29 мая. Монотонность госпитальной жизни после привычки к корабельной службе начинает всех тяготить. Отсутствие служебных обязанностей, книг и русских газет заставляет коротать время в беседах. В сумерки вся наша группа, кроме Гирса, собирается на койках лейтенантов Славинского и Шамшева и здесь до сна проводит несколько часов в разборе событий роковых дней 14–15 мая. Восстанавливая все стадии боя, выясняя обстановку и подробности, мы пытаемся разобраться в причинах поражения нашей эскадры и строим прогнозы последствий этого боя для развития военных флотов.
Близость заключения мира после Цусимы стала несомненной. Об этом говорят все японские газеты.
Наиболее злободневным для всех офицеров, попавших в плен после сдачи кораблей, является вопрос: как будет воспринят современной Россией этот беспримерный в истории русского флота факт и какая участь ожидает сдавшихся? Все согласны с тем, что тот или иной поворот дела и его освещение будут прежде всего зависеть от общественных настроений.
Несомненно, оппозиционные и радикально настроенные круги общества будут стремиться на примере Цусимы вскрыть пороки существующей в России системы правительственной власти, которые приводят к подобным катастрофам. В частности, по вопросу организации флота критика прежде всего будет направлена против деятельности центральных учреждений морского ведомства, подготовивших Цусиму. Что же касается личного состава эскадры, то едва ли по отношению к нему общество займет позицию обвинителей и скорее будет считать его жертвой общей негодной системы правительственной власти и военного командования.
Зато правительственные круги и, в особенности, сухопутные адмиралы, сидящие «под золотым шпилем», будут стремиться сделать эпизод сдачи отряда Небогатова центральным моментом всей трагедии флота.
Из японских источников мы знаем, что адмирал Рожественский получил из России очень милостивую «высочайшую» телеграмму с выражением соболезнования по поводу его ранения, а Небогатов, пославший донесение о бое и причинах, поведших к сдаче, никакого ответа не получил. Все эти обстоятельства снова пробудили напряженный интерес к развитию политических событий, происходящих в России.
Вчера произошло одно событие, которое приоткрыло нам завесу на многое, до этого времени остававшееся неизвестным. После обеда, когда мы по обыкновению собрались в углу палаты на койках Славинского и Шамшева и восстанавливали в памяти разные моменты боя, к нам вошел японский переводчик в сопровождении высокого, седого, чисто выбритого красивого старика европейской наружности. Он обратился к нам на довольно чистом русском языке и заявил, что с разрешения японских властей приехал посетить русских пленных в качестве американского консула в Японии и осведомиться, не может ли он быть чем-либо нам полезен.
Обрадовавшись получить ответы на ряд вопросов, мы воспользовались случаем узнать то, что оставалось от нас скрытым. Японский переводчик ушел и оставил нас одних, так что беседа сразу стала непринужденной.
Прежде всего американскому консулу задали вопрос: где он научился так правильно говорить по-русски? Он сообщил, что много лет назад в качестве журналиста жил в России.
От него мы узнали о судьбе многих наших товарищей с эскадры, так как консул уже успел побывать в других лагерях военнопленных. Он сказал о предполагаемых шагах к мирному посредничеству со стороны американского президента Рузвельта. Кто-то из офицеров пожаловался, что мы не имеем русских газет, он сказал, что постарается нам достать некоторые материалы, так как у него есть приятель, который получает русские издания.
Когда он уходил, мы спросили его имя. Он назвал себя Кеннаном. Тогда мне стало ясно, с кем мы говорили. Я вспомнил его книгу «Сибирь и ссылка» в нелегальном русском переводе, которую я читал в училище еще три года назад. Роль Кеннана, осветившего своей книгой перед Западной Европой и Америкой зверскую внутреннюю политику царского правительства в первые годы царствования Александра III, мне была достаточно известна. Эта книга пролила свет на героическую борьбу революционеров в России против тирании и вызвала волну сочувствия на Западе. Обо всем этом я рассказал после ухода Кеннана своим товарищам.
5 июня. Вчера скончался Александр Владимирович Гирс, С глубокой скорбью проводили мы на кладбище нашего боевого товарища и общего любимца. Он был выразителем единства и сплоченности нашей корабельной кают-компании и пользовался всеобщим уважением и любовью как офицеров, так и команды. Прекрасно образованный моряк, беззаветно преданный морскому делу, он в то же время совершенно не имел дворянской спеси, столь свойственной некоторым морским офицерам. Он особенно умело подходил к команде, сближался с матросами, понимал их психологию и в корабельной обстановке всегда был их защитником. За время похода в исключительно тяжелых условиях он более всех сделал, чтобы скрасить команде беспросветность и тоску монотонной изнуряющей службы, и всегда старался пробудить в матросах сознательное отношение и интерес к морскому делу.
Никто не отдавал так много времени беседам с командой, как Гирс. На корабле он собирал все русские прочитанные газеты и передавал их на бак. Команда чувствовала в нем не начальника и офицера, а близкого товарища и друга. Он был носителем лучших традиций товарищеской солидарности и, взаимной поддержки на службе и в жизни. Все наши раненые матросы и офицеры проводили его до места успокоения. Последний почетный ружейный салют отдал ему японский караул. Товарищи послали печальную весть его родным, а оставшиеся у него личные письма и фотографии собрали для пересылки на Родину.
Его мужество в бою и геройское поведение навсегда останутся в нашей памяти как образец доблести морского офицера.
Около 4 часов дня 14 мая «Орел» попал под сосредоточенный огонь по правому борту. В боевой рубке был в третий раз ранен старший артиллерист Шамшев. Он стал вызывать на смену кого-либо из командиров башен. Был вызван второй артиллерист Гирс из правой носовой 6-дюймовой башни, которая должна была вести пристрелку при переходе огня на правый борт. При первых же попаданиях неприятельских снарядов в правый борт воспламенились от проникших в башню горячих осколков заряды в кранцах башни. Все люди в башне обгорели. Гирс сам открыл дверь башни и отправил всю обожженную прислугу в операционный пункт, потушил пожар в башне, произвел из заряженных орудий два выстрела и отправился по вызову в боевую рубку. На мостик ему пришлось лезть по запасному штормтрапу, так как постоянные трапы уже были снесены взрывами снарядов. В это время под мостиком от разрыва снаряда воспламенился подвешенный там огромный парусиновый пластырь, и Гирса охватило пламенем. Когда он вошел в рубку, на нем горело все. Он успел только сказать: «Есть, лейтенант Гирс!» Сигнальщики потушили горевшую на нем одежду. Гирс настолько пострадал при этих двух пожарах, что пришлось немедленно отправить его в операционный пункт.
Вместо Гирса был вызван третий артиллерист — лейтенант Рюмин из левой кормовой башни. Он был контужен, но ранений не имел. С его приходом Шамшев мог спуститься на перевязку.
Год совместной службы на «Орле» сплотил всех членов кают-компании, независимо от разности характеров, вкусов и политических взглядов, и Гирс был носителем этого единства.
Кеннан посетил нас еще раз. Он сообщил, что в Кобе издается на русском языке журнал «Япония и Россия», специально рассчитанный на находящихся в Японии русских пленных.
Офицеры сказали Кеннану, что им известна его книга о царских тюрьмах в России и его поездка по России. Просили поделиться впечатлениями о России и людях того времени, с которыми ему приходилось встречаться. Кеннан очень оживился и стал говорить более откровенно. В его политических взглядах был виден человек, ненавидящий деспотизм и военщину. Дух Франклина, Вашингтона и Линкольна, очевидно, создал свою традицию среди лучшей и передовой американской интеллигенции. В заключение он сказал, что был бы рад видеть Россию республикой. На выраженное Никоновым сомнение, подготовлена ли к этому Россия, он горячо ответил, что к республиканской форме правления не надо дорастать, так как она сама является обязательной предпосылкой роста. «Разве Соединенные Штаты стояли по культуре выше, чем современная Россия, когда в Северной Америке была провозглашена республика?»
На прощание Кеннан сказал, что с многими русскими он был связан узами искренней дружбы и уважения, а поэтому чувствует горячие симпатии к русскому народу и не мог оставаться равнодушным к судьбе русских пленных, перенесших столь исключительные испытания. При этом он добавил, что давно состоит членом «Общества друзей русской свободы».
17 июня. Прошел первый месяц нашей жизни в госпитале Майдзуру. На днях в Майдзуру заходил один из легких японских крейсеров. Его командир с группой офицеров пришел навестить нас в госпиталь. Он хорошо говорил по-английски, и мы с ним долго беседовали об обстановке Цусимского боя. Японский командир сообщил нам много интереснейших подробностей. Между прочим он сказал, что стрельба наших кораблей была вовсе не так плоха, как мы, может быть, думаем, судя по результатам боя. Несколько японских судов принуждено было выходить из строя вследствие полученных ими повреждений и идти в ближайшие базы для срочных исправлений. «Миказа» и «Ниссин», бывшие — один головным, другой — концевым кораблем в колонне броненосцев, получили тяжелые повреждения. При других снарядах, с большей взрывной силой, результат боя мог быть совсем иной. Большинство тяжелых русских снарядов пробивало оба тонких борта не разрываясь и улетало за борт. Но при ударе о броню они давали взрыв и причиняли большие разрушения. Такое повреждение было причиной выхода из строя броненосного крейсера «Асама», получившего сквозную пробоину в корме в броневом поясе у ватерлинии. Легкие крейсера «Касаги», «Идзуми» и «Такачихо» тоже выходили из строя. На «Касаги» была затоплена одна кочегарка вследствие пробития скоса броневой палубы, что заставило его уйти в базу для срочного исправления. Вместе с тем японский командир выразил крайнее удивление по поводу стойкости наших броненосцев, остававшихся в строю, даже получив столь тяжелые и многочисленные повреждения, как «Орел». По сведениям японцев, этот броненосец получил до 40 попаданий 12-дюймовых фугасных снарядов и до 100 снарядов 6-дюймового и 8-дюймового калибров. Очевидно, погибшие броненосцы того же типа «Суворов», «Александр III» и «Бородино» понесли еще большие повреждения, выдержав напряженный артиллерийский бой более пяти часов.
