Е.Е. Французова. Монастыри и городской социум XVI-XVII веков: Псков и малые города псковской земли
Приходские храмы в средневековье были местом встречи человека с духовными реалиями во всех их проявлениях: с религией, богословием, нравственностью, письменностью, художественным творчеством, музыкальной культурой. Особенно ярко эта функция приходских церквей проявлялась в сельских храмах на погостах. Погостская церковь служила центром духовного притяжения для населения всей округи - волости или губы. Уже само устройство такого храма, воздвигнутого на средства общины - «мира» - с прирубом для трапезной, в которой по престольным праздникам проводились братчинные пиры, собирались губные сходы, совершались сделки, хранились губные архивы, демонстрировало единство духовного и мирского начал1.

Центрами духовного притяжения были и городские храмы. Однако, сосредоточение в городе нескольких церквей могло подчас предлагать человеку альтернативу. И хотя общинное начало от этого что-то теряло, расширялся кругозор, появлялась возможность сопоставления тех или иных форм, выбора религиозно-культурных идей и направлений, более всего отвечавших духу горожанина.

Подобную роль для горожан в эпоху средневековья иг рали и небольшие монастыри, расположенные в черте города или посада или в минимальном удалении от них. Такие обители, как правило, были особножительными. Крупные же общежительные монастыри, помещавшиеся вдали от городской суеты, являя, несомненно, высшие эталоны православной культуры, все же были более корпоративно замкнутыми. Поэтому влияние их на светское общество, порой чрезвычайно сильное (вспомним хотя бы роль лавры преп. Сергия), обычно распространялось не по прямым каналам, а опосредованно.

В XVI XVTI веках роль монастырей в повседневной жизни жителей Пскова и 14 малых городов Псковской земли, так называемых пригородов, была очень заметной. Псковские города унаследовали от эпохи политической самостоятельности Пскова множество монастырей, находившихся либо в черте города или посада, либо непосредственно примыкавших к городской территории, либо располагавшихся на расстоянии 2-5 верст от города и потому доступных для посещения горожанами в течение одного дня.

Свыше 80% обителей Псковской земли в конце XVI века - это монастыри городские и пригородные, связанные с городами тысячью разнообразных нитей. Особенно большое число иноческих обителей характерно для Пскова - не менее 53. Город был окружен плотным кольцом монастырей. Заметное число обителей зафиксировано также в Вороначе: шесть в самом городе и еще одна - в его окрестностях (монастырь на Синичьих горах, впоследствии - Святогорский). Все женские монастыри были городскими. Их насчитывалось не менее 28, или свыше трети всех городских монастырей; в самом Пскове женских обителей было не менее 17, что также составляло почти треть общего числа псковских монастырей2.

Наиболее древние из псковских монастырей - Спасо-Преображенский Мирожский (упоминается в 1156 г.), девичий Иоанновский (Рождества Иоанна Предтечи - упоминается в 1243 г.) и Богородице-Рождественский Снетогорский (упоминается в 1299 г.)3- были основаны могущественными ктиторами. Первый из них сформировался как владычный (в качестве ктитора выступил архиепископ Новгородский Нифонт). Второй своим происхождением был обязан псковскому княжескому дому, а именно супруге князя Ярослава Владимировича Евфросинии, в иночестве Евпраксии, и на протяжении столетий находился под покровительством княжеской семьи. Менее очевидна первоначальная история Снетогорского монастыря. В его таинственном, не названном в источниках по имени ктиторе видели то его игумена Иоасафа, погибшего при нападении немцев на Псков в 1299 г., то князя Довмонта-Тимофея; подчеркивалась и роль городской верхушки Пскова, в частности, посадника Бориса в становлении обители. Вместе с тем отмечалось, что в первой четверти XV века монастырь был местом пострижения и погребения псковских князей4.

Относительно происхождения и источников материального обеспечения городских монастырей, известных по упоминаниям в XIV-XV веках, сохранились лишь крайне отрывочные сведения. С именем псковского посадника Захария Костромивича было связано строительство каменной церкви Николая Чудотворца Николаевского Валковского монастыря (1395 г.). По предположению И.К.Лабутиной, в Захарии Костроминиче, принадлежавшем к одной из богатейших семей Пскова, следует видеть не столько распорядителя работ, проводившихся на средства общества, сколько основателя монастыря, пожертвовавшего собственные средства. С именем этого же посадника исследовательница склонна отождествить некоего Захария Фоминича, повелением которого в 1397/1398 г. была поставлена каменная церковь Архангела Михаила женского Михайловского (Черницкого) монастыря5. Женский Благовещенский монастырь в Песках был основан в 1421 г. благодаря земельному вкладу («даде место земли») чернеца Г.Терхурия Сопешки6. Частными лицами, возможно, были и основатели Введенского и Григорьевского монастырей: платежная книга 1580-х годов за первым из них закрепила именование «Радославль», а за вторым - «Путятин» Не случайно значительно позднее, в 1676 г., архиепископ Псковский Арсений писал о практике XIV- XV веков: «Из давных... лет псковичи земцы и посадники и веянии люди (выделено мной. - Е.Ф.)7во Пскове и во псковских пригородах и уездах построили монастыри и церкви на моление всем христианам на своих помесных и купленных землях. И по смерти своей те монастыри и церкви и вотчины приказывали тех же монастырем и церквей игуменом и строителем и Церковным приказчиком впредь владеть и на те монастыри и на церкви и на вотчины дали харатейные письменные крепости за свинцовыми печатми»8.

Возможно, некоторые монастыри в малых городах Псковской земли были устроены при участии не только псковской городской администрации, но и княжеской власти. Таковым, например, представляется происхождение Крестовоздвиженского монастыря в г. Выборе, поскольку храм его был посвящен празднику, в день которого произошла закладка города - 14 сентября 1431 г.9

Однако крайняя дробность, чересполосица земельных владений псковских монастырей, выявленная Л.М.Марасиновой на материале XIV-XV веков10 и сохранявшаяся, как видно из текста платежной книги 1580-х годов, в XVI столетии, позволяет предполагать, что в основе имущественного благосостояния большинства городских обителей, возникших в республиканский период, лежала совокупность земельных и денежных вкладов «сильных людей» (бояр), купечества, а также рядовых торговцев, ремесленников и других слоев городского населения. Участие в поддержании материального благополучия монастырей посредством земельных, вещевых и денежных вкладов позволяло горожанам не только дать выход живому религиозному чувству, но и обеспечить себе и своим усопшим родственникам посмертное поминовение, а в случае необходимости - «уход на покои», принятие пострига, погребение в ограде иноческой обители.

Очевидно, некоторые городские монастыри, особенно мелкие, в ту эпоху играли роль приходских храмов. Показательны известия о наличии в таких обителях института монастырских старост, по аналогии с псковскими церковными старостами, широкие хозяйственные и делопроизводственные функции которых тщательно проанализированы Т.В.Кругловой на материале сохранившейся части приходо-расходной книги церкви Успения с Завеличья 1531 г.11

Так, в грамоте второй половины XV века в числе сябров, участвовавших в разделе угодий, наряду с церковными старостами, упоминается староста монастыря св. Пятницы из Бродов12. А в данной Игнатия Карпова Николаевскому монастырю на Изборской улице (впоследствии Каменноградскому) на ниву содержится предупреждение: «И той нивы старостам и старцом (выделено мной. - Е.Ф.) не продавать». Показательно, что старосты как возможные продавцы нивы, данной «за впись на поминовение», поставлены И.Карповым на первое место13. В 1467 г., давая вкладом скамью в Николаевский монастырь в Завеличье (Кожин), Исай Евлентеевич Хмельков подчеркивал: «А сее данье при старощеньи Нестерове Боровникове и Семенове Румянцевицъ, и при игумене Пахомье свягаго Николы, и при всех старцех святаго Николы»14. Здесь составитель вкладной отдает первенство старостам, по сравнению не только с рядовыми монахами, но и игуменом.

Участие мирянина - старосты в управлении имуществом монастыря и присутствие в его стенах прихожан-мирян способствовало упрочению связей обители с городом и отдельными его институтами.

После «псковского взятия» 1510г. в составе населения Пскова произошли серьезные изменения. Были «сведены» бояре и многие представители торгового люда, жившие в черте городской стены, особенно в пределах Среднего города. На смену им в Пскове появились «переведенцы» из городов Северо-Восточной Руси. Совершенно естественно, что княжеские по своему происхождению обители меняют статус. Так, в Иоанновском монастыре, куда прежде постригались представительницы псковского княжеского дома и члены семей посадников, в конце XVI века монашествует старица Александра «Ермолинская попадья»; еще одна вдовая попадья, не принимая пострига, «живет» в обители15. Совершенно сходят со сцены бояре как главные патроны иноческих обителей.

В 1580-х годах в непосредственной близости от собственно городской территории существовали монастыри, в которых аналогично преобразованиям, осуществленным в Новгороде архиеп. Макарием в 1528 г., были возрождены или заново установлены общежительные порядки. Уже во втором десятилетии XVI века такое возобновление коснулось Снетогорского монастыря, где в 1512-1519 гг. осуществляется постройка каменного трапезного храма во имя Николая Чудотворца16.

Согласно описям монастырского имущества, содержащимся писцовой книге 1584-1588 гг., признаки общежития (наличие трапезного храма, специфических хозяйственных построек, бытовой утвари для общей трапезы) обнаруживаем в псковском пригородном Петропавловском Середкине и гдовском Николаевском монастыре. Некоторые признаки общежительства наблюдаются и в Ануфриевой пустыни (Мальском монастыре) близ г. Изборска17. Кроме того, в материалах писцового описания 1580-х годов есть указания на существование других псковских пригородных киновий. Например, псковские Иоанно-Златоустовский Медведев и Образский монастыри, помимо игуменов, управлялись келарем и казначеем, что свидетельст-вовало о существовании в монастыре общей трапезы и общего хозяйства18. Нет никаких письменных известий о Спасо-Мирожском монастыре, однако, охранные раскопки 1990— 1992 гг. показали, что примерно в первой половине XVI века на территории монастыря происходят изменения в планировке келий, что позволяет Т.Ю.Закуриной и Т.В.Кругловой связать их с введением общежительного устава19. По псковским летописям можно проследить еще два факта возникновения городских киновий в г. Пскове - это известия о возведении в 1544 г. деревянной церкви Феодосия Печерского с «трапезой» в Пантелеймоновском монастыре на Красном дворе и о строительстве в 1546 г. каменного храма в Мироносицком монастыре, где, по выражению летописца, «общее житие составиша»20.

Однако большинство городских монастырей как в Пскове, так и в городах-пригородах продолжают оставаться келлиотскими, причем о существовании женских общежительных обителей сведений вообще нет. Как правило, число насельников в особножительных монастырях крайне незначительно. Так, в Крестовоздвиженском монастыре г. Выбора, помимо настоятеля-иеромонаха, жили один чернец, три вкладчика-бельца, дьячок и сторож; в выборском Варваринском девичьем монастыре - игуменья, семь стариц и шесть белиц; в Покровском девичьем монастыре г. Острова - игуменья, одна ст арица-черница, три вкладчицы-белицы и сторож. Наибольшее число насельниц отмечено в изборском девичьем Богородице- Рождественском монастыре: помимо шуменьи Устиньи - тринадцать стариц и две вкладчицы-белицы21.

Еще Н.И.Серебрянский отмечал, что в мелких монастырях, как правило, вкладчиков, не принимавших пострига, было не меньше, чем монахов22. Такая ситуация была свойственна даже небольшим городским общежительным монастырям. К примеру, братию гдовского Николаевского монастыря составляли игумен Исайя, четыре монаха и десять человек вкладчиков23. Кроме того, во многих монастырях, особенно в женских, зачастую присутствовали миряне, служившие из руги (белые священнослужители и причетники), лица, нанятые для выполнения каких-либо работ, просто «жившие» в монастыре, получив келью по наследству или на каком-то ином основании.

Например, по упоминаниям в платежной книге в псковском Старом Вознесенском монастыре, помимо его стариц (не менее восьми), известны «живущие» в обители вдовы Офимья Иванова жена и Ульянка Григорьева дочь, а также лица мужского пола: дьякон Евтихей Прокофьев, дьячок Иван Дмитриев (оба служившие в данной обители), «якиманский поп Юрий Матфеев» (белый священник, служивший либо в приделе свв. Иоакима и Анны церкви Входа в Иерусалим, либо в женском Якиманском монастыре на Полонище), а также некии Микитка Данилов и Петр Федоров. Все эти представители светского общества владеют на псковском торге лавками и другими торговыми помещениями24. В Новом Вознесенском монастыре в г. Пскове из числа мирян упомянуты следующие владельцы торговых помещений: Авдотья Мартемьянова дочь, Лукерья Терентьева дочь, Анусья Федорова жена, Филька Антонов, Лаврик Васильев, Фетка Остафьев, а также три незамужние сестры, «живущие» «у пречистенсково попа з Завеличья у Онтонья в монастыре у Нового Вознесенья» (по-видимому, кельей или каким-то другим помещением на земле, принадлежавшей Новому Вознесенскому монастырю, владел священник церкви Успения Богородицы в Завеличье). Еще об одном псковиче- мирянине, «живущем» в этой обители, Андрее Михайлове, сообщается, что он «делает серебро» на денежном дворе25. Из этого следует, что при городских монастырях проживали не только престарелые и увечные, но и вполне дееспособные горожане, имевшие занятия вне стен обителей.

Присутствие в монастырях мирян усиливало контакты иноков с городским социумом и вместе с тем способствовало обмирщению монастырской жизни. Большинство монашествующих в таких обителях не порывали своих светских связей - семейных, профессиональных, сословных. Не только бельцы, но и многие иноки сохраняли во владении лавки, огороды, пожни, нивы, промысловые угодья. Так, 4 лавки принадлежали иноку Козьмодемьянского на Гремячей горе монастыря Власию; владели торговыми помещениями старец Климентовского монастыря Вельямин и старец Сергиевского монастыря с Залужья Ферапонт, две старицы Нового Вознесенского монастыря, по старице монастырей Воскресенского на Стадище, Ильинского в Завеличье, Иоанновского, Михайловского, Пятницкого в Бродах26. Даже монахи общежительных монастырей, вопреки требованиям общежительных уставов, не составляют исключения: старцы Иоанно-Златоустовского Медведева монастыря Макарий и Мисаил имели на псковском торге по лавке27. Разумеется, это не значит, что иноки собственноручно торговали в лавках, но они могли сдавать их в аренду, получая доход, продавать или сохранять их в интересах семьи и рода, передавать по наследству.

Другой аспект тесных связей города с монастырями - участие горожан в монастырском строительстве. Псковские летописи в 1546 г. зафиксировали факты возведения переведенцем Якимом Переславцем каменного храма в Стефановском монастыре в Завеличье и купцами Богданом Ковыриным, Григорием Титовым (также переведенцами, по предположению Вл.В.Седова28) и мыльником Иваном-Кириллом - храма Жен Мироносиц дня устроенного ими общежительного монастыря29.

Однако связи монастырей с ктиторами-купцами представляются недостаточно прочными. Если подробных сведений о Мироносицком монастыре в писцовых книгах 1580-х годов нет, то данные этого источника о составе поручителей Стефановского монастыря позволяют сделать вывод об отсутствии в то время ктитора или патрона из числа состоятельных мирян. За монастырь, получавший запустевшие во время Ливонской войны земли во льготное (бесподатное) владение сроком на 15 лет с условием их хозяйственного освоения, ручаются, помимо инока этого монастыря старца Силуана, настоятели других мелких псковских монастырей - Алексеевского (иеромонах Леонид), Николаевского Валковского (иеромонах Евфросин), Николаевского со Взвоза (игумен Арсений), Святоотецкого (иеромонах Митрофан), а также белый священник из церкви св. Тимофея в г. Пскове Назарий Федоров30. Дальнейшая судьба двух монастырей, в 1540-х годах получавших поддержку купечества, была незавидна. Мироносицкий монастырь в документах XVII века вообще не упоминается и, по-видимому, прекратил свое существование, а в Стефановском, когда его вследствие упадка в 1651 г. приписали к Саввино-Сторожевскому монастырю, хозяйство было самым скромным, жили в нем лишь один старец, служка, дьячок, пономарь и коровник с семьей31.

Между тем приведенный пример о составе поручителей Стефановского монастыря позволяет говорить о наличии у ряда небольших городских обителей и городских храмов корпоративной солидарности. Аналогичным образом поручителями настоятеля Алексеевского монастыря иеромонаха Леонида выступают, наравне со старцем этого монастыря Макарием и вкладчиком-бельцом Афанасием Офромеевым, настоятели других монастырей, а именно: игумен Стефановского монастыря Макарий, уже упомянутый иеромонах Святоотецкого монастыря Митрофан, а также иеромонах Покровского от Пролому монастыря Геронтий и настоятель Николаевского монастыря с Полонища32. Представляется, что в данном случае речь идет о своеобразной круговой поруке. За Введенский монастырь в г. Пскове ручаются белые священники городских псковских церквей (Богоявленской, Екатерининской), а также «стретенской протопоп Григорей Семенов да поп Василей Семенов сын тое ж церкви» (поскольку храма Сретенья в Пскове не известно, возможно, имеются в виду белые священники Сретенского монастыря)33. Поручители настоятеля Ильинского монастыря в г. Острове «черного попа» Ионы-монахи иноческих обителей из других городов-пригородов: Богородице-Рождественского монастыря г. Красного (строитель иеромонах Иона) и Успенского с Синичьих гор иод г. Вороначем (старец Кирилл)34.

Приведенные здесь примеры круговой поруки настоятелей мелких мужских монастырей и отдельных представителей белого духовенства дают повод задуматься о возможности существования в XVI веке каких-то организационных форм для осуществления корпоративной солидарности черного и части белого духовенства. Не может ли это явление уходить корнями в эпоху псковской независимости? В исследовании Т.В.Кругловой делается предположение о возникновении в первой трети XV века организации, объединявшей игуменов псковских монастырей и возглавленной не одним, как в Новгороде, а несколькими архимандритами. Автор допускает, что, подобно сложной структуре псковских соборов, черное духовенство могло объединяться сразу в несколько союзов35.

Вместе с тем обращает на себя внимание тот факт, что все монастыри, кроме Введенского, получавшие поруку у представителей солидарного с ними духовенства, в XVII веке или вовсе прекратили свое существование, или же утратили самостоятельность.

Если вновь обратиться к материалам писцовой книги 1580-х годов о составе монастырских поручителей, то можно констатировать, что в наиболее благоприятных условиях находились монастыри, за которые в состоянии были поручиться их же насельники - иноки, вкладчики, монастырские слуги. Это были богатые общежительные монастыри. Из городских обителей к их числу принадлежали Сироткин и Образский36. Но даже такой крупный монастырь, как Снетогорский, вынужден был обращаться за поддержкой, во-первых, к настоятелям других крупных монастырей - к игумену Елиазарова монастыря Никону и к строителю Великопустынского Изосиме, а во-вторых, к состоятельным горожанам-мирянам: в числе его поручителей названы три торговых человека, которые «живут по Запсковью»37.

Поручителями других городских монастырей - даже не самых мелких - наряду с представителями черного и белого духовенства, выступают торговые и ремесленные люди, стрельцы, пушкари, подьячие, младший состав причта приходских церквей (а иной раз, судя по фамилиям, по-видимому, и помещики). Например, за девичий Воскресенский монастырь на Стадище ручаются служащий в нем священник, дьякон, два дьячка, а также Сысойко Игнатьев нивник и Василий Иванов хомутинник, о котором сообщается, что «живет на Запсковье»38. За достаточно богатый женский монастырь - Старый Вознесенский - ручаются восемь его черниц, служащий в нем священник, торговый человек Исак Иванов, псковский пушкарь Федор Исаков и конский барышник Семен Иевлев, все трое - жители Полонского конца г. Пскова39. За игумена общежительного Иоанно-Златоустовского Медведева монастыря Мартирия ручаются его казначей старец Мисаил, келарь старец Павел, еще два черноризца - старцы Сергий и Дементий, четверо вкладчиков-бельцов, а также псковский пушкарь Максим Софронов, торговые люди Микула Максимов и Влас Андреев сын Голов, причем все трое живут на Полонище (то есть в Полонском конце)40.

В перечисленных случаях места жительства мирян-поручителей топографически примерно совпадают с местоположением обителей. Воскресенский монастырь был расположен в Запсковье, Старый Вознесенский - на Полонище, Медведев - у Сокольих ворот, соседствовавших с Полонищем41.

По-видимому, здесь следует говорить о существовании вокруг монастыря религиозной общины - прихода более или менее объединенной общностью территории, однако в сословном отношении достаточно пестрой. Более социально однородной выглядит община вокруг девичьего Пятницкого в Бродах монастыря. Его поручители - исключительно посадские люди: Леонтий Афанасьев и Доронка Карпов, принадлежавшие к Пятницкой сотне, а также Степан Степанов и Михаил Иванов, принадлежавшие к Измайловской сотне42.

Между тем горожане, ручающиеся за тот или иной монастырь, далеко не всегда имеют территориальную общность. Например, поручителями игуменьи Ильинского из Запсковья Девичьего монастыря Евгении, согласно льготной грамоте, выданной монастырю писцом И.В.Дровниным в марте 1588 г., Уступают некии Григорий Семенов сын Скудин, Иван Иванов сын Картимазов, Мирон Микитин сын Кропивин, а также «Герасим Максимов сын, иза Пскова торговой человек, живет на Запсковье (здесь и далее выделено мной. - Е.Ф.) во Примостьи, да Иван Дементьев сын Векша, псковской торговой человек, живет на Полонище в Вознесенской монастыре»43. А среди поручителей женского Зачатьевского монастыря - «Афонасей Ермолин хлебник, живет в Полонижском конце на Вершаной ниве, да Кирило Филипов сын мясник, живет в Ермаковском сте <...> да Петр Якимов сын калачник, живет за Михайловскими вороты, да Микита Трофимов сын Вершанин, да Микифор Аверкиев, живет в Запсковском конце...»44. В связи с этим хотелось бы сослаться на исследование П.С.Стефановича, который приводит факты несовпадения территориально-административных единиц и религиозных общин в практике приходской жизни на Руси начиная с конца XV века45.

До сих пор речь шла главным образом о составе поручителей псковских монастырей. Подобным образом решались дела о поруке за монастырями в городах-пригородах. Так, поручителями за игумена общежительного гдовского Николаевского монастыря Исайю с братьею в уплате оброка за исад выступают Кондратий Филиппов сын Сухлов и Куземка Савельев сын Ложка, гдовские посадские люди, и гдовский пушкарь Олешка Трофимов сын барышник46.

Степень участия прихожан-мирян в «строении» монастыря и в управлении его имуществом была, очевидно, очень разной. Часть псковских обителей, как мы видели, поддержки со стороны светского общества вообще не имела. По-видимому, вокруг таких монастырей, как псковские Стефановский, Алексеевский, Введенский, приходы не сформировались. В случае крупных общежительных обителей роль мирян представляется минимальной, а в большинстве женских монастырей и в части мелких мужских эта роль была более значимой. Особенно выразительной представляется роль мирян в Козьмодемьянском Гремяцком монастыре. В качестве его поручителей перечисляются свыше десятка светских лиц во главе со старостой Костей Григорьевым, а далее следует обобщение: «и все кузмодемьянские прихожане»47.

Вообще упоминания монастырских старост в материалах писцового описания 1580-х годов встречаются нечасто. Можно привести еще только один бесспорный пример: в числе «старых оброчников» исада Замошье на Псковском озере близ устья р. Великой указаны старосты псковского Григорьевского Путятина монастыря48. Между тем из источника 1572 г. явствует, что староста псковского Варваринского монастыря Козьма Павлов сын совместно с игуменьей этого монастыря Мариной Пантелеевой получал оброк с Сергиевского монастыря с Залужья за пользование землями монастыря св. Варвары, на которых стояла сергиевская мельница49.

Институт монастырских старост, наделенных хозяйственными и делопроизводственными полномочиями, известный еще по документам XIV-XV веков, не сходит со сцены и в XVII веке. Так, на царской грамоте 1659 г. о назначении денежной руги братии Николаевского Любятова монастыря г. Пскова, подлинник которой предписывалось отдать в монастырь, имелась помета, что впоследствии она предъявлена была (по-видимому, представителям местной псковской администрации) «Никольским старостой Тимошкой Таракановым»50. А когда у этого же монастыря возник спор с Зачатьевским монастырем о трех нивах, на очной ставке со сгроительницей Зачатьевского монастыря Агафьей интересы Любятова монастыря защищал не настоятель иеромонах Евстратий, а староста, посадский человек Ивашка Иванов «с прихожаны». Слово «прихожане» в тексте грамоты, полученной Любятовым монастырем в результате разбирательства в марте 1673 г., употребляется наравне со словом «вкладчики» как его синоним51. Под вкладчиками же в данном случае подразумевались не миряне, за свой вклад жившие в монастыре, а прихожане-пайщики52, религиозная община, «строившая» монастырь.

Во второй половине XVII века в Пскове упоминается также староста «псковских мужских мелких и девичьих монастырей». В 1671 г. таким старостой был некто Ивашко Бородавкин53 К сожалению, на основании одного лишь упоминания невозможно уяснить происхождение и функции этого старосты. Представляется маловероятным, чтобы такая должность могла быть введена епархиальными властями в целях осуществления контроля за хозяйственным состоянием мелких монастырей. Скорее - это институт городского общества, вызванный к жизни необходимостью поддержания экономически слабеющих структурных элементов этого общества.

О важной роли городского населения для функционирования монастырей можно судить по судьбе обителей в малых городах Псковской земли. Обители, находившиеся в разоренных в ходе Ливонской войны городах - Вороначе, Велье, Дубкове, Вреве, Выборе, ставших городищами в полном смысле этого слова, возродиться не смогли. В обыскных книгах 90-х годов XVII века они значатся запустевшими. Эти обители и возникновением своим были обязаны городу, население которого пополняло ряды братии и материально их поддерживало. Только монастырь на Синичьих горах (Святогорский) в окрестностях Воронача, поддерживаемый центральной властью, сохранился и усилился к концу XVII века.

Многие мелкие обители и в самом Пскове после трагических событий второй половины XVI века и начала XVII века пришли в упадок. Многие из них прекратили свое существование. В тех, что остались, сократилась общая численность насельников, уменьшилась и без того невысокая доля монашествующих. Некоторые превратились в обычные богадельни. Так, в 1696 г. митрополит Псковский и Изборский Илларион писал патриарху Адриану о вотчинах женского Покровского монастыря на посаде г. Острова: «В том Покровском монастыре издавна строителей монашеского чина, также и монахинь нет, а живуг в том монастыре женский пол, вдовы белицы, без началниц, и оберегати той их вотчины некому»54.

Процесс обмирщения мелких городских монастырей выразился и в появлении во главе их строителей из мирян. К примеру, еще в 1584 г., когда Николаевский монастырь на Старом городище г. Изборска по причине запустения был приписан к Псково-Печерскому монастырю, его «прежними строителями», которых надлежало «выслать вон», названы светские лица Ефрем Ушков и Никодим Кропивин55. В псковском Стефановском монастыре в 1651 г., накануне приписки его к Саввино-Сторожевскому монастырю, строителем был подьячий Филипп Шемшаков56. В 1685 г. строителем псковского Иоанно-Богословского Костельникова монастыря назван псковский посадский человек Михаил Венедиктов. Грамота на оброчную рыбную ловлю была дана М.Венедиктову «со вкладчики»57. Горожане не были беспристрастными наблюдателями запустения монастырей. В силу своих давних контактов с иноческими обителями они стремились либо поддержать их, либо обратить в обычные приходские храмы, хотя, разумеется, нельзя исключить случаи завладения монастырским имуществом в личных интересах.

Тем не менее многообразие тех нитей, которые связывали монастыри с различными слоями населения позднесредневековой Руси, было залогом востребованности сосредоточенных в них религиозных, нравственных и культурных ценностей, приобщения к этим ценностям представителей всех сословных групп светского общества.

*



1См. об этом: Мильчик М.И. Приходская церковь и крестьянская община на Архангельском Севере в XVII веке // Русская культура на рубеже веков: русское поселение как социокультурный феномен. Вологда, 2002. С. 38-45.
2Основной источник для изучения общего количества монастырей на Псковской земле - платежная книга 1580-х годов письма Г.И.Мещанинова-Морозова и И.В.Дровнина: Сборник Московского архива Министерства юстиции. (Далее: Сб. МАМЮ). Т. 5. М., 1913. Об аттестации этого источника и о датировке писцового описания Г.И.Мещанинова-Морозова и И.В.Дровнина см.: Французова Е.Б. Введение // Города России XVI века: материалы писцовых описаний / подгот. Е.Б.Французова. M, 2002. С. XXVI-XXIX; Ее же. Описания церквей и монастырей Псковской земли в составе писцовых книг 1580-х гг. // Массовые источники истории и культуры России XVI-XX вв.: материалы XII Всерос. конф. Архангельск, 2002. С. 337-339. Результаты исследования «статистики» псковских монастырей см: Ее же. Монастыри Псковской земли в XVI веке: общее количество и размещение // Вестник церковной истории. 2006. № 1. С. 108-130.
3См.: Лабутина И.К. Историческая топография Пскова в XIV-XV вв. М., 1985. С. 164; Бълхова М.И. Монастыри на Руси XI-середины XIV века // Монашество и монастыри в России, ХI-ХХ века. М., 2002. С. 53.
4См., напр.: Зверинский В.В. Материалы для историко-топографического исследования о православных монастырях Российской империи с библиографическим указателем. СПб., 1890-1897. Т. 1-3. № 435, 841; Серебрянский НИ. Очерки по истории монастырской жизни в Псковской земле. М., 1908. С. 215-220, 224-225 и др.; Лабутина И.К. Историческая топография Пскова ... С. 168; Лившиц ЛИ. Очерки истории живописи древнего Пскова, середина XIII — начало XV века: становление местной художественной традиции. М., 2004. С. 186-188.
5Лабутина И.К. Историческая топография Пскова ... С. 172-174.
6Псковские летописи / под ред. А.Н.Насонова. М., 1955. Вып. 2. (Далее: ПЛ-2). С. 38.
7Сб. МАМЮ. Т. 5. С. 81, 185, 204, 205, 207, 349; Лабутина И.К. Историческая топография Пскова ... С. 181.
8Цит. по: Круглова Т.В. Церковь и духовенство в социальной структуре Псковской феодальной республики // Международный исторический журнал. 2001.№ 15. Май-июнь (http://history.mahaon.ru/all/number_15).
9Псковские летописи / пригот. к печ. А.Н.Насонов. М.; Л., 1941. Вып. 1. (Далее: ПЛ-1). С. 39; ПЛ-2. С. 43, 125.
10Марасинова Л.М. Новые псковские грамоты XIV-XV веков. М., 1966.
11руглова Т.В. Церковь и духовенство ...
12Марасинова Л.М. Новые псковские грамоты. С. 68-69. № 29.
13Там же. С. 58-59. № 17.
14Грамоты Великого Новгорода и Пскова / под ред. С.Н.Валка. М.; Л., 1949. С. 324. № 337. В заглавии документа ошибочно указан Зачатьевский монастырь.
15Сб. МАМЮ. Т. 5. С. 49-50.
16ПЛ-1. С. 100. См. также: Седов Вл.В. Псковская архитектура XVI века// Архив архитектуры. М., 1996. Вып. 8. С. 34 и др.
17Города России XVI века. С. 177-179. № 21; РГАДА. Ф. 1209. Кн. 830. Л. 364-370об.; Кн. 827. Л. 758-760об.
18РГАДА. Ф. 1209. Кн. 830. Л. 149; Кн. 827. Л. 99об.-100. По-видимому, введение общежительного устава в Медведеве монастыре следует соотнести с сооружением каменного храма Иоанна Златоуста в 1542/1543 г.: ПЛ-1. С. 111; ПЛ-2. С. 230.
19Закурина Т.Ю. Неизвестная каменная постройка XV в. в Мирож-ском монастыре // Археология и история Пскова и Псковской земли: материалы семинара. Псков, 1992. С. 8-12; Закурина Т.Ю., Круглова ТВ. Новые данные по истории Спасо-Мирожского монастыря // Земля Псковская, древняя и современная: тез. докл. науч,-практ. конф. Псков, 1994. С. 52-55; см. также: Круглова Т.В. Церковь и духовенство ...
20ПЛ-1.С. 111-112.
21Города России XVI века. С. 190-191, 185, 183.
22Серебрянский Н.И. Очерки по истории монастырской жизни в Псковской земле. С. 235-236.
23Города России XVI века. С. 179.
24Сб. МАМЮ. Т. 5. С. 20, 36,48, 51, 56.
25Там же. С. 13, 16, 24, 34, 51, 52, 55.
26Там же. С. 17, 18, 21, 22, 34,42, 49, 52.
27Там же. С. 48, 51. Подобные нарушения были характерны и для самого крупного и строгого общежительного монастыря - Печерского: шестеро иноков этого монастыря владели торговыми помещениями в г. Пскове: Там же. С. 17, 21, 22, 34, 45, 48, 49, 58; см. также: Суворов II.С. Псковское церковное землевладение в XVI и XVII веках // Журнал Министерства народного просвещения. 1906. №7. С. 52-54.
28Седов Вл.В. Псковская архитектура XVI века. С. 122-123.
29ПЛ-1.С. 112; ПЛ-2. С. 230.
30РГАДА. Ф. 1209. Кн. 830. Л. 909-909об.; Кн. 827. Л. 586.
31Там же. Ф. 281. №8672.
32Там же. Ф. 1209. Кн. 830. Л. 1079об.-1080об. В сохранившемся списке писцовой книги, сделанном в XVIII в., последнему из названных лиц посвящен явно испорченный текст: «...да Ниловского с Полонища черной поп Артемей». Очевидно, что имеется в виду Никольский монастырь, а именно Николаевский с Полонища, который, по-видимому, следует отождествить с Николаевским на Взвозе (см.: Лабутина И.К. Историческая топография Пскова ... С- 174). Имя настоятеля «Артемий» переписчик мог трансформировать из «Арсений».
33Там же. Л. 667-667об.
34Там же. Кн. 827. Л. 814-816об.
35Круглова Т.В. Церковь и духовенство ...
36РГАДА Ф. 1209. Кн. 830. Л. 1020об.-1021об.; Кн. 827. Л. 99об.-100.
37Там же. Кн. 830. Л. 223-224об.; Кн. 827. Л. 1188.
38Там же. Кн. 830. Л. 285.
39Гам же. Л. 740-740об.
40Там же. Л. 149-149об.
41Сб. МАМЮ. Т. 5. С. 148, 169; Лабутина И.К. Историческая топография Пскова ... С. 45-47,170,177.
42РГАДА. Ф. 1209. Кн. 830. Л. 237об.-238об.
43Труды Псковского археологического общества за 1907-1908 годы. Псков, 1909. [Вып. 5]. С. 116-118.
44РГАДА. Ф. 1209. Кн. 830. Л. 892.
45Стефанович ПС. Приход и приходское духовенство в России в XVI-XVII веках. М., 2002. С. 239 и след.
46Сб. МАМЮ. Т. 5. С. 91-92.
47РГАДА. Ф. 1209. Кн. 830. Л. 304-304об.
48Сб. МАМЮ. Т. 5. С. 81. Другой пример - упоминание Перфира Леонтьева, старосты Преображения Спасова в г. Опочке, держащего оброчную мельницу (Там же. С. 414), не корректен, так как наличие монашеской общины вокруг церкви Преображения не доказано, несмотря на включение издателями псковской платежной книги в географический указатель опочецкого Спасо-Преображенского монастыря. Вероятно, здесь речь идет о церковном старосте Преображенского собора (см.: Французова Е.Б. Монастыри Псковской земли в XVI веке ... С. 111).
49Киселев Ю.Н. Хозяйственная деятельность Сергиевского монастыря с Залужья // Древности Пскова: Археология. История. Архитектура. Псков, 1999. С. 106-107.
50Псковские губернские ведомости. 1871. № 18.
51Там же. № 34.
52См.: Словарь русского языка ХI-ХVIIвв. М., 1975. Вып. 2. С. 198-199. По сведениям И.Шляпкина, синодик Любятова монастыря, датируемый 1681 годом, был написан «при приказчиках того монастыря посадских людях Луке Остолопове и Исае котельнике», причем среди занесенных в синодик лиц значатся городские ремесленники: Мефодий калачник. Василий красильщик, Тихон замочник (Шляпкин И. Опись рукописей и книг музея Археологической комиссии при Псковском губернском статистическом комитете. Псков, 1879. С. 27-29. № 16).
53Марасинова Л.М. Новые псковские грамоты. С. 78.
54РГАДА. Ф. 337. Oп. 1. № 8925. Л. 183-184.
55ОР РЫБ. Погод. № 1912. Л. 161-164об.
56РГАДА. Ф. 281. № 8672. Л. 1об., 22.
57Псковские губернские ведомости. 1849. № 41. См. также: Серебрянский Н И. Очерки по истории монастырской жизни в Пскове земле. С. 236.

<< Назад   Вперёд>>