Глава 5. Императорская семья. – Светская жизнь в Санкт-Петербурге и Монте-Карло

В ту зиму императорский двор редко устраивал приемы. Их величества предпочитали уединенный образ жизни в Царском Селе, где они имели возможность проводить свои дни в тишине и покое; там император подолгу прогуливался в парке или копался в саду. Часто можно было увидеть его с ружьем в руках, когда он занимался стрельбой по воронам. Их величества нередко ездили по парку в простых санках, почти как крестьяне, и государь подчас лично управлял лошадьми.

Как-то днем, когда мы объезжали новых лошадей, мой муж, я и мой деверь встретили его величество, которого мы никогда прежде не видели катавшимся на таких простых санях. Издали, видя его красивую бороду и гусарский головной убор, мы приняли его за князя Орбелиани, брата фрейлины царицы. «Мамук! Мамук!» – закричали мой муж и мой деверь. Тогда возница поднял с глаз свою меховую шапку и, низко поклонившись, сказал нам: «Это их величества!» Мы были очень сконфужены; правда, мы так и не узнали, услышала ли императорская сторона наше бесцеремонное приветствие.

Ее величество постоянно пребывала в детской, следя за первыми шагами своей малышки Ольги. Кроме того, она была отличной пианисткой. Государыня ежедневно несколько часов посвящала упорному изучению русского языка и догм православной церкви.

Первыми ее фрейлинами были тетя моего мужа княжна Мария Барятинская, а также графиня Ламсдорф, которая вскоре вышла замуж за графа Бутенева-Хрептовича. За их браком последовало очень печальное событие, повлиявшее на рассудок его жены, а также произведшее огромное впечатление на ее величество – граф застрелился. Третьей фрейлиной была княжна Соня Орбелиани, находившаяся при ее величестве с первых дней ее царствования. И хотя эта очаровательная девушка через несколько лет стала жертвой ужасного паралича, она никогда не покидала императрицу. А ее величество со своей стороны была так ей предана, что относилась к ней как чуть ли не к своей маленькой дочери, беря ее с собой во все поездки и придумывая, как ей еще помочь и как ее развлечь.

Моя тетя оставалась при молодой императрице в течение двух лет, но другие фрейлины долго не задерживались. По-другому обстояли дела при вдовствующей императрице, которая держала своих фрейлин при себе в течение всего периода своего правления. Ее величество Александра Федоровна была очень сдержанной и недоступной персоной. Причина этого, с одной стороны, в ее застенчивости, а с другой – в ее неспособности понять характер людей, составляющих ее окружение. Ей отчасти мешали некоторые заблуждения, от которых она не могла избавиться. К тому же она не умела сказать нужное слово в нужном месте, как это умела делать вдовствующая императрица. И хотя Александра Федоровна делала попытки понравиться, она всегда, казалось, чего-то недопонимала, а поэтому никогда не могла добиться популярности, ради которой так упорно трудилась.

Жизнь, которую вели их величества, была настолько уединенной, что даже фрейлины и адъютанты редко приглашались к обеду. Функции флигель-адъютантов сильно отличались от тех, что существовали в других странах. Если его величество совершал выезд, адъютанты были обязаны следовать за ним на малом удалении на тройке, а когда его величество отправлялся в театр, они должны были сопровождать его и сидеть в большой императорской ложе в центральной части театра, которая использовалась его величеством, если ожидалось большое представление; в обычное время его величество предпочитал занимать боковую ложу.

Адъютанты носили очень красивую форму: белая каракулевая шапка с красным верхом, отороченная либо золотым, либо серебряным кантом (в зависимости от ранга адъютанта). Китель был темно-зеленого цвета, очень длинный, почти до колен; на спине были прямые складки. Красные воротники и обшлага, богато украшенные серебром, очень широкие брюки темно-синего цвета с красной тесьмой, а высокие русского покроя сапоги завершали этот привлекательный наряд.

