Убийство Людвига фон Аренсберга: историческая правда под толщей вымысла
Людвиг фон Аренсберг известен в России по книге «Сорок лет среди грабителей и убийц», откуда история с его убийством перекочевала с многочисленными изменениями в занимательные журнальные публикации, детективные рассказы и фильмы, обрастая новыми домыслами и прикрасами. Есть ли хоть доля правды, имело ли место событие, о котором читающая публика узнала впервые в 1904 году, когда вышла указанная книга? Тогда она именовалась более скромно — «Записки И. Д. Путилина», но потом название заменили более завлекательным. Указывая точную дату, 25 апреля 1871 года, рассказчик сообщает: в тот день в одном из аристократических домов на Миллионной улице, совсем рядом с царским Зимним дворцом, камердинер пришёл утром будить своего хозяина, иностранного князя, и, увидев в комнате следы борьбы и труп на кровати, послал дворника за полицией...
Первый глава сыскной полиции Санкт-Петербурга Дмитрий Иванович Путилин
Повествование в «Записках» ведётся от первого лица. Издатель сообщал, что публике предлагаются подлинные воспоминания, написанные самим Иваном Дмитриевичем. Объясняя, почему «Записки» появились только через десять лет после кончины русского Лекока, умершего в 1893 году, издатель высказался туманно: «По выходе в отставку у Путилина созрела мысль разработать и издать в виде записок накопившийся у него за долголетнюю службу интереснейший материал. Он уже и принялся было за них <...>. Но как раз в то время, когда он желал приступить к печатанию своих записок, смерть неслышно подкралась к нему <...>. В руках наследников остались только отцовские записки да груды всяких интересных материалов».
Напрашиваются вопросы: так принялся было Путилин за воспоминания, или в 1893 году, когда к нему неслышно подкралась смерть, он желал приступить к напечатанию чего-то законченного?
Время и место происшествия
Вернёмся к событиям 25 апреля 1871 года — в изложении, как мы понимаем, Ивана Дмитриевича Путилина, начальника Петербургской сыскной полиции:
«Из показаний прислуги выяснилось, что около шести-семи часов утра камердинер князя вместе с поваром возвратились на Миллионную, проведя ночь в гостях. В половине девятого камердинер бесшумно вошёл в спальню, чтобы разбудить князя, но при виде царившего в комнате беспорядка остановился, как вкопанный, затем круто повернул назад и бросился в людскую.
— Петрович, с князем несчастье! — задыхаясь, сообщил он повару, и они оба со всех ног бросились в спальню.
Здесь их глазам представилась такая картина: опрокинутые ширмы, лежащая на полу лампа, разлитый керосин, сбитая кровать и одеяло на полу, голые ноги князя торчали у изголовья, а голова была в ногах кровати».
Трудно поверить, что таким слогом пишет полицейский чиновник Путилин. Штампы вроде остановился, как вкопанный явно соскочили с пера какого-то бойкого журналиста. Однако, обратим внимание на подробности, которые как будто убеждают в том, что автор не выдумывает:
 Граф Богуслав Хотек, австро-венгерский посланник при Императорском дворе. Гравюра А. Даугеля с фотографии С. Л. Левицкого, 1870 год |
 Герцог Георг-Август Мекленбург-Стрелицкий |
«Получив известие о смерти князя фон Аренсберга, я, конечно, не теряя ни минуты, направил к квартире князя нескольких своих агентов, а затем поспешил туда сам. Вскоре на место преступления прибыл прокурор окружного суда, а вслед за ним масса высокопоставленных лиц, в том числе Его Императорское Высочество принц Пётр Георгиевич Ольденбургский, герцог Мекленбург-Стрелицкий, министр юстиции граф Пален, шеф жандармов граф П. А. Шувалов, тогдашний австрийский посол при императорском дворе граф Хотек, градоначальник Санкт-Петербурга генерал-адъютант Трепов и многие другие <...>. Дело всполошило и взволновало весь Петербург. Государь повелел ежечасно докладывать ему о результатах следствия».
Граф Константин Иванович Пален, в 1870 году министр юстиции
Жертва преступления
В некоторых пересказах этой истории утверждается, что жертвой был австрийский посол. На посла, однако, никто не покушался — упомянутый Богуслав Хотек жил ещё четверть века и умер своей смертью в 1896 году.
Не отвлекаясь на выдумку об убийстве австро-венгерского посланника, зададимся вопросом: что за важная персона был Людвиг фон Аренсберг, если дело всполошило весь Петербург, на место преступления прибыло столько высокопоставленных особ, и сам Александр II взялся лично следить за ходом расследования? Автор «Записок» отчасти удовлетворяют наше любопытство:
«Скажу несколько слов о личности и жизни князя. Людвиг фон Аренсберг жил на Миллионной улице в доме, принадлежавшем ранее князю Голицыну, близ Зимнего дворца, как раз против помещения Первого батальона Преображенского полка.
Князь занимал весь нижний этаж дома окнами на улицу. Квартира имела два хода: парадный, с подъездом на Миллионную, и чёрный <...>. Князь был человек холостой, ещё не старый, лет под шестьдесят, но прекрасно сохранившийся. Дома он бывал мало. Днём разъезжал по делам и с визитами, обедал обыкновенно у своих многочисленных знакомых и заезжал домой только около восьми часов вечера. Отдохнув час, много два, он отправлялся в яхт-клуб, где и проводил вечер, возвращаясь домой лишь с рассветом. Не желая, вероятно, иметь свидетелей своего позднего возвращения, а может быть, руководствуясь иными соображениями, князь не хотел держать швейцара при парадной входной двери <...>. Ключ от парадной двери для ночных возвращений он держал при себе...»
Пусть публика дальше читает, как Путилин ловил убийцу, а мы обдумаем полученные сведения: по логике, их достаточно, чтобы установить подлинность событий. Место — Петербург, дом Голицына на Миллионной улице, время — апрель 1871 года, убитый — дипломат, ему под шестьдесят. Если преступление получило такую огласку, о нём не могли не писать в тогдашней прессе. Берём в первую очередь «Санкт-Петербургские ведомости» — за весь апрель. Потом просматриваем подшивку и за март, и за май, и, на всякий случай, за весь 1871 год: ничего об Аренсберге не находим. Пролистаем «Ведомости Санкт-Петербургской городской полиции»... Столичные газеты не уделили ни строчки столь громкому убийству? Или журналистам велели ничего не разглашать? Заглянем в справочники, дабы уточнить: годы жизни Аренсберга, когда приехал в Петербург, где похоронен? Ни в современных энциклопедиях, ни в дореволюционных биографических словарях мы не находим о нём ни слова. Обратимся к бездонному кладезю электронной информации, осуществляя поиск по сочетанию слов фон Аренсберг, австрийский агент, убийство австрийского дипломата, Петербург, апрель 1871 года... Поиск приводит нас только к выложенному здесь и там рассказу «Убийство фон Аренсберга, австрийского военного агента» из сборника «Сорок лет среди грабителей и убийц» или к его литературным обработкам и экранизациям.
Так был ли фон Аренсберг? Не выдумка ли это — убийство на Миллионной улице 25 апреля 1871 года? В своё время сочинитель Р. Л. Антропов, скрывавшийся под псевдонимом Роман Добрый, наплодил изрядное количество рассказов о мнимых похождениях Путилина, гения русского сыска, и чтобы судить об их достоверности и заодно о литературном таланте Антропова-Доброго, достаточно познакомиться с душу раздирающими и кровь леденящими заголовками его творений: «Одиннадцать трупов без головы», «Ритуальное убийство девочки», «Петербургские вампиры-кровопийцы»...
Дом Голицына на Миллионной улице
Такое ощущение, что в рассказе об убийстве Людвига фон Аренсберга есть историческая основа: в бульварном произведении обошлись бы без подробного списка сановников, и мы чувствуем протокольную дотошность в описании места, где произошло преступление. Сходим на Миллионную, вооружившись подробным путеводителем, в коем напечатаны сведения о каждом здании: когда было построено, кто им владел, кто из знаменитостей в нём проживал или бывал... Миллионная улица короткая, близ Зимнего дворца не так-то много жилых строений. Мы имеем подсказку в тексте и осматриваем дома, расположенные как раз напротив Первого батальона Преображенского полка, где сейчас штаб каких-то военных частей. Так и хочется указать на дом, живописно расположенный на углу с Зимней канавкой. Только принадлежал ли он когда-либо князю Голицыну?
Нет, Голицыны не упоминаются здесь ни в домовладельцах, ни в квартиросъёмщиках, а вот соседний дом, второй от канавки, был куплен в начале 19-го века... Кем же? — Авдотьей Ивановной Голицыной. Это та самая красавица, поэтами воспетая, и ещё чудачка, по отзывам современников, и ещё — ночная княгиня. Других голицынских домов на Миллионной улице, если верить путеводителю, не имеется.
Авдотья Ивановна принимала гостей в своём салоне на Миллионной не раньше девяти вечера; говорили, что она не спит по ночам, ибо боится умереть во сне: вроде бы так нагадала ей в Париже девица Ленорман, известная предсказательница. Салон Авдотьи Ивановны, прозванной ночной княгиней из-за этих странных ночных приёмов, посещали Вяземский, Карамзин... Каково: австрийского военного атташе убили в доме, где витает дух загадочной Голицыной, где стены помнят Пушкина и Жуковского! Романтично, и хочется в такую романтику сразу поверить, но ни наш подробный адресный указатель, ни другие справочники нигде не упоминают князя фон Аренсберга в связи с домом княгини, в них нет и слова об убийстве на Миллионной, которое, как мы читали в путилинских записках, в апреле 1871 года взволновало весь Петербург, вплоть до императора.
Улики и свидетельские показания
Осматривая покои князя, как пишут в означенном рассказе, полицейские нашли в комнате рядом со спальней пустую косушку из-под водки, что подсказывало: ночью убийца или убийцы проникли в квартиру и, дожидаясь, когда князь вернётся под утро домой, выпили принесённую водку и закусили. В общем-то, они собирались грабить, а не убивать.
Здесь автор «Записок», отставив литературные красивости, словно пересказывает содержание полицейского протокола об осмотре помещения:
«Лицо убитого было закрыто подушкой, и когда по распоряжению прокурора подушку сняли, присутствующие увидели труп, лежащий ногами к изголовью. Руки его были сложены на груди, завёрнуты в конец простыни, а затем перевязаны оторванным от оконной шторы шнурком. Ноги были завязаны выше колен собственной рубашкой убитого, около щиколоток они были перевязаны обрывком бечёвки <...>. Одеяло и подушки валялись на полу, залитом керосином из разбитой и валявшейся тут же лампы. На белье видны были следы крови, вероятно, от рук убийц, так как на теле князя никаких ран не было.
По словам камердинера, похищены были разные вещи, лежавшие в столике около кровати: золотые французские монеты, золотые часы, два иностранных ордена, девять бритв, серебряная мыльница, три револьвера <...>. В комнате рядом со спальней мебель была перевёрнута. На крышке несгораемого сундука, где хранились деньги князя и дипломатические документы, были заметны повреждения и следы крови. Видимо, злоумышленники потратили много сил, чтобы открыть сундук или оторвать его от пола, но толстые цепи, которыми он был прикреплён к полу, не поддались. Около окна валялся поясной ремень, а на окне стояла маленькая пустая косушка, и лежал кусочек чухонского масла, завёрнутый в бумагу...»
Наверно, это всё-таки Путилин писал, используя какие-то хранившиеся у него документы, а потом какой-нибудь газетно-журнальный борзописец прошёлся по тексту, выстроил складно повествование, оживил его незамысловатыми диалогами... Этот шнурок, оторванный от шторы, эта разбитая керосиновая лампа и особенно эта пустая косушка и кусочек сливочного масла не кажутся придумкой какого-либо Романа Доброго: у него отрезанная голова валялась бы посреди комнаты.
Убийцы
Двух убийц нашли быстро. Можно объяснять этот успех энергичными действиями полиции, взбодрённой вмешательством императора, можно приписать его лично Путилину, чьи сыскные способности мы не станем оспаривать или умалять; есть неоспоримое мнение А. Ф. Кони, юриста и судебного деятеля, что начальник Петербургской сыскной полиции Иван Дмитриевич Путилин «по природе своей был чрезвычайно даровит <...>. Необыкновенно тонкое внимание и чрезвычайная наблюдательность, в которой было какое-то особое чутьё, заставлявшее его вглядываться в то, мимо чего все проходили безучастно, соединялись в нём со спокойной сдержанностью, большим юмором и своеобразным лукавым добродушием».
Если верить автору «Записок», убийцей иностранного князя оказался некий Гурий Шишков, ранее служивший у фон Аренсберга кухонным мужиком. За день до преступления он приходил на Миллионную, чтобы получить расчёт за прежнюю службу, князя тогда не застал. Поздно вечером Гурий проник в дом, ночью впустил через парадную дверь соучастника, и они попытались вскрыть денежный ящик. Это им не удалось, и два товарища стали ждать, когда вернётся хозяин квартиры, чтобы выкрасть у него ключ от ящика. Князь вернулся, лёг спать. Воры прятались в это время за тяжёлыми шторами... Убийство фон Аренсберга не было преднамеренным. Князь проснулся, когда Гурий полез за ключом, и воры набросились на него, не давая позвонить в колокольчик или закричать. По гражданскому суду им грозила каторга, но разгневанный император вмешался и потребовал, чтобы преступников судил военно-полевой суд, имевший право выносить смертные приговоры. Царя отговорили от жёстких действий: это не согласуется с нашими законами, и что скажет Европа?
Ищите не женщину, а иностранца
Кстати, о Европе: в европейских справочниках немало сведений о старинном дворянском роде д’Аренбергов, представители которого живут до сих пор в Бельгии, Франции, Австрии... А если предположить, что наш князь тоже д’Аренберг, только его фамилию переложили на немецкий лад — фон Аренберг и по ошибке приписали лишнюю букву? Проверим: кто-нибудь из д’Аренбергов служил в австрийском министерстве иностранных дел, был убит в Петербурге? Среди сотен аристократов, носивших фамилию д’Аренберг, один закончил свою жизнь в 1870 году, примерно в то время, когда совершилось убийство на Миллионной, но он принадлежал к французской ветви дворянского рода, он был именно д’Аренбергом, а не фон Аренсбергом, и потом, родился этот Луи-Шарль Мари д’Аренберг в 1837 году, то есть, прожил он неполных тридцать три года, тогда как Путилин или кто-то от его имени уверенно сообщил нам, что убитому австрийскому князю было лет под шестьдесят.
У Луи-Шарля был брат, Огюст-Луи Альберик, герцог д’Аренберг, о нём много пишут, он оставил заметный след в истории французской дипломатии. Любопытная деталь: они близнецы, у обоих дата рождения — 15 сентября 1837 года. Почему один — принц, то есть, по-нашему князь, а второй — герцог? Впрочем, не будем отвлекаться от нашего расследования...
Инспектор Жакаль в романе Александра Дюма утверждал, что для раскрытия любого преступления нужно искать женщину. Это красивая фраза и не более; а нам в последней попытке разобраться в убийстве на Миллионной улице нужно поискать иностранца. В каком смысле? В таком, что на многие вопросы русской истории ответы обнаруживаются в дневниковых записях иностранных купцов и посланников, в донесениях дипломатов и шпионов, в мемуарах авантюристов...
В пространных воспоминаниях Фридриха Фердинанда фон Бейста, государственного деятеля и дипломата с очень большим стажем, есть рассказ о трагических событиях в Мексике: в июне 1867 года там был схвачен и казнён император Максимилиан. Какая связь с Людвигом фон Аренсбергом? На первый взгляд — никакой. Однако уточним, что Максимилиан, в 1864 году приглашённый мексиканцами на царство, был младшим братом австрийского императора Франца-Иосифа. Граф Бейст, в то время министр иностранных дел Австро-Венгрии, получив из Америки известие о расстреле, должен был передать скорбную новость Францу-Иосифу, брату Максимилиана, и их матери Софии. Вспоминая этот ужасный для него момент, фон Бейст пишет, что через несколько лет ему пришлось выполнять столь же тягостное поручение: «Я лично отправился к князю Пьеру Аренбергу сообщить ему как можно мягче об убийстве его сына, молодого человека, подающего большие надежды, который служил военным атташе в Санкт-Петербурге...»
Фридрих фон Бейст не указывает точной даты, но мы берём за точку отсчёта 1867 год, когда расстреляли Максимилиана, и через несколько лет после этого приходится на начало 1870-х годов. Мемуарист утверждает, что убитый Аренберг был молод, но, судя по всему, он пишет именно об убийстве на Миллионной, и мы всё сильнее укрепляемся в предположении, что в путилинском рассказе возраст жертвы указан неверно, и его фамилия искажена.
А затем мы извлекаем из столетнего забвения записки английского дипломата Хораса Рамбоулда, изданные единственный раз в Лондоне в 1902 году. Сэр Хорас был британским посланником в Стамбуле. Он вёл дневник. В 1870 году по дороге из Лондона к месту службы Рамбоулд заезжал в русскую столицу, и вот о каких событиях сообщает его дневниковая запись от 7-го мая:
«Рано утром мой слуга принёс жуткую весть, что д’Аренберга только что нашли задушенным в собственной постели. Я оделся и поспешил на его квартиру, которая поблизости на Миллионной, где, поскольку полиция ещё не приступила к расследованию обстоятельств преступления, бедняга оставался в том положении, в котором его обнаружили: с кляпом во рту, связанный по рукам и ногам рукавами ночной рубашки, сдёрнутой с него, и шнуром, который он сам оборвал, когда звонил в колокольчик, тщетно призывая на помощь. По прошествии нескольких часов убийцы были задержаны, когда пытались продать часы с его вензелем, и они сразу во всём сознались. Один из них состоял ранее у него на службе в качестве кухонного мужика, то есть рабочего по кухне <...>. Мужику и его сообщнику удалось проникнуть в квартиру (на первом этаже) с наступлением вечера. Они принесли с собой еду и водку и после неудачной попытки взломать несгораемый ящик, в котором д’Аренберг держал свои ценности, они ели и пили, дожидаясь его возвращения. Заслышав, что он отпирает входную дверь ключом около двух часов ночи, они спрятались за плотными шторами метрах в двух от его кровати... Определив по храпу, что он уснул, они вышли из-за шторы и прокрались к столику у изголовья, где он положил часы с цепочкой и вожделенный бумажник. Они опрокинули столик в темноте, и он, проснувшись, крикнул по-военному: Wer da? — В темноте произошла жестокая борьба, судя по тому, что у него был сломан кадык — с такой силой они душили его. Он был совсем один в квартире, отпустив на ночь камердинера, но окна его гостиной выходят прямо на караульное помещение Преображенских гвардейцев при Эрмитажном дворце, и становится не по себе от мысли, что его убивали с такой вот жестокостью в нескольких метрах от часового на другой стороне улицы <...>. Император был сильно огорчён убийством знатного иностранного офицера, прикомандированного к его персоне, он лично присутствовал на панихиде в сопровождении всех великих князей и, кроме того, отдал поначалу приказ, чтобы убийцы предстали перед военно-полевым судом и были расстреляны. Его, однако, переубедили, и, поскольку смертная казнь за обычные преступления в России отменена, негодяев приговорили к каторжным работам в сибирских рудниках, что равнозначно скорой смерти...»
Газетная хроника
Нам осталось поднять для проверки петербургские газеты — теперь за 1870 год, где в майских номерах будет официальное сообщение об убийстве высокопоставленного лица. Но в означенных газетах подобных сообщений мы не находим: ни в номере за 7-е мая, ни днём раньше, ни днём позже, ни за неделю до этого, ни через неделю, и ни за весь месяц май! Такой вот пассаж. Рассказ об убийстве на Миллионной мог быть, в конце концов, выдумкой неизвестного литератора, но как объяснить свидетельство Бейста и дневниковую запись Хораса Рамбоулда, чьё существование и чей здравый ум не вызывают сомнений?
Соберёмся с мыслями. В данном случае не требуется особое чутьё сыщика, каким обладал Путилин, здесь нам поможет начитанность: вспомним, что Великобритания перешла на григорианский календарь в 1751 году, а в России он был введён в 1918 году, так что следует смотреть не майские газеты, а выпуски за вторую половину апреля. И вот в «Санкт-Петербургских ведомостях» за 26 апреля (8 мая) в разделе «Хроника» мы читаем следующее сообщение:
Генерал Эмиль-Феликс Флёри, французский посланник
«Прошлой ночью в Петербурге совершено новое ужасное злодеяние, жертвою которого на этот раз сделалось лицо, занимавшее видный пост в дипломатическом мире: сегодня, 25 апреля утром, в собственной квартире, по Миллионной, в доме кн. Голицына, № 32, найден задушенным в своей постели военный агент, состоящий при здешнем австрийском посольстве, князь Люи-Шарль-Мари д’Аренберг. Князь занимал весь двухэтажный дом <...>. Во втором часу дня на место происшествия прибыли посланники французский и австрийский, генерал Флёри и граф Хотек, шеф жандармов и министр юстиции; ещё ранее того прибыли в квартиру князя д’Аренберга санкт-петербургский обер-полициймейстер, начальник здешней сыскной полиции и судебный следователь».
Генерал-адъютант Фёдор Фёдорович Трепов.
Гравюра Л. А. Серякова с фотографии С. Л. Левицкого, 1878 год
Обер-полицийместером в 1870 году был генерал Ф. Ф. Трепов. Начальник сыскной полиции, ему подчинённой, не назван по имени: видимо, журналист не счёл уместным приводить фамилию Путилина в ряду высочайших государственных лиц и блестящих сановников. Путилин, бывший квартальный надзиратель, был поставлен незадолго до этого во главе сыскной полиции, недавно созданной, малочисленной и не вполне определившейся в своих задачах; его называют титулярным советником во «Всеобщей адресной книге Санкт-Петербурга» за 1867–68 год — в справочнике, составленном «под покровительством Его Превосходительства Господина С.–Петербургского Обер-Полициймейстера Генерал Лейтенанта Трепова» и с посвящением от издателя ему же — Феодору Феодоровичу Трепову! Если к 1870 году Путилина и повысили до надворного советника, он в этой истории должен был держаться на заднем плане. А с другой стороны, при таком внимании к происшествию со стороны властей — вплоть до императора! — ему надлежало проявить необыкновенное рвение и проявить все свои способности. Осмотрев место происшествия, он удалился — пошёл ловить убийц.
Мы обращаем внимание, что посол Хотек прибыл вместе с французским посланником, генералом Эмилем-Феликсом Флёри, ибо Людвиг фон Аренсберг был на самом деле французским аристократом Луи-Шарлем Мари д’Аренбергом — кстати, тем самым, который привлёк наше внимание в иностранных источниках, но нас тогда смутило, что умер он не в 1871 году и не шестидесятилетним стариком, как утверждается в путилинском рассказе.
Луи-Шарль Мари д’Аренберг Гравюра Э. Даммюллера с фотографии С. Л. Левицкого, 1870 год
Читаем дальше газетную заметку и соотносим следующее пояснение со свидетельством Ф. Ф. фон Бейста: «Покойный был сын князя Пьера д’Аренберг и дочери герцога Талейран де-Перигор. Ему было 32 года (родился в сентябре 1837 года): он служил майором в австрийском драгунском принца Виндимгреца полку. Он находился на нынешнем своем посте очень недавно, так как назначение его на должность военного агента совпадает с назначением графа Хотека австрийским посланником».
Вместо Виндимгрец, как напечатано в № 113 «Санкт-Петербургских ведомостей» за 26 апреля 1870 года, если вдуматься, следует читать Виндишгрец, а ещё лучше Виндиш-Грец: шефом одного из австрийских драгунских полков, а именно Второго драгунского (2 Dragoner-Regiment) c 1835 по 1862 год был фельдмаршал Альфред Виндиш-Грец (Windisch-Grätz).
Теперь ещё об одной газетной опечатке, приведшей к тому, что Аренберг сегодня известен у нас только как вымышленный литературно-кинематографический персонаж. Вполне объяснимо, что француза Луи-Шарля на австрийской службе величали по-немецки Людвигом-Карлом. Но Аренсберг — ошибка газетчиков.
Это небольшое искажение, закрепившееся намертво в публикациях, интерпретациях и экранизациях, обнаруживается, когда мы читаем «Ведомости Санкт-Петербургской городской полиции». В № 91 за 26 апреля 1870 года сообщается, что «25 апреля, около 8-ми часов утра, Австрийский военный Агент, Принц Людвиг Фон Аренсберг найден в квартире своей, по Миллионной улице в доме князя Голицына (Адмиралтейской части 1 участка), в постеле мёртвым. По осмотре трупа оказались на нём явные признаки задушения. Убийство это, по найденным в квартире и имуществе покойного следам расхищения, произведено с корыстной целью <...>. По первоначально собранным сведениям подозрение пало на одно лицо, находившееся прежде в числе прислуги покойного, а ныне только что освобождённое из тюрьмы, где содержалось за кражу. Человек этот, проживающий без прописки своего паспорта, розыскан и задержан».
Скорее всего, в бумагах покойного И. Д. Путилина сохранились именно «Ведомости Санкт-Петербургской городской полиции», вырезка из этой газеты, ставшая потом документальным источником для издателя «Записок», подготовленных, обработанных для публикации, возможно, Константином Путилиным, который в какой-то момент почувствовал в себе дар литератора и, что называется, пописывал в детективном жанре и даже печатался, выезжая на славе отца.
Сухость исторической правды и красочность вымысла
В Петербурге силами и на средства Министерства иностранных дел издавалась на французском языке «Санкт-Петербургская газета» (Journal de St.-Pétersbourg), по этому печатному органу мы уточняем некоторые детали: князь Аренберг, покинув Яхт-клуб (что на Большой Морской улице), вернулся домой в 2.30 утра, сам открыл дверь со стороны Большой Миллионной; преступники завалили труп покрывалами и подушками, поверх которых ещё бросили волчью шкуру, взятую в гостиной; князь был человек молодой, ловкий, сильный и решительный (jeune, souple, vigoureux, résolu), он легко справился бы с одним нападавшим — отсюда вывод: если бы «Записки» писал лично Путилин, он не ошибся бы в возрасте убитого чуть ли не на тридцать лет. Подозрение пало на одного мужика (moujik). Граф Бейст (Beust) взял на себя обязанность лично сообщить Пьеру д’Аренбергу о смерти его сына — мы читали об этом в воспоминаниях Бейста. А вот несовпадение с тем, что печатали в «Санкт-Петербургских ведомостях»: Луи-Шарль д’Аренберг служил майором в австрийском Втором гусарском полку — это полк Великого князя Николая (а не драгунский полк Виндиш-Греца).
Кому здесь верить? Сейчас мы прочитаем про отпевание Аренберга и присмотримся к военной форме почётного караула...
Собор Св. Екатерины в Петербурге на Невском проспекте Рисунок И. И. Шарлеманя, 1854 год
Отпевание князя д’Аренберга, французского аристократа и майора австрийской кавалерии, прибывшего вместе с Хотеком в Петербург для работы в австрийском дипломатическом представительстве и убитого из-за денег русским кухонным мужиком, состоялось 29-го апреля 1870 года в католической церкви Св. Екатерины на Невском проспекте. Явился весь дипломатический корпус, высшие военные и гражданские чины, на панихиду, как тогда выражались, изволил прибыть Его Императорское Величество Государь Император.
«Санкт-Петербургские ведомости» на этот раз правильно, хотя и грамматически сложно, указывают на принадлежность Луи-Шарля д’Аренберга не к драгунам, а к австрийскому гусарскому полку, который носил имя великого князя Николая Старшего:
«Напротив церкви выстроен был эскадрон лейб-гвардии гусарского полка под командою Великого князя Николая Николаевича Старшего, одетого в форму австрийских гусаров, носящих название полка Его Высочества».
Князь Александр Михайлович Горчаков, в 1870 году министр иностранных дел |
Генерал-адъютант Александр Егорович Тимашев, в 1870 году министр внутренних дел |
А французская «Санкт-Петербургская газета», помимо августейших особ и дипломатов, поимённо перечисляет высших сановников Российской империи, штатских и военных, на панихиде присутствующих: канцлер Горчаков, министр внутренних дел Тимашев, губернатор Петербурга граф Левашов, обер-полицмейстер Трепов, министр юстиции граф Пален...
После отпевания гроб с телом поставили в церковном склепе. Его, вроде бы, собирались везти в Вену, но в некрологе, напечатанном во «Всемирной иллюстрации», сообщается об отправке останков в Бельгию:
«Набальзамированное тело принца в субботу, 2 мая, было перенесено на станцию Варшавской железной дороги и, в сопровождении капитана фельдъегерского корпуса, отправлено в Бельгию, где будет предано земле в фамильном склепе принцов Аренбергов».
Теперь у нас нет сомнений, что подлинное событие лежит в основе детективной истории, которую рассказывает сыщик Путилин в своих «Записках», — которая, скорее всего, рассказывается от его имени с использованием газетных публикаций, так как вряд ли в подлинных записках были бы перепутаны даты, и молодой офицер превратился бы в шестидесятилетнего старика. Кто именно писал за русского Лекока его воспоминания? Здесь можно только гадать, добавляя свои домыслы к уже существующим красочным выдумкам и легендам.
Кстати, о силе и живучести легенд и выдумок. Луи-Шарль д’Аренберг не совершил ничего выдающегося. Огюст-Луи Альберик, его брат-близнец, прожил долгую жизнь и сделал, как говорится, блестящую карьеру, и мы находим его имя во всех французских биографических справочниках, его роль как государственного и политического деятеля отмечена в монографиях, диссертациях, рефератах... Но память о нём во Франции куда меньше по сравнению с той известностью, которую в России приобрёл Луи-Шарль д’Аренберг, переделанный в Людвига фон Аренсберга. По воле литературных сочинителей его убийство сделалось загадочным и обросло множеством придуманных событий; уже не связанное напрямую с реальным местом, Петербургом, и конкретным временем, 1870 годом, оно стало мифом, более живучим и занимательным, чем историческая правда.
Просмотров: 17663
statehistory.ru в ЖЖ:
