Как работала контрразведка бандеровцев после 1945 г.
---
Веранду насквозь просвечивают лучи заходящего солнца. На столе кувшин с домашним вином. Хозяин живет один. Двое сыновей от первого брака остались в Москве.
Когда представилась возможность получить земельный участок под индивидуальную застройку в Крыму, квартиру оставил детям, а сам уехал на юг. Всю жизнь строил для других, уйдя на пенсию, захотелось собственными руками сделать дом для себя.
Мы, съемочная группа Центрального телевидения, заехали к нему по просьбе нашего оператора, который был рад возможности навестить отца. «То, что знает отец, очень пригодится для вашего будущего фильма», – сказал он. Мы охотно согласились.
– Вас интересует мое пребывание в Западной Украине? – хозяин дома посмотрел в сад, где осенних работ невпроворот, и глубоко вздохнул. – В конце сороковых – начале пятидесятых специалистов-добровольцев в Западную Украину не было. Приказывала партия. Не желаешь – партбилет на стол. Война с бандеровцами в прессе объяснялась кратко – идет классовая борьба. Кого к какому классу причислять, пойди – разберись. В партизанской войне нет ни формы, ни знаков отличия. Внешне все люди как люди. то время вокруг Львова леса кишели бандеровскими отрядами. Советская власть на сельские, особенно отдаленные, районы не распространялась. Урны для голосования на выборах возили по селам на бэтээрах в сопровождении автоматчиков. Местные власти не справлялись с разгулом бандитизма. Международная обстановка способствовала этому. Шла холодная война. Дело в том, что эсэсовская дивизия «Галичина», укомплектованная уроженцами западных областей Украины, в сорок пятом году сдалась в плен англичанам.
После некоторой переподготовки их забрасывали в Западную Украину для партизанской борьбы. Перед моим приездом во Львове был зарублен гуцульским топориком известный украинский писатель Ярослав Галан. Он разоблачал связи униатской церкви с Ватиканом и Гитлером. Бандера призывал своих сторонников к открытому террору против Советской власти.
Тогдашний первый секретарь ЦК КПУ Никита Хрущёв предложил Сталину переселять западноукраинскую молодёжь на шахты Донбасса, чтобы тем самым лишить бандеровские формирования пополнения. Но получилось наоборот. Напуганная такой перспективой, молодёжь подалась в банды.
В Москве меня проинструктировали, с кем встречаться, на кого опереться, кого остерегаться. Во Львовском аэропорту ждала машина. Пароль, ответ – все по инструкции. Сажусь рядом с водителем. Не доезжая до поста ГАИ, машину останавливает военный патруль. Объясняют, что дальше опасный участок дороги. Для высоких должностных лиц полагается охрана. На заднее сиденье подсаживается солдат с автоматом. Хотя меня об этом не предупреждали, но раз надо – подчиняюсь. Через некоторое время солдат приказывает свернуть в лес на объезд. Едем по хорошо накатанной лесной дороге. Сборы в Москве были суматошными, в последние дни недосыпал, а тут расслабился и задремал.
Очнулся от легкого похлопывания по плечу. Наша машина стоит посередине лесной поляны. Полуденное солнце высвечивает зеленый ковер молодой травы. Кряжистые ветви могучих дубов прикрывают поляну причудливым шатром. Из-за деревьев не спеша выходят вооруженные люди. Кое-кто держит оружие на плечах, как гуцульские топорики. До меня наконец дошло, куда меня завезли. Раздается крик: «Батько, прыихалы!».
Народ рассаживается, образуя полукруг. Набралось человек пятьдесят. В центр вынесли плетёное белое кресло. Думаю, не для меня ли? Оказывается, нет. Из кустов вышел мужчина, мой ровесник, лет тридцати пяти. Подошел к креслу и кряхтя, с усилием опустился в него.
– Бисовый радикулит. Грыцько прылепыв газету с керосином на поясныцю. Спына горыть, а нэ помогае.
Собравшиеся оживились. Каждый по-своему предлагал меры борьбы с радикулитом. Батько поднял руку, и все приутихли.
– Ну, покажить, кого на цей раз прывэзлы.
Тот солдат, что ехал с нами, уже стоял рядом с машиной и открыл дверцу. Я вышел. Он ловко скользнул ладонями вдоль тела и ввел меня в круг импровизированного амфитеатра.
«Ах, вот оно что, готовится представление. Какая же роль отведена мне?». В тот момент почему-то я не испытал ни страха, ни дрожи в коленях. На вопрос батьки: – «Кым будеш?» – отвечаю спокойно. Называю фамилию, имя, отчество, должность, куда направляюсь.
– Мыкола, провирь! – обращается батько к сидящему на траве с кипой бумаг хлопцу. Тот роется в бумагах.
– Москаль говорыть правду, батьку.
Батько потирает поясницу, наклоняясь в кресле. Смотрит мне в глаза.
– Коммунист?
Глаза в глаза отвечаю: «Беспартийный».
Согласно условиям командировки партийный билет я оставил в Москве.
– Мыкола, провирь!
В полной тишине слышно шуршание бумаг.
– Коммунист, батьку.
И называет дату вступления в партию и номер билета.
Грянул смех. Наконец-то зрители получили то, чего ждали. Я почувствовал, как подо мной качнулась земля. Не от страха. От стыда. На арене Колизея после такого провала публика скандировала бы: «Смерть гладиатору!»
– Значит, нэ справжний коммунист, –хохочет, превозмогая боль в пояснице, батько.
Собравшиеся на все лады повторяли: «Не справжний!»
Батько слегка поднял руку. Смех поутих. Меня поразила дисциплина в отряде. Никакой анархии. Взмах руки – и тишина. Значит, авторитет батьки безупречен. Он снова посмотрел мне в глаза.
– На ций поляни побувало багато настоящих коммунистив. Воны не цуралысь зваться коммунистами. А ты не справжний. Хлопци не дадуть сбрехать.
– Не справжний! – хором подтверждают хлопцы.
Сгораю от стыда. Что же я так сплоховал? Все, что им надо от меня узнать, – наперед известно. Но решил – играть, так играть. Думаю, раз ты, батько, хитрый хохол, то готов посоперничать с тобой как хитрый татарин. Говорю батьке.
– Я же татарин. А кто татарину, да еще без партийного билета, доверит руководящую должность?
– И то правда, – соглашается батько, – Мыкола, провирь!
Судя по всему, Микола – начальник контрразведки. Он перекладывает бумаги с места на место. Находит нужную.
– Татарин, батько. И вся ридня – татары. Тилькы жинка украинка. А чи крещеный, чи мусульманин – нэ напысано.
Снова взрыв смеха. Батько кряхтит и выгибает спину.
– Щоб вин сказывся той керосын.
Изрекает поучение: «Бог у каждои людыны на земли свий».
Все в знак согласия закивали головами. Я вдруг почувствовал, что наступил некоторый психологический перелом в настроении собравшихся. И решил им воспользоваться.
– Ты, батько, для своих хлопцев авторитетный руководитель. Прекрасно понимаешь, не всю жизнь им прятаться по лесам. Многим нужно заканчивать школы, учиться дальше, работать. Так вот я еду в Западную Украину строить учебные заведения для вас и ваших детей. Я своё отвоевал. Был на войне подрывником. Надоело разрушать. Хочу строить. Я инженер-строитель.
– Мыкола, провирь.
Микола не сразу находит нужный документ.
– Говорыть правду. Закинчив будивэльный институт. Назначен управляющим трестом по Львивский области.
Батько задумался. Все приутихли. Ждали, что скажет он.
– Давайте, хлопци, прыймемо такэ ришення. Хай цей кэривнык прыступае до своих обовязкив.
Наступила полная тишина. Батько снова посмотрел мне в глаза.
– Но будуть прыходыты до тэбэ мои хлопци, быры их на роботу.
Собрание загудело, одобряя мудрое решение. Я внимательно присмотрелся к хлопцам. Возраст от пятнадцати до двадцати пяти. Какие обстоятельства вынуждают их быть оторванными от нормальной жизни?
– Будуть прыходыты и говорыты – мы вид батька.
Мне ничего не оставалось, как кивать головой в знак согласия. Сход закончился. Сажусь в машину. На заднем сиденье все тот же охранник. Едем молча. При выезде на трассу Аэропорт – Львов сопровождающий вышел и исчез в лесу. Меня удивило, что наш выезд из дубовой рощи происходил в зоне видимости поста ГАИ. И дорога в лес накатанная. Нечто похожее на страх стало охватывать меня чуть позже. Вспомнился случай из студенческой жизни. Это было на Кавказе. Чтобы обогнать своих товарищей и явиться на место сбора раньше всех, я решил от Афонского монастыря спускаться не по серпантину, а прямо по крутизне. Пробираясь вниз, увидел, как под ногами сверкнула серебристая лента змеи. От неожиданности потерял равновесие и покатился вниз, царапаясь о колючий кустарник. Спустя некоторое время, уже в полной безопасности, почувствовал, что меня бьет озноб. То был страх задним числом – и змея могла ужалить, и мог покалечиться. Вот и сейчас, обдумывая допрос в лесу, начал испытывать страх. Что стоило батьке пустить меня в расход? И откуда в банде такая осведомленность? Значит, утечка информации происходит где-то в верхах? К водителю, естественно, возникло недоверие. Или он член банды, или сочувствующий.
В городе отпустил машину. Водителю сказал, что голова разболелась, хочу пройтись. Из телефона-автомата набрал номер начальника госбезопасности по Львовской области. Представился и попросил срочно принять по весьма конфиденциальному делу. Объяснил, куда прислать машину. Через некоторое время я в кабинете начальника госбезопасности. Вкратце рассказываю о происшествии в лесу. Начальник поднимает трубку ВЧ:
– Вы на месте? Через десять минут мы у вас.
Едем ещё куда-то. Оказываемся в кабинете первого секретаря обкома. Рассказываю более подробно, что со мной случилось по дороге из аэропорта. Реакция первых лиц области – возмущение. Первый секретарь заявляет: то, что случилось, знаем только мы втроем. Приступайте к работе. Обустраивайтесь в гостинице. За номером организуем наблюдение и охрану. На том и расстались.
