В.Ф. Солдатенко. Нарративный фактор в историографическом освоении феноменов Гражданской войны, интервенции и оккупации
Изменчивая политическая конъюнктура продолжает негативно сказываться на исторических публикациях, особенно посвященных таким непростым по природе и постижению, интерпретации страниц прошлого, как Гражданская война, а также неразрывно связанных с ней фактов и процессов иностранной военной интервенции и чужестранной оккупации.

Наглядным подтверждением высказанному наблюдению являются противоречащие научным подходам тенденции в новейшей украинской историографии. В академических изданиях обобщающего, итогового характера отрицается сам факт Гражданской войны в Украине [2, с. 20; 5, с. 10]. Он ловко подменяется утверждениями о «военно-политическом противоборстве», как правило, инспирированном большевистскими агрессиями со стороны Советской России [2, с 20; 5, с. 10]. Одновременно предлагается весьма изобретательная словесная эквилибристика относительно таких устоявшихся на протяжении десятилетий феноменов, как австро-германская оккупация Украины в 1918 г., а также военная интервенция стран Антанты, начавшаяся в конце 1918 г. в Крыму и южных украинских портах. В первом случае предлагается весьма «оригинальная» терминологическая и смысловая трактовка — «Австро-германских войск контроль над территорией Украины 1918 г.» [4, с. 19-20], а во втором — «Антанты воинское присутствие на Юге Украины 1918-1919» [1, с. 94]. Очевидно, стремлением найти некий «примирительный», «смягчающий», паллиативный вариант между хорошо известными объективными реалиями и не во всем убедительной их терминологически-понятийной оценкой является вводимая в научный оборот новейшая дефиниция «нетипичная оккупация», которой характеризуется ситуация в Украине в 1918 г. [6]

Такое, можно сказать, ключевое «категориальное» словотворчество порождает целую цепочку производных определений марионеточного режима, как, например: «гетманат П. Скоропадского — модель консервативной революции», «гетманская Украинская Держава — малороссийский проект» и много тому подобных.

Автору данного сообщения приходилось не один раз обращаться к затронутому аспекту, публично доказывать целесообразность если не строго текстуального, адекватного заимствования терминологии из документов эпохи (в некоторых случаях уточняющая коррекция и возможна, и даже желательна, логично оправдана), то, во всяком случае, приближения используемого понятийного инструментария к содержательной, смысловой основе источников, сформировавшейся непосредственно в процессе изучаемых событий [7; 9; 10; 11].

Среди прочих мотивов, рядом с призывом отказаться от игнорирования документальных изданий с воспроизведением источников, в том числе зарубежного происхождения, только потому, что они появлялись в советское время, содержались обращения к новейшим публикациям интернациональных коллективов исследователей [3], сущностно аутентичных в терминологических проявлениях с давно устоявшимися представлениями и оценками. Такие издания, выстроенные на скрупулезном использовании документов и материалов иностранного происхождения, продолжают время от времени пополнять историографический арсенал ученых. Среди них и недавний выход в свет книги «Украина-1918. Взгляд из Германии» [12].

Книгу подготовило издательство «Содружество “Посев”» в переводе с немецкого, с предисловием и комментариями Л.В. Ланника. В книгу вошло три публикации непосредственных участников событий: Ханса Тинтрупа «Война на Украине» (впервые появилась в 1919 г. в Штутгарте и переиздана в 1938 г. в Эссене), Фридриха Шрадера «Беженцем через Украину: из дневника моего бегства из Константинополя» (опубликована в 1919 г. в Тюбенгене) и Карла Гельсхорна «С германскими войсками на Украине: к истории германской катастрофы» (Кенингсберг, 1919).