Адъютантами императора, помимо представителей высшего дворянского сословия, были все великие князья и наследник престола. Все они носили аксельбанты и инициалы его величества на своих эполетах.

Интересно отметить, что император также носил аксельбанты, как адъютант, своего умершего отца, и вот по этой причине его величество не хотел становиться генералом, потому что он более всего заботился о том, чтобы не утратить знак отличия своего любимого отца.

Флигель-адъютанты в то время дежурили по двадцать четыре часа. Утром им надлежало встречать и провожать к его величеству прибывающих министров с докладами. Они также должны были выслушивать прошения. После полудня они были в основном свободны, поскольку император редко давал аудиенции министрам после обеда.

В связи с темой адъютантов я расскажу три небольших анекдота. В первом идет речь о графе Дмитрии Шереметеве. Когда император находился в Царском Селе, адъютанту во время его суточного дежурства позволялось вечером покидать дворец. Надо было только сообщить камердинеру императора, где можно будет найти адъютанта.

Обычно мы ужинали в семь часов вечера, так как тем же вечером моему мужу надо было возвращаться в полк.

Как-то с нами ужинал граф Дмитрий Шереметев, и мы закончили трапезу, когда было без десяти минут восемь. Вечер был приятный, и, возможно, граф выпил вина чуть больше обычного. Зазвонил телефон, и оказалось, что император распорядился, чтоб граф ужинал во дворце. Граф обернулся к моему мужу и сказал: «Что же мне делать? Я вовсе не голоден». – «Поторопись, Дмитрий, тебе надо объяснить это его величеству», – ответил ему муж.

Когда граф прибыл во дворец, он успел лишь войти в столовую, как встретил мою тетю, княжну Марию Барятинскую, бывшую в то время фрейлиной, и доверился ей. «Я просто несчастный человек, – сказал он, – потому что не в состоянии съесть ни одной ложки; я только что поужинал у вашего племянника, Толи Барятинского».

В этот момент император предложил всем по стопке водки с закуской. Граф умоляюще посмотрел на мою тетю, и та над ним сжалилась. Обратившись к его величеству, она сказала с улыбкой: «Граф Шереметев не ожидал, что ему будет оказана честь ужинать у вашего величества, и перекусил больше, чем можно, дома у Толи». Император любезно ответил: «Что ж, ему не требуется есть, если он не хочет».

И так, к огромному его облегчению, граф смог отказаться от длинной вереницы блюд, не привлекая недовольного внимания, и ограничился только сладостями и кофе. Император, наблюдая за ним, улыбался своей обычной добродушной улыбкой.

Три дня спустя кузен графа, граф Воронцов-Дашков, ужинал у нас. Мы откладывали ужин до самого последнего момента и сели за стол, когда было без десяти восемь. Едва успели подать суп, как зазвонил телефон, и опять от его величества поступило распоряжение графу Воронцову прибыть на ужин во дворец. Поскольку время уже было позднее, мы посчитали, что император решил немного подшутить над нами, – и это подозрение подтвердилось при первом же вопросе, который его величество задал графу по прибытии последнего: «Ну и как вы преуспели у Толи? Вы в таком же благостном состоянии, что и ваш кузен вчера?»

Третий случай произошел с самим моим мужем несколько недель спустя, когда он был на дежурстве, и после обеда император заметил: «Сегодня вечером мы собираемся на балет в Санкт-Петербург».

В таких случаях обед обычно подается в поезде во время сорокаминутной поездки из Царского Села до столицы. Муж позвонил мне после полудня и попросил приехать во дворец к нему на чай, поскольку вечером он не планировал вернуться домой. Пока я была с ним, от императора пришла записка, в которой сообщалось, что он отложил свою поездку в Санкт-Петербург из-за недомогания императрицы. Мой муж произнес: «Тогда я, в конце концов, буду вечером дома». Я ответила: «Очень рада, мы вместе с тобой насладимся нашими любимыми лобстерами».

