16 декабря. После 12-суточного перехода в 3 тысячи миль в 11 часов утра стали на якорь посередине пролива между небольшим островком Сент-Мари и берегом Мадагаскара. Волшебные берега, упоительный воздух, лазурное небо и бирюзовый океан сливаются в сказочную симфонию. Настоящий рай — этот зеленый уголок нашей планеты. Но в первый момент мы беспокойно вонзались взором в даль горизонта, исследовали в бинокли все извилины берега, изучая вовсе не чудеса полуденной природы: мы жаждали найти едва заметный дымок, клотик стеньги, контур корабля на фоне леса, надеясь обнаружить наших спутников из отряда Фелькерзама или увидеть хотя бы госпитальный белый «Орел». Только у городка, расположенного на острове Сент-Мари, на якоре стояли два парохода: один под английским, а другой под немецким флагом. Оба оказались нашими угольщиками.
В 4 часа дня наш ревизор был вызван на «Суворов» по хозяйственным делам и вернулся оттуда с последними новостями. Флаг-офицер адмирала побывал на берегу с визитом у губернатора и привез последние французские газеты. В газетах сообщается, что в Порт-Артуре моряки затопили все корабли, так как они потеряли всякое боевое значение без угля, снарядов и снабжения, с разрушенными бомбардировкой палубами и бортами. Из порта вышел на внешний рейд только броненосец «Севастополь» и выдержал десять минных атак.
С отрядом Фелькерзама через четыре дня мы должны соединиться у северной оконечности Мадагаскара. Вечером пришел госпитальный «Орел». Он привез еще дополнительные новости.
Крейсер владивостокского отряда «Громобой», закончив исправления после боя 1 августа, вышел в море на испытания и наскочил на камни. Он вернулся в порт, получив 26 пробоин, и введен в сухой док, откуда пришлось срочно вывести «Богатырь», на котором еще не закончены работы.
Возвратившийся с эскадры в Россию в качестве свидетеля по делу гулльского инцидента профессор Морской академии капитан 2-го ранга Кладо посажен под арест за ряд статей, в которых он указывал на необходимость отправки Черноморского флота для подкрепления 2-й эскадры. По его заявлению в печати, наша эскадра в ее настоящем составе заведомо слаба для борьбы против всего японского флота.
Английские газеты передают слух, будто в Балтийском море снаряжается «третья эскадра» из броненосцев береговой обороны, старых мониторов и парусных фрегатов и что командование этой смехотворной эскадрой получает адмирал Бирилев.
На суше, несмотря на огромное количество войск, отправленных в Маньчжурию, Россия до сих пор перевеса не добилась. Порт-Артур еще держится, но доживает последние дни.
Разгром морских сил России, военные неудачи и безнадежность впереди вызывают негодование против высшего командования, которое столь безрезультатно растратило огромные военные силы России. В кают-компании уже открыто раздаются голоса, что идти вперед бессмысленно и остается только или разоружиться в нейтральном порту или вернуться в Россию. Ведь если от Тихоокеанской эскадры ничего не осталось, то что же можно ждать от нашей, более слабой и неподготовленной? В Артуре были настоящие моряки и испытанные первоклассные корабли, а у нас нет ни опыта, ни организации, а численное превосходство — на стороне противника.
Если же злополучная эскадра, несмотря на все, будет брошена в бой, то ей остается лишь одна тактика: спутать японские планы, ошеломить их и вызвать замешательство, идя на крайнее сближение вплоть до таранного удара.
17 декабря. Жара становится нестерпимой. Все ходят чуть не голые, прикрывая голову парусиновым шлемом вместо фуражки. Сидеть в каюте нет никакой возможности. Проводим большую часть дня на кормовом балконе при кают-компании или на юте под тентом. Сегодня я вместе с другими офицерами ночевал на палубе. Ночью с берега дул легкий ветерок, который умерял жар накалившегося за день броненосца.
