3. Влияние политики правительства на прирост населения
П. Н. Милюков, оговариваясь, что «наша статистика весьма груба и часто не идет в своих показаниях дальше официального объяснения причин убыли того только количества дворов, которое оказывается исчезнувшим при сравнении цифр двух переписей», справедливо полагает, что «за неимением лучших — и данные этой статистики могут иметь некоторый интерес». Он берет данные о судьбе 19 376 убылых по переписи 1710 г. дворов; распределение их показано в табл. 42.

Таблица 42
Убыль населения по переписи 1710 г.
(выборочные данные)

Убыль населения по переписи 1710 г.

Эти пропорции Милюков распространяет на разницу между числом дворов по переписи 1678 г. и по переписи 1710 г. Общая убыль «по всем рубрикам выразится, — пишет он, — огромной цифрой 1 221 887 м. п., именно: 1) умерло 354 525 человек; 2) взято в солдаты и на работы 250 000; 3) побеги — 454 770; 4) переходы — 107 580; 5) нищенствуют — 11102; разные причины— 44 010». Правда, тут же он оговаривается, что общая цифра «значительно уменьшится, если заметим, что переход в другое сословие и на другие земли совсем нельзя считать убылью; что побеги в значительной степени также кончались простым выбором нового места, т. е. колонизацией; что естественное вымирание восполняется естественным приростом, большей частью игнорируемым нашей статистикой. Приведенные цифры должны только показывать, что потрясение, испытанное населением, было гораздо шире и глубже, чем можно заключать по цифре прямой убыли»82.
Этот вывод вызывает недоумение, так как остается неясным, какой же стала в результате оговорок «цифра прямой убыли». П. Н. Милюков сам признает, что смерть от естественных причин восполняется естественным приростом, а переходы и побеги нельзя считать убылью. Добавим, что нищенствовать и разбойничать умершие, как известно, не могут. Что же остается? «Влияние правительственной деятельности», т. е. солдатчина и работы, и «разные и неизвестные причины». Но не все солдаты погибают, и не все работники умирают от работы, а запустение дворов от «разных и неизвестных причин» тоже нельзя полностью отождествлять с убылью населения.

Допустим все же, что из населения, вошедшего в две последние рубрики (солдаты, работники, неизвестные причины), погибло не менее половины, т. е. по подсчету Милюкова 150 тыс. чел. Всего по переписи 1710 г. было зарегистрировано, по его же данным, округленно 2 млн. 875 тыс. чел. м. п. (без учета утайки населения). Если принять число женщин равным числу мужчин, то из общего числа 5 млн. 748 тыс. чел. обоего пола погибло 150 тыс. чел. м. п. Следовательно, по расчету П. Н. Милюкова, влияние войн и реформ выразилось в насильственной гибели всего 2,6% населения, и вследствие этого еще в понижении в какой-то мере естественного прироста. Для оценки потерь населения П. Н. Милюкову необходимо было выяснить величину естественного прироста — тогда только можно было бы сказать, превысила ли убыль населения рождаемость (т. е. уменьшилась ли численность населения) или только понизился естественный прирост, и насколько. Поэтому оценка влияния правительственной деятельности у П. Н. Милюкова осталась невыясненной.
Сказанное приводит к очевидному выводу о том, что нужен какой-то иной подход к выяснению влияния войн и реформ на численность населения, нежели использование только тех данных, которые сохранились в местных источниках. Эти данные важны, их можно использовать для расчетов, но по многим районам они просто отсутствуют, или неполны, и, кроме того, взятые в отдельности, они могут исказить общую картину.
Остановимся на некоторых исходных данных для предлагаемого расчета (не претендующего на безусловность и исключительность).

Отсутствие данных о количестве рождений и смертей оставляет единственный путь для определения естественного прироста: нужно исключить эмиграцию и иммиграцию населения, и тогда естественный прирост за изучаемый период выразится в разнице между численностью населения на начало и на конец периода, т. е. в разнице между итогами переписи 1678 г. и I ревизии.
Однако здесь мы сталкиваемся с существенными затруднениями.
Во-первых, у нас нет надежных данных о размерах эмиграции и иммиграции населения.
Во-вторых, общепринято мнение о большей полноте и точности учета при проведении I ревизии, чем при переписи 1678 г.
В-третьих, период влияния войн и реформ не совпадает с промежутком между переписью 1678 г. и I ревизией, а охватывает только вторую половину этого промежутка.
В-четвертых, отсутствуют сведения о нормальной величине естественного прироста в изучаемый период, т. е. невозможно сравнить полученные путем расчета данные с каким-то эталоном.

Эти затруднения серьезны, но, на наш взгляд, преодолимы.
Эмиграция из России имела место, главным образом, на западе (уход крестьян за рубеж), поскольку уход на Дон мы рассматриваем как внутреннюю миграцию. Число ушедших за рубеж неизвестно; в нескольких случаях источники сообщают об уходе более ста человек. Но известны и переселения в Россию в этом районе. По мнению В. К. Яцунского, даже в XVIII — первой половине XIX в. эмиграция и иммиграция были относительно невелики (по сравнению с общей численностью населения) и их можно не принимать в расчет. Из осторожности (может быть, преувеличенной), мы все-таки исключим из нашего расчета переселившихся в Россию украинцев; тогда — если допустить, что эмиграция на западе понизила численность населения по I ревизии — разница между переписью 1678 г. и I ревизией даст нам заниженную величину естественного прироста, но не завысит его.
Разницу в полноте и точности учета между переписью 1678 г. и I ревизией мы компенсируем, во-первых, включением однодворцев в итог переписи 1678 г., во-вторых, учетом утайки населения в 1678 г. в тех же размерах, как и при подушной переписи, т. е. в 25%, и в-третьих, исключением из расчетов ясашных людей, нерусских народов, дворянства, духовенства и приказных людей, учет которых был особенно неточен.
В период Северной войны население, несомненно, понесло потери. Они могли выразиться: 1) в уменьшении естественного прироста к 1719 г.; 2) в том, что он только восполнил потери населения в войне и 3) в уменьшении численности населения по сравнению с 1678 г. Задача как раз и заключается в том, чтобы выяснить, что же произошло, а ответ — в первом приближении — зависит от разницы между переписью 1678 г. и I ревизией: если численность населения уменьшилась, то прав П. Н. Милюков, а если увеличилась, то встает задача определить, какая часть естественного прироста уцелела83.

Тут нужен критерий. По нашему мнению, таким критерием может быть среднегодовой темп прироста между ревизиями. Обоснование следующее: изучаемый период (1678—1719 гг.) составляет часть того периода феодализма, когда господствовало крепостничество (1649—1861 гг.); известен среднегодовой темп прироста в 1719—1857 гг.; в XVIII и тем более в XIX вв. влияние эпидемий, голода и т. п. событий было слабее, чем в раннее средневековье84; наш период примыкает к этому времени и только половина его уходит в XVII в. (и то составляет конец этого столетия); следовательно, среднегодовой темп прироста в 1719—1857 гг. может считаться максимальным темпом прироста; если бы удалось установить темп прироста за весь период 1649—1861 гг. или хотя бы за 1678—1857 гг., то он мог бы оказаться меньше или таким же, но никак не больше.
Далее, поскольку Северная война уменьшила естественный прирост, темп прироста между I и II ревизией, т. е. в следующие за войной 20—25 лет, должен быть ниже прироста за весь период 1719—1857 гг.; предполагая, что во время войны, т. е. в 1700—1719 гг., темп прироста был ниже, чем в 1678—1699 гг., и что именно это обстоятельство понизило общий темп прироста во всем изучаемом периоде (1678—1719 гг.), можно ожидать, что этот общий темп прироста в 1678—1719 гг. будет ближе к темпу прироста за следующие 25 лет, чем к темпу прироста за весь период с 1719 по 1857 г.

Поэтому в качестве критерия возможно принять среднегодовые темпы прироста: за 1719—1857 гг. как максимальный и за 1719—1762 гг. как близкий. Иначе говоря, исчисленный нами среднегодовой темп прироста за 1678—1719 гг. должен быть близок к 0,66 и, во всяком случае, не превышать значительно 0,81 (среднего для 1719—1857 гг.)85.
Выше мы указывали, что для большей уверенности в полноте учета населения переписью 1678 г. предпочтительно принять размер утайки и недоучета населения в 25%. В табл. 43 показана разница в приросте при утайке и недоучете в 25% и при использовании порайонных величин утайки (см. табл. 2).

Таблица 43
Расчет численности населения при различной величине утайки при переписи
1678 г. (в тыс. чел., только мужчины и дети мужского пола)

Расчет численности населения при различной величине утайки при переписи

Приведенные в табл. 43 цифры определяют минимальную и максимальную возможную величину среднегодового темпа естественного прироста (вычисленную по формуле сложных процентов) при различной величине абсолютного прироста:

Прирост (в %)Среднегодовой темп прироста
320,67
370,77
410,84


Таким образом, исчисленные нами среднегодовые темпы прироста населения в изучаемый период колеблются между 0,67 и 0,84, что говорит о близости определенного нами прироста к истинному. Конечно, наши данные не претендуют на точность; следует допустить возможность большего недоучета и большей утайки населения в 1678 г., чем принятые нами (хотя нам это представляется маловероятным). Но даже и в таком случае проблема изменения численности населения в изучаемый период может считаться решенной: численность населения бесспорно возросла. Наиболее вероятным процентом прироста осторожнее считать 32%86.
В демографической литературе имеются расчеты прироста населения всей Европы в XVII—XVIII вв. Урланис, сделавший их обзор, предложил свои поправки. Поскольку они касаются и России, необходимо остановиться на этом подробнее.
Прирост населения в России во второй половине XVII в. Урланис определил всего в 15% из-за «очень сильной» эпидемии чумы 1664 г., войны с Польшей и восстания С. Т. Разина87.
Следует отдать должное научной осторожности Б. Ц. Урланиса, однако влияние перечисленных факторов не следует переоценивать.

Оценка последствий чумы основывается на впечатлениях современников. Но сам же Б. Ц. Урланис предостерегает исследователей от преувеличения подобных сообщений: «Эти оценки складывались у современников и у историков главным образом под впечатлением гибели в городах... Учитывая, что удельный вес городского населения в Европе в эпоху средневековья в большинстве стран был очень незначителен, естественно предположить, что средний процент смертности в стране в годы эпидемий был намного ниже, чем в городах»88. Польская война велась на окраине государства и не принесла особого разорения стране; восстание Разина охватило лишь Среднее Поволжье южнее Симбирска, а оно тогда было еще мало заселенным (правда, волнения крестьян были и в других районах, но серьезных военных действий там не было). К тому же, по мнению Б. Ц. Урланиса, вывод П. Н. Милюкова о 30% роста населения в 1620—1670-х гг. не лишен правдоподобия, т. к. дает примерно среднегодовой темп прироста 0,5889.
Сейчас уже не вызывает сомнений, что во второй половине XVII в. экономика России испытывала подъем. Можно предположить, что он сопровождался и некоторым повышением естественного прироста. А если это так, то для 1670-х гг. более правильна оценка П. Н. Милюкова, дающая среднегодовой темп прироста 0,5.
Следовательно, полученный нами среднегодовой темп прироста за последующий 41 год (0,67) правдоподобен.

Учитывая величину естественного прироста, следует признать, что потери населения вследствие войн и реформ могли уменьшить естественный прирост в начале XVIII в. и понизить его рост в дальнейшем. Но ни о каком значительном (для того времени) уменьшении естественного прироста и, тем более, ни о каком уменьшении самого населения не может быть и речи.
Это положение, вытекающее из рассмотренных выше данных, подтверждается и предлагаемым расчетом возможных потерь.
Потери населения в последней четверти XVII в. вследствие эпидемий местного значения и войн с турками и татарами и понижения вследствие этого естественного прироста были относительно невелики. Мы не принимаем их во внимание, тем более, что они как-то компенсировались повышением естественного прироста на заселяемых территориях. Существеннее потери в начале XVIII в. Они заключались: 1) в наборе рекрутов и мобилизации населения на работы, т. е. в изъятии работоспособного населения из участия в воспроизводстве населения и 2) в гибели населения на войне и на работах (потери вследствие эпидемий мы тоже не учитываем, т. к. эпидемии были локальными). Попытаемся подсчитать эти потери.