Автор первого материала Х. Тинтруп в качестве вначале лейтенанта, затем капитана-кавалериста с первых же дней похода германского воинского контингента в Украину и практически до окончания акции участвовал в осуществлении оккупационной политики, побывав во многих регионах Украины — от Волыни до Донбасса, от Одессы до Таганрога. Профессору Ф. Шрадеру довелось из Одессы кружным путем вокруг Киева выбираться к западной границе, испытав тяготы положения гражданина потерпевшего поражение в Первой мировой войне государства в конце 1918 г. — начале 1919 г. К. Гельсхорн, будучи военным священником, также не понаслышке знал и пытался оценить то, что происходило в Украине практически с первых месяцев оккупации и до триумфа власти Директории.

Несомненно, все трое обладали недюжинным литературным талантом (по крайней мере, довольно хорошими публицистическими способностями), склонностью к серьезной аналитике и обобщениям, а написанное ими органично дополняет друг друга, позволяет воссоздать комплексную, весьма реалистичную и довольно убедительную картину.

Конечно, в коротком сообщении нет возможности передать (хотя бы посюжетно упомянуть) все подходы и оценки действий и фактов, которые нашли отражение в книге [8]. Целесообразно ограничиться лишь наиболее важными и существенными, по существу — нарративными (может, больше — концептуальными по смысловой нагрузке) моментами.

Поскольку далее в предлагаемом тексте ссылки осуществляются исключительно на единственный источник — книгу «Украина-1918. Взгляд из Германии» [12], представляется оправданным указывать в скобках ссылки только на ее соответствующие страницы.

Характерно уже название первой главы записок — «Вторжение» (с. 11-25). Кстати, переступив 19 февраля 1918 г. «через сеть русских окопов и заграждений», германские войска были обескуражены: окопы были пусты и давно заброшены (с. 12-13). Заняв без единого выстрела Луцк, они начали очень быстрое наступление на Ровно. «Наше продвижение катилось вперед, вглубь страны настолько беспрепятственно, — говорится в публикации, — что мы по-прежнему выставляли охранение лишь из чувства долга, а в остальном наступали как на маневрах...» (с. 13-14).

Данный аспект представляется весьма важным. Он свидетельствует о том, что скудные войска УНР оставляли две недели тому Правобережье без сопротивления — просто уходили, а красноармейские части даже практически не успели войти в регион. Но проникающие вглубь украинской территории иностранные войска «по неоспоримому праву войны с полным основанием» (с. 19) начали присваивать себе имущество местных граждан, осуществлять «совершенно законную его реквизицию» (с. 20). Грабеж коснулся, конечно, в первую очередь крестьянства, поскольку иноземные воины с сожалением буквально на каждом шагу встречали «множество бессмысленно сожженных поместий» (с. 21), хотя сразу же уловили «ненависть к местному чуждому по национальному происхождению, то есть польскому дворянству» (с. 22).

Проникая все далее в сердце Украины, пришельцы ощущали не только радушный прием со стороны местных жителей (такое, особенно в первые дни, тоже было), но и массовое сопротивление в попытках добыть продовольствие и фураж, когда «зачастую оставалось только хвататься за кобуру пистолета», что, по мнению немецкого офицера, являлось естественным для «любой оккупационной армии» (с. 26). Терминами «завоевательный поход», «оккупация», «оккупационный режим», «иностранная оккупационная армия», «немецкая «аннексия Украины»», повсеместные «рейды» и «реквизиции», «мягкая малая война», «карательные экспедиции против банд грабителей» (речь о восстающих крестьянах, которых без каких-либо сомнений именуют большевиками. — В. С.), «неусыпная охрана станций, линий железной дороги и сооружений» пестрят страницы рассказа Х. Тинтрупа, чем дальше внедрялись в регион новоиспеченные союзники (см., напр.: с. 27, 29, 31, 32, 41, 73, 162, 178, 285 и др.). При этом необходимо сделать особый акцент на том, что речь идет не о рассыпанных повсюду попавшихся под руку удобных или случайных словах, а о сознательной характеристике реальных процессов и явлений, заполнявших жизнь граждан Украины и тех иностранных воинов, которые оказались на подчиненной себе вооруженной силой территории.

