Передвижение населения с юга на северо-восток. Взгляды относительно подвижности русского населения. Запустение южной Руси. - Заселение Суздальского края. - Причины возвышения Москвы
С XII в. идет усиленное движение населения с юга на северо-восток, из Киевского, Переяславского и Черниговского княжеств на Оку и Верхнюю Волгу, в Ростово-Суздальскую землю. Здесь, в междуречье, возникают один за другим новые города — в 1134 г. Кснятин, в 1 147 г. Москва, в 1150 г. "Юрьев в поле" или "Польский", в 1154 г. Дмитров, в 1155 г. Боголюбов; появляется Тверь. Городец, Кострома, Стародуб, Галич, Звенигород, Вышгород. "Я всю Белую (Суздальскую) Русь городами и селами великими населил и многолюдной учинил", — заявляет Андрей Боголюбский. Эти новые суздальские поселения наполняются жителями из Поднепровья. "Надобно вслушаться в названия новых суздальских городов, — говорит Ключевский. — Переяславль, Звенигород, Стародуб, Вышгород, Галич — все это южно-русские названия, которые мелькают чуть не на каждой странице старой киевской летописи в рассказе о событиях в южной Руси... Имена киевских речек Лыбеди и Почайны встречаются в Рязани, во Владимире на Клязьме, в Нижнем Новгороде. Имя самого Киева не было забыто в Суздальской земле", встречаются села Киево и Киевцы и речка Киевка. Еще любопытнее то, что в Древней Руси известны были три Переяславля, южный или русский, Переяславль "Рязанский" (Рязань) и Переяславль "Залесский", и все они стоят на реке Трубеже — так названы все три реки, в последних двух случаях по имени южного Переяславля на Трубеже. Эти имена перенесены переселенцами с юга, согласно обычаю всех колонистов: "По городам Соединенных Штатов можно репетировать географию доброй доли Старого Света139.

Соловьев указывал на подвижной, бродяжнический характер русской жизни как на отличительную черту русской истории, на то, что от всех бедствий русский человек всегда искал спасения в бегстве — "брести розно" было ни по чем: "С легкостью русский человек покидал свой родной дом, свой родной город или село"140. Точно так же и Щапов утверждал, что огромное равнинное пространство и обилие земель простором своим невольно вызывали массу к свободному привольному разгулу по земле, к постоянным переходам с места на место, приучали к полукочевому земледелию, к полукочевой, полу номадной колонизации141.

Против этого приписывания русскому человеку какой-то особой, ему одному свойственной склонности к бродяжничеству справедливо возражали Беляев и Соколовский, находя, что обзаведение хозяйством было сопряжено для крестьянина с таким трудом, что на перемену места он мог решаться лишь в крайнем случае142. Еще решительнее восставал Павлов-Сильванский против преувеличения Соловьевым подвижности Руси до фантастических размеров143.

Однако тот же Соловьев признает, что причины передвижения русского населения таятся не в склонности его к бродяжничеству, а в совершенно ином: крестьянин "уходит от татарина, от Литвы, от тяжелой подати, от дурного воеводы"144. Экономическими причинами прежде всего объяснялось бегство населения как у нас, так и на Западе, причем и в отношении Западной Европы едва ли можно утверждать, как это делает П. Н. Милюков, что "передвижение этнографических масс улеглось в общих чертах к VII—IX вв... когда только что началась наша история"145. К тому времени Западная Европа еще далеко не вполне "уселась на месте": XII—XIV вв. характеризуются обильным потоком населения с запада на восток, в заселенные ранее славянами и ныне колонизуемые германцами земли. Этот уход крестьян на Восток, с одной стороны, и прекращение его с конца XIV в. — с другой, сыграли большую роль в экономической истории Запада146. Но в XV в. уже не было свободных мест — некуда было идти от гнета, негде было искать свободных земель западно-европейскому крестьянину. Иное дело на Руси — там еще долго был простор, куда можно было спасаться.

Одновременно с уходом населения с Днепра, Буга и Днестра в верхнее Поволжье происходит запустение южной Руси, а вместе с тем и обеднение ее. В 1157 г. Святослав Ольгович заявляет: "Взял город Чернигов с семью другими городами, да и то пустыми, живут в них псари да половцы". Начавшееся в XII в. запустение было завершено татарским погромом 1229—1240 гг.; с этого времени старинные области Киевской Руси превращаются в пустыню со скудным остатком прежнего населения. Проезжавший в 1246 г. через Киев на Волгу к татарам Плано Карпини в своих записках замечает, что Руси осталось очень мало: она либо перебита, либо уведена татарами в плен. На всем пройденном им пространстве в Киевской и Переяславской земле он встретил по пути лишь бесчисленное множество человеческих костей и черепов147.

