II
Правительство посчитало необходимым полностью изолировать Никона, и, вдобавок к аресту, оно запретило какие-либо контакты между ним и его московскими друзьями, а также между ним и восточными патриархами.
Бояре попытались использовать оппозицию по отношению к Никону со стороны старообрядцев и тех, кто втайне симпатизировал им. Представляется, что Лигарид помог боярам организовать анонимную петицию к царю от лица русских епископов. Она была составлена позднее мая 1663 г., очевидно, епископом Вятским Александром, который был известен своими связями со старообрядцами. Петиция содержала обвинения, подобные тем, что звучали в «Вопросах – Ответах» Лигарида – Стрешнева, вроде порицания названия «Новый Иерусалим», данного Никоном Воскресенскому монастырю. Петиция убеждала царя своей властью возвести в сан нового патриарха не дожидаясь Собора.1246
Весной 1664 г. Лигарид стал правой рукой царя не только в подготовке церковного Собора, но и в управлении русской церковью. Местоблюститель патриаршего престола, Питирим, был возведен в сан митрополита Новгородского, что явилось продвижением вверх по иерархической лестнице, но фактически давало Лигариду больше свободы действий в Москве. Митрополит Ростовский Иона был назначен на место Питирима. По всей видимости, как царь, так и Лигарид ожидали от Ионы большей сговорчивости, нежели от его предшественника.1247
В феврале 1664 г., как раз в самый разгар кампании против Никона, в Москву из сибирской ссылки возвратился признанный лидер старообрядческого движения протопоп Аввакум, который был среди первых, выразивших протест против его нововведений.1248
Друзья Аввакума в Москве (среди них и царица Мария) развернули деятельность по поддержке протопопа. Вероятно, царь разрешил Аввакуму вернуться в Москву в 1660 г., но дошло оно до него только лишь в июне 1662 г, так как он находился в то время в Даурии (район верхнего Амура).
Возвращение Аввакума и его семьи было длительным. К началу лета 1663 г. они добрались до Тобольска – в то время места пребывания хорватского политического утописта и панслависта Юрия Крижанича. Он был римско-католическим священником, стремившимся к объединению христианских церквей и ощущал себя членом идеальной единой церкви. В современной России подобным же подходом к проблеме церковного единства был проникнут русский философ Владимир Соловьев (1853-1890 гг.). В согласии со своими религиозными идеями, Крижанич решил встретиться с Аввакумом, но последний, отличавшийся крайней нетерпимостью, отказался позволить ему войти в свое обиталище или дать свое благословение.1249
Возвратившись в Москву Аввакум, сначала очутился в довольно дружественной атмосфере. Как он писал в своей автобиографии: «Меня приняли как ангела Господня царь и бояре; всякий был рад видеть меня».1250
Один из первых визитов Аввакум нанес Ртищеву, который опустился на колени перед протопопом и попросил у него благословения. Ртищев сказал царю о возвращении Аввакума, и Алесей немедленно, хотя и с некоторой сдержанностью, принял его.1251 Характерной чертой личности Ртищева была преданность старым друзьям. Будучи сердечен с Аввакумом, он оставался верным и Никону, несмотря на опалу последнего. В доме Ртищева Аввакум встретил двух женщин, которым суждено было стать его наиболее стойкими последовательницами и защитницами – сестер Соковниных. Одна та них – Феодосия Прокофьевна – была вдовой боярина Глеба Морозова; другая же – Евдокия Прокофьевна – была женой князя Петра Урусова, старого воина и придворного.
Среди остальных аристократов, просивших Аввакума о духовном наставничестве, были вдова, княгиня Анна Репнина (урожденная Пожарская), князь Иван Хованский и князь Иван Воротынский. Однако, хотя бояре считали полезным держать в Москве стойкого противника Никона, они не были расположены к тому, чтобы предоставить Аввакуму возможность играть важную роль в государственных и церковных делах.
Вскоре стало ясно, что Аввакум остался таким же непримиримым как и раньше. Он поносил не только Никона, но «никонианство» и требовал вернуться к старым обрядам и старым книгам. Как одна н ревнителей благочестия дониконианских времен, он проповедовал аскетизм и чистоту христианской жизни. И хотя Аввакум, как Иосиф Волоцкий в XVI в., считал царя стражем церкви и не одобрял защиты Никоном высокого положения патриарха, тем не менее он придерживался того мнения, что церковь должна руководить государством, и что царю следует слушаться советов ревнителей. И, конечно, Аввакум выступал против западного влияния еще более страстно, чем Никон.
Вскоре бояре достаточно наслышались проповедей Аввакума. Они пришли к мнению, что если бы ему представилась возможность, тот стал бы еще более неуправляемым и опасным для интересов государства, чем Никон. Они опасались также личного влияния Аввакума на царя, но и самому царю досаждала деятельность Аввакума. Когда некоторые церковные иерархи жаловались Алексею, что Аввакум поносил их за «модернизм» и моральную распущенность, Алексей, хотя сам все еще симпатизировал Аввакуму, отдал приказ, чтобы несговорчивого протопопа отправили в Пустозерск на севере России в устье реки Печоры.
Вполне характерно, что Алексей предпочел отсутствовать в Москве, когда 28 августа 1664 г. отряд стрельцов арестовал Аввакума: на рассвете того самого дня царь уехал в свое излюбленное пристанище – в Коломенское.1252
В ноябре Аввакум со своей семьей, высланной вместе с ним, добрался до Холмогор на нижней Двине, откуда Аввакум направил письмо царю, умоляя его позволить им остаться там, ввиду тягот дальнейшего путешествия суровой зимой. Царь сначала приказал, чтобы они продолжали путь, но вскоре позволил им остановить на зиму в Мезени (примерно в одной трети расстояния от Холмогор до Пустозерска).

<< Назад   Вперёд>>