В 2 часа ночи прибыл угольщик «Тэптон» и с утра пришвартовался к «Ослябя». «Орел» грузит катерами с транспорта «Корея», но работа еле подвигается. В час удается принять не более семи тонн. За весь вчерашний день успели погрузить всего 120 тонн, т. е. столько же, как за два часа при погрузке борт о борт.
Так как в Сент-Мари телеграфа нет, то сегодня утром адмирал командировал буксир «Роланд» за 70 миль в Томатаву. В 11 часов от него принята телеграмма: «Вижу Малайю».
Сейчас дымок «Малайи» уже заметен на горизонте. Матросы говорят: «Молодец девка-Маланья, сама справилась со штормом!»
По последним сведениям с «Суворова», простоим здесь не менее четырех суток. Разрешено всем кораблям иметь сообщение с берегом. Так как катера «Орла» заняты погрузкой, то пока наша очередь гулять на берегу еще не наступила.
С «Орла» еще в Габуне был отправлен на госпитальный корабль заболевший мичман Бибиков. Сегодня стало известно, что он по болезни списывается обратно в Россию. Вот yдoбный случай воспользоваться оказией для отправки отцу всех моих тетрадей с описанием похода! Это будет гораздо надежнее, чем доверять дневники почте.
За последнее время офицеры пришли к выводу, что нет смысла скрывать от команды известия с театра войны, хотя бы и самые плачевные. Ведь все равно команда узнает обо всем, но потеряет последнее доверие к своим начальникам, если увидит, что ее сознательно держат в неведении. Среди самого офицерства исчезла вера в возможность военного успеха, а вместе с тем рассеялись и признаки «патриотических» настроений. Осталось лишь механическое и пассивное подчинение служебной дисциплине. Офицеры командуют, требуют выполнения предписанных работ, накладывают на провинившихся матросов установленные взыскания, но выполняют все это лишь по привычке к заведенному порядку, пока не развалившемуся окончательно. Преданность правительству и готовность на жертвы для его поддержания команде еще более чужда, чем офицерству. С каждым днем учащаются случаи неповиновения офицерам и грубые выходки по их адресу. И как явный признак разложения старой палочной дисциплины служит факт, что такие проступки остаются безнаказанными. Вчера, например, во время погрузки угля одного нашего офицера обругали на транспорте. Когда он доложил об этом старшему офицеру, тот сказал, что «не мешало бы проучить», но при этом обнаружил полное нежелание заниматься этим делом.
18 декабря. За три месяца походной жизни я уже привык записывать свои наблюдения и мысли день за днем в дневник. Если два — три дня я не открываю тетради, то мне уже кажется, что я нарушил заведенный порядок и запустил неотложное дело. Первые три тетради зашиты в парусину для отправки в Россию. Уже начата четвертая. Хотя у меня и нет полной уверенности, что моя посылка дойдет по назначению, но мне дает удовлетворение возможность разобраться в своих выводах, наблюдениях и мыслях.
Эскадра продолжает занимать якорную стоянку в проливе между островом Сент-Мари и Мадагаскаром. Броненосцы мучаются с погрузкой угля, кроме «Александра», который сегодня в 3 часа поднял сигнал, что принято на борт 2370 тонн и работа закончена. Он, как и всегда, оказался впереди всех кораблей. Пришли из порта Диего-Суарец еще два угольщика. Теперь при эскадре есть четыре парохода с углем. С них грузят броненосцы, а крейсера, в ожидании своей очереди, таскают уголь барказами с «Кореи».
