Место и характер движения И. М. Заруцкого в период крестьянской войны и польско-шведской интервенции (до ухода его из-под Москвы) 1606—1612 гг.

Иван Мартынович Заруцкий — атаман донских казаков, один из виднейших предводителей казачества в эпоху Смуты. Служил Лжедмитрию до его гибели в 1610 г, был фаворитом Марины Мнишек.

Бурные общественные события в России начала XVII в. выдвинули немало известных политических и военных деятелей. Одним из них был казацкий атаман Иван Мартынович Заруцкий, о политической роли которого в исторической литературе имеются самые разноречивые мнения.

В дореволюционной историографии Заруцкий характеризуется как авантюрист, грабитель и даже агент польского короля Сигизмунда. В представлении Н. М. Карамзина — это человек «смелый и лукавый, которого выбрали атаманом грабители-казаки».1 С точки зрения С. М. Соловьева — Заруцкий, опираясь преимущественно на донских казаков, грабил жителей независимо от их положения.2 Н. И. Костомаров изображает Заруцкого руководителем казачества, пришедшего под Москву «не для того, чтобы спасать отечество, которого для него собственно не было, а для грабежей и своевольства».3 В. Завьялов, заимствуя у Карамзина оценку Заруцкого как смелого, опытного в военном деле атамана, вместе с тем видит в нем прямого пособника польского короля.4 И. Железнов считает Заруцкого атаманом запорожских казаков.5 С. Ф. Платонов, говоря о действиях Заруцкого, ограничился пересказом содержания источников и своего отношения к нему не определил. Судя по отдельным замечаниям, он придерживался точки зрения С. М. Соловьева.6

Советские историки, характеризуя Заруцкого, в большинстве случаев повторяют принципиальную оценку его движения, данную дореволюционной историографией. И. С. Тхоржевский, например, считает Заруцкого вождем казачества, который «все время тайно или явно тяготел к полякам».7

Детально исследовал деятельность Заруцкого в 1613—1614 гг. В. Н. Вернадский. Он проанализировал состав войска Заруцкого, подробно описал его путь от Москвы к Астрахани, остановился на сражении с царскими войсками и сделал попытку определить причины и цель этого похода на юг.8

Характеристика Заруцкого, однако, дана Вернадским в более резких тонах, чем даже у дворянских и буржуазных историков. По его утверждению, Заруцкий — авантюрист, грабитель, убийца, пособник польских интервентов, орудие в руках персидского шаха, беспринципный человек, потерявший социальный облик. У движения Заруцкого «нет сколько-нибудь значительной социальной базы. Источники не содержат никаких указаний на поддержку или хотя бы сочувственное отношение низов города и деревни к Заруцкому. Источники ни разу не дают даже косвенных указаний на присоединение к отряду Заруцкого крестьян или участие их в разгроме помещичьих усадеб. Его отряд тает. От него бегут дворяне и дети боярские, разбегаются даже казаки».9 Вернадский не пытается объяснить, почему источники не указывают на участие посадских людей и крестьян в отрядах Заруцкого, не объясняет он и того, как Заруцкому при такой ситуации удалось продержаться в Заокско-Рязанском крае более года, с июля 1612 по август 1613 г., и что собой представляли те казаки, которые покинули Заруцкого. В подтверждение своих мыслей о Заруцком Вернадский ссылается на челобитные царю дворян и детей боярских, которые указывали на разорение их поместий казаками, черкасами, нагаями и крымскими татарами. В. Н. Вернадский полагает, что Заруцкий и его ратники грабили и разоряли всех без разбора, хотя об этом нет ни одной челобитной ни крестьян, ни посадских людей городов. В заключении своего исследования В. Н. Вернадский говорит: «Заруцкого не поддержали крестьяне, силы Заруцкого заключались только в части казачества, преимущественно черкасов и волжских казаков. Отряд Заруцкого был неустойчив по своему составу, по характеру своей деятельности мало чем отличался от банд лисовчиков. Заруцкий — агент польских интервентов, он порывал с ними только тогда, когда панская оценка его заслуг не удовлетворяла его необузданного честолюбия».10

Не менее резкая характеристика движения Заруцкого дана в «Очерках по истории СССР». Об уходе Заруцкого из-под Москвы в 1612 г. там сказано: «С Заруцким и вслед за ним ушли лишь те отряды, которые состояли из пришельцев-авантюристов или из людей, потерявших связь с родной страной и мечтавших только о добыче..». «На юге (России, — И. Ш.) орудовали разбойничьи шайки авантюристов И. Заруцкого и М. Мнишек».11

Некоторые данные о движении Заруцкого имеются в монографии И. И. Смирнова «Восстание Болотникова» и в предисловии, написанном им к изданию «Хроники» Конрада Буссова. В монографии И. И. Смирнов указывает на то, что «с восстанием Болотникова связал свои первые политические шаги Заруцкий».12 В предисловии к «Хронике» Буссова он обстоятельно рассматривает события, связанные с убийством Лжедимитрия II в декабре 1611 г. в Калуге, и дает оценку поведения Заруцкого.13

Опираясь на «Хронику» Буссова и «Новый летописец», Смирнов склонен думать, что после рождения сына у Марины Заруцкий связал с ней свою судьбу, а казачество присягнуло верно служить «царевичу Ивану Дмитриевичу».