То есть опровергать десятилетиями складывавшиеся представления и оценки относительно характеристики германского пришествия в Украину как интервенции и оккупации вряд ли оправданно. Смысл и содержание категорий новой книги причастных к событиям лиц явно свидетельствует об обратном.

Особенно убедительны в отмеченном отношении серьезные, грамотные размышления священнослужителя К. Гельсхорна, который поставил перед собой задачу «осмыслить причины... нашей катастрофы» в 1918 г., понять, как случилось, что «Украина. для нас, немцев, является просто одной из утраченных позиций» (с. 283).

Отец Карл, как и другие его соотечественники, пытается не только раскрыть причины военной экспансии в Украину, но и найти элементы оправдания непростым фактам. Естественно, он апеллирует прежде всего к тому, что «ведь к нам за помощью обратилось само украинское правительство, так как своими силами справиться с большевиками оно не могло» (с. 285). При этом у немецких военнослужащих преобладало убеждение в правомерности своей миссии: «Когда мы, немцы, только вступили на Украину, то испытывали возвышенное ощущение, что пришли сюда как спасители и освободители, как для наших соотечественников — многочисленных немецких колонистов, так и для украинского населения, которое страшно притесняли большевистские банды, сжигавшие все подряд» (с. 285). В цитируемой фразе привлекает к себе внимание такой аргумент, как акцент на стремление в водовороте революционных потрясений прийти на выручку германским колонистам, что почти всегда остается вне поля зрения украинских авторов. Для зарубежных авторов неоднократное обращение именно к данному соображению, особенно касательно регионов Юга Украины и Крыма, где проживало достаточно много этнических немцев, является отличительной чертой рассуждений.

Попутно следует заметить, что все три автора книги исходят из того, что большевизм, несомненно, был злостным врагом для украинцев и его обязательно необходимо было физически уничтожить. Неизменный синоним тут — бандитизм. И сомнений на данный счет не обнаруживается, когда не только факты расходятся с декларативными утверждениями, но и, кажется, уже вплотную подводят к выводу, что основной массив местного населения — крестьянство, согласно неопровержимым фактам, было вовсе не против политики большевиков. Так, К. Гельсхорн вполне резонно замечает: «.Никак нельзя умолчать о том, что немцы слишком уж однобоко защищали интересы польских крупных помещиков (речь прежде всего о Правобережье. — В. С.). Тем самым мы заставили (тут и далее подчеркнуто мною. — В. С.) украинских крестьян возненавидеть себя, ведь они силой попытались увеличить свои скудные наделы за счет помещиков и теперь со злобой смотрели, как немцы лишают их всех приобретений» (с. 286).

Своему соотечественнику вторит и Х. Тинтруп, вполне здраво рассуждая, что «...в этом и крылась причина провала всех прежних и будущих попыток контрреволюции; ведь сколь бы мало ни осознавал русский мужик (немецкие авторы не всегда различают термины «украинец» и «русский». — В. С.) идеалы советского государственного устройства, многократно усилившего нажим на него и донимавшего его своей неустроенностью, он все же ни на миг не замедлил бы поспешить под красное знамя ради борьбы против белых генералов, победа которых означала для него возвращение прежних порядков» (с. 27-28).

Однако в целом реалистичные соображения наталкивались на прагматичные расчеты руководства оккупантов, которые вынуждали их действовать в ином направлении. «Значительная часть чиновничества, чье содействие было для нас незаменимым, комплектовалась выходцами из высших слоев буржуазии, тесно связанной с помещиками кровными узами и деловыми связями. Поэтому важным направлением нашей “реальной политики” было сохранить их на своих постах при наличии у них хотя бы отчасти доброй воли к сотрудничеству: это была цель, которая казалась в целом стоящей известных затрат» (с. 29).

