Вексельные операции западно-европейских купцов в России в XVIII в.

В XVIII веке значительно активизировался процесс вовлечения России в систему европейской торговли и мирового рынка, резко возросли масштабы деятельности на русском рынке купцов из стран Западной Европы. В деятельности купцов-иноземцев, в их контактах с русскими партнерами все большее значение приобретали кредитные операции. Поскольку кредит является важнейшим рычагом ускорения товарооборота, расширения масштабов деятельности купцов, изучение сделок иноземных коммерсантов в этой сфере позволит выявить степень их активности на российском рынке, торговые связи в российских городах и за рубежом, значение иностранного капитала для развития российской торговли и собственно кредита с его специфическими средствами и институтами.

Необходимо учесть, что кредит в торговле начал активно использоваться в странах Западной Европы намного раньше и в больших масштабах, чем в России. Поэтому деятельность иностранных купцов в сфере кредита в России XVIII в. способствовала распространению современных форм кредитных отношений, наиболее адекватных торговле.

В допетровской России кредит также использовался купцами. Однако он существовал как бы под покровом старинного ростовщичества. Законодательство не признавало специфики кредитных сделок, совершавшихся между купцами ради ускорения товарооборота. Об этом молчит и Соборное уложение 1649 г. Купцы, бравшие друг у друга в долг деньги и товары, должны были оформлять эти сделки как обычную заемную кабалу, с привлечением нескольких поручителей и свидетелей. В случае невыплаты долга нужно было добиваться возмещения убытков в ходе длительного и сложного судебного процесса в приказных или воеводских канцеляриях. Туда же обращались и обычные ростовщики с исками на своих неисправных должников из числа представителей самых разных сословий, занимавших у них деньги на собственные нужды. (Ростовщики рассчитывали получить свой процент, хотя Соборное уложение 1649 г. и запрещало его брать: в заемную кабалу вписывалась не та сумма, которую должник получал, а та, которую ему надлежало вернуть.)

В начале правления Петра I подобный порядок сохранялся, более того с 1701 г. всех обязали регистрировать сделки, в том числе и займы деньгами и товарами, в крепостных конторах в специальных крепостных книгах¹. Находившиеся в России иностранные коммерсанты, как и их русские партнеры, должны были прибегать при оформлении кредитных сделок к столь сложной процедуре, а в случае каких-либо проблем были обречены на длительные хлопоты в судах и канцеляриях.

Параллельно в начале XVIII в. шел другой процесс. Благодаря росту внутренней и внешней торговли, расширению масштабов деятельности западно-европейских коммерсантов в России, купцы в кредитных сделках ограничиваются выдачей простых письменных обязательств, избегая сложной процедуры оформления и регистрации заемной кабалы. Эти обязательства, часто именуемые тогда «совестными» письмами, обращаются в купеческой среде. По сути дела, это уже векселя, хотя они не имеют еще юридического статуса. В сделках между иностранными купцами обращаются уже настоящие векселя, оформленные в соответствии с порядком, принятым в странах Западной Европы. В конце концов правительство решило узаконить подобные кредитные сделки в торговле и официально ввести вексельное обращение. В 1729 г. был принят Вексельный устав.

Кредитные сделки с участием купцов теперь все реже фиксируются в крепостных книгах. Здесь уже нет той обширной информации о кредитных операциях иностранных купцов, которую можно почерпнуть в этих источниках периода правления Петра I. Подобная перемена документальной базы кредитных сделок обусловила даже нынешнее состояние историографии проблемы. Так, используя крепостные книги, исследователи уже обращались к истории кредита в правление Петра I². Деятельность иностранных купцов в этой сфере в первой четверти XVIII в. уже рассматривалась в ряде работ автора данной статьи³. Кредитные операции с использованием векселей после введения устава 1729 г. практически не изучались. Исключение составляет небольшая статья американского автора Дж. Монро⁴. Это обусловило и хронологические рамки данной статьи, в которой речь пойдет о кредитных сделках иноземных купцов с после принятия Вексельного устава 1729, т.е. в середине и второй половине XVIII в.

В этот период купцы, получая в долг товары (иногда деньги), а в некоторых случаях просто принимая на себя какие-либо материальные обязательства, выдавали на себя вексель. Дворяне также могли обязываться векселями. Они могли занять у купцов деньги, пользуясь их услугами в качестве ростовщиков, либо получить в долг какие-то товары. В первом случае чаще всего встречаются «круглые» суммы, во втором — обычно с рублями и копейками.

Имеющиеся в нашем распоряжении векселя отразили различные операции, предусмотренные для документов такого рода Вексельным уставом 1729 г.⁵ Во-первых, это были самые простые сделки с участием всего двух лиц — должника и кредитора. Вексель находился у кредитора, который и предъявлял его к оплате по истечении срока. Если срок истекал, а оплата не поступала, то кредитор должен был опротестовать вексель у нотариуса в течение десяти дней, что давало ему право обратиться в суд.

Во-вторых, многие из полученных векселей передавались кредиторами третьим лицам, для чего на обороте документа делалась надпись с указанием имени того, к кому он переходил. Такая надпись в вексельном праве называется индоссаментом, а сама операция — индорсированием векселя (от итальянского in dorso, буквально — «на спине», или «на обороте»). Правда, подобные термины в практике вексельного обращения в России XVIII в. почти не применялись. Чаще говорилось о передаче векселя и передаточной надписи. При индорсировании векселя получавший его (индоссант) обычно выплачивал определенную сумму, равную его номиналу или меньшую, в зависимости от надежности векселя. Векселем можно было расплатиться за товар, погасить собственный долг и т.д. В этом случае тот, кто получал вексель, оказывал кредит тому, кто уступал документ, но деньги или уплату в иной форме он должен был получить с лица, выдавшего вексель.

В-третьих, как это предусматривалось Вексельным уставом, с помощью векселя можно было перевести денежные суммы в другое место. Такие векселя именовались траттами (в России часто использовался термин «переводной вексель»). В таких сделках сразу возникало четыре участника, имена которых вписывались в вексель. Допустим, какому-либо купцу, находящемуся в Петербурге, нужно было перевести известную сумму денег своему компаньону в Москву. Тогда он выдавал эту сумму кому-либо в Петербурге, кто имел деловые связи в Москве. Получивший деньги выдавал вексель (тратту) на имя своего московского компаньона, который должен был заплатить там искомую сумму партнеру кредитора. Последний отправлял по почте вексель в Москву, и его компаньон предъявлял документ к оплате партнеру взявшего деньги. Тот мог признать вексель (акцептировать) и расплатиться или мог отказаться от платежа по тратте, тогда она опротестовывалась и выдавший ее должен был погасить долг или отвечать по суду. Тратты обычно не имели длительных сроков, акцептировать их следовало сразу после объявления, оплата также должна была наступить тут же или через пять-десять дней. В отличие от записей в крепостной форме, вексель не требовал ни поручителей, ни свидетелей. Достаточно было подписи заемщика, чтобы кредитор мог безусловно требовать выплаты по векселю по истечении срока.

Иностранные купцы участвовали во всех подобного рода сделках, являлись не только теми, кто выдал деньги под вексель, но и теми, кто получал вексель по индоссаменту или должен был получить деньги по трассированному векселю. Во всех этих случаях они являлись кредиторами по отношению к тому, кто выдал на себя долговое обязательство. В сделки с ними вступали русские купцы, представители других сословий. Иноземцы также могли быть и должниками, занимая деньги друг у друга или у русских людей.

Таким образом, с конца 20-х гг. XVIII в. основными источниками, отразившими кредитные операции иноземцев, являются векселя и вся документация, связанная с их обращением. Но и эти источники дошли до нас лишь фрагментарно. Так, сами векселя в случае их оплаты обычно уничтожались. Коммерсанты обычно заносили данные об операциях с векселями в свои бухгалтерские и иные конторские книги, но пока не удалось обнаружить что-либо из документации иностранных фирм, торговавших в России в XVIII в. Главным образом до нас дошли сведения о сделках, которые по разным причинам были не вполне удачными, вели к протесту векселей и к судебному разбирательству. Конечно, они не дают полной картины коммерческого кредита и вексельного обращения. Однако в различных архивных фондах удалось обнаружить более полутора тысяч опротестованных векселей и дел по вексельным искам с участием торговых иноземцев. Этого достаточно, чтобы сделать определенные наблюдения об основных тенденциях в развитии вексельного обращения с участием иностранных купцов, выявить их деловые контакты на внутреннем и внешнем рынках, поскольку обращавшиеся в Москве векселя нередко выдавались или погашались и в Петербурге, в других российских городах, а иногда и за рубежом. То же можно сказать и о векселях, выданных в Петербурге, Архангельске.

Имеющиеся на этот счет материалы можно свести к двум основным видам: дела по разбору отдельных тяжб и записи протестов векселей. В первом случае возникало довольно обширное делопроизводство объемом до десятков и сотен листов. Оно касалось одной конкретной сделки или нескольких взаимосвязанных сделок, или всех долгов какого-либо конкретного лица, если речь шла о банкротстве. Основными участниками тяжбы были держатель векселя и векселедатель, но вовлекались и другие лица — поручители, свидетели, индоссанты и пр. Кредитор и должник могли поручить представлять свои интересы доверенным лицам. Иноземцы пользовались этой возможностью довольно часто, доверяя выступать в суде другим иностранным купцам, своим деловым партнерам. В состав документации по таким делам входят и подлинные векселя, которые остались не оплаченными в срок, с собственноручными подписями должников и надписями о трассировании или индоссаменте. Это позволяет проследить путь векселя от одного держателя к другому, а заодно выявить деловые связи между иностранными купцами и их партнерами в России и за рубежом.

Такие дела рассматривались в магистратах или в Коммерц-коллегии, если они касались английских купцов. В существующем ныне в Российском государственном архиве древних актов (РГАДА) архивном комплексе Коммерц-коллегии таких дел немного, в основном они касаются претензий англичан по долгам русских купцов в связи с контрактами. Гораздо больше дел по векселям можно обнаружить в фондах магистратах тех городов, где действовали иностранные купцы. Дела Архангельского магистрата вошли в фонд Архангелогородской губернской канцелярии. Все обнаруженные там дела о вексельных операциях с участием иноземцев посвящены переводу ими казенных денежных сумм из одного города в другой по поручениям правительства. Сведений о выдаче иноземцами в Архангельске собственных средств кому-либо под вексель или получении таковых от кого-то пока не найдено. Имеющиеся в нашем распоряжении дела по вексельным претензиям с участием иноземцев обнаружены в основном в фондах Главного и Московского магистратов, хранящихся в РГАДА и Центральном историческом архиве г. Москвы (ЦИАМ). Эти дела возбуждались и рассматривались в Москве.

Записи протестов векселей, другой вид основных источников по вексельному обращению, представляют собой специальные книги, которые велись в течение года. В них нотариусы заносили сведения опротестованных у них векселях. В фонде Московского магистрата в РГАДА имеются две такие книги по Москве — за 1768 и 1772 гг.⁶ Несколько книг разных московских нотариусов за 1790-е гг. хранятся в ЦИАМ⁷. Подробнее об этих книгах будет сказано ниже, когда речь пойдет о кредитной деятельности иноземцев на московском рынке. Наконец, в фонде Государственного архива в разряде «Внутреннее управление» в РГАДА имеется книга записи протестов по Петербургу за 1773 г. — единственная из известных книг такого рода по северной столице⁸. Наличие этой книги позволяет достаточно подробно изучить деятельность иностранных купцов в сфере вексельного обращения в Петербурге — основном центре деятельности западно-европейских купцов в России в тот период. Именно на ней основана уже упомянутая статья Дж. Монро, который ввел этот источник в научный оборот. Но, по признанию самого автора, его анализ носит предварительный характер, операции иностранных купцов он специально не рассматривает⁹.

Вексельный кредит иностранных купцов в Петербурге в середине и второй половине XVIII в.

В книге записи протестов по Петербургу практически полностью представлены протесты за весь 1773 г. с января по декабрь. В записях приводится основное содержание векселя — сумма и сроки сделки, а также имя выдавшего вексель и того, кто предъявил его к протесту. Это позволяет судить об активности отдельных купцов и торговых фирм в сфере коммерческого кредита, их основных партнерах, распределении кредита между различными категориями заемщиков. Сведения о трассировании и индоссаменте отсутствуют, так что протестующими могли быть лица, либо выдавшие деньги при составлении векселя должником, либо получившие его от первоначального кредитора. Нужно иметь в виду, что эта книга учитывает только опротестованные векселя. Но отразившееся в ней соотношение основных групп кредиторов и их клиентов, очевидно, соответствует в общих чертах распределению всей массы кредита в Петербурге в целом и мы имеем достаточно репрезентативный срез данных о развитии кредита на определенный момент, а именно на начало 1770-х гг., когда торговая активность иноземцев в столичном порту находилась на подъеме.

Всего в книге 1773 г. зарегистрировано 4019 протестованных векселей. Из них 926 выдано с участием иностранных купцов. Это свидетельствует о значительной активности иноземцев в сфере вексельного кредита и в то же время о том, что большая часть векселей выдавалась и обращалась уже без участия иностранцев. Это подтверждается и данными об общей сумме кредита, выданного по этим векселям. Из всей суммы в 1 млн 695 тыс. руб.¹⁰ на долю векселей, полученных при выдаче ссуд иноземцами, приходится 505,4 тыс. руб., т.е. немногим менее трети (см. Таблицу 1). Следовательно, суммы сделок с участием иностранцев были в среднем больше, нежели без них.

Таблица 1
Распределение кредита, полученного различными категориями должников у иностранных купцов по векселям, опротестованным в Петербурге в 1773 г. (руб.)



Источник: РГАДА. Ф. 16. On. I. Д. 497. Учтены только векселя в рублях. Суммы в иностранной валюте отражены в Табл. 2. Там же см. сведения об отдельных кредиторах, а также о купцах отдельных городов и земель Германии и остзейских провинций.

Пояснение: категории должников: 1 — петербургские купцы; 2 — купцы из провинциальных российских городов; 3 — купцы из остзейских городов и Выборга; 4 — иностранные купцы; 5 — ремесленники-иностранцы; 6 — прочие иностранцы; 7 — дворяне.

Но почти две трети кредита приходится уже на долю сделок русских купцов друг с другом или их же с русскими дворянами. Это говорит о том, что в течение нескольких десятилетий после принятия Вексельного устава коммерческий кредит под вексель широко распространился в среде русского купечества, по крайней мере среди тех, кто действовал в Петербурге. Очевидно, что главным образом эти ссуды выдавали деньгами или товаром торгующие при Петербургском порте русские коммерсанты своим торговым партнерам из других городов и уездов. Это свидетельствует о достаточно прочных позициях крупных русских купцов как посредников между внешним и внутренним рынком.

Итак, в 1773 г. иноземцами было выдано около трети всех кредитов под вексель в Петербурге. Подсчеты показывают, что английские купцы опережали коммерсантов других стран по масштабам вексельных операций на кредитном рынке Петербурга. На их долю приходится протестованных векселей на 168,5 тыс. руб., на долю немецких купцов из всех земель — 134 тыс. руб., голландцев — 107 тыс. руб. (см. Таблицу 1). Это в целом соответствует соотношению сил каждой из национальных групп иностранного купечества во внешней торговле Петербурга, о чем свидетельствуют данные о товарообороте за 1773 г. При этом важно сопоставить данные о вексельном кредите и сведения не о всем товарообороте, а об импорте, поскольку именно импортные товары в первую очередь предоставлялись в кредит. Так, доля англичан в импорте составила в 1773 г. 30%, в вексельном кредите — 26%, голландцев — 8% и 16%, немецкого купечества — 17% и 20%, французов — 3% и 10%, итальянцев — 1% и 0,5%, испанцев — 1% и 0,05%, швейцарцев — 0,6% и 1% и т.д.¹¹ Все же абсолютной корреляции мы не наблюдаем. В любом случае, не просматривается какой-то особой роли или существенного преимущества англичан над купцами других стран в сфере вексельного кредита. Напротив, их доля в сфере вексельного кредита несколько меньше, чем в импорте в целом. У голландцев, наоборот, активность в предоставлении ссуд выше, чем их доля в привозе товаров из-за моря, что свидетельствует о том, что голландцы, а также немцы и швейцарцы продавали в кредит больше своих товаров, нежели англичане, итальянцы, испанцы. Это, в свою очередь, было связано с особенностями коммерческой практики Гамбурга, Амстердама, а также Швейцарии, где традиционно важную роль в коммерции играли банки и банкиры. Французы вообще выделяются особо: их доля в кредитных сделках достигла 10%, хотя импортных товаров они привезли в Петербург всего не более 3%. Подобное несоответствие обусловлено, очевидно, спецификой кредитной деятельности французов, о чем будет сказано далее.

Кроме того, кредит под векселя выдавали и купцы — немцы из остзейских провинций, а также иноземцы, уже давно записавшиеся в купечество Петербурга.

Таким образом, среди участников кредитных сделок значатся практически все национальные группы иностранного купечества. Достаточно широко представлены и отдельные купцы, и торговые фирмы. Всего в записях о протестованных векселях за 1773 г. упомянуто 218 иноземцев (см. Таблицу 2). Всего в том же году в торговле при Петербургском порте приняло участие 245 иностранных купцов¹². Цифры близкие, но поименно списки участников торговли и тех, кто выдавал векселя, далеко не совпадают. В этой связи всех торговых иноземцев, находившихся в северной столице, можно разделить на три группы: 1) те, кто упомянут в ведомости о товарообороте, но не назван в книге протестованных векселей; 2) те, кто упомянут и там, и здесь; 3) те, кто не числится в ведомости о товарообороте, но значится в книге протестованных векселей.

Таблица 2
Сумма кредита, полученного различными категориями должников у иностранных купцов по векселям, опротестованным в Петербурге в 1773 г.















Источник: РГАДА. Ф. 16. On. 1. Д. 497.

Пояснения: категории должников: 1 — петербургские купцы; 2 — купцы из провинциальных российских городов; 3 — купцы из остзейских городов и Выборга; 4 — иностранные купцы; 5 — ремесленники-иностранцы; 6 — прочие иностранцы; 7 — дворяне.

Сумма сделок, как правило, указана в рублях. В этом случае буквенное обозначение отсутствует. Суммы в иностранной валюте обозначены следующим образом: г. — гульдены, л. — ливры, ф. — фунты стерлингов, м. — марки любские (любекские), ч. — червонные (червонцы).

К первой группе относятся коммерсанты, связанные с внешним рынком, но мало использовавшие кредит в своей торговой деятельности на петербургском рынке. Видимо, они предпочитали иные формы сделок со своими торговыми партнерами в России или сосредоточивались в основном на закупках российских экспортных товаров, а не на продаже импортных. К ним и следует отнести почти половину британских фирм и отдельных коммерсантов, в том числе довольно известных — «Бест, Ланг и К°»; Дж.Пима; Эрнста Якоба Опитца и др., а также испанские фирмы «Франц Демиланж и К°»; Мануэля Санчеса и др. Не видим среди держателей векселей и многих коммерсантов, имевших незначительный внешнеторговый оборот и прибывавших в Петербург нерегулярно. Очевидно, они сбывали имевшийся у них товар без всякого кредита, или небольшое количество оказавшихся у них векселей их клиентов не попали в число протестованных в 1773 г. Из английских купцов — это Джон и Роберт Гей, Вилиам Крамп, Стивен Кетли, Джон Ниль, Джеймс Перот; из французов Иозеф Бале, Франц Билио, Жан Николь Дефонтен; из немецких купцов разных земель — Соломон Фанбрин, Иоганн Готтлиб Штитцер, вдова Йозефа Тазера, Готтлиб Фридрих Круг и многие другие.

