§ 4. Оценка природы лажа в экономической литературе XIX — начала XX века
Е. Ф. Канкрин, который по должности, как министр финансов, должен был бороться с простонародными лажами, писал о них с некоторым удивлением — как о каком-то досадном недоразумении в практике денежного обращения. Свою точку зрения на лажи Канкрин изложил в работе «Краткое обозрение российских финансов». Эта работа интересна тем, что представляет собой, с одной стороны, своего рода докладную записку о состоянии российских финансов, а с другой — краткий курс финансов, адресованный российскому императору Николаю I с тем, чтобы ввести государя в курс всех хитросплетений финансовых проблем России и одновременно обучить его основам финансовой науки. Поэтому удивление Канкрина вряд ли было неискренним или наигранным. «Со втечением паки серебряных денег в общее употребление, вкрались какие-то странные лажи другого рода, в разных губерниях различно, известные под названием счёта на монету, или простонародных лажей», — предупреждал Канкрин Николая I.57

Министр считал, что лажи производны от курса ассигнаций по отношению к серебру: «Очевидно, что сей счёт, кроме затруднений, ничего существенного не представляет; ибо биржевой курс служит оному основанием, и несмотря на произвольные прибавки, получается по простонародному лажу известное число штук серебряной монеты не более и не менее ассигнационных листов, как но биржевому курсу, кроме некоторого округления».58 Но это была глубинная причина лажей. Непосредственную же их причину Канкрин видел в другом — в спекуляциях мелких торговцев и ростовщиков: «По сему явствует, что счёт сей имеет свое начало в спекуляциях мелких торгашей и так называемых ходебщиков — обсчитывать простой народ, что менялы пользуются оным для ажиотажа, и что главная выгода сих людей состоит в том, чтобы постепенно возвышать сей; наконец, что тут скрывается один обман... ».59

Подобное объяснение простонародных лажей звучало весьма странно в устах министра финансов, знавшего изнутри устройство российской денежной системы. Ведь он мог найти и более глубокие основания простонародных лажей. У него же в конечном итоге выходило, что лажи — это просто недоразумение, порожденное кознями спекулянтов. Так что объяснения причин лажей у Канкрина выглядели не слишком серьёзными. Вообще Канкрин был больше практиком, нежели теоретиком, поэтому его рассуждения по теоретическим вопросам не отличались особой глубиной.

Аналогичной точки зрения на происхождение лажа придерживался известный русский исследователь русских финансов В. Т. Судейкин. По его мнению, лаж имеет скорее психологическое, спекулятивное происхождение: «Под именем простонародных лажей разумеется такое установление цен на те и другие виды денежной монеты, которое не находится ни в каком отношении с биржевыми ценами, а устанавливается совершенно произвольно».60 Судейкин, как и Канкрин, не усматривал глубинных экономических причин природы простонародных лажей.

Любопытны высказывания по поводу природы лажа итальянского экономиста Дж. Боккардо, приведенные в работе Л. Федоровича: «В своей наиболее общей форме лаж есть не что иное, как выражение степени предпочтения, оказываемого публикою одному виду монеты сравнительно с другим её видом».61 То есть Боккардо считал лаж психологической, субъективной категорией, подчёркивая его зависимость от общественных предпочтений, правда, не вдаваясь в причины появления самих предпочтений. Эта поверхностность ещё более отчётливо проступает в дальнейших рассуждениях Боккардо относительно лажа: «В случае смешанного обращения, металлического и бумажного, лаж становиться мерою спроса, предъявляемого публикою по отношению к одному из средств обращения в сравнении с другим... ».62 О том, что влияет на спрос или что может влиять на него, Боккрадо умалчивает.

В наиболее разработанном виде теория лажа представлена в трудах А. Вагнера и М. И. Туган-Барановского. По мнению М. И. Туган-Барановского, у Вагнера концепция лажа приобрела наиболее завершённый вид. «Экономическая наука не обладала до настоящего времени законченной теорией лажа. Лучшее в этом отношении сказано Адольфом Вагнером; однако и для Вагнера многое в сложных факторах лажа остается неясным», — отмечал Туган-Барановский63. Впрочем, и для самого Михаила Ивановича не все связанные с лажем моменты были ясны и понятны. Тем не менее он неоднократно критиковал позицию немецкого учёного по вопросам лажа. В чём состояли общие и отличительные черты их концепций лажа?