Иными словами, во главу угла жестко ставился корыстный немецкий интерес, хотя автор и стремится к оправданию якобы детерминированных действий: «...земельный вопрос был коренным и в нашей оккупационной политике. Мы пришли в эту страну извне и не имели никаких оснований выставлять себя слугами уже свергнутых порядков; в том, что закон здесь был попран, мы были ни в коем случае не виноваты. Единственной и безусловной, судя по здешним обстоятельствам, нашей задачей было извлечь для себя максимальную выгоду. Чисто по-человечески следовало сожалеть о том, что достояние русских помещиков отобрано и разграблено, а высший слой буржуазии претерпевает суровые лишения, однако это никак не должно было воздействовать на наши политические расчеты.

То, что последнее все-таки случилось, я могу признать только тяжелой ошибкой. Оказалось, что все перипетии и последствия часто проявляемой деловитости, чувство общности сословного происхождения, схожий образ мысли и частные интересы крупных украинских помещиков и промышленников, с одной стороны, и нашего высшего генералитета, который с охотой или без нее все же взялся здесь и за политику, — с другой, возобладали над требованиями холодного рассудка и национальной выгоды» (с. 28).

Воспроизведенное вполне определенно свидетельствует о том, что в «реальной политике» оккупантов, безусловно, доминирующим был классовый (сословный) подход, осознанное, неприкрытое вмешательство в ведущуюся Гражданскую войну, как бы такое впечатление ни старались сегодня сгладить, подменить любыми другими аргументами, в первую голову — потребностями противодействия революционным, леворадикальным устремлениям и процессам.

Приведенные соображения и оценки из анализируемого издания представляются совсем не излишними. На них желательно обратить внимание тем отечественным историкам, которые считают определения «интервенция», «оккупация», «марионеточный режим П.П. Скоропадского» и другие, связанные с ними, досужими домыслами советской историографии, следствием идеологического давления на ученых тоталитарной системы. Но немецких авторов, опубликовавших свои работы еще в 1919 г., вряд ли можно заподозрить в симпатиях к коммунистическим доктринам, влиянию на них большевистских взглядов (на страницах книги встречается немало резко негативных оценок большевизма (с. 230, 260, 329, 332 и др.)). Просто в данном случае мы имеем дело с рефлексиями очевидцев на непростые события, попытками их по возможности адекватнее передать и непредвзято оценить. Речь, по существу, о мемуарных первоисточниках высокого качества, содержащих весьма важную информацию для размышлений и научных выводов.

Вряд ли стоит специально подробно останавливаться на сюжетах, связанных с экономическими (хозяйственными) аспектами деятельности оккупационного режима. Достаточно ограничиться лапидарным замечанием-выводом: «На Украине, где их (германских и австро-венгерских войск. — В. С.) продвижение шло особенно быстро и легко, они поистине наложили руку на кладовую России, и в глубине души уже видели, как столь же точно, сколь и тщательно организованная и бестрепетно работающая администрация тут же “оприходует” все эти запасы...» (подчеркнуто мною. — В. С.). Как добиться цели — «предоставить в распоряжение германского народного хозяйства продовольствие и сырье» (естественно, украинские), оккупанты решали сами (с. 285). И это, в общем-то, весьма хорошо известно.

Неоднозначные выводы следуют из содержащегося в книге анализа немецко-украинских отношений. Попытки доказать, что «уважение к немцам было очень велико», разбиваются о категорическую констатацию, что начавшейся крестьянством войне «концакрая не видно» (с. 291).

Поэтому на основе обобщения сведений как на внутреннем фронте, так и неутешительных информаций, поступавших с западного театра военных действий, евангелический пастырь решился произнести проповедь, облеченную в тревожные тона и предсказанием печальных перспектив. Когда воинскому начальству стало об этом известно (солдат на богослужения в храмы делегировали, даже издавали для этого специальные приказы, а офицеры особого рвения не проявляли), реалистично мыслящего священнослужителя вначале отстранили от осуществления своих прямых функций, а затем и вовсе через военное министерство отозвали с Украины (с. 296-297).

Таким образом, в оценках и рассуждениях К. Гельсхорна содержится значительный массив интересных сведений, касающихся весьма тонких, деликатных аспектов (польский, еврейский факторы в оккупационной системе координат, подробности совершения культовых обрядов, их связь с политикой и др.), которые помогают обогатить палитру представлений о сложнейших процессах.