Наш старший врач Макаров побывал у своих коллег на госпитальном «Орле» и вернулся оттуда с огромным пакетом английских и французских газет. Хотя последние номера газет относятся к 6 декабря нового стиля, но вся кают-компания с жадностью набросилась на них, изголодавшись за два месяца по новостям. Так как иностранные газеты избавлены от рогаток русской цензуры, то мы получили возможность прочесть и те статьи, которые в России не миновали бы черной типографской краски.18 Мы узнали о целом ряде волнений и манифестаций в Петербурге, Москве и других городах России, происшедших на почве дальнейшего призыва запасных. В Петербурге состоялся съезд представителей земства, которые открыто занялись выработкой российской «конституции». Делегаты съезда были приняты министром внутренних дел и добивались аудиенции у царя. По словам английских газет, земцы единодушно предупреждают правительство, что при нынешнем возбужденном состоянии умов в России неизбежна революция, если она не будет предупреждена буфером конституции.
Наших офицеров волнует история, разыгравшаяся в Петербурге с профессором Морской академии Кладо, арестованным за его выступление, констатировавшее бессмысленность ограничиться посылкой 2-й эскадры на Восток в том составе, какой предоставлен Рожественскому. И как все злорадствовали, когда прочли в английских газетах, что «под напором общественного мнения», Кладо освобожден из-под ареста! Наши офицеры видят в этом поражение ненавистной «морской бюрократии», окопавшейся «под золотым шпилем» Адмиралтейства.
Сегодня по новому стилю Новый год. На нашем угольщике идет новогоднее пьянство. Команда во время погрузки достала от английских матросов спиртные напитки, и несколько человек перепились.
Плохая пища, непрерывный каторжный труд, жизнь в ужасающей грязи, недостаток обуви и платья, беспросветность настоящего и безнадежность впереди — все это разлагающе действует на команду. Общее недовольство начинает перерастать в глухое брожение.
Сегодня старший офицер во время погрузки поймал пьяного квартирмейстера и когда пригрозил ему мерами взыскания, тот отпарировал: «Ты что думаешь, я тебя боюсь? На все мне наплевать, теперь война! Все равно вместе под один снаряд попадем!» Старший офицер только замахал на него руками, обругал и поспешил ретироваться. Большинство среднего офицерства понимает безвыходность своего положения, но принуждено пассивно идти дальше по установившемуся пути.
Переход от напряжения походной службы к относительному бездействию на стоянке сразу обнаружил настроения, незаметно назревавшие в среде личного состава — как в кругах офицеров, так и матросов, — скрытые под рутиной заведенных порядков. Теперь, с приходом на Мадагаскар, появились грозные симптомы разложения, упадка всей военной организации. Может наступить момент, когда команда вдруг откажется выполнять этот подневольный труд, цели которого не только ей чужды, но и прямо враждебны. Даже от военного успеха она ничего не выиграет, хотя обильно его оплатит своею кровью. При таком положении у командования остается только один выход: бросить эскадру в бой раньше, чем вся организация развалится окончательно.
19 декабря. Сегодня из Томатавы возвратился «Роланд». На нем прибыл наш врач, ведающий продовольственной частью кают-компании, и привез огромный запас бананов и ананасов.
Вчера два наших офицера побывали на берегу в Сент-Мари и вернулись нагруженные дивными местными фруктами. Это было весьма кстати, так как после ухода из Габуна мы более месяца не видели ни фруктов, ни свежей зелени.
Доктор привез последние новости из Томатавы. Судя по французским сообщениям, мимо Сингапура проследовала в Индийский океан японская эскадра в составе двух броненосцев, четырех крейсеров, восьми миноносцев и четырнадцати транспортов. Ходят слухи, что в здешних водах появились японские разведчики и будто бы японский вспомогательный крейсер перехватил наш немецкий угольщик, а у пустынных берегов скрывается отряд японских парусных судов. Возможно, что одно из них мы встретили, огибая мыс Кап. Трехмачтовый барк шел под парусами наперерез курсу эскадры и прошел за кормой у «Ослябя».
Стессель из Артура подтверждает факт затопления в гавани всех кораблей, кроме «Севастополя», командир которого вывел свой броненосец на рейд и стал под прикрытием высокого берега. Там, после многочисленных минных атак, он затонул на глубокой воде.