Иной точки зрения на Заруцкого, на мой взгляд правильной, придерживается Н. П. Долинин. Отправным моментом в оценке движения Заруцкого для Долинина является анализ состава подмосковного ополчения и политика, проводимая Трубецким и Заруцким. Долинин указывает, что «характерной особенностью полков, стоявших под Москвой, являлось численное преобладание в них казачества над дворянами и детьми боярскими».14 В другом месте той же книги он пишет: «В подмосковном ополчении 1611 — 1612 гг. главную массу составляли казаки, значительная часть которых являлась выходцами из беглых крестьян и холопов».15 Автор справедливо подчеркивает, что нельзя смешивать в одну кучу «Заруцкого, использовавшего события в своих авантюрных целях... с социальными силами, которые его поддерживали, но не имели ничего общего с его замыслами».16 Следует признать правильным замечание Долинина к о том, что Заруцкий ушел из-под Москвы к Коломне в июле 1612 г., «чтобы снова связать свою судьбу с Мариной Мнишек и ее сыном „воренком“».17 Однако надо заметить, что Заруцкий со времени убийства Лжедимитрия II в Калуге никогда не порывал связей с Мариной, поэтому «снова» ему связывать свою судьбу с ней не было надобности.

Суммируя высказывания дореволюционных и советских историков о движении Заруцкого, следует отметить, что многое остается неясным. Мне представляется, что и характеристика самого Заруцкого и тем более социальных сил, на которые он опирался, нуждается в дополнительном уточнении и оценке. Эту задачу и ставит перед собой автор.

Начало участия Заруцкого в общественно-политических событиях России источники относят к 1604—1605 гг. и связывают его с появлением Лжедимитрия I. Так, в Статейном списке посольства Ивана Брехова в Персию от 1614—1615 гг. сказано, что Заруцкий «с первым вором з Гришкою Отреньевым, и з другим, которой в того вора места живым назывался, был вместе и всякое зло Московскому государству чинил.. .».18

На связь Заруцкого с Лжедимитрием I указывает и Буссов. Рассказывая о пребывании Заруцкого летом 1607 г. в Стародубе и о встрече его с новым самозванцем — Лжедимитрием II, Буссов пишет: «Он (Заруцкий, — И. Ш.) очень обрадовался приезду Димитрия, поспешил к нему, чтобы передать... письма (от Болотникова,— И. Ш.), но с первого взгляда понял, что это не прежний Димитрий, однако на людях виду не показал и, невзирая на это, воздал ему царские почести».19

В каком году Заруцкий оказался в составе рати Лжедимитрия I, из приведенных источников заключить нельзя; но в том, что он участвовал в событиях, связанных с именем первого самозванца, не возникает сомнения. Из источников, которые деятельность Заруцкого связывают с движением донского казачества, можно заключить, что Заруцкий оказался у самозванца осенью 1604 г. По всей вероятности, он был в той группе казачества, которая вошла в состав войска Лжедимитрия еще в Польше.20

Такое предположение основано на том, что источники считают Заруцкого не русским по происхождению. Автор «Иного сказания» называет его «паном»,21 Авраамий Палицын и Буссов — «поляком»,22 Мархоцкий и Жолкевский — уроженцем «из Торнополя»,23 Маскевич — «волынцем»,24 Петрей — «белоруссом»,25 в царских грамотах Заруцкий именуется «черкашенином», т. е. украинским казаком.26

Думаю, что, говоря о происхождении Заруцкого, следует доверять показаниям Мархоцкого и Маскевича, так как они непосредственно сталкивались с Заруцким по службе. О социальном положении Заруцкого говорит лишь Пискаревский летописец, сообщая, что он родом «от простых людей».27 Этим, видимо, и объясняется близость Заруцкого к казакам и выдвижение его казацким атаманом. Знание Заруцким русского и в какой-то мере польского языков позволяло ему руководить донскими казаками и черкасами и общаться с польскими панами, а впоследствии войти в контакт с Мариной Мнишек. Из этих же источников видно, что Заруцкий обладал качествами, достойными атамана. Автор «Иного сказания» писал: «И сей бысть не нехрабр и сердцем лют, но нравом лукав».28

Катырев-Ростовский называет Заруцкого «мужем не без великой храбрости».29 По свидетельству гетмана Жолкевского, Заруцкий — «неугомонная голова, ему доставало сердца и смысла на все, особенно ежели предстояло сделать что-либо злое».30

Итак, Заруцкий с самого начала появления Лжедимитрия I в России включился в движение вместе с социальными низами. Сам он, вероятно, был казаком. После вступления Лжедимитрия на русский престол Заруцкий, как и все казаки, вернулся па Дон или в Северскую Украину. С обострением классовых противоречий в 1606 г. и началом восстания И. Болотникова Заруцкий вместе с казачеством стал его участником. Будила называет Заруцкого вторым вождем крестьянской войны. Он пишет, что после поражения рати Болотникова под Москвой Заруцкий ушел в Тулу, где «немало перебил людей у Шуйского, когда тот несколько раз покушался взять ее».31 Надо полагать, что Заруцкий получил задание от Болотникова идти к Туле для связи с воеводами Григорием Шаховским и кн. Телятевским, которые готовили дополнительные силы. О близости Заруцкого с Болотниковым говорит посылка его из Тулы с письмами в Польшу к «дарю Димитрию» — второму самозванцу. Цель отправления Заруцкого Болотниковым хорошо раскрывается Буссовым. Ои пишет: «Болотников послал из осажденного города одного поляка, Ивана Мартыновича Заруцкого, который должен был разузнать, что с государем, которому Болотников присягал в Польше. Собирается ли он приехать сюда и как вообще обстоит дело с ним».32

Сказанному Буссовым можно вполне верить, так как рать Болотникова в июне 1607 г. находилась в затруднительном положении. Тула была со всех сторон окружена войсками Шуйского. Болотников нуждался в помощи воинами и провиантом. К тому же вера в спасшегося царя Димитрия без появления его в России теряла свое значение.