По-своему ценными представляются и подробнейшие дневниковые путевые заметки профессора Ф. Шрадера. Охватывая хронологически небольшой период (ноябрь 1918 г. — январь 1919 г.), они отражают малоизвестные и воспроизведенные в исторических трудах события, связанные с выводом из Украины германского и австро-венгерского воинского контингента. Как правило, реконструкцию проблемы в изданных трудах заканчивают двумя датами — 12 и 14 декабря 1918 г. — отбытием из Киева последнего эшелона с оккупационными властями и частями, а также отъездом вместе с ними П.П. Скоропадского, который отрекся от гетманства. Однако всегда оставалось ясным (но не проясненным), что полумиллионная военная армада, масса гражданского иностранного чиновничества вместе с огромными обозами никак не могли в сжатые сроки (до овладения Киева Директорией) покинуть огромную по европейским масштабам страну.

Материалы высокопоставленного чиновника, вынужденного с выходом Болгарии и Турции из империалистической войны спасаться бегством на родину из Стамбула через Украину вместе с другими немецкими военными и гражданскими лицами (чтобы избежать нежелательного контакта с властями Антанты), на примере частных, но весьма выразительных, красноречивых примеров отражают сложнейшие перипетии украинско-немецких отношений, в условиях краха Украинской Державы П.П. Скоропадского, победы антигетманского восстания и возрождения Украинской Народной Республики под эгидой Директории.

Хотя Ф. Шрадер являлся широко эрудированным, опытным дипломатом, знакомства для него с украинской действительностью через узкую вагонную щель оказалось явно недостаточно, чтобы принимать за истинные многие высказанные им сентенции. Так, если не сознательно лукавит, он не может постичь причин ненависти к германским оккупантам, механически олицетворяемым любым этническим немцем. Так, посетив привокзальный рынок в Знаменке, он отмечает: «Это прямо насмешка над нашей бедной голодающей Германией. Тут в наличии огромные запасы сала, колбасы, смальца. Все люди — вполне упитанные, а уж некоторые из крестьянок с их курносыми носами и в высоких мужских сапогах, прямо Афродиты. А вот с мужчинами дело другое. Они глядят мрачно и недоверчиво. Едва завидят немца, в их душе явно что-то происходит. И это вовсе не симпатия или любовь. Это — ненависть, яростная ненависть и желание мести, которое может испытывать только славянин. Да что же мы такого сделали этим людям? Спросите солдат, а уж они вам расскажут» (с. 236). И если вопрос звучит почти патетически, хотя и является голой демагогией, то апелляция к виртуальным солдатским рассказам, очевидно, рассчитана на то, что во главу угла ставятся впечатления эшелонного путешествия. Автор считает совершенно неестественными, алогичными попытки украинских воинов на ряде станций разоружить немцев, чего определенное время удавалось избежать, давая взятки, откупаясь шнапсом, в конце концов закончившиеся сдачей оружия и частичным грабежом снаряжения и багажа (с. 242-253, 254-255, 264 и др.).

Каких только возмущенных эпитетов и характеристик это не заслуживает. Жаль только, что тот же автор забывает свои же слова, несколько ранее занесенные в дневник. Рассуждая о том, что нужна новая, послевоенная, демократическая Россия, профессор-дипломат пишет, что «путь к этой новой России идет сквозь мрак бесконечной смуты, проходит по развалинам гетманского режима, созданного нами и защищаемого, но неверными средствами. Ведь давно уже ни для кого не секрет, что по отношению к украинцам мы жестоко заблуждались. Сами же наши солдаты рассказывали, как им доводилось грабить сельское население этой страны, отбирая скот, их коров и свиней, а также продовольствие. Несмотря на всю общность интересов, связывавшую нас с украинцами, между нами и украинским крестьянством вставало привидение-правление, которое мы осуществляли на основе насилия» (с. 215). Наверное, другой ответ на поставленный Ф. Шрадером вопрос искать не стоит, как ясно и то, что могли по этому поводу рассказать солдаты-оккупанты.

Разве что можно добавить только краткую фразу из послесловия к своему дневнику профессора: «Не подлежит никакому сомнению, что мы, немцы, поступали с украинцами вовсе не так, как хотели бы, чтобы поступали с нами» (с. 277). Обращение к логике одной из библейских заповедей в данном случае выглядит не лишним.

Подытоживая, необходимо отметить, что историки получили в свое распоряжение весьма интересное издание, дающее дополнительный заряд для исследований, для научных рассуждений, для обоснования концептуальных выводов и реконструкций непростых страниц нашего прошлого. Естественно, как и к любому другому источнику, к материалам книги «Украина-1918. Взгляд из Германии» следует применять критический анализ, что, несомненно, еще не один раз будет делаться в будущем. Но уже сейчас, в первом аналитическом приближении с большой долей уверенности можно констатировать, что многое из воссозданного авторами — непосредственными участниками событий, пронзительно наименованных «свирепыми вихрями войны» (с. 183), заслуживает безусловного доверия и может быть эффективно использовано.

Как представляется, осуществленный нарративный экскурс в новейшую книгу зарубежных авторов имеет не только ограниченное, узкорегиональное значение. Проявление внимания к нему может быть небесполезно, конструктивно использовано и в более широких территориальных (географических) параметрах, в применении методологических и методических подходов при исследовании истории Гражданской войны и в других (временном в том числе) измерениях.

Список литературы



1. Верстюк В.Ф. Антанти військова присутність на Півдні України 1918-1919 // Енциклопедія історії України. Т. 1. К.: Наукова думка. 2003. С. 94.

2. Верстюк В.Ф. Від «Великой Октябрьской социалистической революции и гражданской войны на Украине (1917-1920)» до «Нарисів історії Української революції» й далі: трансформації дослідницької парадигми // Український історичний журнал. 2017. № 3. С. 20.

3. Дорнік В., Касьянов Г., Ліб П., Міллєр А., Расевич Б. Україна між самовизначенням і окупацією. 1917-1922 роки. К., 2015. 512 с.

4. Лупандін О.І. Австро-німецьких військ контроль над територією України 1918 // Енциклопедія історії України. Т. 1. К.: Наукова думка. 2003. С. 19-20. Нариси історії Української Революції. К.: Науково-виробниче підприємство «Видавництво «Наукова думка»» НАН України. 2011. С. 10.

5. Пиріг Р.Я. Відносини України і Центральних держав: нетипова окупація. К., Інститут історії України НАН України. 358 с.

6. Солдатенко В.Ф. В горниле революций и войн: Украина в 1917-1920 гг. Историко-историографические эссе. М.: РОССПЭН. 2018. 670 с.

7. Солдатенко В.Ф. Дополнительные аргументы против тенденции отказа от принципиальных подходов и оценок (соображения в связи с книгой «Украина-1918. Взгляд из Германии» // Гілея. Науковий вісник. Збірник наукових праць. Вип. 145 (№ 6). Ч. І. Історичні науки. К., 2019. С. 156-162.

9. Солдатенко В.Ф. Порівняльна історіографічна оцінка міжнародного становища України за доби Гетьманату П. Скоропадського // Проблеми всесвітньої історії. 2017. № 2 (4). С. 9-33.

10. Солдатенко В.Ф. Режим гетьманату 1917 р. у світлі документів та сучасних історичних студій // Український історичний журнал. 2016. № 6. С. 151-174.

11. Солдатенко В.Ф. Україна 1918 р. в транснаціональному контексті: історіографічний дискурс // Гілея. Науковий вісник. Збірник наукових праць. 2017. Вып. 117. С. 7-20.

12. Украина-2018. Взгляд из Германии. М.: Содружество «Посев», 2018. 336 с.

<< Назад   Вперёд>>