 000 руб. должна быть поделена следующим образом: треть получала Е.М. Юрьевская, треть Г.А. Юрьевский и последнюю треть делили между собой две дочери княгини. Говоря о сумме в 200 000 руб., подразумевалось, что Юрьевская уже ежегодно получает 100 000 руб., кроме этого, после женитьбы Георгия Александровича ему выплачивалась ежегодная пенсия в 30 000 руб. Следовательно, Кабинет должен доплатить Юрьевской «чистыми» только 70 000 руб. в год. Приведя эти расчеты, княгине Юрьевской напоминали, что обещанные 200 000 руб. – это ежегодные проценты с капитала в 5 000 000 руб., княгине предлагалось положить в банк только 1 000 000 руб. и еще некоторую сумму, которую она выручит от продажи дома на Гагаринской.
В заключение Николай II заявлял: «Отпуск этот повелеваю начать со дня внесения в Кабинет Е.М. Юрьевской одного миллиона рублей в Государственный банк бессрочным вкладом, с правом получать лишь проценты с оного». Далее в письме указывалось, что «подобное устройство Ваших капиталов вполне ответило бы воле в Бозе почивающего Императора Александра II, ясно выразившего желание, чтобы дарованная Вам собственность оставалась бы неприкосновенной и избавленной от случайностей». Однако Николаю II, несмотря на столь жесткие формулировки, так и не удалось отделаться от этого семейства, тем более что рядом с княгиней Юрьевской оставался ее финансовый гений – «девица Шабеко».
Вскоре начался новый скандал. В июле 1904 г. начальник Канцелярии Министерства Императорского двора генерал А.А. Мосолов получил письмо от Петебургского градоначальника И. А. Фуллона. Суть письма сводилась к тому, что с кн. Юрьевской следует к взысканию Казенной палатой гербового сбора и штрафов на сумму 12 500 руб. По закону «взыскание это должно быть обращено на дом княгини, который подлежит продаже».653 Руководство Кабинета, связавшись с княгиней, рекомендовало ей уплатить долги «из причитающихся Ея Светлости из Кабинета денег», что она и сделала.
Но это было еще не все. В 1908 г. начался новый «наезд» княгини на Кабинет Е.И.В. Встретившись за границей с великим князем Алексеем Александровичем, Юрьевская заявила ему, что, буквально за несколько дней до смерти, Александр II пообещал своей жене еще 3 000 000 руб. и об этом решении императора есть запись в его ежедневнике, либо в конце 1880 г., либо в начале 1881 г. Великий князь Алексей Александрович ей поверил.
Вернувшись в Россию, великий князь Алексей Александрович попросил разрешения у царствующего племянника пересмотреть портфель с бумагами Александра II, в котором хранилось его завещание. Николай II и вдовствующая императрица Мария Федоровна разрешили. Разрешили, наверное, не без колебаний. Пересмотрев бумаги в портфеле, великий князь искомых записных книжек не обнаружил. Однако речь шла об очень крупной сумме, поэтому великий князь решил продолжить поиски среди «не разобранных бумаг Гатчинского дворца», то есть фактического дома вдовствующей императрицы Марии Федоровны. Вряд ли эти поиски вызывали удовольствие у Николая II и у Марии Федоровны. Тем не менее они дали разрешение. В свою очередь, кн. Юрьевская писала бесконечные письма барону В.Б. Фредериксу с той же просьбой о продолжении поисков записных книжек Александра II. Попутно она просила новую ссуду в 200 000 руб. из средств Кабинета.
Как ни удивительно, руководство Кабинета не могло отказать в просьбе морганатической супруге Александра II. Кабинет предложил беспроцентную ссуду в 200 000 руб. на 10 лет под залог ее дома в Петербурге «на Гагаринской ул., 3». Долг на протяжении 10 лет предполагалось взыскивать из ежегодных выплат княгине из средств Кабинета. Княгиня Юрьевская согласилась, правда, срок выплаты долга уменьшила до двух лет, заявив, что вскоре будет иметь «возможность погасить заем по истечении двух лет».654 Одновременно Юрьевская настойчиво просила продолжить поиски календарей за 1880 и 1881 гг., в которых содержалась «отметка о даровании им мне капитала в три миллиона рублей».655 Тогда еще руководство Кабинета не знало, что история с ссудой и домом была началом сложной многоходовой операции «девицы Шебеко».
Николай II и Мария Федоровна внимательно следили за поисками записных книжек Александра II, поскольку перспектива выплаты очередных 3 000 000 руб. их совершенно не радовала. К лету 1909 г. искомые «памятные книжки» императора Александра II за 1880 и 1881 гг. были найдены. Их обнаружили в Готической библиотеке Николая II в Зимнем дворце. Книжки нашел и внимательно прочел заведующий Императорскими библиотеками Щеглов. Никаких отметок «о трех миллионах» он не обнаружил: «Прочитав памятную книжку 1881 г., так же как и в книжке 1880 г. ничего существенного, в известном смысле не нашел».656 Видимо, для гарантии Щеглов переслал записные книжки ген. А.А. Мосолову657. Этот факт вызвал страшное раздражение Николая II и пространную его резолюцию (12 августа 1909 г.), что было, в общем-то, редкостью: «Зачем Щеглов послал оба дневника моего Деда – Мосолову? Немедленно вернуть их в мою библиотеку Зимнего Дворца»658. Так закончилась история «о трех миллионах». Но это не означало, что светлейшая княгиня Юрьевская оставила Кабинет в покое.
Осенью 1909 г. Юрьевская стала буквально засыпать В.Б. Фредерикса отчаянными просьбами о материальной помощи: «Мое положение безвыходное; дни сосчитаны до краха. Верьте искренности этих слов и тоже моей к Вам глубокой благодарности. Княгиня Юрьевская». Ничего, кроме раздражения, эти телеграммы (о них регулярно докладывалось Николаю II) не вызывали. Поэтому Фредерике сообщал княгине, что «телеграмма Ваша доложена Его Величеству, благоприятного ответа дать не можем». А в октябре 1909 г. Фредерике прямо приказал «оставить эти телеграммы княгини Юрьевской без ответа»659.
Тогда же, осенью 1909 г., выяснилось, что светлейший князь Григорий Александрович Юрьевский, сын Александра II от второго брака, задолжал лучшему военному портному Петербурга Норденштрему 90 469 руб. Портной подал в суд, и суд мог арестовать жалованье князя в 40 000 руб. в год, получаемое из сумм Кабинета. Это – очередной скандал, допустить его Кабинет не мог. Скандалов в императорском семействе и без этого хватало. Поэтому Кабинет распорядился удерживать из «зарплаты» князя по 16 000 руб. в год до погашения долга. Судя по тону переписки, сама фамилия Юрьевских, вызывала у чиновников Кабинета чувство идиосинкразии. Вот только некоторые фразы из сугубо деловой переписки между Кабинетом Е.И.В. и Канцелярией Министерства Императорского двора: «Я ожидаю теперь новых нападений на Барона (то есть В.Б. Фредерикса. – И. 3.) помимо меня»; «Хитрости Юрьевских не особенно тонки»; «Юрьевский хотел успеть выхватить свое содержание до наложения запрещения кредиторами на законную часть» и т. д.
В ноябре 1909 г. «команда» княгини Юрьевской перевела операцию «Дом на Гагаринской, 3», в активную фазу. Дом был уже заложен дважды: Кабинету под беспроцентную ссуду в 200 000 руб. и одновременно частному лицу, уже под проценты. Княгиня Юрьевская заявила, что выставляет дом «на Гагаринской» на публичные торги со всеми находящимися в нем вещами. Дом и все в нем находящееся она оценила в 2 000 000 руб. Изюминка этого хода заключалась в том, что на торги выставлялись и все личные вещи Александра II, хранившиеся в этом доме.
