В.С. Авинкин. Опробовано на себе
От борт-стрелка до водолаза
Водолазом я стал случайно. Вообще мечтал об авиации. Перед самой войной подал заявление во 2-ю Ленинградскую спецшколу ВВС и был зачислен. Блокада, обстрелы, бомбежки, строительство оборонительных сооружений. Спустя некоторое время школу решили эвакуировать через Ладогу. Оказались мы на Горном Алтае. А весной 1944 года нам вдруг предложили вместо бортстрелков стать водолазами. Решился я не сразу. Незадолго до этого мы смотрели фильм «Гибель Орла» о водолазах ЭПРОНа. После него осталось ощущение, что водолаз должен быть огромного роста и иметь железное здоровье. После долгих раздумий все-таки согласился и в результате попал в Балаклавскую школу, которая была эвакуирована на Байкал. Преподавали в ней такие «киты» водолазного дела, как Шпакович, бывший в школе начальником учебной части, и другие легендарные личности, которые работали в ЭПРОНе с первых дней и, можно сказать, сами его и создали. Майор Хандюк гремел на Севере еще до войны. О подъеме «Малыгина», в котором он участвовал, в ту пору много писали. Одним словом, учителя были хорошие и учили хорошо. Никогда не забуду первые спуски в Байкал. Прозрачность воды такая, что страшно отрываться от трапа, кажется, что упадешь на грунт. Спускались со льда. В майну, прикрытую палаткой, на сорок метров в глубину видно, как водолаз копошится.
Потом школу перевели обратно в Балаклаву. Работы было много. Поднимали трупы, убирали со дна боеприпасы. Распределение выпросил на Балтику, поближе к родному Питеру. Прибыл на Набережную Красного флота, 34, в Управление аварийно-спасательной службы. Сейчас в этом здании военно-морская поликлиника. Построили нас и распределяют кого куда, го Слышу: «Авинкин! На Колыму!». Думаю: «Ничего себе попал!». Оказалось, что «Колыма» — затонувшая в порту землечерпалка. Взрывали лед вокруг нее, вели другие подготовительные работы. А рядом весь пробитый, дырявый стоял крейсер «Аврора». Скоро поняли, что пока лед стоит, «Колыму» не поднять. Его взрываешь, а он снова намерзает. Решили оставить до весны.
Нас же отправили в 143-й отряд подводно-технических работ (ПТР), которым командовал полковник Б.С.Казин.
Становление водолаза
Отряд был сформирован на Ладоге, а располагался в тот момент в Риге. Поднимали затонувшую технику, расчищали порт, разминировали стенку, строили мост для прохода войск. Рядом добивали Курляндскую группировку. В отряде отработал пять лет. За это время много чего было. Работал на подъеме ледокола «Алеша Попович», получил квалификацию глубоководника.
В 1948 году стояла задача отработать в трехболтовом скафандре «на воздухе» глубину 100 метров, а по возможности на 3-5 метров больше (в те годы предельной глубиной спуска считалась глубина 110 метров).
В результате азотного наркоза всем хватило. Проявлялось это по-разному. Чувствуешь, что темнота вокруг тебя начинает вращаться. В голове гул. Убеждаешь себя, что ничего не вращается. Ведь я же стою на грунте. Одному привиделся паровоз, к другому мальчик нищий приставал: «Дай копеечку!». Некоторые заговаривались, ерунду всякую городили. Таких водолазов сразу начинали поднимать...
В апреле — мае 1950 года принимал участие в поисках американского самолета-разведчика Б-29. Об этом немного подробнее. Он давно портил нервы нашему командованию. Скорость у него хорошая, аппаратура отличная, да и пилот опытный. Пользуясь этим, он постоянно нарушал границу, а посадить его никак не удавалось. Пока истребители взлетают, его и след простыл.
Поставили задачу опытным перехватчикам, которые войну прошли. Разработали план, потренировались и 8 апреля перехватили. На предложение следовать на посадку не отреагировал и стал уходить. Наши получили приказ: «Выполняйте «Молнию» и ударили из всех стволов. Самолет удалился в сторону моря. («Известия» 27 апреля 1992 года).
12 апреля 1950 года я с группой водолазов прибыл в Лиепаю. Поиск начали с 30 метров, к концу мая дошли до 80. Самолет, в конце 5 концов, нашли и все, что можно, с него подняли, но я уже этого не застал. В конце мая меня сняли с работ по его поиску и откомандировали в Балаклаву на курсы водолазных специалистов. Там собрали опытных водолазов со всех флотов. Всего в группе было двадцать один человек. Окончив курсы, я снова попал на Балтику. Работали в гелиокислородных скафандрах ГСК-3, рассчитанных на глубину 200 метров. Подъем на поверхность осуществлялся с помощью водолазного колокола. Снаряжение это в то время было новым. Мы отрабатывали задачи по оказанию помощи подводной лодке. Поиск, работы на глубине. Занимался и судоподъемом. До конца 1955 года служил водолазным специалистом в АСС Балтийского флота. Но потом судьба сделала крутой поворот.
У истоков спецназа ВМФ
В начале 1956 года мне предложили должность водолазного специалиста во вновь сформированной на Балтике морской части специального назначения. Несмотря на то, что профиль службы теперь сильно менялся, я дал согласие.
Сейчас различные авторы почему-то пишут, что наша часть была первой. Однако это не так. На самом деле первая часть была сформирована на Черном море, в Севастополе. Оттуда прибыл наш командир, Георгий Владимирович Потехин. В Севастополе он был заместителем командира части. С ним прибыли несколько офицеров и матросов для организации части на Балтике.
Когда пришел приказ о моем переводе, я прибыл в часть и приступил к приему должности и всего водолазного хозяйства. В то время оно включало в себя 73 аппарата ИСА-М48, двадцать аппаратов ИДА-51, гидрокостюмы и ВСОН (водолазное снаряжение особого назначения). В этом снаряжении по дну топали, ласты у нас позже появились. Была камера всплытия. Открывался «кошелек» на шлеме, на ногах свинцовые задники, на поясе чугунные груза и катушка всплытия. Можно было прицепить на катушку груза, аккуратно всплыть, осмотреть в специальный водолазный перископ берег и поверхность, а потом опять спуститься и продолжать движение. Такое у спецназа было тогда снаряжение. В этих местах в войну работала рота особого назначения (POH) под командованием Ивана Васильевича Прохватилова. Так они даже тренировались под водой менять кислородный баллон. Причем никаких байонетных соединений не было. Брали гаечный ключ, отворачивали один баллон и прикручивали другой. Вообще у ветеранов POH опыт войны был бесценный.
Опыт войны
В 1951 году, когда я был в Балаклаве, приезжали туда дважды Герой Советского Союза Виктор Николаевич Леонов, который на Севере отрядом командовал, и Прохватилов Иван Васильевич, прокомандовавший РОН от ее создания до расформирования, для съемок учебного фильма о действиях разведки флота. Задача фильма была показать, что мы можем и умеем на тот момент, а также перспективы развития и другие аспекты боевой подготовки. В фильме снимались флотские разведчики, которые войну прошли под их командованием и знали, что и как надо делать, чтобы задание выполнить и живым вернуться. Любо-дорого было смотреть на их работу. Снимали выход из торпедных аппаратов, высадку на резиновых лодках, десантирование с парашютом на воду. Парашютов водолаза (ПВ) в то время еще не было, и прыгали на обычных десантных. Запечатлели, как оружие к заброске готовят. Автоматы еще ППШ были. По тактике снимали разведгруппу в поиске, как она передвигается, как следы запутывает... Этот фильм и сейчас можно как учебное пособие показывать. Позже сняли цветной с современной техникой. Носители «Сирены» и буксировщики «Протеи», подводное оружие. Этот фильм консультировали фронтовики, но сами в съемках не участвовали. Поэтому не то получилось. Одно дело, когда на экране человек, который всю войну в разведке прошел, а другое — матрос срочной службы, которого хоть и выучили, но на своей шкуре, рискуя жизнью, он эту методику не опробовал.
Мелочей в водолазном деле нет
Приступили к тренировкам в части. Отрабатываем тему «Выход из подводной лодки». Сначала просто шлюзовались через торпедный аппарат, потом придумали шлюзовую ванну, которая крепится к торпедному аппарату. Давление в отсеке выравнивается с забортным. Торпедный аппарат и ванна заполняются водой, открываются обе крышки торпедного аппарата, и группа начинает выходить один за другим. Польза от изобретения ванны была большая. В то время готовили переподготовщиков. Люди они в летах и зачастую заниматься этим не очень хотели. Но с ванной даже их по сто человек в день, а иногда и больше, пропускать удавалось. Бывали и нештатные ситуации. Как-то работали с новым командиром лодки. Спрашиваю: «С ванной работали?». Отвечает: «Работал». Ложимся на грунт. Глубина двенадцать метров. Задули первый и второй отсек, сравняли давление с забортным, открыли переднюю крышку торпедного аппарата. Вроде бы все в порядке, но чувствую, что что-то не так.
- Все нормально? — спрашиваю командира.
- Нормально!
Первый пошел в торпедный аппарат, и тут я заметил, что уровень воды в ванне понижается, а это означает, что давление в отсеке выше забортного, то есть лодка всплывает. Даю команду водолазу вернуться в отсек. Успел схватить его за ноги. В аппарате раздался булькающий звук, и воздух со страшной силой начал выходить из отсека. В отсеке туман. Воздух вышел, в отсек хлынула вода. Даю команду: «Дать воздух в отсек!». Люк во второй отсек захлопывается, грохот воздуха высокого давления, туман. У меня в отсеке двадцать водолазов. Им что? Переключились на аппарат и все, а мы с командиром барахтаемся в холодной воде. Полдня потом ее откачивали. А что получилось. Командир положил лодку на грунт с плавучестью, близкой к нулевой. Когда первый водолаз вышел, лодка облегчилась, нос чуть приподнялся, и через открытый торпедный аппарат в отсек хлынула вода. Страхующий водолаз, обеспечивавший выход снаружи, так получил воздушной струей, что долго кувыркался, не понимая — где верх, а где низ.
С тех пор командир заполнял балластные цистерны так, чтобы с запасом припечатать лодку к грунту. Я же получил урок: «Доверяй, но проверяй! Мелочей в водолазном деле нет!».
Проверено на себе и десантирование...
В то время еще не было четких методик и рекомендаций по спецназовским делам. Что можно, а что нельзя делать приходилось проверять на себе. Например, на какой скорости можно в го снаряжении прыгать с катера? Неизвестно, как лучше прыгать — лицом или спиной вперед, с борта или с кормы? Прыгали в кильватер с торпедолова. Приходилось сначала все делать самому. Не посылать же матроса, когда неизвестно, чем все это закончится. Потом начали отрабатывать подъем водолаза на вертолет с помощью лебедки, а также спуск с вертолета. Отрабатывали четкие действия при посадке на судно, высадку на острова, взаимодействие, сигналы, работали с резиновыми лодками, десантировались на воду с парашютом.
...И тактика
Однажды часть получила задачу во время учений силами водолазов-разведчиков заминировать крейсер. К тому времени мы уже начали плавать, получили ласты и костюмы ГПК-4. Ласты были отвратительные, на гидрокостюм не лезли. Приходилось переделывать самим, вырезая их ножом изнутри. В комплект подводного диверсанта входил аппарат ВАР-52 (водолазный аппарат регенеративный). Но матросы эту аббревиатуру расшифровывали по-своему — водолазный аппарат разведчика. Аппарат имел три дыхательных трубки, одна вдоха и две выдоха. Выдох по одной из них поступал в коробку ХПИ (химопоглотитель известковый), а по другой в коробку с регенеративным веществом.
Крейсер, который предстояло минировать, стоял у причала в Таллиннском порту, на ремонте. Пошли мы со старшиной 2-й статьи Карповым Виктором Ефимовичем. На кораблях объявлена повышенная готовность. Матросы на шлюпках вокруг кораблей ходят и баграми в воде шуруют. Мы проплыли под водой под всеми кораблями. Маршрут заранее прикинули: транспорт, два эсминца, снова транспорт, баржи... Вода прозрачная, ночь светлая. Штиль. Из-под воды корабли отлично видно. Шли без связок, визуально. Подобрались к крейсеру, установили две магнитные мины, вернулись и доложили. На крейсере суета началась. Опускают фару, водолаза спускают. Смотрим, груза надели, а гидрокомбинезон не зажгутовали. Говорю: «Давай подойдем, ведь утопят парня». Да и толку от его спуска никакого. Как он один все днище крейсера осмотрит? Подошли на катере, предложили: «Давайте сами снимем!». Они были не против. Сходили, сняли. Мины продемонстрировали.
Тогда же провели учения с выходом из торпедного аппарата и последующей атакой объекта. Наша группа высадилась на полуостров Пальяссааре в Таллиннской бухте, захватила склады и условно уничтожила. После этого атаковали базу ВМФ в Таллинне. Первоначально в план входила высадка на рейде двух парашютистов-водолазов. Они должны были установить на бонновое заграждение термитные шашки. Шашки должны были прожечь боны, в результате этого они утонут и лишат порт боннового заграждения. В последний момент командование решило, что это будет слишком дорого, и парашютисты получили задачу минировать другие объекты. В книге А.Тараса «Подводный спецназ» эти действия описаны как имевшие место, но на самом деле они только планировались.
