Плановая система в ретроспективе. Анализ и интервью с руководителями планирования СССР

Вопрос о неиспользованных возможностях плановой системы беспокоил советское руководство с самого начала существования этой системы. В конце 1920-х гг. даже разрабатывались «контрольные цифры по борьбе с потерями» и в 1930 г. в Москве издательством «Планхозгиз» была издана книга «Борьба с потерями в народном хозяйстве». Однако с тех пор этот вопрос все реже подвергался открытому обсуждению, поскольку официально провозглашено было, что при социализме в противоположность капитализму все производственные возможности могут быть рационально использованы. Тем не менее потери сохранялись и росли, причем нередко быстрее, чем масштабы хозяйства. Тогда был пущен в ход термин «неиспользованные резервы» — как иное наименование для хозяйственных потерь, призванное помочь избежать при обсуждении этой проблемы серьезного идеологического урона. (Заметим, что в данном случае речь не идет о страховых либо плановых резервах хозяйства, а именно о потерях.) Заметим в этой связи, что для характеристики широты дискуссий о резервах и потерях и ее терминологии представляет большой интерес весьма полная библиография по теме, приводимая в монографии К.Б. Лейкиной (11, с. 129—133).

Широкое обсуждение проблемы «резервов» началось при Хрущеве, в конце 1950-х гг., в связи с составлением семилетнего плана и активно продолжалось в 1960—1970-х гг. Интересно отметить, что в ходе этого обсуждения к концу 1970-х гг. термин «потери» стал все чаще употребляться рядом с термином «резервы», а затем вновь вышел на первый план (о чем еще будет сказано ниже). Однако и при этом обсуждении сохранялась идеологическая предпосылка о том, что плановая система при определенных организационных улучшениях способна использовать свои «резервы», избавиться от потерь.

Официальная оценка общих масштабов доступных для использования «резервов», вероятно, впервые была приведена министром финансов А.3веревым в статье «Внутренние резервы — на службу семилетке». Согласно семилетнему плану на 1959—1965 гг. общий .объем капитальных вложений должен был составить 2 триллиона рублей. Из них примерно половину, т.е. 1 трлн., по оценке Зверева, собирались получить за счет мобилизации «резервов». Эти дополнительные накопления предусматривалось получить за счет снижения издержек производства (путем улучшения использования сырья, материалов, топлива и др.), сокращения больших объемов незавершенного строительства, уменьшения запасов неустановленного оборудования и т.п. («Правда». 24 янв. 1959).

Данная оценка означала косвенное признание того, что в плановом хозяйстве ежегодно терялось от бесхозяйственности примерно 140 млрд, рублей; учитывая тогдашний уровень цен на товары производственного назначения, можно считать эту сумму сопоставимой с аналогичной суммой долларов.

Были ли в действительности использованы указанные «резервы», сократились ли потери? Выпущенная в 1970 г. академическим Институтом экономики книга 22 специалистов «Интенсификация и резервы экономики» (редактор В. Красовский) заставляет сделать вывод, что и через десять лет «резервы» не только сохранились, но и возросли.

Так, говоря о потерях полезных ископаемых при их добыче и переработке, один из авторов книги отмечает: «Вызывает тревогу систематический рост этих потерь. За 1940—1967 гг. средний уровень потерь полезных ископаемых возрос при добыче каменного угля с 18—20 до 30%, железных руд — с 12—15 до 25, руд цветных и редких металлов — с 10—12 до 15—20, калийных солей — до 50—60, слюды — до 90%». Аналогичное положение по нефти и газу, о чем свидетельствует значительное превышение среднего расчетного коэффициента нефтеотдачи — 0,5 — над фактическим — 0,37 (9, с. 37—38). Стараясь смягчить эти выводы, автор оговаривается, что при общих ежегодных потерях при добыче полезных ископаемых в 600 млн. т и при их переработке в 350 млн. т «экономически неоправданные потери» составляли соответственно 100 и 50 млн. т (9, с. 39).

О колоссальном перерасходе такого ресурса, как вода, свидетельствуют цифры: технологическими нормами предусматривалось расходование в среднем по стране 115 куб. м воды на 1 т стали, а фактически расходовалось 250 куб. м; еще большие потери воды при производстве азотных удобрений, синтетического волокна, электроэнергии. Отсутствие платы за воду вело к тому, что 18—20% мощностей водохозяйственных систем работало вхолостую (9, с. 80—81, 83).

В книге отмечается, что за семилетие 1959—1965 гг. парк оборудования в промышленности, строительстве и сельском хозяйстве удвоился, но эффективность его использования в итоге понизилась. Выпуск валового продукта в расчете на 1 рубль стоимости парка оборудования в названных секторах в 1965 г. сократился по сравнению с 1958 г. на 21,5%. Переходящие объемы неустановленного оборудования увеличивались за последние годы плана в среднем на 30% в год (9, с. 106, 111). Не означало ли все это расширения «резервов» вместо их использования?

В названной книге авторы отнесли к числу «резервов» и чрезмерную материалоемкость производства, особенно машиностроения, и отсталую общую структуру хозяйства, и несоответствие промышленного выпуска требованиям НТП, и низкий технический уровень оборудования на многих предприятиях, его неудовлетворительную загрузку, и многое другое. Иными словами, не только прямые потери, но и все виды отставания планового хозяйства от мирового уровня ими зачислены в «резервы» этого хозяйства.

Как отмечено выше, к концу 1970-х гг. эти «резервы» стали все чаще именовать их настоящим именем — потери. В 1979 г. НИИ ЦСУ СССР разработал «Типовую методику исчисления потерь и резервов в сфере материального производства», где предлагал определять потери как неиспользуемые, неполностью или неоптимально используемые возможности производства.

Это определение потерь как слишком узкое критиковала К.Лейкина из академического Института экономики. В своей книге «Снижение потерь в народном хозяйстве — важный резерв повышения эффективности», изданной в Москве в 1980 г., она писала: «Потери в широком смысле, отвечающие содержанию этого понятия и характеризующие нереализованные возможности социально — экономического развития общества, представляют разрыв между сложившимся уровнем удовлетворения материальных и культурных потребностей трудящихся и объективно возможным, исходя из наличных ресурсов производства» (11, с. 13, 22). Поскольку было общеизвестно, что потребности «удовлетворяются неудовлетворительно», можно, видимо, считать, что в этом определении в скрытой форме содержится констатация весьма низкой эффективности не только плановой системы, но и всего существовавшего тогда социально-экономического строя, условно именуемого теперь в России госсоциализмом.

<< Назад   Вперёд>>