VI
После трудов г-на П.Соколовского и г-жи А.Ефименко вопрос об истории поземельной общины, сколько мы знаем, никем не подвергался самостоятельной разработке. Но его касаются очень многие из наших ученых, заявляя сочувствие то тому, то другому направлению.
Н.Д.Чечулин выступает горячим сторонником древности общинного землевладения. Приведя мнение Б.Н.Чичерина о том, что общинные переделы земель нельзя относить ко времени, предшествовавшему прикреплению крестьян, автор говорит: "Положения Чичерина по этому вопросу опровергнуты многими исследователями" (Города. 118). К сожалению, почтенный ученый не указывает, кем именно, а такое указание было бы особенно важно ввиду того, что и противники профессора Чичерина не находят возможным относить переделы к глубокой древности. По мнению И.Д.Беляева, они возникли "в общинах средневековой России", а по мнению г-на П.Соколовского, не ранее XVII века. Выражая свое сочувствие идее древности переделов, автор приносит и свою дань в подтверждение этой мысли.
В описаниях городских огородов и нив он заметил обозначение их по старому и по новому хозяину, например: "огород попа Антона — Гришинский", "нива Ивана Микифорова —Гавриловская Михайлова". Останавливаясь на причине такого явления, г-н Чечулин приходит к мысли, что такой переход земель от одного владельца к другому мог существовать "несомненно, прежде всего, при общинном землевладении и переделах земель" (117). Таким образом, г-н Чечулин открыл переделы городских земель в XVI веке.

Автор находится в очевидном недоразумении. При переделе земель прежние участки не сохраняются, а из них возникают новые, и обыкновенно, более мелкие; это и есть передел, вызываемый нарождением новых претендентов на общинные земли; вновь возникающие таким образом участки не могли быть названы по старому владельцу, ибо они его не имели; это новые участки, возникшие в силу передела старых. Наименование участка по старому владельцу указывает не на передел, а на переход старого участка к новому владельцу, и только. Автор отмечает и случаи соединения участков нескольких старых владельцев в руках одного нового. Это тоже не передел, это действие сложения, а не деления. Хорошо было бы разъяснить, почему в городах такой переход совершался так часто, как утверждает автор; у него были, говорит он, тысячи таких случаев. К сожалению, автор успокоился на своем предположении общинных переделов городских земель и оставил этот важный вопрос старинного городского землевладения без всякого разъяснения.
Останавливается на происхождении общинного землепользования и г-н Лаппо-Данилевский в своем исследовании об организации прямого обложения. В этом первом своем ученом труде он проявил уже все те свойства, которыми в такой высокой степени отличаются его "Критические заметки". Он и здесь чрезвычайно осторожен. Чтобы не сделать ошибки, он принимает и мнение об исконной древности общины, и мнение о возникновении ее из правительственных мероприятий. Отдел, посвященный крестьянской общине, начинается у него так: "Происхождение крестьянской общины следует, вероятно, объяснять расширением круга родовых отношений, в пределы которых стали мало-помалу входить посторонние элементы, объединяемые уже не столько кровными связями, сколько общими экономическими и духовными интересами" (76). Мнение о происхождении современной поземельной общины из первоначальных родовых отношений высказывается, как мы знаем, очень многими исследователями. Выписанное нами место особенно близко подходит к образу мыслей г-жи А.Ефименко, которая берет на себя труд показать, как "из кровного деревенского союза извлекались его кровные элементы и замещались посторонними" (220, 225 и в других местах). У нашего автора встречаем те же выражения1. Но страницей далее г-н Лаппо-Данилевский присоединяется уже к мнению Б.Н.Чичерина. "Общность экономических и духовных интересов, — говорит он, — была слишком слаба, чтобы образовать более сложные общественные союзы; в то время, когда она лишь подготовляла их образование, последнее осуществилось под влиянием судебно-полицейской и финансовой их зависимости от государства".

Итак, посторонние элементы, начавшие проникать в круг родовых отношений, могли создать только небольшие союзы "одного или нескольких поселений", но были слабы, чтобы образовать более крупные волостные общины. Большие союзы созданы правительством. Первое утверждение совершенно в духе г-жи Ефименко, последнее в духе г-на Чичерина. Общинное землепользование, следовательно, двоякого происхождения: в маленьких поселениях — это перерождение доисторического патриархального быта вступлением в него посторонних элементов, а в больших волостях это следствие правительственной организации, но не финансовой только, а и судебно-полицейской.
В этом соединении двух противоположных мнений автор проявил не одну осторожность, мы наблюдаем здесь и известную уже нам краткость: автор и здесь не задерживается на ученых вопросах, а скользит по ним с некоторой легкостью. О какой крестьянской общине говорит он? О поземельной или административной? Одна может быть без другой; административная может быть даже древнее поземельной. Этого вопроса почтенный ученый, кажется, не выяснил себе. Судя по началу, у него идет речь о поземельной общине. Деревня г-жи Ефименко, от мнения которой он отправляется, составляет "одно поземельное целое". Ее "посторонние элементы, входящие в родственную сферу", делаются участниками землевладения первоначально "кровной родовой клеточки". Под "более же сложными общественными союзами, осуществившимися под влиянием судебно-полицейской и финансовой зависимости от государства", надо разуметь не только поземельную, но и административную общину, ибо судебно-полицейская зависимость от государства могла создать только административную, а никак не поземельную общину. Итак, автор говорит о разных явлениях, совершенно того не замечая.

Далее, повторяя мнение профессора Чичерина, он существенно с ним расходится, не чувствуя ни малейшей потребности объяснить это. У Чичерина правительство организует поземельную общину независимо от величины и сложности поселков, и это совершенно верно. У нашего автора в больших поселках действует правительство, а в маленьких начала, указанные г-жой А.Ефименко. Но какие поселки суть большие и какие маленькие, какие союзы суть более сложные и какие менее сложны, кто и когда провел между ними границу и в каких документах все это различено, об этом автор ничего не говорит, и это никому неизвестно. Все это — соображения, не имеющие никакого основания в источниках и придуманные единственно для того, чтобы устроить некоторый род перехода от мнений г-жи Ефименко к мнению профессора Чичерина. Думаем, что такое чисто механическое склеивание чужих мнений, взаимно одно другое исключающих, ничего не разъясняет, а может быть причиной многих недоразумений.
Профессор Никитский высказывается решительно и ясно. "Во всяком случае, — говорит он, — если в древности и было общинное владение, оно представляет собою совершенно отличное явление от того, что мы разумеем под общиной в настоящее время".2
В осенней (1900) книжке одного ежемесячного издания нам случилось прочитать отзыв о сочинении И.Я.Гурлянда "Ямская гоньба". Автор отзыва, г-н Ч., большой сторонник древности общинного землевладения, говорит, что г-ном Гурляндом найдены новые данные о переделах земель в XVI веке. Мы поспешили сделать справку. Г-н Гурлянд в приложении к своему труду напечатал любопытные рукописи, которые служили материалом для его исследования. На странице, на которую делает указание г-н Ч., читаем:
"И по наказу государева боярина и воеводы... велено... Наугородские ямские слободы московские дороги охотником окологородная десятинная пашня и обежныя земли.., которые земли и сенные покосы и угодья отделены, меж ими поверстати и росписати те земли и сенные покосы и угодья за ними всем поровну" (21 и сл.).

Известие очень интересное, но в нем нет никакого передела, а есть наделение охотников ямских землею по распоряжению правительства. Для устройства ямских охотников отведено некоторое количество земли, которое и велено разделить между ними поровну, так как на них на всех возложены одинаковые обязанности по ямской гоньбе. Вот как появились у нас равные земельные участки, до которых наши общинники доискиваются с таким усердием. Это случилось около 1589 г., и по распоряжению правительства. В другом документе от 1601 г. читаем сперва ссылку на государев указ, на основании которого произведен был дележ государева жалованья ямским охотникам, разных ямских пустошей и полей, а затем самый дележ:
"И к тому полю тем 20 человекам те три пустоши разделил, пашню и сенокосу, пополосно, ровно и захожие земли тех трех пустошей разделил пополосно, ровно" (103).
Вот откуда полосы, которые тоже очень интересуют г-д общинников и которых в старых новгородских книгах нигде нет. Земли разделены по числу охотников, т.е. по людям, обязанным ямской службой. В случае ухода охотников была возможна новая разверстка земель (текст, 139). Это уже близко к нашим современным порядкам. Но все это новости, и в силу правительственных предписаний. Материал, сообщенный г-ном Гурляндом, чрезвычайно интересен, а потому мы и поспешили им воспользоваться. Но доказывает он совсем не то, что было желательно доказать г-ну Ч.



1Г-н П.Милюков относит нашего автора к последователям г-на П.Соколовского (Спорные вопросы. 26). Правда, г-н Лаппо-Данилевский охотно ссылается на г-на Соколовского и принимает даже самые рискованные его положения, например, почти одинаковые размеры подворных участков и припуск деревень (прим. на с.77), а о г-же А.Ефименко здесь не упоминает. Но, чтобы видеть его родство с ее направлением, ссылка на нее и не нужна, автор не только повторяет ее мысль, но даже в ее выражениях. Г-н же П.Соколовский решительно заявляет: "Я старался доказать, что происхождение общины нельзя искать ни в семье, ни в договоре..." (Экон. быт. 125). Он противник происхождения общины из родовых отношений.
2Очерки экономической жизни Новгорода (42)

<< Назад   Вперёд>>