Освоение подводных средств движения
Поработал и над освоением отечественных ПСД. Действительно, много ли можно пройти пешком по грунту или даже проплыть на ластах? А ведь плавание — не самоцель — силы нужны для выполнения задания и возвращения домой. Двухместный носитель водолазов «Сирена» и одноместные буксировщики «Протей» и «Протон» существенно расширили наши возможности. Но освоение их проходило очень непросто. Совместно с разработчиками осваивали и «доводили до ума» этот новый вид техники. Особенно нужно сказать о выходе ПСД из трубы торпедного аппарата подводной лодки. С буксировщиками проще. Водолазы с буксировщиками помещаются в торпедный аппарат, открывается передняя крышка, и они выходят, толкая буксировщики перед собой. Сложнее с носителями. Есть разные способы. Можно зарядить носитель в торпедный аппарат вместе с водолазами и потом вытолкнуть наружу штанговым толкателем, а потом запустить винты. А можно в один аппарат зарядить носитель, из другого выпустить водолаза и опять же вытолкнуть носитель штанговым толкателем, который входит в штатное оборудование лодки. Когда с этим работаешь постоянно, то вроде бы все просто, но когда подводники видят все это впервые - у них шок. Шутка ли, на ребят надевают гидрокостюмы, аппарат, они садятся в торпеду, их заряжают в торпедный аппарат... И это матросы срочной службы?! Поначалу, в 50-х - 60-х, пока все вопросы не отработали, разные случаи бывали. Например, заклинило как-то «Сирену» в торпедном аппарате. Ни туда, ни сюда. Четыре часа возились. Слава Богу, что без людей. Экипаж лодки на нас как на инопланетян смотрел.
Первые прыжки из вертолета на воду
В начале шестидесятых стали отрабатывать методику выброски на воду из вертолета. Толчком послужил трагический случай, произошедший в вертолетном полку, который обеспечивал космические объекты. Вертолетчики полка обучены были садиться на корабли и обеспечивали поиск и подъем всего, что из космоса в океан падало. В полку была своя группа аквалангистов. Они-то и начали отрабатывать высадку водолазов из вертолета и сразу получили негативный опыт. А дело было так. Вертолет стоял на площадке, а полностью одетый аквалангист долго сидел на жаре. И вертолет, и водолаз раскалились. Наконец взлетели. Подошли к объекту, спустили аквалангиста на лебедке. У воды он отцепился и исчез. Цепляют второго, а про первого забыли... Через два часа нашли его на грунте. Мертвого. Сначала перегрев, затем резкое охлаждение, сосуды и не выдержали.
Через некоторое время смотрю в кино, как американцы на свои космические корабли, упавшие в воду, с вертолетов прыгают. Без всяких лебедок. Думаю, надо попробовать. Командир был в отпуске. На свой страх и риск планирую работу с вертолетом. Начальник штаба по неведению дал «добро». Взлетаем на Ми-4, за штурвалом командир полка Белан. Думаю — кого пустить первым? Если сам первым прыгну, то кто остальных выпустит? Со мной были Юрий Николаевич Шитов и Геннадий Иванович Захаров (впоследствии контр-адмирал). Решил первым Шитова пустить, поскольку с вышки он лучше всех прыгал. Подлетели. На воде уже плавсредство дежурит, чтобы все «по уму» было. Тут борт-техник жмет кнопку «Пошел!». Я ему: «Погоди, здесь я командую». Зависли. Спрашиваю командира: «Сколько высоты?». Отвечает: «Десять метров». Сам смотрю, но мне кажется, что больше. Говорю Шитову: «Давай!». Юра прыгнул, долго уменьшался в размерах, наконец, вошел в воду. Всплывает и показывает, что все нормально, но высоко. Спрашиваю командира: «А ниже можно?». Он качает головой. А я ему: «А если не висеть, а идти с малой скоростью?». Он разворачивается и идет по приборам со скоростью километров 30 — 40. Другое дело! Стал выбрасывать по кругу. Все прошло хорошо. Потом нашли еще лучший вариант. Берем фал длиной семь метров с буйком и выбрасываем его за борт. Он наклонно идет за вертолетом. Если воды касается, значит — высота пять метров. Прыгать можно с комфортом. Но в этом деле была одна тонкость. На борт брали восемь человек, но бросать всех сразу нельзя. После отделения каждого вертолет становится легче и поднимается. Если всех бросить в один заход, то последний с семнадцати метров прыгать будет. Поэтому бросали в два захода по четыре человека, как можно плотнее друг за другом. Отработали. Все нормально. Теперь надо попробовать с дыхательным аппаратом. Аппарат тогда был ИДА-59П. С ним прыгал сам. Все прошло нормально, только часы потерял. Забыл, что при входе в воду воздух через манжеты вырывается.