Мы мирно сидели и обсуждали достоинства наших лобстеров – муж просто разрывал их пальцами самым примитивным образом, – когда по телефону от его величества поступила обычная, но на этот раз совершенно неожиданная команда.

«Но как же мне избавиться от этого запаха?» – спросил обеспокоенный муж. «Натри руки солью, а потом побрызгай на них одеколоном», – посоветовала я.

Он старался изо всех сил, но из-за отсутствия времени так и не сумел отделаться от запаха рыбы. Как только муж подошел к императору, его величество заметил: «Вы ели лобстера. Была ли это ваша единственная жертва или есть еще другие на вашей совести?»

Муж извинился в замешательстве, но император, кажется, позабавился. Эти случаи я перечислила только для того, чтобы показать, как прост и добр был государь; он даже готов был отложить в сторону жесткие формальности императорского двора, когда этим мог избавить от смущения тех, кому доверял.

В качестве примера незамедлительной щедрости его величества и желания оказать финансовую помощь, когда до него доводили заслуживающий внимания случай, я могу упомянуть следующее.

В полку моего мужа был один молодой офицер, и этому полку император оказывал знаки расположения, а по карьере этого офицера было видно, что его величество проявлял к нему симпатию. Этот молодой человек вот-вот должен был жениться, и, так как ему еще не было двадцати восьми лет, он, чтобы получить разрешение на женитьбу, был обязан уплатить в полковую кассу 5000 рублей. Цель этого правила – предотвратить поспешные браки, не имеющие перспективы, а также браки по любви, в которых совместных средств часто не хватило бы для ведения хозяйства и повседневных забот. Так как у молодого человека денег не было, его будущий тесть согласился дать взаймы и вручил ему чек на сумму, которую он должен был обналичить в Санкт-Петербурге.

Как-то утром, в половине девятого, когда я все еще была в постели, в дверь постучал дворецкий и сообщил: «Поручик С. желает увидеть князя». – «Но князь ночует во дворце, потому что он на дежурстве», – ответила я. «Тогда, может быть, он увидится с вами? Он очень бледен и расстроен. Должно быть, с ним произошло что-то дурное», – сказал дворецкий.

Поскольку примерно неделю назад произошла дуэль, в которой один из соперников был тяжело ранен, я было подумала, что произошло что-нибудь в этом роде. Поэтому я быстро оделась и вышла в гостиную, где он меня ожидал. Дрожащими губами, с глазами, полными слез, он едва мог говорить и был в таком волнении, что я не могла разобрать ни слова из его речи. Он был крайне взволнован.

Я взяла его за руку и ласково сказала: «Расскажите мне, в чем дело, что случилось?»

И тут он мне поведал свою горестную историю: «Как вы знаете, я хочу послезавтра жениться. Чтобы я мог получить необходимое официальное разрешение, мой будущий тесть одолжил мне 5000 рублей. Я поехал в Санкт-Петербург, чтобы получить в банке эти деньги, но, как ни горько говорить, я потерял эти деньги, и они не поступят в полковую кассу… В поезде по пути в Санкт-Петербург я вступил в разговор с каким-то господином и обнаружил, что у нас много общих друзей. Он пригласил меня после того, как я побывал в банке, отобедать с ним в Железнодорожном клубе, членом которого он являлся. Я очень редко пью вино и почти не играю. А тут меня уговорили сыграть в баккара, и, возможно, в состоянии возбуждения я стал крайне беспечен и потерял все свои деньги. Я просто не знаю, как это случилось!» И бедный мальчик закрыл лицо руками и залился слезами. «Я пропал! Я опозорен! Я обесчещен! – восклицал он. – Мне необходимо найти деньги до двенадцати часов дня. А я не могу опять идти к своему тестю, и мне негде одолжить…»

На ум не приходило, что и посоветовать ему. В то время мы сами жили не очень богато, и я не могла сразу же собрать такую сумму. Но я видела, в каком он жалком состоянии, и язык не поворачивался обвинить его в чем-нибудь. То, что он сам, будучи из тех людей, которые являют окружающим образец чести и неподкупности и которые выполняют свои обязанности до последней запятой, допустил ошибку, расслабившись, меня ужаснуло. Я бы никогда не поверила, если б не он сам рассказал мне об этом. В своем отчаянии он был рассеян и непоследователен, и я напрасно пыталась успокоить его. Наконец я сказала: «Я сейчас же напишу мужу во дворец; может, он сможет как-нибудь вам помочь».

И я села и написала ему, изложив дело настолько вразумительно, насколько могла в своем состоянии волнения. Потому что я понимала, какая жуткая катастрофа произойдет, если деньги не будут внесены. Перед тем как запечатать конверт, я приписала: «Хватит ли у тебя мужества рассказать об этом императору и все ему объяснить? Я знаю, его величество очень любит поручика С. и однажды ему говорил, что, если у того будут проблемы, пусть обращается прямо к нему».

Я немедленно отправила это письмо. Как только оно дошло до моего мужа, он обдумал ситуацию, собрался с духом и решился рассказать всю историю государю.

Император однажды заявил: «Спасибо, что говорите мне правду и ничего, кроме правды».

По распоряжению императора 5000 рублей были тут же выплачены в полковую кассу, а император заметил моему мужу: «Не могли бы вы передать поручику, что я благословлю его с иконой как посаженый отец на его свадьбе?»

Из хаоса старых воспоминаний выделяется четкий трагический эпизод, в котором мы вместе с мужем оказались замешаны вопреки своему желанию. Это случилось в Монте-Карло. Согласно нашему всегдашнему обычаю, мы использовали отпуск мужа, чтобы побывать на Лазурном Берегу. Мы возвращались из Крыма, где присутствовали на свадьбе моей золовки, и, отдохнув немного в Ницце, отправились в Монте-Карло. Мы остановились в Hotel de Paris, владелец которого г-н Флери оказался очень приятным и услужливым хозяином, и благодаря ему мы чувствовали себя как дома, а он уделял нам всевозможное внимание.

Хотя тогда был уже разгар сезона, там пребывало много русских, известных в обществе. Среди них был М.у. с женой – очень богатые и остроумные люди из Санкт-Петербурга, где он занимал в правительстве важный пост. Они только что приобрели виллу в Монте-Карло и, пока ее готовили к их въезду, проживали в «Гранд-отель». Как и большинство гостей, они иногда поигрывали в казино и потому стали в его залах весьма известными людьми. Русский военный министр генерал Куропаткин жил рядом, в Болье. Являясь заядлым рыболовом, он в тихую погоду часто появлялся на Ривьере, и я упоминаю это имя, потому что ему было суждено сыграть роль в трагедии, о которой я собираюсь рассказать.

В отеле недавно поселился некий поручик X., сын человека, отличившегося в Турецкой войне. Мы только что встречали этого офицера в Крыму, где он рассказал нам странную историю о том, как на него напал грабитель, когда он выходил из сада на своей вилле. «К счастью для меня, – заключил он, – на моей трости тяжелый набалдашник в виде серебряной собачьей головы, поэтому негодяй заработал больше, чем просил».

Я всегда относилась к этому человеку с некоторым предубеждением, но, так как он был знаком с братом моего мужа, я была обязана быть с ним более-менее вежливой. Он зашел к нам в отель и как бы невзначай заметил, что поистратился, а сейчас ожидает денежный перевод от своей матери, бывшей в то время в Германии. Я обратила внимание, что у этого человека была трость с тяжелым серебряным набалдашником в виде собачьей головы. Мой муж, похоже, разделял мое предубеждение – во всяком случае, он не отреагировал на этот прозрачный намек. В самом деле, мы сами были в таком же положении и тоже ожидали перевода. Вечером, когда мы пошли переодеться к ужину, обнаружили пропажу 15 000 франков, которые оставались в номере, и никак не смогли их отыскать.