В последующие дни принимаю дела, составляю планы, знакомлюсь с сотрудниками. Согласно расписанию встречаюсь с посетителями.
В один из приёмных дней в мой кабинет вошёл молодой человек, лицо которого показалось знакомым. Обращается ко мне по имени-отчеству.
– Батько просыв спытать. Вин з вамы поступыв по-людски, а вы пишлы на нас жаловаться. – И он стал пересказывать в подробностях мои разговоры с первыми лицами области. Уходя произнес: «До такого керивныка наши хлопци на роботу не пидуть».
Слова прозвучали как угроза. Я почувствовал себя падающим в пропасть. Как можно бороться с бандитизмом при такой утечке информации? Кто же из нас троих предатель? Первый секретарь? Начальник госбезопасности? Или я? Получается, что крайним оказываюсь я. Смалодушничал на допросе в лесу, обещал брать на работу бандитов по их требованию. По этим показателям в те времена я подходил под «Высшую меру» – расстрел.
В тот же вечер, не заезжая в гостиницу, отправился в аэропорт и первым же рейсом улетел в Москву. Предстал перед своим начальством, рассказал о случившемся и заявил: «Во Львов не вернусь. Сначала установите, кто из нас троих предатель».
Решения своей судьбы ждал недолго. Снова вызывают. Партбилет на стол не потребовали. Но и сочувствия ко мне особого не проявили. Очередное назначение в той же должности – на Сахалин. Я вздохнул с облегчением.
Здесь, в Крыму, моим соседом оказался ветеран внутренних войск. Приблизительно в то же время он занимался ликвидацией бандеровских формирований. Именно он и помог мне кое в чём разобраться. Оказывается, у бандеровцев была довольно хорошо организована контрразведка. Утечка информации происходила на уровне ЦК Компартии Украины. Не говоря уже о низовых звеньях. Вы только представьте, националисты прятали свои архивы в отделе редких рукописей Ленинградской публичной библиотеки имени Салтыкова-Щедрина. Шушкевич и другие руководители бандеровского движения отлично владели правилами конспиративной борьбы. У них имелся огромный опыт. Материальную поддержку получали из Лондона и Мюнхена. Одно время они даже готовили теракт на Красной площади, а взрывчатку хранили в гостинице «Метрополь». На убыль бандеровское движение пошло лишь после того, как Москве удалось обезглавить руководство движения и объявить амнистию. Восемь тысяч молодых парней сложили оружие.
В командировках никогда не обременял себя лишними вещами. Но в поездку на Сахалин взял с собой томик А.П. Чехова с описанием его поездки на Дальний Восток. И не пожалел. Особенно мне понравилось то место у Чехова, когда каторжане, увидев его, все без исключения, сняли головные уборы. Я все думал – почему? Возможно, потому, что писатель на Руси всегда был выразителем совести и чаяний народа. Ведь никто из ссыльных не просил у Чехова ни заступничества, ни милостыни.
На Сахалине я работал начальником строительства. В один из осенних дней посещаю объект, куда привезли новую партию зэков. И вдруг кто-то из них обращается ко мне по имени-отчеству на характерном западно-украинском диалекте. Всматриваюсь – неужели те самые хлопцы с дубовой поляны? Так и есть. Они. Спрашиваю:
– А батько с вами?
Отвечают:
– Сгинув батько. Ходыв слух – свои вбылы. У нас було свое гестапо.
– А вы как сюда?
– Напоилы нас чем-то снотворным. А колы проснулысь бачимо – мы в тюрьме МГБ.
Тот, который был у меня на приеме, – улыбается:
– Не забулы як я приходыв до вас в кабинет?
– Ну как же, такое разве забывается.
– У меня було завдання – застрэлыты вас. Но не в кабинети, а колы пидэтэ в гостыныцю. А вы куда-то пропалы.
Я засмеялся. Смеются и они.
– Ладно, будете хорошо работать, я в долгу не останусь. Ваша настоящая жизнь еще впереди. Вы прирожденные краснодеревщики. Мне такие специалисты нужны.
Многим из них впоследствии я выдал положительные характеристики. Уверен, что сделал для этих ребят что-то очень важное и отеческое. Расставаясь, они плакали.
Долго сидим молча. Солнце зашло. Веранда медленно растворилась в тихих сумерках. На небосклоне зажглась одинокая яркая звезда. На мой вопрос, почему в поселке так тихо, хозяин ответил:
– Шум создает молодежь, а она здесь не задерживается. Уезжает в города. Странное дело, пока работал, людская сутолока меня угнетала. Хотелось тишины и покоя. И вот наконец дождался. Признаюсь вам откровенно – ничего нет печальнее одиночества, особенно на закате жизни.
Он отвернулся и стал смотреть на мерцающую звезду. Потер глаза. Мне показалось, хозяин дома смахнул выступившую слезу.
Просмотров: 15076
statehistory.ru в ЖЖ:
