Вернадский Георгий Владимирович (1887—1973)
Историк, культуролог, один из теоретиков евразийства, деятель культуры рус. зарубежья. По окончании гимназии в 1905 г. В. поступил в Московский университет на отделение истории историко-филологического ф-та. Однако в связи с началом революционных событий занятия в ун-те прекратились, и В. уехал в Германию. В 1906 г. он слушал лекции в Берлинском и Фрейбург-ском ун-тах, где испытал сильное влияние Риккерта.

Одна из центральных идей Риккерта, воспринятая В., — автономия исторического познания. Для Риккерта — вслед за Виндельбандом — принципиально различие между науками о природе (номотетическими) и науками о культуре (идеографическими), использующими разные логические структуры и способы концептуальной разработки в принципе единого познавательною материала.

Осенью 1906 г. В. вернулся в Москву, далекий от активной политики (это отношение сохранилось у историка и в дальнейшем), он тем не менее вступил в студенческую фракцию Партии народной свободы (кадетов), одним из лидеров которой впоследствии стал его отец, избранный членом ЦК конституционных демократов.

В Московском ун-те он учился у выдающихся историков — Ключевского, Готье, Виппера, Кизеветтера, Петрушевского, Любавского, Богословского; параллельно с обучением он преподавал на рабочих курсах в Дорогомилове и в воскресной школе в Мытищах.

В статьях 1913— 1914 гг. В. сформулировал важный для своих последующих исследований закон соотношения исторического времени и пространства в России (по существу, речь шла об открытии культурно-исторического хронотопа, определяющего национальную специфику): при постоянстве места социальное явление изменяется во времени, а при постоянстве времени оно изменяет пределы пространства, и соотношение этих изменений эквивалентно. Применительно к обществам, подобно России занимающим огромные территории, действие этого закона составляет, по мнению В., всю философию истории данной страны. Здесь В. предвосхищает одну из центральных смысловых категорий евразийства, предложенную П. Н. Савицким и развитую им самим, — "месторазвитие".

После студенческих волнений 1911 г. Московский ун-т покинули многие демократически настроенные профессора, в т.ч.

Кизеветтер, Петрушевский; отец В. переехал с семьей в Петербург. В 1913 г. в Петербург переехал и сам Георгий, весной 1914 г. принятый приват-доцентом на кафедру русской истории в Петербургский ун-т, успешно защитил магистерскую диссертацию "Русское масонство в царствование Екатерины И" в 1917 г. (издана в том же году).

В Перми принял кафедру русской истории в недавно образованном Пермском унте; при его активном участии было создано "Об-во философии, исторических и социальных знаний"; первый сб. трудов общества был подготовлен под редакцией В. Научная и педагогическая деятельность Георгия Владимировича в Перми вскоре была прервана: установление в январе 1918 г. советской власти превратило профессора русской истории в политически неблагонадежного (ему инкриминировалось членство в кадетской партии, общение с церковными деятелями, непролетарское происхождение, публикация в Петрограде популярной биографии П. Н. Милюкова, члена Временного правительства. либеральная направленность лекций, критические отзывы об Октябрьском перевороте). Предупрежденный друзьями об аресте, он бежал из Перми. Вскоре В. оказался в Симферополе. Занятия преподавательская и научной деятельностью (работа в архиве князя Потемкина, статьи в "Известиях" ун-та) совмещались (с сентября 1920) с постом начальника отдела печати в администрации ген. Врангеля, что предопределило неизбежность эмиграции (1920) в Константинополь, затем в Афины. В феврале 1922 г. В. становится профессором русского права на Русском юридической факультете Карлова ун-та в Праге. Работа на юридическом факультете, в частности чтение курса истории права Русского государства, обратила его внимание к государству как феномену цивилизации и проблемам русской правовой культуры.

Пребывание в Праге сыграло важную роль в становлении В. как ученого. Он тесно сблизился с крупнейшим русским византологом и медиевистом, искусствоведом и культурологом акад. Н. П. Кондаковым и глубоко воспринял его идеи, подтвержденные огромным фактическим материалом истории и археологии, о взаимодействии степной, византийской и славянской культур (прежде всего в истории русской культуры). В. считал себя учеником и продолжателем научной школы Кондакова; вскоре после смерти ученого (1925) он принял участие в создании постоянно действующего семинара его памяти — "Seminarium Kondakovi-апипГ, впоследствии преобразованный в Ин-т им. П. Кондакова в Праге, возглавленный В. Тогда же он примкнул к движению евразийцев, особенно плодотворно общаясь с И. Н. Савицким, хотя в силу академического аполитизма не разделял большинство политических идей евразийства, что составило ему репутацию объективного и неанпикированного исследователя России-Евразии.
В. взял на себя миссию разработать историческую часть евразийской концепции, что нашло наиболее яркое и последовательное воплощение в книге "Начертание рус. истории" (Прага, 1927), а затем было развито в книгах "Опыт истории Евразии с VI в. до настоящего времени" (Берлин, 1934) и "Звенья русской культуры" (Берлин, 1938). Особенно большое внимание В. уделял: 1) рассмотрению соотношения леса и степи как определяющих природных факторов русской социокультурной истории (идея, воспринятая еще от Ключевского), а вместе с тем взаимодействия оседлой и кочевнической культур в русской цивилизации и культуре, бинарных по своему генезису и тенденциям самоосуществления в мире; 2) синтезу византийского и тюрко-монгольского культурного наследия в феномене "христианизации татарщины" на Руси (концепция, которую он разделял с Н. Трубецким), причем тюркский и монгольский фактор оказывается определяющим в цивилизационном отношении, утверждающим порядок факта (становление и развитие государственной организации, социально-политического строя, различных социальных и правовых институтов и т.п. атрибутов всемирной империи), а византийско-православный — в духовном развитии России, утверждающим порядок идеи (формирование строя идей, необходимого для мировой державы); 3) обоснованию ^графического вектора евразийской социокультурной истории — движению "против солнца", на Восток, отталкиваясь от Запада.

