С. Денисов. Чурка-чуркой
Пока шла подготовка к прыжкам, он успел и мне и всем во взводе надоесть своими рассказами о том, как он любит прыгать с парашютом. Парашют он укладывал бойко, на предпрыжковой подготовке тоже не «тормозил». У всех он числился заправским парашютистом. Когда нам объявили, что завтра подъем в пять, а в пять пятнадцать мы должны быть на складе ПДИ для получения парашютов на прыжок, Боцман крикнул «Ура!» и двинул меня в плечо.
Утро было ясным, и погода обещала быть хорошей. На старте составили наши парашюты «в козлы» длинными рядами. ПДСники быстро засновали вдоль них, проводя внешний осмотр.
У всех, кто прыгал раньше, и кто не прыгал совсем, настроение было истерически приподнятое. Это примерно как улыбка, сведенная судорогой. В армии прыгали все первый раз, естественно, за исключением отцов командиров и сержантов. Они-то знали главную особенность десантной службы: «Десантник три минуты - орел, а все остальное время — лошадь».
Построились по корабельным группам, прошли проверку на старте и, отойдя несколько метров, сели на траву.
Улыбаясь, к нам подошел замполит. Я думал, что он, как и положено, «инженеру человеческих душ», скажет что-нибудь напутственное.
Но он, не переставая улыбаться, сказал нам с Боцманом, пнув по нашим стопам:
- Салаги! Свисток видите?
Мы дружно кивнули.
- Как только свистну, оба ко мне! Ясно?
Мы, дернув на земле ногами и руками, сказали: «Так точно!»
- Ну и ладно, — сказал довольный замполит и закурил, отойдя в сторону. Он явно выпендривался перед новичками.
- А зачем это мы ему понадобились? — спросил я негромко Боцмана.
Тот недоуменно пожал плечами. Загадка так и повисла бы в воздухе, если бы не сержант, сидевший рядом.
— Парашют его на себе на старт потащите, — сказал он и усмехнулся.
Это в наши планы не входило. Боцман разнюхал, что на старте по случаю первого прыжка будет работать солдатский «булдырь»: лимонад, печенье, сгущенка и прочие солдатские радости.
— Пошел этот франт на хрен! — зашептал мне Боцман на ухо. — Как только свистнет, сразу падаем и лежим, пока он сам свой купол не утащит или еще кого-нибудь не найдет. А потом скачками рвем к буфету!
Я не возражал. Перед самолетом нас расставили по весу. Получалось, что я должен прыгать сразу за нашим сержантом, здоровым парнем из-под Тамбова. Далее шел Боцман и все остальные. Замполит прыгал в середине потока.
Мерный гул мотора Ан-2 прервал отрывистый сигнал сирены. Выпускающий открыл дверь и показал нам, чтобы мы поднялись. Мы встали, расставив пошире ноги, положили левую руку на «запаску», а правую — на кольцо и уперлись головой в купол впередистоящего. Выглядывая из-за сержанта, я с интересом разглядывал в дверь игрушечную землю в разноцветных лоскутах лесов и полей. Сирена загудела, и я увидел, как в двери пропал сержант. Автоматически, как учили, я приблизился к двери.
Мысль: «Главное — не зассать!», пришла одновременно с хлопком выпускающего по плечу. Уже вываливаясь, в голову пришел дурацкий ответ: «Кто ссыт, тот гибнет!». Поток воздуха наполнил рот, который я почему-то открыл, рывок и в ушах засвистел ветер. Я летел на стабилизации. Опять пришла мысль: «Блин, считать же надо!». В голове пронеслось: «Пятьсот один, пятьсот два, пятьсот три. Купол!». Купола не было. «Странно!» — подумал я и уже, было, собрался дернуть кольцо, но сработал прибор, и я начал куда-то проваливаться. Кишки вместе с душой из пяток переместились под горло. Хлопок, рывок, и я повис в абсолютной тишине. Ощущение было неземное. Как сказал потом один мой знакомый: «Выше полового». Чувства переполняли. Я осмотрелся и увидел Боцмана. Он был выше меня. Я помахал ему рукой, но он не ответил. Ко всему его стремительно несло на меня. Раздумывать было некогда, и я вспомнил, чему учили на земле.
— Тяни задние! — что есть мочи заорал я и сам натянул задние лямки.
Но Боцман не реагировал. Схватившись руками за лямки, ой смотрел на меня стеклянными, ничего не выражавшими глазами.
Продолжая тянуть изо всех сил, я еще раз ему крикнул, но теперь уже попросту: «Уе...вай!».
Результата не было, и Боцман через несколько секунд ударился о стропы моего парашюта. Нам повезло, что ноги у него были в стороны, и он, ударившись, отпружинил от строп.
Самое поразительное, что выражение его лица и поза не изменились.
- Му...ак! — заорал я что было мочи. — Тяни левые!
Не помню, как мне это пришло в голову, но и сам я натянул левые лямки. Ударившись еще раз «деревянной» мордой о стропы, Боцман на своем куполе ушел от меня вправо. Успев только от души матюгнуться, я увидел, как набегает земля. Приземлившись, я увидел, как справа, метрах в пятнадцати-двадцати, на землю рухнул Боцман, как был с ногами врастопырку. Я был уверен, что он обязательно что-нибудь сломает.
Но самое поразительное было то, что, ударившись о землю, Боцман резво вскочил на ноги и... запел.
Освободившись от подвесной, я побежал ему навстречу:
— Му...ак! Из-за тебя мы чуть не разбились! — я готов был его к убить.
Но Боцман радостно улыбался и не понимал, о чем я кричу. Странно, но он не помнил из того, что было в воздухе, ничего. Пока мы выясняли, кто прав, подошел замполит, уставший свистеть, и, оставив свой купол, потрусил на старт. Всю дорогу, неся свои и замполитовский парашюты, мы не переставали ругаться. Понятное дело, что, когда мы пришли, в «булдыре» было пусто.
Как потом выяснилось, Боцман впадал в ступор, находясь в воздухе. В самолете был бодр и на земле весьма весел, а воздухе ничего не соображал.
Если вы думаете, что его перевели в пехоту, то скажу — нет. Он успешно закончил учебку, а потом отслужил в ВДВ, совершил около двадцати прыжков, оставаясь в воздухе чурка-чуркой.
(Записал С.Козлов)
<< Назад Вперёд>>