Позднее тем же вечером я увидела поручика X. в залах казино, где он сообщил мне, что получил телеграмму от матери, извещавшей, что та отправила ему какие-то деньги, а тем временем М.Г., богатый финансист, любезно одолжил ему 3000 франков. Поручик спросил меня вновь, получили ли мы перевод, которого ждали, а я ему ответила, что еще нет.

Хотя я сама не играла, но находила большое удовольствие в том, чтобы наблюдать за игрой других, и за одним из столов я обнаружила игравшего М.у…. На глазах у него были небольшие странной формы синие очки, поскольку свет был для него слишком резок; возможно, они служили той цели, для которой были предназначены, но они мешали ему наблюдать за тем, что происходило за пределами его собственного стола. Похоже, что поручик X. наблюдал за игрой М.у. с острейшим интересом и произнес для меня фразу: «Кажется, сегодня вечером у. везет». В десять часов поручик X. проводил меня в гостиницу, пожелал мне спокойной ночи и ушел.

По возвращении в номер меня встретил слуга мужа со словами: «Ваше сиятельство, вам не встречался X.? Он спрашивал вас и князя и не раз задавал мне вопрос, пришли ли деньги из Санкт-Петербурга. Я ответил ему, что это не мое дело».

Я припомнила, что он задавал мне тот же самый вопрос чуть меньше часа назад, и меня озадачило, с чего бы ему так активно интересоваться этим.

На следующее утро, когда я, как обычно, рано завтракала, в комнату вошел слуга, смертельно бледный, и сообщил мне, что ночью в номер его превосходительства М.у. в «Гранд-отель» ворвались грабители, что они оглушили его сильными ударами, а потом, прихватив все деньги, оставили его в тяжелом состоянии. Я поспешно оделась и побежала в отель, где нашла мадам у. в ужасном состоянии духа и почти лишившейся дара речи. За ее мужем ухаживали два доктора.

Я вошла в номер, и то, что предстало передо мной, почти не поддается описанию – голова бедняги была вся в ранах, волосы спутались, лицо так ужасно распухло, что не были видны глаза, выбитые зубы висели над разбитыми губами, из которых капала кровь. Он испытывал жуткую боль и был почти без сознания. Доктора обрадовались моей помощи, и, сделав все, что в моих силах, я занялась его супругой, от которой и услышала всю историю.

«Я быстро уснула, – говорила она, – и было, должно быть, часа три утра, когда услышала, как муж очень слабым голосом зовет меня: «Открой! Открой!» Наши спальни располагаются по обе стороны от гостиной, и там я обнаружила своего мужа, у которого почти не было сил стоять на ногах. Включив свет, я нашла его в том состоянии, которое вы только что видели. Я позвонила в колокольчик, призывая на помощь, но никто не приходил, а потом я заметила, что провода от колокольчика обрезаны. Поэтому я побежала к портье, который и поднял переполох на весь дом. Потом муж рассказал мне с огромным трудом, что же произошло.

Он вернулся из казино примерно в одиннадцать часов, принеся с собой около 60 000 франков, которые выиграл за вечер. Эти деньги он положил в нечто вроде сейфа, а потом пошел отдыхать. Его озадачил какой-то тихий шум, раздававшийся у изголовья кровати. Он подумал, что это, быть может, мыши, которых он инстинктивно терпеть не мог. Едва он зажег ночник у кровати, как кто-то в рваной одежде набросился на него и погасил свет. Он только мельком сумел взглянуть на нападавшего, но разглядел вполне отчетливо.

И тут между ними началась страшная борьба. Нападавший затолкал в рот М.у. кулак и стал душить его, чтобы жертва не смогла позвать на помощь. И вот так он потерял свои зубы. Потом он несколько раз ударил тяжелой палкой по голове своей жертвы, из-за чего М.у. лишился сознания. С наступлением дня он немного пришел в себя и с трудом дополз до гостиной».