Однако татарское нашествие было лишь последним ударом. Киевская Русь уже раньше была опустошена вековым натиском кочевников, остановивших рост производственных сил населения и оттеснивших ее от берегов Черного моря. Не меньше разоряли землю и сами русские князья, ходившие за полоном и возвращающиеся домой "ополонившеся челядью". Они же нанимали и половцев для содействия им в разорении земли русской. Истощали они землю и данями, вирами и продажами всякого рода. Приобретаемые внеэкономическим путем произведения лесных промыслов Поднепровья постепенно иссякали, богатства же северных областей находили себе сбыт через Новгород к Балтийскому морю. Наконец, взятие Царьграда крестоносцами и изменение торговых путей с XIII в. довершили упадок южной Руси. Все эти причины, вместе взятые, и вызвали отлив населения к северо-западу148.

Как указывает Любавский, "в XII и большей части XIII века население Суздальской земли группировалось преимущественно в средней ее части и восточной, а западная окраина ее, территория позднейшего княжества Московского и Тверского, была слабо заселена... На такое именно, а не иное размещение населения указывает и самое распределение княжений в Ростово-Суздальской области в XIII веке". Однако сюда именно направлялись удары татарских полчищ и поэтому население не могло здесь задерживаться, предпочитая уходить дальше на север и запад. "Перелив населения с востока на запад Суздальской земли и обусловил, естественно, возвышение княжеств, лежавших на западе этой земли, — Тверского и Московского149. Сюда татары редко попадали, только нашествие 1293 г. захватило и Москву. Но географическое положение Москвы принесло оседавшему здесь населению и другие выгоды. Город Москва возник на пункте пересечения трех больших дорог. От Москвы шла"великая дорога Володимерьская", через нее пролегала дорога с Киевского и Черниговского юга на Переяславль-Залесский и Ростов, Ламским же волоком Москва соединяла верхнюю Волгу со средней Окой и на этом самом перевале возник торговый пункт Волок на Ламе (Волоколамск), построенный новгородцами и служивший им складочным местом в их торговых сношениях с бассейном Оки и с областью средней Волги. Так что устанавливалась непосредственная связь Москвы с Новгородом, наиболее важным торговым центром того времени, вследствие его торговых сношений со странами, лежавшими у Балтийского и Северного морей, производимых при посредстве ганзейских купцов150.

На перемещение торговых путей, вызвавших упадок Киева, и на возвышение Москвы обращает внимание Забелин. Упадок Киева "происходил не от разорений во времена княжеских усобиц или татарских нашествий, но главным образом от того, что торговые пути к началу XIV в. направлением итальянской (генуэзской) торговли, стали переходить с устья Днепра к устью Дона, из древнего Корсуня в новую Тану в местности древнего Танаиса, вследствие чего и княжеские и татарские разорения были столь губительны для упадавшего города". В то же время Москва становится средоточием торговых путей с Запада на Восток, почему и самые беспощадные разорения не могли задержать ее роста. Она находилась на перекрестном и бойком пути у перевала из речной долины Москвы-реки в речную же долину Клязьмы, вблизи двух небольших рек: Восходни (ныне Сходни) и Яузы, вершины которых достигали этого перевала и служили удобною дорогой, пролегавшей в лесных дебрях, как с запада, так и с юга151.



139 Ключевский. Курс истории России. Т. I. С. 356 сл.
140 Соловьев. История России. Т. XIII. С. 664.
141 Щапов. Истормко-географическое распределение русских народностей // Щапов. Соч. Т. II. С. 233.
142 Беляев. Крестьяне на Руси. С. 91. Соколовский. Экономический быт земледельческого
143 населения России и колонизация юго-восточных степей. С. 109 сл. См. также: Яниц-кий. Экономический кризис в Новгородской области XVI в. 1914. С. 116 сл.
144 Павлов-Сильванский. Соч. Т. III. С. 15.
145 Огановский. Закономерность аграрной эволюции. Т. II. С. 19 сл.
146 Милюков. Очерки истории русской культуры. Т. I. 6-е над. 1909. С. 54.
147 Кулишер. Лекции по истории экономического быта Западной Европы. Ч. I. С. 94 сл.. 109. Ключевский. Курс истории России. Т. I. С. 349. 351 сл.
148 Там же. С. 342 сл., 346 сл., 349 сл. Покровский. Русская история. Т. I. С. 96 сл. Смирнов. Москва в XIV-XV вв. // Русская история. Под ред. Довнар-Запольского. Т. II. С. 2.
149 Любавский. Лекции по древней русской истории. С. 215 сл.
150 Ключевский. Курс истории России. Т. II. С. 6. 10 сл.
151 Забелин. История города Москвы. Т. I. 1902. С. 7, 21—22. Ср.: Покровский. Русская история. Т. I. С. 174.

<< Назад   Вперёд>>