Мы надеялись, что с приходом на Мадагаскар окончится период неизвестности дальнейшего назначения эскадры и будут получены от Морского министерства точные инструкции о дальнейшем плане действий эскадры Рожественского. Однако наше положение не только не выяснилось, но вся обстановка еще более осложнилась. Вопреки всем планам похода, мы не соединились с Фелькерзамом и обошли Африку раньше, чем он прибыл к Мадагаскару. Только сегодня «Роланд» доставил адмиралу донесение Фелькерзама, что он, по приказанию из Петербурга, стал на якорь в обширной бухте у острова Носси-Бе в 450 милях от Сент-Мари, по другую сторону Мадагаскара, на его западном берегу, в Мозамбикском проливе.
Немецкие угольщики, согласно данному им предписанию, собрались в порту Диего-Суарец, в 200 милях от нашей стоянки. Рожественский рассчитывал сосредоточить там всю эскадру и перед выходом в Индийский океан воспользоваться средствами порта для ремонта судовых корпусов и механизмов. Однако этот план не осуществился. Еще 16 декабря адмиралом была получена телеграмма из министерства, что Франция, опасаясь дипломатических осложнений, отклонила просьбу России предоставить эскадре Рожественского «права убежища» в порту Диего-Суарец. Она предложила другой пункт, более удовлетворяющий требованиям соблюдения нейтралитета.
Видимо, протесты Японии по поводу остановок эскадры в Дакаре и Габуне и нажим Англии после гулльского инцидента также произвели впечатление на французское правительство и оно не хочет из-за нас иметь крупные дипломатические неприятности. В результате создавшегося положения адмиралу приходится перестраивать весь план сосредоточения эскадры и употреблять большие усилия, чтобы собрать свои корабли и угольщики, рассыпавшиеся по разным пунктам мадагаскарского побережья.
Пока адмирал решил не покидать стоянки у Сент-Мари, где не возникло никаких препирательств с местной французской администрацией. Но для погрузки угля эта позиция крайне неудобна. «Орел» до сих пор имеет только 1800 тонн, а следовательно, должен еще догрузить по крайней мере 600 тонн. Между тем наш угольщик «Тэптон» почти пуст. Приходится выбирать уголь из последнего трюма, вследствие чего работа еле подвигается. В час удается наскрести не более 20 тонн.
К вечеру сегодня погода засвежела. В проливе ветер развел такую крутую волну, что пришлось отпустить пароход и поднять на ростры шлюпки и катера. Если к утру волнение уляжется, то завтра будем продолжать погрузку. Это крайне огорчает всех обитателей «Орла». Не говоря уже о том, что и дальше придется страдать от грязи и угольной пыли, особые неприятности создает работа паровых лебедок Темперлея, паропровод к которым проходит по коридору офицерских кают. Во время погрузки все каюты прогреваются от паропровода, который выполняет роль парового отопления... в тропиках!
23 декабря. В бухте Танг-Танг. Еще 21 декабря Рожественский, получив от французских чиновников сведения о существовании в 19 милях к северу от Сент-Мари удобной бухты Танг-Танг, решил перевести эскадру туда.
Обойдя длинную песчаную косу, отделявшуюся от берега Мадагаскара, мы вышли из пролива и расположились в открывшейся нам уютной бухте, прекрасно защищенной от ветров со стороны океана. В глубине залива под самым берегом стали угольщики, транспорты и госпитальный «Орел», далее в одну линию поперек бухты построились пять броненосцев и, наконец, у самого выхода ближе к косе стали три крейсера. «Аврора» заняла сторожевой пост впереди всей эскадры. Диспозиция кораблей составлена очень удобно для отражения возможной атаки со стороны океана.
Слева от нас на берегу громоздятся в несколько ярусов высокие горные кряжи, у самого берега — песчаная полоса, омываемая приливами и прибоем, а в 20 шагах от нее — стена тропического леса. Бинокль открывает нам заманчивые подробности, вызывающие непреодолимое желание забраться в чащу джунглей, подняться на самую вышку хребта и окинуть оттуда взором чудесную панораму.
Однако нам не пришлось эти дни наслаждаться красотами пышной тропической природы. Днем продолжалась приемка угля до полного запаса, а с заходом солнца начинался общесудовой аврал постановки противоминных сетей. Затем вся ночь напролет до утренней зари проходила в напряженном ожидании минной атаки. А утром после подъема флага снова подходил к борту угольщик для продолжения прерванной погрузки.
Теперь наступил период темных ночей. Луны нет, только звезды тускло озаряют поверхность воды, но их постоянно скрывают набегающие облака, и тогда в белесоватой мгле ложатся густые, непроницаемые для глаза тени, в которых прекрасно могут скрыться ночные враги.
Тревожное настроение на эскадре наростало с каждым часом. Еще 20 декабря с «Суворова» из штаба сообщили, что_6 декабря мимо Сингапура прошла в Индийский океан сильная японская эскадра. При ходе в 11 узлов она могла уже к 20 декабря появиться у берегов Мадагаскара, а мы до сих пор не соединились с Фелькерзамом. Между тем оба наши отряда порознь слабее японских сил.
Перед заходом солнца 20 декабря с «Бородино» были обнаружены в открытом океане суда, которые быстро скрылись. Не располагая быстроходными разведчиками, мы не могли выяснить, под каким флагом были эти суда.
Чтобы не оставаться в проливе, где опасность атаки грозила с двух сторон, адмирал решил пренебречь формальностями соблюдения французского нейтралитета и выбрал новую, более удобную стоянку для отражения атак, хотя бухта Танг-Танг заведомо находилась в территориальных водах Франции. Здесь мы стали серьезно готовиться к отражению возможного нападения врага. Получено было приказание адмирала: «Всем судам, включая угольщики и госпитальный «Орел», стоять ночью без огней, орудия иметь заряженными, прожектора — готовыми к открытию боевого освещения. Разведочную цепь катеров не высылать во избежание путаницы». Далее в 3 часа дня последовало новое распоряжение: «Поставить сетевое заграждение на боевых судах по правому борту».
Между тем на броненосцах во время похода сети были сняты, все шесты и их оснастка разоружены. От погрузок угля забортные устройства жестоко пострадали, а все части заржавели от действия соленой воды и отсутствия постоянного ухода.
Началась лихорадочная спешка. Но работа шла крайне туго. Между тем в 5 часов с «Суворова» последовал новый приказ: «Подготовить к постановке также сеть по левому борту».
Пришлось устроить общесудовой аврал. Работа выполнялась всем судовым составом. Надо было вооружить и откинуть сети до спуска флага, так как позже быстро наступает непроглядная тьма, а огни зажигать нельзя. Под конец работали ощупью. На «Орле» удалось оснастить и отвалить сеть только по правому борту, а левый так и не смогли привести в порядок. Между тем вечерним бризом с берега корабль развернуло на якоре и поставило неприкрытым левым бортом ко входу в бухту. Только к 12 часам ночи начавшимся отливом «Орел» повернуло правым бортом ко взморью, и командир вздохнул спокойнее.
Наш сосед «Ослябя» совсем не справился с работой и не мог откинуть сети.
Ночь прошла в крайнем напряжении и тревоге. С рассветом же «Орел» снова должен был продолжать погрузку и до 5 часов вечера успел принять с «Тэптона» еще 300 тонн, после чего угольщик отошел, чтобы не мешать постановке сетей с обоих бортов. К ночи на всей эскадре снова создалось нервное настроение. Спешно откинули сети, загасили огни и с корабля на корабль передавали, мегафоном, если видели мерцающий свет у своего соседа.
Эскадра притаилась, и только звон отбиваемых склянок время от времени нарушал тишину. Все офицеры, механики и даже врачи забрались на мостики и вместе с комендорами, сигнальщиками, вестовыми и поварами всматривались в непроницаемый мрак, окутывавший вход в бухту. Для наблюдения люди были посланы даже на марсы и салинги.
В 11 часов ночи были обнаружены в океане восемь огней, которые в течение двух часов мелькали сначала перед входом в бухту, а затем скрылись за косой. Явилось предположение: не пришли ли к нам на соединение миноносцы из отряда Фелькерзама, которые опасаются приблизиться к эскадре из боязни обстрела со своих кораблей? И действительно, если бы эти огни приблизились на выстрел, то их моментально осыпали бы градом снарядов.
Все были крайне возмущены тем, что на рефрижераторе «Эсперанца» вдруг появился яркий огонь. Вскоре огонь появился также на берегу позади линии броненосцев и методически начал мигать. Помня уроки Артура, наши офицеры начали подозревать в этих огнях коварный умысел.
Последнюю ночь даже госпитальному «Орлу» было приказано, вопреки требованиям международных правил и постановлений Гаагской конференции, затушить его яркие отличительные огни.
Сегодня командир корабля и старший врач Мультановский явились к адмиралу с протестом по этому поводу. Передают, что адмирал рассвирепел и грозил на ночь «вышибить» госпитальный «Орел» из бухты.
Сегодня с утра 23-го опять продолжается погрузка угля. Чтобы срочно установить связь с Фелькерзамом, адмирал на рассвете выслал в Носси-Бе «Аврору», «Нахимов» и «Донской». Обязанности крейсеров при броненосцах возложены на транспорты и пароход «Эсперанца».
Мы узнали, что вчера ночью на «Эсперанца» чуть не произошел бунт команды, которая не позволила тушить огни. Напуганная угрожающей обстановкой, команда «Эсперанца» требует возвращения в Европу.
Адмирал приказал образовать разведочный отряд из 10 минных катеров, взятых с броненосцев. На каждый катер назначаются лейтенант, мичман и механик. Посланные в дозор побывали на берегу и рассказывают чудеса про здешнюю природу. В качестве экспонатов они притащили кучу пальмовых ветвей. Им удалось выяснить, что замеченные ночью огни принадлежали местным рыбакам. Здесь есть небольшой рыбацкий поселок. Каждую ночь их рыболовные суда выходят в океан. Огонь на берегу был простым костром и заменял им маяк. Везет нам на рыбаков!
Предполагается, что завтра с «Орла» более многочисленная экспедиция отправится на берег. Постараюсь принять в ней участие и я.
В 3 часа дня сегодня на горизонте показался пароход, который быстро приближался. В подзорную трубу сигнальщики рассмотрели громадный четырехмачтовый однотрубный пароход под германским флагом. Подойдя на 30 кабельтовых, он поднял сигнал: «Имею почту для адмирала».
Пароход оказался немецким угольщиком «Ациллия» из отряда Фелькерзама, присланным с донесением от младшего флагмана. Отряд, как мы узнали, без всяких аварий благополучно дошел до Носси-Бе даже на два дня раньше нашего прибытия к острову Сент-Мари. Сейчас «Сисой» и «Наварин» заняты переборкой машин и не могут выйти на соединение. Что касается японцев в здешних водах, то, по сведениям, полученным через французов, кроме двух вооруженных пароходов другие японские суда здесь не замечены.
Завтра адмирал намерен не теряя времени идти со всеми броненосцами в Носси-Бе, чтобы ускорить сбор всех судов и немедленно двинуть их дальше в поход через Индийский океан. По сведениям из штаба, Рожественский, считая неизбежным падение Артура в ближайшие дни, видит последний шанс на успех в быстроте появления 2-й эскадры на театре войны, чтобы не дать японцам времени привести в исправное состояние свои корабли после окончания блокады Артура.
18 В царское время все иностранные газеты проходили через просмотр специальной политической цензуры, которая накладывала черную типографскую краску на все статьи и заметки, признанные неподходящими для русских читателей.
<< Назад
Вперёд>>