27 июня. Наша поправка идет успешно. Мы выходим на прогулки вокруг госпиталя. Местность красивая, а бухта военного порта со всех сторон укрыта горами и имеет узкий вход с моря, подобно Порт-Артуру.
Посередине бухты стоит на якорях наш «Орел», обращенный к нам левым бортом. Он прекрасно виден с верхнего этажа госпиталя, и я имел возможность точно зарисовать все наружные пробоины корпуса. Сделав по памяти общий чертеж броненосца, я на основании наблюдений, записей и рассказов участников боя смог отметить все попадания снарядов в оба борта. Установив калибр снарядов, я собрал все данные о полученных пробоинах. Этот чертеж с отметками калибра снарядов и момента попаданий дал возможность последовательно восстановить картину участия в бою нашего броненосца. Далее, шаг за шагом, при участии офицеров, находившихся в боевой рубке и в башнях, мы смогли к концу месяца составить полную схему боя главных сил и вскрыть его этапы. Получилось описание всех боевых действий нашей эскадры в Цусимском бою, что вскрыло ошибки нашего командования и маневры неприятеля. Исходя из фактических данных, мы смогли сделать обоснованные выводы о причинах нашего разгрома и тех возможностях, которые не были использованы эскадрой в бою.
Японцы в порту ведут разгрузку и очистку «Орла» от всего лома в результате разрушений артиллерийскими снарядами и от грязи, накопившейся за время похода. При этом вскрылось, что за легкими щитами бортовой изоляции по батарейной и верхней палубам накопилось огромное количество угольной пыли. При ударах снарядов в броню батареи эта пыль поднялась в воздух по всему кораблю и покрыла все предметы, приборы и лица людей. В бою казалось, что происходит напряженная угольная погрузка, так как все раненые попадали в операционный пункт совершенно черными от осевшей на них угольной пыли. Затем эта пыль при тушении пожаров превратилась в слой липкой черной грязи, покрывшей палубы.
Со слов японцев можно было заключить, что корабль получил несколько подводных повреждений наружной обшивки, пробитой осколками ниже броневого пояса при разрывах снарядов на воде. Некоторые броневые плиты сдвинулись со своих мест при попадании тяжелых снарядов в ватерлинию, болты дали течь, и вода проникла в коридоры позади брони. Вследствие этих повреждений часть наружных бортовых отделений была заполнена водой.
При разборке кают были собраны личные вещи офицеров и возвращены владельцам, оказавшимся среди раненых. Моя каюта была разрушена взрывом 8-дюймового снаряда. Все вещи и книги погибли. Уцелел только чемодан, сданный перед боем в шхиперскую. В нем сохранилась часть моих путевых заметок в тетрадях, немного белья и две книги. В числе книг я уложил первый том «Капитала» Маркса, приобретенный еще в Либаве накануне ухода в плаванье. За поход я не успел изучить его и теперь на досуге снова засел за штудирование.
Начинаем получать от своих родных из России письма и телеграммы. Первую телеграмму через французское консульство с запросом о моем здоровье я получил вскоре после поступления в госпиталь. На днях пришла вторая, с сообщением о высылке на мое имя перевода в 100 иен.
Один из раненых офицеров уже получил первое письмо из России. Это был наш праздник, так как вести с Родины, не исключая дел личных, всегда делаются общим достоянием.
Недавно из японских газет мы узнали, что бурные события разразились в нашем Черноморском флоте. Произошло революционное восстание на лучшем корабле Черного моря — «Князь Потемкин Таврический». Он был захвачен восставшей командой, командир и часть офицеров перебиты, а корабль ушел в Румынию, где был покинут командой. Румынское правительство возвратило корабль России. Факт захвата корабля восставшей командой является беспримерным в истории русского флота. Но мы не удивлены этим событием после всего, что происходило на наших кораблях 2-й эскадры за время похода. В то же время ясно, что изолированный корабль, без связи с организованными революционными силами на берегу, не мог быть использован одной командой для дела революции. Как боевая единица революционный корабль также нуждается в руководстве опытного командного состава и в связи с политическими центрами, а также в обслуживании береговыми базами.
<< Назад
Вперёд>>
