1

Борис Викторович Савинков родился в январе 1879 года в Харькове, в семье юриста — потомственного дворянина и писательницы-актрисы. Можно сказать, что свои таланты — писательский и конспиративный — Борис «впитал с молоком матери». От отца к нему перешла склонность к юриспруденции.

Детство Борис провел в Варшаве (большая часть Польши тогда входила в Российскую империю), где его отец стал судьей. В год окончания Первой гимназии Борис Савинков привлекается к расследованию по поводу «беспорядков» в связи с открытием в Варшаве памятника М. Муравьеву-»вешателю» — усмирителю польского восстания. На год Савинков был передан под гласный надзор полиции. Так началась «взрослая жизнь» сына товарища прокурора военного суда.

Поступив в 1897 году в Петербургский университет на юридический факультет, в девятнадцать лет Борис принял участие в студенческих беспорядках, был отчислен со второго курса и снова привлечен к дознанию.

Тогда он исповедовал «мирный» марксизм — «экономизм» и был противником террора. Вскоре он попадает в тюрьму вместе со своим старшим братом, также студентом. А потом разразилась страшная трагедия... Старший брат Бориса, оказавшись в сибирской ссылке, покончил жизнь самоубийством. Отец, получив известие об аресте сыновей, будучи человеком «долга и чести», не перенеся унижения и позора, сошел с ума и вскоре умер.

В двадцать лет Борис женится на дочери писателя Глеба Успенского — Валентине и уезжает за границу, где в течение двух лет продолжает образование в Берлинском и Гейдельбергском университетах.

Надо отметить, что «заразил» Бориса Савинкова революционной «горячкой» не только старший брат, но и его гимназический друг — впоследствии известный террорист, убийца великого князя Сергея Романова — Иван Каляев.

О дореволюционной жизни Бориса Савинкова написано много и подробно. Да и сам он «грешил» воспоминаниями (журнал «Былое» за 1917–1918гг.). Огромное количество материала о деятельности Савинкова собрано в бывшем архиве Октябрьской революции — ныне Государственном архиве Российский Федерации.

Первый арест, исключение из университета и семейная трагедия не образумили Бориса и через два года, в 1901-м, он снова попадает за решетку, на этот раз по делу социал-демократической петербургской группы «Рабочее знамя» — сторонников Плеханова и Ленина. В то время, несмотря на молодость, он уже ведущий сотрудник газеты «Рабочее дело», один из основателей группы «Социалист», известный марксист и популярный пропагандист в рабочих кружках. Тогда он заявляет, что насилие «недопустимо ни в коем случае и ни для каких целей».

Трудно сказать, как бы сложилась судьба социал-демократа Савинкова, если бы оказавшись в ссылке в Вологде, он не познакомился и не подпал под влияние жившей нелегально в этом городе «бабушки русской революции» Екатерины Брешко-Брешковской. Эта встреча и приводит Савинкова в стан социалистов-революционеров, где кипели кровавые страсти террора.

В июле 1903 года дело Савинкова пересматривают и приговаривают его к ссылке в Восточную Сибирь сроком на 5 лет. Не дожидаясь исполнения приговора, он бежит из-под надзора, легко покидает Россию и оказывается в Женеве, в штаб-квартире недавно организованной партии эсеров. Савинков твердо заявляет руководителям социалистов-революционеров Е. Азефу и М. Гоцу, что хочет стать террористом, убивать «врагов народа», войти в Боевую организацию эсеров.

Азеф — лидер эсеровской партии, глава и один из создателей Боевой организации, вдохновитель террора, одновременно был шпионом-провокатором царской охранки, безжалостно расправлявшийся и со своими товарищами, и с царскими сановниками.

Уже в 1903 году двадцатичетырехлетний Борис Савинков становится заместителем руководителя террористической Боевой организации эсеров и руководителем Московского отдела организации. Он готовит убийства министра внутренних дел В. Плеве и московского генерал-губернатора, великого князя Сергея Александровича Романова. По мнению В. Орлова, Борис Савинков принял участие в 27 террористических актах.

Однако «творя» террор, Савинков испытывает серьезные сомнения и разочарования... Он пишет жене, что хочет «забыться, то есть не думать, а если нельзя не думать, то хоть не чувствовать, что было». Кошмары преследуют его, расшатывая наследственно больную психику.

Борис Савинков, он же Павел Иванович (партийная кличка), с юности стал асом конспирации. При большом количестве провокаторов в партии он сумел выстоять и своей железной волей сплотить боевое ядро террористов. Он обладал даром убеждения, но порой терял ощущение реальности и тогда чувствовал себя пророком, вершителем судеб.

Кроме «пули» партии, он стал еще и «пером» партии эсеров. По предложению Азефа, Савинков написал устав Боевой организации, усиливший независимость боевиков от ЦК партии эсеров.

Савинков писал, что Азеф «занимал положение капитана корабля, я старшего офицера, именно я сносился со всеми товарищами, был с ними в непосредственном общении, со многими в тесной дружбе. Он (Азеф. — Авт.), если так можно выразиться, из своей каюты не выходил, отдавал приказы через меня, вел организацию через меня. Уже поэтому он не мог иметь никакого идейного влияния».

Писатель Куприн позже скажет, что на Савинкова пошел «лучший материал, из которого лепятся авантюристы и конкистадоры: звериная находчивость и ловкость, глазомер и равновесие, великое шестое чувство — чувство темпа, столь понимаемое и чтимое людьми цирка, холодное самообладание наряду с почти безумной смелостью; редкая способность обольщать отдельных людей и гипнотизировать массы; интуитивное умение разбираться в местности, в людях и в неожиданных событиях... излучаемой им жизненной энергии, наверное, хватило бы на тысячу человеческих существований...». Андрей Белый записал по поводу террориста Савинкова: «Таки смелость!»

В 1905 году, в разгар первой российской революции, Савинков был кооптирован в ЦК партии эсеров. А в мае 1905 года, приобретя большую партию револьверов, он по бельгийскому поддельному паспорту выехал в Россию. Цель поездки — убийство киевского генерал-губернатора Клейгельса. Однако провести этот теракт ему не удается...

Уже в сентябре 1905 года Савинков узнает, что его руководитель Азеф — агент полиции. Однако Азефу тогда посчастливилось вывернуться, оправдаться, а к смерти за провокаторство эсеры приговорили Н. Татарова. Организатором убийства провокатора стал Савинков. Удивляет слепота Савинкова, который до декабря 1908 года не хотел верить в предательство Азефа.

После царского октябрьского манифеста Савинков продолжал настаивать на продолжении террора, вопреки мнению многих лидеров ЦК эсеров. Тогда многие посчитали, что манифест даровал политические, свободы и заложил основы для строительства демократии. Но Савинков увидел тогда в манифесте только тактический маневр царизма. В ноябре 1905 года на заседании ЦК его не поддержал никто, и эсеры приняли решение прекратить террор и распустить Боевую организацию.

В конце 1905 года Савинков действовал в петербургском подполье и был членом Боевого комитета по подготовке вооруженного восстания в столице, руководил столичной военной организацией эсеров. Савинков тогда настаивал на разделе партии на партию агитации и партию террора.

В 1906 году вместе с Азефом он воссоздает Боевую организацию и готовит террористические акты против министра внутренних дел П. Дурново и московского генерал-губернатора Ф. Дубасова. Однако провокатор Азеф срывает эту подготовку.

Непримиримость, огромная энергия, жажда борьбы, приключений, склонность к романтической авантюре толкали его на путь террориста-профессионала. В мае 1906 года Савинков был арестован в Севастополе при подготовке покушения на адмирала Г. Чухонина — главнокомандующего Черноморским флотом. За два дня до военно-полевого суда, исход которого мог быть только один — виселица, он бежит из тюрьмы. Через Румынию и Венгрию добирается до Франции...

После серии неудач и провалов Савинков, разочаровавшись в терроре, выступает за обновление тактики и стратегии партии. Но теперь, после разгона Первой Государственной Думы царем, ЦК эсеров, напротив, решило перейти к террору и подготовить покушение на министра внутренних дел Петра Столыпина.

Из-за разногласий с руководителями эсеров и неудач по созданию нового «Летучего боевого отряда» в октябре 1906 года Савинков уходит с поста одного из руководителей террора. Боевая организация эсеров, отказавшись работать под руководством ЦК, прекращает свое существование в конце ноября 1906 года. На эсеровском съезде Савинков выразил свое возмущение действиями ЦК, который не доверял Боевой организации и игнорировал мнения боевиков.

Но одной из главных подспудных причин расхождений ЦК и боевиков были денежные вопросы. Террористы очень дорого обходились казне партии. Деньги прилипали к рукам Азефа, который не стесняясь разорял партийную казну, используя ее для личного обогащения. Только за полтора года (1904–1906) Азеф «вынул» из кассы Боевой организации и ЦК около 250 тысяч франков (около 80 тысяч рублей золотом).

Интересно, что и «верхушка» боевиков — Савинков и другие — транжирили «на себя» до 500 рублей в месяц каждый, что составляло тогда огромную сумму. Савинкова часто обвиняли в «барском» положении в партии и в «кавалергардских замашках». Он сам признавался, что для себя он покупал все самое дорогое и не экономил в тратах. Он играл в казино и на тотализаторе, прожигал жизнь в ресторанах... Эта привычка широко жить на партийные «деньги от политики» осталась у Савинкова на всю жизнь.

Согласно «отчетности» убийство Плеве стоило организации 29 тысяч рублей... Словом, эсеры были люди не бедные! Их кровавая «работа» была еще и их «бизнесом».

Всем на удивление, бывший «атаман террористов» выступил с осуждением бесперспективных, антигуманных методов террора и решил навсегда отказаться от «участия в безнадежном предприятии». В 1907 году он фактически порывает с партией эсеров. Одной из причин выхода из партии был серьезный кризис в рядах эсеров, в связи с разоблачением провокаторской роли Азефа.

В 1906–1907 годах Азеф и Гершуни стремились скомпрометировать Савинкова, утверждая, что после нахождения в камере смертников он уже опасался «за свою голову» и страх заставил его отойти от террора. Савинкова обвиняли еще и в «моральном разложении», безнравственности, в увлечении «юбками».

В конце 1907 года он уезжает за границу.

Только в 1908 году Савинков временно возвращается «в строй», приняв участие в подготовке несостоявшегося покушения на Николая Второго на крейсере «Рюрик». Террористы решили осуществить убийство императора во время торжественной встречи корабля в Кронштадте. В июне 1908 года ЦК эсеров решил привлечь к этому теракту Савинкова. Тот, в свою очередь, сумел привлечь несколько русских матросов к планируемому покушению. Крейсер «Рюрик» был построен на верфи в Глазго и именно оттуда выходил в свое первое плавание в Кронштадт. Савинков убедил матросов спрятать на корабле уже в Кронштадте одного боевика, который должен был взорвать палубу во время торжественного смотра или выстрелить в царя. Но Азеф всячески противился реализации этого замысла, и взрыв или выстрел так и не прозвучал... Азеф продлил жизнь царя еще на десять лет.

Уже после разоблачения Азефа, в 1910 году, Савинков напишет: «Горе наше, быть может, в том, что рост нашего Центрального Комитета и нас, Боевой организации, не превышал роста Азефа».

В то время Борис Савинков выглядел так: «Сухое каменное лицо, презрительный взгляд; небольшого роста, одет с иголочки; не улыбается, веет безжалостностью».

В 1909–1911 годах Савинков воссоздал Боевую организацию эсеров и возглавил ее. Хотя сам он обладал нелегким характером и противоречивой репутацией, было решено, что никто лучше не поставит «работу» террора. В новою Боевую организацию Савинков набирает боевиков ему «лично близких», ужесточает в организации дисциплину, утверждает свои особые, почти диктаторские, полномочия. После разоблачения Азефа последовал целый ряд разоблачений более мелких фигур в эсеровской партии. Партию лихорадило, и в каждом партийце виделся провокатор... Атмосфера всеобщий подозрительности приводила к мысли о возможности роспуска партии.

Во второй Боевой организации эсеров было всего 13 человек, включая самого Бориса и его вторую жену — Е. Зильберберг. На английском острове Джерси боевики создали «динамитную лабораторию». В конце 1909 года большая часть боевиков выехала в Россию «на работу»...

Главной задачей, которою поставили перед собой Савинков и его организация, было убийство императора. Планировались также второстепенные задачи: убийство министра юстиции И. Щегловитова, министра внутренних дел П. Столыпина, великого князя Николая Николаевича.

Но террористов преследовали неудачи. Один из них был арестован, за несколькими велась слежка. Савинкову стало ясно, что его «конспирация» раскрыта полицией, и он отзывает своих боевиков из России. Группа считалась «проваленной», и ее руководитель решает создавать новую организацию. Но возрождению новой группы помешало новое громкое разоблачение в среде боевиков — известие о провокаторстве Кирюхина и самоубийство боевика Бердо, которого «затравили» подозрительные товарищи, и сам Савинков в том числе.

На Боевую организацию партия эсеров затратила за два года около 70 тысяч золотых рублей, однако организация ничем себя не проявила. Боевики спокойно и достаточно обеспеченно жили во Франции, Англии и не стремились к опасной борьбе в России.

Тем временем лидеры партии эсеров пришли к выводу, что террор не только бесцелен, но и вреден. Было решено свернуть всю террористическую деятельность партии. В конце 1910 года Савинков запишет: «Меня так-таки вышибают. Деликатно, честью просят. По шеям». В обнародованном партией эсеров «Заключении судебно-следственной комиссии по делу Азефа» виновными в атмосфере провокаций, по логике комиссии, оказались все члены Боевой организации, и прежде всего Савинков. Текст «Заключения» ошеломил его. Он немедленно составил протест, который подписали все боевики. Борис Викторович писал, что заключение ССК — «это удар для террора почище Азефа. Знаете, у меня шевелится подозрение, что члены ССК именно и преследовали цель — убить террор. Гадко, противно».

В начале 1911 года Савинков полностью отошел от эсеров и террора.

Еще будучи студентом, Борис Савинков начал писать и публиковать под псевдонимом «Виктор Ропшин» свои декадентские стихи и поэмы. О смерти, любви, ненависти... Псевдоним придумала Гиппиус, имея в виду местность Ропшу, с царским дворцом, где «террористы восемнадцатого века» задушили императора Петра Третьего.

Теперь, пройдя «школу кровопускания», он пишет «Воспоминания террориста» и роман о революционерах-террористах под библейским названием «Конь бледный». В романе, размышляя о необходимости и полезности террора, приходит к выводу о его греховности. В свои 28 лет автор «Воспоминаний» уже ощущал себя личностью исторической.

Борис Викторович живет во Франции, осознав, что спрятаться от охранки и от своих мыслей в России он не может. Он попадает под влияние «мистического народничества», что «занималось» превращением религии в «душу революции», богоискательством. Его друг М. Прокофьев писал, что Савинков «умом дошел до необходимости религии, но не дошел до веры». Его христианские искания, духовная раздвоенность бесили «революционное окружение», что кичилось своим атеизмом. Духовный кризис террориста усилил разрыв с горячо любимой женой, которая уже не могла терпеть его «вздорного» характера, испытывать постоянное чувство тревоги и опасности.

В то время он заводит дружбу с литераторами «крута» Зинаиды Гиппиус, входит в парижскую масонскую ложу.

Новый его роман «То, чего не было» был построен на автобиографической фабуле, в нем он снова отрицательно отзывался о кровавой практике эсеров. Публикация романа до бела накалила отношения Бориса Викторовича с лидерами эсеров. Да и сам Савинков сознательно шел к разрыву с эсеровским ЦК. Его влекло искусство... Он говорил: «Писать мне необходимо, как птице петь... Я не могу не писать...»

В это время Савинков, неожиданно для своего окружения, сближается с марксистом Г. Плехановым и вместе с ним издает газету «Юг». В те годы, до и после революции, трудно определить политическое лицо Савинкова. Он как ртуть стремится заполнить пустоту, стремится занять свое историческое место.

С началом мировой войны, в 1914 году, Савинков становится активным оборонцем и добровольцем вступает во французскую армию, чтобы сражаться против немцев — врагов России. Вместе с другим видным террористом — Моисеенко, Савинков обратился с открытым письмом к эсерам, призывая на время войны отказаться от открытой борьбы против царя, поскольку эта борьба будет использована для военного разгрома России. В отличие от Ленина, Савинков ставил не на «врагов» — Германию, а на «союзников» — Антанту.

В августе 1917 года в столицах и на фронте усилилась подрывная работа большевиков и анархистов. Законы Временного правительства не исполнялись, а власть начала перетекать к Советам рабочих и солдатских депутатов. На страну, разоренную трехлетней войной, надвигались голод, инфляция, хаос. В довершение всего правительство Керенского начало подвергаться нападкам не только «слева», но и со стороны «правых» сил — сторонников военной диктатуры, «твердой руки», восстановления дореволюционных порядков.

Выразителем интересов «правых» стал генерал Лавр Корнилов, наделенный огромной властью главнокомандующего всеми вооруженными силами страны, глава «теневого» «Союза офицеров». Корнилов рассматривался «правыми» как «кандидат в военные диктаторы» вместо либерального, осторожного Керенского. Многим тогда казалось, что только Корнилов сможет «железной рукой» восстановить порядок в стране и преодолеть революционный хаос.

26 августа Корнилов потребовал подчинить себе все части в Петрограде и двинул на Питер казачьи войска для свержения Временного правительства. Он объявил, что берет всю полноту власти в свои руки. Напутанный Керенский сместил Корнилова с занимаемого поста и объявил мятежником.

В истории корниловского мятежа странной и таинственной выглядит роль Бориса Викторовича Савинкова.

В апреле Семнадцатого, вместе с лидерами эсеров Черновым и Авксентьевым, Борис Савинков возвращается в Россию из эмиграции...

И сразу же он получает влиятельный пост комиссара Временного правительства, сначала в 8-й армии, потом — при Ставке Верховного главнокомандующего. В июне 1917-го он уже — комиссар Юго-западного фронта. Еще через месяц — товарищ (заместитель) военного министра революционной России Александра Керенского.

Савинков лета 1917-го входил в десятку самых влиятельных людей страны. Подруга Бориса, поэтесса Зинаида Гиппиус, писала тогда в дневнике: «... наш Борис по всем видимостям ведет себя молодцом. Как я рада, что он у дел!»

Но несмотря на то, что Керенский продвигал его по служебной лестнице, он не верил Борису. Как то, в сердцах, Керенский бросил Савинкову: «Вы — Ленин, только с другой стороны! Вы — террорист! Ну, что ж, приходите, убивайте меня!»

В июле, когда коалиционное правительство Керенского утвердилось у власти, Савинков становится управляющим военным министерством. Именно он интриговал против главкома Брусилова и продвигал Корнилова на пост Верховного главнокомандующего.

Савинков вынашивал свой план создания сильной армии и «сильной власти» во главе с самим собой и в компании с Корниловым. Он принял непосредственное участие в разработке корниловской программы «мероприятий» в целях утверждения железной дисциплины в армии и в тылу.

Бывший террорист рассчитывал с помощью Корнилова ограничить власть своего «патрона» Керенского и, сыграв на их противоречиях, самому пробиться к рулю власти. Недоверие и интриги царили тогда в Зимнем дворце.

Савинков уговаривал Керенского ввести в столице военное положение, провести реформы в армии, восстановить смертную казнь на фронте и в тылу и арестовать особенно зарвавшихся лидеров большевиков и анархистов. «Действия должны быть самые решительные и беспощадные...» — убеждал недавний революционер. Савинков тогда поверил в «спасительность» военной диктатуры и пытался привлечь на свою сторону «правые казачьи круги».

Видя нерешительность Керенского в обуздании революционной стихии, 9 августа 1917 года он подает в отставку, хотя через неделю после уговоров забирает заявление об отставке. В августе Борис почти ежедневно бывал у четы Гиппиус — Мережковский. В тот день, 9 августа, Гиппиус запишет в своем дневнике;

«Идея Савинкова такова: настоятельно нужно, чтобы явилась, наконец, действительная власть, вполне осуществимая в обстановке сегодняшнего дня при такой комбинации: Керенский остается во главе (это непременно), его ближайшие помощники-сотрудники — Корнилов и Борис. Корнилов — это значит опора войск, защита России, реальное возрождение армии. Керенский и Савинков — защита свободы...

Савинков понимает и положение дел, — и вообще все, самым блистательным образом... я не вижу, чтобы Савинковым двигало сейчас его громадное честолюбие. Напротив, я утверждаю, что главный двигатель его во всем этом деле — подлинная, умная любовь к России и ее свободе...» Еще через две недели Савинков был отправлен Керенским в ставку Корнилова для переговоров о введении в столице военного положения. Но Корнилов уже не шел на компромиссы, требовал отставки Керенского и его министров, передачи себе всей полноты власти.

Предчувствуя потерю власти, Керенский пошел на союз с большевиками для мобилизации всех революционных сил на разгром мятежных войск. Союз с большевиками стал роковой ошибкой премьера. Поняв, что карты Корнилова биты, Савинков добивается своего назначения петроградским военным губернатором и командующим обороной столицы от войск мятежников.

30 августа — 1 сентября 1917 года мятеж был подавлен стараниями не только Савинкова... Против мятежников, кроме войск правительства, выступили вооруженные дружины красногвардейцев и черногвардейцев-анархистов — будущая армия ленинского переворота.

Солдаты, которых вел Корнилов на столицу, отказались принимать участие в мятеже. Корнилов, Деникин и другие мятежные генералы были арестованы. Хотя Савинков вышел из этой сложной игры победителем, то была «пиррова победа».

Воспользовались победой «злонамеренные» большевики, что на волне «революционной истерии» провели перевыборы и «большевизацию» Советов и фактически узаконили свои вооруженные формирования Красной гвардии.

«Левые» ораторы и «левая» пресса обрушили на Савинкова град обвинений в «подстрекательстве» генералов к мятежу, в сговоре с реакционными силами. «Левые» силы требовали немедленной его отставки. Савинкова изображали как предателя и возможного кровавого диктатора, стремившегося, «потопив в крови» революцию в стране, восстановить монархию. Уже в сентябре 1917 года он был «брошен в жертву левым», лишился всех своих должностей и за «двойную игру» был исключен из партии эсеров, одним из основателей которой он являлся. Керенский, рассматривая Савинкова как своего политического конкурента, с удовольствием расстался с неугомонным экс-террористом.

Правда, уже через несколько дней после своего «изгнания» он возвращается в «большую политику» как избранный депутат Предпарламента — Временного Совета Российской республики. Тогда же он избирается делегатом будущего Учредительного собрания — «предбанника», как шутил Савинков, и провидчески добавлял: «...предбанника, перед кровавой баней». Он чувствовал, что заигрывания Керенского с большевиками добром не кончатся...

25 октября 1917 года государственная власть оказалась в руках большевиков. Вместе с генералом Алексеевым Савинков безуспешно стремился разблокировать осажденный Зимний дворец. Керенский же, бежав в Гатчину, все еще надеялся организовать военные силы для похода на мятежный Питер. (В первом бою гражданской войны — под Гатчиной — сходятся три «героя» нашей книги: Дыбенко, Муравьев и Савинков.)

В Гатчине к Керенскому примкнул казачий генерал Краснов и несколько верных ему полков, а также Савинков, ставший почему-то делегатом Совета Союза казачьих войск. Еще в сентябре 1917-го Савинков предлагал правительству опереться на казаков в борьбе с большевиками. «Казак» Борис Савинков потребовал от свергнутого Керенского «какое-либо официальное положение», но Керенский уклонился от ответа, все еще видя в Савинкове конкурента на уже навсегда утраченную власть.

Генерал А. Деникин в «Очерках русской смуты» пишет, что Савинков в Гатчине «возбуждает офицеров гатчинского гарнизона против Керенского и предлагает Краснову свергнуть Керенского и самому стать во главе движения... В поисках «диктатора», создаваемого его руками, он отбрасывает уже всякие условные требования «демократических покровов» и от идеи власти, и от носителя ея».

На следующий день собрание офицеров и казаков Гатчины настоятельно потребовало, чтобы Савинков был назначен руководить их обороной от наступавших с севера «красных» матросов. 30 октября Борис Викторович принял должность начальника обороны Гатчины. Но уже через день, почувствовав, что выступление Керенского — Краснова обречено, он одним из первых бежит из Гатчины в ставку Главнокомандующего, под предлогом поездки за военными подкреплениями.

Чувство самосохранения заставило его покинуть Гатчину, где уже через несколько часов были «красные», а ненадежные казаки, замирившись с ними, «купили» полную свободу, пообещав выдать и Керенского, и Савинкова.

Савинков остановился в Луге, откуда главнокомандующему всеми российскими войсками Духонину шлет телеграмму: «...совершенно необходимо сосредоточение верных Временному правительству войск в районе Луги для защиты законной власти». Вскоре он сообщает Духонину: если в Луге сосредоточить 2–3 дивизии с артиллерией и небольшими конными отрядами, то поход на Питер «без особого труда увенчается успехом» при личном командовании самого Савинкова. Действительно, Советская власть была так слаба и распространялась тогда только на столицу, что 15–20 тысяч верных штыков могли изменить ход истории.

Но как раз таких верных штыков уже не существовало, и переброску частей без ведома Советов уже невозможно было осуществить... Да и сам Духонин со своим штабом будет расстрелян солдатами спустя 10 дней после получения этого письма.

К тому времени Савинков, отказавшись от «лужского плана», проберется на Дон, который станет центром сопротивления власти большевиков. Войдя в контакт с различными антисоветскими силами, Савинков убеждал казаков и офицеров создать дееспособную, добровольческую армию, готовую пойти на Москву и Питер. Он входит в образованный генералом Алексеевым «Донской Гражданский Совет» — альтернативу новой власти в столицах, помогает формировать первые полки «белой» гвардии.

Деникин вспоминал: «За кулисами продолжалась работа Савинкова. Первоначально он стремился во что бы то ни стало связать свое имя с именем Алексеева, возглавить вместе с ним организацию и обратиться с совместным воззванием к стране... Начались длительные переговоры между генералами Алексеевым, Корниловым, с одной стороны, и Савинковым, с другой...

Савинков доказывал, что «отмежевание от демократии составляет политическую ошибку», что в состав Совета необходимо включить представителей демократии в лице его — Савинкова и группы его политических друзей, что такой состав Совета снимет с него обвинение в скрытой реакционности и привлечет на его сторону солдат и казачество; он утверждал, кстати, что в его распоряжении имеется в Ростове значительный контингент революционной демократии, которая «хлынет в ряды Добровольческой армии...»

С января 1918 года Савинков организует на Дону «боевые дружины» (общей численностью до 500 человек), целью которых был вооруженный террор против большевиков в Петрограде и Москве, в частности убийство Ленина.

Однако усилия Савинкова не увенчались успехом, он не может найти общего языка с «правыми» и рвет связи с деятелями Дона, которые ратовали за восстановление монархии или полную автономию Казачьего края. Деникин писал: «Савинков внушал к себе недоверие со стороны правых и чувствовал это. Когда он что-нибудь предлагал, все настораживались и старались отклонить предложение».

Генералы не испытывали доверия к террористу-революционеру Савинкову, и он осознает, что на Дону он чужой среди своих и не достигнет «первых ролей». Генералы оттирают его от руководства «белым делом», как слишком «левого политикана, с темным прошлым». Савинков взял поручение Алексеева — «организовать демократическое сопротивление большевикам в Москве».

Близко знавший Бориса Викторовича английский дипломат и разведчик Локкарт, описывая характер Савинкова, замечает, что тот «так долго прожил среди шпионов и провокаторов, что подобно герою одного из его романов в конце концов сам не мог разобраться толком в том, кого он в сущности обманывает — своих врагов или самого себя». Гиппиус писала: «В Савинкове — да, есть что-то страшное. И ой-ой, какое трагическое. Достаточно взглянуть на его неправильное и замечательное лицо...»

В феврале 1918 года непревзойденный конспиратор инкогнито пробирается в Москву. И хотя он был личностью довольно известной, хорошо узнаваемой, и хотя он знал, что попадись он чекистам — ему несдобровать... он решился на этот шаг.

В полувоенном френче прогуливающегося по Москве Савинкова можно было принять за советского служащего — бюрократа средней руки. Он подолгу просиживал в сквере у Большого театра, где назначал встречи своим агентам. Очевидно, Савинков обратился к своим старым «подельникам»-конспираторам, стремясь привлечь их к созданию сильного антибольшевистского подполья.

За несколько месяцев он оформил крупную организацию «Союз защиты Родины и Свободы» из осколков партии правых эсеров и отдельных, «бойцовски» настроенных представителей партий кадетов, народных социалистов. Члены этой подпольной организации не только были вооружены, но и подавляющее их большинство имело за плечами боевой опыт фронтового офицерства.

«Союз» был наиболее опасной для властей боевой организацией и насчитывал около 5000 добровольцев, имел отделения в Казани, Калуге, Костроме, Ярославле, Рыбинске, Челябинске, Рязани, Муроме. В каждом из этих городов создавались склады оружия на случай выступления. Центральный штат «Союза», возглавляемый Савинковым, находился в самом центре Москвы и существовал под видом «лечебницы для приходящих больных». Помимо Бориса Викторовича, руководителями этой организации были генерал-лейтенант Рычков, полковник Перхуров и командир латышского советского полка, охранявшего Кремль, Ян Бреде.

Среди офицеров латышских стрелков, наиболее близких к Кремлю, Савинков сумел создать ячейку своего «Союза», надеясь с их помощью захватить все большевистское правительство. Савинкова и латышей объединяло общее неприятие только что подписанного большевиками и немцами Брестского мира (по которому Латвия переходила под власть Германии).

Программа «Союза» предусматривала установление твердой диктаторской власти, способной защитить ростки демократии, передел земли в пользу крестьянства, воссоздание национальной армии и продолжение войны против Германии с помощью союзников.

6 марта 1918 года в газете «Русские ведомости» появилась статья Савинкова, в которой он писал, что «большевики служили и служат немцам». После этого власти газету немедленно закрыли, а редактора и замредактора бросили в застенки ЧК, где из них с пристрастием «выбивали» сведения об авторе.

Основной задачей «Союза защиты Родины и Свободы» Савинков, считал вооруженное свержение правительства большевиков. После переворота было решено немедленно объявить войну Германии, помочь союзникам, которые субсидировали Савинкова.

От французского посла Нуланса Борис Викторович получил более двух миллионов рублей, 200 тысяч рублей дал на организацию Масарик, создавший движение чехословаков, готовых сражаться против немцев за свою государственность. Эти деньги давались в надежде на то, что Савинков создаст новый фронт против Германии и в обмен на разведывательную информацию.

Однако чекисты наступали «на пятки» великому конспиратору. В начале июня 1918 года они арестовали около 100 членов «Союза» в Москве, в том числе многих подпольщиков из латышских полков. Несколько сот «союзников» было арестовано чекистами в Казани.

Но строгие конспиративные правила организации спасли от провалов ее основные силы. Ни один из руководителей и начальников отделов «Союза» не был арестован. У самого Савинк был наиболее опасной для властей боевой организацией и насчитывал около 5000 добровольцев, имел отделения в Казани, Калуге, Костроме, Ярославле, Рыбинске, Челябинске, Рязани, Муроме. В каждом из этих городов создавались склады оружия на случай выступления. Центральный штат ова была удивительная интуиция подпольшика, и он покидал конспиративные квартиры за полчаса до того, как туда врывались чекисты. Некоторое время Савинков прятался даже в английском консульстве, а затем сумел перебраться в Поволжье, в Казань.

Провалы организации Савинкова заставили иностранных покровителей быть бережливее. Французы заявили, что не дадут больше денег, пока не увидят, что Савинков имеет «людей, способных идти в бой». Летом 1918 года, когда началось новое масштабное наступление немецких войск на Париж, положение Франции стало критическим. Нужно было во что бы то ни стало оттянуть силы противника с Западного фронта.

Савинков и члены французской миссии разработали план антибольшевистского восстания. Члены «Союза защиты Родины и Свободы» должны были поднять восстание в Москве в первых числах июня. И хотя этот план имел большие шансы на успех, Савинков от него вскоре отказался. Он посчитал, что даже при победе восставших в столице, город оказался бы во вражеском кольце, и миллионное население Москвы было бы обречено на голод. А это в конечном счете привело бы к капитуляции восставших.

Было решено привести в исполнение план №2, по которому восстания замышлялись в городах вокруг Москвы: в Ярославле, Казани, Рыбинске, Костроме, Муроме, а англо-французский военный десант должен был помочь восставшим, высадившись в Архангельске и нанося главный удар через Вологду на Москву. Опираясь на помощь Антанты и соединившись на Волге с союзным чехословацким корпусом и войсками самарского Комитета Учредительного собрания (Комуча), восставшие намеревались с севера и востока осадить и штурмовать Москву. После объединения сил и захвата столицы сторонники Савинкова предполагали объявить войну Германии.

Борис Викторович был связан и с террористами из партии левых эсеров, которые организовали в июле 1918 года убийство немецкого посла в Москве Мирбаха с целью спровоцировать войну Германии против Советской России.

В ночь на 6 июля 1918 года 120 членов «Союза защиты Родины и Свободы» и распропагандированный ими советский броневой дивизион подняли восстание в Ярославле. В городе находились крупные военные склады, и восставшим удалось быстро вооружить несколько тысяч антибольшевистски настроенных горожан.

Полковник Перхуров (правая рука Савинкова) объявил себя главнокомандующим Северной добровольческой армией и губернатором Ярославской губернии. Советские учреждения в Ярославле заменялись городской управой, членами которой стали меньшевики, эсеры и кадеты. Около 200 «видных» большевиков было арестовано, а несколько из них расстреляно. И хотя восставшим удалось создать из крестьян Заволжья несколько полков, превосходящие силы Красной Армии после 15 дней боев захватили Ярославль.

«Красные» овладели Ярославлем после многочасового обстрела города из тяжелой артиллерии, используя химические снаряды. 57 офицеров из восставших, оказавшись в окружении, сдались... полку немецких военнопленных, который в Ярославле ожидал своей отправки в «фатерлянд».

Офицеры-»союзники» заявили, что их Северная армия находится с Германией в состоянии войны, поэтому потребовали для себя места в германских лагерях для военнопленных. Но немцы не сдержали обещания и выдали офицеров на расправу чекистам.

7 июня началось восстание в Рыбинске. 400 членов «Союза защиты Родины и Свободы» вел в бой сам Савинков. Но местное ЧК заранее узнало о готовящемся восстании, и все попытки «савинковцев» захватить артиллерийские склады в городе были отбиты. После двухдневных боев восставшие отступили из Рыбинска. Только два дня продержались восставшие в захваченных ими Муроме и Ростове.

Крах восстания сопровождался массовыми казнями «союзников» эсеров и просто сочувствующих обывателей, провалами ячеек «Союза защиты Родины и Свободы» в Москве и Казани.

Войска Антанты не поддержали восстаний, как было обещано: очевидно, не хватило сил на крупные десанты, поэтому продолжение восстания с целью срыва Брестского мира утрачивало смысл.

В августе 1918 года Савинков и полковник Перхуров бежали в Казань, захваченную восставшим корпусом чехословаков. Чувства горечи и разочарования царили в окружении Савинкова после грандиозной неудачи восстания, которое готовилось полгода.

Осенью 1918-го Борис Викторович распускает свою организацию и записывается простым солдатом в белогвардейские войска. Он принимает участие в боевых партизанских операциях белогвардейского полковника Каппеля в тылу Красной Армии. Отряды Каппеля были частью войск Комуча (Волжского эсеровского правительства — Комитета Учредительного собрания) и действовали в районе Сызрань — Симбирск.

В ноябре 1918 года Борис Савинков «всплывает» в Омске и приглашается Сибирским правительством в свой состав. Возможно, он и был режиссером переворота, приведшего адмирала Колчака к власти над Сибирью, Уралом и Средней Волгой. Однако Колчак, очевидно, не желал держать около себя столь беспокойную и популярную фигуру: через неделю после переворота Борис Викторович отправляется за границу, во Францию, представителем Верховного правителя России Колчака.

Курсируя по маршруту Варшава — Прага — Берлин — Рим — Париж — Лондон, Борис Викторович всюду умудряется добывать денежные займы на «белое» дело. Самолеты, танки, военное снаряжение, обмундирование поплыло потоком к Колчаку после проникновенных речей экс-террориста Савинкова.

За год с небольшим он перезнакомился с президентами Польши, Чехословакии, премьерами Англии, Франции, Италии. Особо теплые отношения сложились у него с военным министром Англии лордом Уинстоном Черчиллем. Помощь шла из различных источников и имела огромное значение в деле организации антибольшевистских фронтов. «Без опоры на иностранцев мы воевать не могли», — констатировал позже Борис Викторович.

Помимо политической деятельности, он не оставлял литературу и журналистику. В Варшаве Савинков редактировал газету «Свобода», а в Париже руководил Бюро печати колчаковцев «Унион». Из Европы он рекомендовал Деникину и Колчаку действовать под демократическим флагом, дабы не раздражать «общественное мнение стран Антанты». Борис Викторович советовал отказаться от лозунга «Единой и неделимой России» и войти в союзнические отношения с польскими войсками и с войсками Симона Петлюры. Но генерал Деникин так и не признал возможности федерации или автономии бывших территорий Российской империи. «Единого фронта» против большевиков не получилось.

Савинкова прочили представителем «белых» в Праге, ведь он очень хорошо знал президента Т. Масарика, был с ним в дружеских отношениях. Но экстеррорист принял приглашение своего гимназического друга — диктатора Польши Ю. Пилсудского. В Польше Савинков создает «Русский политический комитет», в надежде на продолжительную борьбу против большевиков.

Еще в апреле 1920 года польские и петлюровские части начали наступление по всему фронту против советских войск. Через 10 дней наступления, разгромив «красных», поляки захватили Киев и большую часть Правобережной Украины. В это время начала действовать созданная хлопотами Бориса Савинкова в Польше Русская народная армия (РНА) под командованием генерала Б. Перемыкина и братьев С. и Ю. Булах-Балаховичей. Это была армия, объединившая под антибольшевистскими лозунгами бывших офицеров, интеллигентов и недовольных «военным коммунизмом» крестьян. Двадцатитысячная Русская народная армия контролировала Белорусское Полесье и некоторые северные волости Украины.

В конце мая — в июне 1920 года началось успешное наступление «белых» в Южной Украине — Северной Таврии. Новым претендентом на руководство всей антибольшевистской борьбой стал командующий Русской армией, созданной из остатков Добровольческой армии, генерал Врангель.

Врангель потребовал, чтобы РНА, которую собрал Савинков, из Полесья попыталась пробиться в Приазовье и присоединилась бы к Русской армии. Но польское военное руководство и Савинков выступили против верховенства Врангеля. Борис Викторович отказался даже формально подчиняться Врангелю — каждый «тянул одеяло на себя».

Поляки же не желали чрезмерного усиления «белого движения» и воссоздания «Единой и неделимой России». Но в офицерских кругах Русской народной армии зрело стремление к объединению с армией Врангеля. Подобные позиции разделяли и братья-атаманы С. и Ю. Булах-Балаховичи. Когда начались мирные переговоры межу Польшей и РСФСР и война между этими странами фактически прекратилась, С. Булах-Балахович без консультации с Савинковым телеграфировал Врангелю об оперативном подчинении ему своих частей.

Однако огромная удаленность Полесья от Приазовья не давала возможности проявиться этому оперативному взаимодействию. Борис Викторович готов был порвать со своими генералами и атаманами, но французский атташе рекомендовал ему не противодействовать решению о присоединении к армии Врангеля.

В 1920 году Борис Савинков развернул активную деятельность по созданию антибольшевистского центра, а также Западной белой армии.

Поражение основных белогвардейских сил — генералов Колчака, Деникина, Юденича — не смущало «великого заговорщика». Он наконец-то ощутил себя «вне конкуренции» белых генералов и рассчитывал единолично возглавить борьбу против большевиков. Его надежды стимулировались крупными вкладами в «его дело» польского военного ведомства и генерала Нисселя — главы французской военной миссии в Польше. И поляки, и французы требовали от подполья во главе с Савинковым развединформации и активизации террористических действий на советской территории.

В начале ноября 1920 года, когда врангелевская власть в Крыму доживала последние дни и добровольческие части отступили с материковой Украины, Русская народная армия начала, обреченное на крах, наступление на полесский городишко Мозырь. Объединившись с остатками петлюровских войск, РНА насчитывала до 25 тысяч солдат. Вели эту армию в бой братья Савинковы и братья Булах-Балаховичи. Две недели кровопролитных боев в Белоруссии с троекратно превосходящими силами противника обескровили РНА, численность которой сократилась до 10 тысяч человек. Некоторую помощь отрядам Савинкова оказывали партизанские национальные антисоветские отряды, выступавшие за независимость Белоруссии и носившие поэтическое название «Зеленый дуб» (командующий Алексин).

В октябре 1920 года Симон Петлюра и правительство Украинской народной республики в эмиграции заключают договор с «политическим комитетом» Бориса Савинкова, по которому его сторонники признавали независимость Украины и подчиняли все свои военные силы командованию Петлюры.

Савинковская РНА под командованием генерала Перемыкина, состоявшая из одной конной и двух пехотных дивизий, вошла в состав украинской армии. Части савинковцев включали отряды добровольцев генерала Бредова, что перешли в феврале 1920-го в Польшу, «красные» казачьи формирования, которые перешли на сторону поляков летом того же года (всего около 6 тысяч человек). Симон Петлюра поставил в начале ноября 1920 года задачу Отдельной русской армии (так начала называться РНА после включения в состав войск С. Петлюры): обороняя левый фланг украинского фронта, наступать на Винницу.

Однако ноябрь 20-го принес сплошные разочарования... 10 ноября Красная Армия нанесла сокрушительный удар по армии УНР, что только готовилась к наступлению. В районе подольского города Бар 12–14 ноября 1920 года Отдельная русская армия пыталась остановить противника, силы которого в 4–5 раз превосходили ее силы. 21 ноября остатки «отдельной армии» вместе с отрядами армии Петлюры ушли за реку Збруч, в Галицию, что была захвачена польской армией.

Разгромленные части «отдельной армии» и армии УНР спешно отступили в Польшу, где были интернированы. Благодаря деятельности Савинкова, части РИА подчинялись польскому командованию и освобождались из лагерей, после чего располагались вдоль советско-польской границы.

Разгром антисоветских фронтов не остановил Савинкова. Он еще надеялся стать объединителем русских «белых» сил, что находились в Польше. В декабре 1920 года он создает «Антибольшевистский военный блок», подписав договоры о совместных боевых действиях и политических выступлениях с представителями Врангеля, Донского казачьего круга, Кубанской Рады, Белорусским националистическим политическим комитетом, с украинскими повстанческими атаманами Струком и Орликом.

Был заключен договор и с правительством Петлюры — правительством Украины (УНР) в изгнании, которое располагало крупной военной силой — интернированными в польских и румынских лагерях украинскими солдатами (до 30 тысяч человек). Участвует Савинков и в «Политическом совещании» — в организации, которая претендовала на представительство интересов России во время заключения Версальского мирного мирового договора.

Активную военно-политическую деятельность братья Савинковы сочетали с руководством антисоветским подпольем на территории советской республике. Это подполье выполняло роль разведывательной сети стран Антанты. Борис Викторович становится председателем «Русского политического центра», координировавшего из Польши действия подпольщиков по всей России.

Ему казалось, что не все еще потеряно, он жаждал активных действий. Им была предложена новая тактика «внутреннего взрыва» советской власти. Исходя из того, что диктатура пролетариата противоречит интересам широких народных масс, и особенно крестьянства, он предлагал сделать основную ставку на крестьянские восстания, которые будут поднимать агенты «Политического центра» — офицерские кадры, профессионалы-террористы. Создавались ударные отряды, которые в момент восстания должны были поддержать крестьян, проникнув в очаги восстаний из-за границы.

В январе 1921 года из остатков «Русского политического комитета», переименованного к тому времени в «Русский эвакуационный комитет», Савинков создает новую военно-подпольную организацию «Народный союз защиты Родины и Свободы». Его возглавили братья Савинковы, генерал Г. Эльвенгрен, полковник М. Гнилорыбов, профессор Д. Философов, московский журналист А. Дикгоф-Деренталь. Этот союз начинает готовить для засылки в советские республики специальные десантные диверсионные отряды из добровольцев, имеющих богатый опыт партизанской борьбы.

Савинков надеялся создать новую республиканскую Россию «с твердой властью», очевидно, метя в диктаторы. Вместе с тем в программе созданного им «Народного союза защиты Родины и Свободы» было заявлено о решительной борьбе «с монархистами и теми помещиками, которые хотят отобрать землю у крестьян». Эсеровские идеалы продолжали доминировать в мировоззрении Савинкова. Он полагал, что «новая Россия» будет управляться союзом трех основных партий: «Крестьянско-казачьей», «Социалистическо-рабочей» и «буржуазной». Причем основную роль должна была играть «Крестьянско-казачья» партия, защищая интересы мелких хозяев.

В распоряжение Бориса Савинкова переходят лагеря оказавшихся в Польше остатков войск Юденича и Врангеля. Эти вновь организованные части получили название «Народной армии вторжения» (командующий Д. Одинец). К ней примкнули казачьи части, которые временно служили в польской пограничной охране, под руководством полковника Гнилорыбова, и украинская крестьянская бригада атамана Искры (генерала Лохвицкого), в этой же армии в качестве «вождей» подвизались и братья Булах-Балаховичи.

Успехи восстания крестьян Тамбовской губернии под руководством эсера Антонова, бесстрашные рейды конницы батьки Махно, восстания крестьян на Средней Волге и в Западной Сибири делали весьма ощутимыми перспективы всеобщей крестьянской войны — «взрыва изнутри».

Савинков намеревался тогда казачьи части своей армии направить рейдом через всю Украину на Дон, поднимать «казачий сполох» — всеобщее восстание Дона, Кубани и Терека.

Добиваясь новой финансовой помощи Запада, Борис Викторович преувеличивал силу и реальные возможности своего «Народного союза», заявляя, что его подпольные группы — в каждом уезде. На бумаге планы Савинкова выглядели грандиозно. Планировалось создание волостных, городских, уездных, губернских комитетов «Народного союза», создание ячеек на предприятиях, в частях Красной Армии, в советских учреждениях. Для организации этой сети в советские республики направлялись специалисты-подпольщики. Так, только в Поволжье весной 1921 года было направлено 192 таких «специалиста».

Опытный конспиратор, Савинков создавал на местах параллельные организации, действующие независимо друг от друга. Эта система предохраняла от полного провала организации и шире охватывала разнородные оппозиционные элементы — от анархистов до монархистов.

На новом этапе борьбы идейные расхождения отходили на второй план. Теперь Савинков обменивался с бароном Врангелем теплыми посланиями, в которых оба клялись друг другу в верности. «Партийная принадлежность была для нас безразлична», — писал в те дни Борис Викторович.

Для укрепления союза с украинской эмиграцией Савинков в своем договоре с Петлюрой признал независимость Украины и законность правительства Петлюры. Он брал на себя посредничество в переговорах Петлюры с западными державами и русской эмиграцией, обязался устроить петлюровцам заем в 30 миллионов польских марок и «выбить» французское боевое снаряжение для украинской армии.

Со своей стороны, Симон Петлюра обещал помочь в формировании возглавляемой Савинковым «Народной армии вторжения» и снабжении ее продовольствием.

В первые месяцы 1921 года дела подпольщиков, руководимых братьями Савинковыми, выглядели весьма успешно. В Петрограде они вошли в контакт с крупной подпольной «Боевой организацией» профессора Таганцева, которая планировала переворот в городе и Кронштадте.

. Во всех губерниях Белоруссии и в большей части губерний Украины были созданы мощные подпольные центры. К участию в подполье удалось привлечь некоторых командиров и даже политработников Красной Армии. Агенты Савинкова действовали на конференциях беспартийных при выборах в Советы.

Набатом на всю Россию громыхнуло восстание моряков Кронштадта — «гордости революции». С 28 февраля по 18 марта 1921 года продолжалось Кронштадтское восстание, поставившее точку на роковом периоде «военного коммунизма». Во время этого восстания вся «социалистическая эмиграция» надеялась, что большевики потеряют контроль над ситуацией в стране.

Борис Савинков тогда отправил письмо военному министру Франции, сообщив в нем, что его отряды двигаются к границе Белоруссии для того, чтобы способствовать успеху «всеобщего восстания в России».

Но быстрое подавление восстания в Кронштадте заставило Савинкова отложить «вторжение». После неудачных попыток поднять «всеобщее восстание» во время посевной кампании весны 1921 года было решено перенести его на август — сентябрь 1921 года, на время сбора продналога.

В июне 1921 года на съезде «Народного союза защиты Родины и Свободы» в Варшаве Борис Савинков представил план восстания в Советской России и действий местных подпольных организаций. На съезде этом присутствовали представители военных миссий стран Антанты; французские, итальянские, английские, американские, польские офицеры одобрили общий план.

Часть денег на восстание пообещали дать французские финансисты и военная французская миссия, польский генеральный штаб, а также русский эмигрант-миллионер Путилов. Добиваясь поддержки Англии, Савинков в письме к Черчиллю сообщал, что в середине 1921 года единственной антибольшевистской силой, не сложившей оружие, является крестьянское повстанчество — «зеленое движение», которому остается только придать «организованную форму».

Борис Савинков писал: «Россия ни в коем случае не исчерпывается двумя враждующими лагерями (красными и белыми). Огромное большинство России — крестьянская демократия. Пока вооруженная борьба с большевиками не будет опираться на крестьянские массы... пока патриотическая армия не поставит себе целью защиту интересов крестьянской демократии и только ее, большевизм не может быть побежден в России».

Четкий и достаточно реальный план опоздал, время было упущено. План был хорош для 19–20-го годов, когда крестьянская стихия выплеснулась десятками крупных бунтов. Но летом 1921 года крестьянство качнулось в сторону признания советской власти, которая утвердила НЭП и ликвидировала ненавистные продразверстку и колхозы.

Восстание было намечено на середину августа 1921 года. Областные комитеты «Союза» к этому времени должны были подготовить местные повстанческие отряды. Три ударные группы решено было выдвинуть от границ Польши к Питеру, Москве, Орлу, петлюровские части — направить на Киев. Начало восстания предполагалось ознаменовать широким террором против лидеров коммунистов, взрывами военно-стратегических объектов, уничтожением транспортных коммуникаций.

Летом 1921 года на советскую территорию были переправлены 25 диверсионных ударных отрядов «союзников», которые рейдировали по западным губерниям России, Белоруссии и Украины.

«Отличившись» в диверсиях и убийствах коммунистов, эти отряды не смогли поднять крестьянское восстание. Так, в городе Холм диверсанты-партизаны отряда полковника Павловского убили несколько сот человек, у Полоцка был пущен под откос поезд, ограблены пассажиры, расстреляно 15 коммунистов. Экспроприировались банки и склады, уничтожались погранзаставы.

Но того слоя крестьянства, на который делал главную ставку Савинков, уже не существовало. Уставшие от семилетней войны, запуганные красным террором, изголодавшиеся люди хотели только одного — спокойной жизни. Крестьянское сопротивление к концу 1921 года сошло на нет. Исчезли многотысячные повстанческие армии Махно, Антонова, Сапожкова.

Тогда же началась серия провалов — ВЧК ликвидировала западный и Черноморский областные комитеты «Народного союза защиты Родины и Свободы», многие структуры петлюровского подполья. Планы поднять всеобщее восстание оказались невыполнимыми. Бесперспективность всеобщего восстания в советских республиках стала понятна даже западным покровителям Савинкова.

Прекращается субсидирование «Союза» иностранными государствами, решившими, что Савинков — «большой фантазер». 7 октября 1921 года, после очередной ноты протеста со стороны Советской России, польское правительство обязывает Савинкова и руководство «Народного союза защиты Родины и Свободы» покинуть Польшу в течение двадцати дней.

«Я садился в поезд, и сердце мое радовалось. Слава Богу, я уезжаю из этой проклятой страны...», — писал Борис Викторович о своем выезде из Польши,

Вместе с ним покинул Польшу и С. Булах-Балахович.

Борис Викторович передает свою агентурно-диверсионную сеть организации «Центр действия», которая была создана в 1921 года народным социалистом Н. Чайковским. Савинковские линии связи использовались «Центром» до 1923 года, пока его не разгромила ЧК.

Сформированные Савинковым военные кадры и отряды частично были интернированы в Польше или в октябре 1921 года двинулись в рейд по Белоруссии, где нашли свою гибель, остальные разбрелись по различным странам Европы.

1922 год оказался неудачным для экстеррориста. Его друг и покровитель Черчилль был вынужден уйти в отставку, и денежная помощь из Англии прекратилась. А в 1923 году другой покровитель Савинкова — Муссолини заявил беспокойному русскому заговорщику. «Уймитесь, не время».

Из Польши братья Савинковы и их единомышленники уезжают в Париж. Казалось, с политикой покончено навсегда... Борис Викторович снова берется за перо и пишет автобиографическую повесть «Конь вороной». В этой повести он вспоминает недавнее прошлое — 1920 год, действие ударных террористических отрядов в Полесье. Автор пытается ответить самому себе на вопросы: «Стоило ли проливать русскую кровь ради России? Кто прав в братоубийственной гражданской войне?» Савинкова пугает превращение воина в убийцу, который убивает иногда даже от скуки. В повести — тяга к покаянию за «кощунственный балаган» войны.

«Сроков знать не дано. Но встанет Родина — встанет нашей кровью, встанет из народных глубин. Пусть мы «пух». Пусть нас «возносит» ненастье. Мы слепые и ненавидящие друг друга, покорные одному несказанному закону. Да, не мы измерим наш грех. Но и не мы измерим нашу малую жертву...» — так заканчивается эта повесть.

Как вспоминают современники, в эмиграции Борис Викторович, оторванный от Родины, становится мистиком и «чрезвычайно религиозным» человеком.

Но, покаявшись в своей повести, Савинков не хотел оставаться в стороне от событий, он еще желал быть «первым и правым». Его беспокоил «бес подполья и террора». Он еще надеялся «послужить Родине» и снова заняться привычным подпольным ремеслом. Он просто не мог жить, не окунувшись с головой в атмосферу опасности и авантюр.

Савинков разрабатывает планы серии террористических актов против советских лидеров и создания «нового антисоветского подполья». В апреле 1922 года он и Рейли решили совершить покушение на «главного советского дипломата» Георгия Чичерина во время Генуэзской конференции. Но Савинкова задержала итальянская полиция, и план был сорван.

Повторить попытку покушения на советских дипломатов было решено в Берлине. Туда прибыли Савинков, Рейли и три террориста из группы Бориса Викторовича, но террористический акт против Чичерина снова не удался.

Новые фантастические планы Савинкова — овладеть Петроградом с помощью двадцатитысячного десантного отряда, состоявшего из офицеров-эмигрантов, не захватили никого, кроме фашистского диктатора Италии Бенито Муссолини. Однако вскоре, после подписания советско-итальянского договора, надежды на помощь финансами, оружием и флотом со стороны Италии не оправдались.

Активность и авторитет Савинкова в антибольшевистских кругах, знакомство с ведущими политиками Европы приковывало к нему внимание не только любопытных, но и ВЧК. Советское руководство видело в Савинкове едва ли не самого опасного заговорщика.

В 1922 году чекисты решили «изъять» «генерала террора» из-за границы. В осуществлении этого плана чекистам помог арестованный при переходе границы адъютант Савинкова — Л. Шешеня, который был направлен в Россию для восстановления старой агентурной сети, но оказался слабым человеком и после ареста выдал все явки и связи. Чекисты, воспользовавшись этой информацией, создали мнимую подпольную организацию «Либеральные демократы», которая стала приманкой для не в меру активного Бориса Савинкова.

Агенты ЧК — ОГПУ распространяли легенды о силе и серьезной антибольшевистской деятельности псевдоорганизации, роль членов которой исполняли сами «птенцы Дзержинского». Первым одураченным стал руководитель «Народного союза» в Литве И. Фомичев, который, побывав у мнимых подпольщиков в столице, пришел к выводу о важности и активности московской группы. Именно Фомичев вместе с чекистом А. Федоровым, который играл роль руководителя московской группы, сумели заинтересовать Савинкова и склонить его к конспиративной поездке в Москву.

Ему было заявлено, что только он один, как «выдающийся организатор и конспиратор», может ликвидировать «разногласия», возникшие в мнимой группе «либеральных демократов».

Друзья удерживали Бориса от роковой поездки в СССР, но Борис Викторович сказал: «Я не могу оставаться позади. Я нужен нашим друзьям в России, чтобы вести их вперед! Настало время нанести удар! Сейчас! Колебания равносильны измене!»

15 августа 1924 года Савинков со своим ближайшим помощником Дикгоф-Деренталем, его женой и Фомичевым перешли польско-советскую границу, а уже на следующий день были арестованы чекистами в Минске. Через 13 дней после ареста Савинков предстал перед Военной коллегией Верховного Суда СССР. На суде он не отрицал большинства обвинений и рассказал некоторые подробности своей деятельности.

Самого опытного конспиратора России «подвели» легкомыслие и ностальгия. Два с половиной года «простоя» в Париже, вдали от бурных событий и боев, привели к тому, что Савинков заглотнул приманку. Роковую роль в его провале сыграло предательство единомышленников — полковника Павловского, поручика Шешени и Фомичева, которые зарабатывали в ЧК смягчение приговора.

В последнем слове на суде Савинков раскаялся в содеянном, признав бесперспективность своей борьбы. Во всяком случае об этом трубили советские газеты...

Сын Бориса Викторовича — Виктор носил фамилию матери — дочери писателя Глеба Успенского. Виктор Успенский приезжал в Ленинград на свидание с арестованным отцом. Тогда Савинков сказал сыну: «...услышишь, что я наложил на себя руки, — не верь». Вскоре и Виктор Успенский погиб в сталинских застенках. Уцелел только сын Савинкова — Лев, живший в Париже.

Суд объявил Бориса Савинкова виновным в 43 преступлениях против советской власти и приговорил его к расстрелу с конфискацией имущества. Однако, принимая во внимание отречение Савинкова от своих целей, его раскаяние и «его разоблачение интервенционистов», ЦИК СССР заменил ему высшую меру наказания лишением свободы сроком на 10 лет.

Мягкий приговор вызывал удивление, но он был частью сталинской «хитромудрой» иезуитской игры. Савинков обладал определенным политическим весом как в среде российской эмиграции, так и в кругах западноевропейских политиков. Капитуляция и отступничество едва ли не самого опасного заговорщика должны были серьезно повлиять на тех и других, показав мощь советской державы и притягательность идей ленинизма.

Тогда в «Известиях» появилась пространная статья редактора этой газеты Ю. Стеклова, назвавшего Савинкова «придатком интеллигентской среды, которая не верила в массы, которая хотела быть вождями, вести массы за собой, не спрашивая их и не интересуясь их волей. Под флагом любви к трудящимся, интересов, стремлений, желаний которых не знали, да и не хотели узнавать, шли на борьбу эти революционеры...»

В своих, возможно сфабрикованных чекистами покаянных письмах, Савинков убеждал бывших единомышленников прекратить борьбу против большевиков и задуматься о положительных сторонах советской власти.

Из тюремной камеры Савинков пишет о чекистах: «Я думал встретить палачей и уголовных преступников, а встретил убежденных и честных революционеров» (из письма Д. Пасманику); чекисты «напоминают мне мою молодость, — такого типа были мои товарищи по Боевой организации» (из письма сестре); «В ГПУ я встретился с людьми, которых я знаю и которым доверяю с юных лет, которые мне ближе, чем болтуны из «Национального центра» или члены зарубежной делегации социалистов-революционеров. Я встретил здесь убежденных революционеров» (из письма С. Рейли).

Суперагент Сидней Рейли тогда высказал свою версию судьбы Савинкова. Реальный Савинков, по его мнению, был убит при переходе границы, а Лже-Савинков, что предстал на процессе и писал письма раскаяния, это умело подобранный двойник.

Вторя словам Рейли, некоторые западные газеты подхватили эту сенсацию. Вообще тема «двойников» была в ходу у журналистов, описывавших фантасмагории сталинских судилищ.

Через 8 месяцев после вынесения приговора Борис Викторович обратился к Дзержинскому с письмом, в котором просил немедленного освободить его из заключения. Савинков взывал: «Дайте мне возможность работать!» и туманно намекал, что может «пригодиться» ЧК как «подпольщик» и «борец за революцию». Не собирался ли Савинков стать консультантом ЧК по «раздуванию мирового пожара» или по созданию подпольной разведывательно-террористической сети по всему миру?

И кто знает, может быть, Дзержинский оперативно откликнулся на призыв «великого конспиратора». Можно предположить, что Савинков вовсе и не погиб, а, под другой фамилией, дослужился до генерала ЧК — ОГПУ. Чекисты были мастаки устраивать ложные похороны своим агентам и распространять эту информацию по всему миру. Дзержинский мог «убить» «старого Савинкова», с тем чтобы создать нового агента, с новой фамилией!

Так или иначе, 8 мая 1925 года Борис Савинков, как писала газета «Правда», воспользовавшись отсутствием оконной решетки в комнате, где он находился после возвращения с прогулки, выбросился из окна пятого этажа во двор тюрьмы и разбился. Это самоубийство напоминало хорошо спланированное убийство некогда опасного врага.

Есть предположения, что инсценировкой самоубийства или псевдосамоубийства Савинкова занимался чекист Блюмкин. Этот чекист — литератор и террорист, возможно, стал и автором знаменитого письма-раскаяния Бориса Савинкова.

Александр Солженицын в знаменитом «Архипелаге ГУЛАГе» приводит рассказы «лагерных сидельцев» о том, что Блюмкин был автором «писем Савинкова», а чекист А. Шлюбель «собственноручно» выбросил Савинкова из окна.

Савинков все еще оставался не только символом сопротивления, но и авантюристом, «хозяином своего слова», и его покаяние, если оно и было им написано, ровным счетом ничего не означало, хотя оно и вызвало бурное негодование большей части эмиграции.

«Нет человека — нет проблемы», — любил говаривать Сталин, выражая общебольшевистские воззрения.

Борис Савинков остался в истории революции и гражданской войны загадочной фигурой заговорщика, считавшего, что от его воли зависит весь ход истории. Он силился подчинить себе время и пространство, был необычайно импульсивен, пытался, как говорится, лбом прошибить стену. Живя в мире своих наркотических видений, жизнью героев своих книг, он часто не мог здраво анализировать политическую ситуацию.

Российская история — сплошная литературщина, а действия писателя — террориста отчасти были попыткой подражания литературным героям детства.

Черчилль, друживший с Борисом Савинковым, посвятил ему несколько страниц в своей книги «Великие современники». Борис Савинков, писал Черчилль, сочетал в себе «мудрость государственного деятеля, качества полководца, отвагу героя и стойкость мученика». Весьма возможно, что англичане хотели видеть его «либеральным диктатором России».

А вот Дмитрий Философов, разочаровавшись после раскаяния Савинкова в своем друге, писал, что решил считать его «человеком конченым в политическом и моральном отношении...». «Вы мертвый лев!» — восклицал вчерашний друг. Тот же Философов писал о Борисе Викторовиче: «В нем виден обыкновенный честолюбец в тоне дешевого ницшеанца... Он должен властвовать и быть «во главе».

Весьма известный в начале века писатель Михаил Арцыбашев заметил тогда о Савинкове: «...все-таки он не был подлинным пророком и вождем. Он боролся честно и храбро, но не во имя своего внутреннего чувства, своего свободного «я», а во имя идеи, не им созданной, не им поставленной».

Скорее всего, Арцыбашев был прав. Савинков толком не разобрался ни в своих убеждениях, ни в своих чувствах. Он одновременно восхищался террором и ужасался его губительности... Он, казалось, жил только для революции, но постоянно тратил огромные деньги, что брались под «прямые действия», на себя... Он боролся с «правыми» и, одновременно, прокладывал им дорогу... Он боролся с абсолютизмом и сам стремился стать диктатором... Он был убийцей и поэтом... В нем уживалось несколько человек-антиподов во всем.

В 1931 году, уже после смерти Савинкова, в Париже стараниями литераторов, друзей Бориса Викторовича — Зинаиды Гиппиус и Дмитрия Мережковского, был выпущен сборник стихов «убиенного поэта-террориста» под его литературным псевдонимом «Ропшин».

Есть в нем строчки, запечатлевшие мятущуюся душу демона, который никак не может обрести душевный покой:

Нет родины — и все кругом неверно, Нет родины — и все кругом ничтожно, Нет родины — и вера невозможна Нет родины — и слово лицемерно, Нет родины — и радость без улыбки, Нет родины — и горе без названья, Нет родины — и жизнь, как призрак зыбкий, Нет родины — и смерть, как увяданье... Нет родины. Замок висит острожный, И все кругом не нужно или ложно...


<< Назад   Вперёд>>