Теория лажа немецкого экономиста весьма интересна, хотя и относится к 50-60-м годам XIX в., т. е. к более позднему периоду русской экономической истории. Для нас, однако, это не имеет принципиального значения, поскольку время до периода реформ середины XIX в. и пореформенное время составляют единый период и анализ его отдельных этапов не требует разных теоретических подходов. Кроме того, практически все аспекты теории лажа носят универсальный характер и верны для любого исторического периода.

А. Вагнер считал, что лаж мало связан с количеством бумажных денег, вернее, практически не зависит от него. Например, Вагнер ссылался на исследования английского учёного Т. Тука относительно денежного обращения в Англии в 1797—1819 гг. Тук пришёл к выводу, что «лаж колебался в обратном отношении к количеству бумажных денег»64. Вагнер с этим соглашался, по его мнению, в России наблюдалась аналогичная картина, подтверждавшая несостоятельность количественной теории денег.

Как же определял лаж немецкий учёный и в чём он видел его причину? Вагнер дал несколько определений лажа, так как подходил к этому сложному и многоплановому явлению с разных сторон. Первоначальное определение достаточно обычно для большинства экономистов, писавших о лаже: «Меру падения цены составляет лаж — приплата к металлическим деньгам бумажками, против их нарицательной ценности (противное — потеря на лаж — дизажио). Мера уменьшения ценности есть различие, возникшее в хозяйстве с бумажно-денежной единицей между ценами товаров, за которые теперь платят бумажными деньгами, а прежде платили монетою или разменными полноценными бумажными деньгами».65

Затем Вагнер выделяет три «ступени лажа», или три этапа обесценения бумажных денег.

К первой ступени он относит такую ситуацию на денежном рынке, когда бумажные деньги могут потерять практически всю свою ценность вплоть до сохранения нескольких процентов от своей нарицательной стоимости. В результате такого значительного обесценения бумажная валюта полностью утрачивает свое монопольное значение средства обращения в денежном обращении страны. Это приводит к тому, что «монета является в обращении наравне с ними (бумажными деньгами. — А. Д.), и они принимаются в оборот по курсу, в обмен на монету и при покупке товаров».66 Как можно понять из контекста, Вагнер считал, что подобная ситуация представляет опасность для денежного хозяйства страны, поскольку приводит к «двоевластию» со всеми вытекающими из этого последствиями. Другими словами, обесценение бумажных денег фактически влечёт за собой появление параллельных валют. Нечто подобное произошло в России в конце XIX в.

Вторая ступень развития лажа, по мнению Вагнера, очень напоминает предыдущую с той лишь разницей, что бумажные деньги обесцениваются в меньшей степени: на 60-80%. К тому же учёным предполагалась стабильность ситуации, т. е. такая ситуация, когда бумажные деньги, достигнув определённого уровня падения, остаются на этом уровне: «Даже и тогда, когда нарицательный принудительный курс бумажных денег строго удерживается, цены товаров устанавливаются постепенно, на главных рынках внешней торговли, соответственно с лажем, и мало-помалу происходит довольно близкий к лажу упадок ценности бумажных денег во всей стране».67

На третьей ступени лажа бумажные деньги теряют только незначительную часть своей стоимости — около 30%. «Средний лаж ещё не очень высок и существует ещё недолгое время... и ещё не может быть речи о повсеместном возвышении цен, пропорционально высоте лажа».68 Подобное положение с курсом бумажных денег в целом не может вызывать беспокойства относительно стабильности денежной системы.

Вагнер считал, что различия, существовавшие в величине лажа, дифференцировались по разным регионам страны, использовавшим в местном денежном обращении бумажные деньги. «В прежние времена такие различия нередко случались и удерживались, при дурных средствах обращения, даже довольно долго в обширных странах», — писал он.69 Наша страна как раз и относилась к таким большим странам. В России, по его мнению, лаж был вызван плохими коммуникациями между различными регионами. «Таковы, например, были неудобства в большом размере, в России в 1820-1830 годах»70.

Именно хозяйственная неразвитость России, отсутствие современных по тому времени видов транспорта и средств связи приводили к тому, что информация о величине денежных курсов не могла своевременно поступать к заинтересованным в ней лицам. В стране отсутствовал общероссийский рынок, Российская империя представляла собой совокупность экономически плохо связанных между собой территорий, влачивших полуавтономное существование. Правда, их удерживало вместе достаточно сильное государство — при помощи многочисленного бюрократического аппарата и военной силы. В этом, на наш взгляд, заключается российский парадокс.

Несомненно, главным фактором, усложнявшим сообщение между различными российскими регионами, была обширность территории страны, необъятность её просторов. Ф. Бродель очень эмоционально охарактеризовал эту главную особенность России: «В таких масштабах и перемещения по необходимости удлинялись, становились бесконечными, нечеловеческими. Расстояния задерживали, усложняли всё. Обменам требовались годы, чтобы замкнуться»71.

Рассмотрев лаж с исторической, описательной точки зрения, Вагнер обращался к его анализу исходя из процессов денежного обращения. Он считал заблуждением бытовавшее в то время мнение о зависимости лажа от соотношения спроса и предложения денег («лаж, как по большей части говорили, зависит от спроса на бумажные деньги и предложения их или, другими словами, от количества бумажных денег сравнительно с потребностью в бумажных деньгах для оборотов»72), проистекавшим из того, что в стране с бумажно-денежным обращением металлические деньги выступают только как товар, а не денежная единица. В этом непонимании причин лажа немецкий учёный видел опасность неверных решений по реформированию денежного обращения, которые могут привести не к восстановлению металлического обращения, а к девальвации валюты.

С точки зрения Вагнера, изменение лажа, его движение, «зависит от спроса и предложения, т.е. от оборотов благородными металлами».73 В свою очередь, спрос на благородные металлы зависит от двух основных факторов:
1) недоверия к бумажным деньгам и обусловленного этим недоверием стремления к замещению их драгоценными металлами;
2) потребности в благородных металлах для внешнеторговых сделок.

Вагнер называет и косвенные причины, влияющие на спрос на благородные металлы и, следовательно, на лаж. Такую зависимость он именует «посредственной». Имеется ввиду взаимосвязь между спросом на золото и серебро и покупательной способностью бумажной валюты. «Именно это соотношение определяет количество бумажно-денежного капитала, которое может быть обращено на покупку драгоценных металлов — и в этой мере обнаруживается непрямое влияние количества бумажных денег», — указывал учёный.74

Среди причин, способствующих появлению лажей, Вагнер выделяет две основных. Одна из них — психологическая, и действует она кризисный период или, как выражался Вагнер, в «ненормальное (для экономики. — А. Д.) время». «Движение лажа в ненормальное время составляет, главным образом, действие, вызванное психологическою силою доверия или недоверия к отношениям политическим, финансовым, хозяйственным и к бумажно-денежным в частности».75 Иначе говоря, на курс бумажной валюты, по мнению Вагнера, влияет доверие публики к институту, её выпускающему, обычно под ним разумеется государство. Учёный отмечал также, что в преддверии выхода из кризиса, например, после заключения мира или иного судьбоносного решения, лаж может вообще исчезнуть из-за благоприятных ожиданий общества. В этот период спрос на благородные металлы сменится их усиленным предложением.

Другая причина, приводящая к возникновению лажей, проявляется в «нормальное время» и обусловлена состоянием внешнеторгового баланса страны. Согласно Вагнеру, «международный платёжный баланс составляет почти единственное условие спроса и предложения благородных металлов, или, выражаясь иначе, заграничный вексельный курс приобретает господство над лажем, — лаж обнаруживается в этом курсе и в его колебаниях».76

Подобную точку зрения на природу лажа разделяли Ю. Гагемейстер, и, как мы увидим дальше, М. И. Туган-Барановский, который считал, что повышение курса ассигнаций по отношению к серебряному рублю, т. е. лажу на ассигнацию, зависит не от нехватки последних, а от внешнеторгового фактора. Именно благоприятному курсу русских векселей на зарубежных биржах, «под влиянием которого достоинство ассигнационного рубля с 1817 по 1840 гг. постепенно поднималось до 13% выше пари, то есть выше чем 25 коп. на серебро за ассигнационный рубль»77, принадлежала в истории русской денежной системы определяющая роль.