Коммерсанты второй группы активно участвовали во внешней торговле и имели на руках много векселей, выданных в Петербурге. Очевидно, кредит был одной из основных форм сбыта товаров, полученных ими из-за моря. К этой группе относится большинство ведущих иноземных фирм Петербурга, в том числе более двадцати английских (например, «Ватсон и Сундерланд», «Томсен, Питерс и К°», «Рос и Парис» и др.), практически все более или менее известные голландские («Броувер и Багге», «Лимбурга вдова, Стралборн и Вольф» и др.), гамбургские («Мас и сын»), любекские («Брунс и Иве», «Герман Никлас Моллво» и др.), ростокские («Рихтер и Мас»), датские («Степана Линдемана сын и Брейт-фельд»), самые крупные французские («Йозеф Реймберт и Франсуа Реймберт», «Жан Мишель», «Бараль, Шенони и К°» и др.).

Наконец, к третьей группе следует отнести коммерсантов, которые вовсе не имели или почти не имели внешнеторговых сделок, но активно участвовали в операциях с векселями. Они, очевидно, продавали в кредит товары, полученные у иноземных фирм-импортеров в Петербурге, или занимались чисто ростовщической деятельностью. Таковые имелись даже среди английских купцов, всего их было четверо: вдова Чарльза Рейнгольда Сусанна, Фартенсон, Д. Гиггенботтом, Х. Лаут. Есть и голландцы (Андрей Бодиск, Якоб Перкин, Иван ван дер Флит), французы (например, Наталия д‘Аржант), десятки купцов немецкого происхождения, в том числе и выходцы из остзейских провинций, такие как ревельцы Иоганн Родде, Томас Фридрих Геппенер, Христиан Тортелфлот, Карл Иоганн Банг. Для многих коммерсантов этой категории торговое посредничество и участие в кредитных сделках было связано с их основным постоянным занятием в Петербурге — промышленным предпринимательством («фабриканты» Христиан Леман, Кондратий Кизел, вдовы промышленников Екатерина Шейдеман и Екатерина Лицман), ювелирным делом (Фридрих Гербст), содержанием трактиров (Мельхиор Гротти, Петр Гоммериус, Георг Генрих Гейденрайх и др.). Перкины, голландцы по происхождению, состояли нотариусами, англичанин Дж. Гигенботтом был браковщиком товаров в Петербургском внешнеторговом порту.

Таким образом, во второй половине XVIII в. операции с векселями были широко распространены среди представителей всех национальных групп иностранного купечества в Петербурге, ими занимались как крупные коммерсанты, занятые в сфере внешней торговли, так и многие осевшие в северной столице коммерсанты средней руки. В связи с этим и масштабы их кредитной деятельности совершенно различны. Наибольшего размаха достигали операции тех иноземцев, кто входил в круг коммерсантов, отличавшихся значительными масштабами внешней торговли. При этом из более чем двухсот известных нам участников операций с векселями выделяются две фирмы. Это фирмы англичанина Василия Глена и его компаньона Джорджа Гилберта, а также Логина (Левина Фабиана) Бетлинга. Фамилия Бетлингов происходит из Любека, но их фирма может быть отнесена к голландским компаниям, поскольку Петр Бетлинг долго торговал совместно с голландцем Аврамом Лимбургом. Англичане предъявили к протесту 38 векселей на общую сумму 39,6 тыс. руб. Это говорит о том, что их клиенты брали в долг довольно крупные суммы, в среднем по одной тысяче рублей. Бетлинг опротестовал 35 векселей на общую сумму 31,5 тыс. руб. Заслуживает упоминания французский купец Жан Мишель, с обшей суммой опротестованных им сделок в 22,6 тыс. руб., и Иван Фредерикс, придворный банкир, ссудивший 21,3 тыс. руб., но все — представителям аристократии (см. Таблицу 2).

Из 926 сделок с участием иноземцев лишь в 105 случаях иностранные купцы оказываются должниками, причем векселей, выданных ими русским торговым людям, зафиксировано всего 62. В 22 случаях западно-европейские купцы оказались должниками представителей дворянства, и в 17 случаях их кредиторами оказались иностранные же коммерсанты. Можно говорить о значительном преобладании иноземцев в кредитных сделках с русскими людьми на петербургском рынке. В подавляющем большинстве случаев они выступают здесь в качестве кредиторов — 838 вексельных сделок из 926 с участием иностранцев, опротестованных в 1773 г. Общая их сумма составила 505,4 тыс. руб. Ее распределение между отдельными категориями заемщиков отражено в Таблице 1.

Круг клиентов иностранных купцов, выдававших деньги под векселя, был весьма разнообразен, но может быть сведен к четырем основным группам. Кроме русских и иностранных купцов, это дворяне, а также иностранцы других занятий. Такую же группировку лиц, пользовавшихся вексельным кредитом, предлагает в своем новейшем исследовании о вексельном обращении Э. Хардер-Герсдорфф, которая использует материалы, аналогичные приводимым здесь, а именно — документацию о вексельных протестах по Ревелю за вторую половину XVIII в. Правда, Э. Хардер-Герсдорфф выделяет военных и чиновников в особые категории¹³. Для данного исследования целесообразно объединить их под одной рубрикой «дворяне», поскольку важно отделить средства, направляемые в торговлю, от кредитов преимущественно ростовщического характера. Кроме того, между офицерами и чиновниками нет существенных социальных различий, поскольку те и другие, как правило, принадлежали к дворянству.

Среди должников иноземцев в 1773 г. совсем нет крестьян и крайне редко встречаются прочие разночинцы (обычно это придворные лакеи, домашние учителя, церковные причетники и пр.). Дело в том, что в Вексельном уставе подразумевались в первую очередь купеческие векселя. Не возбранялось выдавать векселя и дворянам, но в случае неплатежа они подлежали суду в городских магистратах. Крестьянам обязываться векселями запрещалось, что подтверждалось в дальнейшем указами от 7 июня 1751 г. и 14 февраля 1761 г.¹⁴ Запрет касался всех категорий крестьян. Этот порядок соответствовал интересам купцов, поскольку исключал из круга участников вексельных сделок их извечных конкурентов — торговых крестьян.

Основная масса иностранного кредита в Петербурге направлялась в торговлю. В 1773 г. общая стоимость протестованных векселей, выданных иностранным купцам их торговыми партнерами, составила 324 тыс. руб., то есть почти две трети (64%) общей суммы. Среди этих должников были как иностранцы, так и русские купцы, а среди последних представлены как жители Петербурга, так и коммерсанты из Москвы и многих провинциальных городов. На долю русских купцов приходится 204 тыс. руб. иностранного кредита под вексель, или 40% общей суммы (см. Таблицу 1). Если сопоставить эти данные с ситуацией на кредитном рынке в Петербурге, Москве и Архангельске в первой четверти XVIII в., то налицо существенное снижение доли русского купечества среди клиентов торговых иноземцев по коммерческому кредиту. Как известно, в 1702—1703 гг. на долю русских купцов из Москвы и других городов приходилось более 88% ссуд торговых иноземцев, зафиксированных в книгах московской крепостной конторы¹⁵. Теперь, в 70-х гг. XVIII в., в новой, северной столице эта доля не достигает и половины. При этом большая часть досталась петербургским купцам. Им иноземцы выдали, если судить по нашим данным, 27% всего кредита (139 тыс. руб. протестованных векселей). На долю купцов из других городов досталось 15,5%. В начале XVIII в. из 63 тыс. руб. товарного кредита иногородние купцы получили товары лишь на 3 тыс. руб., то есть немногим более 6%¹⁶. Следовательно, и во второй половине XVIII в. столичные купцы были главными партнерами иноземцев при закупках в кредит импортных товаров, но доля приезжих купцов за несколько десятилетий все же существенно возросла, и они также стали значимыми партнерами иностранных фирм, которые все больше сбывали им в кредит импортные товары без посредничества столичных купцов.

Делать выводы о том, кто именно из петербургских купцов чаще всего пользовался иностранным кредитом, не вполне корректно, поскольку мы имеем дело с протестованными векселями, то есть в книгу 1773 г. попали векселя только тех коммерсантов, кто имел затруднения с выплатой по ним. Неудивительно, что часто встречаются одни и те же имена. Те, кто оказывался на грани банкротства, были должны по многим векселям, и протесты на них сыпались со всех сторон. Особенно это касается ряда петербургских купцов, поскольку они, постоянно проживая в столице, имели наибольшие возможности пользоваться кредитом у многих иностранных кредиторов. Достаточно назвать двух петербургских купцов — Николая Лябезгина, на которого поступило восемь протестов на 6759 руб., и Ивана Кокушкина, задолжавшего иностранцам по 35 векселям 30265 руб. и 13713 гульденов.

Что касается приезжих купцов, то десятки векселей, выданных ими в Петербурге, в той или иной мере отражают если не личный состав иногородних клиентов иностранцев, то, по крайней мере, круг тех городов, откуда чаще всего происходили партнеры иноземцев по коммерческому кредиту. По подсчетам Дж. Монро, всего в книге записаны векселя, выданные купцами, прибывшими в Петербург из 49 городов 12 губерний¹⁷. Но он имеет в виду все сделки, в том числе и прошедшие без участия иностранных купцов. Русские купцы, использовавшие вексельный кредит иноземцев, происходили, согласно книге протестов, только из 30 городов. В основном это города Северо-Западной и Центральной России, Среднего Поволжья, связанные с Петербургом уже хорошо налаженной во второй половине XVIII в. системой водных путей. Исключение составляет довольно далеко отстоящий от этих путей Курск, и два-три города на севере, лучше связанные с Архангельском (Вологда, Яренск и, возможно, вятский город Яранск). Среди городов центра выделяются Москва, несколько подмосковных городов (Коломна, Волоколамск, Можайск), города, лежащие к югу и юго-западу от Москвы: Тула, Боровск, Калуга. Из представителей крупных торговых центров северо-запада выделяются купцы из Ржева, Твери, Торопца, Осташкова, Торжка. Кроме того, в данном регионе были весьма активны и купцы из ряда небольших, расположенных в непосредственной близости от Петербурга городов: Олонца, Новой Ладоги, Тихвина. Причем купцы из Олонца имеют наиболее регулярные контакты с иноземцами в Петербурге: на их долю приходится одиннадцать протестованных векселей на общую сумму 3569 руб. Правда, эта сумма не столь велика, то есть сделки олонецких купцов с иноземцами были сравнительно небольшие — по 200—400 руб. каждая. Довольно часто встречаются среди должников иноземцев купцы из городов Центральной России, расположенных к северо-востоку от Москвы и тяготевших к Средней Волге. Это Ярославль, Владимир, Шуя, Романов, Борисоглебск, Ростов, Солигалич, Любим, Кашин. Наверняка, векселя выдавали иноземцам и купцы других городов данного региона, просто в 1773 г. они не попали в число протестованных. Обращает на себя внимание сравнительно небольшая доля москвичей среди должников иноземных фирм по векселям. На их долю приходится лишь 6,7 тыс. руб., или 9% всего кредита, доставшегося представителям внутренних городов. Возможно, крупные московские купцы далеко не всегда брали импортные товары в долг, или у иноземцев были иные пути доставки в Москву импортных товаров. Но, скорее всего, дело в том, что векселя на московских купцов иноземцы протестовали в Главном и Московском магистратах, находившихся в Москве, почему их и оказалось сравнительно немного в книге протестов по Петербургу.

Рассматривая вексельные сделки каждой из национальных групп западно-европейского купечества в Петербурге, нельзя не отметить их основные особенности, которые также касаются, в первую очередь, состава их должников, а следовательно — направленности кредитной деятельности. Именно английские купцы больше всех давали в долг под вексель провинциальным купцам. Две трети всех ссуд под вексель (44 тыс. руб. из 66 тыс. руб.) торговые люди из внутренних регионов России получили у англичан (см. Таблицы 1 и 2). Наибольших масштабов достигают займы калужских и вологодских купцов. Калужанин Иван Ланин задолжал Глену и Гилберту 3613 руб. по трем векселям, а его земляк Андрей Губкин — фирме «Ватсон и К°» 1568 руб. Вологодские купцы Петр Попов и Петр Носов выдали два векселя англичанам Томсену и Питерсу, один из них — на скромную сумму в 409 руб. 50 коп., другой — на более чем значительную — в 10500 руб.¹⁸ Весьма активно выдавали англичане ссуды под вексель и петербургским купцам. Им досталась четверть всего кредита, выданного английскими фирмами в Петербурге. Таким образом, российские купцы (столичные и провинциальные) получили у британских коммерсантов более половины всех займов — 90 тыс. руб. из 168 тыс. руб., или 53,5%. Это можно объяснить ассортиментом импортных товаров, доставляемых в Петербург англичанами. Они привозили свинец, олово, сукна — товары, всегда интересовавшие русских купцов, которые развозили их в разные уголки страны. Очевидно, те же товары закупали у них и петербургские купцы для продажи в столице и провинции.

В чем-то схожим выглядит распределение кредита, выданного коммерсантами немецкого происхождения. Более трети всего кредита (50,5 тыс. руб. из 134 тыс. руб., или 37%) они также выдали русским купцам. Но доля провинциальных купцов при этом не столь велика (7,5%), большая часть ссуд досталась столичным купцам. Однако в кредитных операциях различных групп немецкого купечества имеются свои различия. Русских купцов по преимуществу кредитовали ростокские, саксонские, прусские купцы, «цесарской земли торговые иноземцы»; среди последних выделяется несколько известных фирм: Фридриха Вильгельма Амбургера; Цана и Палма; Йозефа и Иоганна Гинтеров. Ростокские купцы Рихтер и Мас, Генрих Мезе предъявили к протесту несколько векселей столичных и провинциальных купцов на небольшие суммы (например, вексель Матвея Маринкина из Солигалича Рихтеру и Масу в 134 руб. 39 коп.)¹⁹. Можно считать, что и гамбургские купцы по преимуществу кредитовали русских купцов, если не учитывать семь векселей на общую сумму 9482 руб., выданных иностранным купцом Иоганном Якобом Греннингом, предъявленных к оплате Анной Рихтер, вдовой Петра Вильгельма Рихтера. (Имеется в виду гамбуржец Петр Вильгельм Рихтер, действовавший в составе фирмы «Гардер и Рихтер» в 1763—1767 гг.) Любекские коммерсанты имели более широкий спектр должников: доля русских купцов составила 60%, но немалые ссуды получали и представители других категорий должников — иностранцы, дворяне. Наиболее крупные из них предпочитали выдавать ссуды петербургским купцам. Например, Логин Бетлинг из 23 векселей, протестованных им, 19 получил от русских купцов, в том числе 11 от петербуржцев²⁰.

Русским купцам предоставляли большую часть своих кредитов под вексель датчане и швейцарцы. Датчане, представленные в данном случае единственной фирмой «Степана Линдемана сын и Брейтфельд», предпочитали иметь дело с провинциальными купцами. Торопецкий купец Иван Бессонов был должен ей по векселю 17500 гульденов, петербургские купцы не значатся среди ее должников вовсе²¹. Ведущие швейцарские фирмы явно специализировались на кредитовании петербургских купцов, которым они выдали до 98% ссуд (см. Таблицу 2). Так, компания «Росад, Девейс и К°» предоставила по двум векселям Александру и Андрею Ноговиковым ссуды на 1341 руб., Ивану Кокушкину — по четырем векселям на 2220 руб., Поликарпу Сазонову — на 1550 руб.; Балтазар Эртли имел векселя столичных купцов Меркула Шаргаева на 248 руб., Ивана Акатова на 661 руб.²² Вероятно, швейцарцы, в отличие от упомянутых выше датчан, не имели разветвленных контактов на внутреннем рынке и ориентировались в своих сделках главным образом на петербургских купцов, хотя некоторые из их клиентов-петербуржцев, судя по фамилиям, были связаны родственными узами с провинциальными городами. Так, купцы Сазоновы были известны во Ржеве, а Акатовы — в Торопце.

Французские купцы также практически не предоставляли ссуды провинциальным торговым людям. Но и с петербургскими купцами, судя по книге протестов, имел контакты только наиболее крупный среди них кредитор — Жан Мишель. Его клиентами оказались уже упомянутые Ноговиковы, выдавшие ему два векселя по 1227 руб. 64 коп. каждый²³. В целом же распределение кредита французских купцов выглядит совершенно по-особому. Почти все средства (98%), выданные ими под векселя, досталась либо иностранцам, либо дворянам; тем и другим почти поровну: 24 тыс. руб из общей суммы 56 тыс. руб. получили дворяне, 28 тыс. руб. — иностранцы. Из иноземцев кредитом французских купцов пользовались в первую очередь иностранные коммерсанты. В наибольшей степени выдавали им ссуды под вексель тот же Жан Мишель, а также Йозеф и Франсуа Реймберт, Иоганн Фер (см. Таблицу 2).

Из иностранных коммерсантов, пользовавшихся кредитом иноземных же фирм, совсем немного купцов, известных своим активным участием во внешней торговле. Из должников французов это лишь швейцарская компания «Луис Роланд и Чуди», задолжавшая фирме «Бараль, Шенони и К°» 161 руб.²⁴

Большинство иноземных коммерсантов, пользовавшихся кредитом крупных внешнеторговых фирм, не известны или почти не известны в качестве участников внешней торговли. Следовательно, они использовали полученный кредит для своей торговой деятельности внутри Петербурга и внутри России. Если они при этом брали в долг товары, то в принципе нарушали запрет о торговле иноземцев друг с другом. Но, видимо, на практике этот запрет не распространялся на кредитные сделки, или товары получали иноземцы, временно или навсегда вступившие в российское подданство. Из коммерсантов иностранного происхождения, пользовавшихся кредитом известных французских купцов, можно назвать их соотечественников Де Гран Мезона, задолжавшего Жану Мишелю по двум векселям 2105 руб., Александра Поше, давшего тому же Мишелю векселя в 2700 руб. и 4650 руб.²⁵ В данном случае мы имеем дело с крупными ссудами, следовательно, Де Гран Мезон и особенно А. Поше действовали в рамках петербургского рынка как достаточно крупные коммерсанты. Известно, что в начале 70-х гг. А. Поше занимался устройством театра в Петербурге, для чего ему в 1770 г. было «пожаловано» ветхое деревянное здание близ Летнего дворца²⁶. Очевидно, он использовал для этого дела кредиты, полученные у Ж. Мишеля, но в срок не расплатился. А вот французский купец Форсевиль, вероятно, действовал в рамках мелкого розничного оборота. Известен его вексель соотечественнику Бускету всего на 23 руб.²⁷ В 1773 г. среди протестованных оказались и векселя француженки Наталии д'Аржант, позднее, как известно, перебравшейся в Москву. Оца заняла у швейцарской фирмы «Росад, Девейс и К°» 1145 руб. В записи об этом векселе она названа «торговкой». Но часть полученных средств она использовала и в чисто ростовщических операциях, недаром в том же году она опротестовала имеющийся у нее вексель на переводчика А. Курбатова в 130 руб. Легко видеть, что француженка имела немалые проблемы в своей коммерческой и ростовщической деятельности. Сумма предъявленных к ней претензий превосходит иски, поступившие от нее. Был опротестован еще вексель, выданный ей соотечественнику Валуа, в 200 руб.²⁸ Может быть, это побудило в конечном счете д‘Аржант перебраться в Москву.

Особой категорией иностранных по происхождению коммерсантов, пользовавшихся коммерческим кредитом у французских и других иноземных фирм, были содержатели трактиров. Так, «погребщик» Иоганн Шульц оказался должен французам «Баралю, Шенони и К°» 140 руб. 50 коп. Трактирщик Мельхиор Гротти занял у французского купца, имя которого в записях пропущено, 99 руб. Вино было одним из важных товаров, доставляемых французами, они часто сбывали его в Петербурге в кредит содержателям погребов и трактиров, которые нередко были иностранцами. Также поступали и испанские купцы, ввозившие в Петербург вино с Пиренеев. Недаром единственный занесенный в книгу протестов вексель на 300 руб., принадлежавший испанцам, был выдан фирме «Шоне и Зотто» тем же Мельхиором Гротти²⁹. Известно, что из немецких купцов на экспорте вина специализировался Иоганн Адольф Цанге, вероятно происходивший из Любека. Среди его должников значится кронштадтский трактирщик Иоганн Лейстер³⁰.

Как и французские купцы, подавляющую часть своих ссуд предоставляла именно иноземцам фирма братьев Ливио, единственных итальянцев, предъявивших в 1773 г. векселя к протесту. Из иностранных купцов их кредитом пользовался француз Монтандре, занявший к 1773 г. 8 тыс. ливров. Обращает на себя внимание французская валюта этого векселя: братья Ливио, прибывшие в Петербург из Страсбурга, были тесно связаны с французским рынком; возможно, кто-то из их французских корреспондентов перевел на них вексель Монтандре, выписанный в ливрах. Сам Мон-тандре почти не известен как активный участник внешней торговли, он больше действовал в рамках внутреннего оборота. Еще один должник братьев Ливио — петербургский табачный фабрикант, француз по происхождению, Теофиль Буше, задолжавший им 6093 ливра³¹. Теофиль Буше, видимо, испытывал значительные трудности со своим предприятием. Недаром в 1773 г. на него поступило от разных кредиторов десять опротестованных векселей, на 3456 руб., 856 гульденов и 232 фунта стерлингов, не считая векселей в ливрах, выданных братьям Ливио³². Разнообразие валюты векселей свидетельствует о наличии у Буше обширных зарубежных контактов; но в конечном счете все выданные им векселя оказались в Петербурге, где и были предъявлены к протесту.

Некоторые иноземцы оставляли много неоплаченных векселей после своей кончины. Крайне часто встречаются векселя, выданные Еремеем Тессином, умершим незадолго до составления книги протестов 1773 г. Его происхождение, вероятно, связано с Гамбургом, поскольку тогда же в Петербурге действовала гамбургская фирма «Тессин и Швертнер». Но сам Еремей Тессин успел вступить в купечество Петербурга, в книге протестов он именуется «здешним купцом». Всего после него осталось 18 векселей на 12770 руб., выданных многим купцам из Англии, Голландии, немецких земель. Теперь по ним должна была отвечать его вдова Анна.

В любом случае, иноземные купцы составили второй по значимости отряд должников иностранных же купцов по вексельному кредиту. Всего им досталось ссуд на И 1 тыс. руб., против 138 тыс. у петербургских купцов и 66,6 тыс. у провинциальных русских купцов (см. Таблицу 1). Уже это свидетельствует о том, что около 22% иностранного коммерческого кредита обращалось в среде иноземных же коммерсантов. Кроме того, еще 8 тыс. руб. опротестованных векелей были выданы иностранцам купцами из остзейских городов.

Кроме купцов-иноземцев, кредитом иностранных торговых фирм пользовались ремесленники иноземного происхождения. Всего поступило их опротестованных векселей на 34 тыс. руб. Иноземцы-ремесленники брали в долг у представителей всех основных групп западно-европейского купечества — англичан, голландцев, немцев, французов (см. Таблицы 1 и 2). Это прежде всего портные, ювелиры, каретных дел мастера, то есть все те, кто использовал в своей деятельности импортные материалы, которые они и приобретали в долг у иностранных коммерсантов. В меньшей степени такие сделки характерны для английских купцов. Они известны, как правило, в практике купцов немецкого происхождения, числившихся в Петербурге в английской компании, для Джона Мейбома, Отто Эвальда Зеттлера или для Сутерланда и его компаньонов (поскольку последний был близок ко двору, он вскоре стал придворным банкиром). «Алмазных дел мастер» Фридрих Гербст был должен компании «Ватсон, Сутерланд и К0» по двум векселям 8399 руб. 10 коп. и 2208 руб. 10 коп.³³ По «некруглости» сумм можно предположить, что ювелир получал в долг у англичан какие-либо изделия или товары, а не деньги. Впрочем, и сам Фридрих Гербст имел на руках векселя своих должников, всего на 2800 руб. Активная деятельность в сфере кредита, операции с векселями всегда были характерны для мастеров-ювелиров, имевших в своих руках и крупные суммы, и драгоценности.

Из прочих иностранных купцов наиболее активно предоставляли кредит ремесленникам иностранного происхождения те же французы. Среди их должников этой категории чаще всего встречаются портные. Так, Франсуа Реймберт опротестовал в 1773 г. три векселя на общую сумму 998 руб. 69 коп., выданные ему портным Луи Броком: тот же Брок был должником француза Шиделя. Купец Анри Паске был кредитором портного мастера Фиброна³⁴.

Находившиеся в Петербурге иноземцы выдавали деньги в долг и дворянам. Подобная их деятельность была в целом аналогичной кредитованию ими дворянства на московском денежном рынке, посему она будет рассмотрена ниже.

Основные направления и условия вексельных операций иностранных купцов на московском кредитном рынке в середине и второй половине XVIII в.

Данные об активности иноземцев в сфере вексельного обращения на московском рынке имеются в делах о протестах векселей, которые велись в Главном и Московском магистратах. Из сохранившихся фондов магистратских учреждений, где рассматривались дела с участием иностранных купцов, наибольшее значение имеет обширный фонд Главного магистрата в РГАДА. Всего в нем, за исключением ветхих документов, удалось обнаружить ПО дел по искам о неоплаченных векселях при участии иностранных купцов. Все они относятся к периоду деятельности Главного магистрата после его восстановления по указу Елизаветы Петровны (1743 г.) и до преобразования в связи с городской реформой 1785 г. В ряде дел, принятых к производству в начале 40-х гг., имеются векселя, выданные в 30-х гг. Последние по времени из обнаруженных дел датируются 1783 г. Главный магистрат с декабря 1743 г. находился в Москве, в Петербурге действовала лишь его контора³⁵. Поэтому многие векселя, иски по которым рассматривались в Главном магистрате, касались жителей Москвы. Как правило, иски по неоплаченным векселям рассматривались там, где они были опротестованы, чаще всего по месту жительства лиц, их выдавших. Кредиторы, имевшие векселя, выданные или опротестованные в Москве, обращались с исками либо в Московский магистрат, либо в Главный магистрат.

В документации Московского магистрата в РГАДА дел по вексельным искам не имеется. Зато есть несколько составленных нотариусами записных книг векселей, опротестованных в течение года, за 1768 и 1772 гг.³⁶ Всего в них записано 334 векселя, отразивших сделки с участием иностранных купцов. Имеется также Книга протоколов по объявленным векселям за март 1778 г. Там приводятся сведения о 172 опротестованных векселях, 14 из которых оформлялись при участии торговых иноземцев³⁷. В отличие от записных книг протестованных векселей, куда заносились все такие документы в случае протеста, в книге протоколов отмечались только те из них, по которым начиналось судебное разбирательство. Дело в том, что далеко не все векселя по протесту сразу предъявлялись для взыскания по суду. Важно было вексель в установленный срок опротестовать у нотариуса, после чего кредитор мог хранить его у себя, вести переговоры с должником, чтобы уладить дело без суда, или уступить вексель кому-либо по цене существенно меньшей, чем его номинал.

В отличие от петербургской книги записи протестов 1773 г., которая отражает ситуацию в вексельном обращении в определенный момент времени, московские документы позволяют проследить деятельность иноземцев в сфере кредита на протяжении нескольких десятилетий. Кроме того, судебные дела и записи в московских книгах 1768 и 1772 гг. содержат информацию о движении векселей от одного кредитора к другому, что позволяет более четко, чем на петербургских материалах, выявить контакты иноземцев, отразить особенности их деятельности в сфере кредита. Они дают представление и о причинах невыплаты должниками по векселям, и о самой процедуре взыскания. Вместе с тем по ряду основных параметров (состав кредиторов и должников, направленность и масштабы кредита) данные, полученные на основе московских документов, вполне сопоставимы со сведениями петербургской книги 1773 г.

Всего в документах Главного и Московского магистратов в РГАДА обнаружены сведения об операциях с более чем 450 векселями с участием иностранных купцов. Векселя либо выдавались в Москве, либо обращались на московском рынке в течение 40— 80-х гг. XVIII в.

Соотношение основных групп клиентов иноземцев по количеству получаемых ими ссуд в течение ряда десятилетий менялось. В книге записей протестов за 1768 г. из 238 векселей, первоначально выданных иноземцам, 123 векселя (44%) даны дворянами и только 66 (23%) — русскими купцами. 92 векселя даны иностранцами. В частично сохранившихся записях о протестах 1772 и 1778 гг. зафиксировано 28 векселей, полученных иностранными купцами, из них только в трех случаях (11%) должниками являются русские купцы, в семи (25%) — дворяне, в шестнадцати (57%) — иностранцы. При всей приблизительности этих подсчетов, основанных на неполных данных, можно отметить некоторое сокращение доли дворянства. Но это происходит не за счет увеличения доли русских купцов, а в результате расширения контактов иностранных кредиторов с иноземцами же. Доля русских купцов среди должников иноземцев в Москве постепенно сокращается. Это говорит о том, что все чаще вексельные сделки русских купцов с иностранными торговыми фирмами заключались в Петербурге, что и подтверждается приводимыми выше данными по северной столице за 1773 г. С другой стороны, товары, доставляемые иноземцами в Москву, все чаще передавались там в кредит иностранным по происхождению коммерсантам.

Больше всех векселей, выданных и опротестованных в Москве, было получено иностранными купцами от дворян. Русские торговые люди и иностранцы разных профессий по количеству данных ими долговых обязательств уступали дворянам. Это говорит о специфике кредитной деятельности иноземцев на московском денежном рынке в середине и второй половине XVIII в. В Петербурге дворяне хотя и были также широко представлены среди должников иностранных купцов, но все же существенно уступали торговым людям. Из 426 векселей, обнаруженных в делах Главного и Московского магистратов и находившихся в руках иностранных купцов, 162 были выданы дворянами. Не имея точных данных, поскольку сохранились только опротестованные векселя, можно предположить, что до 30% вексельного кредита иностранных купцов, связанных с московским рынком, доставалось дворянству. В основном это были русские дворяне, частично — иноземцы, находившиеся на службе в России. Дворяне могли брать в долг под вексель как деньги, так и товары, но в последнем случае они получали что-либо для личного потребления, а не для перепродажи оптом или в розницу.

Из иноземцев, проживавших в Москве, своей активностью в кредитовании дворянства выделялся Петр Давыдов Никлас, уроженец Мемеля, вступивший в московское купечество и российское подданство в середине XVIII в. Обнаружено около двадцати векселей его должников. В большинстве своем это офицеры и чиновники (коллежский асессор Зиновьев, дочь коллежского асессора Анна Бартенева, майор Дафин, капитан Кильдинов), есть и представители титулованной аристократии: князь Федор Голицын, граф Апраксин, графиня Е. Толстая. Прослеживаются контакты и с постоянными клиентами, как, например, с Василием Дубровским, который дал на себя П. Никласу три векселя на 60 руб., 200 руб. и 350 руб.³⁸ Необходимо отметить, что П. Никлас прибыл в Москву с целью заняться торговлей галантереей, но большого успеха на этом поприще не снискал и постепенно сосредоточился на чисто ростовщической деятельности. Можно предположить, что его должники первоначально покупали у будущего кредитора импортные товары, затем стали пользоваться его услугами в качестве ростовщика. В конце 70-х гг. ростовщическая деятельность П. Никласа испытывает определенные сложности. Он сам оказывается должником других торговых иноземцев и в конце концов разоряется. В 1778 г. на имущество П. Никласа был наложен арест, а его самого было велено «держать за караулом»³⁹.

В целом среди кредиторов дворян чаще всего встречаются иноземные торговцы, так или иначе сосредоточившиеся на чисто ростовщической деятельности. Они редко упоминаются в качестве участников внешнеторговых операций. Только по книге записи опротестованных векселей 1768 г. таких иноземцев можно насчитать более 20 человек. В большинстве своем это французы, но есть и немцы. Какое-то количество небольших ссуд они выдают и иностранцам разного рода занятий. Так, среди должников француза Поше значатся князь Федор Шаховской, секунд-майор Зыбин. Тот же Ф. Шаховской пользовался кредитом Жана Гильома Виарде и Жака Ларме. Француз Перроден давал в долг князю Голицыну, Ф. Лакроа — барону Строганову, Я. Режоли — А. Нарышкину, Иоганн Поке был кредитором графов Апраксиных⁴⁰. Наверняка, упомянутые иноземцы давали в долг и другим представителям знати, но имеются сведения только о неоплаченных векселях. Аналогичные кредитные операции характерны и для некоторых торговых иноземцев, постоянно проживавших в Петербурге. Например, Иоганн Гонзет, имя которого не упоминается среди участников внешнеторговых операций, в 40-х — 50-х гг. давал в долг под вексель прапорщику А. Плещееву, лейб-гвардии квартирмейстеру С. Хрущеву, графу Ап. Мусину-Пушкину, князю А. Урусову, С. Лопухину⁴¹. Иоганн Гонзет имел связи в Москве с иноземцами, занимавшимися подобной деятельностью, на них он переводил векселя своих должников, которых легче было разыскать в древней столице. Наиболее регулярные контакты такого рода И. Гонзет имел с проживавшим в Москве ювелиром Иоганном Туссеном, именно к нему попали векселя на А. Плешеева, С. Лопухина, Ап. Мусина-Пушкина⁴². Разумеется, дворяне пользовались кредитом и тех торговых иноземцев, которые вели активную коммерческую деятельность. В этом случае клиентура иностранных кредиторов оказывалась довольно разнообразной. Конкретные примеры таких сделок будут приведены далее при рассмотрении вексельных операций таких «кредиторов-универсалов».

Трудности взыскания по векселю с дворян во многом схожи с теми, которые возникали в случаях с неплательщиками-купцами. Задолжавших дворян также приходилось долго разыскивать. Часто являвшимся к ним на дом нотариусам и служителям магистрата прислуга отвечала, что барина дома нет, он уехал к себе в имение, никаких распоряжений об оплате данного векселя не оставил. В отличие от купцов-должников, которых разыскивали в любом городе на основании распоряжений из Москвы к тамошним магистратам, вызвать дворянина из его деревенской усадьбы к ответу по векселю было крайне затруднительно. Главный магистрат не имел власти за городской чертой, не мог послать солдат куда-то в деревню и должен был обращаться в другие органы власти, что многократно увеличивало волокиту.

Иногда держателям векселей, даже иностранным купцам, приходилось сталкиваться с особенным упорством знатных лиц, пытавшихся найти какой-то, даже самый ничтожный повод, зацепку в оформлении сделки, чтобы уклониться от уплаты. В августе 1768 г. Е.Ю. Чаадаева заняла 2000 руб. у итальянца Д. Збарбо сроком на четыре месяца⁴³. В срок платеж не поступил, и итальянец после протеста векселя индорсировал его московскому купцу К. Колчину. Индоссамент опротестованного векселя, видимо, допускался, поскольку индоссант не мог не видеть, что он просрочен, и в его воле было взять или не взять индорсированный на него вексель. Колчин взялся за хлопоты о взыскании. Более года ответчицу разыскивали. Лишь в 1770 г. объявились князья Алексей и Александр Долгорукие, племянники и наследники Чаадаевой, которая к тому времени умерла. Вместо того чтобы оправдываться, братья Долгорукие перешли в наступление, написали жалобу на Колчина, что предъявленный им вексель фальшивый, выдан неведомо кому, Збарбо назван в нем купцом и итальянским, и московским, что само по себе якобы странно, кроме того, известно, что он вовсе не купец, а разночинец и что имя его непонятно какое: в тексте векселя он назван Доменико, а в индоссаменте — Дементием, будто он вовсе банкрот, так как не заплатил в срок 1500 руб. некоему игумену (имя неразборчиво), и непонятно, как он при этом мог записаться в московское купечество и объявить у себя капитала в 1000 руб., и т.п. Долгорукие требовали разыскать Збарбо, допросить, кто писал этот вексель, есть ли свидетели сделки. Во всем этом нельзя не видеть чувства сословного превосходства, которое питали заемщики-аристократы к своим кредиторам — торговым иноземцам, казавшимся им разночинцами неизвестно какого происхождения. На этот раз Главный магистрат поступил в строгом соответствии с Вексельным уставом: удостоверив подлинность подписи Е. Чаадаевой, признал все прочие доводы ответчиков к делу не относящимися, тем более что Дементий и Доменик — одно и то же имя, Збарбо состоит в московском купечестве, а по происхождению итальянец.

Несмотря на то что дворяне активно пользовались кредитом иностранных купцов в Москве, все же в операциях большинства торговых иноземцев с векселями в первопрестольной столице решающую роль играли их коммерческие интересы. Следовательно, многие известные и малоизвестные иностранные коммерсанты оказывались кредиторами русских торговых людей или иноземных же коммерсантов.

И на московском денежном рынке в сделках с векселями в подавляющем большинстве случаев, а именно в 422-х, иностранные купцы являются кредиторами. В качестве должников они выступают 101 раз, но при этом 57 векселей ими выдано также иностранным купцам, а 15 — иностранцам других профессий. Следовательно, лишь в 29 случаях (6,2% сделок) иностранные коммерсанты занимали деньги у русских людей, большей частью — у купцов, изредка — у дворян. Примерно та же картина наблюдалась нами и в Петербурге. Там из 926 сделок с участием иностранцев они были должниками русских купцов в 62 случаях (6,7% сделок). Почти полное совпадение результатов по Москве и Петербургу свидетельствует также о достаточной надежности сопоставляемых данных. Таким образом, в течение всего XVIII в. иностранцы, взаимодействуя с русскими купцами, сохраняли гегемонию в сфере товарного и коммерческого кредита не только в порубежных портах, но и в центре внутреннего рынка.

Но все же можно говорить и о некотором ослаблении этой гегемонии в течение XVIII в. Если в 1701 — 1703 гг. из 113 известных сделок по товарному кредиту между русскими и иностранцами русские купцы ни разу не были кредиторами⁴⁴, то во второй половине XVIII в. уже в одном случае из пятнадцати иноземцы являются должниками.

Деньги под векселя в Москве выдавали купцы разных национальностей, как и в Петербурге. Но здесь они не были представлены так широко, поэтому целесообразней в первую очередь обратить внимание не на национальную принадлежность, а на типологические особенности торговой деятельности иностранных кредиторов в Москве. Так, среди них мы видим, во-первых, представителей торговых фирм, известных своей активной внешней торговлей; во-вторых, иноземцев, проживавших в Москве или Петербурге, но не занимавшихся экспортными или импортными операциями. Особую группу составят бывавшие в Москве представители купечества остзейских городов, имевшие свой спектр коммерческих связей в России и за рубежом.