Надо заметить, что княгиня уже давно позаботилась, чтобы превратить свой дом в музей Александра II. Ко всем вещам, к которым притрагивался император, были прикреплены бронзовые таблички с соответствующими надписями. На продажу выставлялся даже ночной горшок из спальни императора, правда, без бронзовой таблички. Тексты готовящегося аукционного каталога были следующие: «Кровать двуспальная под черное дерево. В изголовье кровати бронзовая дощечка: «Проведена последняя ночь жизни до 1 марта 1881 г. государем Императором Александром II»; Матрац пружинный, матрац волосяной, шкафчик ночной под черное дерево, столик десертный под черное дерево. На столике надпись «Государь император Александр II у зеркала, где причесывался до 1 марта 1881 г.»»660. Примерно так же «оформлены» многочисленные портсигары и портреты императора, включая знаменитый портрет кисти Маковского с почившим императором в форме Преображенского полка.
После этого известия в Министерстве двора началась тихая паника, поскольку допустить аукционные торги по «царским» лотам они не могли в принципе. Однако, поразмыслив, успокоились, решив, что «если это почтенное семейство пустит все в продажу то, конечно, мы этих вещей не выпустим и купим своевременно. Но имейте в виду, что на этом хотят сыграть, выхватив приказание купить все за двойную цену, и при том за немногими исключениями… вещи никакого касательства к Императору не имеющие.
…Из дальнейших переговоров стало понятно, что план был задуман большой, а именно: разыграть на истории с вещами большую драму о несчастном понуждении, благодаря ненайденным миллионам, о которых вы, вероятно, слыхали, продать весь дом со всеми вещами, которые так дороги их сердцу, а потому, мол помогите, устраните скандал продажи вещей и купите просто весь дом с вещами за миллион 200 тыс. Вот суть плана… нет смысла идти на этот шантаж».661
Таким образом, осенью 1909 г. светлейшая княгиня Юрьевская желала либо получить из Кабинета 1 200 000 руб., за дважды заложенный дом, со списанием с нее всех долгов Кабинету и другим кредиторам, либо получить 3 000 000 руб. по сомнительной устной реплике Александра II, произнесенной то ли в 1880 г., то ли в начале 1881 г. и о которой княгиня внезапно «вспомнила» в 1908 г.
Автор не может отказать себе в удовольствии привести обширную цитату из письма (от 11 ноября 1909 г.) светлейшей княгини Юрьевской, адресованного министру Императорского двора барону В.Б. Фредериксу: «Я очень огорчена тем, что в календаре 1881 г., или в дневнике, как называл его Император, найденном, по моему настоянию, после стольких поисков, Его Императорское Величество не усмотрел (Каково! Курсив мой. – И. 3.) записи, существование которой я имела основание предполагать. Думаю, что если бы при строгих розысках ведомости о капиталах Императора, которая была ему предъявлена в феврале 1881 г., таковая была найдена, так же как нашли календарь, то в этой ведомости могла найтись отметка о том даре, который Император в то время сделал и объявил об этом в присутствии постороннего лица.
Может быть, конечно, и то, что для оформления дара особым Высочайшим указом нужно было еще письменное распоряжение Императора, которое он до 1 марта не успел сделать, но, во всяком случае, факт остается фактом, и я обращалась и обращаюсь к Его Императорскому Величеству по этому поводу не на основании каких-либо юридических доказательств, а взываю к чувствам нравственного долга.
Я не имела никогда права сомневаться в словах Императора, моего Супруга и Отца наших детей, и было бы ниже моего достоинства и оскорбительно для Императора требовать от него немедленного письменного подтверждения сделанного им мне и детям нашим дара… Царское слово, в дни моей молодости, я считаю столь же непоколебимым и священным, как считаю его таким же и теперь.
Если я не возбуждала вопроса о даре сейчас же после смерти Императора, то потому, что я не сомневалась в исполнении воли Императора, даже помимо моего обращения о выдаче мне дара, а отчасти и потому, что я не имела в то время достаточного понятия о всех случайностях, какие могли бы постигнуть меня в материальном отношении… довести до сведения Его Императорского Величества, что я свое желание о получении дара, мне сделанного, основываю не на юридических доказательствах или письменных актах, а на том нравственном долге, который обязывает исполнить волю Императора, моего Супруга, выраженную Им не только мне лично, но и повторенную в присутствии находящегося еще в живых лица.
Те подробности, при которых совершился этот дар, я имела случай лично передать в Бозе почивающему великому князю Алексею Александровичу, великой княгине Марии Александровне и великой княгине Марии Павловне….Подробности, которые я им сообщала по поводу дара, исключают всякую возможность сомневаться в справедливости моего заявления, не говоря уже о том, что я вообще не допускаю возможности сомнений в правдивости моих слов, обращаемых к Его Величеству Государю Императору, Внуку Александра II.
Если после всего выраженного мною Его Императорское Величество все-таки не найдет возможным признать волю Своего Царственного Деда, то я прошу Вас довести до сведения Его Императорского Величества о том затруднительном материальном положении, в котором я нахожусь теперь и в котором я и дети мои не должны бы оставаться».662
Надо отдать должное Николаю II – держался он стойко. В результате этой «атаки» дело с домом было спущено «на тормозах», и осенью 1909 г. к ренте светлейшей княгини Юрьевской добавили еще 50 000 руб. Деньги также негласно переводились княгине Кабинетом Е.И.В. через банк «Лампе и К0» во Францию. Но для княгини это все было только промежуточным результатом перед новой атакой на Кабинет.
В начале 1910 г. для давления на министра двора В.Б. Фредерикса светлейшая княгиня использовала и личные письма Александра II, обращенные к ней. Юрьевская через своего адвоката сообщила министру, что желает выставить на публичные торги свою интимную переписку с Александром II. Министр двора принял адвоката княгини в январе 1910 г. и тот действительно продемонстрировал образчики выписок из писем императора к княгине за 1877–1878 гг. До сведения министра было мимоходом доведено, что оригиналы писем хранятся в «Bank of England».
Как сегодня известно (письма сейчас находятся в Государственном архиве Российской Федерации и частично опубликованы), это – откровенные письма двух любящих людей. С обычными нежностями и разными словами. Но проблема заключалась в том, что один из пары любящих людей был императором великой державы и на момент написания им писем женат на императрице Марии Александровне. Понятно, что публикация даже небольших отрывков из этих писем привела бы тогда к колоссальному скандалу.
В результате принятие решений в некрасивой и скандальной истории перешло на «самый верх». 22 апреля 1910 г. светлейшая княгиня Е.М. Юрьевская «была принята Его Величеством Государем Императором и Ея Величеством Государыней Императрицей Александрой Федоровной»663. После чего над имуществом княгини (в 1881 г. она имела более 3 000 000 руб., приличную недвижимость и огромную ежегодную выплату из средств Кабинета) учреждается опека Кабинета. В документах указывалось, что регулярные денежные выплаты княгине в руки передавать не следует, поскольку «она не в состоянии их удержать… Полагаю, что пенсию следует выдавать помесячно, а не по третям, как выдается теперь 150 000 руб., что составит 12 500 руб. в месяц, чем чаще и дробнее выдачи, тем лучше для людей бесхарактерных». Шталмейстер сенатор В.Н. Охотников664, занимавшийся летом 1910 г. этим делом, намекнул Николаю II, что деньги княгине надо все же дать, поскольку распоряжение Александра II «о трех миллионах» вполне могло быть.
Сенатор Охотников писал В.Б. Фредериксу 27 мая 1910 г.: «Позволяю себе добавить, что в письме Государя Императора Александра II к Сыну выражена просьба быть покровителем его жены и детей, а на третьей странице сказано буквально: «Жене Моей принадлежит капитал, который внесен, пока брак наш не будет объявлен официально, на Мое имя в Государственный банк, причем Я дал ей свидетельство, что капитал этот принадлежит ей. При ее жизни она может располагать им по ее усмотрению, а в случае ее смерти он должен быть разделен поровну между всеми Нашими детьми, оставаясь в Госбанке и приращиваясь процентами и теми взносами, которыми мне можно будет его увеличить "» (курсив мой. – И. 3.).
Поскольку дело было серьезным, то 5 июня 1910 г. Николай II счел нужным лично ознакомиться с текстом завещания Александра II. Видимо, после этого принято решение – деньги Юрьевской дать. По крайней мере в архивном деле имеется расписка Юрьевской о получении ею очередных 200 000 руб.
