Карты и государственная централизация
Большое количество сохранившихся местных карт XVII века, периода расцвета царского абсолютизма, дает нам средство для проверки этой знакомой картины централизованной государственной власти. Изучая взаимное влияние центральных и местных интересов, отраженное в русских картах, мы можем лучше понять не только значение карт как инструментов государственной власти, но и природу государств раннего Нового времени в более широком смысле. Свидетельства местных карт земельных владений расшатывают принятые концепции государства и периферии, центрального и местного, правителя и подданного в контексте абсолютистского государства раннего Нового времени. Русские провинциальные карты иллюстрируют выгоды, полученные как государством, так и местными действующими лицами, и то, каким образом система правосудия и судебное рассмотрение земельных исков активно способствовали участию подданных в жизни царства. Эти карты и породившие их многочисленные судебные тяжбы позволяют нам уловить аспекты государственной некомпетентности и неэффективности, а также уступчивости и взаимодействия государства, которые часто ускользали из виду при стремлении объяснить безостановочный рост государственной власти.
Династию Романовых, вступившую на трон в 1613 году после опустошительного периода беспорядков, известного как Смутное время, отличало непреклонное стремление к усилению административного, юридического, экономического и культурного контроля над своими подданными и территориями. Этот век был отмечен быстрым развитием государственного административного аппарата, законов и правил, регулирующих поведение, а также реальных полномочий государственных судов9. Неудивительно, что картографические проекты по заказу государства стали неотъемлемой частью роста государственного аппарата и государственной власти. В России действовали все знакомые элементы истории картографии раннего Нового времени: желание централизующегося государства наносить на карту и таким образом знать и контролировать свои широко раскинувшиеся территории, систематизация, проявляющаяся в пренебрежении местными особенностями в стандартной картографической практике, переход от вербальной к наглядной репрезентации. Таким образом, на первый взгляд кажется, что русский случай полностью соответствует общему представлению о составлении карт как об инструменте централизации власти.
Карты, которые чаще всего рассматриваются в работах по развитию русской картографии, подтверждают неразрывную связь между составлением карт и государственными интересами. Карты национальных границ, коммуникаций и маршрутов военных поставок, крепостей и оборонительных линий, а также сибирских и южных границ, несомненно, служили и способствовали государственному расширению и контролю10. Московские власти хотели знать как можно больше о своих территориях, их населении и ресурсах. В собраниях царских библиотек числились экземпляры основных изданных на Западе карт и атласов уже в конце XVI века, а ко времени Алексея Михайловича (1645—1676) картографические фонды были весьма обширны и включали карты мира, Западной Европы, уездов Московии, маршрутов, по которым ходил мятежный Стенька Разин, когда пытался напасть на Москву, а также Китая, Северного моря и т.д.11 Составление Большого чертежа, охватывающего всю Европейскую Россию, и его трудоемкая замена после того, как он был уничтожен пожаром 1626 года, показывают, что к началу XVII века Разрядный приказ осознавал присущие картам стратегические возможности. В сопроводительном тексте, Книге Большому чертежу, записан приказ царя Михаила о том, что к первоначальной карте центральных русских земель необходимо составить дополнение с изображением тактически важных украинских земель на юге. Конкретность царского приказа иллюстрирует государственный интерес к знанию стратегических возможностей региона, его транспортных путей и направлений вероятных нападений.
И другой чертеж велели зделать от царствующаго града Москвы Резанским, и Северским, и Польским городом; от Ливен от города тремя дорогами до Перекопи: дорогою Муравским шляхом, дорогою Кальмиюскою, среднею дорогою Изюмскою против розрядные старые росписы, что зделана роспись в Розряде при прежных государех, от Ливен до Перекопи, и от Перекопи до Козлева, и до Бахчисарая и Альмасарая, и до Корсуни, и до Кафи, и до Крыма, и до Балыклея, и до черкасов, что промеж Черного и Азовского моря остров Таурика, а ныне Крымская орда; и теми тремя дорогами рекам и колодезям, и на реках татарские перевозы и перелазы, которыми татаровя приходят в Русь, и всяким полевым призначным урочищам, и до которых урочищ ездят12.
Из этого довольно запутанного приказа ясно, что стремление царя составить карты своих земель было продиктовано военными и дипломатическими интересами.
9 О росте государственного контроля и управления см.: Modernizing Muscovy: Reform and Social Change in Seventeenth-Century Russia / Ed. J. Kotilaine, M. Poe. London: RoutledgeCurzon, 2004.
10 Например: РГАДА. Ф. 192. Оп. 1. Псковская губерния. № 3; Ф. 210. Севский стол. Ст. 397. Л. 401—402. Многочисленные иллюстрации, примеры и рассуждения см. в работах: Алферова Г.В. Русские города XVI—XVII веков; Градостроительство Московского государства XVI—XVII веков / Ред. Н.Ф. Гуляницкий. М.: Стройиздат, 1994; Постников А.В. Развитие крупномасштабной картографии в России. С. 13—15, особенно рис. 3. Багров воспроизводит дорожную карту территории между Чудским озером и озером Ильмень в книге: History of Russian Cartography up to 1800. P. 13. Fig. 7. См. также его работу: A Russian Communications Map, 1685 // Imago Mundi. 1952. Vol. 9. P. 99—101.
11 Waugh D.C. Library of Aleksei Mikhailovich. P. 299—324.
12 Книга Большому чертежу. С. 49.
<< Назад Вперёд>>