Оказывается, что среди тех, кто имел векселя, дела по которым рассматривались в Москве, были иностранные купцы, игравшие видную роль во внешней торговле Петербурга. Это целая группа английских фирм, известных в 40-х — 50-х гг.: «Дингли»; «Ганвей и Гом»; «Томас и Эдвард Фоуль»; «Прескот и Лик»; «Бардевик и Вас»; «Крамонт»; «Тиммерман и Шард»; «Непер и Газенфеллер». Здесь же и ряд крупных фирм других стран: немецкие компании «Франц Николас Стут», «Гиге и Кетериц», «Бок и Моллво», «Грот и Бландоу»; голландец Гендрик фон Лидар. Есть итальянец Антонио Бранко, датчанин Стефан Линдеман. В 60-х гг. мы вновь видим ряд ведущих британских компаний: «Рос и Парис», «Ватсон», «Сутерланд и Найл», «Эдвард Джеймс Смит»; прусских купцов фон Эссена и Розенфелдта; Г.Г. Круга из Саксонии; любекцев Л.Ф. Бетлинга, Г.X. Бока, Н.Г. Моллво; гамбуржца Г. Гурлинга; Рихтера и Маса из Ростока; «цесарца» И.И. Гинтера; итальянцев по происхождению братьев Ливио; голландцев Л. Потета, Г. Бахерахта. И это, наверняка, не все находившиеся в Петербурге иностранные фирмы, которые имели контакты с Москвой посредством вексельного обращения, поскольку были еще и те, кто имел векселя, не обнаруженные среди опротестованных.

Тем не менее уже в приведенном выше списке преобладают английские и немецкие фирмы, редко встречаются голландцы, хотя купцы из Нидерландов по своей активности и масштабам торговли в середине XVIII в. почти не уступали немецким купцам, вместе взятым. Очевидно, многие голландские купцы, активно торговавшие в Петербурге в середине XVIII в., не имели обширных связей на московском рынке. С Москвой больше контактировали представители «старых» голландских фамилий, оставшихся после петровских преобразований в Архангельске. Напротив, обосновавшиеся в Петербурге англичане и немцы имели достаточно развитые контакты и в Москве, и в провинции. В Москве у них были свои представители и доверенные лица, которые при случае могли разыскать должника и взыскать деньги по векселю. У «петербургских» голландцев таких доверенных лиц, видимо, было значительно меньше.

Среди тех, кто пользовался кредитом иностранных фирм, находившихся в Петербурге, — купцы из Москвы, других городов Центральной России: Романова, Вереи, Ярославля, Холма. Конечно, полной картины таких контактов мы не имеем. Но сохранившиеся документы свидетельствуют, что отдельные русские купцы пользовались кредитом сразу нескольких иностранных фирм, зачастую из разных стран. Едва кто-то из русских торговых людей оказывался на грани банкротства, как тут же в судебные инстанции на них предъявлялось до десяти и более векселей разными кредиторами. Купцы Захаровы, торговавшие в Петербурге и Москве, но происходившие из Холма, были должны по векселям английской фирме «Дингли, Ганвей и Гом», их соотечественнику Томасу Фоулю, любчанам Гроту и Бландоу, итальянцу Антонио Бранко. Сумма их невыплаченного долга по векселям превысила 10 тыс. руб.⁴⁵ В начале 50-х гг. посыпались иски на романовского купца Якова Дуракова. Среди его кредиторов — крупные английские фирмы: «Дингли, Ганвей и Гом», «Непер и Газенфеллер», «Крамонт», «Тиммерман и Шард», менее известный британский коммерсант Джозеф Литоу, берлинец Богдан Гоферт, Иоахим Август Кеппен из Штеттина, голландцы Поль и Геншелин⁴⁶.

Обширные связи русских купцов по кредиту под вексель неслучайны. Они обусловлены большим разнообразием в ассортименте импортных товаров, которые они продавали в русских городах. Так, ассортимент товаров названных выше кредиторов Я. Дуракова существенно различался. Богдан Гоферт торговал преимущественно предметами галантереи; И.А. Кеппен — оконными стеклами и пустыми бутылками, типичными для штеттинцев товарами; англичане привозили сукна, свинец, уголь; Поль и Геншелин — шелковые и тонкие шерстяные материи, сахар, вино⁴⁷.

Можно выявить и регулярные связи ряда иностранных внешнеторговых фирм с купцами из Москвы, других городов Центральной России. Например, Непер и Газенфеллер предоставляли кредит не только упомянутому Я. Дуракову, но и известному московскому купцу Михаилу Карташову. Георг Газенфеллер, с 1756 г. торговавший самостоятельно, имел векселя другого московского купца, Осипа Алферова, на 2030 руб.⁴⁸ Крамонт, Тиммерман и Шард где-то в конце 40-х гг. (о точной дате сведений нет) предоставили ссуду на 7890 руб. москвичу Петру Подошевникову, но им следовало получить уплату с его партнера в Петербурге Леонтия Горбылева. В последнем случае мы имеем дело с переводным векселем (траттой). Очевидно, англичане продали Подошевникову крупную партию товаров и не стали ждать, пока он ее распродаст в Москве или где-либо на внутреннем рынке и с ними расплатится, а получили всю сумму сразу в Петербурге с Горбылева, у которого Подошевников также пользовался кредитом. Но Горбылев подвел своего партнера: объявил о своей несостоятельности и не расплатился с англичанами. Тогда по иску кредиторов долг было велено взыскать с Подошевникова, который оказался под арестом⁴⁹. Горбылев, однако, продолжал преспокойно заниматься коммерцией, в 1749 г. получил в казне откуп на сбор денег с торговли табаком в Петербурге. В 1753 г. откуп Л. Горбылева был продлен⁵⁰. Вероятно, его объявление о несостоятельности было ложным и устроено им, чтобы не платить Крамонту и компаньонам столь крупную сумму по тратте от Подошевникова.

Из приведенных выше примеров видно также, что регулярные связи с купцами, приезжавшими в Петербург из внутренних городов, имела английская компания «Дингли, Ганвей и Гом». Не случайно в ее распоряжении оказались векселя многих впавших тогда в банкротство русских коммерсантов, тех же Я. Дуракова, М. Карташова, Захаровых. Михаил Карташов выдал им вексель в Петербурге в 1744 г. на 3780 руб. сроком на год. Платеж в срок не поступил, и петербургский нотариус Иван Перкин опротестовал этот вексель И ноября 1745 г. Карташова в Петербурге тогда не оказалось, безуспешно разыскивали его в Новгороде. Наконец, поверенный англичан подал иск на него в Москве, где векселедатель проживал постоянно. Обнаружилось, что в суконном ряду имеются принадлежавшие ему английские сукна на сумму 3483 руб. Совершенно очевидно, что торгующий сукнами в Москве М. Карташов брал их в кредит под вексель у английских фирм в Петербурге. Недаром тут же на него поступили иски о задолженности по векселям от фирм Непера и Газенфеллера, Томаса и Эдварда Фоулей, Томсена и Питерса. Томас Фоуль прямо заявил, что Карташов взял у него 6 кип сукон под вексель в 1735 руб. 12 коп.⁵¹ Кроме того, Карташов взял в Петербурге в кредит 991 аршин голландских сукон у гамбуржца Якова Стеллинга, выдав вексель на 1736 руб. 86 коп. Объявились протесты и от русских купцов.

Выяснилось, что значительную часть средств, вырученных от продажи взятых в долг у иноземцев товаров, Карташов вложил в питейный и таможенные откупа в Новгороде, Боровске и Москве в компании с купцами этих городов. Как он заявил, эти операции не принесли ему прибыли: по московскому откупу две трети пришлось внести в казну, на остальные деньги закупить нужные «матерьялы»; в боровский откуп он вложил 550 руб., но прибыль можно будет подсчитать только по истечении контракта с Камер-коллегией. Не исключено, что подобными заявлениями Карташов хотел скрыть свои доходы от этих операций. Кроме того, немало денег и товара он раздал другим лицам. Оказавшись под арестом, Карташов собрал сведения о своих должниках и представил их список на четырех листах, в котором значилось 89 человек, задолжавших всего 8264 руб. 80 коп. Из них купцы Осипов, Петров и другие, всего 13 человек, получили по векселям четверть всей суммы — 2144 руб. Возможно, это были мелкие торговцы суконным товаром в розницу и в лавках. Остальные деньги без векселей достались более чем 70 лицам, в числе которых были прапорщики, штык-юнкеры, солдаты, ремесленники, крестьяне. Среди них 33 портных мастера, получивших в общей сложности также четверть всей суммы — 2119 руб. 92 коп.⁵² Видимо, Карташов раздавал им в долг сукно, кредитуя тем самым мелкое товарное производство. Таким образом, пользуясь кредитом ряда крупных иностранных фирм, купец первой гильдии Михаил Карташов вкладывал эти средства в самые разные предприятия, в том числе в рискованные откупные операции, ростовщичество, а также в продвижение суконного товара до мелких торговцев и ремесленников, применявших его в своем промысле.

В ходе разбирательства были описаны товары, дом и имущество Карташова. Выяснилось, что наибольшую ценность в его доме представляли 17 икон, стоившие 6 руб. 95 коп. Кроме того, дом незадачливого откупщика и торговца сукном украшали еще и картины. Но вряд ли это были работы знаменитых мастеров. Их объявилось 37 штук на общую сумму 77 коп.⁵³ Всего дом вместе со всем имуществом и находившимися там товарами был оценен в 722 руб., а считая упомянутые выше сукна в лавках, у Михайлова значилось имущества и товаров примерно на 4 тыс. руб. Это было в семь раз меньше суммы предъявленных ему по векселям претензий и едва хватило бы на оплату единственного векселя, имевшегося у Дингли с компаньонами. Очевидно, что Карташов вел свои дела в основном на взятые в долг средства, что было характерно для русских купцов и в начале XVIII в.

Кредиторы Карташова оказались в острой конкуренции друг с другом, поскольку его имущества не хватало на оплату всех долгов.

Вексельный устав не регламентировал порядок взыскания денег по неоплаченным векселям. Для этого следовало бы обратиться к специальному Банкрутскому уставу. Он был разработан в правление Анны Иоанновны и издан при малолетнем императоре Иоанне VI в конце 1740 г., но вскоре отменен в связи с приходом к власти императрицы Елизаветы Петровны⁵⁴. В 1754 г. графом П.И. Шуваловым был представлен новый проект Банкрутского устава, но он утвержден не был⁵⁵. Выработка нового Банкрутского устава затянулась до начала XIX в. При отсутствии российского законодательства, дела о банкротах рассматривались в соответствии с установившейся традицией, имевшимися прецедентами, нормами, принятыми в законодательстве европейских стран. Например, при наличии нескольких претендентов на имущество банкрота его можно было разделить между ними пропорционально сумме предъявленных ими исков, признанных законными. Однако при отсутствии четкого закона суды могли поступить иначе, в частности все мог получить тот, кто обратился с иском первым, или тот, кто добился благоприятного для себя решения в вышестоящих инстанциях. Так было и в случае с делом Карташова. Главный магистрат решил в первую очередь удовольствовать Дингли и его компаньонов, поскольку они раньше всех обратились с иском. Их жалоба из Новгородского магистрата поступила в Главный магистрат в Москву 20 января 1746 г. Непер и Газенфеллер обратились чуть позже: промемория об их иске пришла в Москву из Петербургской конторы Главного магистрата 3 февраля 1746 г. Правда, Дингли и его компаньоны не получили денег сразу. Товары Карташова взялся купить за 3650 руб. купец первой гильдии Сергей Капустин, но денег он поначалу не имел и выдал на себя вексель, который получил поверенный англичан в Москве А.Г. Фромм.

А что же другие кредиторы? Им надлежало теперь ожидать продажи дома Карташова, исследования вопроса о его совместных предприятиях и откупах, извлечения оттуда его доли, розыска людей, которые были должны ему. От имени Непера и Газенфеллера в Москве дело о взыскании вел сначала их приказчик Арент фон Минден. Общая сумма всех претензий по девяти векселям составила солидную сумму в 13626 руб. 75 коп.⁵⁶ Но вскоре Непер и Газенфеллер нашли себе другого поверенного, а именно голландского купца Матвея ван Иттера (Matthias van Itter). Арент фон Минден получил отставку, видимо, потому, что его доверители считали его виновным в опоздании с иском. М. ван Иттер к тому же объявил, что Непер и Газенфеллер — «ему приятели». Он проявил большое упорство, добиваясь, чтобы в пользу его доверителей была взыскана доля Карташова в боровском питейном откупе, доказывал, что тамошние откупщики скрывают прибыль и долю Карташова, находятся в сговоре между собой. Из Боровска отвечали, что без указа из Камер-коллегии они не могут выдать деньги. Только в 1747 г. в пользу Непера и Газенфеллера удалось взыскать с боровских откупщиков 200 руб., остальные 300 руб. обещали заплатить потом⁵⁷.

За фирму «Томсен и Питерс» действовал ее представитель Иван Тамес, владелец полотняной фабрики. Возможно, он имел дела с этой фирмой по сбыту своего полотна для экспорта в Англию. Он знал, что при выдаче векселя Карташовым Томсену и Питерсу за него ручался петербургский купец Василий Богданов. Сам по себе этот факт интересен тем, что иностранцы для большей гарантии иногда требовали поручительства при вексельных сделках, хотя закон этого не требовал. Но это не всегда им помогало. Выяснилось, что, будучи в Москве, Богданов оставил часть своих сукон в амбаре у купца Николая Иконникова, поручив тому выдать их Тамесу в уплату по векселю Карташова, если последний не сможет сам расплатиться. Тогда же в мае 1746 г. в Москве объявился Томас Фоуль и предъявил свои претензии. Гамбуржец Яков Стеллинг индорсировал данный ему Карташовым вексель на своего партнера нарвского уроженца Андрея Гесслера, часто бывавшего в Москве. Тот опротестовал его. Карташов уверял, что сукна, полученные от Т. Фоуля и Я. Стеллинга, он также передал для реализации Богданову, который оставил вырученные деньги у себя. Последовала их очная ставка, на которой Богданов отрицал свою причастность к данному делу. Карташов не мог предъявить документов, подтверждавших, что он отдавал Богданову свои сукна, а ручательство последнего по векселю, выданному Томсену и Питерсу, суд вовсе не принял во внимание, справедливо решив, что в соответствии с Вексельным уставом ответственность несет только векселедатель и никакое поручительство не предусмотрено.

Итак, никто из иностранных кредиторов Карташова (а это пять известных в Петербурге внешнеторговых фирм) не получил денег по имевшимся у них векселям. Кажется, больше всех преуспели Дингли, Ганвей и Гом. Но и у них на руках остался лишь вексель С. Капустина, по которому еще следовало получить требуемую сумму. Проявивший наибольшее старание М. ван Иттер, поверенный Непера и Газенфеллера, сумел взыскать лишь 4% задолженности Карташова своим доверителям.

Подобное дело выглядит весьма типичным среди прочих дел о взыскании иноземцами претензий по векселям с русских купцов в середине XVIII в. Очевидны причины невозврата долга по этим ссудам. Во-первых, русские купцы часто раздавали полученные под вексель средства своим клиентам по ростовщическому кредиту, торговым партнерам, а в силу неустойчивости конъюнктуры, низкой платежеспособности своих заемщиков не могли с них взыскать долги. Во-вторых, русские купцы обращали полученные деньги в рискованные операции с откупами, оказывались должниками казны. В-третьих, они занимали зачастую больше, чем имели собственных товаров и имущества, и в случае их банкротства с них нечего было взять в погашение векселя. Наконец, возврат долга осложнялся отсутствием ясного и детально разработанного законодательства о банкротстве и сыске долгов по векселям. Вексельный устав регламентировал лишь порядок выдачи и обращения векселей.

Дело Карташова демонстрирует движение средств, выдававшихся в долг иноземными фирмами в Петербурге. Значительная их часть предоставлялась крупным русским купцам, зачастую представлявших Москву и другие внутренние города. Эти купцы оказывались посредниками в распределении кредита, в доведении его до мелких торговцев и товаропроизводителей.

Из прочих известных сделок по выдаче английскими купцами товарного кредита под вексель своим торговым партнерам можно назвать ссуды, выданные теми же Дингли, Ганвеем и Гомом петербургскому купцу Савве Захарову. 1 сентября 1753 г. он получил у них товар на сумму 6909 руб. 99 коп., выдал за него шесть векселей на 1210 руб., 1246 руб. 66 коп., 1033 руб. 34 коп., 1155 руб., 1177 руб. 33 коп., 1191 руб. 66 коп.⁵⁸ Как и следует при выдаче товарного кредита, в векселях проставлены «некруглые» суммы с рублями и копейками. Какой именно товар был выдан, в векселях не указано, но из дальнейшего рассмотрения дела выясняется, что это были сукна. Все векселя выданы в один день. Почему же нельзя было выписать единственный вексель на всю сумму сразу? Дело в том, что в кредит предоставлялась довольно большая партия сукон, которая могла быть распродана как минимум за год. Однако и кредиторы не могли ждать возврата денег целый Год. Им было выгодно получать деньги постепенно, по мере реализации товара их должниками. Поэтому вся партия была разделена примерно на шесть равных частей, и выданные векселя должны были быть оплачены в разные сроки: через четыре, шесть, восемь, десять, двенадцать месяцев. Так же поступали и многие другие иноземцы в аналогичных случаях. Поэтому векселей обращалось намного больше, чем заключалось сделок по товарному кредиту под вексель. Так, тот же С. Захаров выдал шесть векселей англичанам Томасу и Эдварду Фоулям, семь — итальянцу Антонио Францу Бранко, также семь — Борису Гроту из Любека. Все эти векселя оказались не оплачены в срок, поскольку вскоре после их выдачи С. Захаров умер⁵⁹. Его братья, холмские купцы Ераст и Иван Захаровы, платить по этим векселям отказались, несмотря на то что часть их подписывали вместе с умершим родственником. Главный магистрат отдал распоряжение о розыске и аресте в Холме или где-либо братьев Захаровых, но, чем кончилось дело, неизвестно.

Сложности с взысканием долгов по векселям с провинциальных купцов проявились и в деле о долгах уже упомянутого романовского купца Я. Дуракова. Он был должен около И тыс. руб. шести иноземным фирмам, находившимся в Петербурге, которые опротестовали его векселя и возбудили ходатайство о возврате долга в декабре 1748 г. В июле 1749 г. со своими претензиями явились еще голландцы Поль и Геншелин, но, по мнению прочих кредиторов, их следовало удовлетворить в последнюю очередь, так как они обратились с иском позже всех. В ответ на иски Дураков заявил, что не отказывается платить, но не имеет наличных денег, зато в Романове у него есть товары (юфть, сало, мыло и рожь) более чем на 20 тыс. руб. Он просил отсрочки, чтобы эти товары продать, или предлагал иноземцам взять их у него в уплату по векселям, однако кредиторы отказались, требовали немедленной выплаты в соответствии с Вексельным уставом. Это свидетельствует о недостатке у русских купцов в обороте наличных денег, о довольно медленном обороте их капиталов. Ведь Дураков вовсе не обанкротился или разорился, просто не успел в срок выручить звонкую монету по своим торговым сделкам. Показательно и то, что иностранные кредиторы отказались брать в уплату товары Дуракова, которые в принципе могли быть отправлены за рубеж. Иноземцы не хотели принимать на себя хлопоты по доставке товаров в порт или не имели тогда заказов на их определенное количество от своих зарубежных партнеров. Договорились, что Дураков отправит эти товары своему петербургскому партнеру А. Мартову, тот их продаст и расплатится по векселям. Кредиторы согласились ждать еще год. Часть товаров Мартову удалось продать, но часть их, а именно более тысячи кулей ржи, — подмокла при доставке в Петербург. Так Дуракову не удалось полностью погасить свои долги, Главный магистрат принял решение арестовать должника и продать его имущество⁶⁰.