Полиция немедленно приступила к расследованию. Были найдены взломанный сейф – без денег, сломанная трость с тяжелой серебряной рукояткой в форме собачьей головы, а также следы крови на крыше и на гравийной дорожке под окном. Поэтому власти пришли к выводу, что грабитель убежал через верхнее окно и по крыше дома. Выяснилось, что в шесть часов утра местный аптекарь перевязывал какого-то молодого человека, которого якобы покусала собака, но никаких других деталей нет.

Я вернулась в свою гостиницу в состоянии сильного волнения и рассказала мужу все, что услышала. Было воскресенье, и мы с группой друзей отправились в русскую церковь в Ницце. По пути туда мы обсуждали происшедшее со всякой возможной точки зрения, и я, будучи не в состоянии забыть ужасный вид, в котором застала наших друзей у., была совсем не в радостном духе.

Когда мы возвратились домой, слуга моего мужа сообщил нам, что заходил попрощаться поручик X., заявив, что уезжает в Париж и что деньги от его матери пришли.

«Его правая рука была забинтована», – загадочно добавил Михаил (слуга).

М.Г., которого мы увидели позднее, получил письмо от поручика X. с сообщением о возврате занятых им ранее денег, что выглядело слишком поспешным с его стороны. Мой муж заметил: «Во всем этом деле есть какая-то тайна – где бы это он смог достать деньги в воскресенье?»

Так потом и ничего не прояснилось в этом деле об ограблении, и все еще осложнялось тем, что М.у. не мог дать точного описания вора. Тем не менее он утверждал, что, возможно, на него напал человек, которого он смог бы узнать, но обстоятельства дела не позволяли ему дать такое описание, по которому другие бы смогли опознать грабителя.

На следующее утро мы с мужем отправились к Гасту, у которого был магазин в торговых рядах Генриха IV, отдать в починку одно ювелирное изделие. Как только я вошла в магазин, он мне сказал: «Должен поблагодарить вас, княгиня, за то, что вчера вы прислали ко мне такого хорошего покупателя; он оставил у меня несколько тысяч франков». – «Какого покупателя?» – спросил мой муж. «Молодого человека около лет тридцати, который, похоже, очень торопился успеть к двухчасовому поезду на Париж; беднягу покусала собака, и у него была забинтована рука; он не назвал себя, но сказал, что приехал от князя Барятинского».

У меня появилось неприятное предчувствие, какая-то ужасная мысль промелькнула у меня в мозгу. Возможно ли это? Не поручик ли это X., ограбивший и чуть не убивший М.у.? В любом случае откуда у него все эти деньги?

Примерно в четыре часа муж мой получил письмо, в котором его просили немедленно прибыть в полицейский участок в Монте-Карло «по самому срочному делу».

«У нас для вас плохие новости, князь, – сказал инспектор полиции. – Мы поймали человека, напавшего на М.у. Это молодой человек, называющий себя Ивановым. Он был арестован по приезде в Париж, все улики против него. К сожалению, Иванов – вымышленное имя, но мы почти уверены, что это – поручик X. и что он сообщил вымышленное имя, чтобы уберечь от позора свою семью. Все указывает на то, что он – преступник, и я боюсь, что для него нет никакой надежды. Так как преступление было совершено в Монте-Карло, мы потребуем его экстрадиции, чтобы его судили по законам нашей страны, которые, к сожалению, очень суровы. Покушение на убийство рассматривается как убийство, и мы обязаны попросить вас не покидать Монте-Карло, поскольку хотели бы использовать вас в качестве свидетеля, когда придет время суда, зная, что поручик X. был в весьма дружеских отношениях с вами».

Муж вернулся очень расстроенным и взвинченным. Что касается меня, я была глубоко потрясена всем происшедшим и к тому же раздосадована тем, что приходится оставаться в Монте-Карло на неопределенное время. Увы, мои предчувствия полностью оправдались. Муж тут же уехал в Болье, чтобы переговорить с генералом Куропаткиным, получившим такое же извещение, предлагавшее ему не уезжать с Ривьеры, поскольку поручик X. был частым гостем в его доме. Генерал немедленно телеграфировал императору, сообщая об этой ужасной новости, и ввел его в курс дел, здесь происходивших.