Заруцкий добрался до Стародуба Северского и, встретившись там с Лжедимитрием II, остался у него на службе. Вероятно, он не вернулся в Тулу, во-первых, потому, что в июне 1607 г. под Тулой стояла стотысячная царская армия и при таком положении легко было оказаться в плену и тем самым раскрыть замысел Болотникова; во-вторых, потому, что перед ним стояла задача прийти в Тулу с войсками самозванца, а в июне 1607 г. у Лжедимитрия II их почти не было. Заруцкий своим присутствием в лагере Лжедимитрия должен был ускорить мобилизацию и поход ратных сил в Тулу. Военные силы самозванца уже в сентябре 1607 г. оставили Стародуб и пошли к Брянску. В октябре они были под Белевом. В походе участвовала, кроме поляков, значительная часть крестьян и мелких служилых людей Северской Украины. Но при всем этом соединение сил Лжедимитрия II и Болотникова не состоялось. 10 октября Тула капитулировала. Весть о поражении Болотникова внесла панику в войско самозванца, и оно в расстроенном порядке вернулось в Северскую Украину. Начался новый этап подготовки похода на Москву. Центром сосредоточения сил Лжедимитрия и на этот раз был город Стародуб. В течение октября—ноября 1607 г. сюда пришло значительное количество поляков, увеличилось число и русских ратников. В мобилизации ратных сил немалую роль играл Заруцкий. По утверждению Мархоцкого, он зимой 1608 г. привел с собою в Орел три тысячи запорожских и пять тысяч донских казаков.33 С этого времени Заруцкому было поручено предводительствовать донскими казаками и примыкавшими к ним крестьянами. Мархоцкий пишет, что казаки, стрельцы и воины из крестьян входили в состав двух групп: одной командовал Лисовский, другой — атаман Заруцкий.34 Значительная часть казаков и крестьян, влившихся в войско Лжедимитрия II, состояла из участников восстания Болотникова.

Заруцкий участвовал во всех крупных сражениях: под Волховом, Москвой и другими городами. В битве на Ходынке 24 июня 1608 г. он руководил правым крылом рати самозванца. Ему было поручено нанести удар татарам.35 В августе 1609 г. Заруцкий в составе войска Санеги ходил с казаками под Колязин против Скопина-Шуйского.36

Казаки в Тушине занимали видное место и играли в борьбе с войсками Шуйского не последнюю роль. Без них не обходилось ни одно сражение. Они являлись самостоятельной боевой единицей с атаманами и сотниками и непосредственно подчинялись Заруцкому. В 1608—1609 гг. Заруцкий был в большом фаворе у Лжедимитрия и гетмана Рожинского. Он числился не только главным атаманом донских казаков, но и боярином, ведавшим одним из приказов.37

Но теперь, убедившись в ничтожестве Лжедимитрия и стремясь сохранить свое положение на уровне боярина, Заруцкий противопоставил себя рядовой массе казачества, которая верна была самозванцу. Подобная позиция Заруцкого и назревание кризиса в Тушинском лагере раскололи казаков на две группы. Казацкая верхушка и так называемые «старые» казаки, ранее находившиеся на царской службе, остались с Заруцким, рядовые казаки ушли следом за Лжедимитрием в Калугу.38 Заруцкий, потеряв веру в Лжедимитрия, склонился на сторону поляков. В феврале 1610 г. он с патриархом Филаретом и боярином Салтыковым участвовал в переговорах с представителями короля Сигизмунда III по поводу принятия на русский престол Владислава.39 После заключения договора и разгрома интервентов под Дмитровой русскими войсками Заруцкий вместе с тушинцами-поляками отправился к Смоленску.

Лжедимитрий, пытаясь вернуть Заруцкого с казаками в Калугу, послал в Тушино Ивана Плещеева, но эта попытка не увенчалась успехом. Правда, и Заруцкому не удалось увести с собой всех казаков. Как явствует из «Хроники» Буссова, «многие казаки, которым до смерти надоела эта диковинная война, ушли снова в Дикое поле».40

Тхоржевский и Вернадский объясняют переход Заруцкого на сторону польских интервентов тем, что он тайно или явно тяготел к ним.41 Мне представляется такой вывод неубедительным.