В. пересмотрел по преимуществу отрицательные представления нескольких поколений отечественных историков об эпохе "монгольского ига" в истории Древней Руси и русской истории в целом. Доказывая многогранное цивилизационное и культурное влияние "монгольского ига" на русское государство и русскую культуру, В. особо подчеркивал, что монгольское завоевание Руси включило Русскую землю в систему мировой империи и возвысило русскую историю до истории всемирной, а в русском национальном характере воспитало вкупе с христианством готовность к подвигу смирения и одоление национальной гордыни. Отсюда проистекает и "всемирная отзывчивость" рус. культуры (идея Достоевского, развитая Вл. Соловьевым) — культуры, органично соединившей в себе гетерогенность и полиэтничность ( в частности, удивительную способность впитывать и усваивать "чуждые этнические элементы"), качества, свойственные мировой культуре как целому. Именно поэтому
В., рассматривая историю России как модель мировой истории, а русскую культуру — как инвариант всемирной, постоянно включает в рус. историю частные истории других народов — скифов, сарматов, готов, гуннов, аланов, аваров, хазар, булгар, печенегов, половцев, монголов, тюрков, угро-финнов и т.д.

К концу 20-х годов положение русских эмигрантов резко осложнилось. Наступал мировой кризис, финансовые субсидии (в т.ч. и чехословацкого правительства) стали уменьшаться; начали закрываться русские научные и учебные учреждения; сократилось число русских студентов; многие русские ученые и писатели стали покидать Прагу. В 1927 г. из Чехословакии уехал и В.: по рекомендации М. И. Ростовцева, выдающегося русского историка античности и археолога, и американского историка Голдера он был приглашен в Йельский ун-т (США), профессором которого оставался вплоть до выхода на пенсию (1956). В Нью-Хейвене он прожил до конца своих дней. В первый год пребывания в Америке В. по заказу ун-та работал над однотомным учебником по истории России (1929), признанным на Западе классическим; при жизни В. он переиздавался 6 раз, был переведен почти на все европейские языки, на иврит и японский. С 1931 г. ученый преподавал в Йельском, а также Гарвардском, Колумбийском, Чикагском ун-тах; участвовал в международных научных конференциях в США и Европе. Особенно привлекала В. широкая постановка исторических вопросов: "Русская история: управление экономикой при киевских князьях, царях и Советах" (съезд Американской исторической ассоциации, 1933), "Феодализм в России" (Международный исторический конгресс в Цюрихе, 1938), "О составе Великой Ясы Чингисхана" (XX международный конгресс востоковедов, Брюссель) и т.п.

Подлинный научный подвиг совершил В., предприняв написание многотомной "Истории России". Проект остался незавершенным из-за смерти соавтора профессора Карповича в 1959, однако В. почти закончил свою часть: в 1968 г. он подготовил к печати 5-й том своего труда, посвященный Московскому царству; 6-й том выпустили американские ученики ученого посмертно. Начало работы над многотомной "Историей России" совпало с началом Второй мировой войны. Патриотизм автора, активно участвовавшего в политической и гуманитарной поддержке Советского Союза, и огромный интерес американской общественности к России и русской истории совпали, и труд ученого получил восторженные отзывы американских и европейских ученых. Не остался незамеченным вклад В. в изучение русской истории и на родине. Правда, опубликованные рецензии, содержавшие позитивные оценки, носили в основном критический (и неизбежно политизированный) характер, но это было признанием, хотя и вынужденным.

Заслуг и В. перед американской славистикой были высоко оценены научным сообществом: он был избран членом Американской академии средних веков, получил звание заслуженного профессора истории Йельского ун-та (1956), звание почетною доктора гуманитарных наук Колумбийского ун-та (1958), Американская ассоциация содействия славянским исследованиям избрала его свои пожизненным почетным президентом (1965); в 1970 г. он был удостоен высшей награды этой ассоциации, 70-летие и 80-летие ученого были торжественно отмечены научной общественностью США. До последних дней жизни ученый продолжал работать: он писал воспоминания, начал писать монографию о патриархе Никоне, вел активную научную переписку. В опубликованных некрологах его ученики отмечали созданную им мощную историческую школу и характеризовали В. как последнего из плеяды великих русских историков, завершившего целую эпоху в русской исторической науке.

Соч.: О движении рус. племени на Восток // Научно-исторический журнал. 1913— 1914. Т. 1. Вып.2; Против Солнца: Распространение русского государства к востоку // Русская мысль. М., 1914; Соединение церквей в истор. действительности // Россия и Латинство. Берлин, 1923; Очерк истории права Русского государства XVIII—XIX вв. (Период империи). Прага, 1924; Два подвига св. Александра Невского // Евразийский временник. Прага, 1925. Кн. 4; Монг. иго в рус. истории // Евразийский временник. Париж, 1927. Кн. 5; Заметки о Ленине // Тридцатые годы. Париж, 1931. Кн. 7; История России : [В 6 т.]. М.; Тверь, 1996—1997; Русская история. М., 1997; A History of Russia. New Haven, 1929; Lenin. New Haven, 1931; Lenin: the Red Dictator. L., 1933; The Russian Revolution: 1917—1932. Boston, 1936; Political and Diplomatic History of Russia. Boston, 1936; A History of Russia. Vol. I —V. New Haven, 1943 — 1969; Medieval R

<< Назад   Вперёд>>