Но княгине оказалось и этого мало. За многие годы (по крайней мере с начала правления Николая II) она смотрела на Кабинет как на дойную корову и не стеснялась в своих просьбах, густо замешанных на шантаже и угрозах скандалом. Уже в конце августа 1910 г. управляющий Кабинетом генерал С.В. Волков пишет В.Б. Фредериксу, что очень огорчен тем, что «должен вновь Вам писать о княгине Юрьевской, которая на другой день по уплате 200 000 руб. за нее Кабинетом (второй раз в том же году) и 300 000 руб. уделами через Смельского, просит Вас выдать ей 50 000 руб. и 200 000 франков для выкупа ее дачи в Ницце. Кроме того, получена телеграмма о выдаче ей содержания за сентябрь вперед…»665.
В 1912 г. светлейшую княгиню Юрьевскую видел в Ницце, где она жила на собственной вилле, князь Гавриил Константинович: «Это была старушка небольшого роста, с тонким, острым носом и, как мне показалось, мало симпатичная. У нее был неприятный, крикливый голос и вообще она мне не понравилась». Судя по всему, светлейшая княгиня так и «доила» Кабинет, вплоть до 1913 г., пока она окончательно не свернула свои дела в России, продав заложенный-перезаложенный, многострадальный дом на Гагаринский ул., 3.
Конечно, описанный столь подробно эпизод был скорее исключением, чем правилом. И тем не менее эпизод очень показателен в том, с какой ожесточенностью российская аристократия вела бои «за деньги» на самом «верху», когда для получения ссуд не брезговали ни чем.
Кроме царя подобные «атаки» влиятельных лиц, вхожих в императорские дворцы, с завидной регулярностью обрушивались и на министров финансов. Например, когда министр финансов Вышнеградский в январе 1890 г. ушел раньше времени с придворного бала в Зимнем дворце, то на это обратили внимание многие. В том числе и Александр III. Причина была банальной, министра буквально осаждали «финансовыми» просьбами. Подобные истории случались ранее и с министром финансов Рейтерном. На вопрос Александра II, почему министр раньше времени покинул придворный бал, Рейтерн ответил, что «не мог оставаться долее, так дурно был настроен: при входе одна дама просила у него ссуды в 500 тыс., затем другая просила простить ей 200 тыс., после этой третья просила подарить ей 300 тыс. Это его расстроило. Он думал, что не будет конца всем этим просьбам, и ушел. Государь сказал, что в таком случае лучше, чтобы министры финансов вовсе не появлялись на балу»666.
Как правило, выплаты из Кабинета были гораздо скромнее. Так, только срочностью можно объяснить сумму, переведенную сыном на счет матери в марте 1912 г., когда Николай II написал записку: «Представьте завтра 2-го марта Государыне Императрице Марии Федоровне сумму, составляющую 30 англ. фунтов стерлингов. Николай. 1 марта 1912 г. Ц.С.».667
Иногда должники, получившие из «собственных средств» царя беспроцентную ссуду, деньги возвращали. Так, в 1912 г. Николай II написал записку в Канцелярию императрицы Александры Федоровны: «Прилагаемые 70 тыс. рублей записать на приход моих сумм. И. 23 августа 1912 г.». Эти деньги были немедленно заприходованы и внесены на находящийся в заведовании «Канцелярии Ея Величества Государыни Императрицы Александры Федоровны» текущий счет в Волжско-Камском банке668.
Источник этих денег был сначала неизвестен. Однако, работая в РГИА, автор наткнулся на дело, в котором перечислены все «негласные» должники Николая II и Александры Федоровны. В документе упоминается и о единичном случае возврата ссуды царю. Правда, не 70 000 руб., а только 20 000 руб., но тем не менее Николай II был так искренне поражен этим фактом, что на полях финансового документа написал синим карандашом: «Редко случается!»669.
Приведу только часть списка, охватывающего период с февраля 1900 по май 1912 г. Он довольно короток, всего в нем упоминается восемь «физических лиц». Открывает список (№ 1) великая княгиня Мария Александровна, герцогиня Саксен-Кобург-Готская, она получила от племянника в феврале 1900 г. 30 000 руб. Эти деньги не предполагали их возвращения.
Далее, в апреле 1906 г. последовало распоряжение «О выдаче из Собственных Его Императорского Величества сумм, ссуды в 125 000 руб. известному Государю Императору лицу» (№ 2). Из последующих документов выясняется, что это был подъесаул Собственного Е.И.В. Конвоя светлейший князь Давид Константинович Дадиани. В декабре 1905 г. он подал прошение о выдаче ему крупной ссуды. Мотивировал просьбу тем, что из дома подъесаулу денег не присылали (причина – аграрные беспорядки в годы Первой русской революции), а жалованье «уже три года уходит кредиторам». В заключении подъесаул констатировал, что столь тяжелое финансовое положение «сильно отражается на моей жизни и, в особенности на службе, которой я не могу отдаться всецело».670 К прошению был приложен нотариально заверенный документ, в котором перечислялись деревни в Грузии, которыми владел князь. Видимо, для того чтобы князь «всецело отдался службе», ему и выплатили 125 000 руб.
В январе 1907 г. распоряжением Николая II выдана ссуда из «собственных Его Величества сумм» в 100 000 руб. на 25 лет (№ 3). Получателем ссуды являлся гофмейстер Арапов, «обломок» царствования Николая I: «Долго боролся я с своими несмелыми мыслями, долго моя старческая голова склонялась от отчаяния…». Причина просьбы – неурожаи и аграрные беспорядки. 12 мая 1909 г. последовало распоряжение о выдаче в ссуду 15 000 руб. (№ 4). Эта ссуда была выдана барону Евгению Рауль фон Траубенбергу, генерал-лейтенанту и начальнику 5-й Кавалерийской дивизии. Причина просьбы – расходы на большую семью и болезни дочерей, требующие поездок на лечение в Европу.671
Деньги от царя за 12 лет, если не считать его тетушки, получили всего 5 человек: офицер Конвоя, старый гофмейстер, командир Кавалерийской дивизии и два офицера гвардейских полков. Совершенно очевидно, что письменные прошения о ссуде, прежде чем лечь на стол к императору, проходили многоступенчатую проверку, вплоть до запросов в Департамент полиции «о нравственной и политической благонадежности» просителей.
У императрицы Александры Федоровны имелся свой очень короткий список должников, он сформировался за семь лет (с 1904 по 1911 г.). С 1904 г. ежегодно негласно выдавалось по 2000 руб. «из сумм Ея Величества» некоему «Д». Это был флигель-адъютант полковник Дараган, служивший в «Собственном Ея Императорского Величества лейб-гвардии Уланском полку». Видимо, поводом для ссуды послужило знакомство Александры Федоровны с матерью полковника – Софией Владимировной Дараган, одной из пионерок Красного Креста в России. С 1906 г. такая же выплата установлена еще для одного офицера Уланского полка – поручика князя А.К. Эристова. Он же в декабре 1910 г. получил ссуду в 6000 руб. В январе 1911 г. ссуда «из сумм Ея Величества» в 6000 руб. выдана ротмистру Маслову. Таким образом, от Александры Федоровны деньги получили только три лично известных императрице офицера ее «Собственного Уланского лейб-гвардии» полка.
Очень многие искали «личные выходы» на императорскую семью или использовали факт личного знакомства для того, чтобы напрямую обратиться за материальным вспомоществованием. Однако не следует думать, что любая просьба о денежных или иных материальных благах, исходящая от императорской четы, немедленно выполнялась. Известны ходатайства лично знакомых Николаю II отставных унтер-офицеров гвардейских полков с просьбой «пристроить» их на конкретную дворцовую должность. Несмотря на «визу» императора, такие просьбы не всегда выполнялись, поскольку и тогда существовало то, что сегодня называется «кадровым резервом». Когда императору внятно объясняли ситуацию, он, как правило, отменял свое распоряжение как нарушавшее сложившийся порядок вещей.
Министр финансов В.Н. Коковцев приводит одну из подобных характерных историй. Летом 1913 г. флигель-адъютант Нарышкин доставил министру официальное письмо из Канцелярии императрицы Александры Федоровны, в котором в виде повеления содержался приказ о том, чтобы «я лично доложил ей об удовлетворении всеподданнейшей просьбы лейтенанта Гвардейского экипажа Мочульского об уступке ему участка в 300 десятин из большого имения в 16 000 десятин земли в Бессарабской губернии, которое Крестьянский банк покупал в то время у румынского правительства». Министру это дело было хорошо знакомо. Дело в том, что греческий монастырь Св. Спиридония, находящийся в Румынии, владел огромной площадью земли на территории Российской империи. Монастырь сдавал эти земли националистически настроенным политикам, а те, в свою очередь, сдавали землю в субаренду крестьянам. Так румыны, через монастырь, оплачивали «усилия» бессарабских сепаратистов. После длительных и трудных переговоров румыны согласились продать эти земельные владения за 3 млн руб. России. И на часть этих земель претендовал, через высочайших покровителей, лейтенант Гвардейского экипажа, фактически грозя сорвать трудную политическую сделку. Когда министр объяснил Николаю II ситуацию, тот немедленно отказался от своих просьб, но попросил министра лично переговорить о том же с императрицей Александрой Федоровной. Императрица приняла В.Н. Коковцева на императорской яхте «Штандарт». Когда министр начал излагать свою позицию, Александра Федоровна, прервав его, заявила, что ее просьба, это «…все, что мы можем сделать для тех, кто верно служит нам и кого мы близко знаем». Однако министр продолжил изложение фактов, которые Александра Федоровна выслушала «с видом трудно скрываемого неудовольствия». В конце этого малоприятного для обеих сторон разговора она сказала: «Я была уверена, что на мое желание я получу только тот отказ, который я от Вас слышу; меня это нисколько не удивляет, ибо я уже привыкла к тому, что мои просьбы большею частию оказываются неисполнимыми».672
Особую и очень внушительную статью расходов составляла высочайшая благотворительность. При этом расходы на благотворительность были выделены «особой строкой» у всех членов Императорской фамилии. С самого детства. По большому счету благотворительность в царской семье была уделом женской половины императорской семьи, но и мужчины периодически вносили свою лепту. Как правило, из своих «собственных» сумм. Периодически члены императорской семьи принимали участие в различных благотворительных акциях, как правило, носивших «целевой характер».
Так, в феврале 1883 г. состоялся благотворительные концерт «в пользу раненых», там играл «оркестр медных инструментов из любителей, который долгое время собирался у государя, когда он был великим князем». К этому времени император в этом оркестре уже не играл, но продолжали играть его «соратники» по музыкальным увлечениям. Сбор «в пользу раненых» предполагалось передать Российскому обществу Красного Креста, высочайшей покровительницей его тогда являлась императрица Мария Федоровна.673
Великий князь Александр Михайлович упоминал, что «еще в бытность наследником цесаревичем император Николай II получил от своей прабабушки наследство в 4 млн руб. Государь решил отложить эти деньги в сторону и употребить доходы от этого капитала специально на нужды благотворительности. Однако весь этот капитал был израсходован через три года».674 В результате из 20 000 000 рублей «на личные нужды государю оставалось ежегодно около 200 тыс. руб., после того как были выплачены ежегодные пенсии родственникам, содержание служащим, оплачены счета подрядчиков по многолетним ремонтам во дворцах, покрыт дефицит императорских театров и удовлетворены нужды благотворительности».675 Однако эти громадные расходы были необходимы, поскольку «крайне скромный и простой в своей частной жизни царь должен был в таких случаях подчиняться требованиям этикета. Правитель одной шестой части земного шара мог принимать своих гостей только в атмосфере расточительной пышности».676
Следует добавить, что в императорской семье существовала прочная традиция благотворительных базаров, на которых собирались значительные суммы, шедшие целевым назначением на крупные благотворительные проекты. Например, в 1911, 1912, 1913 и 1914 гг. императрица Александра Федоровна организовала в Ялте четыре больших базара в пользу туберкулезных больных, они принесли «массу денег».677 Более того, нелюдимая императрица Александра Федоровна соглашалась принимать людей, способных пожертвовать «серьезные деньги» на ее благотворительные проекты. Например, когда было задумано строительство санатория для моряков в Массандре, императрица согласилась принять семейство предпринимателя Полякова, поскольку тот гарантировал крупный вклад на строительство санатория, столь необходимого Российскому флоту.
<< Назад Вперёд>>