Если Заруцкий временами и примыкал к некоторым из польских панов, то только потому, что искал длл себя более выгодного положения. В составе же королевской армии он служил лишь до сентября 1610 г. В конце этого месяца, когда интервенты во главе с Жолкевским заняли Москву, Заруцкий с несколькими сотнями донских казаков бежал через Серпухов в Калугу.42 Источники не объясняют причину разрыва Заруцкого с поляками. С занятием поляками Москвы его престиж стал падать, и он, очевидно, видел единственный выход из этого положения в уходе в Калугу к самозванцу. В Калуге Заруцкий снова стал предводителем над всем казачеством и пользовался нравами наравне с князьями Д. Т. Трубецким и Г. Шаховским. Казаков в Калуге было гораздо больше, чем дворян и детей боярских. По свидетельству Будилы, еще 6 сентября 1610 г., когда надежды самозванца на занятие Москвы были потеряны, «более знатные», находившиеся при нем, «присоединились к москвичам, а казачество и меньшие бояре пошли за царем в Калугу».43 К концу сентября калужский лагерь по своему национальному составу стал преимущественно русским, так как польская рать с Сапегой ушла в Северскую Украину.

Вся калужская рать делилась на три группы: казаков во главе с Заруцким, дворян и детей боярских с князьями Д. Т. Трубецким и Г. Шаховским и татар под предводительством Петра Урусова. Наиболее устойчивой и преданной Лжедимитрию группой были казаки. Что касается дворян и детей боярских, то они непрочь были примкнуть к московским служилым людям, ждавшим па русский престол королевича Владислава. Татары, возглавляемые Урусовым, проявили такое же непостоянство, как и в 1607 г., после поражения Болотникова. Калужский лагерь их сковывал и тяготил. Среди татар, по всей вероятности, были агенты короля Сигизмунда, которые не без его влияния расправились с самозванцем.

11 декабря 1610 г. Петр Урусов с группой татар убил Лжедимитрия II, после чего большинство татар покинуло Калугу. По свидетельству летописца, смерть Лжедимитрия вызвала мятеж со стороны горожан и донских казаков. Они «взволновашася градом всем и татар побиша всех, кои в Калуге были», а труп самозванца похоронили «честно в соборной церкви у Троицы».44

Из расспросных речей двух романовских татар известно, что казаки решительно расправились с татарской знатью, убив «лутчих мурз Алея Мурзу Шейдякова да Стралея Мурзу, да Кара Богатыря и иных... а дворы их разграбили». Убийство самозванца сильно сказалось на настроении Заруцкого. Он пытался бежать из Калуги, но его «изымали миром... из острогу не отпустили».45

В дневнике указывается, что мятеж народных масс был усмирен князем Шаховским.46

Совокупность приведенных данных о событиях в Калуге позволяет заключить, что смерть самозванца вызвала негодование против убийц лишь у рядовых горожан и донских казаков во главе с Заруцким, что прямыми убийцами были представители татарское знати и что служилые люди — дворяне и дети боярские во главе с князем Шаховским и Трубецким — не только не выступили против татар, но постарались потушить гнев народа.

Определенную роль сыграло и рождение Мариной сына, которому калужские люди все «обрадовались и назваху его царевичем и крестиша его честно»,47 — иначе говоря, признали его законным наследником «царя Димитрия». Донские казаки объявили себя сторонниками Марины. Калужский лагерь в связи с этим распался. Марина с Заруцким и казаками, которых насчитывалось в это время до 1500 человек, переехали в Тулу, а Шаховской и Трубецкой с дворянами и детьми боярскими остались в Калуге.

Заруцкий, таким образом, связал свою судьбу с Мариной Мнишек и поставил целью посадить Марину с сыном на царский престол. Эта идея активно поддерживалась в 1611 г. не только казаками и примыкавшими к ним холопами и крестьянами, но и мелкими служилыми людьми: детьми боярскими и стрельцами. Социальные силы, на которые опирался Заруцкий, значительно пополнились в процессе организации первого Земского ополчения. Б связи с этим положение Заруцкого оказалось более прочным.

Развернувшееся национально-освободительное движение в январе— марте 1611 г. всколыхнуло широкие слон народных масс, охватив огромную территорию Русского государства. На призывы Прокопия Ляпунова, патриарха Гермогена, жителей отдельных городов откликнулись и бывшие тушинцы. К Рязанскому и Замосковных уездов ополчению из Калуги пришли ратники во главе с князем Д. Т. Трубецким, из Тулы — Заруцкий, а с ним «дворяне и дети боярские многих городов и многие атаманы и казаки и севрюки и всякие служилые люди».48

Кобержицкий указывает, что в первом ополчении «донские казаки составляли значительную часть... их привел гетман Заруцкий, всею душою преданный вдове самозванца. Ляпунов обманывал гетмана надеждою, что по изгнанию поляков сын Марины будет возведен на престол».49 Особенно пополнилось ополчение социальными низами после опубликования воеводами грамоты на имя казанского митрополита. В ней они писали: «А которые казаки с Волги и из иных мест придут к нам к Москве в помощь и им будет всем жалованье и порох и свинец; а которые боярские люди крепостные и старинные и те б шли безо всякого сумнения и боязни, всем им воля и жалованье будет, как и иным казакам, и грамоты им от бояр и воевод и ото всей земли приговору своего дадут».50 Эти обещания воевод вполне устраивали угнетенных людей, и они приходили массами в ополчение. Холопы и крестьяне, прибывшие в ополчение, причисляли себя к казакам. Участник второго ополчения, новгородец Баим Болтин, заметил, что в «казаках были холопы боярские, и всякие воры ярыжные и зернщики».51 Немало в ополчение пришло и московских посадских и всяких людей в результате разгрома поляками народного восстания в Москве 19—21 марта 1611 г. О службе холопов, крестьян и посадских людей в ополчении и о причислении ими себя к казакам убедительно говорит указ царя Михаила Федоровича от 1620 г.52

Таким образом, ополчение оказалось в социальном отношении весьма пестрым и делилось оно на дворян и детей боярских, прибывших из замосковных уездов и Рязанского края под предводительством П. Ляпунова, дворян и детей боярских, ранее служивших в Тушине во главе с князем Д. Т. Трубецким, и казаков, холопов, крестьян и стрельцов, возглавляемых Заруцким. Первые две группы ратников были лучше вооружены, одеты и обуты и имели больший достаток. Третья группа крайне нуждалась в провианте и оружии. Она нередко оставалась без питания, что вынуждало многих покидать ополчение и самостоятельно добывать продукты.

Опираясь на эти силы, Заруцкий занимал важное место в избранном правительстве и играл не последнюю роль в руководстве ополчением. Он, как боярин, стоял на втором месте после князя Трубецкого, Ляпунов — на третьем. Однако между Заруцким и Ляпуновым, так же как и между лагерем Ляпунова и лагерем Заруцкого, не было единства. И чем больше становилось сил у Заруцкого, тем резче обострялись их взаимоотношения. Если общая задача в какой-то мере была единой — борьба за освобождение Москвы, — то конечные цели были различными. Ляпунов, как и все дворяне, думал восстановить в результате разгрома интервентов прежний дворянско-крепостнический порядок во главе с русским царем. Заруцкий и казачество мыслили использовать силы ополчения для возведения на престол Марины с ее сыном. Это, конечно, не значило, что Заруцкий желал видеть казацкое правительство, но казаки и все подвластные Заруцкому социальные силы верили в то, что приход Марины к власти принесет им гораздо больше прав. Подтверждением таких выводов могут быть результаты решения Совета всей земли от 22 июня 1611 г. Дело в том, что в июне обстановка резко ухудшилась. Город Смоленск был накануне падения в результате осады его интервентами. На северо-западе России активизировали свои действия шведы, заняв ряд городов и угрожая Великому Новгороду. Под Москвой открыто стал помогать осажденным полякам гетман Сапега, а в ополчении все больше обострялись классовые противоречия. Прокопий Ляпунов и дворянство ради предотвращения опасности со стороны шведов, приостановки их интервенции, выразили свое согласие после изгнания польских интервентов вернуться к обсуждению кандидатуры шведского принца на русский престол. Казаки и остальные тушинцы выступили против. Они по-прежнему стояли за возведение на царство Марины с сыном. Совет всей земли от 22 июня стал прелюдией к созыву Совета от 30 июня 1611 г. На этом Совете было избрано правительство, определены права и обязанности воевод ополчения и утвержден приговор, который явился и конституцией и программой действий ополчения. В приговоре было предусмотрено ограничение прав воевод, особенно это касалось Заруцкого, который нередко допускал произвол как в интересах казачества, так и в своих собственных. Во владении Заруцкого к этому времени оказались «важская земля на Севере, сельцо Раменье, сельцо Шубино с деревнями в Зубцовском уезде».53 Заруцкий и Трубецкой без ведома Ляпунова посылали сборщиков в уезды за провиантом и приказывали сдавать его не в общее пользование ополчения, а для своих людей — тушинцев. Заруцкий потакал казакам, самочинно ходившим за продуктами. Ляпунов пытался пресечь произвол в ополчении.

Приговор от 30 июня в правовом и политическом отношении резко ограничил казаков и крестьян. Он был шагом назад по сравнению с апрельской грамотой воевод на имя казанского митрополита. В приговоре предусматривались и отстаивались политические права лишь для дворянства. Дворяне могли занимать государственные служебные посты, быть воеводами в городах, жаловались землями и деньгами. Рядовым казакам обещалось только денежное жалованье. Крестьяне, боярские холопы должны были оставаться за своими прежними господами. Не получила желаемых прав и казацкая старшина. Атаманы, сотники приравнивались к детям боярским лишь по земельным дачам. Они вместо жалованья могли получить земельные участки.54

Приговор 30 июня, таким образом, не улучшил положения в ополчении; напротив, он обострил классовые противоречия между дворянами и детьми боярскими, с одной стороны, казаками и крестьянами — с другой. Вместе с тем увеличивался накал отношений между Заруцким и Ляпуновым. Трубецкой же, по выражению С. М. Соловьева, был в тени.

Заруцкий ловко использовал вражду социальных низов по отношению к Ляпунову. 22 июля 1611 г. казаки убили Ляпунова.55

Смерть Ляпунова отрицательно сказалась на составе и численности ополчения. Вскоре из него ушли дворяне и дети боярские Рязанского края и замосковских уездов. А. Палицын говорит: «... под Москвою остались боярин и воевода князь Дмитрей Тимофеевич Трубецкой да Иван Заруцкой да Ондрей Просовецкой с казаками своими».56

Уход из ополчения сторонников Ляпунова вполне устраивал тушинских бояр и особенно Заруцкого. Заруцкий становился главным предводителем подмосковного лагеря. Теперь подавляющая часть лагеря боролась за освобождение Москвы от интервентов и возведение на престол Марины Мнишек с сыном. Эта идея поддерживалась социальными низами не только южных, но и других уездов. До организации второго Земского ополчения значительная часть уездов Русского государства оказывала посильную помощь подмосковному лагерю и смотрела на Заруцкого и Трубецкого как на руководителей освободительной борьбы. О положительном отношении социальных низов к Заруцкому и его единомышленникам убедительно говорит отписка лучших людей города Ярославля. Они писали, что «лавецкие слободы» отложились от них, «не хотят с ними (лучшими людьми, — И. III.) всяких потугов тянуть и служб служить, чтоб им жить в избытке, ехав в полки под Москву и заложились за нашего изменника за Ивашка Заруцкого».57

Оставаясь под Москвой после смерти Ляпунова главным предводителем лагеря, Заруцкий ( и силы, на которые он опирался) неоднократно вступал в борьбу с интервентами. Вот как характеризует Будила поведение Заруцкого после убийства Ляпунова: «Заруцкий, желая показать русским свою верность, задумал добывать Девичий монастырь, в котором утвердились наши, чтобы оберегать дорогу в Можайск и в Польшу. Он послал войска на приступ и добывал его день и ночь и когда не мог его взять, то оставив лишь часть войска для охранения стен Белого города, остальное силой выбил из Табора и с этою большою силою стал брать его (монастырь, — И. Ш.) приступом. Наши долго отбивалися, но когда у них не стало пороху, должны были сдаться. Заруцкий жестоко расправился с сидевшими в монастыре».58 Как видим, Заруцкий для сохранения своего престижа решительно дрался с поляками. Но когда нужно было ему, он в этих же целях готов был и привлекать их на свою сторону. Так, он в письме к гетману Сапеге обращался с просьбой прислать своих людей для переговоров, предлагал ему отложиться от короля и перейти на сторону подмосковного лагеря.59

К началу 1612 г. в подмосковном лагере насчитывалось до 5 тысяч ратников. Этими силами Заруцкий и Трубецкой не только держали в осаде польско-литовских интервентов, но и наносили ощутимые удары приходящим ратникам от Сигизмунда. Так, в сентябре 1611 г. под Москвой потерпел поражение гетман Ходкевич.60 Численность подмосковного лагеря заметно увеличивалась зимой и весной 1612 г. в связи с организацией и началом действий ополчения Пожарского. Как известно, в своих грамотах предводители этого ополчения, призывая население к национальному единству и решительной борьбе с иноземными захватчиками, убеждали не признавать Марины и ее сына претендентами на царский престол, уличали Заруцкого и казаков в «воровстве», в том, что «Иван Заруцкий многие грады и дворцовые села и черные волости и монастырские волости себе поймал и советникам своим дворянам и детям боярским и атаманам и казакам роздал».61 Конечно, в этом сообщении есть немалая доля правды. Заруцкий и Трубецкой, пользуясь правом воевод подмосковного ополчения, несомненно жаловали и дворян и отдельных казаков земельными дачами, а также подтверждали право служилых людей на поместья и крестьян. Об этом свидетельствует их грамота Темниковскому посадскому целовальнику и площадному подьячему об отмежевании старой вотчины Пурдышского монастыря игумену Арсению с братьею, захваченной крестьянами села Девичья Рукава. Трубецкой и Заруцкий указали крестьянам вернуть эти земли монастырю.62 Однако в грамоте Минина и Пожарского утверждение относительно раздачи Заруцким и Трубецким черных волостей явно преувеличено. У нас нет данных о массовом расхищении ими не только черных, но и помещичьих земель. Напротив, нам известно об испомещении Заруцким смоленских дворян и детей боярских на землях изменника боярина Мстиславского в Арзамасском уезде.63

Воеводам второго ополчения своими призывами удалось привлечь к себе значительную часть бояр, дворян, детей боярских, посадских верхов Севера и Замосковного края. С организацией и походом второго ополчения к Москве произошло дальнейшее размежевание социальных сил. Например, с прибытием передового отряда ополчения в Суздаль оттуда ушли под Москву все казаки.64 Размежевание сил в подмосковном лагере мы наблюдаем и в связи с появлением в Пскове нового самозванца. Признание его в подмосковном лагере значительно подорвало доверие народных масс и к лагерю и к его предводителям.65

С приходом ополчения в Ярославль и активизацией борьбы его против казаков, находившихся в замосковных уездах и городах, отношения между подмосковным лагерем и вторым ополчением резко ухудшились. Силы, на которые опирался Заруцкий, смотрели на второе ополчение и на его руководителей как на своих противников. С победой второго ополчения над интервентами идея о возведении Марины с сыном на русский престол теряла свое значение. Вот почему Заруцкий предпринял попытку организовать покушение на князя Пожарского.

Сначала Заруцкий отправил войско с целью захвата Ярославля. Город был занят, но Пожарский ответил на это посылкою ратников во главе с князем Д. II. Лопатой-Пожарским. который «приидоша в Ярославль и казаков переимаху и в тюрьму пересажаху».66

Попытка убить князя Пожарского оказалась тщетной. Убийцы были схвачены. Раскрытие замысла Заруцкого создало для него нетерпимую обстановку под Москвой, а воеводам второго ополчения оно дало повод для усиления борьбы против казаков и ускорения похода к Москве.

В связи с покушением на Пожарского в подмосковном лагере назрело окончательное разложение его сил. Дворяне, дети боярские, стрельцы и ранее служившие казаки сплотились вокруг князя Д. Т. Трубецкого. Казацкая голытьба и вся собравшаяся вольница из холопов и крестьян держалась Заруцкого. Активные действия второго ополчения в Ярославле и Замосковном крае резко меняли обстановку в стране не в пользу Заруцкого. Силы и авторитет второго ополчения росли и крепли, силы подмосковного лагеря разлагались и слабели. Второе ополчение обрастало служилыми людьми, городскими и сельскими массами северных и замосковных уездов. Лагерь Заруцкого держался преимущественно на так называемых вольных казаках.

Крестьянство, особенно южных и юго-западных уездов, было крайне разорено. Его хозяйство подвергалось грабежу войсками Бориса Годунова, Василия Шуйского, польскими интервентами, а в 1611 г. здесь кормился и грабил Ян Петр Сапега. Не раз вторгались в южные уезды нагайские и крымские татары. Крестьянам доставалось и от казаков, служивших под Москвой, а затем и от приказных людей второго ополчения и царского правительства. Это в свое время справедливо отметил С. М. Соловьев, сославшись на грамоту рязанского архиепископа и служилых людей этого уезда.67 Однако многие источники все беды жителей относили на счет Заруцкого и казаков. А. Палицын писал: «А Иван Заруцкий, стоя под Москвой с казаками своими метяше всем воинством и всеми православными христианами, грабяще и насилующе...».68

Кризисное положение Заруцкого и казаков под Москвой и грабительское их поведение, которое нельзя отрицать, несомненно отталкивали от них крестьян и посадских людей, не говоря уже о служилых людях. Но это не значило, что социальные низы выступали вместе с дворянством против Заруцкого. Я считаю правильными замечания Долинина о том, что «Арзамас, Курмыш... , города Понизовья и в особенности Северские и южные украинные города еще в 1612 г. были за кандидатуру... „воренка“ с Мариной Мнишек. Эта кандидатура на царский престол устраивала не только казаков и боярских холопов..., но и в какой-то мере украинное южно-провинциальное дворянство. . ,».69

Вместе с тем надо прямо сказать, что Заруцкий, несмотря на свой авантюризм и колебания на отдельных этапах своей деятельности, казался гораздо ближе к угнетенным массам, чем любой дворянин или князь. Заруцкий в своем движении руководствовался одной политической идеей — борьбой за «царя Димитрия», а когда его но стало — за его сына, за Марину, которую он считал царицей, с которой он навсегда связал свою судьбу. Заруцкий, по-видимому, верил в осуществление своих замыслов и тогда, когда действовало ополчение во главе с Мининым и Пожарским. Если бы этой веры у него не было, он мог бы пойти на компромисс с воеводами второго ополчения, не устраивать козни и остаться под Москвой вместе с князем Трубецким. Ни по социальным, ни по политическим мотивам Заруцкий и особенно силы, которые он использовал, не могли идти одним путем с князьями. Заруцкий был казацкий атаман с присущей ему казацкой психологией и казацким авантюризмом. Ему мерещилась сытая, вольная независимость при дворе Марины. Его цель, как и всей казацкой старшины, — любыми средствами поставить себя в ряды дворянства. В силу этого, связав свою судьбу с Мариной Мнишек, считавшей себя законной претенденткой на царскую власть, Заруцкий превратился в политического авантюриста.

Что касается сил, на которые он опирался, то они по-прежнему мечтали о «хорошем» царе, который обеспечил бы им казацкую вольность, свободу от господ-дворян. Их участие в событиях начала XVII в. нельзя не рассматривать как одну из форм классовой освободительной борьбы. Вот почему эти силы вместе с атаманом, Мариной и ее сыном решили уйти из-под Москвы, надеясь еще вернуться с победой. Интересы основных сил Заруцкого не совпадали с авантюрными замыслами их атамана. Казаки и не казаки, действовавшие под руководством Заруцкого и независимо от него, боролись не за укрепление власти боярско-крепостнического правительства, а за ослабление и крушение ее. Движение социальных сил, на которые опирался Заруцкий, — это не бандитизм, а сугубо социальное явление, вызванное сложным комплексом общественных событий и прежде всего обострением классовых противоречий.



1 Н. М. Карамзин. История государства Российского, кн. III, т. XII. СПб., 1842, стр. 35, 176, 184—185, 195.
2 С. М. Соловьев. История России с древнейших времен, кп. II, т- VIII. СПб., 1894, стр. 102.
3 И. И. Костомаров. Смутное время, т. III. СПб., 1883, стр. 998.
4 В. Завьялов. Заруцкий в Астрахани и на Урале. Оренбургские губ. ведом. 1853 г., стр. 2—6, 17—22.
5 И. Железнов. Маринкин городок. Библ. для чтения, 1860, февраль, СПб.
6 С. Ф. Платонов. Очерки по истории смуты в Московском государстве XVI—XVII вв. СПб., 1899, стр. 520, 547.
7 С. И. Тхоржевский. Народные волнения при первых Романовых. Пгр., 1924, стр. 44—46.
8 В. Н. Вернадский. Конец Заруцкого. Уч. зап. ЛГПИ, т. 19, 1939.
9 Там же, стр. 93.
10 В. И. Вернадский. Конец Заруцкого, стр. 93.
11 Очерки истории СССР. Конец XV—начало XVII в. М., 1955, стр. 586, 599.
12 И. И. Смирнов. Восстание Болотникова. 1606—1607. М., 1951, стр. 508.
13 Конрад Буссов. Московская хроника. М,—Л., 1964, стр. 28—30.
14 И. П. Долинин. Подмосковные полки (казацкие таборы) в национально-освободительном движении 1611—1612 гг. Харьков, 1958, стр. 72.
15 Там же, стр. 119.
16 Там же, стр. 47.
17 Там же, стр. ИЗ.
18 С. П. Веселовский. Памятники дипломатических и торговых отношении Московской Руси с Персией, т. II. СПб., 1892, стр. 318.
19 Конрад Буссов. Московская хроника, стр. 144—145.
20 Новый летописец кп. Оболенского. М., 1855, стр. 01; Конрад Буссов. Московская хроника, стр. 100; Исаак Масса. Краткое известие о Московии в начало XVII в. М., 1937, стр. 78; Сказание Авраамия Пали-цына. Под ред. Л. В. Черепнина. М.—Л, 1955 (далее: Палицын), стр. 78.
21 РИБ, т. XIII, стб. 126.
22 Палицын, стр. 211; Конрад Буссов. Московская хроника, стр. 144.
23 Записки гетмана Жолкевского о московской войне. Изд. П. А. Муха-новым, СПб., 1871, стр. 83.
24 Н. Устрялов. Сказания современников о Дмитрии Самозванце, ч. II. СПб., 1859, стр. 31.
25 Петр Петрей до Ерлезунда. История о Великом княжестве Московском. М., 1867, стр. 27.
26 ААЭ, т. XI, СПб., 1836, № 18.
27 Материалы по истории СССР, вып. II, М., 1955, стр. 144—145.
28 РИБ, т. XIII, стб. 126, 1136.
29 Там же.
30 Записки гетмана Жолкевского о московской войне, стр. 116.
31 РИБ, т. I, стр. 121.
32 Конрад Буссов. Московская хроника, стр. 144.
33 Mikolaj Marchocki. Historya Wojni moskiewskiy. Poznan, 1841, стр. 19.
34 Там же.
35 РИБ, т. I, стб. 135-136.
36 Палицын, стр. 187.
37 Сборник князя Хилкова, СПб., 1879, стр. 76—77.
38 РИБ, т. I, стб. 543.
39 Там же, стб. 524.
40 Конрад Буссов. Московская хроника, стр. 163.
41 С. И. Тхоржевский. Народные волнения..., стр. 1.
42 Записки гетмана Жолкевского о московской войне, стр. 83.
43 РИБ, т. I, стб. 210.
44 ПСРЛ, т. XIV, ч. 1, стр. 105.
45 АИ, т. II, № 307.
46 РИБ, т. I, стб. 712.
47 ПСРЛ, т. XIV, ч. 1, стр. 105.
48 А. Палицы, стр. 215.
49 С. Кобержицкий. История Владислава. Сын отечества, кп. III, 1842, стр. 7.
50 СГГД, т. II, № 251, стр. 537.
51 Памятники Нижегородского движения в эпоху смуты. Действия Нижегородской губернской архивной комиссии, сб. XI, Нижний Новгород 1912, стр. 415.
52 ААЭ, т. III, № 92.
53 С. Ф. Платонов. Очерки по истории смуты..., стр. 14; С. М. Соловьев. История России с древнейших времен, кн. II, т. VIII, стр. 963.
54 И. С. Шепелев. Вопросы государственного устройства и классовые противоречия в первом Земском ополчении. Сб. научных трудов Пятигорского пединститута, вып. 2, 1948, стр. 126—129.
55 Н. П. Долинин, ссылаясь на «Новый летописец» и «Хронограф Столяра», пишет, что в стихийном движении рядового казачества против Ляпунова Заруцкий не участвовал. Подтверждением тому является грамота нижегородцев в Вологду в сентябре 1612 г. В ней говорится, что Ляпунова убили по наущению Ивана Шереметева, кн. Гр. Шаховского и Ивана Плещеева (см.: II. П. Долинин. Подмосковные полки..., стр. 48).
56 Палицын, стр. 217.
57 Цитирую по работе Долинина: Подмосковные полки..., стр. 69.
58 РИБ, т. I, стб. 251, 252.
59 Сборник князя Хилкова, стр. 77—78.
60 С. Кобержицкий. История Владислава, стр. 12—13.
61 АЛЭ, т. 2, № 203.
62 См.: И. И. Смирнов. Восстание Болотникова, стр. 497.
63 Л. Н. Попов. Сборник славянских и русских сочинений. М., 1869, стр. 353.
64 ПСРЛ, т. XIV, ч. 1, стр. 119.
65 РИБ, т. I, стб. 237.
66 ПСРЛ, т. XIV, ч. 1, стр. 118.
67 С. М. Соловьев. История России с древнейших времён, кн. 2, т. VIII, стр. 1052-1053.
68 Палицын, стр. 221.
69 Н. П. Долинин. Подмосковные полки..., стр. 108.


Просмотров: 6198

Источник: И. С. Шепелев. Место и характер движения И. М. Заруцкого в период крестьянской войны и польско-шведской интервенции (до ухода его из-под Москвы) 1606—1612 гг.//Крестьянство и классовая борьба в феодальной России. Сборник статей памяти И. И. Смирнова. Л.: Наука, 1967. С. 223-238



statehistory.ru в ЖЖ:
Комментарии | всего 0
Внимание: комментарии, содержащие мат, а также оскорбления по национальному, религиозному и иным признакам, будут удаляться.
Комментарий:
X