Российский Императорский флот и политическая деятельность моряков

Предлагаем вашему вниманию главу "Флот и политика" из книги Н. Манвелова "Обычаи и традиции Российского Императорского флота"

В Российском императорском флоте существовал строжайший запрет на политическую деятельность. Причем «табу» это было скорее неформальным. Это, возможно, и обеспечивало его соблюдение.

Более того, даже те морские офицеры, что считались во флоте либералами, установленных неписаных правил, в большинстве своем, не нарушали. К примеру, выходец из более чем простой семьи вице-адмирал Степан Макаров(Его отец начал службу рядовым, но позже выслужился в офицеры, что дало сыну возможность также стать офицером) всегда прямо говорил о том, что армия и флот должны находиться вне политики. Дело вооруженных сил — стоять на страже своего Отечества, которое необходимо защищать вне зависимости от формы существующего строя. Более того, Макаров, считающийся в ряде книг советского периода чуть ли не «другом матросов», был убежденным монархистом и изрядным консерватором. К революционерам и революционной деятельности он относился без малейшей тени одобрения.

Не приветствовалось и то, что во все времена называлось «критикой системы». И если морской офицер все-таки, вольно или невольно, но срывался, то позже бывал крайне недоволен собой.

«...Не все офицеры были достаточно сдержанны и позволяли себе критику, которая на военном корабле, тем более в военное время(Речь идет о периоде Русско-японской войны), недопустима. К этим офицерам я причисляю и себя; так, раз под горячую руку на вопрос одного из офицеров, что из меня выработается, я ответил, что если систему не изменят, то я буду таким же никчемным офицером, как и остальные. Мне было потом досадно о сказанной фразе, потому что, в частности, ни к командиру, ни к старшему офицеру это не относилось», — писал позже в своих воспоминаниях контр-адмирал Георгий Старк.

Начнем с того, что офицер приносил присягу. В Морском уставе Петра она звучала следующим образом:

«Я (имярек) обещаюся всемогущим Богом служить всепресветлейшему царю государю верно и послушно, что в сих постановленных, також и впредь постановляемых воинских артикулах, что иные в себе содержать будут, все исполнять исправно. Его царского величества государства и земель его врагов телом и кровию, в поле и крепостях, водою и сухим путем, в баталиях, партиях, осадах и штурмах и в прочих воинских случаях, какого оные звания ни есть, храброе и сильное чинить противление, и всякими образы оных повреждать отщусь. И ежели что вражеское и предосудительное против персоны его величества или его войск, такожде его государства людей или интересу государственного, что услышу или увижу, то обещаюсь об оном по лучшей моей совести, и сколько мне известно будет, извещать и ничего не утаить; но толь паче во всем пользу его и лучше охранять и исполнять. А командирам моим, поставленным надо мною, во всем, где его царского величества войск, государства и людей благополучию и приращению касается, в караулах, в работах и прочих случаях должное чинить послушание и весьма повелению их не противиться. От роты и знамя, где надлежу, хотя в поле, обозе и гарнизоне, никогда не отлучаться, но за оным, пока жив, непременно и верно, так как мне приятна честь моя и живот, следовать буду. И во всем так поступать, как честному, верному, послушному, храброму и неторопливому солдату надлежит. В чем да поможет мне Господь Всемогущий».

Несмотря на архаичность языка, все понятно.

Кто же были те офицеры, что начинали заниматься политикой? Попробуем понять это на примере трех совершенно разных людей — ставшего уже легендарным лейтенанта Шмидта, мичмана Ильина (больше известного как Раскольников) и вице-адмирала Максимова, скромно именовавшего себя «первым революционным адмиралом».

Начнем, естественно, в хронологическом порядке. То есть с Петра Петровича Шмидта.

Будущий «красный лейтенант» родился в семье потомственного офицера. Отец его — также Петр Петрович (1828–1889) — получил при отставке чин контр-адмирала. Дядя, Владимир Петрович (1827–1909), имел чин адмирала. Именно дядя (к моменту смерти отца Петру Петровичу Шмидту-младшему было лишь 22 года) стал главным помощником в карьере молодого офицера.

Служба молодого выпускника Морского училища изначально протекала достаточно нестандартно. Уже в 1888 году, спустя два года после производства в офицеры, он женился (случай более чем экстраординарный для царского флота) и вышел в отставку в чине лейтенанта(При выходе в отставку офицера обычно производили в следующий чин. Если же он возвращался на службу, то получал чин, который носил до отставки.).

Жена Шмидта, мягко говоря, выделялась из общей массы. Дочь мещанина Доминикия Гавриловна Павлова была профессиональной проституткой. Шмидт желал ее «нравственно перевоспитать», однако о действительных результатах этого эксперимента нам доподлинно ничего не известно. В феврале 1889 года у супругов родился сын. Назвали мальчика Евгением (Остап Бендер, как мы видим, на этот раз ошибся). Больше детей в семье не было.

Любопытная деталь. В годы отставки Петр Шмидт жил в Париже, где всерьез увлекся воздухоплаванием. Он приобрел все необходимое оборудование и намеревался на Родине заработать денег полетами. Однако, вернувшись в Россию для показательных выступлений, отставной лейтенант потерпел аварию на собственном воздушном шаре. В результате весь остаток жизни он страдал от болезни почек, вызванной жестким ударом аэростата о землю.

В 1892 году Шмидт возвращается во флот с прежним чином мичмана, а спустя два года его переводят на Дальний Восток, в Сибирскую флотилию (таково было название будущего Тихоокеанского флота). Здесь он служит до 1898 года на миноносце «Янчихе», транспорте «Алеут», портовом судне «Силач» и канонерке «Бобр». Затем 31-летний лейтенант зачисляется в запас и переходит служить на торговые (или как тогда говорили — на «коммерческие») суда.

За шесть лет плавания на судах торгового флота Петр успел прослужить на пароходах «Игорь», «Диана» и «Кострома» (на первых двух — капитаном). С началом Русско-японской войны лейтенанта призвали на действительную службу и назначили старшим офицером огромного по тем временам транспорта «Иртыш» водоизмещением 15 тыс. тонн. Корабль предназначался для снабжения эскадры адмирала Рожественского необходимыми материалами и припасами. Недавний второй помощник капитана парохода «Кострома» прошел на транспорте лишь до египетского порта Суэц, где был списан на берег из-за обострения болезни почек.

Несколько последующих месяцев Шмидт провел в составе Черноморского флота, командуя миноносцем №253. В октябре 1905 года он, неожиданно для своих друзей и знакомых, принял участие в политической демонстрации в Севастополе, после чего попал под арест. В ходе последовавшей за этим событием ревизии кассы миноносца выяснилось, что его командир растратил 2000 рублей казенных денег, а на корабле уже некоторое время не появлялся.

Так или иначе, но 7 ноября 1905 года (не правда ли, символическая дата, хоть и по старому стилю) терпение морского начальства лопнуло, и Петр был уволен в отставку. Естественно, в чине лейтенанта — его производство в следующий чин было невозможно по многим причинам. Более того, практически все офицеры были уверены, что избежать суда экс-командиру миноносца №253 удалось исключительно благодаря извечной протекции дядюшки-адмирала.

Вскоре после отставки Шмидт встал во главе «Союза офицеров — друзей народа», действовавшего в Севастополе. А дальше будет октябрьский мятеж на крейсере «Очаков», ход которого описан во множестве книг.

Отметим только некоторые детали восстания, которые могут поставить исследователя в тупик при попытке его осмысления. Начнем с того, что отставной лейтенант явился на крейсер при погонах капитана 2-го ранга, на ношение которых он не имел никакого права. Восставшие не использовали артиллерию корабля (по двенадцать 152-мм и 75-мм орудий), в результате чего все свелось к расстрелу «Очакова» правительственными силами.

И напоследок самое интересное. Как свидетельствовали очевидцы, Шмидт первым покинул борт обстреливаемого крейсера, спустившись с сыном на стоявший у борта корабля небольшой миноносец №270. Позже его найдут под палубным настилом, переодетым в робу кочегара. Как свидетельствовала команда миноносца, человек, поднявший в начале восстания сигнал «Командую флотом, Шмидт», был намерен бежать в Турцию.

Возможно, ключевой причиной резкого перехода вполне лояльного режиму морского офицера на сторону революции, а также его дальнейших действий сыграл факт, который исследователи советского периода старательно обходили стороной. Дело в том, что «красный лейтенант» уже во время учебы был подвержен серьезным нервным припадкам. По этой причине Шмидт неоднократно списывался на берег в связи с плохим психическим состоянием.

Напоследок приведем пример человека, который несколько месяцев был соплавателем Петра Петровича, — мичмана Гарольда Графа, офицера военного транспорта «Иртыш»:

По словам Графа, его старший офицер «происходил из хорошей дворянской семьи, умел красиво говорить, великолепно играл на виолончели, но при этом был мечтателем и фантазером». Лейтенант был склонен работать не систематически, а порывами. «Когда он по вечерам имел настроение, то садился у дверей каюты и начинал играть (на виолончели. — М. Н.)».

Нельзя сказать и то, что Шмидт подходил под категорию «Друзей матросов». «Я сам видел, как он несколько раз, выведенный из терпения недисциплинированностью и грубыми ответами матросов, их тут же бил. Вообще, Шмидт никогда не заискивал у команды и относился к ней так же, как относились другие офицеры, но всегда старался быть справедливым», — пишет Граф.

Заканчивает свои воспоминания морской офицер-мемуарист довольно-таки неожиданно:

«Зная хорошо Шмидта по времени совместной службы, я убежден, что, удайся его замысел в 1905 году и восторжествуй во всей России революция... он первый бы ужаснулся результатов им содеянного и стал бы заклятым врагом большевизма».

В этой связи стоит упомянуть судьбу лейтенанта Михаила Ставраки (1866–1923), командовавшего на острове Березань расстрелом Шмидта и его соратников по мятежу. Однокашник Шмидта, он был подвергнут морскими офицерами обструкции за участие в «полицейской акции» и достаточно рано ушел в отставку. Ставраки, по сути, исчез для большинства людей, но в начале 1920-х годов он был обнаружен чекистами в должности смотрителя одного из маяков близ Батуми (как утверждают, его инкогнито поддерживалось еще и крайней нелюдимостью и неуживчивостью). В 1923 году он был расстрелян.

Безусловно, среди флотских политиков (или политиканов?) были и люди, которых можно смело назвать борцами за идею. Возможно, наиболее знаменитый из них — мичман Федор Ильин (1892–1938), более известный под псевдонимом Раскольников. Тот самый Раскольников, который 17 августа 1939 года опубликовал ставшее широко известным в годы Перестройки открытое письмо Сталину. Отметим, что родной брат Федора полностью от старой фамилии отказываться не стал и писался в документах как Александр Ильин-Женевский (1896–1941).

Очень любопытна автобиография Раскольникова, опубликованная в энциклопедическом словаре «Гранат». В ней, например, нет ни слова о том, что отец будущего революционера был священником. «Забыл» мичман упомянуть и о том, что он был офицером (произведен в 1917 году, уже после Февральской революции). Кроме того, попадаются строки, заставляющие усомниться в «кровавости» царского режима. Например, такие:

«...Я... отправился обратно в Россию в целях подпольной работы, но на границе в Вержболове(Заселенный пункт на германско-российской границе. Ныне литовский город Вирбалис) был арестован и по этапу отправлен в Архангельскую губ. Но в Мариамполе(Уездный город Сувалкской губернии. Ныне литовский город Мариямполе) я заболел и слег. К этому времени дало себя знать нервное потрясение, вызванное тюремным заключением. Вскоре мне было дано разрешение на пользование санаторным лечением в окрестностях Питера».

Весьма кратко описывает Ильин и историю провала спланированной им набеговой операции на Ревель (Таллин). В ходе этой операции два советских эсминца попали в плен.

«В конце декабря 1918 г. на миноносце «Спартак» я отправился в разведку к Ревелю и наткнулся на значительно превосходившую нас английскую эскадру, состоявшую из пяти легких крейсеров, вооруженных шестидюймовой артиллерией(6 дюймов — 152 мм. Советские эсминцы имели на вооружении 4-дюймовые (102-мм) орудия). С боем отступая по направлению к Кронштадту, наш миноносец потерпел неожиданную аварию, врезавшись в каменную банку и сломав все лопасти винтов».

С 1923 года бывший мичман (в конце 1917 года съезд «Центробалта» постановил произвести его в лейтенанты) находился на дипломатической работе, а в перерывах между командировками руководил культурными организациями. В частности, журналами «Молодая Гвардия» и «Красная Новь», а также издательством «Московский Рабочий». В 1938 году он отказался вернуться в СССР с поста посла в Болгарии, после чего был объявлен врагом народа. Умер он в Ницце, чуть менее месяца спустя после опубликования своего открытого письма Сталину.

Были и люди, оказавшиеся способными резко перестроиться при смене политической конъюнктуры. Так, вице-адмирал Андрей Максимов (1866–1950) был избран матросами командующим Черноморским флотом в начале марта 1917 года после серии убийств морских офицеров в Кронштадте, Ревеле и Гельсингфорсе(Ныне — Хельсинки). Предшественник Максимова — вице-адмирал Адриан Непенин (1871–1917) был убит в Гельсингфорсе выстрелом в спину.

К тому времени новый командующий был известным боевым офицером, имевшим пять орденов с мечами — признак награды за боевые заслуги. Среди них была весьма почитаемая 4-я степень ордена Святого Владимира с мечами и бантом. На момент назначения вице-адмирал Андрей Максимов 1-й(Порядковый номер после фамилии офицера означал его старшинство в производстве в первый офицерский чин среди других однофамильцев, а также братьев или иных родственников.) руководил минной обороной Балтийского флота.

Новый командующий — скромно объявивший себя «первым революционным адмиралом» — продержался на своем посту лишь три месяца, после чего был переведен на довольно формальную должность начальника Морского штаба при ставке Верховного главнокомандующего в Могилеве.

После Октябрьской революции вице-адмирал Максимов перешел на сторону Советской власти, сначала он служил старшим инспектором Народного комиссариата по военным и морским делам, а затем — в 1920–1921 годах — руководил Черноморским флотом. Последней его должностью в действующем флоте было командование сторожевым кораблем «Воровский»(Бывшее посыльное судно «Ярославна» флотилии Северного Ледовитого океана, использовавшееся как вспомогательный крейсер-заградитель (первоначально — американская паровая яхта «Лисистрата»). В 1961 году исключено из списков флота.) при переходе в 1924 году из Архангельска на Дальний Восток. В 1927 году он вышел в отставку. В годы НЭПа бывший командующий Балтийским флотом содержал молочную ферму на подмосковной станции Лосиноостровской.

Примечательно, что сами моряки — как матросы, так и офицеры — относились к «перестроившемуся» герою Порт-Артура без особого пиетета. Именовали его «матросским подлизой» либо «пойга». И если с первым титулом все понятно, то со вторым — не очень.

Что же такое «пойга»? Слово это, скорее всего, чудского происхождения и переводится как «мальчишка». Распространено оно было в северных губерниях Российской империи, в том числе и в Санкт-Петербургской, к которой относился и Кронштадт. Какое отношение имеет это выражение к вице-адмиралу Максимову — неясно. Возможно, имелось в виду то, что в глазах большинства офицеров русского флота «первый революционный адмирал» был выскочкой...

Между тем военные моряки в большинстве своем были более чем лояльны режиму. Например, во время вооруженного восстания в Москве в конце 1905 — начале 1906 года на пост генерал-губернатора старой столицы был назначен герой русско-турецкой войны 1877–1878 годов вице-адмирал Федор Дубасов (1845–1912)(В 1906 году ему был присвоен чин адмирала.), которому крайне жесткими методами удалось достаточно быстро восстановить порядок в мятежной старой столице(Дубасов состоял московским генерал-губернатором с ноября 1905 года по июль 1906 года и был уволен от должности по болезни.).

Но, несмотря на крайнюю строгость по службе, назвать Дубасова «кровавым сатрапом», как он именовался в листовках того времени, видимо, все-таки нельзя. Приведем простой пример.

23 апреля 1906 года в московского генерал-губернатора была брошена бомба, начиненная гвоздями (как видим, современные террористы ушли не слишком далеко от своих предшественников времен первой русской революции), в результате чего вице-адмирал был легко ранен в левую ногу. Покушавшегося захватили на месте преступления, после чего Дубасов в письме к императору Николаю II попросил царя не предавать преступника(Адмирал на тот момент еще не знал, что террорист — эсер Борис Вноровский — был смертельно ранен при взрыве «адской машины».) военному суду — в то время это автоматически означало смертную казнь для обвиняемого.

И напоследок нелишне будет привести отзыв о Дубасове знаменитого российского политика Сергея Витте:

«Человек прямой, честный и мужественный. Он был не только мужественно и политически честен, но был и остался истинно благородным человеком.... Дубасов — человек очень твердого и решительного характера. Он не орел, — для того, чтобы что-нибудь усвоить, ему требуется довольно много времени, но раз он усвоил, сообразил, — тогда он крайне тверд в своих решениях. Вообще, Дубасов человек в высшей степени порядочный и представляет собой тип военного».


На наш взгляд, весьма лестные слова, учитывая крайнюю скупость Витте на положительные характеристики.

Были в русском флоте и люди, которые стали заниматься политикой волею случая либо не зависящих от них обстоятельств — уже упоминавшийся адмирал Федор Авелан был далеко не одинок.

Настоящий приключенческий роман можно написать лишь по одному эпизоду из жизни офицера Корпуса инженер-механиков флота Павла Кузьминского (1840–1900), создателя газовой турбины.

В 1885 году император Александр III в знак недовольства действиями болгарского князя Александра Баттенбергского, объявившего Болгарию независимым государством без согласования с великими державами(После Берлинского конгресса 1878 года Болгария считалась автономным княжеством в составе Османской империи.), приказал покинуть ряды болгарской армии и военно-морских сил всем подданным Российской империи. Офицеров таких было немало — по сути, Россия с нуля создавала болгарские вооруженные силы. Подчинились все, кроме Кузьминского.

Справедливости ради надо сказать, что для такого демарша у дававшего присягу русского морского офицера была как минимум одна веская причина. Дело в том, что Кузьминский, состоявший в должности главного инженер-механика болгарского флота, не имел о монаршей воле ни малейшего представления, поскольку на момент прихода в русское посольство в Софии соответствующего императорского указа находился в плавании.

Но, как известно, незнание закона не освобождает человека от ответственности за его невыполнение. На берег инженер-механик вступил человеком без гражданства — российского он был автоматически лишен, а болгарского, естественно, не имел. Пришлось, как говорится, жить между небом и землей. Вернее, на нейтральной полосе между двумя государствами.

Между тем русский инженер-механик на болгарской службе оказался человеком весьма изобретательным. Не без изрядной доли самоиронии он объявил себя ни много, ни мало, а «самостоятельной державой». Именовалось сия держава — «Павел Первый-Единственный».

«Человек-государство» решил обосноваться на небольшом острове, расположенном в течении реки Дунай между территориями Румынии и Болгарии. Восемь месяцев подряд Кузьминский вел весьма активный образ жизни. При появлении румынских пограничников он перебегал на болгарскую часть острова, а когда прибывал болгарский патруль — на румынскую. Он уже успел стать чем-то вроде местной достопримечательности, как вдруг получил разрешение вернуться на Родину.

Последние годы жизни бывший главный инженер-механик болгарских военно-морских сил работал библиотекарем Балтийского судостроительного и механического завода в Санкт-Петербурге. Возможно, большинство его сослуживцев даже не подозревали о столь богатом приключениями периоде его жизни.

Случалось, что инициатива офицера ставила Россию на грань вооруженного конфликта с одной из великих держав.

Так, в 1860 году начальник отряда русских кораблей в Тихом океане (официально он именовался «Экспедицией в китайские и японские воды») капитан 1-го ранга Иван Лихачев(Иван Лихачев (1826–1907) — в 1883 году вышел в отставку в чине вице-адмирала.) договорился с властителем нескольких островов к северу от Японии о переходе под российский протекторат. Это, впрочем, очень не понравилось британскому МИДу, и российским судам пришлось покинуть архипелаг. Возможно, прояви российское внешнеполитическое ведомство больше настойчивости, последующая история Российской империи и ее флота могла бы сложиться несколько по-другому. Ведь злосчастные острова носят название Цусимских...

И напоследок вспомним о человеке, который действительно мог именовать себя «первым революционным адмиралом». Речь пойдет о капитане 1-го ранга Модесте Иванове (1875–1942). Этот морской офицер, также принимавший участие в обороне Порт-Артура в 1904 году, был не менее заслуженным человеком, чем вице-адмирал Андрей Максимов. О его личных качествах может говорить полученная в 1907 году Золотая сабля с надписью «За храбрость» (более распространенное название — «Золотое оружие»).

К моменту Октябрьской революции Иванов командовал 2-й бригадой крейсеров Балтийского моря, состоявшей из устаревших кораблей (включая и легендарный крейсер 1-го ранга «Аврора»). Дальнейшей его карьере способствовал матрос с крейсера «Диана», который находился под началом капитана 1-го ранга в 1915–1917 годах.

Кстати, по прихоти судьбы выбор будущего коменданта Московского Кремля Павла Малькова(Павел Мальков (1887–1965) — в октябре 1917 — марте 1918 года был комендантом Смольного, а в 1918–1920 годах — комендантом Московского Кремля.) пал на правнука декабриста Павла Пестеля (1793–1826).

Некоторое время с 4 ноября 1917 года Модест Иванов, по сути, руководил Морским ведомством — видимо, новая власть нуждалась в опытных администраторах. 21 ноября его произвели в контр-адмиралы. В дальнейшем Иванов работал в Пограничной охране и в торговом флоте. В 1936 году ему было присвоено звание «Герой Труда». Умер бывший капитан 1-го ранга в блокадном Ленинграде.


Просмотров: 11759

Источник: Манвелов Н. В. Обычаи и традиции Российского Императорского флота. — М.: Яуза, Эксмо, 2008



statehistory.ru в ЖЖ:
Комментарии | всего 0
Внимание: комментарии, содержащие мат, а также оскорбления по национальному, религиозному и иным признакам, будут удаляться.
Комментарий:
X