С неба под воду
Потом стали поступать парашюты для выброски на воду. Сначала С-4-В. Начали его испытывать на разных высотах и скоростях. Помню испытания в Феодосии в 1962 году. Надо было этот парашют испытать на скорости выброски 300 километров в час. Самолет Ли-2 с огромным трудом эту скорость развивает. Других же в нашем распоряжении тогда не было. Прыгали с 1100 метров с задержкой раскрытия десять секунд. Набрали полторы тысячи метров и пошли со снижением, иначе нужной скорости не наберешь. Самолет весь трясется, поскольку на такие полеты не рассчитан. Начинаю выпускать. Смотрю, у кого крышка от аппарата полетела, у кого ласты сорвало, у кого что. Но это ничего. Главное, о, парашюты сработали, и все удачно приводнились.
Потом сидели и списывали унесенное ветром имущество. Под это дело списали и то, что раньше пришло в негодность.
— Гидрокостюм?
— Пиши: «Во время испытательных прыжков сорвало динамическим ударом».
У парашютов С-4-В был серьезный недостаток — соты для укладки строп были изготовлены из тесьмы. После намокания они здорово садились и из-за этого нередко случались перехлесты. Как-то в Калининграде прыгали на залив в водолазном снаряжении, у Кондакова стропа перехлестнула купол точно через центр - глубокий перехлест. Купол у С-4-В и так маленький и весь в конструктивных отверстиях, на нем на сушу и прыгать-то нельзя, а тут еще перехлест! Смотрю с самолета - Господи, помилуй! Все летят п-чти рядом, а этот - уже у воды, но запаску не открывает. Почему - не пойму. Когда подобрали его с катера, у него все, на чем сидят, синее было.
— Почему запаску не открыл?
— А я посмотрел, меня не крутит, иду ровно. Думаю, что ее открывать? Вода все-таки. Уже когда приложился, понял, что и она твердая бывает.
Другой недостаток, который был у С-4-В — это очень чуткая расчековка. Сидишь в самолете, чуть поерзал, а он ПЫХ! И раскрылся. Потом уже сделали ПВ-2. Совсем другое дело.
Поиск допустимых скоростей
В Киржаче испытывали, какую скорость выброски может выдержать аппарат ИДА-59П. Нужно было проверить, что в аппарате может сломаться при скорости выброски 500 километров в час. Съездил с Орехово-Зуево, получил ХПИ, в Мытищах — контрольно-проверочную установку. Приступили к работе. Согласно заданию, скорость надо было набирать постепенно: 200, 300, и так далее. Я рассудил так. Если что на скорости 300 не сломается, а сломается на четырех сотнях — запаса прочности все равно нет. Поэтому будем бросать сразу на скорости пятьсот.
АН-12 идет с нагрузкой, оставляя в воздухе четыре грязных шлейфа. Высота 1100 метров. Отработали. Смотрим. Что с аппаратом? Во-первых, слабо закреплены регенеративные коробки, во-вторых, шток клапана пробивает при ударе дыхательный мешок. А редуктор? Что ему сделается — детали крепкие.
...И высот
Теперь возник вопрос выяснения максимальной высоты. Заложили сразу 12000 метров. Командировали меня на завод, где имеются барокамеры. Сначала проводили тренировку в барокамере. На тело прикрепили датчики. Надел водолазное белье, гидрокостюм, парашют, аппарат, ласты. Одним словом, все, что полагается. Камеру заморозили до минус шестидесяти, подсоединили кислород, а сами выскочили. Сижу, начинаю околевать. В первую очередь мерзнут локти и колени. Полчаса дышу чистым кислородом.
Начинается десатурация — азот из крови выходит. Начали подъем. Перед глазами высотомер, самописцы. Гидрокостюм надуваться начал, перчатки раздуваются, вокруг вакуум создается. Врачи в илюминатор смотрят — потеряю сознание или нет. Дошли до 12000 метров. Начинаем спуск. Включили вентилятор, и остатки воздуха начали гонять по камере — имитация свободного падения. Постепенно давление нарастает, костюм обжиматься начал. Сначала скорость снижения — 175 метров в секунду, а чем ближе к «земле» — тем медленнее. Дошло до пятидесяти метров в секунду, уже после барокамеры стало ясно, что матроса срочной службы с двенадцати тысяч бросать нельзя. Не дай Бог, запаска откроется. Пока парашютист снизится, ему от парашютного прибора дышать кислородом. Даже когда мастера-испытатели с такой высоты прыгают, еле шевелятся и не полностью себя контролируют. Написали рекомендацию: «Десантирование допускается не выше восьми тысяч метров». Так в инструкции и осталось.
Говоря об испытательных прыжках, с особой теплотой вспоминается работа с такими асами, как испытатели-парашютисты: Валерий Герасимович Галайда и Олег Борисович Аблеков.
Главное - не бояться ответственности
Любой спецназ держится на энтузиазме одиночек. Когда собирается коллектив энтузиастов, получается самый лучший результат. В конце пятидесятых, начале шестидесятых годов все вопросы подготовки личного состава и освоения снаряжения решались на уровне командования части. Минимум директив и указаний из штаба ВМФ. Что можно и что нельзя, решали сами. Правила тоже сами создавали. Если что-нибудь делать нельзя, запрещали, но предварительно убедившись на личном опыте — действительно нельзя. Новые образцы снаряжения, которые изобретала «наука», испытывали сами и решали, подходит или нет. Если с изделием с трудом работал опытный водолаз, то понятно, что матрос им пользоваться не сможет. Но самое главное в том, что в то время во главе спецназа стояли люди, прошедшие войну в разведке. Они не боялись принять решение и взять ответственность на себя. Побольше бы таких сейчас.
Работа в ОКБ
Служба была интересная и частично позволила реализовать мечту о небе. Если не летал, то хоть попрыгал с парашютом достаточно. Однако к 1974 году встал вопрос об увольнении в запас. Дело свое, к которому всей душой прикипел, бросать было жаль. Еще
в пятидесятых, когда первые «Протеи» испытывал, познакомился с руководителем ОКБ подводной техники Ленинградского Кораблестроительного института Трошиным. Потом много вместе приходилось работать. После увольнения в запас перешел под его начало. Попутно преподавал в водолазной школе. Двадцать шесть лет в ОКБ отработал. С уверенностью могу сказать, что мы делаем одни из лучших буксировщиков в мире. Принесли нам как-то на испытания американский буксировщик. По документам скорость три узла, запас хода немереный. Весь разрисованный. Думаю, только бы в бортик бассейна не врубиться на такой-то скорости. Включаю. Стою на месте. Смотрю, винт вращается. Если лечь на него и ластами работать, то немного начинает тащить. Буксировщик же с ручками — вообще маразм. Я в свое время под ручки приспособил «Протей-2». У него скорость всего около двух узлов, но через десять минут я рук уже не чувствовал. При этом вода была не слишком холодной. После этого пусть кто-нибудь мне докажет, что так можно долго плавать. Я не хочу огульно ругать все импортное. Наверное, и на них есть что-то толковое, однако мне за мою долгую практику не попадалось. Вообще наши буксировщики еще и довольно безопасные. На моем веку не помню ни одной баротравмы. Нужно только соблюдать меры безопасности и пилотировать ПСД строго по глубине. Все баротравмы и другие водолазные болезни, полученные при пилотировании буксировщиков, — это следствие недоученности. Никогда не стоит забывать, что два узла — это метр в секунду. На вертикальном подъеме такая скорость, безусловно, опасна, а чем ближе к поверхности, тем выше риск. Некоторые не думают об этом, и начинают фигуры высшего пилотажа крутить...
Недавно ОКБ создало новый буксировщик «Сом». Этим летом на Балтике в условиях открытого моря провел завершающие испытания. Работа любимая, правда, душе авиации не хватает. Есть мечта на параплане полетать...
Вот такая у человека судьба. Море и небо, спуски на огромные глубины и прыжки из стратосферы. Он стоял у истоков создания спецназа ВМФ и очень много сделал для повышения его боеготовности и технического оснащения. Время идет. И фамилию Авинкин, который был и остается живой легендой спецназа, уже знают не все. Но помнить ее и ряд других, таких как Бекренев, Прохватилов, Савичев современные спецназовцы должны, как должны и знать историю создания своих частей. Кто не помнит прошлого, у того нет будущего...
(Записал В.Афонченко, обработал С.Козлов)
<< Назад Вперёд>>