Теперь, как представляется, необходимо пояснить, что понимали в XIX в. под вексельным курсом, и как он был связан с ценностью бумажных денег. Рассмотрим в качестве иллюстрации гипотетический пример двух стран — России и Германии. Допустим, в торговле сальдо торгового баланса будет в пользу первой страны, т. е. России. Немецкие торговцы, следовательно, выдадут векселей русским купцам на большую сумму, чем русские - немцам. Возникшую разницу в пользу России немцы должны компенсировать или наличными деньгами, или биржевыми векселями. Пересылка денег в те времена была сопряжена с большими издержками, поэтому немецким купцам было выгоднее покупать русские векселя. И поскольку сальдо торгового баланса было не в пользу Германии, следовательно, последняя имела меньше векселей, как раньше говорили, «на Россию». Это означало, что русские векселя в данной ситуации должны продаваться на немецкой бирже с наценкой или лажем. Так, вексель в 100 марок должен был стоить 102 марки. По сути, разница в две марки и представляет собой эквивалент той суммы, которая требуется для пересылки наличных денег. «На биржевом языке этот лаж в пользу иностранного векселя называется вексельным курсом»78. Вот что имели ввиду экономисты XIX в., когда писали о вексельном курсе. Мы впоследствии ещё вернёмся к этому понятию в связи проблемой происхождения лажа у М. И. Туган-Барановского.

Вместе с тем представления Вагнера о природе лажа были двойственными. С одной стороны, лаж, по его мнению, был обусловлен внутренними причинами, т.е. доверием населения к своей бумажной валюте и, следовательно, правительству и соответствующим этому доверию спросу на благородные металлы, с другой же стороны, лаж порождали внешние причины, т.е. вексельный курс на зарубежных биржах. Туган-Барановский критиковал Вагнера за эту двойственность, а также за то, что немецкий учёный не понимал, что «его теория лажа является в известном смысле количественной теорией... Именно поэтому Вагнер и придает в своей теории лажа такое первенствующее значение моменту доверия»,79 — отмечал Туган-Барановский.

Теорию лажа Туган-Барановского отличают оригинальность и нетривиальный подход к рассмотрению денежных проблем по сравнению с теориями других учёных, изучавших проблему лажа. По мнению Туган-Барановского, лаж не может представлять собой цену бумажных денег по отношению к металлическим, как считали в то время многие экономисты. Это вытекает из существования двух основополагающих условий.

Во-первых, если в денежном хозяйстве какой-либо страны преобладают бумажные деньги, то металлические деньги не могут быть «мерилом ценности в стране с единой бумажной валютой».80 Следовательно, утверждал русский учёный, «лаж отнюдь не выражает собой цены бумажных денег — ибо металл не является деньгами в стране с бумажной валютой, цена же есть выражение ценности в деньгах».81 Другими словами, при доминировании одной денежной единицы отпадает сама необходимость выражать её в другой валюте. Возможно, в закрытой экономике тоталитарного типа такая ситуация и могла бы иметь место, но Туган-Барановский не знал таких экономик, поскольку их ещё не существовало. В экономике рыночного типа даже при доминировании одной валюты, как правило, существуют и другие виды денег или их суррогаты, а значит, и необходимость их взаимного оценивания.

Во-вторых, неверно, согласно Туган-Барановскому, привязывать ценность бумажной валюты «к металлической монете, на которую эта валюта обозначена».82 Бумажные деньги самодостаточны, и им не требуется дополнительного мерила ценности. Здесь, правда, трудно согласиться с Туган-Барановским, хотя теоретически его довод безупречен, но всё-таки первоначально бумажные деньги, как правило, связаны с металлом, и, следовательно, хотя бы в сознании населения эта связь в какой-то мере сохраняется, о чём свидетельствует ситуация в русском денежном хозяйстве. Ведь в России параллельно обращались две валюты, и ни одна из них не была господствующей, соответственно требовалось выражать цены в обеих валютах, что и подтверждала практика денежного обращения в российской экономике. Этого Туган-Барановский почему-то не учитывает и сразу переходит к обоснованию собственной версии природы русского лажа, которая в определённой степени созвучна идеям А. Вагнера, Ю. Гагейместера и др.