По расчету Урланиса, потери в войнах составляли 40 тыс. чел.90
Можно ли установить потери от мобилизаций на работы?
По подсчету П. А. Колесникова, за 1705—1717 гг. умерло на работах 2,9 тыс. чел., мобилизованных из 14 уездов Поморья (Важского, Великоустюжского, Вологодского, Двинского, Каргопольского, Кеврольского, Мезенского, Олонецкого, Соликамского, Сольвычегодского, Устьянских волостей, Чарондской округи, Яренского и части Хлыновского уезда), насчитывавших вместе 368 тыс. чел. сельского населения по I ревизии91. Черносошные крестьяне Поморья поставляли рабочих не меньше, а больше, чем другие районы страны; по данным того же П. А. Колесникова, поморяне работали даже на южных стройках.
Взяв ту же пропорцию погибших для всей страны, получим 42 тыс. чел. за 12 лет. В год это составляло в среднем 3,5 тыс. чел., за 20 лет — 70 тыс. чел.92
В общей сложности потери в войнах и на работах составили за 20 лет около 110 тыс. чел. или 1% населения обоего пола93.
Рекрутские наборы в 1699—1725 гг. охватили 284 тыс. чел.94 Добавив к ним 70 тыс. чел. погибших на работах, получим 354 тыс. чел. Из 40 тыс. чел. военных потерь большая часть была солдаты, т. е. рекруты; округлим общую цифру потерь до 370 тыс. чел.
Предположим, что эти 370 тыс. чел. имели бы в нормальных условиях такой же среднегодовой темп прироста, какой был у всего населения России (на сопоставимой территории) за последующие 138 лет — с 1719 по 1857 г., т. е. 0,81%. Тогда за 20 лет они увеличились бы на 16%, т. е. на 60 тыс. чел., и составили бы 430 тыс. чел. Отметим, что так как эти 370 тыс. чел. отвлекались постепенно в течение 20 лет, то прирост у них был бы меньше, так что наш расчет несколько завышает его, а не занижает.
К потерям следует отнести весь естественный прирост, который был бы у этих 370 тыс. чел. (60 тыс. чел.) и фактические потери (110 тыс. чел.), т. е. всего около 170 тыс. чел. Они увеличили бы численность населения до 5531 тыс. чел., общий прирост — с 1292 до 1462 тыс. чел., среднегодовой темп прироста составил бы не 0,67, а 0,75.
Таким образом, предполагаемые потери от войн, мобилизаций и понижения вследствие них естественного прироста при расчете, дающем завышенный результат, составляют около 11 % возможного естественного прироста и понижают среднегодовой темп прироста не более, чем на 0,08%. В действительности же потери составили около одной десятой естественного прироста.95
Следовательно, хотя войны и мобилизации несколько понизили естественный прирост, об убыли населения не может быть и речи.
Чтобы покончить с вопросом о потерях населения, необходимо рассмотреть еще одно предположение, а именно, что до начала Северной войны численность населения была больше, чем по I ревизии96.
Это предположение обосновывалось на двух разных исходных тезисах.
Первый тезис (Милюкова) признавал убыль населения между 1678 и 1719 гг. в 20%. Отсюда вытекало, что численность населения в 1678 г. была на 20% выше, чем в 1719 г. Мы уже видели, что между 1678 г. и 1719 г. численность населения не убыла, а значительно возросла.
Второй тезис (Урланиса) определял потери от войн в 200 тыс. солдат, а общие потери в 5—6% населения, и относил их к периоду 1700—1719 гг. Отсюда следовало, что численность населения в 1700 г. была на 5—6% выше, чем в 1719 г. Но цифру потерь солдат Урланис взял в 1941 г. из военно-исторической литературы. Позднее он специально изучил потери России в войнах и определил потери в Северной войне в 40 тыс. чел.
Наш расчет показал, что с учетом потерь прирост в изучаемом периоде (за 41 год) составил бы 1462 тыс. чел. Следовательно, среднегодовой прирост был бы равен 36 тыс. чел., а к 1700 г. численность населения увеличилась бы только на 792 тыс. чел. и достигла бы цифры 4861 тыс. чел. В 1719 г. она составляла 5361 тыс. чел., т. е. за 19 лет возросла на 500 тыс. чел. Среднегодовой же прирост в период Северной войны понизился до 26 тыс. чел. В этом выразилось влияние войн и реформ, но оно отразилось лишь на уменьшении прироста, как это и было показано выше. Значит, и в 1700—1719 гг. рост численности населения продолжался, хотя и в более медленном темпе.



82Милюков П. Н. Государственное хозяйство России..., с. 271—272. Отметим, что приравнивать процент убыли дворов к проценту убыли населения, как это сделал Милюков, методически неправильно, так как запустение двора вызывается убылью работников, а не всего его населения.
83Мы заранее принимаем, что война неблагоприятно отразилась на росте численности населения, т. е. уменьшила естественный прирост.
84Урланис Б. Ц. Рост населения в Европе. М., 1941, с. 195.
85Темпы прироста см.: Кабузан В. М. Народонаселение России в XVIII —
первой половине XIX в. М., 1963, с. 165.
86Но даже если исходные данные занижены и прирост был еще меньше, то все же в изучаемом периоде, несмотря на войны и реформы, можно считать доказанным наличие прироста, а не убыли населения.
87Урланис Б. Ц. Указ. соч., с. 188.
88Там же, с. 346—347.
89Там же, с. 188.
90Урланис Б. Ц. Войны и народонаселение Европы. М., 1960, с. 44.
Бескровного).
91Колесников П. А. Миграция северного крестьянства в XVI — начале
XVIII в., с. 369; он же. Северная Русь, вып. 2. Вологда, 1973, с. 11.
92Это, возможно, преувеличенная цифра.
93Потери охватывали только мужчин.
94Очерки истории СССР... Преобразования Петра I, с. 347 (подсчет Л. Г. Бескровного)
95Ясно, что эти цифры приблизительны и условны. Округлив потери до 400 тыс. чел., получим примерно те же соотношения. Здесь важна тенденция.
96Милюков П. Н. Очерки по истории русской культуры, т. 1. СПб., 1909, с. 26;

<< Назад   Вперёд>>