Весьма типичны и вексельные операции с провинциальными купцами и ряда других влиятельных английских фирм, торговавших в Петербурге в 30-х — 50-х гг. XVIII в. В 1744 г. Бардевик и Вас получили вексель от ярославского купца Г. Сергеева на 648 руб. 44 коп. Верейский купец Иван Травкин задолжал Петру Прескоту 540 руб. по векселю, выданному в 1753 г. Не заплатив в срок, Травкин исчез. Его искали в Москве, на Болоте, где он обычно останавливался, но безуспешно. На распоряжение о розыске, отправленное из Главного магистрата в Верею, ответа не поступило. Тогда этот указ «с прочетом» был вручен представителю П. Прескота И. Томсену, чтобы он сам предъявлял его властям того города, где по его подозрению может находится Травкин⁶¹. Судя по всему, поиски успехом не увенчались.

С исчезновением должников сталкивались не только британские фирмы. Самый известный из датских купцов, торговавших в Петербурге, Степан Линдеман в декабре 1756 г. получил вексель от ярославского купца Степана Дехтева на 449 руб. 50 коп. сроком на девять месяцев. Не получив долг и опротестовав вексель, как следовало, в октябре 1757 г., датчанин обратился с иском в петербургскую контору Главного магистрата лишь в июне 1758 г. Ему удалось добиться, чтобы на розыски должника контора направила подканцеляриста М. Нелбухина в сопровождении солдат. Самого векселедателя на его дворе не нашли, зато там обнаружили его сына Николая, которого привели в магистратскую контору. Там Николай Дехтев объявил, что о векселе, предъявленном Линдеманом, он ничего не знает, отец находится в отъезде, вернется месяца через три, денег ему не оставлял, и т.п. Пришлось отпустить Н. Дехтева под поручительство петербургских купцов И. Железникова и И. Кулакова⁶². Также исчез Ананий Грачев, должник Косселя и Гака, имевших на него векселя в 1919 руб. 43 коп.⁶³

Любекский купец Франц Николас Стут в январе 1753 г. получил вексель в 1846 руб. от Анисима Коптелова, крестьянина деревни Обашевой Ярославского уезда. Это довольно редкий, если не исключительный случай, когда векселедателем выступает крестьянин. Очевидно, он имел соответствующее свидетельство или паспорт от своих хозяев (ими являлись власти Александровской пустыни). Судя по сумме сделки, Коптелов вел торговлю в довольно значительных масштабах и весьма регулярно бывал в Петербурге, чтобы заморский коммерсант мог ему поверить. Но все-таки Стут для пущей гарантии привлек к сделке поручителя: по векселю за Коптелова ручался человек из придворного штата — мундкох Никита Шестаков. После неплатежа, протеста и возбуждения дела Коптелов был сыскан в Москве и содержался под арестом в Московском магистрате, откуда сбежал. После обращения Стута в Главный магистрат должник вновь был пойман, при этом объявил, что вовсе «не бегал из-под караула», а отправился в Петербург для того, чтобы расплатиться по векселю. Только денег у него почему-то не оказалось. Лишь три месяца спустя Коптелов нашел деньги и расплатился⁶⁴.

Таким образом, совершенно очевидны трудности, с которыми сталкивались иноземцы при розыске должников. Как и в случаях при невыполнении контрактов, городские магистраты не проявляли особого рвения в исполнении указов о поимке должников. Нередко этим должны были заниматься сами иноземные кредиторы или их доверенные лица, имея на руках указ «с прочетом». Применялись и довольно архаичные процедуры, известные в XVII и начале XVIII в., как-то: привод со двора родственников и слуг сыскиваемых должников в качестве своего рода заложников, передача их на поруки⁶⁵.

Нередко срывались операции с траттами, поскольку это были довольно сложные сделки с несколькими участниками. Переводивший деньги при этом полагался на своего партнера, которому следовало выплатить по его поручению нужную сумму в другом городе. Но зачастую выяснялось, что кредит переводившего деньги у этого партнера уже исчерпан. Как правило, иноземцы использовали тратты, полученные от русских купцов, для перевода денег внутри России, чаще всего — из Петербурга в Москву или обратно. Шестого мая 1756 г. московский купец Осип Алферов выдал находившемуся в Москве англичанину Джорджу Томсену вексель в 2070 руб. Деньги он обязался выплатить в Петербурге Георгу Готфриду Газенфеллеру. Джордж Томсен отправил вексель в Петербург, тем самым он переводил туда деньги своему партнеру, видимо, в уплату за товары или в погашение долга. Отметим, что, в отличие от обычной тратты, с четырьмя участниками Алферов намеревался расплачиваться сам. Особенностью этой сделки является также наличие заклада. Выдавая деньги под вексель, англичанин взял с Алферова в виде заклада партию сукна на соответствующую сумму. Это нельзя считать обычной сделкой по покупке данного товара с переводом денег в другой город, поскольку англичане сукно в России не покупали, а продавали. Но платеж в Петербурге не состоялся, Газенфеллер не стал опротестовывать вексель в северной столице, поскольку плательщик был жителем Москвы, и индорсировал документ обратно на Д. Томсена. Тот, чтобы вернуть деньги, выставил на аукцион имеющееся у него в закладе сукно. Трижды в «Московских ведомостях» печатались объявления об аукционе на этот товар, но никто так и не пожелал приобрести его. В конце мая 1757 г. объявился и сам Алферов и выплатил 1400 руб., для уплаты остальных денег Томсен дал ему пол года⁶⁶.

Бывали случаи, когда иноземцы посредством вексельных операций переводили деньги своим зарубежным партнерам. В этом случае их русские контрагенты должны были иметь непосредственные контакты с зарубежным рынком. Первого сентября 1755 г. московский купец Петр Гуляев выдал в Петербурге две тратты голландцу Симону Болингу на 793 руб. каждая, со сроками в 6 и 12 месяцев, но деньги он обещал заплатить амстердамской фирме «Говий и Любс Янсзон». Эта фирма имела давние контакты с Россией. Еще в 20-х и 30-х гг. партнерами голландцев на русском рынке были свойственники и родственники Е. Мейер и Иван Любс-младший. Симон Болинг переводил сумму в 1586 руб. в Амстердам при участии Гуляева и его зарубежных партнеров. Поскольку срок выплаты был для тратты довольно длительным, Гуляев, очевидно, рассчитывал в течение установленного времени отправить товары своим торговым партнерам в Амстердам, чтобы те смогли оплатить вексель, когда Говий и Любс предъявят им его по истечении срока. Тем не менее Гуляев должен был поторопиться. По первому векселю срок истекал 1 марта 1756 г., и он должен был успеть отправить товары за море до конца навигации 1755 г. Однако уплату амстердамская фирма в срок не получила, Говий опротестовал векселя, и они вернулись обратно в Петербург к С. Болингу. Тем временем Гуляев из Петербурга исчез. Лишь в апреле 1757 г. его разыскали в Москве и посадили «за караул»». Выяснилось, что имения и двора он не имеет. Правда, он приобрел шесть лавок в мясном ряду на 1820 руб., но расплатился за них опротестованными векселями своих должников. Кроме того, у Гуляева оказалось еще 19 должников — купцы из Рязани, Тулы, Серпухова, несколько московских ремесленников, взявших у него небольшие партии товаров на 20—50 руб. Наконец, он оказался должен в казенный банк, очевидно, в Купеческий, значительную сумму в 3400 руб. Такую ссуду там выдавали обычно под залог товаров; скорее всего, ему пришлось заложить товары, так что нечего было отправлять в Амстердам. Все же поверенный С. Болинга в Москве англичанин Франц Гарднер вскоре обратился с просьбой освободить Гуляева. Видимо, он согласился принять в уплату векселя его должников⁶⁷.

Как видим, и в этом случае русский купец, давший на себя вексель иностранной фирме, располагал лишь заемным капиталом, который еще и раздавал в долг мелким предпринимателям и товаропроизводителям, заодно предпринимая рискованные операции с казенными средствами.

Типичны случаи, когда срывались сделки, где кредиторами являлись русские купцы, которые стремились перевести деньги друг другу при участии иноземцев. Достаточно упомянуть о двух такого рода делах. Пятнадцатого декабря 1744 г. англичане Бардевик и Вас выписали от себя вексель на 4000 руб., которые они получили от П. Рыбникова, желавшего перевести эти деньги в Москву своему партнеру Федору Шадрину. Там их должен был выдать голландец Иван Любс, племянник знаменитого торгового агента Петра I Ивана Любса-старшего. Любс-младший имел, видимо, деловые контакты с Бардевиком и Васом, поскольку все они еще в 30-х гг. активно участвовали в сделках с государственной казной. Вексель был составлен Бардевиком и Васом на голландском языке. Это свидетельствует о популярности данного языка в деловой корреспонденции с участием купцов разных стран, что было обусловлено богатыми традициями, накопленными голландскими купцами в торговой и кредитной практике, которую они имели во многих странах, о том, что Амстердам еще сохранял значение ведущего в Европе банковского и биржевого центра. При проведении этой операции имела место лишь небольшая заминка. Шадрин потребовал выплатить ему сумму «рублевой монетой», очевидно, русскими серебряными деньгами. Иван Любс отказывался, заявляя, что «в векселе того не изъяснено», хотя он явно заблуждался, поскольку в векселе четко написано «valute van de-selve», то есть «в той же самой валюте», что и были выданы деньги в Петербурге Бардевику и Васу, а именно в рублях. Может быть, И.Любс рассчитывал на недостаточное знание русскими купцами голландского языка и практики вексельного обращения, хотел предложить или медные деньги, или товары, или иностранные деньги по невыгодному или неизвестному для Шадрина курсу. Тем не менее Шадрин настаивал на своем и даже 2 января 1745 г. опротестовал вексель. Тогда спустя неделю (10 января) И. Любс расплатился как положено⁶⁸.

22 сентября 1757 г. голландский купец Гендрик фон Лилар выдал петербургскому купцу Андрею Гункину вексель на 500 руб., поручив выплату по нему московскому «корреспонденту» Петру Генриху Веверу, который должен был передать деньги Михаилу Гусятникову, партнеру Андрея Гункина. Как это было с траттами, уже через восемь дней (30 сентября) Гусятников предъявил этот вексель Веверу, тот его акцептовал, но в условленный срок не заплатил, заявив, что фон Лилар никаких денег ему не присылал. Гусятников подал жалобу на Вевера, а тот исчез. Больше всех в успехе его поисков был заинтересован фон Лилар, иначе ему пришлось бы отвечать по тратте. Он просил принять участие в поисках Вевера другого своего московского партнера — Кондратия Зумбурха, который разыскал ответчика в апреле 1758 г. Тот оказался уже солдатом Навагинского полка. Чтобы привлечь его к суду, следовало обратиться в Военную коллегию⁶⁹. Последовало ли такое обращение туда, неизвестно.

Таким образом, в результате операций с векселями с участием иностранных коммерсантов возникали достаточно устойчивые их контакты с русскими купцами, в том числе и с действовавшими на внутреннем рынке. Очевидны и основные каналы проникновения иностранного торгового капитала. Находившиеся в Петербурге иностранные фирмы выдавали в долг под вексель товары русским купцам. В большинстве это были петербургские или московские купцы, кроме того — крупные купцы из других городов, прежде всего Центрального региона, Верхнего Поволжья, которые также вели «торг к портам». Полученный товар они продавали в розницу у себя в лавках или раздавали в долг средним и мелким коммерсантам в Петербурге и внутренних городах, а также ремесленникам. Часть полученных товаров могла доставаться представителям знати нередко также в долг под вексель. Разрыв в этой цепи, то есть невозвращение кредита, мог произойти в любом ее звене: либо по вине русских купцов, бравших кредит у иноземцев в большем объеме, чем они могли получить, продав товар, или в результате крушения их масштабных операций с казной, либо из-за несостоятельности их мелких должников. Так иностранный капитал притекал и в мелкую розничную торговлю, и в ростовщический кредит, но не напрямую, а при посредничестве крупных русских купцов.

Но далеко не все операции с векселями, опротестованными в Москве, обслуживали оборот капиталов и товаров с участием находившихся в Петербурге ведущих иноземных фирм. Часть векселей вращалась только в Москве и других внутренних городах, а источником кредита в данном случае были капиталы иноземцев, постоянно находившихся в Москве. Это были голландские коммерсанты И. Любс-младший, П. Елин, М. ван Иттер, англичанин Ф. Гарднер, немцы К. Зурбурх, Б. Молтрех и многие другие. Франц Гарднер — это не кто иной, как основатель знаменитой фарфоровой фабрики в Вербилках. В 1746 г. он прибыл в Москву из Англии, открыл в Немецкой слободе ростовщическую контору⁷⁰. Очевидно, его деятельность в сфере кредита оказалась весьма успешной, накопленные при этом капиталы он смог использовать при основании фабрики.

Все названные лица могли быть партнерами или доверенными лицами иностранных фирм из Петербурга, проводить в Москве операции с их участием, но могли вести и собственные операции, не выходившие за рамки внутреннего рынка. Их партнерами становились русские коммерсанты средней руки, действовавшие в Москве и ближайших городах и уездах. Так, среди должников И. Любса и П. Елина значатся московские купцы 2-й гильдии Никита Яковлев и Петр Шелковников, романовский купец Петр Мыльников. Петр Елин имел вексель от П. Мыльникова в 500 руб., заплатить по нему должен был отец последнего, Я. Мыльников. Но платеж не состоялся по весьма типичной причине: Мыльниковы взялись по казенному подряду поставить соль из Нижнего Новгорода в Суздаль и Соль Галицкую, но груз утонул в дороге, и с поставщиков в казну следовало взыскать 1617 руб. 50 коп.⁷¹ П. Шелковников, должник И. Любса и П. Елина, получал также кредит у московских купцов 1-й гильдии. Следовательно, Любс и Елин имели в иерархии участников вексельных сделок тот же уровень, что и крупные русские купцы, то есть стояли ступенью ниже, чем ведущие иностранные фирмы в Петербурге, кредитовавшие русских первостатейных купцов.

Учитывая, что большинство векселей, оставшихся в делах Главного магистрата, выданы в 40-х — 50-х гг., а векселя, попавшие в книги протестов 1768 и 1772 гг., — в конце 60-х — начале 70-х, можно сделать определенные наблюдения об эволюции кредитных сделок с участием иноземцев. Сделки между иностранными фирмами в Петербурге и русскими купцами, связанными с Москвой, остаются широко распространенными и в 60—70-х гг. В книге протестов 1768 г. таких сделок почти половина (47,8%) из всех, в которых приняли участие иноземцы. В качестве кредиторов упоминаются купцы различных национальностей, и нельзя сказать, что англичане решительно и безраздельно преобладают. В этот период в Москву попадают векселя, данные русскими купцами английским фирмам «Рос и Парис», «Ватсон, Сутерланд и Найл», «Эдвард Джеймс Смит». В одном случае Рос и Парис переводят в Москву англичанину Ф. Гарднеру 518 руб. через петербургского купца И. Щукина и его партнера калужского купца 3. Панфилова. Среди должников Э.Д. Смита — московский купец 1-й гильдии Д. Земской и старицкий купец Кузьма Вершинский. Кажется, расширяются связи по кредиту под вексель у немецких купцов. Среди тех, кто выдавал кредит русским купцам, связанным с московским рынком, мы видим прусскую фирму фон Эссена и Розенфелдта, любекских коммерсантов Г.Х.Бока, Г.Н. Моллво, «цесарской земли торгового иноземца» И.И. Гинтера, саксонца Ф.В. Погенполя, ростокцев Рихтера и Маса, Т. Греннинга, о происхождении которого определенных сведений нет. Связи голландских купцов по такому виду кредита на внутреннем рынке ослабевают. Хотя и в 40-е гг. они уже не были особо разветвленными, тогда мы отмечали сделки с московскими купцами Г. фон Лилара и Л. Потета — голландцев, торговавших в Петербурге. Из тех, кто упомянут в книге протестов по Москве в 1768 г., к голландцам можно отнести лишь Гаврилу Бахерахта-младшего, московские контакты которого вполне объяснимы: его предки обосновались в Москве еще в XVII в. Связи купцов прочих стран с московским рынком остались на прежнем уровне. Так, в 40-х гг. мы знаем об оказавшихся в Москве векселях, выданных итальянцу А.Ф. Бранко; в книге протестов 1768 г. упомянуты его соотечественники братья Ливио, которым задолжали московские купцы 1-й гильдии Пастуховы⁷².

При этом нельзя сказать, что через московский рынок расширяются связи находившихся в Петербурге иноземцев с купцами из провинции. Из русских купцов — должников иноземцев в книгах 1768 и 1772 гг. упомянуты в основном москвичи, в то время как в Петербурге в 1773 г. значительная часть протестованных векселей выдавалась провинциальными купцами. Следовательно, во второй половине XVIII в. кредитование иностранцами провинциальных купцов происходило главным образом в Петербурге, причем это касалось наиболее активных купцов разных городов и уездов, имевших непосредственные контакты с иноземцами, находившимися в северной столице.

Среди должников торговых иноземцев по вексельным операциям в Москве были не только русские купцы. Значительную часть их клиентов, как и в Петербурге, всегда составляли иностранцы. Только в книге протестов за 1768 г. зафиксировано 92 векселя, выданных иностранным купцам иноземцами же. Можно предположить, что в дальнейшем количество таких сделок и их доля в кредитных операциях иноземных купцов, связанных с Москвой, еще больше возрастает. По сохранившимся сведениям за 1772 и 1776 гг., иноземцами выдано 16 из 28 векселей, полученных иностранцами-кредиторами. Но далеко не все иностранные торговые фирмы в равной мере активно кредитовали иноземцев. Так, ведущие во внешней торговле Петербурга компании, регулярно кредитовавшие русских купцов, с иностранцами осуществляли подобные сделки крайне редко. Так, ни одна из вышеупомянутых английских фирм не брала векселя у иноземцев. По крайней мере, такие векселя не обнаружены. Точно так же практически не известны векселя, выданные иноземцами любекским фирмам «Грот и Бландоу»; «Бок и Моллво», голландцу Г. фон Лилару. С другой стороны, известно немало иноземцев, чьи векселя были опротестованы в Москве. Но среди их кредиторов значатся совсем другие иноземцы, не те, кто главным образом кредитовал русских купцов. Иностранные коммерсанты, выдавшие кредит иноземцам, также могли принадлежать к числу действовавших в Петербурге и занимавшихся внешнеторговыми операциями. Среди них был, например, Август Рейнгольд Паульсен, дважды выдававший деньги Иоганну Груммерту, выходцу из Кенигсберга, в 1751 г. записавшемуся в московское купечество. Англичанин Генри Кретер получил в 1767 г. вексель в 645 руб. 25 коп. от торгового иноземца, происходившего из Любека, — Иоганна Готлиба Сассенгагена⁷³. В 1768 г. был опротестован вексель на сумму 472 руб. 36 коп., выданный находившимся в Москве любекским купцом Ю.Флинтом англичанам Глену и Гилберту⁷⁴. Их фирма, как известно, выделялась в Петербурге в начале 70-х гг. наиболее активной деятельностью по кредитованию русских купцов. По данным записей петербургских нотариусов 1773 г., они выдали под вексель более 20 тыс. руб. кредита, и все — русским купцам⁷⁵. Вероятно, сделка с Флинтом представляла собой исключение в их кредитной практике, или англичане сосредоточились на кредитовании русских купцов только в 70-х гг.

Что касается купцов других стран, то сделки с иноземцами регулярно заключают немецкие коммерсанты, вошедшие в состав столичного купечества. А их должники-иноземцы часто оказываются уже в составе купечества Москвы. Вот весьма типичный и довольно ранний пример: в 1748 г. Иоганн Линдгольм, проживавший в Петербурге, выдал кредит московскому купцу и уроженцу Савойи Антону Берлиру. Когда савояр просрочил уплату, Линдгольм индорсировал вексель гамбургским купцам Шульцу и Стеллингу, а те обратились за помощью о взыскании к своему партнеру в Москве и земляку Христиану Махенпауеру. Сразу найти Берлира в Москве не удалось: он то уезжал в Петербург, то исчезал вовсе. Наконец, команде во главе с солдатом М. Лобановым удалось застать Берлира в его доме в Немецкой слободе, но он не дал себя взять. Солдатам удалось захватить его слугу по имени Максим, которого они повели в Главный магистрат, но у Покровских ворот их догнали люди Берлира и Максима отбили. Произошло это 30 июня 1749 г., а 6 июля А. Берлир сам явился в Главный магистрат и уладил все дела с Махенпауером⁷⁶. Как видим, находившиеся в Москве иноземцы не хуже русских могли укрываться от следствия, а иногда и открыто не повиноваться властям. Берлир, видимо, не имел денег в момент появления у него на дворе солдат и отбился от них, не желая провести какое-то время в заключении под караулом. Затем в течение недели сумел или раздобыть деньги, или предварительно найти какой-то компромисс с поверенным своих кредиторов. Но важно подчеркнуть, что этот вексель был выдан иноземцем иноземцу и дальнейший его оборот совершался только среди иностранцев, включая всех участников сделки, в том числе индоссантов и их поверенных.

Выдавался кредит иноземцам и известной в Петербурге любекской фирмой Брунса и Иве. Она получила в 1767 г. вексель на 286 руб. у гамбуржца Д. Гесселера и вскоре была вынуждена опротестовать его. Гесселер в конце 60-х гг. оказался на грани банкротства, на него поступили протесты и от других кредиторов, также иноземцев — саксонца Г.Г. Круга и ревельского жителя Томаса Фридриха Геппенера⁷⁷. Иноземные внешнеторговые фирмы в Петербурге давали кредит под вексель и иноземцам, оказавшимся где-либо в провинциальных юродах. В этом плане интересна сделка 1767 г. гамбургского купца Гедеона Гирлинга с Иоганном Эренфридом Шульцем на 100 руб. Шульц значился «саратовским купцом». Видимо, он оказался на Волге вместе с колонистами из Германии, которые начали приезжать в Россию как раз в те годы. Ему приходилось бывать и в Петербурге, где он получил означенный кредит, и в Москве, поскольку вексель на него с протестом оказался у московского купца иноземного происхождения Иоганна Цырольда⁷⁸.

Подобные взаимосвязи между торговыми иноземцами имели место на протяжении всего XVIII в., но проследить их эволюцию и масштаб по недостатку источников трудно. Можно привести лишь характерные примеры, относящиеся к 70-м гг. В книге протестов 1778 г. отмечены несколько векселей, выданных купцом и ювелиром Иоганном Каспаром Дегглером на очень крупную сумму. В августе 1777 г. он занял у англичанина Ф. Гарднера 18221 руб. 96 коп. (Скорее всего, он приобрел на эту сумму какие-либо драгоценности или товары.) Полученные два векселя Гарднер передал купцу-иноземцу Каспару Левкину. (Последний происходил из знаменитой в петровское время семьи купцов, ювелиров, промышленников⁷⁹.) Дегглер оказался также должником торгового иноземца Георга Филиппа Циммермана и танцмейстера Леона Парадиза, который передал вексель профессору Московского университета Филиппу Дилтею⁸⁰.

Конечно, векселя, вращавшиеся в этом кругу, могли выходить за его рамки. Полной изоляции не было и быть не могло, поскольку контакты между русскими и иностранными коммерсантами в сфере кредита никем не запрещались; тем более, что многие проживавшие в Москве иноземцы вошли в состав московского купечества и являлись российскими подданными. Поэтому есть немало примеров того, как векселя, вращавшиеся в иноземной среде, доставались кому-то из русских кредиторов. Так, француз Иван Карпантье предоставил ссуду датчанину Николаю Столпе и в свою очередь взял в долг по 100 руб. у своих же соотечественников Ивана Мишеля и Антона Гамботти. Впоследствии векселя от французов перешли к владельцу железных заводов Мосолову, который имел с Мишелем и Гамботти деловые контакты. Случилось так, что И. Карпантье погиб во время эпидемии чумы в Москве в 1771 г. Мосолов принялся разыскивать его должника Столпе, чтобы тот ответил по векселям своего кредитора⁸¹.

Таким образом, кредитование иноземцами иноземцев на московском рынке во многом напоминает ситуацию в Петербурге, отразившуюся в записной книге 1773 г. И в Москве английские купцы больше давали кредит русским торговым людям, голландцы и немцы — как русским, так и иноземцам. А французы, так же как и в Петербурге, предоставляли кредит чаше всего иноземцам. Среди векселей, опротестованных французами в Московском или Главном магистратах, почти не встречаются долговые обязательства, выданные русскими торговыми людьми. Более десяти лет торговал в Петербурге француз Ноель Деное, он был кредитором находившегося в Москве соотечественника Франсуа Демаре. Шарль Ганневард, внешнеторговые операции которого прослеживаются в Петербурге в конце 60-х — 70-х гг., принимал векселя от жившего в Москве швейцарца Жана Жака Фрея и некоего Басси⁸².

Весьма обширной оказалась кредитная деятельность обосновавшейся в Петербурге в 50-х гг. французской фирмы «Домбах и К0» (или «Домбах и Сандрак»). Примечательно, что она предоставляла кредит иностранным коммерсантам, проживавшим в Москве и занимавшимся розничной торговлей. 15 декабря 1756 г. фирма получила вексель в 400 руб. от Павла Балестера, о котором известно, что он был «московский мешанин» и имел лавку. В начале 1756 г. сам Ж. Домбах приехал в Москву, где приобрел товары у македонского купца, грека Павла Артина, на 600 руб. При этом 200 руб. он заплатил наличными, а на 400 руб. выдал вексель от П. Балестера. На обороте векселя Иван Балк, уроженец Лифляндии, по просьбе Домбаха сделал приписку по-немецки «без оборота на меня». Это означало, что в случае невыплаты по векселю Домбах не несет ответственности. Сам вексель был составлен на французском языке. Со своей стороны, Домбах заверил Артина, который не знал ни по-немецки, ни по-французски, что вексель надежный и дела векселедателя в порядке. Но вскоре Балестер разорился, его имущество и товары арестовали, а лавку опечатали. Артин попытался взыскать 400 руб. с Домбаха, и это ему удалось. Суд признал, что надпись «без оборота на меня» учинена незаконно, так как она не предусмотрена Вексельным уставом⁸³. Это дело свидетельствует, во-первых, о наличии у французской фирмы, находившейся в Петербурге, достаточно разветвленных связей в Москве среди торговых иноземцев, выходцев как из Западной, так и из Юго-Восточной Европы; во-вторых, о некотором отставании норм Вексельного устава 1729 г. от практических потребностей участников сделок. Непризнание безоборотного индоссамента ограничивало ликвидность векселей. Надпись «без оборота на меня» была разрешена только в Вексельном уставе 1832 г.⁸⁴

Примерно в то же время Домбах и Сандрак выдали кредит в 601 руб. 50 коп. проживавшему в Немецкой слободе в Москве Фридриху Фишеру, выходцу из Пруссии. Он имел лавку и брал товары в долг также у иноземца из Петербурга Иоганна Георга Неймана, происходившего из Гданьска или Гамбурга. Фишер разорился, в результате Домбах и Сандрак потеряли более 1 тыс. руб. Это осложнило дела фирмы, ряд лет ее деятельность в Петербурге не прослеживается, а в 60-х гг. бывшие партнеры уже действуют самостоятельно и без большого размаха⁸⁵. В 1768 г. Жан Домбах уже задолжал своим соотечественникам Беноа и Дамблеру 1023 руб. 33 коп. и не смог вовремя расплатиться⁸⁶.

Подобные сделки свидетельствуют о наличии в деятельности иностранных внешнеторговых фирм особой кредитной линии, когда деньги и товары предоставлялись иностранным же купцам и зачастую продвигались в центр внутреннего рынка, в Москву, где также доставались проживавшим там иноземцам, занимавшимся розничной торговлей. Эта линия действовала параллельно и почти независимо от потока капиталов и товаров, предоставляемых в кредит многими иностранными фирмами русским купцам.

О проценте по вексельному кредиту конкретных сведений, как и в случае с контрактами на поставку товаров, практически нет. Если Соборное уложение 1649 г. запрещало взимание процентов, то в XVIII в. было официально признано право кредитора на свою прибыль. Однако процент по ссудам был ограничен; в соответствии с указами 1754 и 1764 гг. прибыль кредитора не могла превышать 6%⁸⁷. Наибольшее значение это ограничение имело для сделок ростовщического характера, в которых должниками оказывались лица различных сословий. Например, в 1771 г. поручик Ф. фон Бертлонф получил в долг у московского купца 1-й гильдии А. Бурыгина 500 руб. «за вычетом указных шести процентов». Но и в таких сделках определенная законом ставка могла превышаться. В 1768 г. московский купец Афиноген Ерцев жаловался, что граф Ф. Санти при выдаче ему в долг 1000 руб. взял с него «проценту по 10 рублей на 100, а не указных 6 рублей»⁸⁸.

В векселях, выдаваемых купцами друг другу, проставлялась только сумма, которую должнику следовало вернуть кредитору. Как правило, это была цена товаров, продаваемых в кредит под вексель. Но она была выше обычной рыночной цены, что и составляло прибыль по кредиту. Насколько выше, сказать трудно, поскольку это было коммерческой тайной. Данные на этот счет встречаются крайне редко. Например, Торопецкий купец Иван Ивлиев Заозерский надписал на векселе, выданном в Данциге в 1768 г. Линке и Шульцу: «Плачу с накладкой пять процентов. Толикое число получил товарами»⁸⁹. Как видим, процент по данному векселю был невысок. Но эта сделка совершалась в Данциге, а в России процент мог быть существенно выше.

Иноземные кредиторы, продавая товары под вексель в русских городах, учитывали рыночную конъюнктуру, трудности возврата кредита, его долгосрочность (как правило, полгода или год). Имело значение и исключительное положение иностранных купцов на денежном рынке (они почти всегда были только кредиторами), отсутствие в России развитой системы коммерческого кредита, банков. Поэтому, скорее всего, в вексельных сделках между иностранными и русскими купцами процент, как правило, превышал установленные 6%. Об этом есть и определенные свидетельства. В записке в Комиссию о коммерции в 1764 г. архангелогородские купцы писали, что они вынуждены брать иностранные товары в долг с «прибавлением... в цене на 10 процентов и более». На деньги, вырученные от продажи этих товаров, русские купцы в течение года могли выторговать себе прибыль не более четвертой части⁹⁰. То есть прибыль русских купцов в таких операциях не превышала 2,5%. Сохранение высокого процента по вексельному кредиту затрудняло обращение товаров, в том числе и тех, что доставлялись из-за границы. Это повышало их цену, лишало значительной части прибыли русских купцов.

Устойчивые связи и специализация иностранных кредиторов в сфере вексельного обращения

Деятельность целой плеяды иностранных коммерсантов, находившихся в Москве или часто туда приезжавших, свидетельствует о формировании устойчивых связей иноземцев в России друг с другом. Они выступали в качестве поверенных своих партнеров из Петербурга, держали трассированные или индорсированные векселя, сами оказывали кредит, вступали в контакт со многими иноземцами, находившимися в первопрестольной столице.

Весьма показательна в этом смысле деятельность в Москве представителей ревельской купеческой семьи Геппенеров — Генриха Христиана и Томаса Фридриха. Они вели достаточно обширную зарубежную торговлю через Ревельский порт с оборотом от 3 до 5 тыс. руб. в год⁹¹. Томас Фридрих Геппенер принадлежал к компании купцов, торгующих «нюрнбергскими товарами», то есть разного рода железными изделиями, производившимися во внутренних районах Германии, а также продавал в России шелковые и шерстяные материи. Продвижение этих товаров на внутренний русский рынок придавало определенную направленность кредитной деятельности Геппенеров. Наиболее активно вел ее в Москве Генрих Христиан Геппенер, так как он подолгу там находился. Сохранились десятки векселей, оформленных с его участием, судебные дела. Он фактически был представителем своей семьи в Москве, посредством его операций с векселями осуществлялись торговые контакты ревельцев Геппенеров с Москвой⁹². Среди клиентов и партнеров Г.Х. Геппенера преобладали иноземцы. Он давал в долг швейцарцу Ж.Ж. Фрею (известно три его опротестованных векселя на 154 руб., 156 руб. и 366 руб.), французу Ф. Демаре, итальянцу Д. Збарбо, гамбуржцу Д. Гесселеру, иноземцам А.Фрогеру, С.Рейху, Шнейдеру (происхождение трех последних установить не удалось). Кроме того, Г.Х. Геппенер получал векселя по индоссаменту из Петербурга от ряда иностранных, в основном немецких, фирм: любекцев Брунса и Иве, гамбуржца И. Машмеера. Несколько векселей индорсировал ему саксонец Г.Г. Круг, вексель в 1 тыс. руб. поступил к нему от «цесарской земли» торговой фирмы «Фридолин, Блумер и К°»⁹³. Поскольку Геппенер занимался операциями со многими векселями, к нему поступали такие документы не только от купцов, но и от проживавших в Москве иноземцев, о торговой деятельности которых ничего не известно, а именно от И.Л. Кобо, И.Ф. Ментеса, К.Г. Людвига, некоего Бише⁹⁴. Практически все векселя, индорсированные Геппенеру иностранцами, первоначально были выданы также иноземцами, теми же Д. Збарбо, Ж.Ж. Фреем, Д. Гесселером. Вексель, полученный от Карла (Шарля) Генриха Людвига, был траттой, по которой из Петербурга в Москву переводил 300 руб. некий Петр Лементента на имя «мамзель Руше»⁹⁵. За эти векселя Геппенер уплачивал фирмам, уступившим их, определенную сумму, как правило, несколько ниже номинала в зависимости от надежности данного долгового обязательства. Тем самым он производил своего рода дисконтные операции. Геппенер мог и сам индорсировать кому-либо имевшиеся у него векселя. Он передал два векселя Иоганну Эбергарду Пелю и один — московскому купцу М. Шапошникову в 366 руб.⁹⁶ Последний случай — единственный, когда в системе взаимосвязей Г.Х. Геппенера появляется русский купец. Так, обосновавшись в Москве, Геппенер оказался в центре сложной и разветвленной системы связей по вексельному кредиту, объединявшей в основном иностранных коммерсантов, от крупных внешнеторговых фирм до мелких розничных торговцев и ростовщиков. Сам выходец из Ревеля оказался в этой системе своего рода банкиром.

Причем Х.Г. Геппенер был не единственным, кто имел столь разветвленные контакты по вексельным операциям в Москве в середине XVIII в. Аналогичное впечатление производит деятельность уже упоминавшихся Иоганна Эбергарда Пеля, Иоганна Георга Неймана, выходцев из Швейцарии Жана Жака Фрея, Жана Жозефа Кеммерлинга. Очевидно, И.Э. Пель принадлежал к известному в России в первой половине XVIII в. купеческому семейству. При Петре I большого размаха достигла внешнеторговая деятельность братьев Даниила и Анания Пелей. Возможно, Иоганн Эбергард был сыном или внуком Даниила. В одной из давних статей Э. Амбургера говорится о гамбургском происхождении этой семьи⁹⁷, но в русских источниках начала XVIII в., где гамбуржцы и голландцы, как правило, четко различаются, они всегда считаются голландцами. Отец Даниила и Анания, Павел Пель, был в конце XVIII в. приказчиком голландского купца Д. Артмана⁹⁸. Скорее всего, они были голландцами, но попали в Россию через Гамбург, где у Д. Артмана имелись обширные связи.

В отличие от Г.Х. Геппенера, И.Э. Пель имел в употреблении главным образом индорсированные ему кем-то векселя, практически неизвестно сделок, когда он выдавал бы кредит непосредственно векселедателю. Очевидно, он извлекал доход из операций с переведенными на него векселями, из своего рода дисконта и взыскивал долги по обязательствам, сменившим уже не одного владельца. Ему пересылали векселя его родственник Наннинг Габриель Пель, тот же Г.Х. Геппенер, торговавшие в Петербурге голландец Гавриил Бахерахт, «цесарской земли» торговая фирма «И.И. Гинтер и К°», находившиеся в Москве любекский купец Ю. Флинт и голландец В. Янсен⁹⁹. Но в отличие от векселей, доставшихся Геппенеру, большинство поступивших к Пелю долговых обязательств были первоначально выданы русскими купцами. Это известные тульские купцы Пастуховы, которые набрали в 60-х гг. большие кредиты и не могли расплатиться. Их петербургский приказчик Петр Богомолов получил под вексель деньги и товары от Г. Бахерахта, И.И. Гинтера. От Г.Х. Геппенера Пель получил векселя на иноземцев Ж.Ж. Фрея и Д. Збарбо¹⁰⁰, как это и следует из специфики его кредитной деятельности. Таким образом, И.Э. Пель имел контакты как с иноземцами, активно кредитовавшими русских купцов, так и с теми, кто был преимущественно связан с лицами иностранного происхождения. В этом смысле деятельность И.Э. Пеля в сфере вексельного обращения носила «полуоткрытый» характер.

Система контактов в сфере вексельного обращения, сложившаяся вокруг Ж.Ж. Фрея, объединяла, как и в случае с Геппенером, в основном иноземцев. Но Фрей почти не имел индорсированных векселей, предпочитая сделки по первоначальной выдаче ссуды. Единственное известное исключение — вексель, полученный Фреем из Петербурга от компании «Фридолин Блумер и К°», выданный иноземцем Каргером. Сам Фрей выдавал в долг находившимся в Москве иноземцам сравнительно небольшие суммы. Среди его должников — французы-учителя де Барро, Луи Кагор, их соотечественники, профессия которых неизвестна: Л. Сидр, Л. Морел, Ж. Поассон, Ф. Молеа, П. Карпантье, ученик Б. Деврел и др. И в то же время Фрей занимал у иностранных купцов несколько большие суммы. Регулярные связи по получению кредита он имел с московской фирмой «Кремер и К°», которой остался должен более 2000 тыс. руб., с тем же Г.Х. Геппенером, иноземцем Ф.М. Мейстре¹⁰¹. Следовательно, специфика кредитной деятельности Ж.Ж. Фрея состояла в том, чтобы получить деньги у достаточно крупных иностранных купцов-кредиторов, раздать их в долг небольшими суммами мелким заемщикам — лицам разных профессий.

Жан Жозеф Кеммерлинг, вошедший в московское купечество уроженец Швейцарии, имел векселя от Дениса Берлира — вероятно, племянника савойского уроженца Антона Берлира, итальянца Муриена, иноземцев Гильфердинга, Лакоста, Лабаха, национальность которых неизвестна¹⁰². Сам он, в свою очередь, пользовался кредитом находившейся в Петербурге любекской фирмы «Иоганн Готтлиб Доблер и К°». Кеммерлингу приходилось бывать в Петербурге, где он 3 октября 1750 г. получил под вексель у Доблера кредит в 725 руб.¹⁰³ Этот вексель несколько раз переходил из рук в руки: Доблер передал его иноземцу Георгию Белову, тот уступил вексель подолгу обретавшемуся в Москве нарвскому коммерсанту Андрею Гесселю, а он — директору парусной фабрики Ивану Беркузену, сыну Давыда Беркузена, известного в петровское время купца и промышленника, происходившего из Гамбурга. Принять вексель от Гесселя И. Беркузена просил сам Г. Белов, послав ему письмо, из которого явствует, что все трое хорошо знали друг друга. Тем не менее Беркузену пришлось протестовать вексель и предъявить иск, при этом он отказался взять у Кеммерлинга ненадежные векселя его должников-иноземцев и согласился дать отсрочку только тогда, когда за Кеммерлинга поручился английский купец Иван Томсен и его приказчик голландец Андрей Традел¹⁰⁴. Налицо еще один пример весьма разветвленной системы деловых связей только между иноземцами. Среди участников оборота векселя, выданного Кеммерлингом, и иска о его неоплате нет ни одного русского коммерсанта.

Итак, характеризуя оборот векселей в среде иноземцев, мы выделили наличие целых сетей, взаимно связывающих иностранцев нередко разных национальностей. Большую роль при этом играли несколько крупных дельцов, державших в своих руках векселя многих из коммерсантов, входивших в ту или иную систему взаимоотношений. Однако такие сети могли состоять не только из иностранцев. На московском рынке действовали кредиторы, осуществлявшие более сложный оборот векселей, в рамках более универсальной системы, состоящей из русских и иностранных купцов, включая зарубежных коммерсантов и банкиров. Наиболее масштабной представляется подобная деятельность английского купца Джона (Ивана) Томсена, представлявшего в Москве интересы крупной внешнеторговой фирмы в Петербурге «Томсен и Питерс», во второй половине 60-х гг. именуемой также «Томсен, Питерс и Рованд»¹⁰⁵. Джон Томсен представлял в Москве к протесту или к взысканию векселя, выданные (а также трассированные или индорсированные) как на его имя, так и непосредственно на фирму в Петербурге. Всего обнаружено около пятидесяти таких векселей. Но в отличие от британских фирм, находившихся в Петербурге, представители фирмы «Томсен и Питерс» в Москве редко кредитовали русских купцов. Здесь они действовали скорее как ростовщики, ссужая деньгами дворян (русских и выходцев из-за рубежа). Среди их должников значатся орловский помещик Даниил Баранов, который, судя по «некруглости» сумм, взял в долг какие-то товары, полковник Головин с его солидными денежными займами в 1300, 4000, 2000 руб.¹⁰⁶ Однако это вовсе не значит, что они не имели в Москве дел с русскими купцами. К ним в Москву из разных мест переводили векселя на русских купцов многие иноземцы. Часть векселей поступила даже из-за границы. Так, уже в середине XVIII в. русские купцы регулярно посещали порты Юго-Восточной Балтики, в частности Кенигсберг и Данциг, где пользовались кредитом местных купцов и банкиров. Выданные русскими векселя в случае необходимости пересылались их владельцами в Россию, в том числе и в Москву к Томасу и Рованду.

Такие сделки были характерны для этой английской фирмы уже в середине XVIII в. В 1761 г. Иван Томсен, представлявший тогда ее интересы в Москве, получил из Данцига два векселя от тамошнего коммерсанта Иоганна Карла Кубаса. Каждый из них был выдан от имени двоих русских купцов, жителей Торопца. Один — от Сергея Гречихина и Ильи Дудышкина — на 1000 гульденов, другой — от Ивана Крюкова и И. Ползунова — на 643 гульдена¹⁰⁷. Во второй вексель торопчане вписали: «Оба вместе один за другого». Следовательно, они участвовали в данной сделке совместно, солидарно отвечали и по своим долгам. После протеста в Данциге Кубас перевел оба векселя в Москву к Ивану Томсену. Тогда же англичанин получил еще два векселя из Кенигсберга от Исаака Хацкеля, выданных также Торопецкими купцами Иваном Находкиным и Иваном Лопаревым и в срок не оплаченных. Томсену пришлось обращаться в Главный магистрат с иском, после чего в Торопец было отправлено распоряжение о розыске должников. Тамошний магистрат занимался этим несколько лет. Наконец ответчики были обнаружены. Дудышкин не отрицал, что подписывал вексель вместе с Гречихиным, но платить отказывался, так как, по их совместным расчетам, оплата данного векселя отнесена на его компаньона. Видимо, Дудышкин не понимал или делал вид, что не понимает, безусловного характера векселя — раз подписал, плати, а уж потом разбирайся со своими партнерами. Семейство Ползуновых пыталось уклониться от уплаты по другому поводу. Как заявил Иван Ползунов, он отправил своего сына Николая в Данциг «только присматриваться к обращению между купечеством и тому обучаться»¹⁰⁸. Давать на себя вексель Иван Ползунов не мог, поскольку ему было всего 13 лет от роду. На это Иван Крюков, подписавший вместе с подростком тот вексель, возразил, что Ползунов-старший перед поездкой в Данциг говорил ему, что он может давать векселя и подписывать «обще с его сыном». В семье Находкиных купцов с именем Иван оказалось несколько человек, и все они заявили, что к предъявленному векселю никакого отношения не имеют. Только Гречихин прямо сказал, что не получил ожидаемой прибыли от продажи полученных в долг товаров, почему и не мог заплатить. Выяснилось также, что все ответчики полностью разорились. Их имущество было распродано (Гречихина — за 34 руб., Крюкова — за 140 руб., Дудышкина — за 113 руб.). Вырученные деньги были распределены между кредиторами на этот раз «по препорции». Томсену причиталось с кого 50 руб., с кого — 5 руб., в общей сложности 84 руб. 62 коп. И это по векселям с номиналом в пересчете на русские деньги в несколько сотен рублей. Убыток понес либо сам Томсен, либо Хацкель и Кубас, в зависимости от того, сколько англичанин уплатил своим партнерам в Данциге и Кенигсберге за опротестованные векселя торопецких торговых людей.

Примечательно, что Томсен никого не прислал в Торопец за причитающимися ему деньгами. Они долго хранились в Торопецком магистрате, никто за ними не являлся, а в 1788 г. само дело было списано в архив. Можно предположить, что такая сумма была для Томсена слишком незначительной и он не стал утруждать себя хлопотами с ее получением. С другой стороны, он не имел в Торопце доверенных лиц, которым он мог бы это поручить. То же касается и других провинциальных городов, где проживали должники торговых иноземцев (Боровск, Калуга, Рыбинск, Тверь и т.д.). Практически не известны ситуации, когда иностранные кредиторы направляли векселя для взыскания прямо в те города, где находились их должники, а в лучшем случае действовали через своих доверенных лиц в Москве и находившийся там Главный магистрат. В провинциальных городах хлопотать о взыскании вексельных долгов за иноземцев было некому. Следовательно, такого рода контакты иноземцев на внутреннем рынке не простирались далее Москвы.

В 1768 г. Томсен и Рованд опротестовали у московских нотариусов еще девять векселей, выданных за границей торопецкими купцами. Четыре из них выдал в мае того же года торопчанин Петр Антонов в Данциге тамошним жителям, а именно: Христофору Генриху Трозину на 4898 гульденов, братьям Вернизобр — на 7970 гульденов, Готфриду Вильгельму Шварцу — два векселя на 4975 гульденов каждый. Кроме П. Антонова, братьям Вернизобр дали на себя векселя Торопецкие купцы Григорий и Лука Третьяковы (на 4400 гульденов) и Дмитрий Хотетов (на 3850 руб.). Из Кенигсберга поступил вексель от Иохима Мозеса Фридлендера на 1000 гульденов, выданный тем же П. Антоновым¹⁰⁹. Нелишне напомнить, что гданьский купец Михаил Готфрид Трозин обосновался в России во второй половине XVIII в. Гданьские купцы Давид и Иван Вернизобр происходили из Франции¹¹⁰, вероятно, принадлежали к той же фамилии, что и Соломон Вернизобр, действовавший в России в перовой половине XVIII в. Следовательно, торопецким купцам предоставляли кредит коммерсанты Гданьска, имевшие родственные связи в России и налаженные контакты с русским рынком. В целом данные векселя свидетельствуют о наличии в рамках коммерческого кредита целой сети деловых отношений, связывавших русских и иноземных купцов в России и торговые фирмы, находившиеся за границей. Судя по всему, Торопецкие купцы были постоянными партнерами своих кредиторов из Данцига и Кенигсберга и регулярно бывали в этих городах, между ними существовали доверительные отношения. Сохранилось письмо Дмитрия Акатова, отца П. Акатова, написанное в Данциг в 1762 г. к Г. Трозину (Трезинеру), где говорится: «Высокопочтенный господин и добрый друг, дружески прошу, что потрафит у вас купить сын мой Иван, поверить ему и Петру за 10000 гульденов. Прошу для жены моей уступить за деньги 7 штапов голубого французского штофу да 12 аршин сетки золотой, ценой по 12 рублей все...»¹¹¹. Три года спустя тот же Д. Антонов из Торопца писал в Данциг к Г. Шварцу: сообщал, что отпустил своего сына Петра, который будет торговать в компании с братом Иваном, что они намереваются купить товаров на 20 или 30 тысяч гульденов на готовые деньги и в кредит, просил поверить им и «не оставить таковых молодых людей своим благоприятством»¹¹². Можно только предполагать, почему около двадцати векселей, выданных сразу несколькими Торопецкими купцами в Данциге и Кенигсберге на срок к 1768 г., оказались неоплаченными. Ведь вышеприведенные письма свидетельствуют, что еще в середине 60-х гг. дела у векселедателей шли нормально. Вероятно, кто-то из них оказался в сложном положении, не смог рассчитаться по свои векселям, что вызвало цепную реакцию неплатежей, поскольку все Торопецкие купцы были связаны друг с другом. В ряде вексельных сделок за рубежом они участвовали совместно.

То, что эти векселя были переведены в Москву к Томсену и Рованду, свидетельствует о следующем: эта английская фирма также имела контакты с Данцигом и Кенигсбергом и входила в данную сеть взаимоотношений. Часть векселей переводилась в Москву при участии рижских купцов. Например, один вексель из Данцига был индорсирован на рижского купца Цоликофера (по происхождению голландца), который перевел его далее в Москву Томсену и Рованду. Заморские кредиторы также надеялись, что при помощи Главного магистрата, находящегося в Москве, можно будет разыскать в России их неисправных должников. Всего в конце 60-х гг. у Томсена и Рованда оказалось семнадцать векселей, выданных русскими купцами за границей, они были предъ явлены к взысканию через суд самими англичанами и их поверенным золотых дел мастером Иоганном Туссеном.

И в который раз мы наблюдаем типичную для такого рода случаев картину. После того, как торопецкие векселедавцы были наконец разысканы, выяснилось что они задолжали суммы, намного большие, чем принадлежавшие им лично средства. По описи имущества у Иевлева его оказалось всего на 7 руб. 78 коп., у его компаньона — на 31 руб. 23 коп. Не исключено, что часть имущества и товаров им удалось скрыть от описи, но вряд ли можно утаить состояние на тысячи рублей, а именно таковы были масштабы их задолженности данцигским и кенигсбергским кредиторам.

На Томсена и Рованда индорсировали векселя в Москву и русские купцы. Довольно часто это делали торопецкие торговые люди. Следовательно, контакты британской фирмы с Данцигом и Кенигсбергом дополнялись непосредственными связями их же с Торопцом, имевшим прямые контакты с упомянутыми городами в зарубежной Прибалтике. Нельзя не отметить обилия векселей Торопецких коммерсантов в обороте находившихся в Москве иноземцев. Очевидно, это связано с расцветом торговли Торопца в середине и второй половине XVIII в. В 60-х гг. 55 купцов из этого сравнительно небольшого города торговали к портам¹¹³. Многое объясняет и выгодное географическое положение Торопца на Северо-Западе России, на важных водных путях. Торопецкие купцы имели развитые контакты с Петербургом, городами Балтики, находившимися там иноземными коммерсантами. Английских купцов могла привлекать активная торговля льном, которую вели купцы Северо-Западного региона, куда входил и Торопец.

Таким образом, возникает своеобразный треугольник связей, обусловленных, видимо, интересом англичан к закупкам льна, который в большом количестве вывозился и торопецкими купцами из Северо-Западной части России и из Литвы и Польши через Данциг и Кенигсберг. Передача векселей Томсену и Рованду означала для русских купцов не что иное, как получение ими кредита, но уже под чужие векселя, которые забирал кредитор. Подобная сделка по сути аналогична дисконтной операции коммерческого банка. Но таких банков в России тогда не было, и эту функцию брали на себя некоторые иностранные купцы. При учете векселей банк, как правило, выдает сумму меньшую, чем проставлена в векселе (на этом зиждется его прибыль). Возможно, и Томсон с Ровандом выдавали под индорсированные векселя сумму, несколько меньшую, чем номинал, в зависимости от надежности данного векселя и общепринятого процента по кредиту. Но установить эту прибыль из-за отсутствия конкретных данных пока невозможно.

Торопецкие купцы, передававшие векселя Томсену и Рованду, получили их у других русских купцов. То есть, будучи должниками заморских кредиторов, русские купцы из Торопца сами были кредиторами в отношении торговых людей других городов, в том числе и москвичей. Так, П. Антонов передал Томсену и Рованду вексель на 460 руб. на имя московского купца П. Шелковникова, который к нему перешел от орловского купца М. Чупова. Другие векселя, индорсированные англичанам Торопецкими купцами, прошли более короткий путь. Иван Беляев перевел вексель, выданный московским купц Последний случай ом 2-й гильдии А. Шубниковым, И.Туфа-нов — вексель на 140 руб. от купца 2-й гильдии С. Свешникова. Николай Лябезгин индорсировал Томсену и Рованду вексель в 140 руб. на московского купца 1-й гильдии А. Колесникова, а И.Нехорошее — также на первогильдейца Г. Филатова¹¹⁴. Откуда у торопецких купцов векселя московских торговых людей? Очевидно, москвичи брали в долг у торопчан товары, скорее всего закупленные за границей в Данциге или Кенигсберге или у торговых иноземцев в России в обмен на тот же лен. Среди москвичей, пользовавшихся кредитом торопчан, мы видим купцов, далеко не первостатейных, входивших во 2-ю гильдию, специализировавшихся на сбыте импортных товаров в рамках местного и регионального оборота. В то же время очевидно достаточно интенсивное обращение векселей между русскими купцами, в сделках между которыми этот современный инструмент платежа и кредита стал уже вполне обычен. Зачастую возникавшая цепочка связей приводила вексель в руки торговых иноземцев, выдававших ссуды русским купцам, кредитовавшим своих соотечественников. Так иностранные кредиты включались в оборот капитала, происходивший в рамках внутреннего рынка.

Среди векселей, переведенных из Данцига в Москву, встречаются так называемые ярмарочные векселя. Такие долговые обязательства купцы давали друг другу на ярмарке сроком на год до следующей ярмарки. При этом также осуществлялся товарный кредит, поскольку покупатель забирал у продавца всю партию товара оптом, должен был распродать ее в течение года и на следующей ярмарке расплатиться с кредитором. Именно такой вексель на сумму в 1800 гульденов выдал Иван Иевлев Заозерский в 1768 г. в Данциге на Домининской ярмарке фирме «Исак Сехегас и сын»¹¹⁵.

Таким образом, несмотря на обширность контактов Томсена и Рованда, их кредитная деятельность была в основном связана с торговлей в рамках сети, возникшей при их активном участии, где продвигались в основном векселя и платежи коммерческих фирм и отдельных коммерсантов, занятых в сфере внешнего оборота или в продвижении импортных товаров на внутренний рынок. При всей обширности эта сеть взаимосвязей имела вполне определенные географические рамки и включала Москву, Петербург, Торопец, Данциг, Кенигсберг.

Еще один крупный кредитор из торговых иноземцев — Иван Крестьянов Цырольд. Судя по имени, он происходил откуда-либо из немецких земель, хотя никаких определенных сведений на этот счет обнаружить пока не удалось. Он длительное время жил в Москве и вполне овладел русским языком, так что в большинстве случаев расписывался по-русски.

Кредитные сделки Цырольда можно разделить на три основных типа, причем все они встречаются в его практике примерно в равной мере. Во-первых, это чисто ростовщические сделки, связанные с кредитованием дворянства. Среди его должников этой категории преобладают лица из знатных фамилий: есть несколько займов князей Долгоруких, особо крупные суммы получили в долг граф П. Салтыков (5000 руб. в 1775 г.), майор Ф. Еремин (2600 руб.), сюда же можно отнести и две ссуды Строгановых в 2167 руб. и 1690 руб., князя Ф. Урусова в 1635 руб.¹¹⁶ Второе направление — кредитование русских купцов и промышленников. При этом Цырольд выдавал ссуды товарами, что свидетельствует о коммерческом характере этого кредита. Такие сделки также достигали значительных масштабов. В 1777 г. владелец суконной мануфактуры Василий Выродов получил у Цырольда в долг товаров для своего предприятия под два векселя на 1817 руб. и 5450 руб.¹¹⁷ Возможно, это были какие-то красители, другие химикалии, которые Цырольд мог получить от своих торговых партнеров. Еще одним должником Цырольда был известный московский купец Иван Медовщиков. Встречаются среди его клиентов и торговые люди из других городов, в том числе из столь дальних, как Астрахань. Третье направление — выдача денег под векселя, полученные другими кредиторами у своих должников. Возможно, это было ведущее направление кредитной деятельности Цырольда, здесь он имел наиболее обширные связи. Ему индорсировали векселя и русские купцы, и иностранные. Из иноземцев — это известные в Петербурге коммерсанты: голландцы Леопольд Потет и Левин Фабиан Бетлинг, англичане Генри Кретер и Эдаврд Джеймс Смит, гамбуржец Гедеон Гурлинг, купец из Любека Николас Моллво, швейцарская фирма «Росад, Девейс и К°». Были у него контакты и с находившимися в Москве иноземцами Иоганном Груммертом, Домеником Збарбо. Пожалуй, круг иностранных коммерсантов, партнеров по вексельным сделкам, был у Цырольда наиболее обширным среди всех торговых иноземцев, действовавших на кредитном рынке в Москве. Этим объясняется и наличие в его обороте разного рода товаров, которые он мог сбывать под векселя русским купцам. Существовали и более сложные системы связей с участием русских и иностранных купцов. Так, Левин Фабиан Бетлинг переводил деньги в Москву при посредничестве своих петербургских партнеров Щукиных, которые трассировали нужные суммы в Москву на Захара Панфилова, выходца из Калуги, а тот должен был расплатиться с Цырольдом¹¹⁸.

Из русских торговых людей Цырольду переводили векселя своих должников чаще всего московские купцы Бродников, Милованов, Земцов и другие. Кроме москвичей, он имел контакты с торопецкими купцами. Это Заозерский, Абакумов, Агаев, Соченев. Некоторые из них имели контакты с английской фирмой Томсена и Рованда.

В целом же деятельность Ивана Цырольда в сфере кредита отличалась большой устойчивостью, его сделки отмечаются на про тяжении пятидесяти лет, с 40-х до 90-х гг. В начале 90-х гг. XVIII в. И. Цырольд вел дела в Московском магистрате о взыскании по векселям со своих должников, в том числе с купца, француза по происхождению, Готье Дюфайера, полковника Маслова, московского купца И. Перешивкина и др. Таким образом, универсальный характер кредитно-ростовщической деятельности И Цырольда сохранялся¹¹⁹.

Итак, в массе иностранных купцов выделяются несколько (не более десяти) кредиторов, наиболее активных в сфере вексельного обращения, имевших на руках десятки только сохранившихся в архивах таких документов. На самом деле они оперировали сотнями векселей. Складывается впечатление, что операции с векселями были для них более важным занятием, нежели коммерция. По сути своей основной деятельности они напоминали будущих банкиров. Именно таким путем, в этой паутине, образованной обращением векселей, возникали в зародышевой форме частные кредитные институты, позднее развившиеся в первые коммерческие банки.

