Предыстория
Исторически и географически Средняя Азия (Туркестан) является составной частью Центральной Азии, которая занимает огромную территорию земной суши, протянувшись почти на 7 тысяч километров – от Каспийского до Японского моря и на 1,5 тысячи километров – с севера на юг. Ее площадь около 6 миллионов квадратных километров. Копетдаг, Гиндукуш, Памир, Тибет с горной грядой Куньлунь создают южный барьер, прочно запирающий этот огромный массив от воздействия южных морей, а с севера – Алтай, Саяны, Становой и Яблоневый хребты, Хинган надежно прикрывают от воздействия Северного Ледовитого океана, а Тянь-Шань рассекает Центральную Азию на две части – западную и восточную. В западной части основное пространство занимает Туранская низменность, в восточной – Великая Китайская равнина, а также три обширные пустыни – Такла-Макан, Алашань и Гоби.
Такое сочетание горных массивов и пустынь создало физико-географический эффект, не имеющий аналогов в мире. Климат Центральной Азии пустынный, резко континентальный, здесь постоянно дуют сильные ветры, выветривая огромные массы песка и пыли с гор и разнося их по всему региону в виде пыльных бурь и ураганов, которые в состоянии превратить день в ночь и снизить видимость до 10–15 метров. Во время песчаных бурь исчезали караваны вместе с сопровождающими их людьми, разрушались жилые строения, камнем и песком забивались колодцы. Ветры огромной силы «формировали» скалы, придавая им невероятные, причудливые очертания, что стимулировало фантазию человека, которому в этих сотворенных ветром скалах чудились мифические существа. Именами этих существ люди называли близлежащие долины Алашань и Гоби.
Путешественники позднего времени встречали здесь русла неизвестных рек, не обозначенные на картах, развалины древних городов. Там, где некогда бурлила жизнь, оставались лишь контуры построек и улиц – ветер стирал память о людях, об их жизни. Все исчезало здесь бесследно, и никто из местных жителей не мог сказать ничего о мертвом городе. Не сохранилось даже преданий.
Средняя Азия, благодаря расположению Тянь-Шаня по меридиану, оказалась более подверженной воздействию Центральной Азии, ветер нес сюда пыль, песок вдоль горных хребтов, которые часто играли роль аэродинамических труб, усиливая ветер, превращая его в бураны.
Но у Средней Азии оказалось достаточно природных сил, противостоящих нашествию этих ветров. Две великих реки – Амударья и Сырдарья – охраняли живую жизнь, а четыре громадных резервуара – озеро Балхаш, Иссык-Куль, Арал и Каспийское море – удерживали в атмосфере необходимый минимум влажности, заставляли песок оседать, образуя теплые весенние дожди, обильные осенние ливни и надежный, временами до метра толщиной снежный покров, позволявший почве насытиться влагой.
Средняя Азия протянулась с запада на восток от Каспийского моря до ледникового массива Хантенгри на Тянь-Шане на 2400 километров, а с севера на юг от казахских степей до Кушки – на 1280 километров. Отчетливо выделяются низменности – Туранская равнина, Ферганская, Зеравшанская и Сурхан-Шерабадская долины, которые длинными языками вдаются в горные зоны. Особенности циркуляции атмосферы, в которой участвуют арктические, умеренные и воздушные тропические массы, создают, с одной стороны, устойчивость высоких летних температур и, с другой – резкие понижения температуры зимой, обильные дожди и снегопады зимой, осенью, весной.
В Средней Азии с гор сбегают около 6 тысяч рек длиной более 10 километров каждая, из них 3700 – в бассейнах Амударьи и Сырдарьи. Амударья – наиболее водоносная из рек Средней Азии – превосходит Днепр по среднему расходу воды в 1,2 раза, а Дон – в 3 раза.
В силу благоприятных климатических условий Средняя Азия стала одним из семи основных центров происхождения культурных растений – юго-западно-азиатских. Это был мировой очаг происхождения большинства хлебных злаков – пшеницы, ячменя, ржи.
Около 15 процентов всей мировой культурной флоры ведет происхождение из этого региона.
Главной заботой населения Средней Азии на протяжении всей истории существования здесь было создание ирригационных сооружений, расширение культурных площадей и лесонасаждений, разведение садов. Это было надежной защитой против наступления песков. Вот почему основной заботой всех среднеазиатских правителей всегда было развитие ирригационных сооружений, что требовало сохранения владельческих прав на землю в одних руках, то есть в руках правителя, – частной собственности на землю в Средней Азии практически не было.
Это привело, с одной стороны, к распространению и расширению посевных площадей, садов, пастбищ, ирригационной сети, а с другой – к технологическому застою. Почти два тысячелетия омач (деревянная соха) сохранялся в качестве главного орудия обработки земли и почти в неизменном виде оставались налоговая система и родо-племенные отношения; вплоть до Новейшего времени сохранялось кочевничество.
Кочевники вели специфический образ жизни – кочевали в поисках наиболее удобных пастбищ. В ходе своих передвижений по степи они сталкивались с другими племенами в борьбе за земли, годные для выпаса скота, или же с централизованными государствами, которые стремились обложить их данью. Это обстоятельство способствовало сплочению кочевых кланов, объединению их в крупные кочевые военно-племенные союзы со своим верховным правителем и своей политической структурой наподобие «кочевых империй» Огузхана или Чингисхана. Появление таких государственных объединений означало распад первобытно-общинного строя, закрепление частной собственности на скот, превращавшийся в средство обмена, и возникновение имущественного и социального неравенства.
Лошадь была для кочевников всем – залогом их существования. Она была транспортным средством, основным элементом пищевого рациона, давала материал для одежды и постройки жилища. Достаточно сказать о молоке кобылиц, которое употреблялось в свежем и скисшем виде. Из этого молока делали творог, сыр, масло. Почти в каждой юрте мешками стоял курут – маленькие шарики из высушенного творога, который заменял кочевнику хлеб. Вся жизнь кочевников была регламентирована сменой времен года – зиму они проводили в отапливаемых помещениях, называемых кишлаками (то есть зимнее стойбище), а летом отправлялись на яйлак (летнее стойбище).
* * *
В течение многих столетий на просторах Центральной Азии возникали и распадались могучие протогосударства, в том числе кочевые. Первой известной «кочевой империей» был возникший в III в. до н. э. военно-племенной союз хуннов, который объединял 24 племени. Своего расцвета эта империя достигла при Огузхане (209–174 до н. э.). Он покорил Китайскую империю, Тангутское царство, завоевал все владения, расположенные от Монголии до Индии, подчинил себе все земли до Каспийского моря.
В I в. до н. э. держава хуннов распалась, южная часть была поглощена Китаем, северные племена, кочевавшие по территории Южной Сибири и Монголии, откочевали к западу и основали новое царство на Алтае и в степях Восточного Казахстана. Быстро растущая численность этноса и увеличение числа племен толкали хуннов двигаться дальше на запад. В начале II в. н. э. они проникают за Волгу и донские степи, включают в свой состав разнообразные местные племена.
В 445 г. правителем хуннов становится Аттила, при котором хуннская держава заняла огромную территорию на востоке Римской империи и районы расселения многих племен Западной Европы. Поражение Аттилы в 451 г. в Галлии в столкновении с римскими легионерами (Каталунская битва) приостановило движение хуннов, и после смерти Аттилы в 453 г. его империя распалась.
В середине VI в. поднялась новая волна продвижения кочевников. Результатом было создание Тюркского каганата, объединившего обитателей Великой степи от Алтая до Дона. Каганат просуществовал 200 лет, ему удалось подчинить своему культурному влиянию местные этносы — кипчаков (половцев), карлуков, кыргызов, туркмен и киданей:, которых считают предшественниками тюркских племен. Китайцы считали тюрок потомками хуннов, того же мнения придерживается и современная наука. Считают также, что прародителями тюрок был народ сяньби, обитавший в древности восточнее ареала расселения монголов.
Язык и письменность тюрок зафиксированы в древнейшем памятнике тюркского языка – орхонских надписях (по названию реки Орхон в Монголии, где они были обнаружены), относящихся к VIII в. н. э. Этноним «тюрк» означает «сила, мощь». В XI в. н. э. Махмуд Кашгарский, филолог и историк, писал о 20 тюркских народах, которых он разделяет по районам их расселения на северных и южных.
Важную роль в судьбах народов Средней Азии сыграл Великий шелковый путь. Это была сеть дорог, связывавших торговые и культурные центры Китая, Индии, Среднего и Ближнего Востока. Начала эта сеть действовать со второй половины II в. до н. э. Торговые связи Средней Азии с Ираном привели к удлинению этой дороги до Средиземного моря, и она приобрела межконтинентальный характер.
Через Среднюю Азию проходили две шелковые дороги – южная и северная. Южная брала начало в китайском городе Юймыне, шла вдоль Южных гор до Яркенда и далее в Вахан, где путь раздваивался – один маршрут вел караваны на Дамаск и заканчивался в Антиохии, другой проходил через Гилгит и Кашмир в Надхару и заканчивался в устье реки Инд.
Северная дорога из Китая проходила по северному подножию Тянь-Шаня через перевал Терек-Даван в Ферганскую долину, отсюда через Шаш (Ташкент), Самарканд, Бухару, Хорезм шла на север, проходила через Приуралье и нижнюю Волгу, оканчиваясь в греческих колониях Причерноморья.
Вся дорога от Китая до средиземноморских портов Тир и Сидон, куда доставлялись китайские товары, имела протяженность свыше 9 тысяч километров. Купцы, гонцы, проводники караванов двигались непрерывно в обоих направлениях. Особенно большая роль в торговле на Шелковом пути принадлежала согдийцам (то есть самаркандцам). Согдийскими купцами были основаны поселения в крупных торговых центрах Средней Азии, Восточного Туркестана и Северного Китая. На одном из перекрестков торговых путей в Китае, в Дунхане согдийское поселение насчитывало не менее тысячи жителей. По южному пути согдийские караваны шли через Памир и Северную Индию.
Главным товаром по всему пути был шелк. Кроме того, из Китая на Запад шли ткани типа тафты, репса, тонкие камчатые и газовые ткани. Верблюды несли на себе тюки, в которых находились бронзовые китайские зеркала, зонты, лекарства, парфюмерия.
С Запада вывозили стекло и стеклянные изделия, а также одежду из шерсти. Эти товары составляли 3/4 всего оборота.
Шелковый путь был не только торговой артерией, стимулирующей экономическую активность многих регионов Востока и Запада, – по нему шел обмен информацией, производственными навыками, культурными ценностями. Средняя Азия оказалась в центре огромной транспортной системы самого большого материка. Через среднеазиатскую территорию шел интенсивный обмен материальными и духовными ценностями, чем не могли не воспользоваться ее обитатели. Перекрестком Азии стал Самарканд, куда перебрались и оставались жить на долгие годы ученые, музыканты, художники, архитекторы.
Благодаря Шелковому пути тюркский язык получил широкое распространение в качестве разговорного, общепонятного средства общения на всем протяжении маршрута. Тюркские племена ягма и карлуки, жившие в юго-западной части Таримского бассейна, стали как бы стражами великой дороги и превратили оазисы Кашгар, Яркенд и Хотан в крупные торговые центры.
* * *
Цветущие оазисы Средней Азии издавна привлекали завоевателей. Сначала это были персы – Средняя Азия 200 лет в VI–IV вв. до н. э. была частью гигантской персидской империи. Персидский царь Дарий I (521–485 до н. э.), создавший державу Ахеменидов, состоявшую из 24 провинций (сатрапий), завоевал часть Хорезма, Бактрию, территории по берегам Амударьи, а также междуречье Амударьи и Сырдарьи. Эти регионы составили 15-ю и 16-ю сатрапии. Их обитатели должны были платить весьма значительную дань. Кроме регулярных податей, персидские цари царей (официальный титул персидских владык) принуждали уплачивать еще дополнительные, угрожая закрыть воду, идущую на поля.
Официальным языком Персидской империи стал язык древних арамейских племен, населявших Месопотамию. Арамейский алфавит был более доступным для усвоения по сравнению с древнеперсидской клинописью, благодаря чему этот язык получил широкое распространение, в том числе и в Средней Азии.
Культура державы Ахеменидов аккумулировала лучшие традиции ассиро-вавилонской культуры. У вавилонян была заимствована технология изготовления многокрасочной поливной глазури, с помощью которой украшались фасады и интерьеры зданий. Из Малой Азии пришла техника кирпичной кладки.
Сатрапы царя царей предпринимали энергичные меры, чтобы внедрить в умы покоренных народов основы государственной религии, внушить им благоговение перед царской властью, врученной Ахеменидам высшим существом, и беспрекословное подчинение завоевателям. Создатели государственной религии умело использовали культ природы и стихий, религиозные празднества и обряды разных этносов, в том числе населявших Среднюю Азию. Раскопки поселений в Хорезме обнаружили остатки древнейших «домов огня», то есть капища огнепоклонников. В Средней Азии найдены предметы культа древнейших богов природы – Митры, который считался богом солнца, и богини земли, воды и плодородия Ардвисуры – Анахиты. Культы этих богов вошли в систему религиозных верований и сохранились в Средней Азии до позднего времени. Существуют свидетельства о том, что древний религиозный сборник Авеста (некоторые варианты) был создан на среднеазиатской земле. По преданиям, «священный огонь» зороастрийской веры впервые был зажжен в Хорезме.
За два века правления персов Средняя Азия достигла заметного прогресса в социально-экономической сфере. Археологи раскопали десятки древних поселений, которые были небольшими городами эпохи Ахеменидов. Не следует преувеличивать значение этих городов – они были укрепленными пунктами, усадьбами правителей и новой знати. Конечно, это не были города в современном значении термина: внутри городских стен пасли скот, сеяли пшеницу, шили одежду, плавили металл, производили гончарную посуду. И тем не менее с этих ахеменидских городов начинался медленный и долговременный процесс урбанизации Средней Азии. В ряде мест найдены ахеменидские монеты, а также афинские тетрадрахмы, и существует предположение, что в V–IV вв. до н. э. некоторые местные персидские наместники начали чеканку среднеазиатских монет.
В VI–IV вв. до н. э. началось строительство головных сооружений и магистральных ирригационных систем, которые давали возможность земледельческого освоения обширных дельтовых равнин крупных среднеазиатских рек. Такие сооружения обнаружены в Хорезме, Маргилане, Фергане, Согде и Ташкентском оазисе. Местное население выращивало пшеницу, просо, рис, занималось садоводством и овощеводством. Здесь хорошо прижились персики, вишни, дыни, арбузы, виноград. Особо важное значение для роста благосостояния населения имело скотоводство. Видимо, в годы персидского владычества в Средней Азии началось разведение крупного рогатого скота и лошадей, что установлено в ходе археологических работ.
Развитие животноводства произвело революционные перемены в семейных отношениях: если ранее наследование собственности шло по материнской линии, то теперь, когда основным богатством семьи стал скот, которым владел мужчина, наследование пошло по мужской линии. Мужчина стремился оставить наследство своим детям, а не сестрам и братьям жены. Можно, таким образом, говорить о заметном развитии региона за два века ахеменидского господства.
Александр Македонский прошел Среднюю Азию огнем и мечом. Восточный поход Александра длился почти 10 лет (334–324 до н. э.), в течение которых македонская армия прошагала около 20 тысяч километров. В Средней Азии, куда Александр вторгся, преследуя войско персидского царя Дария III, он и его воины находились три года. Каковы же были последствия пребывания македонцев в регионе?
Внимание привлекают города – александрии, основанные великим полководцем. Хотя сколько-нибудь значительного влияния на социально-экономическое развитие территории они не оказали, тем не менее это были центры эллинизма, который хорошо заметен в тех произведениях искусства (главным образом скульптуры), которые откопали археологи. Также историки считают, что походы Александра Македонского стимулировали возникновение в Средней Азии централизованных государств, таких как Бактрия, Парфия, Кушанское государство, Хорезм.
Несколько слов о Хорезме. Это древнее государство находилось между Средней Азией и Великой степью, то есть на стыке двух миров – кочевого и оседло-земледельческого, что определило напряженную, полную тревог жизнь его оседлых обитателей.
Обилие воды, плодородная земля и умеренный климат привлекали сюда издревле массы людей, которые, оседая и осваивая этот благодатный край, превратили его в прекрасный оазис, ставший центром древнейшей культуры, которую академик С.П. Толстов назвал «хорезмской цивилизацией». Среди памятников этой цивилизации особое место принадлежит дворцу Топрак-Кала, который создавался в III–IV вв. н. э. в низовьях Амударьи.
Здание было воздвигнуто на мощном цоколе, поднятом на двенадцатиметровую высоту. На нем в два этажа были расположены жилые и хозяйственные помещения, которые освещались через световые люки. Всего было около ста помещений, занимавших 6 тысяч квадратных метров. Общая площадь архитектурного шедевра, построенного, кстати, из глины, составляла 11 тысяч квадратных метров. Среди помещений были обнаружены громадные залы с порталами, опиравшимися на колонны, придававшие им парадный вид; «зал царей» (20 х 20 метров), в нишах которого были найдены глиняные фигуры людей в натуральную величину; «зал побед» с изображением сидящих царей и богини победы Ники; «зал оленей», «зал танцующих масок» и т. д. Но самым главным сокровищем Топрак-Калы оказались монументальные росписи и монументальная глиняная скульптура.
Жизнь в Хорезме концентрировалась вдоль рукотворных каналов. Каналы строились непрерывно, так что в годы расцвета цивилизации общая площадь орошения в низовьях Амударьи составляла 1,3 миллиона гектаров, что в четыре раза превышает орошаемую площадь современной Хорезмской области.
Новая волна завоевателей нахлынула на Среднюю Азию в VII в. н. э. В 651 г. арабы впервые появляются на среднеазиатских границах – под стенами Мерва, Герата и Балха. На этот раз они ограничились наложением контрибуции, но арабская агрессия этим не ограничилась: началась священная война – джихад против «неверных многобожников», которая на поверку вылилась в грабительские набеги с уничтожением человеческих жизней, пожарами, разграблением имущества. Планомерное и энергичное завоевание Средней Азии арабами началось в 708 г. под руководством Хорасана Кутейбы ибн Муслимы.
Новые завоеватели выгоняли жителей из домов и занимали их сами. Чтобы не было помех в исламизации и арабизации, арабы стали уничтожать культурное наследие народов Средней Азии: литературные памятники, письменные источники, произведения искусства. Бируни пишет: «И уничтожил Кутейба людей, которые хорошо знали хорезмийскую письменность, ведали их предания и обучали наукам, существовавшим у хорезмийцев, и подверг их всяким терзаниям, и стали эти предания столь скрытными, что нельзя уже было узнать в точности, что было с хорезмийцами даже после появления ислама»[23].
В Хорезмском оазисе после арабского нашествия не осталось ни одного города. Арабская тирания вызвала возмущение местного населения. С тяжелыми боями приходилось арабам брать каждый город, каждое селение. Интересно отметить, что, говоря о борьбе против арабов, средневековый автор Ат-Табари постоянно пишет о «тюрках», которые участвовали почти во всех битвах с арабами.
Самым мощным антиарабским выступлением было восстание «людей в белых одеждах», или, как его обычно называют, «восстание Муканны», по имени руководителя. Оно началось в 776 г. Восстание охватило огромную территорию от Шахрисябза до Бухары. По своему размаху и цели восстание можно считать крестьянской войной. В долине Зеравшана на сторону Муканны перешло практически все население, то же самое случилось в Бухаре, молва о нем распространилась по всему региону. Арабы практически сохранили свою власть лишь в городах, где стояли гарнизоны.
Семь лет продолжалась борьба «людей в белых одеждах» с арабами. Для подавления восстания халиф послал десятитысячное войско. В конечном итоге арабы победили.
Арабы принесли с собой в Среднюю Азию ислам и феодальный способ производства в его восточной форме.
Прежде всего, речь идет о сильной централизованной власти в виде восточных деспотий, то есть власти практически неограниченной. Для поддержания такой власти был необходим многочисленный административно-карательный аппарат, включивший чиновников и военачальников всех рангов. Верховный правитель расплачивался с ними путем пожалования в пользование земель из государственного фонда, но эти земли не становились частной собственностью. В более позднее время все привилегии, а также обязанности перед верховной властью стали передаваться по наследству, собственником земли оставался верховный правитель.
На всем пространстве Средней Азии, занятом арабами, была введена единая система налогов – с населения собирали подушную подать (джизню) и поземельный налог (херадж). Землевладельцы (дехкане) сохранили за собой свою землю и недвижимость, но теперь они становились совладельцами земли, так как земля считалась собственностью Бога, именем Которого распоряжался наместник пророка на земле – халиф.
Арабы победили потому, что были более организованными и объединены единой верой, которую упорно и насильственно внедряли в умы побежденных, однако исламизация Средней Азии не была кратковременным процессом, но растянулась на века.
По мере деградации Арабского халифата на завоеванных им землях в Средней Азии стали возникать полунезависимые государства, во главе которых оказывались либо военачальники, представлявшие халифат, либо местные правители, либо вожди кочевых племен. Так на протяжении VIII–XIII вв. появлялись и исчезали государства Сасанидов, Караханидов, Газневидов, Сель-джукидов, Хорезмшахов, Ануштегенидов. С появлением этих государств происходило слияние интересов арабских халифов и местной знати. Арабы практически добровольно (после того, как убедились в невозможности силой подавить антиарабские выступления) предоставили им самостоятельность, добившись от них обязательств обеспечивать регулярное поступление в Багдад налогов, которые раз в год отвозило специальное посольство. Новые государства должны были заниматься распространением ислама, то есть делать то, в чем не преуспели арабы в течение почти ста лет, ведя изнурительные войны ради покорения среднеазиатских этносов.
Эпоха полузависимых среднеазиатских государств была временем расцвета ремесел, науки и культуры. Активно развивалась ирригационная система. В междуречье Амударьи и Сырдарьи производилось мыло, которое распространялось по всей Азии, выделывались дорогие ткани, в том числе шелковые и парча, кожа, меха, создавались искусно сделанные военные доспехи, мечи, медные котлы и медная посуда, ковры, иголки, ножницы, разнообразные головные уборы и предметы верхней одежды, наконец, знаменитая самаркандская бумага в мусульманских странах совершенно вытеснила папирус и пергамен. В текстильном деле широко применялось хлопковое волокно.
В это время в регионе резко изменилась языковая ситуация. Арабский язык становился языком науки и религии, а персидский – государственным и литературным. Древний язык местных этносов (согдийский) постепенно утрачивал свое значение, а затем и совсем исчез.
Мерв, Бухара, Самарканд, Ургенч приобрели славу мировых центров науки и культуры. Арабский язык дал возможность жителям Средней Азии познакомиться с достижениями греческой философии, а персидский – с поэзией и общественно-политическими трактатами. Особую известность как центр науки и культуры приобрела Бухара – в ее книжных лавках встречались и общались писатели и ученые, здесь в одной из таких лавок Ибн Сина нашел сочинение Фарами, в котором излагалось учение Аристотеля. Во дворце эмира находилась одна из лучших библиотек того времени. Здесь провел молодые годы Ибн Сина, слагали стихи Рудаки и Дакаки, трудился историк Наршахи.
Ученые Средней Азии осваивали и развивали наследие греческой философии, арабской географии, персидской исторической науки, создавали собственные медицинскую и математическую школы. С именем Аль-Хорезми связано зарождение алгебры, его труды «Астрономические таблицы» и «Трактат о солнечных часах», переведенные на латинский язык, стали вехой в развитии математики и астрономии. «Медицинский канон» Ибн Сины был переведен на латинский язык в XII в., напечатан в Милане в 1473 г. и выдержал затем 30 изданий. В истории медицины имя Ибн Сины стоит рядом с именами Гиппократа и Галена, а его работы в течение 400 лет служили учебниками по медицине во всем цивилизованном мире. Аль-Бируни из Газни был выдающимся ученым-физиком, астрономом, математиком и историком. Омар Хайям, который обучался и преподавал в Мевре, внес немалый вклад в развитие алгебры. Правда, многим поколениям он известен как талантливый поэт-эпикуреец, воспевавший любовь к жизни и женщинам, вину и друзьям, но научные занятия занимали его не меньше, чем поэзия. В это же время, то есть на заре второго тысячелетия от Рождества Христова, там же, в междуречье Аму-и Сырдарьи, создавал свою великую поэму «Шах-наме» поэт Фирдоуси.
Бухара стала чуть ли не столицей исламского мира.
Хорезм – отдельная тема. Это был цветущий оазис среди песков. Главным занятием жителей и правителей (хорезмшахов) Хорезма была торговля. Сохранился указ одного из хорезмшахов XII в. Текеша, которым предписывалось одинаково справедливо относиться ко всем купцам – дальним и близким, тюркам и иноземцам, не препятствовать торговым сделкам, обеспечивать безопасность на дорогах, защищать товары и жизнь купцов[24]. Хорошо организованная охрана дорог и караванных путей стимулировала развитие внутренней и внешней торговли. Есть сведения, что хорезмийские купцы со своими товарами доходили до Испании и Китая. Немалые выгоды приносила хорезмским купцам торговля с южнорусскими княжествами, откуда поступали меха, а также различные ремесленные изделия. В XII в. резко вырос объем торговли с Китаем. Практически лет на пятьдесят Хорезм стал важным пунктом в торговле всего мира с Китаем.
Развитие международной торговли стимулировало и развитие ремесленничества. В Хорезме оседали изделия ремесленников различных стран, и в то же время здесь появилось большое число собственных умельцев, чьи шедевры расходились по свету. В Хорезме можно было найти специалистов практически всех ремесленных профессий, известных средневековому миру.
Процветание Хорезма, как, впрочем, и всего Междуречья, было прервано нашествием монголов во главе с Чингисханом. Нашествие началось в 1219 г. Чингисхан брал один среднеазиатский город за другим. Монголы уничтожали жилые строения, замечательные памятники архитектуры, жителей беспощадно умерщвляли.
7 февраля 1220 г. монголы осадили «купол ислама», «город мира», «мать всех городов мусульман» – Бухару. Город сопротивлялся полмесяца, но, конечно, не мог устоять перед напором победителей Китая. Все имущество горожан было разграблено, женщин поделили между монгольскими воинами, а мужчин погнали в качестве вспомогательной силы на штурм Самарканда. После этого Бухару сожгли дотла, все здесь было уничтожено, и еще долгие годы путник, забредший сюда, находил на месте «купола ислама» груду развалин.
Очень скоро, в том же году наступила очередь Хорезма. Так столица хорезмшахов Гургандж после долгой осады был разгромлен и сожжен. Для того чтобы уничтожить всякие следы города, монголы разрушили плотину на реке и затопили город. Погиб цветущий город, его богатые библиотеки, памятники архитектуры. На долгие годы жизнь ушла из Гурганджа. С падением Гурганджа прекратило существование государство хорезмшахов. Средняя Азия стала частью огромной империи Чингисхана.
Социально-экономическая жизнь в регионе восстановилась быстро. На месте развалин, в которые были превращены некогда цветущие города, появились заново отстроенные. Самарканд, Бухара, Ургенч, Шаш, Отрар вновь стали центрами ремесленного производства и торговли. Землевладельцы, купцы и мусульманские священнослужители нашли общий язык с завоевателями и установили с ними вполне деловые отношения. Они стали получать от монгольских правителей особые грамоты (ярлыки и пайцзы), дающие право принуждать крестьян и ремесленников к исполнению различных повинностей: предоставление ночлега проезжим монгольским должностным лицам, а также воинам и многочисленной челяди новых правителей. Кстати, монголы сохранили прежних правителей и их привилегии, заставив служить им в качестве наместников.
Взаимопониманию между завоевателями и завоеванными послужило обращение в мусульманство монгольских ханов. Первым из монгольских властителей принял ислам хан Мубарекшах (1264). В начале XIV в. практически все монгольские правители принимают ислам, что способствует укоренению среди населения мусульманских обрядов и традиций. В Хорезме местная тюрко-монгольская династия Кунграт начинает чеканить монету с надписью «Власть принадлежит Богу» без имени правителя, что свидетельствует о возобладании исламской теократической нормы. По распоряжению Чингисхана на территорию Средней Азии переселилось несколько монгольских племен, что должно было укрепить власть завоевателей. Монголы стали смешиваться с местным населением.
Почти через полтораста лет после появления на просторах Средней Азии полчищ Чингисхана жители региона узнали нового грозного завоевателя, который, кстати, родился близ Шахрисябза, то есть был местным уроженцем. Тимур родился 9 апреля 1336 г., принадлежал к племени барласов, которое задолго до его рождения было поселено в этих местах Чингисханом и за столетие успело ассимилироваться, то есть тюркизировалось. Тимура, очевидно, можно считать монголом лишь условно, тем более что он говорил на тюркском языке и знал персидский, хотя писать не умел.
В молодом возрасте Тимур включился в междоусобные войны, которые вели главы племен и правители некоторых областей. Тимур добился верховной власти над всем регионом. Свои войны Тимур вел с исключительной жестокостью, перед которой бледнеют злодеяния Чингисхана. Правление Тимура отрицательно сказалось на судьбе народов Средней Азии. Ни блестящие постройки в Шахрисябзе и Самарканде, которые он любил, ни расцвет ремесел и торговли в этих городах, ни крупные оросительные работы, которые производились при нем, не могут оправдать уничтожения сотен тысяч людей, разорения богатых и культурных стран, разграбления городов, что надолго подорвало жизненную силу завоеванных Тимуром областей.
Тимур так и не смог привыкнуть к оседлой жизни. Обычно он останавливался на несколько дней или недель во дворце, своем или захваченном, а затем опять переезжал в походный лагерь. Вместе со своим двором он передвигался с кочевой ордой, меняя летние пастбища на зимние и наоборот. В удобных местах к нему присоединялись жены и дети. В походных шатрах он принимал послов, которые были вынуждены поспешать за ним и догонять его там, где он останавливался лагерем.
Все захватнические и грабительские походы Тимура имели идеологическое обеспечение – это были «священные» войны ради торжества ислама и сокрушения неверных. Тому, кто сражался и умирал за «правое» дело, было гарантировано беспрепятственное попадание в рай. Великий хан умело использовал мусульманскую веру для упрочения своей деспотической власти. На дворце, воздвигнутом в Шахрисябзе, было начертано: «Султан – тень Аллаха на земле». Походная мечеть сопровождала его повсюду, молитвенные ритуалы соблюдались неукоснительно. Свято соблюдался пост — ураза, который заканчивался пышным празднеством.
При всем том на самом деле «священные» войны велись идолопоклонниками и шаманистами против мусульман. Тимур использовал в своих интересах противоречия между мусульманами различных толков – шиитами и суннитами. С благословения шейхов он вел свои орды против христиан, потому что они не были мусульманами, а мусульман резали за то, что они не были истинными мусульманами. Так, в Мазендаране мусульман перебили за то, что они были шиитами, а Дамаск был предан разграблению и разрушению за то, что его население выступало против шиитов.
Выше говорилось, что завоевательные войны Тимура отличались особой, пожалуй невиданной ранее, изощренной жестокостью. Расчет делался на то, что молва о чудовищной по своей трагичности участи очередного захваченного города или целой области быстро разнесется по округе и устрашит соседей, парализует их волю к сопротивлению.
В Исфизаре, недалеко от Герата жители подняли восстание против гарнизона Тимура и перебили его. Подавив восстание, Тимур приказал отобрать две тысячи пленников, сложить их живыми друг на друга и зацементировать слоем глины и кирпича, чтобы воздвигнуть башню как напоминание о необходимости безропотно подчиняться воле властителя. «Башня» простояла сто лет.
После подавления восстания в Исфагане Тимур приказал уничтожить всех его жителей до единого. Все участники побоища получили задание принести определенное число голов местных жителей. Специальные чиновники вели учет. Те воины, которые не смогли отрубить необходимое число голов, покупали головы у более расторопных. Вначале головы исфаганцев шли по 20 динаров за штуку, но позже цена упала до полудинара. В городе из обезглавленных трупов соорудили горы, а за городом из 70 тысяч голов сложили высокие минареты. Это изощренное злодеяние произошло в середине 1387 г. Тимуру в том году исполнился 51 год.
Один из очевидцев зверств воинов Тимура арабский автор Арабшах рассказывает о пытках, которым подвергались вовсе не пленные враги, а недавние соратники великого воителя, провинившиеся чем-либо перед своим господином: «Им брили головы, резали шеи, выкручивали руки, срезали лопатки, сжигали печень, опаляли лица, выдавливали глаза, вспарывали животы, отрезали языки, делали глухими, раздирали носы и рты до ушей, рвали сухожилия, выпускали из тела кровь, наносили другие увечья»[25].
Тимур был, несомненно, человеком талантливым, и не только по части изобретения изощренных зверств, он был талантливым полководцем. Используя монгольскую военную традицию, берущую начало со времен Чингисхана, он создал сильнейшую по тем временам армию, которая завоевала для него обширные пространства. В этой армии на первом месте стояли порядок и беспрекословная дисциплина подчинения низших высшим. Высшее командование он доверял только членам своего рода барласов.
Всякий свой поход он тщательно готовил, изучал противника и его боевой потенциал. Для этого у него была организована прекрасная разведка.
Так, когда Тимур готовился к походу в Индию, он хорошо изучил не только пути движения войска, но и специфику индийской армии, ее тактику. 15 декабря 1398 г. Тимур торжественно въехал в Дели.
Армия Тимура была фактически кочевой ордой. Кочевые племена шли в поход с семьями и домашним скарбом. В поход шли и бедные пастухи со своими юртами и верблюдами, и их предводители с богато отделанными шатрами, женами и прислугой, торговцы и ремесленники, шорники, кузнецы, медники, оружейники. Лагери этого войска бывали столь же шумными, как и города в базарный день: скрипели колеса, кричали погонщики верблюдов и торговцы, гремел металл в мастерских, выли трубы. Кочевники были великолепными всадниками и стрелками из луков. Оседлое население поставляло пехотинцев и рабочих, которые использовались на осадных работах. Прекрасная организация войска и тщательная подготовка сражения были залогом его побед, а он почти всегда был победоносен.
Нельзя говорить о Тимуре только как о разрушителе – он был и созидателем, однако практически все его созидательные усилия были направлены на строительство и украшение его любимого города, его столицы – Самарканда.
Все караванные пути сходились в Самарканде. Город стал перекрестком Азии, центром континента; средневековые географы и историки делили Азию в зависимости от расположения к нему. По замыслу Тимура Самарканд должен был достойно представлять его, могущественного властителя могущественной империи.
Самарканд должен был стать самым красивым городом мира. Здесь воплощались все самые честолюбивые мечты беспощадного завоевателя. В сравнении с его столицей все другие мировые столицы должны были выглядеть жалкими деревушками. Дабы выразить эту идею, вокруг Самарканда были построены небольшие скромные поселения, которые получили названия. Багдад, Каир, Дамаск, Шираз, Султания и даже Париж (Фариш в местном произношении).
В поверженных государствах Тимур забирал ученых, художников и ремесленников. Тысячи ремесленников с семьями были вывезены в Самарканд. Иран поставлял «художников», каллиграфов, грамотеев для преподавания в медресе, музыкантов, зодчих и строителей. Из Сирии Тимур вывез шелкомотальщиков, оружейников, стеклодувов. Из Малой Азии пригнали оружейников, умельцев, работавших с драгоценными металлами, каменщиков, изготовителей канатов. Из Индии доставили ювелиров, мастеров по металлу, каменщиков.
Соответственно, в ограбленных странах или городах наступало оскудение в различных областях знания, прерывались культурные и технологические традиции. Так было в Древней Руси, из которой эмиссары Золотой Орды на протяжении двух столетий вывозили способных умельцев, что стало причиной упадка, например, строительного мастерства. Построенный русскими строителями в середине XV в. в Кремле Успенский собор в скором времени развалился, так как при строительстве были нарушены технологические нормы, и тогда великому князю Ивану III пришлось звать для строительства нового собора и крепостных стен мастеров из Италии.
Итак, Тимур ограбил (в самом широком смысле слова) все завоеванные им страны и народы, однако их дальнейшая судьба его нисколько не заботила (пусть побежденный плачет), зато Самарканд и еще несколько городов междуречья Аму-и Сырдарьи расцвели на глазах. Одно за другим воздвигались культовые сооружения – мечети, медресе, мавзолеи. Здания и другие строения сооружались из жженого кирпича и были отделаны декоративной плиткой.
Была восстановлена древняя цитадель Самарканда – Гек-Сарай (Голубой дворец), который использовался для хранения казны, а также как тюрьма. В цитадели размещались архивы, монетный двор, собрание редких и дорогих предметов, арсенал, а также личное имущество Тимура. Весь Самарканд был полностью реконструирован.
К концу жизни Тимура его империя, основанная на развалинах, костях и страхе, простиралась от Кашмира до Средиземного моря и от Аральского моря до Персидского залива. Он еще намеревался завоевать Китай, но не успел – «император века», «завоеватель мира», «хозяин Корана», «властитель благоприятных созвездий» (все эти титулы Тимуру присвоило льстивое и верноподданническое окружение) 18 февраля 1405 г. скончался в заснеженной и морозной степи в начале похода в Китай.
«Войны и завоевания Тимура, – писал в 1990 г. известный узбекский историк Г.А. Хидоятов, – нанесли огромный ущерб развитию завоеванных стран и надолго оставили недобрую память. Его правление отрицательно сказалось и на развитии производительных сил Средней Азии, так как все материальные и трудовые ресурсы были сосредоточены на войнах да на строительстве дворцов и гробниц. Он укрепил также позиции феодализма и его духовного покровителя – ислама, уничтожив возможность какого-либо альтернативного пути развития. Со времен Тимура в Средней Азии на долгие века установилось владычество объединенной тирании восточного деспотизма и мусульманского мракобесия, которое обрекло народы этой цветущей страны на длительный застой, реакцию и упадок производительных сил»[26].
Справедливость этого заключения до недавней поры казалась бесспорной. История долго переваривает события минувшего, изучает факты, обнаруживает новые, сопоставляет суждения, взвешивает все за и против, находит и меняет углы зрения, учитывает конъюнктуру. Чем больше проходит времени, тем больше шансов на объективность окончательного исторического вывода.
С момента кончины Ужасного хромца (Тимур-ленк, то есть хромой Тимур, его раннее прозвище) минуло шесть столетий – достаточный срок, чтобы составить суждение об исторической личности.
Существует, кстати, веское свидетельство справедливости приведенного выше мнения: ни один из прославленных поэтов Востока за все прошедшие 600 лет никогда не вспомнил Тимура Завоевателя добрым словом и не посвятил ему ни строчки своих стихов, ни один из ученых или поэтов Средней Азии никогда не пытался связать его имя с процветанием своей родины. И тем не менее.
В середине 90-х гг. прошлого века в независимом Узбекистане, в центре столичного города Ташкента появился большой конный памятник Тимуру. Всадник вздыбил коня, призывно вскинув руку. Куда-то зовет? Неужели грабить и убивать?
В сущности, дело понятное: молодые государства, возникшие нежданно-негаданно на просторах распавшегося Союза Советских Социалистических Республик, давно или никогда не имели собственной государственности и испытывают дефицит национальной героики. Поэтому героем становится гетман Мазепа, клятвопреступник, предавший сначала польского короля, а затем русского царя. Но все же лучше Тимура.
После смерти Тимура началась обыкновенная история: его многочисленные потомки Тимуриды, могущественные правители областей, фактически удельные князья, а также богатые феодалы затеяли большую междоусобную войну, в которой призом была верховная власть в империи. Великая смута длилась почти сто лет. В течение этого времени, опять же как всегда, были перебиты наследники Тимура, знатные персоны, пострадали их семьи и сотни тысяч ни в чем не повинных людей, главным образом земледельцы.
В огне и дыму междоусобных сражений, когда всякая жизнь висела на волоске, когда не осталось даже видимости какого-либо закона или обычая, тем не менее поразительным образом гуманистические традиции развития науки и культуры, заложенные в прошлые века, сохранились в XV – начале XVI в. Наиболее яркими последователями этих традиций были Улугбек и Алишер Навои. Естественно, они были не одни – у них были соратники и ученики.
Внук Тимура Улугбек родился 22 марта 1394 г. в городе Султания (Ирак) во время второго похода его деда на Иран. Обычно грозный повелитель оставлял свой обоз в этом городе. В Султании оставались его жены, дети и другие близкие родственники.
В 15 лет Улугбек стал правителем Самарканда, а затем и всего Междуречья. 40 лет Улугбек правил этой частью тимуровской империи, которую рвали на куски. Время правления Улугбека называют благословенной эпохой. Внутренняя политика Улугбека резко отличалась от политики его предшественников. Он стремился облегчить положение прежде всего земледельческого населения: земельные подати были сокращены до минимума. Сокращение поступлений от крестьянства Улугбек стремился компенсировать увеличением тамги, то есть сборов с ремесленников и торговцев, нажив таким образом в их лице недоброжелателей.
В историю Улугбек вошел прежде всего как строитель астрономической обсерватории в Самарканде, которая не имела себе равных как по оснащению, так и по научным достижениям. В обсерватории был создан каталог, который включал 1018 звезд.
Двор Улугбека в Самарканде стал блестящим собранием лучших умов Средней Азии. Самым ярким представителем этой плеяды был, несомненно, ученик и друг Улугбека Али Кушчи Самарканди (1403–1474), которого в окружении правителя сравнивали с Птолемеем.
Самарканди был автором геометрического трактата, в котором излагались основы этой науки, давалось определение таких понятий, как точка, линия, плоскость, окружность. Автор трактата был философом, считавшим, что мир состоит из материальных частиц, находящихся в состоянии непрерывного движения.
При дворе Улугбека сложилась своеобразная историческая школа.
Как истинный человек Ренессанса, Улугбек имел разносторонние интересы и имел глубокие знания в различных областях. Не мог он не быть и поэтом и не покровительствовать поэтам и поэзии. Он прекрасно знал персидскую поэзию, особенно ценил творчество Низами. Естественно, что поэты тоже входили в его ближайший круг.
В то же время Улугбек был Тимуридом, прямым потомком создателя империи, а потому не мог стоять в стороне, если бы даже захотел (а он явно хотел), от участия в борьбе за наследство своего деда. Он водил воинов в походы (большей частью неудачные), разорял и жег города, не щадил побежденных. И погиб он в 1449 г., подобно другим своим родичам, от рук наемного убийцы, «услуги» которого оплатил его родной сын Абдулатиф. Кстати, та же участь постигла и самого Абдулатифа всего через пять месяцев после гибели отца – ему отрубили голову.
Другой вершиной культурной жизни на пространстве, объединенном завоеваниями Тимура, был Алишер Навои (1440–1501) – философ, поэт и политик. Навои жил в Герате и состоял визирем при султане Хусейне Байкаре, который властвовал над обширным владением, простиравшимся от Герата до Хорезма. Байкара был просвещенным правителем и покровительствовал своему талантливому и необычному для смутного времени премьер-министру. Покровительство своего патрона и друга Навои использовал с максимальной пользой, притом что и сам он был весьма состоятельным человеком. Свое положение и возможности Навои использовал ради украшения и благоустройства Герата, а также других городов султаната. С его именем связано строительство не только дворцов, мечетей, медресе, мавзолеев, но и многих общественных сооружений: бань, больниц, бассейнов, мостов. По его инициативе и частично на его средства было возведено свыше 300 зданий различного назначения.
Навои был покровителем и вдохновителем творчества многих музыкантов, художников, каллиграфов, зодчих, поэтов.
Алишер Навои в Узбекистане считается основоположником узбекской поэзии. Свои стихи (газели) он слагал на тюркском языке и на фарси. Его перу принадлежат знаменитые «Чор диван» (четыре сборника, включающие тысячи газелей) и «Хамса» («Пятерица»). Навои был поэтом-философом.
Как действующий политик и государственный муж, Навои осуждал войну, как тяжкое преступление, заслуживающее не только порицания, но и наказания.

Грешно стоять в ту пору в стороне,
Когда ты можешь помешать войне.
Но коль зачинщик, поднимая рать,
Не хочет слову разума внимать,
Коль будет он стремиться все равно
К тому, что совестью запрещено,
Тогда сам Бог велит – бери свой меч,
Чтоб разом когти хищнику отсечь.

А. Навои. Стена Искандера
Пацифистом Алишера не назовешь – это активная антимилитаристская позиция.
Стихи и поэмы Навои в списках через сказителей и народных поэтов распространялись по всей Средней Азии и хоть чуточку делали людей лучше, хотя бы единицам западали в душу в то время, когда нравственность достигала нулевой отметки.
Позволю предположить, что послетимуровский период, то есть в XV – начале XVI в. в Средней Азии, как и на Руси того же времени, пробивались первые ростки Ренессанса. Уже утвердившийся в Италии Ренессанс начал завоевывать позиции в континентальной Европе, приближаясь к берегам островной Англии. Но там стал триумфатором, а в Московском государстве и Средней Азии захирел. Улугбек и Навои практически не имели последователей.
В начале XVI в. империя Тимура потерпела крах. Она не имела прочных внутренних скреп; ее правящий класс, состоявший из эмиров, беков, военачальников, аристократов различных рангов и крупных землевладельцев, не был готов выполнить роль цементирующей державу субстанции. Ни одна держава, очевидно, не смогла бы пережить столетнюю смуту, междоусобицы и не развалиться. Были и другие причины.
В Средней Азии не сформировался класс буржуазии, который был локомотивом успешной модернизации Европы, покончил с междоусобицами и с самим феодализмом, преодолел феодальный застой.
Кроме того, были и внешние причины деградации региона. В 1453 г. турки-османы захватили Константинополь, уничтожили Византийскую империю, подчинили себе весь Ближний Восток, оккупировали средиземноморские порты, через которые шла перевалка грузов, поступавших на Великий шелковый путь, а равно и с него. Турция стала главным врагом Европы, а значит, порты Средиземного моря для европейцев стали недоступны. Торговля, как вода, всегда находит обходные пути. В 1499 г. португальский мореплаватель Васко да Гама, обогнув мыс Доброй Надежды, открыл путь в Индию и Китай. Морской путь в Персию, Индию и Китай оказался более дешевым, более скоростным, хотя и не менее опасным (штормы), но в конечном счете все равно более выгодным. Караванные пути через Среднюю Азию постепенно утратили свое значение, а вскоре перестали функционировать: похоронил песок. Средняя Азия лишилась своего главного источника доходов, тем более что внутренняя торговля хирела и почти заглохла из-за феодальных междоусобиц. Ремесленное производство в отсутствие конкуренции застыло в своем развитии, так и не достигнув мануфактурной стадии. Хирело и купечество.
Для кого война, а для кого мать родная. Так было во все времена. Так случилось и в Средней Азии в годы столетней смуты. Эта смута позволила упрочить свое положение и влияние феодальному сословию.
Извлекли выгоду из перманентной войны и неразберихи люди духовного звания.
При Тимуре и особенно после него, в эпоху борьбы тимуридов за власть, возвысилось и экономически окрепло духовное сословие – мусульманские священнослужители, но более всего так называемые дервиши, бродячие проповедники. Самое большое влияние в Средней Азии в XIV–XV вв. приобрел монашествующий орден накшбендиев.
Основателем дервишского ордена накшбендиев был уроженец Бухары Бехаддин Накшбенди, современник Тимура (1317–1389). Идейной основой ордена стал суфизм (дервишизм). Суфизм получил широкое развитие в исламе с IX в. Суфизм от арабского слова «суф», то есть шерсть; суфий – человек, носящий власяницу, сермягу. Дервиш – открывающий дверь, переступающий порог на пути к Богу, мистик; в переносном смысле – нищий, бродяга, бедняк. Для внутренней организации суфийских орденов, для ордена накшбендиев в том числе, характерна строгая духовная иерархия. Существует несколько стадий, или ступеней, приближения суфиев к Богу. Большую роль в суфизме играют требования исполнения ритуальных обрядов, различных магических действий вроде произнесения заклинаний и поминаний.
Орден накшбендиев добился огромного влияния в Самарканде, Балхе, Герате, Мерве, Хиве, восточной части Ирана, Турции. Все удельные властители щедро помогали дервишам ордена, надеясь с их помощью завоевать популярность и поддержку в борьбе против соперников. Широким потоком лились пожертвования.
Официальные священнослужители умело использовали религиозный экстаз, в который приводили общество дервиши. И те и другие были активными противниками не только каких-либо политических и социальных перемен, но и всякой модернизации в любой сфере. В то время, когда в Европе брали верх возрожденческие тенденции, на Востоке, в Средней Азии в частности, торжествовала религиозная реакция. В междуречье Аму-и Сырдарьи, некогда самой экономически развитой и богатой традициями просвещения и культуры области Древнего Востока, воцаряются невежество и бедность.
«Библиотеки Самарканда, Ташкента, Ферганы, Хивы и Бухары, – пишет историк, – были разорены, пришли в запустение, а отчасти безвозвратно погибли в результате господства исламского деспотизма, феодального невежества и монархической тирании. С этих времен сохранились мечети, медресе, гробницы святых и башни, с которых сбрасывали преступников, вольнодумцев и еретиков. Среднеазиатские правители перестали писать стихи и исторические мемуары. Не составляли астрономических таблиц, как это делали их просвещенные предки, но ежедневно в строго определенные часы спешили к намазу, а по возвращении предавались низменным забавам, особое место среди которых отводилось казням»[27].
Как бы ради довершения деградации региона в конце XV в. в оазисы Междуречья вторглись племена кочевых узбеков, которые разрушили то, что еще можно было разрушить.
В XVI–XVII вв. в той части бывшей империи Тимура, которая находилась в Средней Азии, в том числе в междуречье двух великих рек, царили беззаконие, упадок культуры и бедность в обрамлении феодальных распрей, религиозной нетерпимости и ханжества. В нашем расположении имеются свидетельства очевидца состояния региона, английского купца Энтони Дженкин-сона, человека не только отчаянно смелого (склонного к экстриму – по-нынешнему), но умного и наблюдательного.
Итак, несколько отрывков из отчета Э. Дженкинсона о его путешествии в Среднюю Азию в 1558–1560 гг., написанного для купцов Московской компании в Лондоне.
«Апреля 1558 г., получив от русского царя грамоты к различным царям и государям, через владения которых придется проезжать, я выехал из Москвы водой, имея с собой двух ваших служащих, а именно Ричарда Джонсона и Роберта Джонсона, и татарина толмача, с тюками различных товаров»[28].
К началу сентября англичане добрались до восточного берега Каспийского моря, до полуострова Мангышлак. Они высадились на берег, погрузили товары на купленных у местных жителей верблюдов и двинулись в путь. В самом начале наземного путешествия Дженкинсон и оба Джонсона познакомились с местными нравами: «Мы выехали 14 сентября из этого места караваном из 1000 верблюдов (груз, видимо, был объемный и тяжелый. – Е. Г.). Проехав пять дней, мы вступили во владения другого государя, и навстречу нам по пути подъехали несколько хорошо вооруженных татар (конечно, это были не этнические татары, просто так в Западной Европе было принято называть все этносы, проживающие восточнее восточной границы Московского царства. – Е. Г.), находившихся на службе этого государя по имени Тимур Султан, правителя названной страны Мангышлак. Эти татары остановили наш караван именем своего государя, вскрыли наши товары и забрали безденежно для своего государя все вещи, какие они сочли наилучшими»[29]. Проще сказать – ограбили. Но англичане были люди богатые, то есть кое-что на верблюдах осталось, и они двинулись дальше.
14 октября караван дошагал до города Ургенча, бывшего когда-то жемчужиной Хорезма. «Город Ургенч, – продолжает Дженкинсон, – стоит на равнине и обнесен земляными стенами окружностью около четырех миль. Здания также земляные, но разваливающиеся и в беспорядочном состоянии; одна длинная улица крыта сверху: она служит им рынком. Четыре раза за семь лет город переходил из рук в руки вследствие междоусобных войн, поэтому в нем очень мало купцов и те очень бедны; во всем городе я смог продать только четыре куска каразеи. Главнейшие товары, которые здесь продают, – это те, которые привозят из Бухары или из Персии, но их так мало, что не стоит и писать»[30].
Путешественники покинули Ургенч и двинулись дальше в глубь страны, расположенной между двумя великими среднеазиатскими реками. 15 декабря на караван напали разбойники. «Когда воры приблизились к нам, мы увидели, что их всего 37 человек, хорошо вооруженных луками, стрелами и саблями, а начальник их – князь, изгнанный из своей страны. Они предложили нам сдаться, объявив, что иначе мы будем убиты; это вызвало в нас только презрение. Тогда они стали стрелять в нас залпами, на что мы отвечали очень горячей стрельбой. Так мы продолжали сражение с утра до двух часов после заката солнца, причем обе стороны потеряли убитыми и ранеными людей, лошадей и верблюдов; не будь у меня и моих товарищей ружей, которые мы пустили в дело, они нас одолели бы и уничтожили»[31].
Таким образом, технический прогресс (огнестрельное оружие) сделал свое дело. К этому времени Запад не намного опережал Восток в технике, но уже опережал.
Тем не менее противостояние на этом не закончилось. Предводитель разбойников потребовал от караван-баши (начальника каравана) выдать неверных, то есть христиан, иначе он готов был привести подкрепление и всех уничтожить. Спутники англичан, мусульмане, не захотели больше сражаться, и Дженкинсону пришлось откупиться – снова отдать часть своего имущества.
23 декабря путешественники прибыли в Бухару.
«Бухарская страна была когда-то под властью персов, и теперь еще в ней говорят на персидском языке; однако теперь Бухара – независимое королевство, которое ведет жесточайшие религиозные войны с персами, хотя все они магометане.
Бухарский король не имеет ни большого могущества, ни богатства; его доходы очень невелики; содержится он главным образом на счет города: он взимает десятую деньгу со всех предметов, продаваемых как ремесленниками, так и купцами, что ведет к обеднению всего народа, который он держит в большом подчинении, а когда у него не хватает денег, он посылает своих чиновников по купеческим лавкам забирать товары для уплаты своих долгов и насильно требует, чтобы ему оказывали кредит.
Деньги у него серебряные и медные, золота вовсе нет в обращении. Цену же серебра король поднимает и снижает для своей прибыли каждый месяц, а иногда даже два раза в месяц; он не печалится об угнетении народа, так как не рассчитывает царствовать более двух или трех лет, когда его или убьют, или изгонят. И все это сильно разоряет страну и купцов.
В городе Бухаре бывает ежегодный съезд купцов, приезжающих караванами из прилегающих стран – Индии, Персии, Балха, России и разных других, а в прежние времена и из Китая, когда оттуда можно было свободно проехать; но эти купцы нищенски бедны, привозят так мало товаров, которые вдобавок еще лежат здесь по два или три года, что нет никакой надежды на то, чтобы завести здесь выгодную торговлю, стоящую дальнейших усилий»[32].
Таков был неутешительный вывод храброго и предприимчивого британского негоцианта.
Отчет Дженкинсона содержит особо интересные для нас сведения о торговле и взаимоотношениях России с государствами Средней Азии в XVI в. Он пишет: «Русские привозят в Бухару сырые кожи, овчины, шерстяные материалы, деревянную посуду, уздечки, седла и т. п., а увозят отсюда разные изделия из хлопка, различные сорта шелка, материи и другие вещи, но размеры торговли очень малы»[33].
Еще одно очень интересное сообщение автора доклада: «Бухарский митрополит (очевидно, какое-то важное лицо из среды мусульманских священнослужителей. – Е. Г.) взял у меня грамоты русского царя, без которых меня обратили бы в рабство»[34].
Из этих слов можно заключить об авторитете, которым пользовался в тех краях Иван Васильевич Грозный после своих недавних побед на берегах Волги: силу уважали.
8 марта 1559 г. англичане с большим караваном (600 верблюдов) покинули Бухару, и вовремя это сделали. «Если бы мы не выехали из Бухары в этот срок, – продолжает автор, – я и мои товарищи подверглись бы опасности потерять и жизнь, и товары, ибо через 10 дней после нашего отъезда самаркандский король пришел с войском и осадил названный город Бухару, в то время как бухарский король был на войне против другого государя, своего родича, как это бывает в этих странах каждые два или три года»[35].
Дженкинсон достойно выполнил свою миссию, оказав услугу не только своей компании, но также русскому царю и некоторым местным владетелям. Он освободил 25 русских, которые уже долгие годы находились в рабстве в Бухаре, и взял с собой, пообещав покровительство шестерым посланникам к Московскому двору от среднеазиатских ханов и эмиров. «Я обещал им, – пишет Дженкинсон, – что в России с ними будут хорошо обращаться и позволят им безопасно выехать оттуда, соответственно тому, что царь написал в своих грамотах; у них было некоторое сомнение, потому что долгие годы перед тем никто не ездил из Татарии в Россию»[36].
Очевидно, с легкой руки англичанина дипломатические отношения между Москвой и среднеазиатскими землями возобновились.
* * *
На протяжении трех столетий (с XVI по XVIII в.) в хаосе междоусобных войн формировались более или менее устойчивые государственные образования – Хивинское и Кокандское ханства, Бухарский эмират. Основателями этих государств были узбекские племена, которых насчитывалось 92. Каждое из этих племен, населявших эти государства, занимало свою определенную территорию со своими пастбищами и полями, а также укрепленными пунктами, являвшимися одновременно и резиденцией главы племени. У этих племен сохранились пережитки первобытно-общинного строя, свойственные кочевым и полукочевым этносам. Почти в неизменном виде сохранялись не только этнические черты (племенные диалекты, традиции, родовые связи), но и их социальная структура. Племена постоянно конфликтовали между собой, что вызывало частые миграции племен или отдельных родов. Несмотря на разные государственные объединения, в которых оказались узбекские племена, можно говорить о формировании этнической общности, ставшей впоследствии узбекским народом.
Хивинское ханство возникло в XVI в. с приходом сюда полукочевых узбекских племен. К концу XVI в. оседлое узбекское население составляло 65 процентов, 26 процентов составляли туркмены, остальные 9 процентов приходились на долю казахов и каракалпаков. Узбеки сплошным массивом заселили северную половину хорезмского оазиса, расположившись в основном в дельте Амударьи. Всего в пределах ханства насчитывалось до 20 узбекских племен.
Большой ущерб экономическому и культурному развитию Хорезма нанесли междоусобицы царевичей Тимуридов. Немалый ущерб причинило также изменение русла Амударьи в начале XVII в., в результате чего пришлось переносить главный город страны Ургенч на новое место. Вследствие того же явления (изменение русла реки) столицу ханства пришлось перенести в Хиву.
Хива была одним из древнейших городов Хорезма, являлась богатым торговым центром Средней Азии, жемчужиной среднеазиатского строительства. И даже сейчас, спустя сотни лет после своего основания, ее медресе, дворцы и мечети поражают монументальностью, изяществом линий, яркостью колорита. Стройные башни, цветные глазурованные кирпичи минаретов, величественные мавзолеи с майоликой порталов и монументальными бирюзовыми куполами, неповторимая красота орнамента с белыми узорами на синем фоне создали впечатление сказочного восточного города.
Основной рабочей силой при строительстве этих блестящих сооружений были рабы – рабство до 1873 г. было вполне официальным институтом. В этом отвратительном деле специализировались туркменские племена, для них оно стало источником существования. Туркмены совершали длительные рейды на территорию Ирана, Афганистана и уводили в рабство целые селения. Так они практически уничтожили либо угнали в рабство население Бадахшана – исторической области, оставив ее безлюдной. По некоторым сведениям, только в течение XIX в. число угнанных в рабство составляло миллион человек[37].
Кокандскому ханству достались владения узбекского племени минг, которые располагались в центральной части Ферганской долины. Предводитель племени Шахрухбий, род которого проживал в окрестностях нынешнего Коканда, был провозглашен племенной знатью правителем Ферганы в 1709 г. и стал основателем династии кокандских ханов, которая просуществовала до 1875 г.
В этническом отношении состав ханства был пестрым – ведущее положение занимали минги, за ними, по своему влиянию на внутреннюю политику, следовали таджики составлявшие основу ханской гвардии, затем шли кипчаки и киргизы.
Тюркоязычный этнос кипчаки в Средние века был известен в Древней Руси под именем половцев, которые кочевали в южнорусских степях и постоянно враждовали с русичами. В Европе их называли куманами. В XX в. кипчаки были включены в состав узбекской и киргизской наций.
Как и в других среднеазиатских ханствах, заметную роль в политической жизни Коканда играло духовенство, но еще более значительным весом обладал дервишский орден накшбендиев. С 1844 по 1869 г. Хозрати-Сахиб, халиф ордена, фактически был главной политической фигурой ханства. Судьями в Кокандском ханстве были только священнослужители.
Борьба за власть была характерна для всех трех государств Средней Азии, возникших на развалинах империи Тимура, но в Кокандском ханстве она приобрела долговременную и ожесточенную форму. Безжалостно истреблялись малолетние царевичи, ханы, беки, их жены, придворные. Достаточно сказать, что приблизительно за два столетия из 15 правивших ханов шесть были убиты в результате дворцовых переворотов, десятки царевичей, сотни сановников и военачальников были уничтожены, причем самыми зверскими способами.
Другой особенностью Кокандского ханства было наличие сильной военной знати. Государство было разделено на 15 бекств, подобных военным округам, которые одновременно были и административными единицами. Управляющие бекствами (беки и хакимы) одновременно являлись воинскими начальниками, командовавшими войсками, расквартированными в округе. Как правило, беками и хакимами назначались сыновья или близкие родственники хана. В наиболее благополучные со всех сторон годы хан был в состоянии собрать до 60 тысяч воинов, и ханы Коканда тяготились присутствием в государстве воинственного племени кипчаков, а потому, чтобы избавиться от их влияния, они пытались набирать в элитные части представителей не местных этносов. Так, большая часть гвардейцев состояла из горных таджиков и выходцев со Среднего Востока. В 1805 г., например, из этих чужеземцев было сформировано несколько кавалерийских частей, общей численностью до 10 тысяч сабель, ставших главной опорой хана. Они содержались за счет ханской казны и не подчинялись ни одному из хакимов.
Хакимы обладали всей полнотой власти: назначали чиновников и сборщиков податей, устанавливали размеры налогов, распоряжались финансами, командовали войсками. Самым крупным из округов был Коканд с окрестностями, а самым важным – Ташкент, куда хан назначал управителями самых доверенных лиц.
Выгодное географическое положение сделало Коканд крупным пунктом обмена товарами, которые доставлялись из Индии, Тибета, Бухары, Афганистана, России и Кашгара. Это привело к интенсивному развитию рыночных отношений и ремесел, способствовало росту городов – Ташкента, Коканда, Туркестана, Чимкента, Маргилана, Оша, Ходжента и др.
Правители всех трех среднеазиатских ханств большую часть времени проводили в военных походах против своих соседей, но кокандские ханы отличались, пожалуй, особой воинственностью. Ради защиты караванных путей, ведущих в Кашгар, кокандские ханы в XIX в. начали планомерное завоевание территорий, занятых киргизскими кочевыми племенами. В 20—30-х гг. XIX в. кокандские ханы подчинили себе всех киргизов, захватив всю территорию до озера Балхаш и реки Или. На захваченных землях возводились укрепления, закладывались поселения кокандцев, преимущественно узбеков. Киргизы должны были платить половцы с юрты и дополнительный налог за пользование земельными угодьями. Кроме того, киргизы обязаны были нести воинскую службу в армии кокандского хана.
Бухарский эмират сформировался в начале XVIII в. В это время власть в Бухаре захватил представитель многочисленного (более 100 тысяч человек) узбекского племени мангыт Мухаммед-Рахим. Династия мангытов правила в Бухаре вплоть до 1920 г.
В эмирате к началу XIX в. проживали 2 миллиона человек. В состав эмирата входили Зеравшанская и Кашкадарьинская долины, Сурхандарьинская область, некоторые территории нынешнего Таджикистана, часть Туркмении до Мургаба включительно, а на севере – вся территория до города Туркестана. Большинство населения составляли узбеки, киргизы, а также небольшое число персов, арабов, евреев, цыган, индийцев. Население в основном было оседлым, только небольшая часть вела кочевой и полукочевой образ жизни. В сельской местности говорили главным образом на узбекском языке. В то же время в городах с большой историей за плечами жители пользовались как узбекским, так и таджикским.
Бухарский эмират в Средней Азии занимал особое место – считался главным защитником веры. Эмиры провозгласили себя «повелителями правоверных», а священный город Бухару стражем и столпом мусульманства в Средней Азии, «куполом ислама». Эмир был не только светским, но и духовным главой государства, халифом, наместником пророка Мухаммеда.
Ислам в переводе с арабского означает «покорность». В Бухаре, как, пожалуй, нигде, ислам оправдывал свое первоначальное значение. Все сферы жизни эмирата – культура, мораль, политика, экономика, социальные отношения – были подчинены исламским установкам и требованиям; все было проникнуто устремлением превратить людей в покорных исполнителей воли власти. Духовная жизнь направлялась Кораном, а бытовые и юридические отношения определялись шариатом.
Согласно шариату эмир имел право распоряжаться жизнью и смертью своих подданных, их имуществом. Он был воплощением высшей власти, которую даже нельзя было упоминать вслух из опасения подвергнуться наказанию. Желая придать себе и своей власти мистическую таинственность, эмиры редко появлялись на людях, постоянно жили в Кермине, в 80 километрах от Бухары, и передвигались по столичному городу только в темное время.
Эмиры демонстрировали сверхнормальную набожность, ревностно исполняя все предписания Корана и шариата, проводя практически весь день в молитвах и разговорах на религиозные темы. Здесь все было под запретом.
Как всегда бывает, строгие запреты достигают непредусмотренных результатов. Жители не пили вина, но употребляли наркотики; лишенные женского общества, становились гомосексуалистами. Да и сами эмиры и их сановники зачастую бывали развратниками и растлителями малолетних. При дворе, где держали гаремы, состоявшие из нескольких сотен жен и наложниц, были еще и бачи – мальчики в возрасте 8—15 лет, предназначенные для сексуальных утех.
Образование было только религиозным. Учебные заведения были двух типов: начальная школа (мактаб) и более продвинутая (медресе). В Бухаре было 60 медресе. Учение здесь длилось около 30 лет, и вся программа сводилась к изучению арабского языка, толкованию Корана и религиозных преданий, кратких курсов юриспруденции и истории. В бухарских медресе в середине XIX в. обучалось 9—10 тысяч человек.
Мусульманское духовенство было влиятельным и весьма небедным сословием. Мечети и медресе владели огромным завещанным имуществом (вакуф), доходы от которого распределялись между преподавателями и студентами.
Вокруг мазаров (могил праведников), мечетей, «святых» мест кормилась армия шейхов (смотрителей «святых» мест), сеидов (якобы потомков пророка Мухаммеда), ходжей (потомков «святых»), юродивых, колдунов всех мастей, прорицателей, знахарей. Все это воинство эксплуатировало невежество людей и тем самым процветало.
Бухара считалась центром просвещения всей Средней Азии, сюда приезжали за знаниями (кораническими) студенты из Хивы, Коканда, Хисара и даже из Самарканда, который к XIX в. растерял свои традиции просветительства и вольнолюбия и стал заброшенным провинциальным городком. Обретя статус регионального лидера, Бухара стала рассадником религиозной догматики и нетерпимости.
Бухарский эмират был оплотом самых реакционных, темных сил. В государственной власти соединились произвол восточного феодализма, консерватизм склонного к фанатизму духовенства и грабительство родовой знати. Выразителем интересов этих сил был эмир, который правил страной, не зная над собой никакого закона. Людские судьбы зависели от настроения властителя, который, кстати, в придворном штате держал специальное должностное лицо — танцкадара, ответственного за хорошее настроение эмира.
Раболепие из покоев верховного правителя распространялось повсеместно, угрожая стать чертой национального характера. Низшие угодничали перед вышестоящими на социальной лестнице, и так было на всех ее ступенях.
«Страна бесправия – так называли Бухару. Население было лишено каких-либо прав. Безграмотное и невежественное, забитое и загнанное по своим кишлакам, оно и не представляло, что у него могли быть какие-то права по шариату, так как казии (коранические судьи. – Е. Г.) решали все вопросы так, чтобы было выгодно только богатым людям. При дворе эмира были развиты подкуп и взяточничество. В конечном счете все это узаконенное взяточничество оплачивалось народом»[38].
Все три среднеазиатских ханства были во многом похожи одно на другое. Это были восточные деспотии, в которых общественная жизнь строго регламентировалась нормами религии, в данном случае мусульманской.
Низкий уровень экономического развития государственных объединений не разрушал родовых и племенных связей, скорее наоборот – консервировал их. Торговые отношения имели обменный характер и не способствовали формированию внутреннего рынка.
Как и тысячи лет назад в Средней Азии, верховный правитель был единственным собственником земли, которую он раздавал в пользование и владение местным феодалам и мечетям. Отсутствие частной собственности на землю тормозило прогресс в землепользовании: земледелец не был заинтересован в улучшении ее плодородия.
Отсутствие четко сформулированных норм землевладения, произвол властей и почти полное отсутствие договорных документов на землю привели к запутанности в земельно-водных отношениях. Такое положение сохранялось во всех ханствах до конца их существования.
В Средней Азии в середине XIX в. было всего 2 миллиона гектаров орошаемой земли. То есть примерно полгектара на человека. Если же учесть, что на этом клочке земли находились, кроме продовольственных культур, строения, технические культуры (шелковица, хлопчатник), кормовые травы, то получалось, что площадь орошенных земель была явно недостаточна для обеспечения населения питанием. В результате (при высоких темпах демографического роста) Средняя Азия была обречена на полуголодное существование и отсталость. Измученный налогами и трудовыми повинностями, принудительным рытьем арыков, дехканин был самым бесправным существом. Он прозябал в нищете, вел натуральное хозяйство. Крестьянская семья сама производила и перерабатывала сельскохозяйственное сырье, сама же потребляла конечный продукт. Притом следует признать, что неграмотный, забитый дехканин был прекрасным наследственным ирригатором. Его трудами во всех трех ханствах было создано сложное водное хозяйство, включавшее не только каналы порой стокилометровой длины и арыки (отводные протоки), но и разнообразные водорегулирующие и водосберегающие сооружения. Русский географ князь В.И. Масальский[39] писал: «При виде этих мощных потоков, несущих на многие десятки верст живительную влагу, невольно проникаешься уважением к народу, который при крайне скудных технических познаниях под палящими лучами туркестанского солнца, ценою неимоверного труда, избороздил всю страну сетью оросительных артерий»[40].
Господствующая религия оказывала тормозящее воздействие практически во всех сегментах общественной жизни, не исключая экономического. Ислам запрещает получать проценты на предоставленные в долг деньги. Поэтому в Азии не сложилась кредитно-денежная система, которая формирует банковский капитал. В Англии, например, как и в других странах Европы, кредитные учреждения стали развиваться в начале XVIII в. и дали толчок промышленной революции. В капиталистическом хозяйстве появилось новое явление – торговля деньгами, господство финансов над производством. Отсутствие ссудного капитала, то есть кредитов и кредитующих банков, приводит к застою в торговле и экономике. «Аллах разрешил торговлю и запретил риба» (ростовщичество). Исходя из этой нормы, мусульманские купцы вынуждены были прибегать к различным ухищрениям, чтобы обойти этот запрет и получить прибыль на вложенный капитал, что было чревато наказаниями: можно было потерять не только имущество, но и жизнь. Коранический запрет, однако, не предотвратил расслоение мусульманского общества на богатых и бедных, в том числе очень бедных, но нанес ущерб его экономическому росту.
Значительным фактором, обусловившим всесторонний застой Средней Азии, была ее оторванность от мирового рынка. Участие в мировом товарообмене является непременным условием развития экономики и индустриального производства. Три ханства Средней Азии остались в стороне от магистрального пути развития Запада. Начиная с XV в., то есть с возникновения Оттоманской империи, закрывшей средиземноморские порты, в связи с упразднением Великого шелкового пути и последовавших за этим Великих географических открытий, Средняя Азия оказалась еще более удаленной от внешних рынков и замкнутой в изолированном мире восточнофеодальных уделов и кочевых племен. Сотнями лет сохранялась одна и та же технология, одни и те же примитивные орудия производства. Властители и духовенство среднеазиатских ханств были фанатичными защитниками архаики во всех сферах жизни и производства.
* * *
Заканчивая краткий экскурс в историю Средней Азии, считаю полезным обратиться к свидетельствам очевидца, который проделал огромный путь через пустыни, побывал в Хивинском и Бухарском ханствах буквально накануне (1863) завоевания края русскими войсками. Венгерский востоковед Арминий Вамбери через 300 лет повторил подвиг (без преувеличения) Энтони Дженкинсона.
Весьма забавно, что автор уже упомянутого учебника «История Узбекистана» Ж. Рахимов называет Вамбери (как и других европейских путешественников) туристом: «Иностранные туристы, приезжавшие в эти государства (Хива, Бухара, Коканд. – Е. Г.) затем делились своими впечатлениями, поражаясь тому, как богата эта земля талантами»[41].
Надо было быть профессиональным разведчиком или ученым, к тому же иметь сильную склонность к экстриму, чтобы решиться путешествовать по Средней Азии в середине XIX в. Туризм в Европе уже входил в моду, но ни одному европейскому обывателю не могло прийти в голову отправиться в туристическую прогулку в те края. «Необходимо отметить, – пишет В.А. Ромодин, автор предисловия к новейшему изданию книги А. Вамбери «Путешествие по Средней Азии», – что в Западной Европе и России накануне путешествия А. Вамбери ходили страшные, отпугивающие слухи о Средней Азии. В мировой прессе еще не улеглись страсти вокруг казни в Бухаре двух англичан, Стоддарта и Конолли. Насильственная смерть окружала имена этих британских эмиссаров ореолом «христианских мучеников»[42].
Кроме названных выше британских «туристов» в Бухаре приблизительно в то же время обезглавили еще одного английского «туриста» – Муркрофта, так что безопасности ради «турист» Вамбери путешествовал под видом оборванного турецкого «дервиша» Решида, благо прекрасно знал турецкий, персидский и арабский языки. Кстати, его предшественником, тоже решившимся на опасный маскарад, был барон П.И. Демезон[43], тюрколог и преподаватель тюркских языков. Турист Демезон совершил в 1834 г. путешествие в Бухару под именем татарского муллы Джафара. Если бы русского и венгерского ученых разоблачили, их ждала бы жестокая казнь.
Арминий Вамбери стартовал из Тегерана, в то время достаточно цивилизованного (по восточным меркам) города. Он попросил принять его в компанию дервишей-паломников, побывавших до того в Мекке, которые с караваном отправились в Хиву и Бухару. Новые компаньоны новоиспеченного пилигрима честно предупредили: «…дороги в Туркестане не так удобны и безопасны, как в Персии и Турции, на наших дорогах часто неделями не бывает ни крова, ни хлеба, ни питьевой воды, к тому же приходится опасаться, что ты будешь заживо погребен песчаными бурями»[44]. И Вамбери примкнул к очень большому и вооруженному каравану, потому что только большой караван (много верблюдов, много людей) имел шанс дойти до цели.
В пути Вамбери узнал, как туркмены, главным образом, да и не только они, захватывают людей и делают их невольниками: «Представьте себе чувства перса, пусть даже последнего бедняка, когда его во время ночного налета вырывают из родного семейства и доставляют сюда (Гёмюш-Тепе. – Е. Г.), зачастую еще и израненного. Взамен его одежды ему дают старые лохмотья, прикрывающие только определенные части тела, и, обремененный тяжелыми цепями, растирающими лодыжки, причиняющими чудовищную боль при каждом шаге, должен провести первые дни, а бывает, и недели своей жизни в плену, получая самую скудную пищу. Во избежание попытки к побегу на ночь ему надевают на шею караборга, железное кольцо, прикрепленное цепью к большому столбу, так что бряцание цепью выдает его малейшее движение. Его муки кончаются лишь тогда, когда его выкупают родные или если его отправляют на продажу в Хиву или Бухару»[45].
Туркмены захватывали в плен, продавали в рабство, грабили не только неверных (христиан), еретиков (персов-шиитов), но и любого, у кого было хоть какое-то достояние: «.он (кокандский мулла. – Е. Г.) доверился показному религиозному рвению, и, когда он однажды отошел на несколько шагов от каравана, на него напали два туркмена и похитили все его деньги, все его добро., так он и вернулся к каравану: полуголый и ошеломленный случившимся»[46]. Вамбери пытался урезонить одного из грабителей, объяснить постыдность его поступка, тот ничего не мог понять: «Если у вас (в Турции. – Е. Г.) не разрешен грабеж, то чем же тогда живут люди?»[47] Эти люди не знали другого способа существования.
Вамбери ехал на своем верблюде в составе очень большого каравана, но о полной безопасности не могло быть и речи: «До сих пор было неизвестно, по которой из трех дорог пойдет наш караван. Утаивание плана здесь, где в любую минуту можно ожидать нападения, было крайне необходимо… Керванбаши сказал мне. чтобы мы по возможности избегали громко говорить и кричать днем и ночью, что отныне каждый должен печь хлеб до захода солнца, так как здесь нельзя ночью разжигать огонь, чтобы не выдать врагу местонахождение»[48]. Очень похоже на передвижение туристов по гостеприимной стране.
Наконец наш «турист» добирается до Хивы и попадает в общество местных мудрецов: «Не меньше мучили меня ученые мужи, а именно улемы города Хивы. Эти господа, всему на свете предпочитавшие Турцию и Константинополь, хотели от меня, как главного представителя турецко-исламской учености, услышать разъяснения многих меселе (религиозных вопросов). Упрямые узбеки в своих огромных тюрбанах вгоняли меня в пот, когда начинали беседу о предписаниях, как надо мыть руки, ноги, лоб и затылок, как по заповедям религии надо сидеть, ходить, лежать, спать и т. д. Султан (Турции. – Е. Г.) (как признанный преемник Мухаммеда) и его приближенные считаются в Хиве образцом в исполнении всех этих важных законов»[49]. Типичный научный симпозиум.
Удалось автору повидать государя: «Хан носит такую же тяжелую баранью шапку, такие же неуклюжие сапоги с холщовыми портянками в несколько локтей длины, такие же ситцевые или шелковые халаты на вате, как и его подданные; он так же страшно потеет в этом сибирском наряде при гнетущей июльской жаре, как и они. В целом участь правителя Хорезма столь же малозавидна, сколь и остальных восточных правителей. В стране, где в порядке вещей грабеж и убийства, анархия и беззаконие, личность правителя из-за панического страха внушает что угодно, только не любовь»[50].
Вамбери оказался свидетелем обыденных сцен, и сегодня поражающих небывалой жестокостью. Воины хана Хивы захватили туркменских разбойников, уничтоживших хивинский караван. Хан вынес свой приговор: «Их уже разделили на две группы: на тех, кто не достиг 40 лет и кого еще можно было продать в рабство или подарить, и тех, кто по положению или по возрасту считался аксакалом (седобородым) или предводителем рода и кто должен был понести наказание, объявленное ханом. В то время как нескольких пленных уводили на виселицу или на плаху, я увидел совсем рядом, что восемь стариков по знаку палача легли на землю лицом кверху. Им связали руки и ноги, и палач выкалывал всем подряд оба глаза, становясь каждому коленом на грудь и после каждой операции вытирая окровавленный нож о белую бороду ослепленного старца. Какая это жестокая сцена, когда после ужасного акта жертвы, освобожденные от веревок, хотели встать, ощупью помогая себе руками! Некоторые стукались головой, многие бессильно падали на землю, испуская глухие стоны: воспоминание об этом, пока я жив, будет приводить меня в дрожь. В Хиве, как и по всей Средней Азии, не знают, в чем состоит жестокость; такое действие считается совершенно естественным, потому что не противоречит обычаям, законам, религии»[51]. И это не выдумка, а свидетельство очевидца.
Наконец «турист» добирается до Бухары: «Нищета улиц и домов намного превосходит бедность, скрывающуюся за самыми жалкими жилищами персидских городов, а пыль по колено в «благородной» Бухаре произвела на меня совсем неблагородное впечатление»[52].
Вамбери разглядел суть знаменитой набожности Бухары и ее жителей:
«В Бухаре важна прежде всего внешняя форма. В каждом городе есть свой раис (блюститель веры), который, проходя по улицам и площадям со своим дере (плеть-четыреххвостка), проверяет знание религии и отправляет невежд, будь то даже 60-летние старцы, на 1 – 14 дней в школу, а в час молитвы гонит всех в мечеть. Учится ли старик в школе или спит там, молятся ли люди в мечетях или думают о делах, это никого не касается..
Малейшее проявление радости и веселья изгоняется отовсюду… Шпионы эмира проникают даже в святилище семьи, и горе тому, кто обвиняется в проступках против религии или авторитета эмира.
Ввоз предметов роскоши и прочих дорогих товаров запрещен, так же как пышность домов и одежд»[53].
Как и в Хиве, наш «турист» нашел в Бухаре невольничий рынок: «Согласно предписаниям религии, только неверных можно продавать в рабство. Однако лицемерная Бухара не считается с этим, и кроме персов-шиитов, объявленных неверными, в рабство обращают многих суннитских единоверцев, избиениями и пытками вынуждая их выдавать себя за шиитов»[54].
Если официальная Хива и Бухара у Вамбери оставили самое неблагоприятное впечатление, то «дети степей» (нетуркмены) пришлись ему по душе: «Здесь, в Чичакту, я в последний раз видел узбекских кочевников и откровенно признаюсь, что с большим сожалением простился с этими честными, простодушными людьми»[55].
Первое издание книги А. Вамбери на английском языке увидело свет в 1864 г., а уже на следующий год этот замечательный труд был издан на русском – так внимательно в то время в России следили за тем, что происходит в регионе. Тем более что автор уделил место (небольшое) рассказу о русском присутствии в Средней Азии! Он рассказывает, как русские пресекли морское пиратство на Каспийском море, о том, что товары из России вытесняют английские на рынках Хивы и Бухары, и, наконец, о реальном русском влиянии: «В то время, когда Вамбери находился в Бухаре, там, в подземной тюрьме томились три европейца: «Это те три итальянца, которые были арестованы в то время, когда я был в Бухаре, и которые позже, лишившись всего, что у них было, спасли жизнь лишь благодаря содействию русского правительства»[56].
Приходится признать, что за 300 лет в том краю мало что изменилось: кажется, что Дженкинсон и Вамбери были современниками. И уж о каких туристах можно было говорить!

<< Назад   Вперёд>>