Несколько дней спустя муж узнал у полицейского инспектора детали преступления, так как поручик X. полностью в нем признался. Находясь в Монте-Карло без денег и увидев у М.у. в ночь преступления весьма крупную сумму, поручик замыслил ограбить этого человека. Ему удалось заранее проникнуть в спальню своей жертвы, взобравшись на крышу и спрыгнув оттуда на балкон. Потом он спрятался под туалетный столик, на котором было длинное покрывало. Из этого укрытия он увидел, как в комнату вошел М.у. и положил свою «кучу денег» в сейф. Мысль о физическом насилии в голову ему еще не пришла, но, когда зажегся свет, он подумал, что М.у. его обнаружил и узнал. И вот тогда, считая, что пропал, поручик X. набросился на хозяина…

И все-таки он ошибался, потому что М.у. никогда не обращал внимания на людей вокруг себя в игровом зале. Затем поручик X. взломал своей мощной тростью сейф и забрал все находившиеся там деньги. Оставив свою жертву лежащей без сознания на паркете, он удрал через то же окно, через которое и проник, и поспешил назад в Hotel de Londres, где снимал номер. Примерно в шесть часов утра он пошел к аптекарю и перевязал у него руку, заявив, что его покусала собака. Он попытался добраться до итальянской границы, но потерпел неудачу, и вот тогда он решился уехать в Париж, где, поскольку никто его не знал, рассчитывал найти убежище. Он был арестован, как только поезд остановился на перроне вокзала в Париже. Несколько дней спустя его фотография была послана М.у. для опознания, и они как будто оказались лицом к лицу; М.у. сразу же узнал в нем молодого человека, напавшего на него в ту ночь. Так что потух последний луч надежды, и в любой момент можно было ожидать фатальной развязки.

Она наступила быстрее, чем кто-либо ожидал. Поручик X., потеряв всякую надежду, уговорил какого-то посетителя достать ему яду. Это было сделано, и яд передали ему во время очередного свидания. Смерть X. была ужасна. Перед кончиной он попросил привести священника и умер как истинный христианин, полностью признавшись и горько сожалея о совершенном преступлении.

После сообщения о его смерти у меня стало тяжело на душе: кто знает, что могло привести его к этому преступлению? Говорят, что он был очень несчастлив в жизни. Мой деверь был у него в тюрьме за несколько дней до смерти, тогда поручик выглядел очень болезненно. На похоронах присутствовали только мой деверь и какой-то их товарищ.

Эта трагедия произвела на нас с мужем очень большое впечатление, и мы в самом деле были рады уехать из Монте-Карло, места, вызывавшего так много неприятных воспоминаний.

Летом 1896 года после коронации государя родители моего мужа пережили очень крупную семейную неприятность. Речь идет о тайном браке между их самым младшим сыном Владимиром и знаменитой актрисой Лидией Яворской – вопреки недвусмысленному нежеланию семьи. В то время он был очень симпатичным юношей двадцати лет и много моложе своей нареченной; но любовь слепа, а он был страстно влюблен в нее и не осознавал ни совершаемой ошибки, ни того, как это повлияет на его будущую карьеру. Он был морским офицером в гвардейском экипаже (шефом которого была вдовствующая императрица) на вахте на борту личной яхты его величества «Полярная звезда». Яхте было приказано отвезти ее в Копенгаген, где ее величество обычно проводила лето.

Мой свекор, состоявший в ее свите и всегда сопровождавший венценосную особу, был очень рад иметь своего сына под присмотром. До него уже дошли слухи об этих запутанных обстоятельствах. Им надлежало немедленно отплывать, и фактически они уже покинули порт, когда он спохватился своего сына. К его огромному удивлению, ему сообщили, что Владимир не прибыл на судно, но передал, что задерживается из-за болезни. Еще больше удивившись, отец воскликнул: «Какой болезни? Еще вчера, когда я с ним виделся, он отлично себя чувствовал. Что-то слишком быстро!» Мой свекор очень встревожился и тут же послал телеграмму императорскому врачу, доктору Хиршу, который уже несколько лет был его личным медиком, с просьбой выяснить, что случилось.

Доктор Хирш для выяснения обстоятельств вначале отправился в дом моего свекра, и вышедший на стук в дверь привратник сообщил, что князь Владимир чувствует себя вполне нормально и что он распорядился все свои вещи перевезти на новую квартиру. Предыдущим днем он женился на мадам Яворской. Ошеломленный этой новостью, доктор поспешил в наш дом, где мы устраивали званый обед. Он прислал срочную записку моему мужу, что хочет немедленно видеть его по важному личному делу. Толи понял, что это что-то очень серьезное, иначе доктор не стал бы беспокоить нас посреди званого обеда. Он отсутствовал пять минут, когда прислал за мной. И он, и доктор выглядели смятенными и оцепеневшими.

«Как ты думаешь, что случилось? – спросил меня муж – Валя женился на этой Яворской». – «Боже мой! – воскликнула я. – Что же станет со стариками? Ведь это просто катастрофа!»

Мои мысли тут же обратились к родителям моего мужа. Я знала, как потрясены и расстроены будут они, а доктор Хирш чуть ли не заламывал себе руки.

«Как перенесет это ваша бедная матушка? – произнес он. – Она сейчас в деревне, здоровье ее ослаблено, и ей не следует об этом говорить, или я опасаюсь последствий для ее больного сердца».

«Хуже всего то, – рассудительно заметил мой муж, – что Валя покинул корабль без разрешения, что, как все мы знаем, равносильно дезертирству. Нет сомнения, эта глупая эскапада разрушит его морскую карьеру. Подумать только, – добавил он, – что мальчишка, которым родители так гордились, принесет им столько неприятностей!»

Я никогда не видела своего мужа в таком подавленном состоянии.

«Ладно, – произнес он наконец. – Тут мы бессильны. Остается дождаться, что скажет император, когда узнает обо всем этом».

Император был неприятно удивлен, когда мой муж пересказал ему обстоятельства дела. Муж добавил: «Я должен просить прощения у вашего величества за причиненное беспокойство, но брат сказал мне, что Яворская еще не развелась со своим нынешним мужем. По моему мнению, едва ли этот брак может считаться законным».

Император сказал, что пошлет за главой Синода и обсудит этот вопрос с ним, и попросил мужа позвонить великому князю Алексею, главнокомандующему флотом.

Великий князь уже получил официальное извещение о происшествии и объяснил моему мужу, что, поскольку мой деверь (будучи несовершеннолетним) женился без разрешения своего командира, он подлежит аресту за дезертирство, но добавил: «Поскольку я испытываю глубокое уважение к вашей семье, это дело следует замять, но он должен немедленно оставить службу, так как согласно правилам гвардейского экипажа ему не дозволяется жениться на актрисе».

Спустя несколько дней император известил моего мужа, что в соответствии с обрядами православной церкви этот брак считается законным, делом свершенным.

Мадам Яворская виртуозно владела своей профессией, и ее часто сравнивали с Дузе. Она была превосходна в ролях героинь Ростана, особенно в «Принцессе Грезе», и была хорошо известна в Лондоне, где пользовалась огромным успехом.

Через несколько лет семья простила моего деверя, но мадам Яворская так никогда и не была принята в эту семью.

Во время войны они по взаимному согласию разошлись. Он женился на другой актрисе, с которой был очень счастлив и имел двоих детей.

Третий муж мадам Яворской был господин Джон Полок. Она умерла в Брайтоне в прошлом году. Многие считали, что это я умерла, и так часто справлялись об этом, что моя дочь была шокирована.



<< Назад   Вперёд>>