М. П. Петров. Мои воспоминания
В 1891 г. я через одного из товарищей познакомился с ткачом с фабрики Прохорова, который, как мне передал товарищ, приехал из Петербурга, чтобы завязать связи с московскими рабочими. Звали его Федором Афанасьевым1. Он произвел на меня огромное впечатление своими задушевными беседами. Мы с ним просиживали ночи и какие только вопросы не обсуждали! В особенности у меня в памяти осталась одна ночь, которую мы с ним провели на Чистопрудном бульваре. Я уже отмечал мое религиозное настроение, а если к этому вспомнить, что это было 40 лет тому назад, когда духовенство держало в крепких и цепких своих лапах умы рабочих и когда мы, молодежь, как слепые котята, тыкались во все стороны, отыскивая ответы на свои вопросы, то для читателя будет понятным мое душевное состояние. К тому же по складу своего характера я принимал все очень близко к сердцу и многое переживал гораздо острее других. Чтобы разрешить все больные для меня вопросы, я их решил перед Афанасьевым поставить ребром. И вот одна ночь, проведенная в разговорах с ним, оказалась поворотным пунктом для моего миросозерцания. Помню, на рассвете мы разошлись с бульвара с той мыслью, что мне надо больше читать. С другой стороны, надо организовать среди рабочих кружки, на которых обсуждать все вопросы. Для руководства же этими кружками нужно завести связи со студентами, причем Федор Афанасьев говорил, что знакомиться со студентами надо очень осторожно, что студенты бывают разные, и вообще взял это на себя, а мне поручил подобрать такой кружок из рабочих. Связи у него, уже имелись. Вместе с тем наметили организовать кассу взаимопомощи, чтобы тесней связаться между собой.

Федор Афанасьев собирался уехать в Питер по делам нашего кружка, а по приезде оттуда уже вплотную заняться нашим общим делом, причем он сказал, что у него есть знакомый ткач с фабрики Михайлова, некто Федор Поляков2, и чернорабочий Козлов, безработный, которого нужно куда-нибудь устроить в интересах общего дела. Козлова мы быстро устроили на котельный завод Смита, а Афанасьев вскоре уехал в Питер, и уже больше я с ним не встречался. По отъезде Афанасьева мы устроили кассу взаимопомощи, в которую вошли я, мой брат, Козлов, Борисов, Штольц, Воробьев и еще двое или трое, фамилий которых не помню. Было решено, что мне надо перейти на другой завод и завязать там связи, потому что я, Борисов и Воробьев работали на заводе Фугельзанга, а так как на недалеко от нас помещавшемся заводе Вейхельта, на котором работало около 500 человек, у нас не было связей, то товарищи предложили мне перейти на этот завод. Не могу не отметить маленького обстоятельства. Перейдя работать на завод Вейхельта, я познакомился с рабочим Константином Бойе3 и его братом Федором и К. Суховым, который впоследствии оказался провокатором...

После первого знакомства с упомянутыми выше товарищами нам, во-первых, нужна была квартира, каковая и была общими силами найдена на углу Немецкой улицы, против фабрики Дюфур-мантеля. Квартира оказалась в высшей степени подходящей, ибо в ней на чердаке имелась светелка с отдельным ходом; она так и осталась вплоть до нашего ареста нашей штаб-квартирой. Для лучшей конспирации было условлено, чтобы между собой в мастерских не вести никаких разговоров, да и вообще не давать попять, что тесно связаны друг с другом. Для первого знакомства с литературой мы начали с совместного чтения и с разбора газетных статей, а попутно с этим взялись за усиленное чтение в свободные часы, особенно дома; увлекались Шелгуновым, Лассалем, «Историей одного крестьянина» Эркмана Шатриана, «Оводом» Войнич, «93-м годом» Гюго, а затем перешли к кружковым занятиям.

Часто между нами поднимался вопрос: удастся ли нам когда-либо свергнуть самодержавие? Хватит ли у нас сил вырвать с корнем это трехсотлетнее дерево? Большинство склонялось к тому, что нам не удастся вырвать самодержавия, но что мы должны работать, чтобы поднять сознание массы, вот в чем заключается наша главная задача, а там — что будет, и тут же запевали любимую хоровую песню: «Светает, товарищ, работать давай,— работы усиленной требует край. Работай руками, работай умом, работай без устали ночью и днем». Кружки самообразования нас мало удовлетворяли, необходимо было захватить массы, для этого было решено расклеивать и распространять листки с небольшим текстом. Помню, был первый листок, на котором были изображены два буржуа, под ними текст разговора, вверху заголовок: «Разговор двух фабрикантов». Точно не помню этого текста, но в разговоре один жалуется другому на то, что его рабочие стали очень дерзки, а все это оттого, что появились социалисты. Несколько таких листков нам удалось расклеить по мастерским; один из них долго продержался в «клубе», т. е. в уборной. Эта форма агитации оказалась в высшей степени удачной и имела огромное влияние на рабочих. Вейхельт при первой же забастовке воспользовался случаем и стал упрекать нас в том, что среди нас появились социалисты. Кто-то из задних рядов крикнул: «Что, Карлуша, или не по носу табак?» Вейхельт бросился отыскивать говорившего. С другой стороны раздался крик: «Карлуша, за что ты социалистов не любишь?» Вейхельт пришел в неописуемую ярость и заявил, что он закроет завод, потому что мы «сволочь и русская грязная свинья». На эту сцену мы ответили новой прокламацией: «Как хозяин защищает свои права». Тут был выведен разговор хозяина с социалистами. Все это давало огромную тему для разговоров среди рабочих. Разумеется, черная рать тоже не дремала, и среди рабочих ходили слухи, что социалисты убили царя за то, что он дал свободу крестьянам, и теперь мутят народ, чтобы вернуть крепостное право. Эту сказку не представляло большого труда опровергнуть, и мы в одной из листовок разъяснили истинный смысл этих слухов. Такие листки так пришлись по вкусу товарищам, что они стали заведующих пугать-такими прокламациями.

К осени 1894 г. товарищи предложили мне перейти на завод Бромлея, который находился у Крымского моста, чтобы там установить связи с рабочими. Из общих средств были выданы деньги на наем квартиры. Квартира была снята за Крымским мостом, в которой поселились я и А. Богомолов. Здесь происходили у нас собрания, которыми руководил тов. Лядов. Весной 1895 г. стали готовиться к маевке. Решено было отпраздновать 1 Мая, как еще в Москве никогда не праздновали.

Как я ни осторожничал, но меня «расшифровали» и в один из моих приходов на работу вызвали в контору и предложили получить расчет. С такой честью проводили, что оставленный мною пиджак из мастерской принес сторож. Увольнение мое произошло перед пасхой. Несмотря на долгие хлопоты, работы я не мог найти. В это время Саша Хозецкий получил письмо из Рязани о том, что там широко развертывается работа на машиностроительном заводе, на котором легко можно получить работу. Было решено, что после 1 мая я поеду в Рязань.

На маевке был смотр той работы, которую мы проделали, и действительно, этот смотр превзошел наши ожидания. Все присутствовавшие товарищи были в приподнятом настроении. Этот смотр наглядно показал каждому из нас, что работать необходимо просто потому, что товарищи отозвались на наш призыв и сотни людей пришли, чтобы совместно отпраздновать 1 Мая. Погода выдалась превосходная. Беседы наши затянулись до позднего вечера, и мы, разбившись на группы по 20—30 человек, пошли на станцию. Я примкнул к товарищам, которые отправились пешком в Москву.

После маевки я уехал в Рязань и устроился на машиностроительном заводе. Вести из Москвы были неутешительные: начались аресты, а затем и оборвалась моя переписка. Я собирался поехать в Москву, чтобы узнать, как дела, но в одну из ночей пришли жандармы, и с утренним поездом меня в сопровождении двух жандармов отправили в Москву. Не забуду такого курьеза: жандармы были очень удивлены, что везут рабочего, что до сих пор они возили только ученых и студентов, а вот рабочего еще ни разу не пришлось им возить. В 1896 г. меня освободили, выслав в Рязань на два года под гласный надзор.

Сб.: На заре рабочего движения в Москве. М., 1932, с. 185—190. Печатается с сокращениями.



1 Афанасьев Ф. А. (1859—1905) — русский рабочий-революционер, член рабочего комитета Центрального социал-демократического кружка группы Бруснева (1889), один из организаторов петербургской маевки (1891), на которой произнес речь. В 1891 г. группой Бруснева направлен в Москву для организации социал-демократических рабочих кружков. С этой целью поступил на работу на Прохоровскую Трехгорную мануфактуру. Принимал активное участие в группе Бруснева — Кашинского — Егупова в 1891—1892 гг. как сторонник ее марксистской части. В связи с арестом членов группы в апреле 1892 г. скрылся из Москвы, но был арестован в Петербурге. Вторично арестован в 1895 г. После освобождения из тюрьмы в феврале следующего года принялся за объединение социал-демократических организаций в Иваново-Вознесенске, Павловском Посаде, Шуе и других городах. В 1903 г. арестован по делу Иваново-Вознесенской группы РСДРП. Участвовал в организации иваново-вознесенской стачки весной и летом 1905 г., член Совета рабочих депутатов. Убит черносотенцами во время митинга на р. Талке.— 42.
2 Поляков Ф. И. (1870—1903) — активный деятель московского «Рабочего союза». Будучи рабочим Прохоровской мануфактуры, в 1891 г. вступил в социал-демократический кружок Ф. А. Афанасьева. С апреля 1894 г. один из руководителей Центрального рабочего кружка, положившего начало московскому «Рабочему союзу». Участвовал в организации первой маевки московских рабочих 30 апреля 1895 г. В августе 1895 г. арестован и сослан в Сибирь, где умер.— 43
3 Бойе К. Ф. (1871—?) — активный деятель московского «Рабочего союза», рабочий завода Вейхельта. В 1893—1895 гг. организатор рабочих кружков в Москве. В апреле 1894 г. на его квартире (Немецкая (ныне Бауманская) ул., 23) проходило собрание представителей рабочих кружков около 15 предприятий Москвы, на котором был создан Центральный рабочий кружок, положивший начало московскому «Рабочему союзу». В 1895 г. участвовал в руководстве социал-демократическим движением в Москве. В августе 1895 г. арестован и сослан. О дальнейшей жизни К. Ф. Бойе сведений нет.— 43.

<< Назад   Вперёд>>