В то же время упомянутые иностранные кредиторы вместе со своими клиентами и партнерами составляли определенную систему связей, цепь или сеть взаимоотношений в сфере оборота товаров и платежных средств. Эти связи могли либо иметь универсальный характер, либо отличаться определенной спецификой. Наибольшим универсализмом отличались связи и деятельность И.К. Цырольда. Он примерно в равной мере занимался векселями, обращающимися в чисто коммерческой сфере, и долговыми обязательствами находившихся в Москве представителей знати. Томас и Рованд обеспечивали контакты прежде всего среди коммерсантов — и русских, и иноземцев; специфика деятельности их состояла в обеспечении оборота векселей между Россией и Юго-Восточной Прибалтикой. Частично она обслуживала и потребности аристократической элиты. Некоторые из иноземных кредиторов на московском рынке действовали в рамках сети, состоявшей в основном из иностранцев: Геппенер, Фрей, Пель, отчасти Франц Гарднер. В обширной деятельности П.Д. Никласа преобладала ростовщическая составляющая. Возникшие таким образом сети не были полностью замкнутыми, одни и те же лица и фирмы могли входить в разные системы. Например, векселя торопецких купцов, данные ими за границей, имелись не только у Томсена, но и у Цырольда. Постоянно проживавшие в Москве Ж.Ж. Фрей, Д. Збарбо были клиентами разных иностранных кредиторов.

* * *

Кредитная деятельность иностранных купцов по выдаче денег и товаров под вексель отличалась значительным разнообразием как по составу клиентов, так и по видам сделок. Иностранцы принимали не только простые векселя, но и тратты, широко использовали индоссамент. Разнообразие в составе клиентов было обусловлено в первую очередь тем, что вексельные сделки использовались в практике самых разных групп торговых иноземцев. Состав их клиентов определялся направленностью торговой и иной деятельности каждой из групп. Во-первых, это была группа ведущих в Петербурге внешнеторговых фирм: ряда английских, нескольких немецких, одной-двух итальянских. Они предоставляли в долг товары прежде всего русским купцам из Москвы и других городов, которые вели достаточно крупную торговлю внутри страны и в портах. Некоторые иностранные купцы, не входившие в число ведущих в Петербурге или осевшие в Москве, имели среди своих клиентов купцов средней руки (2-й и 3-й гильдии), торговавших в рамках местного оборота. Очевидно, они перепродавали им товары, полученные от крупных внешнеторговых компаний или зарубежных партнеров, и в продвижении кредита находились на одной ступеньке с крупными русскими купцами, которые также сбывали товары, полученные у иностранных партнеров, торговцам средней руки и лавочникам. В том и другом случае русским купцам доставались в кредит импортные товары, наиболее распространенные в их торговле в России, ввозившиеся в довольно большом количестве некоторые продукты питания (сахар), материалы для разных производств и ремесел (краски, сукна и т.п.).

Имелись иноземные кредиторы, круг клиентов которых в основном ограничивался иностранцами. Их должники — это иноземцы, поселившиеся в России, вошедшие в состав московского или петербургского купечества (постоянно или временно), занимавшиеся розничной или мелкооптовой торговлей. Они владели трактирами или лавками по продаже разного рода импортной галантереи, предметов домашнего обихода. Они получали их в долг у иностранных коммерсантов и компаний, в чьей внешнеторговой деятельности преобладал ввоз этих товаров в Россию. Чаше всего это были французские купцы, некоторые фирмы из ганзейских городов, реже — англичане или голландцы. Круг потребителей этих товаров был довольно узок и ограничивался представителями социальных верхов, имевшими вкус и средства для их покупки.

Таким образом, параллельно существовали две независимые друг от друга линии распределения иностранного товарного коммерческого кредита, которые одновременно представляли собой два параллельных потока импортных товаров. Одна из линий связывала находившиеся в России крупные внешнеторговые фирмы, ввозившие наиболее массовые импортные товары, с русскими купцами, продававшими их по всей стране, вторая — иностранных коммерсантов, импортеров предметов роскоши, с мелкими торговцами иноземного происхождения, сбывавшими эти товары в розницу потребительской элите.

Наконец, имелись торговые иноземцы, специализировавшиеся на кредитовании дворянства. Это были те, кто надолго осел в Москве или в Петербурге, но либо по разным причинам вовсе перестали заниматься коммерцией, либо владели лавками с импортным товаром, предоставляя его в долг знатным покупателям.

Но деятельность далеко не всех иноземных кредиторов имела столь определенную направленность. Немало было и тех, кто имел смешанную по национальному и социальному составу клиентуру. Например, кроме тех иноземцев, кто давал в долг почти исключительно дворянам или только коммерсантам, можно выделить кредиторов, имевших векселя тех и других. Так, среди должников английской фирмы «Рос и Парис», одной из ведущих во внешней торговле Петербурга, значится полковник Зотов, задолжавший им в 1767 г. 100 руб.¹²⁰

Нельзя не обратить внимание, что среди должников иноземцев нет торговых крестьян, почти нет посадских людей, мелких чиновников и духовенства, хотя представители всех этих категорий весьма типичны среди заемщиков торговых иноземцев в первой четверти XVIII в. Это объясняется не только спецификой вексельного права в России, запрещавшего обязываться векселями кому-либо, кроме купцов и дворян. В исчезновении кредитных сделок торговых крестьян и посадских людей с иноземцами отразился процесс упрочения положения русского гильдейского купечества в качестве посредника между находившимися в России иностранными фирмами и массой мелких торговцев, товаропроизводителей и потребителей на русском рынке.

Наконец, среди западно-европейских купцов выделяется особая группа кредиторов: тех, кто вел коммерческие и кредитные операции с различными партнерами и при этом активно занимался операциями как с векселями своих должников, так и с долговыми обязательствами других лиц, трассированными и переведенными по индоссаменту, предпринимал действия с чужими векселями по доверенности от их держателей. На московском кредитном рынке 40-х — 70-х гг. известно несколько таких иноземцев, через руки которых прошли десятки векселей, считая только те, которые ныне удалось обнаружить в фонде Главного магистрата. Это Петр Давыдов Никлас, Иван Крестьянов Цырольд, англичане Георг и Иван Томсены, связанные с крупнейшей внешнеторговой фирмой в Петербурге «Томсен и Питерс» (или «Томсен, Питерс и Рованд»), их соотечественник Франц Гарднер. К этой группе можно отнести и упомянутых выше Х.Г. Геппенера, Ж.Ж. Фрея, И.Э. Пеля, операции которых были также крайне разнообразны, но круг связей ограничен в основном лицами иностранного происхождения.

Автор статьи Захаров Виктор Николаевич — доктор исторических наук (Московский государственный областной университет).

---

¹ Капустина Г.Д. Записные книги Московской крепостной конторы как исторический источник // Проблемы источниковедения. Т. 7. М., 1959. С. 217—218.
² Голикова Н.Б. Ростовщичество в России начала XVIII в. и его некоторые особенности // Проблемы генезиса капитализма. М., 1970; Тарловская В.Р. Ростовщические операции московских купцов и торговых крестьян в начале XVIII в. // Вестник Московского государственного университета. Сер. 9. История. № 3.
³ Захаров В.Н. Товарно-кредитные операции западно-европейских купцов на русском рынке в начале XVIII в. // Русский город. Вып. 7. М., 1984; он же. Денежный кредит западно-европейских купцов в первой четверти XVIII в. и его роль в развитии русской торговли // Русский город. Вып. 9. М., 1990; он же. Западно-европейские купцы в России. Эпоха Петра I. М., 1996.
⁴ Munro G. The Role of the «veksel» in Russian capital formation: a preliminary inquiry // Russia and the World of the Eighteenth century. Columbus, 1988. P. 551-564.
⁵ Полное собрание законов Российской империи (далее — ПСЗ). Т. 8. № 5410.
⁶ Российский государственный архив древних актов (далее — РГАДА). Ф. 308. Оп. 2. Д. 102; Д. 122.
⁷ Центральный исторический архив г. Москвы (далее — ЦИАМ). Ф. 45. On. 1. Д. 28; 334; 392; 463 и др.
⁸ РГАДА. Ф. 16. On. 1 Д. 497.
⁹ Munro G. Op. cit.
¹⁰ Приведена только сумма стоимости векселей, выписанных в рублях. Имелись также векселя в иностранной валюте общей стоимостью 113655 гульденов, 79773 ливра, 6454 любских марки, 232 фунта стерлингов, 7704 червонных (РГАДА. Ф. 16. On. 1 Д. 497. Л. 225).
¹¹ Доля купцов каждой страны в стоимости импорта по Петербургскому порту подсчитана по ведомости о товарообороте за 1773 г. (Внешняя торговля России через петербургский порт во второй половине XVIII — начале XIX в. М., 1981. С. 70-90).
¹² Подсчитано по: Внешняя торговля России через петербургский порт... С. 70—90.
¹³ Harder-Gersdorff Е. Zwischen Rubel und Reichstaler. Soziales Bezugsfeld und geographische Reichweite des Revaler Weschelmarktes (1762—1800). Luneburg, 2000. S. 26. Еше более дробную группировку участников сделок по вексельному обращению предлагает Дж.Монро, который выделяет также художников, гвардейских офицеров, придворных, вдов и т.д. Выделяются им и иностранцы, но только те, которые купцами не являлись. Иностранные коммерсанты объединены вместе с русскими торговыми людьми под одной рубрикой «merchants», что не позволяет различить векселя, обращавшиеся в среде иноземных коммерсантов, от тех, что имели или выдавали русские купцы (Munro G. Op. cit. Р. 557).
¹⁴ РГАДА. Ф. 292. Оп. ) Д. 10920; ПСЗ. Т. 8. № 5410. 38; Т. 15. № 1204.
¹⁵ Захаров В.Н. Товарно-кредитные операции... С. 131.
¹⁶ Там же.
¹⁷ Munro G. Op. cit. Р. 560—561.
¹⁸ РГАДА. Ф. 16. On. 1. Д. 497. Л. 22, 33, 45, 46, 139.
¹⁹ Там же. Л. 19.
²⁰ Munro G. Op. cit. Р. 555.
²¹ РГАДА. Ф. 16. On. 1. Д. 497. Л. 22.
²² Там же. Л. 21, 31, 83, 95, 180, 190.
²³ Там же. Л. 31.
²⁴ Там же. Л. 205
²⁵ Там же. Л. 31, 45, 46.
²⁶ Лонгинов М.Н. Русский театр в Петербурге и Москве. 1749—1774. СПб., 1873. С. 28.
²⁷ РГАДА. Ф. 16. On. 1. Д. 497. Л. 62.
²⁸ Там же. Л. 17, 31, 32, 44, 45, 62, 115, 131.
²⁹ Там же. Л. 21, 75, 95.
³⁰ Там же. Л. 160.
³¹ Там же.
³² Там же. Л. 30, 76, 93, 179, 204.
³³ Там же. Л. 48, 141.
³⁴ Там же. Л. 75, 131, 161.
³⁵ Козлова Н.В. Российский абсолютизм и купечество в XVIII пеке. М„ 1999. С. 138-139.
³⁶ РГАДА. Ф. 308. Оп. 2. Д. 102. Л. 122.
³⁷ Там же. Оп. 3. Д. 39.
³⁸ Там же. Оп. 2. Д. 102. Л. 26, 43об.
³⁹ Там же. Оп. 3. Д. 39. Л. 330.
⁴⁰ Там же. Оп. 2. Д. 102. Л. 47об., 100, 146об„ 161.
⁴¹ Там же. On. 1. Д. 5266, 5374, 5461.
⁴² Там же. On. 1. Д. 5266, 5374.
⁴³ Там же. Д. 5878.
⁴⁴ Захаров В.Н. Товарно-кредитные операции... С. 131.
⁴⁵ РГАДА. Ф. 291. On. 1. Д. 7516.
⁴⁶ Там же. Д. 5890.
⁴⁷ Там же. Ф. 19. On. 1. Д. 262. Ч. 3.
⁴⁸ Там же. Ф. 291. On. 1. Д. 8813. Л. 1-2.
⁴⁹ Там же. Д. 4989.
⁵⁰ Там же. Л. 7; ПСЗ. Т. 15. № 10818.
⁵¹ Там же. Д. 2850. Л. 1.
⁵² Там же. Л. 183-185.
⁵³ Там же. Л. 102-106.
⁵⁴ Козлова Н.В. Указ. соч. С. 194—195.
⁵⁵ РГАДА. Ф. 10. Оп. 3. Д. 68. Л. 64-91.
⁵⁶ Там же. Ф. 291. On. 1. Д. 2850. Л. 53-61.
⁵⁷ Там же. Л. 152.
⁵⁸ Там же. Д. 7516.
⁵⁹ Там же. Л. 1.
⁶⁰ Там же. Д. 5890.
⁶¹ Там же. Д. 7212. Л. 5.
⁶² Там же. Д. 22016.
⁶³ Там же. Д. 6358.
⁶⁴ Там же. Д. 22010. Л. 2-4.
⁶⁵ Захаров В.Н. Товарно-кредитные операции... С. 144 146.
⁶⁶ РГАДА. Ф. 291. On. 1. Д. 8813.
⁶⁷ Там же. Д. 8256.
⁶⁸ Там же. Д. 1427.
⁶⁹ Там же. Д. 8728.
⁷⁰ Cross A. By the Banks of the Neva. Cambridge, 1997. P. 73.
⁷¹ РГАДА. Ф. 291. On. 1. Д. 6371, 9260.
⁷² Там же. Ф. 308. On. 2. Д. 102. Л. 12об., 14.
⁷³ Там же. Ф. 291. On. 1. Д. 4861.
⁷⁴ Там же. Ф. 308. Оп. 2. Д. 102. Л. 177.
⁷⁵ Munro G. Op. cit. Р. 555.
⁷⁶ РГАДА. Ф. 291. On. 1. Д. 3612.
⁷⁷ Там же. Ф. 308. Оп. 2. Д. 102. Л. 108об.
⁷⁸ Там же. Л. 126об.
⁷⁹ Каспар Иванов Левкин был сыном известного медальера Ивана Левкина и внуком проживавшего в Москве в начале XVIII в. Тимофея Левкина, минцмейстера денежного двора. Каспар Левкин родился в Петербурге, но, занимаясь торговлей, вел дела в Москве, в связи с чем в 1786 г. вступил в московское купечество «вечно» (ЦИАМ. Ф. 32. On. 1. Д. 3. Л. 1729; Ковригина В.А. Родственные связи немецких промышленников Москвы XVII — первой четверти XVIII вв. // Немецкие предприниматели в Москве. М., 1999. С. 89).
⁸⁰ РГАДА. Ф. 308. Оп. 3. Д. 39. Л. 117.
⁸¹ Там же. Ф. 291. On. 1. Д. 17865.
⁸² Там же. Ф. 308. Оп. 2. Д. 102. Л. 48, 180.
⁸³ Там же. Ф. 291. On. 1. Д. 7760.
⁸⁴ ПСЗ. Собрание второе. Т. 7. № 5462—5464.
⁸⁵ В 1766 г. внешнеторговый оборот Жана Домбаха в Петербурге составил 27 тыс. руб., Филиппа Сандрака — всего лишь 480 руб. В 1767 г. Ж.Домбах имел товарооборот на 13 тыс. руб. (РГАДА. Ф. 397. On. 1. Д. 195. Л. 84, 94).
⁸⁶ РГАДА. Ф. 308. Оп. 2. Д. 102. Л. 207.
⁸⁷ Там же. Л. 112об.
⁸⁸ Там же. Л. 122об.; Д. 122. Л. 127.
⁸⁹ Там же. Ф. 291. On. 1. Д. 15357. Л. 26.
⁹⁰ Там же. Ф. 397. On. 1. Д. 445/3. Л. 7об.-8.
⁹¹ Etzold G. Seehandel und Kaufleute in Reval nach dem Frieden in Nystad bis zur Mitte des 18 Jahrhunderts. Marbuig/Lahn, 1975. S. 222.
⁹² Harder-Gersdorff E. Op. cit. S. 112-113.
⁹³ РГАДА. Ф. 308. On. 2. Д. 102. Л. 27об., 108об., 196o6.-197.
⁹⁴ Там же. Л. 109об., 158об., 196, 216.
⁹⁵ Там же. Л. 62.
⁹⁶ Там же. Л. 203об.
⁹⁷ Amburger Е. Die deutsche Kaufmannschaft St.Petersburgs // Der Herold fur Geschlechter- Wappen- und Siegelkunde. 2. 1941. S. 136.
⁹⁸ Я.В.Велувенкамп также считает семью Пель (Pell) голландцами по происхождению (Veluwenkamp J.W. Archangel. Nederlandse ondememers in Rusland. 1550-1785. [s.l.], 2000. S. 188).
⁹⁹ РГАДА. Ф. 308. On. 2. Д. 102. Л. 89, 95об., 145об., 229o6.
¹⁰⁰ Там же. Л. 32об., 34, 44об.
¹⁰¹ Там же. Л. 88, 89, 96, 142, 150, 179об„ 180, 203об., 219, 223об.
¹⁰² Там же. Ф. 291. On. 1. Д. 5602. Л. 2об., 4; Д. 6033.
¹⁰³ Там же. Л. 1.
¹⁰⁴ Там же.
¹⁰⁵ Выше, когда речь специально шла об английских куцпах в Петербурге, Рованд ни разу не упомянут нами в качестве участника фирмы «Томсен и Питерс». Дело в том, что в рапортах о прибытии торговых судов названы только Томсен и Питерс. Джеймс Рованд упомянут как их компаньон только в ведомостях о товарообороте отдельных купцов за вторую половину 60-х гг. XVIII в. (Внешняя торговля России через петербургский порт... С. 60; Демкин А.В. Британское купечество в России XVIII века. М„ 1998. С. 228).
¹⁰⁶ РГАДА. Ф. 308. Оп. 2. Д. 102. Л. 82. 119.
¹⁰⁷ Там же. Ф. 291. On. 1. Д. 12907.
¹⁰⁸ Там же. Л. 16.
¹⁰⁹ Там же. Д. 15357. Л. 7-12; Ф. 308. Оп. 2. Д. 102. Л. 189об.
¹¹⁰ Historia Gdaijska. Gdansk, 1993. Т. 3/1. S. 396.
¹¹¹ РГАДА. Ф. 291. On. 1. Д. 15357. Л. 2об.
¹¹² Там же. Л. 3.
¹¹³ Клокман Ю.Р. Очерки социально-экономической истории городов Северо-Запада России в середине XVIII в. М., 1960. С. 55.
¹¹⁴ РГАДА. Ф. 308. Оп. 2. Д. 102. Л. 78об., 188об., 206.
¹¹⁵ Там же. Ф. 291. On. 1. Д. 15357. Л. 27.
¹¹⁶ Там же. Ф. 308. Оп. 2. Д. 102. Л. 105, 124об„ 142, 155об., 181об.
¹¹⁷ Там же. Ф. 291. On. 1. Д. 19919.
¹¹⁸ Там же. Ф. 308. Оп. 2. Д. 102. Л. 81об., 91, 93.
¹¹⁹ ЦИАМ. Ф. 32. Оп. 3. Д. 8769, 8835, 9072.
¹²⁰ РГАДА. Ф. 308. Оп. 2. Д. 102. Л. 13.

Просмотров: 1956

Источник: Захаров В. Н. Вексельные операции западно-европейских купцов в России в XVIII в. // Экономическая история: Ежегодник. 2004. — М.: РОССПЭН, 2004. — С. 310-370

statehistory.ru в ЖЖ: