Д. Лютый. Вторая часть мараварского «балета»
Они не крестились, даже когда грянул гром
В тот день я вернулся с войны и завалился спать. Но вскоре меня поднял комбат. В то время 154-м отрядом еще командовал Дементьев. Задачу мне поставили совершенно не отчетливо. В Асадабаде кого-то куда-то то ли отвезти, то ли привезти. Дементьев сам ничего не знал, но предположил, что задача плевая и к вечеру мы должны вернуться.
Но я — человек, любящий нашу армию за неожиданности, поэтому благоразумно приказал старшине получить на роту сухие пайки. Моя рота дополучила боеприпасы и, вместе с третьей, выехала на аэродром.
В Асадабаде мы нашли какой-то МТЛБ, на который погрузились и поехали в ущелье, совершенно еще не зная, что там произошло. По дороге натолкнулись на затор. В глубоком овраге две «разутые» машины перекрыли дорогу и остальной броне 5-го отряда было ни пройти и ни проехать. Экипаж на них был совершенно неопытный, что делать — не знает и чуть не плачет. В составе моей роты оказалось двое водителей БМП. Они быстренько организовали ремонт, натянули «гусянки» и мы все тронулись дальше.
Когда на «броне» мы прибыли в ущелье, то комбата ни на его КП, ни еще где-либо, найти не удалось. Не смог я его встретить вплоть до моего отъезда обратно в Джелалабад. Информация о случившемся была самая противоречивая. По ней было абсолютно не ясно, что же на самом деле, и уж тем более, как случилось. Я был потрясен, когда узнал, что до сих пор неизвестно, сколько человек потеряли, поскольку не знали, сколько выходило на войну. Элементарная вещь — приказ по личному составу на боевые действия отдан не был.
Пока суд да дело, начало темнеть. Не помню, откуда в этом бардаке поступила информация о том, что завтра для нашего прикрытия будет привлечен батальон пехоты, охранявший расположение 5-го отряда. Они должны были идти справа по горам ущелья, а слева, также по горам, должен был двигаться 5-й отряд. Мы должны были идти по равнине. Для того чтобы иметь и прикрытие, и огневое обеспечение, мы забрали все броню асадабадцев.
Схема 10. Маравары. Повторное посещение
Утро вечера мудренее. Мы дали команду нашим бойцам организовать круговую оборону в брошенном кишлачке, прямо на входе, и отдыхать. Что и было немедленно исполнено. Сами мы ушли решать оргвопросы и вопросы согласования по завтрашним действиям.
Когда я возвращался к своим, меня окончательно сразило, то как отдыхали асадабадцы. Весь отряд, как был, во главе с заместителем командира отряда, улегся прямо посреди поля. Никакого охранения выставлено не было. Найдя среди сонных тел замкомбата, я буквально пинками его поднял и попытался объяснить, что без охраны их вырежут как баранов. Но самое страшное было то, что и после моих слов охранение выставлено не было. Я плюнул и ушел к своим.
Погибли не все
Ночью из ущелья выполз весь израненный прапорщик. У него даже щеки были пробиты насквозь. Пуля выбила часть зубов, и он толком говорить не мог. В руке у него был АПС, который не могли забрать. Пальцы подсознательно настолько крепко вцепились в рукоятку пистолета, что их никак не могли разжать. Той же ночью вышел разведчик Турчин. Он пришел без оружия с зажатой в руке гранатой, у которой не было кольца. Гранату тоже долго не могли забрать. От прапорщика ничего толком узнать не удалось, зато солдат рассказал много интересного. По его словам, после того как завязался бой в кишлаке, начался беспорядочный отход. Никакого управления боем организовано не было. Без помощи извне их вскоре окружили и почти всех перебили.
Также в горячке, он рассказал, что видел, как один из разведчиков поднял руки и сдался в плен. Духи его увели. Он же спрятался в каком-то арыке и стал отходить. По дороге нашел своего раненного брата и пытался вынести. Но потом то ли их обстреляли и брата добили, то ли брат умер по дороге, и он его спрятал, было не вполне понятно. Солдат про свой отход говорил весьма путано, сказывалось послестрессовое состояние.
Без прикрытия
Утром вытянули броню, уточнили частоты и порядок взаимодействия и пошли вперед.
Сначала на горы полезли асадабадцы и пехота. Их нахождение там было скорее для успокоения души, что, вроде, сверху нас кто-то прикрывает. На самом же деле горы были «волосатые», то есть лесистые и, находясь на вершине, было сложно контролировать то, что происходит хотя бы на середине склона. Теоретически, духи могли нас долбить оттуда запросто. Моя рота шла справа по ущелью, а третья — слева (см. схему 2).
Межгорное пространство составляло метров триста. Развернули оружие нашей брони влево и вправо. Мы контролировали склон над 3-й ротой, а они над нами. Так было удобнее. Дошли до первого кишлака без приключений, но, как выяснилось, и асадабадцы, и пехота по дороге к указанным позициям выдохлись. В сущности, они опять заняли те позиции на горах, которые занимали вчера. Для того чтобы дойти до Доридама, нам пришлось двигаться без прикрытия сверху. Все повторялось, с той лишь разницей, что теперь мы шли под прикрытием брони, и нас было не две необстрелянные группы, а две боевые роты.
Духи прекрасно понимали, что тела погибших так не оставят и за ними обязательно придут. Поэтому они подготовились к встрече. Столкновений с советскими войсками они до этого не имели и логически прикинули, что неплохо сделать дубль № 2. Тем более, форма у нас одинаковая с асадабадцами, значит, и действовать можно по аналогии. Поэтому, когда третья рота досмотрела первый кишлак и стала выходить, по ней ударили с правого склона. Видимо, предыдущий бой духов расслабил, и они поторопились. Им бы следовало запустить нас дальше в ущелье и только потом ударить во фланг.
Поскольку били только из стрелкового оружия, мы решили, не ввязываясь в бой, под прикрытием брони дойти до второго кишлака, где и предстояло выполнить основную, печальную задачу. Операторы на машинах были асадабадские, и толку от них, практически, не было. Даже несмотря на мои команды и матюги, они так и не развернули башни для того, чтобы прикрыться огнем. Так или иначе, мы без приключений, хотя и под обстрелом, добрались до Доридама. Здесь я поменял экипажи и поставил своих, благо в Джелалабаде, когда было время, я их учил и стрелять из БМП, и водить ее. Дорога, которая шла по окраине Доридама, проходила под обрывом, высотой метра два. Поэтому огонь духов с левого склона нам вреда причинить не мог.
Больше я опасался того, что противник займет высотку прямо перед нами. В этом случае он мог вести огонь вдоль всей колонны. До этой горы, покрытой кустарником, было метров двести. Используя растительность и складки местности, духи запросто могли скрытно выйти и занять там позиции. Поэтому я определил оператору одной из передовых машин эту гору, как сектор особого внимания. Сам я тоже сел в машину и наблюдал за полем боя в прицел.
Под нашим прикрытием третья рота начала досматривать кишлак. Слева духи пытались приблизиться и войти в кишлак, но огнем БМП мы своевременно пресекли эти попытки. У меня была очень удобная выщерблина в склоне обрыва, прикрывавшего нас. Ствол пушки там располагался так, что можно было вести огонь. Воспользовавшись этим, я выстрелом из орудия снял одного наиболее наглого духа. С той стороны больше нам не досаждали.
Но случилось то, чего я опасался. Духи заняли позиции на горке перед нами, а потом притащили пулемет. Мы открыли люки десанта машин и подогнали вплотную машину к машине. Наши бойцы снизу заползли в десант.
Занимаясь укрытием личного состава, я сам оказался между склоном и бортом машины. Тут меня и «прищучил» пулеметчик. Встать и залезть в башню под таким плотным огнем было равносильно самоубийству. Сделав несколько перекатов от гусениц к склону и обратно, я понял, что это весьма скоро кончится для меня весьма плачевно. Пулеметчик бил все точнее. Решив, что все равно погибать, я вскочил на борт машины и забрался в люк башни. При этом, до сих пор я пребываю в уверенности, что ни руками, ни ногами я не касался брони — будто прямо с земли я нырнул в люк башни. Причем, как только я туда свалился, по люку застучала пулеметная очередь. Духу, судя по всему, очень не хотелось меня выпускать. По-своему, он был прав, поскольку как только я оказался у орудия, то скомандовал механику «Заводи!», а сам припал к прицелу. Механик вывел-вперед свою машину, а я открыл огонь по склону из пушки. В результате духи с этого направления огонь прекратили.
Далее мы развернули орудия машин вправо и открыли огонь по дальнему склону. Духи, осознав нашу неуязвимость, стали бить только прицельно по людям. Интенсивный огонь стрелкового оружия, который снес все навесное оборудование с машин, прекратился. Но, тем не менее, духи зорко следили за нами и огнем фиксировали каждое наше движение.
Было уже около трех дня, когда послышался гул вертушек. Не выходя с нами на связь, не запрашивая обстановку в районе площадки, на высоте метров тридцать, со стороны начала ущелья, на посадку зашли три вертолета.
Я немедленно дал команду прекратить огонь, чтобы их не зацепить. Что и было, в конце концов, выполнено. Но почему духи прекратили огонь, для меня до сих пор загадка. Неподалеку от нас «восьмерки» плюхнулись на землю, и из открывшейся двери первым, как будто на параде, вышел... заместитель начальника штаба армии генерал-майор А.А.Лучинский со всеми генеральскими «прибамбасами» и в штанах с красными лампасами. Обойдя неспешным шагом вертолет, он, также не торопясь, направился к нам. Из вертолетов за ним посыпались бойцы десантно-штурмового батальона 66-й мотострелковой бригады, прибывшие к нам на подмогу.
Вертухи стали отваливать, и я, на всякий случай, приказал открыть огонь по склону, чтобы прикрыть их взлет. Тут и духи очнулись. Вот когда испарилась генеральская важность! Вспомнив курс молодого бойца, он ужом заполз под БМП. Десантура тоже спешно прикрылась нашей броней. Поняв бесперспективность дальнейшего сопротивления, и, я думаю, сообразив, что раз пришли «восьмерки», то наверняка, где-то рядом и «двадцатьчетверки», духи свернули свою войну и отошли.
Поиски
Лучинский собрал нас на совещание и объявил главную задачу: найти абсолютно всех. Распределились и начали искать погибших.
Я со своей ротой по-прежнему занимался обеспечением безопасности поиска. Хотя искали, по возможности, все. Первыми обнаружили на террасах четверых или пятерых расстрелянных бойцов. Видимо, духи собрали раненых и, чтобы с ними не таскаться, расстреляли. В кишлаке нашли еще кого-то. Начало темнеть и поиск отложили до завтра. Расположились в дувалах на ночлег. Я похвалил себя за прозорливость, поскольку сухпайки пришлись очень кстати. Вода была недалеко. Источник вкуснейшей воды бил на том склоне, откуда по нам работал пулемет.
На следующий день поиски продолжились. Я отправил Олега Мартьянова с бойцами на те склоны справа, откуда до последнего момента стреляли духи. Там никого не обнаружили, но нашли автомат кого-то из асадабадцев. Оружия духи тогда набрали много, но, видимо, под огнем один потеряли. Поиски продолжались до вечера. Хуже всего было то, что так и не ясно было, сколько трупов нужно найти. В конце концов, вечером вроде бы разобрались, что не хватает одного солдата. Но, перерыв кишлак и его окрестности, мы ничего найти не смогли. Уже дело дошло до того, что стали собирать по частям, думая, что, может быть, человек подорвался.
На вторые сутки все-таки удалось подтянуть и пехоту, и асадабадцев до рубежей, где они должны были находиться, изначально обеспечивая нашу работу. Мы остались еще на одну ночь, поскольку тело солдата так и не было найдено. В эту ночь на горе произошли какие-то разборки пехоты между собой. У страха глаза велики и, не разобравшись в темноте, они открыли огонь друг по другу. В результате один убит и несколько ранено.
Последний труп
Поутру мы продолжили поиски. Памятуя о том, что рассказал Турчин про бойца, который сдался в плен, я предложил искать в том направлении, куда якобы увели пленного. Для этого сам отправился за гору на БМП. Там была глубокая промоина, и машина дальше пройти не могла.
Спешившись, я стал искать. Мои предположения подтвердила недавняя информация от летчиков о том, что они уничтожили группу моджахедов, двигавшихся в сторону Пакистана. Среди них был человек в КЗС (костюм защитный сетчатый). При этом они указали и место, где примерно это могло быть. После продолжительных поисков я в одной из промоин нашел тело солдата, заложенное камнями. Достал щуп и стал аккуратно проверять, не заминировали ли духи подходы. Но им, видимо, было не до этого. Потом, отведя бойцов в сторону, долго проверял, не поставили ли духи какую-нибудь пакость на разгрузку. Камни, по возможности, стаскивал сначала кошкой. Труп уже здорово вонял.
Информация о том, что я нашел последнего, уже ушла к Лучинскому, и он вскоре появился в окружении уже ставших прибывать «зрителей». Я крикнул, чтобы не подходили, поскольку могут быть мины. Толпа отошла, а я продолжил работу. Когда с груди я стал снимать последний большущий камень, вдруг послышалось шипение. Я похолодел, решив, что это начал работать пиротехнический замедлитель. Но когда положил камень на место, шипение прекратилось. Странно. Приподнял опять, снова шипение. Только тут я понял, что это газы, уже раздувшие тело, более свободно стали выходить через освободившиеся пробоины. Своротив последний камень, я сказал, чтобы забирали тело.
И вот тут Турчин, рассказывавший о том, как он выносил брата, вдруг кинулся к убитому. В нем он вдруг и признал погибшего брата, которого он выносил. Сразу возникла масса вопросов. Если он выносил брата, то как тот оказался теперь здесь? Но выяснить это не удалось, поскольку Турчина сразу забрали контрразведчики, и я его больше не видел.
После того как последний погибший был обнаружен, нам дали команду сворачиваться, и вскоре мы улетели в Джелалабад.
Как рассказывали офицеры асадабадского батальона, Котенко так и не оправился после того боя. Видимо, в моральном плане он был сломлен. Поэтому в последующем он неоднократно «подставлял» своих товарищей, по непонятным причинам не оказываясь в нужном месте. Офицеры отказывались с ним работать, и впоследствии он был переведен на ЦБУ.
Командир отряда пытался всю вину свалить на погибшего Цибрука. Поскольку он, якобы самовольно, отправил людей в Доридам. На общей постановке задачи речи о его досмотре не шло. О том, что задачу на дальнейшие действия поставил именно Терентьев, теперь знал только командир второй роты Макаров. Если бы он промолчал, то все шишки бы достались и покойным, и живым офицерам первой роты. Такие разговоры уже шли. Но Макаров молчать не стал. Комбата сразу отстранили от исполнения обязанностей, а потом сняли с должности и направили... в штаб армии, руководить действиями спецназа в Афганистане.
На должность командира Асадабадского отряда был назначен капитан Г.Быков, бывший до этого начальником штаба 154 отряда. Будучи человеком волевым и неординарным, он сумел из почти деморализованного поражением отряда сделать настоящую боевую единицу. «Асадабадские егеря», как называли ах местные, не давали спокойно жить моджахедам в провинции Кунар вплоть до вывода отряда из Афганистана. За это Григорий Быков получил прозвище «Гриша Кунарский».
<< Назад Вперёд>>