Туган-Барановский считал, что лаж выражает «цену иностранной валюты в бумажной валюте данной страны».83 Впрочем, верно было и обратное утверждение, но это, по мнению русского экономиста, не столь важно. Он излагал собственное понимание категории лажа, для чего ему необходимо было пояснить взаимосвязи вексельного курса и лажа. Вексельный курс, по его мнению, представлял собой цену равновесия между спросом и предложением на иностранные векселя на каком-либо зарубежном рынке.

Этот курс был взаимосвязан с ценностью национальных валют. Так, если ценность валюты какой-либо страны колебалась относительно валют других стран в пределах 1%, тогда и курс векселей оставался стабильным. В этом случае действовало правило «золотой точки». Данное правило играло роль своего рода встроенного стабилизатора, с помощью которого взаимно регулировались курсы валют при золотомонетном стандарте. В условиях этого стандарта ввоз и вывоз золота не ограничивались на государственном уровне. Платежи за товар всегда можно было произвести золотой валютой, хотя практически никто так не поступал, поскольку пересылка золотых монет за границу обычно обходилась не более чем в 1% стоимости контракта. Если же курс какой-либо национальной валюты отклонялся более чем на 1%, тогда становилась выгодной пересылка золота и золото утекало из страны. Чтобы этого избежать, стремились к тому, чтобы курсы золотых валют не отклонялись более чем на 1%.

По мнению Туган-Барановского, ситуация не выходит за рамки правила «золотой точки», если валюта страны устойчива. Иное положение складывается, если денежная единица депрецирована, т. е. если в денежном обращении присутствует лаж в сторону металлических или бумажных денег. Учёный считал, что «лаж является новым фактором, влияющим на вексельный курс и вызывающим в полном размере лажа добавленные отклонения вексельного курса от паритета».84

Туган-Барановский, как и Вагнер, выделял две разновидности лажа. Один вид лажа мог проявляться, если в экономике происходил процесс обесценения бумажных денег и, следовательно, падало доверие к ним населения. Как и Вагнер, Туган-Барановский полагал, что такой вид лажа характерен для кризисных ситуаций. Величина лажа указывает на размер «уценки» бумажных денег и одновременно на степень недоверия населения к бумажной валюте и правительству, не обеспечившему нормальных условий функционирования бумажных денег. В такой ситуации металлические деньги будут предпочитаться бумажным. Появление подобных лажей обычно сопряжено с кризисными явлениями в экономике страны или другими катаклизмами.

Другая разновидность лажа, определяемая Туган-Барановским, - так сказать «нормальная». Этот лаж возникал в том случае, если население страны «предпочитает бумажные деньги металлическим и охотнее пользуется в обороте бумажными деньгами, чем звонкой монетой, по той причине, что бумажные деньги более удобны для перемещения вследствие своего малого веса и объема».85 Именно такой лаж на ассигнации существовал в самом начале появления русских бумажных денег в 1769 г. и несколько лет спустя. Но Туган-Барановский имел в виду другой период истории ассигнаций, а именно 1818—1839 гг., когда рос лаж на бумажные деньги. Правда, вызван был этот лаж не столько портативностью бумажной валюты, сколько её редкостью в денежном обращении в то время. Туган-Барановский категорически настаивал на том, чтобы эти две разновидности лажа не смешивали друг другом ввиду их разной природы: «Правильная теория лажа невозможна, если оба эти лажа, столь различной природы, будут смешиваться воедино и если нормальный лаж будет рассматриваться как выражение недоверия населения страны к обращающимся в ней бумажным деньгам».86

Приступая к построению собственной модели лажа, Туган-Барановский должен был рассмотреть вопрос о природе этого явления. По его мнению, лаж должен, по всей видимости, зависеть от количества бумажных денег в народном хозяйстве. Учёный отмечал: «Как общее правило, лаж возникает в тех случаях, когда количество бумажных денег в обращении превышает потребности обращения».87 Из этого наблюдения вытекала необходимость проанализировать, как связан лаж с изменением количества ассигнаций, для чего период с 1790 по 1823 г. был разбит Туган-Барановским на пять более коротких отрезков и построены соответствующие диаграммы.

Первый период, с 1790 по 1800 г., отличался, по его мнению, тем, что строгого параллелизма между объёмом ассигнаций и лажем не наблюдалось т. е. количество ассигнаций росло вместе с ростом лажа, но в разной пропорции, хотя, как уже отмечалось, экономическая теория тех лет прочно увязывала количество бумажных денег с их курсом по отношению к металлической валюте.

Второй период, с 1801 по 1805 г., имел «обратный характер колебаний количества ассигнаций и лажа».88 Иначе говоря, функции количества бумажных денег и их курса на монету имели разную направленность.

Период с 1806 по 1811 г. характеризовался наибольшим параллелизмом за весь 30-летний отрезок времени, взятый М. И. Туган-Барановским.

Последующие два периода — с 1812 по 1817 г., с 1818 по 1820 г. демонстрировали полное отсутствие какой-либо корреляции. Туган-Барановский расценил это как парадоксальное явление, поскольку налицо было противоречие общепринятой точке зрения: «Все без исключения исследователи истории русских ассигнаций рассматривают повышение лажа как естественный результат расширения выпусков ассигнаций. Это кажется настолько очевидным, что никто из писавших о русских ассигнациях даже не пробовал более детально исследовать факторы колебания лажа в данном историческом периоде».89

Затем Туган-Барановский обратился к более детальному анализу временных трендов и нашёл период, когда колебания лажа были наиболее сильными. Таким периодом оказался период с 1810 по 1811 г. В самом деле, этот отрезок обращает на себя внимание резким падением курса ассигнаций. Так, если в 1809 г. он составлял 225 ассигнационных коп. за 1 серебряный руб., то в 1810 г. - 324 коп. ассигнациями. В следующем 1811 г. курс ассигнаций понизился ещё на 70 коп. - до 394 коп. за 1 руб. серебром.

Туган-Барановский замечает, что большая часть обесценения ассигнаций пришлась на этот короткий период: «При девальвации ассигнаций, произведенной в 1839 г. Канкрином, лаж ассигнаций был фиксирован в 2 руб. 50 коп. Таким образом, подъём лажа в два года 1810—1811 составлял большую часть того окончательного лажа, на основе которого были выкуплены ассигнации 28 лет спустя».90 Учёный удивлялся тому, что никто из исследовавших историю русских бумажных денег не обратил внимания на «исключительную роль двух названных годов». Действительно, в работах русских экономистов, изучавших денежную проблематику XIX в., относительно этого важного периода в истории русских бумажных денег практически хранится молчание.

Стремясь разобраться в причинах резкого обесценения ассигнаций, Туган-Барановский попытался связать это падение с реализацией мероприятий, декларированных Манифестом 2 февраля 18lO г. Однако сам же признал маловероятность предположения их связи, так как в этом манифесте бумажные деньги объявились «величайшим злом» и вводился запрет на дальнейшие выпуски ассигнаций, хотя на самом деле бумажные деньги выпускались и после выхода манифеста. «Однако современники этого не знали, ибо после Манифеста 2 февраля 1810 г. все дальнейшие выпуски были тайными».91 Значит, на рынок и на курс ассигнаций эти выпуски повлиять не могли. Напротив, ассигнации должны были укрепить свой курс после мер, объявленных в плане финансов М. М. Сперанского, поскольку этот план вселял русскому обществу надежду на финансовую стабилизацию. Указывал Туган-Барановский и на то, что в отмеченный период Россия имела очень благоприятное международное положение: только что была завершена победоносная война со Швецией, в результате которой к России была присоединена Финляндия, был заключен союз с Францией.

Даже во время Отечественной войны 1812 г. курс ассигнаций не падал, что было бы естественно, а рос. «Вступление Наполеона в Москву вызвало не падение, а огромное повышение курса русских ассигнаций» — с 3 руб. 94 коп до 3 руб. 88 коп. ассигнациями за 1 руб. серебром92. В это же время, т.е. в 1812 г., резко повысился курс русской валюты на Лондонской бирже: с 16 пенсов в июле 1812 г. до 25 пенсов осенью, когда Наполеон находился в Москве.93 Такое на первый взгляд парадоксальное развитие событий Туган-Барановский объяснял, ссылаясь на известного английского экономиста Т. Тука. По сведениям Тука, в Англии накануне вторжения французов в Россию началась массовая скупка российских товаров: пеньки, льна, сала и др. ввиду ожидаемого их исчезновения с рынков. Соответственно эти товары вывозились в больших объёмах из российских портов в туманный Альбион. В итоге Англия оказалась должником России, а значит, на английских биржах возник ажиотажный спрос на русские векселя. Этот механизм уже был описан в данной главе. «Таким образом, получилось сильное несоответствие между спросом на русские векселя и предложением их и в результате огромное повышение цены русских векселей, а значит, и повышение курса русских ассигнаций на английскую валюту».94 Данный пример позволил Туган-Барановскому увязать провал курса ассигнаций с внешнеторговыми отношениями России.

К непосредственным причинам резкого падения курса русских ассигнаций в 1810—1811 гг. Туган-Барановский относил также экономические проблемы Англии. Кстати, подобное резкое обесценение наблюдалось в указанный период и в Австрии, соответственно эти события были поставлены учёным в один ряд как порождённые общими причинами: «Тяжёлый торгово-промышленный кризис вызвал падение курса английской валюты, в связи с необходимостью немедленной реализации ценных бумаг, в том числе русских и австрийских векселей на английском рынке, который пострадал от кризиса и на котором явилась сильная нужда в наличных деньгах, она привела к падению в Лондоне курса русской и австрийской валюты».95

Таким образом, Туган-Барановский необычно резкое падение курса русской валюты в 1810-1812 гг. объяснял рамках своей теории лажа, т.е. внешнеэкономическими причинами.

Две основных теории лажа, на которых мы остановились, представляют собой так сказать многофакторные модели, т. е. они не указывают на одну единственную причину происхождения лажа. Это объясняется тем, что простонародные и «нормальные» лажи — сложные явления, которые ие могут быть связаны только с одной причиной. Видимо, следует согласиться с Туган-Барановским в том, что лучше всего позволяет понять лаж бумажно-денежная теория денег. Однако удовлетворительно трактовать лаж можно лишь в терминах трансакционных издержек.

Население России в конце XVIII — начале XIX в. было вынужденно поставлено перед необходимостью минимизировать издержки параллельного денежного обращения. В разных местах необъятной Российской империи лаж порождался совокупностью различных причин. Это были недостаточная информированность населения о курсах бумажной или серебряной валют, внешнеэкономический фактор, неразвитость внутренних рынков и т. п. Все эти факторы лажа можно присовокупить к издержкам обращения параллельных денег.




57 Канкрин Е. Ф. Краткое обозрение российских финансов. СПб., 1880. С. 113.
58 Там же.
59 Там же.
60 Судейкин В. Т. Восстановление в России металлического обращения. М., 1891. С. 31.
61 Федорович Л. Теория денежного и кредитного обращения. Одесса, 1888. С. 466.
62 Там же. С. 466-467.
63 Туган-Барановский М. И. Бумажные деньги и металл // М. И. Туган-Барановский. Экономические очерки. М., 1998. С. 377.
64 Вагнер А. Русские бумажные деньги. С. 85.
65 Там же. С. 80.
66 Там же.
67 Там же.
68 Там же.
69 Там же. С. 82.
70 Там же.
71 Бродель Ф. Время мира. М., 1992. С. 467.
72 Вагнер А. Русские бумажные деньги. С. 85.
73 Там же. С. 86.
74 Там же. С. 86-87.
75 Там же. С. 90.
76 Там же. С. 91.
77 Там же.
78 В. Б. [Безобразов]. Бумажные деньги. Исследование бумажно-денежного обращения СПб., 1888. С. 51.
79 Туган-Барановский М. И. Бумажные деньги и металл. Одесса, 1919. С. 99.
80 Там же. С. 62.
81 Там же.
82 Там же.
83 Там же. С. 63.
84 Там же. С. 64.
85 Там же. С. 65.
86 Там же С. 68.
87 Там же. С. 76.
88 Там же. С. 78.
89 Там же. С. 80.
90 Там же. С. 81.
91 Там же. С. 82.
92 Там же. С. 83.
93 См.: Там же. С. 83.
94 Там же. С. 84.
95 Там же. С. 87.

<< Назад   Вперёд>>