От Цусимы к Февралю. Царизм и военная промышленность в начале XX века.

В процессе концентрации производства, происходившем в России накануне и в период первой мировой войны, особенно сильные монополистические группировки сложились в военной промышленности. Все ее важнейшие предприятия, отмечается в литературе, контролировались банковскими монополиями. Наиболее мощными центрами такого объединения, охватившими разные отрасли военной промышленности, являлись финансовые группы Русско-Азиатского и Петроградского международного банков¹.

Вывод о том, что эти две крупнейшие финансовые группы играли роль всесильных монополистов, был получен на основе специального изучения процессов монополизации в частной промышленности. Однако известно, что в русской военной промышленности ведущая роль принадлежала казенным предприятиям. Поэтому если включить в круг изучения и эти предприятия, то процесс концентрации будет выглядеть несколько иначе. Например, в орудийном производстве наряду с заводами, принадлежавшими названным банковским группам, имелись мощные заводы морского, горного и военного ведомств; производство ружей и пулеметов целиком сосредоточивалось в трех крупнейших казенных заводах; казенные заводы исполняли львиную долю заказов и в судостроении. Самодержавное государство — собственник большого числа военных заводов — являлось важнейшим рычагом развертывания производства вооружения.

С этой точки зрения привлекают внимание обстоятельства выработки самой обширной в истории российского империализма программы строительства 38 новых казенных военных заводов (октябрь 1916 г.). Содержание этой программы публиковалось постепенно, начиная с 1920 г., когда А.А. Маниковский, занимавший в мае 1915 — феврале 1917 г. пост начальника ГАУ, в своем трехтомном труде о боевом снабжении армии привел часть объяснительной записки к программе заводского строительства². Затем бывший начальник Управления полевого генерал-инспектора артиллерии Е.З. Барсуков в своей книге «Работа промышленности на боевое снабжение армии в мировой войне» (М., 1928) кратко охарактеризовал основные объекты программы; он же снабдил второе, посмертное издание труда Маниковского изложением легенд к этим объектам³. Наконец, в 1955 и 1973 гг. появились исследования А.Л. Сидорова, посвященные программе. В них дана общая оценка программы, приведены сведения о ходе строительства некоторых заводов⁴. Основная часть записки и ряд относящихся к программе документов приведены в сборнике «Военная промышленность России» (2004 г.).

Программа строительства артиллерийских заводов известна, таким образом, уже давно. Представляет интерес ряд вопросов, связанных с оценкой ее социально-экономического смысла и освещением характера воздействия государственного аппарата на развитие военной экономики. Маниковский и Барсуков утверждали, что программа отражала «всецело личные» взгляды тогдашнего руководителя артиллерийского ведомства и для отстаивания ее требовалось исключительное «гражданское мужество», так как ГАУ было единственным сторонником этого проекта и встречало противодействие со стороны военного министра. Особого совещания по обороне, Министерства финансов, Государственного контроля и правительства в целом⁵.

В том же смысле характеризуется программа в трудах Сидорова. Именуя ее для краткости «программой Маниковского», он расценивал ее как утопический проект, отражавший «робкие попытки отдельных лиц»⁶. Реакционный характер подобных программ, по мнению Сидорова, «неизбежно приводил их к провалу»⁷. По утверждению И.В. Маевского, программа «была провалена» в правительственных инстанциях, как в целом, так и по частям, при рассмотрении отдельных объектов⁸. По сведениям же С.В. Воронковой, «программа А.А. Маниковского была принята» Особым совещанием по обороне и «частично реализована»⁹. Однако в журналах совещания нет следов того, чтобы оно обсуждало этот документ. Тот экземпляр доклада с программой заводского строительства, который хранится в фонде Особого совещания по обороне и которым пользовались историки, по-видимому, не служил делопроизводственным документом¹⁰. Да и направлен был доклад военному министру не через того его помощника (сенатора Н.П. Гарина), на которого возлагалось руководство деятельностью Особого совещания по обороне¹¹, а через другого — генерала П.А. Фролова, который председательствовал в другом особом совещании, специально занимавшемся выработкой программы строительства военных заводов.

Временем составления программы в литературе считается конец 1915 г., а побудительной причиной — военные неудачи, которые выявили нехватку боеприпасов и, как сказано в «Истории первой мировой войны», «всколыхнув общественное мнение», вынудили правящие круги взять «курс на развитие отечественной военной промышленности, на создание сети новых заводов»¹². Указанные сведения сопровождаются ссылкой на одну из работ А.Л. Сидорова¹³, где, однако, в действительности ни время составления, ни конкретная причина не названы. Как видно из другой его работы, Сидоров считал, что попытки в этом направлении предпринимались «в течение войны», причем особенно усилились в 1916 году¹⁴. Также и мотивы, побуждавшие расширять казенное производство, Сидоров указывал другие. По его мнению, программа отражала стремление правительства «обеспечить себе независимость от буржуазии» в производстве вооружения, добиться экономической самостоятельности России и подготовиться в военном отношении к неизбежной после разгрома Германии экономической и политической борьбе с союзниками по Антанте¹⁵.

Действительно, в то время, когда складывалась программа заводского строительства, Военное министерство было занято исполнением повеления царя привести в порядок боевые припасы «ко дню заключения мира». Повеление было сообщено военному министру 15 декабря 1914 г. по частному поводу (предписывалось к указанному дню иметь не менее 2 тыс. выстрелов на орудие и «купить все винтовки», какие предлагает мировой рынок)¹⁶, но рассматривалось «как общее предуказание». Оно, как отмечено в журнале Военного совета от 13 мая 1915 г., «особенно важно», ибо по окончании войны «наступит длительный период дипломатических переговоров, в течение коего наше государство должно быть готовым к возможным осложнениям»¹⁷. Подобные соображения имелись в виду и при основании других заводов.

Таким образом, стремление развернуть строительство заводов зародилось не в порядке инициативы руководителей ГАУ, а вытекало из принципиальной оценки стратегических задач правительством, которая верно передана в докладе ГАУ от 20 октября 1916 г.

Время составления программы можно определить лишь с относительной точностью. С одной стороны, как указано в докладе, в нем изложена законченная, «полная программа», однако затем упомянуто, что ГАУ намерено представить и «дополнительную» программу, из чего следует, что на самом деле разработка «полной» программы еще не подошла к концу и в октябре 1916 г. С другой же стороны, необходимость постройки ряда объектов вполне выяснилась в 1909-1914 годах¹⁸. Добрый десяток объектов — четверть будущей программы — в той или иной степени был намечен еще до войны. 7 февраля 1915 г. Военное министерство решило построить в Кадиевке бензоловый завод (в августе он вступил в строй)¹⁹. Осенью 1914 г.²⁰ началась разработка проектов новых оружейного и сталелитейного заводов, что означало пересмотр довоенных представлений: прежде считалось достаточным расширять имевшиеся оружейные заводы.

История создания оружейного завода приведена Маниковским в качестве примера того, как ему приходилось преодолевать противодействие врагов программы. Автор, по-видимому, считал этот пример решающим доказательством исключительной роли ГАУ в насаждении казенных заводов. Для документального подтверждения он привел две большие выдержки из программного доклада (они-то и составляют весь опубликованный им фрагмент документа; другие извлечения, также дословные, поданы в книге без обозначений цитирования²¹). Одна из этих выдержек, занимающая в первой части «Боевого снабжения» с. 59-69, опубликована с заголовком «Глава V. Соображения о развитии ружейного производства», хотя специально об оружейных заводах в ней ничего не говорится и соображения имеют более общий характер. Заголовок, стало быть, дезориентирует читающего документ. Другая выдержка, в которой об оружейных заводах опять-таки речи не заходит, составляет основу главы VI (с. 71-77), названной «Постройка нового ружейного завода»²². Документальный материал потребовался для того, чтобы показать, «какое несочувствие со стороны самого правительства, особенно в лице его финансового и контрольного ведомств, приходилось встречать» при проведении программы. Уместность ссылки на данный документ, в котором об оружейных заводах не идет речи, объяснена тем, что излагаемые (и опровергаемые) в докладе ГАУ возражения выдвигались против всех новых казенных заводов, следовательно, также и против оружейного.

Сопоставление этих возражений, как они приведены в докладе, с тем, что в действительности говорили представители финансового и контрольного ведомств при обсуждении проекта оружейного завода, показывает определенное сходство. Так, на совещании у помощника военного министра 14 апреля 1915 г. представитель Министерства финансов В.В. Кузьминский указывал на необходимость «особой осторожности в расходовании средств казны при том затруднительном положении, в коем она окажется по окончании войны», и высказал опасение, что новому заводу потребуются специалисты и они будут отвлечены из существующих заводов «в явный ущерб успеху ружейного производства»²³.

В ходе дальнейшего обсуждения вопроса в Совете министров министр финансов П.Л. Барк и государственный контролер П.А. Харитонов тоже сомневались «в удобоосуществимости сейчас означенной меры»: если в расходах на нужды фронта «недопустимы какие бы то ни было колебания», то, наоборот, «поставленная ныне на очередь мера к обстоятельствам текущей войны, очевидно, прямого касательства не имеет», а потому и не следует в условиях военной дороговизны затевать создание нового завода, все равно фактически строить его едва ли начнут до установления нормальных мирных условий²⁴. Примерно такие доводы изложены и в докладе ГАУ с добавлением: «Вот к чему сводятся главнейшие возражения против целесообразности и своевременности широкого строительства новых заводов во время войны»²⁵.

И все же приведенные высказывания Кузьминского, Барка и Харитонова не подтверждают характеристику позиции финансового и контрольного ведомств, данную Маниковским, так как выступали они вовсе не против программы строительства казенных заводов, а против создания частного предприятия. Представители Государственного контроля, высказавшись в совещании 14 апреля против частного оружейного завода, не только не возражали против создания 4-го казенного (вошедшего позднее, как и 5-й, в программу), но, наоборот, всячески доказывали его преимущества перед частным и ставили условием, что если будет строиться еще и 5-й оружейный завод, «то таковой должен быть, по нашему мнению, только казенным». Кузьминский, заявляя, что казне «едва ли представится возможным» нести расходы по «насаждению» еще одного оружейного завода — частного, в том же заседании обещал, что отпустить деньги «на казенный завод... Министерство финансов и Государственный контроль не возразят». Также и в Совете министров Барк и Харитонов обращали свою аргументацию против устройства не казенного, а частного оружейного завода²⁶. Ни в одной из инстанций, через которые прошли проекты 4-го и 5-го казенных оружейных заводов, ГАУ не встретило противодействия ни со стороны Министерства финансов, ни Государственного контроля, ни междуведомственного совещания, ни Совета министров. Правда, прежде чем было решено строить 5-й завод, военный министр В.А. Сухомлинов приложил значительные усилия, чтобы наряду с 4-м казенным заводом создавался и частный (и тогда не потребовался бы 5-й казенный), но те же Барк и Харитонов в Совете министров 10 февраля и 29 мая 1915 г. свели его попытки на нет. Впоследствии эти попытки стали центральным пунктом обвинения в корыстолюбии, выдвинутого против Сухомлинова комиссией, расследовавшей его деятельность²⁷.

Не подтверждается и заявление Маниковского, будто создания частного завода домогались лишь «отдельные лица» и банковские «комбинации», а ГАУ, разрабатывавшее проекты казенного строительства, об этом якобы «вовсе не просило»²⁸. Представлением от 12 мая 1915 г. ГАУ просило разрешения Военного совета выработать условия «постройки пятого (частного) оружейного завода», а 14 апреля 1915 г. на том же совещании, где представители финансового и контрольного ведомств добивались, чтобы 4-й и 5-й оружейные заводы были казенными, начальник соответствующего отдела ГАУ высказывался за то, чтобы 5-й завод был частным²⁹. Междуведомственные органы и Совет министров, получается, защищали проекты казенного строительства, может быть, более последовательно, чем артиллерийское ведомство.

Важнейший этап формирования программы начался, по-видимому, в 1916 г. Подталкиваемое Министерством финансов и Государственным контролем³⁰, Военное министерство возвратилось к старому замыслу постройки казенного орудийного завода³¹. К тому времени окончательно выяснилось, что акционерное общество, строившее в Царицыне орудийный завод для исполнения флотских заказов, сорвало установленные сроки, и 17 февраля помощник морского министра вице-адмирал П.П. Муравьев провел совещание по вопросу о выкупе этого завода в казну, чтобы в последующем перенести туда из Петрограда морские Обуховский и Ижорский заводы. На совещание он пригласил и представителей военного ведомства.

Выражая мнение Военного министерства, начальник его канцелярии генерал А.С. Лукомский заявил, что оно приобретет Царицынский завод («если в нем нет насущной потребности у морского ведомства»), чтобы в нем соединить два новых завода — орудийный и сталелитейный. В противном случае военному ведомству «придется строить два своих завода и притом в разных местах» (сталелитейный в станице Каменской на Дону и орудийный в Саратове), что менее удобно.

Совещание решило, что морское ведомство все же возьмет Царицынский завод себе и само будет обслуживать потребность Военного министерства в тяжелой артиллерии, а в Саратове следует построить для военного ведомства завод, выпускающий артиллерию средних и мелких калибров. Одновременно было решено «согласовать будущее заводостроительство военного и морского ведомств и разработать план такового». После совещания Лукомский передал в ГАУ принятые решения и потребовал «безотлагательно проводить» вопрос о постройке орудийного и сталелитейного заводов³².

В скором времени проект сталелитейного завода был существенно дополнен. В его составе пришлось предусмотреть создание снарядного отдела («мастерской»). Возник вопрос даже о создании особого завода крупных и средних снарядов: подготовить проект такого завода артиллерийскому ведомству предлагалось на заседании Особого совещания по обороне 18 мая 1916 г. Выступивший на этом заседании Н.Е. Марков требовал построить казенный снарядный завод, «отложив в сторону» вопрос о том, может ли от этого «впоследствии, после войны, пострадать частная промышленность» (такое опасение высказал съезд металлозаводчиков). Маниковский поспешил заверить совещание, что производство крупных снарядов уже предусмотрено «программой устраиваемого на юге военным ведомством сталеделательного завода»³³, но допустил неточность: проектом сталелитейного завода, утвержденным Советом министров 29 мая 1915 г., в составе будущего завода намечалось производство не крупных и даже не средних, а лишь мелких, трехдюймовых снарядов³⁴.

Вопрос о расширении производства крупных и средних снарядов был на тот момент еще только поставлен перед ГАУ Подготовительной комиссией по артиллерийским вопросам (Особого совещания по обороне), когда она 13 мая 1916 г. рассматривала предложение Русского общества для изготовления снарядов (б. Парвиайнен) оборудовать с помощью французской фирмы «Шнейдер и К°» отдел средних — 6-дюймовых и 48-линейных — снарядов при Юзовском заводе, если правительство даст заказ на 3,5 млн таких снарядов. Отклонив это предложение, комиссия признала «предпочтительным приступить к устройству казенного снарядного завода» и поручила ГАУ «представить соображение об организации производства снарядов средних и крупных калибров средствами казны»³⁵. Именно это указание и побудило ГАУ на другой день, 14 мая, отдать распоряжение временной хозяйственно-строительной комиссии 2-го сталелитейного завода экстренно «представить краткое исчисление стоимости устройства и оборудования особой мастерской» при 2-м сталелитейном заводе «для изготовления снарядов тяжелой артиллерии» — значительно большей мощности, чем предлагало Русское общество³⁶. Строительство этой «мастерской», как показал вскоре подсчет, должно было обойтись казне дороже, чем сам сталелитейный завод, — в 138 млн рублей³⁷.

Решение о выработке согласованного единого плана строительства военных и морских заводов, по-видимому, не имело практических последствий. Однако артиллерийскому ведомству при составлении бюджета на 1917 г. все же пришлось придать своему заводскому строительству вид своеобразной программы. 15 июня 1916 г. Государственный контроль в ответ на требование ГАУ дать денег на постройку очередного (15-го) завода— Уфимского взрывчатых веществ— выдвинул условие: прежде решить вопрос, возможно ли одновременно соорудить все намеченные заводы. Взвесив затем «степень необходимости каждого из них», следовало выделить первоочередные объекты, а постройку остальных отложить до конца войны. В междуведомственном совещании, созванном Военным министерством по требованию Государственного контроля, соглашения о постройке Уфимского завода взрывчатых веществ достигнуто не было. Представители Министерства финансов и Государственного контроля не шли на уступки, добиваясь, чтобы сооружение заводов военного ведомства развивалось по определенному «общему плану».

6 августа военный министр обратился к председателю Совета министров за санкцией на образование при Военном министерстве особого совещания для рассмотрения вопросов, связанных с этим планом. 22 августа Совет министров «признал необходимым предварительно разрешения данного частного вопроса (о заводе взрывчатых веществ. — В. Л.) подвергнуть его соображению в Особом под председательством генерала от инфантерии Фролова совещании из высших чинов заинтересованных ведомств» по вопросу об «общем плане сооружения намеченных военным ведомством заводов и степени неотложности каждого из них»³⁸.

К сентябрю 1916г. сложившаяся часть программы — та, о которой официально было уведомлено Министерство финансов, предусматривала сооружение 17 крупных заводов, на что требовалось в ближайшие два-три года не менее 420 млн руб. Выступая 28 августа на так называемом совещании трех министров³⁹, Барк отметил, что тем самым «открывается лишь начало осуществления разрабатываемой Военным министерством обширной программы строительства по артиллерийскому ведомству» и что в целом она потребует средств, «далеко превышающих упомянутую огромную сумму»⁴⁰.

Обрисованные обстоятельства возникновения программы не позволяют считать ее плодом исключительно личной инициативы Маниковского. Дело даже не в том, что формирование ее началось еще тогда, когда ГАУ возглавлял его предшественник Д.Д. Кузьмин-Караваев. Более существенно то, что она явилась результатом деятельности всего государственного военно-хозяйственного аппарата. Некоторые объекты программы намечались и строились по инициативе Совета министров (завод оптических приборов) или под нажимом Особого совещания по обороне и Военного совета⁴¹.

Об отношении высших чинов Военного министерства к формируемой программе можно судить и по работе упомянутого совещания трех министров 28 августа 1916 г., которое должно было решить, вносить ли в государственную роспись на 1917 г. расходы на строительство 11 больших заводов. Как записано в журнале совещания, Барк заявил, что заводы нужно разделить на две группы: с одной стороны, те, которые будут построены быстрее других и пригодятся «для успешного окончания настоящей войны», и, с другой стороны, те, «устройство которых не может иметь значения для настоящей войны», потому что они не вступят в действие «к предположительному времени ее окончания». Такие заводы он предлагал «отнести на вторую очередь» и кредиты на них в смету на 1917 г. не включать. Как видно, Министерство финансов не возражало против строительства ни одного из намеченных заводов, но добивалось умеренности и постепенности в расходах. Постепенность требовалась, по мнению Барка, потому, что подобные «огромные затраты» казенных средств способствуют росту «дороговизны, которая является у нас главнейшею причиною неустройств тыла армии. Участвуя в создании этой дороговизны, — указывал министр финансов, — казенные учреждения и заведения участвуют, таким образом, в подготовке такого экономического состояния в стране, которое может иметь для нее крайне нежелательные последствия»⁴². Ответ ему дали военный министр Шуваев и его помощник Фролов. Сославшись на опыт войны и на «высочайшие предуказания», они доказывали, что сооружение заводов «является мерою безотлагательною», а разделение работ на две очереди представляется «крайне затруднительным и даже невозможным», так как все заводы «необходимы в сущности сейчас же». Если к концу войны заводы и не будут достроены, то «крайняя и неотложная надобность в них в этом случае нисколько не устраняется»: они будут нужны для перевооружения армии и восстановления боевых запасов и «в целях освобождения от заграничных рынков».

Министра финансов «всецело поддержал» государственный контролер, но Военное министерство настояло на своем решении, и в конечном счете из 56,2 млн руб., которые оно просило на строительные работы в 1917 г., в смету ГАУ было внесено 49,8 млн руб., а остальные деньги было разрешено расходовать по мере надобности, с тем чтобы истраченное списывалось на так называемый военный фонд либо оформлялось как срочное сверхсметное ассигнование. Это показывает, что Военное министерство и в данном случае не создавало помех проведению программы, а наоборот, старалось преодолеть встретившееся сопротивление. Запись речей Шуваева и Фролова, если сравнить ее с текстом доклада ГАУ, выглядит как проспект той его части, где идет полемика против «скопидомства».

Примерно в это же время правительство высказало свое отношение к требованиям частных заводчиков о свертывании казенного строительства. Их кампанию против казенных заводов возглавил Совет съездов представителей металлообрабатывающей промышленности — специально созданная для этой борьбы организация⁴³, которая на своем учредительном съезде в феврале 1916 г. указала на «пагубную» тенденцию правительства «к сокращению в будущем деятельности частных заводов» путем «расширения существующих и постройки новых казенных заводов»⁴⁴. Сведения о последующей деятельности этой организации просачивались в печать скудно, и лишь из опубликованного Маниковским доклада ГАУ стало известно, что 13 июня и 31 августа 1916 г. Совет съездов подал председателю Совета министров Б.В. Штюрмеру записки, в которых продолжал доказывать, что строить казенные заводы вредно и для частной промышленности, и для финансовых интересов казны, и для обороны государства, и требовал изменить направление промышленной политики: «Путь насаждения новых казенных заводов, на который, по-видимому, вступает военное ведомство, представляется в высшей степени опасным. Целесообразная промышленная политика... должна искать решения вопроса в частной промышленности»⁴⁵. В самом факте выступления металлозаводчиков с подобными требованиями Маниковский усматривал еще одно доказательство того, что в вопросах заводского строительства весь государственный аппарат (кроме ГАУ) не имел самостоятельной позиции, а находился под «могущественным влиянием» частной промышленности и банков⁴⁶.

В действительности это влияние оказалось не таким могущественным, каким его изобразил Маниковский. Получив записку металлозаводчиков от 31 августа 1916 г., Штюрмер внес ее на обсуждение возглавляемого им «Особого совещания для объединения всех мероприятий по снабжению армии и флота и организации тыла». 8 сентября совещание приняло решение: «Признать, согласно с мнением военного министра, заявленные в записке предположения не отвечающими точке зрения правительства, а потому не подлежащими осуществлению»⁴⁷. Отклоненная записка металлозаводчиков была передана для сведения в совещание Фролова, разрабатывавшее заводскую программу.

Постановление Особого совещания Штюрмера (оно было учреждено за два месяца до того — вместо наделения «диктаторскими» полномочиями военного министра, чего домогался Маниковский), означавшее поддержку дальнейшей разработки программы, имело вес директивы. Неудивительно, что, добившись такого решения, Военное министерство вдобавок к 17 заводам, расходы на которые были внесены в проект бюджета на 1917 г., включило в программу сооружение снарядной «мастерской», требовавшее расхода 138 млн руб., и еще четырех заводов (орудийного, машиностроительного⁴⁸, азотной кислоты и взрывчатых веществ), что повысило размер расходов на строительство новых заводов программы в полтора раза.

Все это делает очевидным, что она не только не противоречила точке зрения правительства, характеру политики царизма в области промышленности, но наоборот, являлась выражением этой политики. Само постановление 8 сентября 1916 г. не вносило чего-либо нового в курс экономической политики. Оно вытекало из одобренного Советом министров 29 мая 1915 г. мнения Барка и Харитонова, что не следует «возлагать преувеличенные надежды на снабжение вооруженных наших сил путем насаждения в России частной промышленности»⁴⁹. Та же линия выражена в журнале Совета министров от 24 августа 1915 г. (утв. царем 7 сентября), где говорится, что правительство отдает «предпочтение, в смысле обеспечения потребностей государственной обороны, казенным заводам перед частными» и стоит на «точке зрения о преимуществах обеспечения потребностей государственной обороны производительностью казенных заводов», стараясь по возможности не делать даже «частичных отступлений» от этой точки зрения⁵⁰.

Тем не менее возможности использования имеющейся частной промышленности, конечно, не могли не учитываться при исчислении желательной мощности проектируемых заводов. Расчеты, составленные в обоснование программы, были сведены в две таблицы, сравнивающие производительность заводов с потребностями фронта. Первая из них раскрывает процентные соотношения: какова выявившаяся потребность армии в предметах боевого снабжения (100%), какую ее часть покрывают казенные заводы, какую — частные; какая доля потребности не покрыта наличными заводами; какую долю потребности остается, по мнению ГАУ, покрыть расширением казенного производства и какую — расширением частной промышленности. Вторая таблица показывает абсолютное число предметов боевого снабжения, ожидаемых от каждого из существовавших заводов с сентября 1916 до конца 1917 года⁵¹. Цифровые данные в таблицах обработаны так, что подкрепляют предостережение против «преувеличенных надежд» на частную промышленность.

Если взять для примера данные об орудийном производстве, то они представляются в следующем виде. Согласно первой таблице, имеющиеся казенные заводы в 1914-1916 гг. покрывали 47,5% потребности в трехдюймовых пушках, а частные — 11,86% (остальные 40,64% — не покрытая русскими заводами потребность). Здесь очевидна относительная слабость частной промышленности.

Однако, согласно второй таблице, из нужных фронту 6745 орудий все существующие заводы могли дать 4006, в том числе на долю казенных заводов приходилась теперь уже меньшая часть — 1786 орудий (т. е. 26,48%), а частные заводы оказывались способными дать 2220 (т. е. 32,91% общей потребности).

Разница объясняется тем, что в первой таблице Путиловский завод отнесен к числу казенных, а во второй таблице тот же завод показан в графе частных предприятий, из числа же казенных исключен, отсюда соответствующее повышение доли частных предприятий⁵².

Опираясь на подобные подсчеты, ГАУ так характеризовало наличное состояние орудийного производства. Несмотря на «самые энергичные меры», принятые этим ведомством «с самого начала военных действий», полностью удовлетворить потребность фронта в орудиях не удавалось, так как частная промышленность обнаружила свою «совершенную неприспособленность к этому специальному производству» и «не могла оказать существенной помощи»: даже в изготовлении простейших пушек ее предложения «не обещают особого успеха». Потому и приходится, чтобы избежать заграничных заказов, «самому военному ведомству озаботиться принятием надлежащих мер» — ведь производство орудий успешно развивается лишь на ведомственном Петроградском орудийном заводе⁵³.

Чего стоит эта уничтожающая характеристика всей пушечной индустрии по сравнению с подведомственным ГАУ заводом, показывает более поздний подсчет самого же Маниковского: один частный завод, Путиловский, с июля 1915 по февраль 1916 г. (до секвестра) изготовил по заказам ГАУ орудий немногим меньше, чем все казенные заводы⁵⁴; к началу 1916 г. он выпускал по 100 с лишним трехдюймовых полевых пушек в месяц, в то время как казенные Петроградский орудийный — около 30, а Пермский — 70⁵⁵.

Таким образом, доказать «неприспособленность» частной промышленности к изготовлению легких пушек оказалось возможным лишь после того, как крупнейший частный завод перешел в казенное управление.

Применялись и другие аналогичные методы подсчетов. Интересна в этом смысле еще одна таблица, приведенная в объяснительной записке к программе с целью подытожить и подтвердить предшествующие общие рассуждения о преимуществах казенного производства. Она озаглавлена: «Сравнительная таблица заготовительных цен на частных и казенных заводах в 1916 году». Сравниваются в ней «средние цены», по которым частные и казенные заводы давали снаряды, порох, взрыватели, дистанционные трубки. Разницу между «средними ценами» казенных и частных заводов таблица показывает в общей сумме свыше 1 млрд руб., и эта разница именуется «переплатой», поскольку, как разъяснено в тексте, цены казенных заводов непосредственно отражают себестоимость изготовляемых предметов (их бухгалтерия «дает истинную стоимость изделий»), а от частных заводов «казна получает цены, заведомо преувеличенные против себестоимости». Отметив огромное вздорожание частных поставок, ГАУ утверждало, что «предел этому могли бы положить только мощные казенные заводы, если бы их было достаточно». Этим и объяснялось, что программой намечено построить новые заводы «в таком количестве», чтобы они служили «надежным регулятором цен»⁵⁶.

На первый взгляд, «средние цены» дают представление о сравнительном размере затрат. В самом деле, «средняя цена» одного трехдюймового шрапнельного снаряда, изготовленного на частном заводе, — 15 руб. 32 коп., в то время как казенные заводы брали по 9 руб. 83 коп. за снаряд: явная переплата 5 руб. 49 коп. на каждом снаряде! Казна израсходовала бы в 1,5 раза меньше средств, имей она возможность получать шрапнель только с собственных предприятий.

Но действительно ли в таблице проставлены «средние» цены? Из пояснения к ней следует, что приведенные цены являются средними не для всех казенных заводов: речь идет о заводах лишь горного ведомства и самого ГАУ (Ижевском). Включение в расчет морских заводов, изготовлявших в 1916 г. шрапнель по цене от 12 руб. до 12 руб. 82 коп. за снаряд⁵⁷, сильно поколебало бы «среднюю цену» (9 руб. 83 коп.). Таким образом, в таблице помещены не «средние цены», а избранные — только по двум разновидностям казенных заводов.

В своих объяснениях к программе ГАУ утверждало, что в ценах казенных предприятий учтены «и погашение имущества, и содержание заводской администрации, и вообще, все расходы, связанные с производством»⁵⁸, словом, отражена полная себестоимость. Проверка этого заявления дает иной результат. Согласно более раннему (1913 г.) разъяснению ГАУ, его заводам «независимо отдаваемых им нарядов» ежегодно отпускались «определенные суммы», достигавшие 20% цеховой стоимости, в частности, и на ремонт зданий и оборудования, и на содержание «постоянных мастеров и подмастерьев», и на другие «совершенно необходимые общие расходы»⁵⁹. Та же система параллельной оплаты расходов по нарядам (включаемых в «цену») и одновременно затрат на содержание и расширение заводов (в «цену» изделий не входивших) действовала и на горных заводах. В ценах изготовлявшихся ими для военного ведомства предметов не отражались многие миллионы рублей, отпущенные им в 1913-1916 гг. на новое оборудование и постройки, а также затраты на железную руду и древесное топливо⁶⁰.

Наконец, в прямом смысле несчитанные деньги казенные заводы черпали из так называемого военного фонда. Петроградскому арсеналу ввиду усиленных «по случаю военного времени» работ не хватило в 1915 г. средств, ассигнованных по плану, составленному в марте 1914 г., и пришлось в сентябре 1915 г. ходатайствовать о дополнительном отпуске 190 тыс. руб. «на наем мастеров, хозяйственные наряды и ремонт механизмов», а главное, на покупку каменного угля. Как доложило Военному совету ГАУ, эти дополнительные (сопоставимые, впрочем, с плановыми) расходы «можно было бы... отнести на кредиты, за счет которых выполняются наряды на изготовление различных изделий, но ГАУ, во избежание... чрезмерного повышения стоимости этих изделий... полагало бы необходимым отпустить Петроградскому арсеналу просимую им сумму в 190 тыс. руб. из военного фонда». Военный совет 19 сентября 1915 г. согласился с таким способом предотвращения «чрезмерного повышения стоимости» изделий Арсенала⁶¹. Таким образом, свои «перерасходы», обусловленные ростом цен на приобретаемые на рынке сырье, материалы, механизмы и отчасти на рабочую силу, ведомства лишь фиксировали в документах, подсчет же истраченных средств должен был начаться после войны.

Всякому, кто усомнился бы в целесообразности затраты многих сотен миллионов рублей на строительство новых заводов, сконструированный описанными способами подсчет миллиардной экономии должен был показать выгодность программы ГАУ для казны⁶².

Военное министерство и Горный департамент применяли тот же прием уже не раз. Например, 3 ноября 1915 г. Совет министров занимался таким же сравнением цен на снаряды и легкие орудия. Цены казенных горных заводов убедили его в «чрезмерной преувеличенности» платы, которую требовали за свои изделия частные предприятия. В журнале Совета министров указано, что «цена на трехдюймовые шрапнели, поставляемые горным ведомством, колеблется между 6 руб. 40 коп. (по нарядам, полученным казенными горными заводами перед войной. — В. П.) и 8 руб. 50 коп., а последние заготовительные цены для частных заводов достигают 14 руб. 25 копеек⁶³». Совет министров отметил «несравнимо более низкие» цены горных заводов, «разительное отличие стоимости заготовления предметов боевого снабжения на казенных горных заводах и заводах частных»⁶⁴. Он с одобрением отозвался об инициативе начальника ГАУ, выступившего 23 октября в «Новом времени» с официальным заявлением о том, что «до сего времени» военно-промышленными комитетами «не поставлено ни одного снаряда», а все те снаряды, которые прибывают на позиции, получены по «заказам, данным ГАУ в прежнее время, до открытия военно-промышленных комитетов». Правительство нашло «существенно необходимым» предоставить газетам «известную свободу суждений» по данному вопросу, с тем чтобы сведения о недостатках в деятельности военно-промышленных комитетов чаще «проникали в повременную печать» и общественное мнение отучалось противопоставлять преуспевающие общественные организации — правительственным органам, «оказавшимся будто бы несостоятельными»⁶⁵.

По этому камертону настроилось «Новое время». 9 и 12 января 1916 г. ведущий публицист газеты М.О. Меньшиков выступил с большой статьей «Железный век», в которой обращал внимание на огромную и недооцененную роль казенных заводов в снабжении армии. Развертывание строительства военных заводов «Новое время» предлагало считать «наиболее очередною и ближайшей» задачей. Противники казенных заводов, писал Меньшиков, постоянно задают «старый, почти метафизический вопрос»: да нужны ли казенные заводы, не достаточно ли частных? Ссылаются при этом на плохое хозяйничание казны. «Но вот в чем беда, — возражал на это публицист. — Если имеется история плохого казенного хозяйства, то ведь есть уже история плохого и частного хозяйства. Какое из них разорительнее для казны — еще большой вопрос». Вновь обратившись к этой теме в статье «Стратегия власти» (21 января), Меньшиков упрекал «людей высшей власти» за опоздание с постройкой военных заводов и приходил к выводу, что в этом — «главная причина наших нынешних затруднений».

В тон ему выступил 24 и 29 февраля в Думе правый депутат Н.Е. Марков, который требовал, чтобы правительство развивало «всякие виды» казенного хозяйства⁶⁶, и подробно остановился на «дурной стороне деятельности общественных организаций: они слишком подняли цены на предметы государственной обороны». «Вот справка, взятая из одного очень верного источника...» — сказал он и дословно воспроизвел все те сопоставления цен, какие имелись в журнале Совета министров от З ноября 1915 г. Цитирование сопровождалось издевательской оговоркой: цифры приводятся «не для того, чтобы опорочить» военно-промышленные комитеты; дело лишь в том, что «нельзя так огульно хвалить только общественные организации и только порицать казенные... Предметы государственной обороны изготовляются там примерно вдвое дешевле, чем патриотически настроенными общественными организациями и частными заводами». Эти выступления и идеи отвечали не только указаниям правительства, но и пожеланиям всероссийского съезда правых организаций, ссылавшихся на выступление Маниковского 23 октября и требовавших «ввиду слабой деятельности» и «полной неспособности» военно-промышленных комитетов, чтобы правительство взяло в руки казны «все частные заводы», изготовляющие предметы боевого снабжения⁶⁷.

Не менее весомым аргументом, чем подсчет «переплат», должно было служить развитое в докладе ГАУ соображение о невосприимчивости к забастовкам, будто бы свойственной казенным заводам. «Нельзя оставить не отмеченным, — говорится в докладе, — еще одного преимущества казенных заводов, весьма рельефно обнаружившегося во время войны, именно — исключительной надежности их работы. В то время как частные заводы переживают постоянные забастовки, на казенных — они лишь самое редкое явление. Лучшей иллюстрацией в этом отношении может служить самый крупный частный завод — Путиловский, который только тогда стал как следует работать на оборону, когда перешел в казенное управление»⁶⁸.

Действительные обстоятельства прекращения путиловской стачки, закончившейся переходом управления заводом в руки артиллерийского ведомства, не оставляют сомнений, что в данном случае решающую роль в «успокоении» сыграли не какие-то специфические особенности казенных заводов, а вполне общеупотребительное средство: правительство пошло на физическое изъятие наиболее беспокойной части рабочих-путиловцев и отправило их под немецкие пули.

Угрозу в этом смысле рабочие услышали в самом начале забастовки, 5 февраля 1916 г., когда главный начальник Петроградского военного округа приказал закрыть завод и выслать всех военнообязанных в распоряжение воинских властей для отправки на фронт. Однако 10 февраля, считая, что арестами, локаутом и запугиванием забастовка сломлена, та же власть отменила распоряжение о призыве военнообязанных и разрешила допустить к станкам всех рабочих, не исключая и не принятых администрацией на завод после локаута⁶⁹. 17 февраля, получив от заводской администрации сведения о вновь усилившемся забастовочном движении, Особый комитет для объединения мероприятий, принимаемых военными и гражданскими властями в Петрограде, решил дать путиловцам срок три дня, а с исполнением угрозы подождать⁷⁰.

21 февраля начальник ГАУ доложил военному министру, что заводу опять угрожает забастовка — с понедельника 22 февраля, причем раз «в предыдущей схватке одолели рабочие», то «теперь сладить с ними будет нелегко». «Как я уже неоднократно доносил, — писал Маниковский, — то мирволенье и пасование перед рабочими, какое допускается в Петроградском военном округе, до добра не доведет, и пора правительству взяться за ум! Прошлый раз дело было испорчено жестоко: объявления вывесили, но угроз не исполнили (рабочие громко праздновали свою победу); теперь будет потруднее, но урок дать надо — иначе пойдет такая эпидемия забастовок, с какой уже не справиться никакими силами!»⁷¹.

Правительство, однако, уже «взялось за ум»: в понедельник Штюрмер запросил военного министра о том, чтб сделает его ведомство для ликвидации «наблюдаемых ныне среди рабочих названных заводов волнений» и как оно думает предупредить повторение их в будущем. Учитывая, что меры, предложенные Особым комитетом 17 февраля, «сегодня же» (23 февраля) будут рассмотрены Советом министров, Военное министерство решило, что нет нужды еще что-нибудь изобретать⁷². В тот же день путиловцев, числившихся ратниками 1 -го и 2-го разрядов срока службы 1915 и 1916 гт., и рабочих 19-20-летнего возраста призвали на военную службу. Всего было призвано свыше 2 тыс. путиловских рабочих. На их место к станкам поставили солдат⁷³. Оценивая тактику правительства, Петербургский комитет большевиков разъяснял: царизм хочет «отнять у пролетариата всякую возможность сопротивления, прикрепить его к станкам... под угрозой смертной казни, будь то прямо расстрел или отправка на фронт»⁷⁴.

Для уяснения духа, общей направленности доклада ГАУ от 20 октября 1916 г. важно учесть, что в официальных инстанциях мера, примененная на Путиловском заводе, вызвала разное к себе отношение. На заседании Думы, специально посвященном путиловскому инциденту, П.Н. Милюков выразил мнение либеральной оппозиции, заявив как бы от имени «патриотически» настроенных рабочих, озабоченных сохранением общенационального единения: «Рабочие говорят: мы не желаем, чтобы наших товарищей и нас самих брали на фронт и чтобы на это смотрели как на унизительное наказание, в то время, когда мы сами считаем, что это есть долг каждого гражданина»⁷⁵. Возражавший ему Марков дал свое идейное обоснование произведенной расправы. Работающего на заводе пролетария, говорил он, «избавили от ежедневной опасности получить пулю в лоб», а он теперь, не ценя этого своего выгодного положения, еще рассуждает, «хочет он или не хочет быть солдатом». «Этот солдат, — продолжал Марков, — который отказался работать на вооружение, хочет еще иметь право и ничего не делать, хочет быть избавленным от смертельной опасности...»⁷⁶. И он доказывал, что, отправляя забастовавших рабочих под пули, военное ведомство правильно подходит к делу.

Как раз в момент, когда составлялась программа, начальнику ГАУ пришлось принять участие в этом споре. Если забастуют «отдельные рабочие из военнообязанных, или группы их, или даже все они», то их, «конечно», следует отправлять на фронт, говорилось в подготовленном Маниковским ответе Военного министерства на запрос думской оппозиции. «Ничего не только незаконного, но даже неправильного и нежелательного в этом усмотреть нельзя... Или действующая армия, или работа на оборону государства — ничего иного для военнообязанного не остается. Если отправляемый считает фронт “каторгою”, как сказано в запросе, тем хуже для него, тем строже сам он осуждает свое поведение». Здесь Маниковский привел в виде примера путиловский инцидент и, умалчивая о репрессиях, изобразил дело так, что сам по себе переход завода в казенное управление устраняет почву для забастовок: «рабочая масса, занятая на казенных заводах, понимает» важность работ «на оборону», ценит заботу начальства и потому «в стачечном движении почти не участвует»; недаром «со времени перехода в казенное управление Путиловского завода забастовки в нем, прежде так часто нарушавшие правильный ход работ и приводившие к серьезным конфликтам между рабочими и властями, совершенно прекратились»⁷⁷. В ложном свете рисуя положение рабочего вопроса на казенных заводах, Маниковский в октябре 1916 г., конечно, не предвидел, что не пройдет и четырех месяцев, как именно с Путиловского завода распространится то движение, которое приобретет невиданный после 1905 г. размах и в котором рабочие артиллерийского и других ведомств сыграют не последнюю роль.

Под пером историков Февраля Маниковский нередко приобретает облик оппозиционно настроенного, чуть ли не буржуазно-либерального деятеля. Н.Н. Берберова и Н.Н. Яковлев записали его в масоны. В отличие от них В.И. Старцев считал принадлежность Маниковского к масонам «пока недоказанной». Но и по его мнению, «на Маниковского... радикально-масонские круги русской буржуазии могли вполне положиться»⁷⁸. Пользуясь сфабрикованными в 1939 г. в госбезопасности показаниями Н.В. Некрасова, Старцев вслед за Яковлевым писал об участии Маниковского в «подготовке военного переворота» — якобы в составе «группы оппозиционных царскому правительству генералов... Готовилась группа иве. Медыха, где были большие запасные части, в полках Петрограда и другие»⁸⁰.

Единственный повод подозревать Маниковского в оппозиционности и либерализме давали тенденциозно истолкованные свидетельства С.П. Мансырева и С.И. Шидловского, участников совещания членов Государственной думы в Полуциркульном зале 27 февраля 1917 г. По их сообщению (оно подтверждается ныне опубликованным протоколом совещания), при обсуждении думцами вопроса о создании новой власти известный своей левизной кадет Н.В. Некрасов заявил: «У нас теперь власти нет, а потому ее необходимо создать. По-моему, было бы правильно передать эту власть какому-либо пользующемуся большим доверием военному человеку вместе с несколькими представителями Государственной думы». Подходящим лицом, по его мнению, «был бы генерал Маниковский»89. В соответствии с такой его аттестацией, публикатор протокола совещания С.М. Ляндрес, подобно Мансыреву, именует Маниковского «популярным генералом»⁸¹. Но другой мемуарист, Шидловский, хотя сначала тоже воспроизвел некрасовскую оценку «популярный генерал», все же затем от себя сделал пояснение, которое ограничивает ореол популярности: Маниковский у него — генерал, «пользовавшийся большой популярностью среди прикосновенных к военному делу членов Думы»; по свидетельству В.Г. Федорова, Маниковский пользовался «громадным авторитетом в высших военных кругах»⁸². Это нечто иное, чем генерал, «популярный среди населения» или «среди мастеровых».

Имя начальника ГАУ не случайно пришло на ум Некрасову: молва о Маниковском как «решительном», с «энергией и напором», «кипуче деятельном» генерале⁸³ принесла ему доверие и популярность в определенных думских кругах. (Уже началось и рекламирование «революционности» нового Бонапарта — рассылалась телеграмма, датированная также 27 февраля и достигшая Тифлиса: «Во главе восставших войск... стоит начальник ГАУ генерал Маниковский»⁸⁴.) У тех, для кого «народ», «общество» отделялся от «быдла» Табелью о рангах и кто думал только о скорейшем «восстановлении порядка» путем учреждения диктатуры, ценилась прежде всего тяжелая рука.

Как подытожил состоявшуюся 27 февраля дискуссию думцев о Маниковском третий мемуарист, предложение Некрасова «было отвергнуто, так как, по их мнению, Маниковский мог бы превратиться в диктатора, прикрывшись в то же время авторитетом Государственной думы»⁸⁵. Дело уже и подошло к тому, что испугало думцев, заседавших в Полуциркульном зале: увидев, что Маниковский — это тот самый «решительный генерал», какой именно и нужен, к нему ринулся в тот же вечер член Думы И.С. Васильчиков, взяв с собой камергера Д.Л. Вяземского (своего шурина) и М.И. Терещенко. Эти представители (высшего) «общества», озабоченные ликвидацией беспорядков, попытались убедить Маниковского «взять на себя командование в Петербурге»⁸⁶.

По наблюдениям знавших его артиллеристов, Маниковский отличался «смелостью в решениях», «колоссальной кипучей энергией»; он «брал все решения на одного себя, он с маху разрубал все встречавшиеся препятствия своими быстрыми и энергичными приказаниями»⁸⁷; он располагал опытом укрощения бунтов в 1905-1906 гг. Тем не менее предложение сиятельных представителей «народа» Маниковский отклонил, сославшись, как пишет несколько невнятно А.Б. Николаев, «на несвоевременность своего вмешательства в происходящие события»⁸⁸. Если в тот день, в ту ночь «несвоевременно», то когда же? Хорош же «решительный» генерал! Но ответ Маниковского в более полном виде делает его позицию понятной: «Маниковский ответил, что его вмешательство несвоевременно, так как Государь уже командировал в Петербург генерала Иванова во главе с Георгиевским батальоном, которому будет легко справиться с мятежом»⁸⁹. Ответить иначе он и не мог (исключая, конечно, необходимую инверсию: батальон во главе с Ивановым), получив, как и другие высшие военные чины, сведения о чрезвычайных полномочиях, которыми уже наделил Иванова царь.

Его ответ едва ли согласуется с версией о либеральном, оппозиционном и «популярном в народе» генерале, но зато сходится с представлением Некрасова о предложенном им кандидате в диктаторы: Некрасов уже в ходе того же частного совещания 27 февраля осознал, что поторопился со своим предложением, поскольку и сам не сомневался, что «при водворении порядка ген. Маниковский мог затопить Петроград кровью». Уяснить свою ошибку ему помогли возражения других участников дискуссии о диктаторе: они не хотели «передачи власти в старые руки» (М.И. Коваленко), «опять генералу из старого правительства» (В.А. Ржевский), и предпочитали Маниковскому Поливанова, который даже пусть тоже генерал из старого правительства, «и старше, и менее энергичен, но зато более популярен» (Н.В. Савич), власть же «по проекту Некрасова» «не может быть авторитетной в глазах народа» (Н.К. Волков, М.С. Аджемов)⁹⁰.

Своего рода «популярность» Маниковского в верхах общества и «доверие» к нему как возможному диктатору не могут удивлять: он являлся уже на протяжении более полугода одним из ревностных и открытых сторонников идеи установления военной диктатуры, выступая с нею не только в переписке с единомышленниками, но и добиваясь официального решения Николая II.

«Конечно, если бы можно было, как Вы пишете, “плюнуть на все формальности и на всех мешающих и тормозящих”, то дело пошло бы лучше, это несомненно, — писал Маниковский Барсукову в Ставку 6 июня 1916 г. — Но жаль, что Вы не дописали: а как это сделать. Где тот силач, который смог бы это сделать. Где тот истинный “диктатор ", по которому стосковалась Земля Русская. Разве Вам не ясно, что не у меня одного руки коротки, а и у тех, кому и здравый смысл и настоящее серьезное положение подсказывают удлинить их до любого предела... От всего этого у меня так изболелась душа... И если я не извожу, как раньше. Алексеева просьбами и мольбами отпустить меня на фронт, то поступаю так лишь в силу обета, данного мною государю, который лично просил меня остаться, сказал, что верит мне и считает мое пребывание в ГАУ необходимым. Эти слова свои государь скрепил своим поцелуем. Вот я и думаю: смею ли я при теперешних условиях проситься с поста такой важности (слова государя)... Подумайте над создавшимися условиями, и тогда, я надеюсь, Вам станет ясно, у кого в руках сейчас судьба России; меньше всего у начальника ГАУ, который и кончит, вероятно, тем, что "разорвется”, но сделать для него невозможное не сможет. Пусть кто-то посильнее сумеет объяснить все это кому следует и будут приняты действительные меры, а не одни разговоры, письма и телеграммы»⁹¹.

Именно он являлся инициатором и основным автором известной докладной записки о диктатуре, которая 15 июня 1916 г. через М.В. Алексеева (и за его подписью) была подана царю, но в итоге обернулась учреждением Особого совещания Штюрмера. Подобный исход дела разочаровал начальника ГАУ.

26 августа Маниковский снова жаловался Барсукову: нет даже «тени настоящей власти. Ведь вся Россия исстрадалась от того сумбура, какой идет сейчас у нас в тылу... всем ясно, что как там ни называйте и какими полномочиями ни снабжайте г-на Штюрмера — все же из него никак не получить того “ДИКТАТОРА”, в котором так нуждается Россия и без которого ей угрожает опасность прямо смертельная... И неужели там у Вас, в Ставке, этого не понимают?! Неужели около ГОСУДАРЯ нет такого верного и правдивого слуги, который прямо и открыто доложил [бы] ЕМУ, что так дальше продолжаться не должно и что если не принять мер теперь же, то беда может случиться непоправимая... Начавшийся огонь можно залить и ведром, а как разгорится пожар — не потушить и "всеми частями”!.. А ведь теперь пожар УЖЕ ГОРИТ, и только слепцы, да заведомые враги Царю (здесь и далее полужирным выделены слова, вычеркнутые Барсуковым при подготовке писем к публикации. — В. П.) не видят его... Нужно жить и страдать так, как я, чтобы видеть и понимать все те адовы планы, которые готовятся и строятся у нас здесь [в Петрограде], да и “подготовляются” в армии. Ведь из тех 50 000 прапорщиков, которые влиты в самую глубь армии, большая часть — быть может, до 90% — это застрельщики революционеров, которые задались целью обработать не только “рабочих”, но и “солдат”!.. И они ведут свою работу, должно быть, успешно, так как наши здешние заправилы не скрывают своей радости от их деятельности и с наглостью, достойной немедленной виселицы, потирают руки, и ждут не дождутся дня, когда можно подать сигнал к общему восстанию... Я уверен, что наше “Правительство” знает же об этой преступной работе и, бессильное как-либо противодействовать ей, считает за благо скрывать и замалчивать, благо ПОКА это наружу не очень прорывается... Это — политика “страусов”, и до добра она, конечно, не доведет... драма может разыграться скорее, чем это думают некоторые политики... Тревожных симптомов — масса, и ОБЩЕЕ неудовольствие растет стихийно... Мне приходится иметь дело с тысячами лиц самого разнообразного положения, и ото всех я слышу только одно порицание властей предержащих. Надо же этому положить конец, иначе все население будет вовлечено в это “недовольство” и тогда создастся почва для каких угодно выступлений. Как я понимаю, есть целая партия, которая надеется, что к созыву Думы волна неудовольствия достигнет высшего предела и что тогда можно будет разыграть хорошенькую сценку из времен Французской революции... О чем же думают наши охранители [правители] (Слово заменено в тексте автографа Барсуковым. — В. П.)1 Или они надеются, что все “образуется” само собой?!. Поймите, дорогой мой, что я не каркаю и не праздную труса; нет, я уже пережил три восстания (в пути из Маньчжурии, в Риге и в Кронштадте) и знаю хорошо, как с ними надо справляться, но ведь [что] (“что” вставлено Барсуковым. — В. П.) если во главе будут стоять люди вроде теперешних, то никакого толку не выйдет и зря будет масса жертв... И уж если кому-то не нравится самая “идея диктатора”, то уж совершенно необходимо дать увеличенные полномочия не г. Штюрмеру, а ВОЕННОМУ МИНИСТРУ... Так что вот, в конечном результате, наш вопль: дайте нам если не диктатора, то хотя просто хорошую ПАЛКУ — тогда, поверьте, всех этих крикунов, честолюбцев, революционеров, и прочую сволочь и проч. легко будет привести в христианскую веру... А пока... так как дело все-таки делать НАДО, то приходится идти и на нечто худшее, а именно КЛАНЯТЬСЯ И ПРОСТО ЗАИСКИВАТЬ У ЭТИХ МЕРЗАВЦЕВ, так как сейчас они, а не кто иной господа положения, и если не ладить с ними, то своим организованным кагалом они способны провалить и затормозить всякое дело... Вот и приходится подчас играть унизительную роль, чтобы спасать дело... а вообще обнаглели они жестоко, и палка, палка нужна до зареза!!»⁹².

18 октября Маниковский продолжил тему; «...Вы, конечно, знаете, что начались с 17-го забастовки, которые все разрастаются и с которыми, по-видимому, бороться не могут (а по мнению Милюкова — не хотят). Мы уже теряем по 3000 тяжелых снарядов в день, а если так пойдет и дальше, то ни за какое соблюдение наших обещаний (о подаче парков) поручиться нельзя; я так и донес военному министру. ...20.Х.: Кончаю сегодня, так как вчера пришлось весь день возиться с заводами. Просто беда! Забастовка все разрастается, и только наши казенные заводы играют роль “цитадели”; но боюсь, что скоро враг проникнет и в эти цитадели, так как должных мер не принимается и все идет прежнее “гуманничание”»⁹³.

8 января 1917 г. Маниковский снова писал Барсукову о том, что «сильной власти — все нет, как нет!» и что «общее настроение здесь — преподлейшее, задавленное, гнусное... Тошно видеть людей, говорить с ними. Точно какой-то грандиозный заговор готовится... А кто-то все шепчет и пускает волнующие слухи»⁹⁴.

Если можно говорить об «оппозиционности» Маниковского правительству, то лишь в том, может быть, смысле, в каком выражали недовольство отсутствием «палки» крайне правые деятели.


Письма начальника ГАУ генерала А.А. Маниковского начальнику Управления полевого генерал-инспектора артиллерии генералу Е.З. Барсукову. 26 августа, 18/20 и 27 октября 1916 г. с правкой и комментариями Барсукова.

РГВИА. Ф. 234. Оп. 1. Д. 3. Л. 49—56, 58 и об., 60—61. Автографы.



















Пустив в ход свой программный доклад, Маниковский сообщал об этом Барсукову 27 октября 1916 г.: «Знаю, что за него мне предстоит выдержать не одну бурю, но я решил до конца говорить то, что есть на самом деле, а не то, что “кому-то будет приятно”. Уже мне сделаны довольно “толстые” намеки, что мне не следовало, выгораживая ГАУ, кивать на ГУГШ; не следовало хаять нашу общую политику; не следовало задевать Министерства финансов и промышленности и, наконец, о ужас! — не следовало так ругать гг. Банкиров и Промышленников... Ну а я вот все это сделал и всех их обругал... Пусть режут меня на 100 частей, а сказанного мной не опровергнут. Таким образом, мне предстоят бои и в Думе, и в Государственном совете, и в Совете министров, и в нашем Совещании. Я готов побиться хоть тут, раз что не пускают на настоящий фронт»⁹⁵.

Обширный доклад военному министру, приложением к которому служила программа строительства заводов, преследовал цель не столько наметить перспективу, сколько отчитаться об уже проделанной или хотя бы начатой ГАУ работе в этой области. Из писем Маниковского Барсукову от 18 и 27 октября 1916 г. видно, что начальник ГАУ в то время был встревожен «цуканьем» и «разносами», получаемыми из Ставки от генерал-инспектора артиллерии вел. кн. Сергея Михайловича. Барсуков, комментируя слова Маниковского, подтверждал, что сложившееся в Ставке отношение к начальнику ГАУ должно было его беспокоить. 18 октября 1916 г., обещая Барсукову выслать доклад с программой, Маниковский видел в этом возможный «повод, чтобы и великий князь пожелал поговорить» с ним. Он не ошибся. Вскоре генерал-инспектор артиллерии вызвал его в Ставку для доклада царю⁹⁶..

И вот мечта Маниковского сбылась: его принял «царь-батюшка». «4 сего ноября я имел счастье представляться в Царской Ставке Е.И.В. Государю Императору, — объявил он в приказе 6 ноября. — Выслушав мой доклад о ходе артиллерийского снабжения, Е.И.В. изволил осчастливить меня СВОЕЮ благодарностью и милостиво повелеть соизволил передать Его Величества благодарность всем чинам ГАУ и подведомственных ему учреждений, потрудившимся в деле снабжения нашей армии предметами боевого довольствия». Из письма же царя Александре Федоровне видно, что своим докладом о ходе артиллерийского снабжения «славный генерал Маниковский» воспользовался и для того, чтобы сообщить Николаю II: «министры, как всегда, слабы», а потому «идет ужасная пропаганда» среди рабочих, им раздают для устройства забастовок «огромные денежные суммы»; «этому не оказывается никакого сопротивления, полиция ничего не делает, и никому дела нет до того, что может случиться!»⁹⁷. 6 декабря Маниковский был царским приказом произведен за отличие по службе из генерал-лейтенантов в генералы от артиллерии. Одним из ближайших последствий развитой Маниковским деятельности было также увеличение добавочных окладов офицерам, занятым на постройке новых заводов («за усиленные работы»)⁹⁸. и, надо полагать, дальнейший рост «популярности».

К концу февраля 1917 г. имелась санкция Совета министров и законодательных учреждений на строительство 17 заводов общей стоимостью более 470 млн руб. (см. таблицу).



* Стоимость сооружения заводов указана по позднейшим данным — на 9 апреля 1917 г. (РГВИА. Ф. 13251. Оп. 28. Д. 1. Л. 12-17; д. 42. Л. 3, 9-14).

К этому же времени частью вступили в строй, частью близились к окончанию все мелкие объекты программы на общую сумму еще свыше 14 млн рублей⁹⁹. Своей властью Военное министерство и Особое совещание по обороне отпустили большую часть средств на строительство Троицкого снаряжательного завода (больше половины из них было уже истрачено) ¹⁰⁰.

Из остальных заводов Тульский машиностроительный (стоимостью около 32 млн руб.) благополучно прошел через совещание трех министров и затем Совет министров. На заседании Совета министров 26 октября 1916 г. министр торговли и промышленности и государственный контролер пытались возражать: завод вступит в строй уже после войны, когда промышленность будет переживать кризис и «конкуренция казенного завода частным промышленным предприятиям будет тем более нежелательна». Шуваев на это ответил горьким обобщением: «русская частная промышленность оказалась не на высоте задач», оборудование для военных производств пришлось приобретать за границей. А русская промышленность не смогла модернизировать свое производство «даже в условиях, когда война исключила для него иностранную конкуренцию». Да и не погубит один казенный завод всю частную промышленность. Шаховской и Покровский сняли свои возражения, и Совет министров внес проект машиностроительного завода в чрезвычайную смету на 1917 год¹⁰¹. 12 декабря 1916 г. ассигнование на машиностроительный завод санкционировала думская Комиссия по военным и морским делам¹⁰².

Лишь в отношении двух объектов программы — орудийного завода (37,5 млн руб.) и снарядного отделения сталелитейного завода (138 млн руб.) — окончательное решение к марту 1917г. еще не было принято из-за неготовности расчетов. Однако нет каких-либо признаков того, что правительство намеревалось их отклонить.

Итак, 600-миллионная¹⁰³ программа строительства новых заводов еще до выхода ее за пределы Канцелярии Военного министерства была на две трети утверждена правительством. При этом названными в программе ГАУ 38 заводами дело не исчерпывалось. По сведениям, приведенным на заседании Совета министров 14 октября 1916 г., в то время Военное министерство «приступило к постройке 54 обширных заводов»¹⁰⁴. В их числе были авиационные, автомобильный, моторостроительный, электротехнический заводы Главного военно-технического управления и Управления военно-воздушного флота, тротиловый, телеграфно-телефонный, сернокислотный и лесотехнические заводы ГАУ и др. 18 февраля 1917 г. началось ускоренное сооружение мастерской для снаряжения выстрелов тяжелой артиллерии: Военный совет отпустил 1,2 млн руб. на устройство этой мастерской на месте отдела огнестрельных припасов Кременчугского артиллерийского склада¹⁰⁵. Сверх того «в ближайшем будущем» ГАУ обещало представить «подробную дополнительную программу» усиления производства пороха и взрывчатых веществ¹⁰⁶.

Намеченное строительство отличалось небывалым размахом. О нем не дают полного представления данные, введенные в оборот Маниковским и Барсуковым. Согласно им, например, перенесение орудийного завода из Петрограда в Саратов хотя и давало возможность некоторого расширения производства, но означало лишь «половинчатое» решение проблемы: и в расширенном виде завод давал бы всего-навсего 247 орудий в месяц. Однако из доклада ГАУ видно, что 247 орудий разных калибров (в пересчете на трудоемкость трехдюймовой полевой пушки — около 500) — это производительность завода, сооружаемого не вместо, а вдобавок к Петроградскому. «Перенос же оборудования Петроградского орудийного завода в новый завод» даст «соответственное увеличение производительности последнего»¹⁰⁷. Можно подсчитать, что новый завод по мощности соответствующих цехов превзошел бы Путиловский.

Имелись, однако, условия, вынуждавшие составителей программы все же ограничивать свои замыслы. При проектировании нового орудийного завода учитывалось, что качество изготовляемых пушек зависит «от искусства мастеров разных специальностей, которые стремятся в большие города и столицы». С этой стороны Саратов, как указано в легенде, еще подходит для размещения в нем столь мощного завода; менее же крупные города, как Пермь или Царицын, не обеспечат должного качества механической отделки пушек.

То же соображение касалось трубочных заводов; оно опиралось на опыт с созданием такого завода в Самаре перед войной. Этот завод, «представлявший собой по устройству последнее слово науки», ощущал затруднения из-за «недостатка рабочих-слесарей в местном земледельческом крае»¹⁰⁸. Не случайно поэтому в легенде о трубочном заводе в Пензе ГАУ пришлось, отметив большую потребность в его продукции, все же признать, что «строить завод с еще большей производительностью затруднительно ввиду невозможности найти внутри России сильно развитой промышленный центр, который мог бы дать 15-20 тыс. рабочих... в том числе большое количество специальных (слесари, токари), которых требуется до 3000 человек». То же дословно повторено и в легенде Воронежского завода взрывателей¹⁰⁹.

Три главных завода ГАУ в Поволжье — самарские трубочный и взрывчатых веществ и казанский пороховой — сосредоточили у себя в 1917 г. 35,1 тыс. рабочих (в 1914 г. — 4,1 тыс.), то есть почти столько же, сколько числилось рабочих в 1908 г. во всем военном ведомстве (37 тыс.). «Всего же по ведомству ГАУ в крае в 1917 г. числилось 37,9 тыс. рабочих и около 13 тыс. приписанных к предприятиям солдат»¹¹⁰. Приобретая в Екатеринославской губернии 1229 дес. земли для устройства оружейного завода (на пересечении двух железных дорог и у впадения р. Самары в Днепр, «имея на другом его берегу г. Екатеринослав», рядом — и уголь и металл), «естественно было мечтать о том, что сюда можно будет перенести, — писал 20 лет спустя Залюбовский, — из Петербурга и его окрестностей не только Сестрорецкий оружейный завод, но и все казенные военные заводы и создать центр военной промышленности, которому позавидовали бы и заводы Круппа»¹¹¹.

Составители программы вполне сознавали, что развертываемое в подобном масштабе строительство специальных военных заводов губительно влияет на экономику страны. При обсуждении проекта бюджета на 1917 г. Барк и Харитонов заявляли, что намеченное «чрезмерное развитие операций» по программе подготовляет банкротство казны из-за больших платежей процентов по займам и вообще грозит «крупными бедствиями». Все эти рассуждения имели как бы академический характер. Шуваев и Фролов вовсе не оспаривали их, а наоборот, признавали, что «в принципе» они «вполне» разделяют высказанные опасения. Когда же дело дошло до практического решения, министр финансов сообщил, что с его стороны нет препятствий «к своевременному предоставлению в распоряжение военного ведомства необходимых ему средств»¹¹².

Сознание вреда, наносимого милитаризацией экономики развитию страны, свойственно и программному докладу ГАУ. В нем подчеркнуто, что после войны казне «предстоят колоссальные ассигнования на культурные потребности государства, столь жестоко урезываемые в настоящее время». Вывод из этого сделан тот, что с постройкой заводов нужно спешить, пока идет война, потому что, когда наступит мир, «тогда денег для новых заводов уже не дадут»¹¹³.

Обстоятельства выработки программы заводского строительства характеризуют ее не как продукт утопического прожектерства отдельных лиц, а как плод многолетних усилий всех органов, ведавших развитием военного хозяйства, во главе с Советом министров. В виде конкретной программы заявила о себе старая идея о сосредоточении основных средств производства вооружения в собственности и распоряжении казны. О силе наметившейся тенденции говорит то, что ее хватило, чтобы потеснить крупнейшие финансовые группы Русско-Азиатского и Петроградского международного банков (огосударствление Путиловского, Царицынского, Владимирского порохового заводов, ликвидация так называемого Гранатного комитета).

После Февральской революции над программой ГАУ нависла угроза. Монополистические круги, видевшие в казенной промышленности конкурента, продолжали настаивать на свертывании строительства. В марте-апреле 1917 г. они добились создания специальной междуведомственной комиссии для пересмотра плана сооружения военных и морских заводов¹¹⁴. Она была образована 4 апреля под председательством Маниковского — помощника военного министра (Гучкова) по боевому снабжению, но при ней с 12 апреля начала работать «подкомиссия» во главе с Н.Н. Покровским (товарищ председателя ЦВПК, бывший государственный контролер и министр иностранных дел), состоявшая преимущественно из заводчиков и финансистов.

К июню комиссия Покровского приняла решения о прекращении строительства большинства заводов, однако из-за противодействия со стороны ГАУ эти решения не исполнялись и строительство продолжалось¹¹⁵. Тогда подкомиссия выступила с предложением создать особый «ликвидационный» орган, который принимал бы «окончательные решения», сообщаемые Маниковскому «только для сведения».

Комиссия Маниковского согласилась учредить такой орган, но внесла свой корректив: «ликвидационный» орган должен вносить все вопросы «не в подкомиссию Н.Н. Покровского, а... помощнику военного министра генералу А.А. Маниковскому на утверждение и подпись», причем решения нового органа не могут иметь «обязательной силы»¹¹⁶. Деятельность ликвидационного органа стараниями Маниковского была сведена к бесконечному составлению всеобъемлющего «плана» ликвидации и постепенно угасала.

Из заявлений, поданных членами комиссии Покровскому и хранящихся в его «личной папке», видно, что представители ликвидационного органа, выехавшие по приглашению самого же Маниковского на места для осмотра строившихся заводов, не были туда допущены и ни с чем возвратились в столицу. 6 мая Маниковский сделал многообещающее заявление на заседании Комиссии, что «компетенции Комиссии расширены, и ее обследованию будут подлежать, кроме казенных заводов всех ведомств, также и частные заводы, которые получают от казны в каком-либо виде пособие на их постройку»¹¹⁷.

Сооружение заводов тем временем продолжалось. В августе-октябре 1917 г. при составлении бюджета на следующий год ГАУ потребовало на строительство заводов в 1918 г. около 90 млн руб. Междуведомственные совещания пришли к мнению, что из военного фонда нужно отпустить просимые 37 млн руб. на строительство в первой половине 1918 г. (бюджет составлялся полугодовой) семи заводов: двух оптических, хлопкоочистительного, сталелитейного, оружейного, патронного, завода взрывателей в Воронеже¹¹⁸. Сверх того строились не требовавшие новых ассигнований пулеметный¹¹⁹ и снаряжательный заводы, заканчивалось сооружение Тамбовского порохового завода.

В итоге доклад ГАУ военному министру от 20 октября 1916 г. в сопоставлении с другими документами, относящимися к планам заводского строительства, выглядит не так, как он представлен в комментариях Маниковского и Барсукова. Ставя целью оправдаться перед верховной властью за упущения в подготовке военно-промышленной базы империалистической политики, составители документа всячески драматизировали и преувеличивали свою роль в развертывании военного производства. Меры по насаждению казенной военной промышленности выглядят в докладе и позднейших комментариях к нему не как твердо проводившаяся государством традиционная линия экономической политики, а как смелая затея ГАУ, в реализации которой оно действовало по собственному почину, в одиночестве ведя борьбу против влияния банковско-монополистических кругов на правительственные органы.

В действительности же в докладе, по существу, дается систематизация решений Совета министров, междуведомственных совещаний, царских повелений и других подобных документов, дополненная объяснениями руководителя ГАУ. Естественно, что те или иные проекты, как и расходы на строительство, должны были предлагаться правительству Главным артиллерийским управлением как специальным органом, предназначенным для ведения дел в этой области, и они не могли приниматься к исполнению без санкции правительства.

Самый замысел составления программы, которая, по предположению финансового ведомства, должна была ввести в какие-то границы строительство казенных военных заводов, был использован начальником ГАУ для того, чтобы распространить под видом программы отчет о проделанной в этой области работе и доказать, что нет поводов для «крайнего неудовольствия» его деятельностью¹²⁰.

Вместе с тем, правильно отражая проводившийся царизмом курс на милитаризацию экономики, доклад является ценным источником. Из него видно, с каким напряжением изыскивались средства, потребные на развертывание военного производства, до какого крайнего предела готово было правительство довести военную мобилизацию страны (исчерпание трудовых и сырьевых ресурсов, всеми признанная угроза банкротства казны). Объективная обусловленность крушения всей системы подчеркивается характерными симптомами самообмана: магическое средство для преодоления экономических затруднений усматривалось в том, чтобы строить побольше казенных военных заводов, поскольку они якобы дают миллиардную экономию, устраняя «переплату» банковским монополиям, и еще приносят казне прибыль. Дело изображается так, будто казенные заводы к тому же надежнее застрахованы от революционного движения.

В своем труде «Боевое снабжение русской армии» Маниковский опубликовал лишь малую часть доклада, снабдив ее личными свидетельствами и соображениями о развитии военной промышленности. Резко выраженная личная точка зрения автора (в освещении истории заводского строительства, деятельности органов Военного министерства вообще и своего руководства ГАУ в частности) сближает его труд с мемуарными источниками. Анализ некоторой части фактического содержания «Боевого снабжения русской армии» говорит о необходимости при использовании данных из этой работы Маниковского сопоставлять их с документальными источниками.

Исторические записки. М., 1983. Т. 109.

---

¹ ГИНДИН И.Ф., ШЕПЕЛЕВ Л.Е. Банковские монополии в России накануне Великой Октябрьской социалистической революции // Исторические записки. М., 1960. Т. 66. С. 40; СИДОРОВ А.Л. Исторические предпосылки Великой Октябрьской социалистической революции. М., 1970. С. 172.
² МАНИКОВСКИЙ А.А. Боевое снабжение русской армии в войну 1914-1918 гг. М., 1920. Ч. 1. С. 59-77.
³ МАНИКОВСКИЙ А.А. Боевое снабжение русской армии в мировую войну. М.; Л., 1930. Т. 2. С. 77-90.
⁴ СИДОРОВ А.Л. К вопросу о строительстве казенных военных заводов в России в годы первой мировой войны // Исторические записки. М., 1955. Т. 54. С. 156-169; ЕГО ЖЕ. Экономическое положение России в годы первой мировой войны. М., 1973. С. 133-147, 424-449.
⁵ МАНИКОВСКИЙ А.А. Указ. соч. Ч. 1. С. 59, 69, 77-78; 1922. Ч. 2. С. 163; 1923. Ч. 3. С. 164; БАРСУКОВ Е.З. Предисловие ко 2-му изд. // Там же. М.; Л., 1930. Т. 1. С. 11-12.
⁶ Историк-марксист. 1939. №4. С. 155. Рец. на 3-с изд. книги Маниковского; СИДОРОВ А.Л. Исторические предпосылки... С. 57.
⁷ Исторические записки. Т. 54. С. 158.
⁸ МАЕВСКИЙ И.В. Экономика русской промышленности в условиях первой мировой войны. М., 1957. С. 69, 70, 83, 122, 180.
⁹ ВОРОНКОВА С.В. Материалы Особого совещания по обороне государства: Источниковедческое исследование. М., 1975. С. 116. В этом вопросе Воронкова опирается на мнение А.Л. Сидорова, но он не раскрывает источника сведений об утверждении программы совещанием.
¹⁰ На нем имеется помета Барсукова «Мой личный экземпляр» (РГВИА. Ф. 369. Оп. 3. Д. 119. Л. 1 и др.). Ссылаясь на этот экземпляр, С.В. Воронкова указывает, что программа была рассмотрена Подготовительной комиссией по артиллерийским вопросам и «подана в Совещание в октябре 1916 года» Маниковским (указ. соч. С. 40, 113). Но на этом экземпляре нет ни чьих-либо резолюций, ни отметок об исполнении, ни входящего номера, нет и препроводительных бумаг.
¹¹ ВОРОНКОВА С.В. Материалы Особого совещания. С. 73; РГВИА. Ф. 1. Оп. 1. Т. 44. Д. 214. Л. 30.
¹² История первой мировой войны. 1914-1918. М., 1975. Т. 2. С. 141-142.
¹³ История СССР с древнейших времен до наших дней. М., 1968. Т. 6. С. 575. Раздел написан А.Л. Сидоровым.
¹⁴ Исторические записки. Т. 54. С. 157.
¹⁵ Там же. С. 157, 159, 162-163. Та же мысль выражена в докладе Сидорова 25 апреля 1949 г. (НИОР РГБ. Ф. 632. К. 20. Ед. хр. 4. Л. 11-12).
¹⁶ На телеграмме начальника штаба верховного главнокомандующего, излагающей повеление, имеется резолюция помощника военного министра: «В ГАУ. Принять к исполнению настоящее высочайшее повеление» (РГВИА. Ф. 29. Оп. 3. Д. 720. Л. 298).
¹⁷ Там же. Ф. 1. Oп. 1. Д. 78771. Л. 13. Этим журналом было утверждено предложение ГАУ построить оружейный и сталелитейный заводы — объекты будущей программы.
¹⁸ Двух пороховых, трубочного, взрывчатых веществ, азотной и серной кислот, опытного завода для добывания азота из воздуха, нескольких снаряжательных мастерских (см.: ВПР. Т. 1 С. 434, 436-437; БАРСУКОВ Е.З. Подготовка России к мировой войне в артиллерийском отношении. М.; Л., 1926. С. 95; СИДОРОВ А.Л. Экономическое положение России... С. 144, 445; РГВИА. Ф. 1. On. 1. Т. 43. Д. 76761. Л. 1-16; т. 46. Д. 1116. Л. 4-5; ф. 2000. Оп. 2. Д. 2871. Л. 14; д. 2440. Л. 598-599; ф. 234. On. 1. Д. 26. Л. 5; ф. 369. Оп. 5. Д. 52. Л. 1; и др.). Вопрос о постройке хлопкоочистительного завода был поставлен Военным советом еще в 1900 г. ( гам же. Ф. Г Оп. ГД. 67029. Л. 20-25). Постройка 3-го патронного завода намечалась в 1905 г., она потребовала бы 3,6 млн руб. «Ввиду этого значительного расхода, — говорится в годовом отчете Военного министерства, — ...признано возможным пока подождать с постройкой нового патронного завода, а обратить внимание на возможное усиление деятельности существующих заводов»; поэтому обошлись затратой 139 тыс. руб. (ВПР. Т. 1 С. 268). Здесь сказалось влияние вел. кн. Сергея Михайловича, которого владельцы Тульского частного патронного завода сумели убедить, что вместо постройки нового казенного завода достаточно будет увеличить долю заказов, причитающихся Тульскому. Это решение генерал-инспектора всей артиллерии удивило помощника военного министра Поливанова. «Не понимаю, — написал он на докладе ГАУ — Ведь выше говорится, что Мобилизационный комитет признал производительность в 685 млн недостаточною. Значит, несмотря на предложение Тульского завода, постройка нового казенного патронного завода, по-видимому, необходима?» «Едва ли принятием этого предложения устранится надобность в постройке нового казенного завода» (РГВИА. Ф. Г Oп. 1 Д. 67068. Л. 37, 35. ГАУ 27.II.1906 / ВС 16.III.1906). Принятое решение против постройки этого завода было повторено в отчете министерства царю за 1908 г. (ВПР. Т. 1. С. 348).
¹⁹ ИПАТЬЕВ В.Н. Жизнь одного химика. Нью-Йорк, 1945. Т. 1. С. 444—445; РГВИА. Ф. 369. Оп. 5. Д. 52. Л. 1.
²⁰ РГВИА. Ф. 1. Оп.2. Д. 115. Л. 8.
²¹ МАНИКОВСКИЙ А.А. Указ. соч. Ч. 1. С. 21-22. Ср.: ВПР. Т. 1. С. 596. 607.
²² Эти несоответствия были устранены при посмертном переиздании труда Маниковского в 1930 г., когда структура произведения совершенно изменилась и текст подвергся перекомпоновке. Обе выдержки оказались в одной главе 2-го тома под названием «Соображения о мобилизации и развитии военной промышленности», которое больше подходит их смыслу.
²³ РГВИА. Ф. 1. Оп. 1. Т. 43. Д. 78771. Л. 7об., 8об. Ср.: МАНИКОВСКИЙ А.А. Указ, соч. Ч. 1. С. 61-63.
²⁴ РГВИА. Ф. 29. Оп. 3. Д. 731. Л. 94об.-95об.; СИДОРОВ А.Л. Экономическое положение России... С. 431 —432.
²⁵ МАНИКОВСКИЙ А.А. Указ. соч. Ч. 1. С. 62.
²⁶ РГВИА. Ф. 1. Oп. 1. Д. 78771. Л. 11об.: оп. 1. Т. 46. Д. 1125. Л. 102; СИДОРОВ А.Л. Экономическое положение. С. 431-432.
²⁷ РГВИА. Ф. 970. Оп. 7. Д. 2037. Л. 14-15, 25.
²⁸ МАНИКОВСКИЙ А.А. Указ. соч. Ч. 1. С. 78.
²⁹ РГВИА. Ф. 29. Оп. 3. Д. 731. Л. 74; ф. 1. Оп. 1. Т. 43. Д. 78771. Л. 9об.; т. 46. Д. 1125. Л. 102.
³⁰ Там же. Ф. 29. Оп. 3. Д. 781. Л. 22. Лукомский — П.П. Муравьеву, 12.П.1916; МАНИКОВСКИЙ А.А. Указ. соч. Ч. 2. С. 139.
³¹ Вопрос о постройке нового орудийного завода Военное министерство поставило в январе 1912 г., но затем изменило позицию, и в 1913 г. представители ГАУ в междуведомственных комиссиях заявляли, что оно «не нуждается в новом артиллерийском заводе», так как «вся потребность сухопутного ведомства до 1920 г. могла бы быть изготовлена на существующих заводах». 12 февраля 1914 г. на заседании Бюджетной комиссии Думы Кузьмин-Караваев высказал то же мнение. Весной 1915 г., когда междуведомственное совещание распределяло заказ на 3 тыс. орудий, ГАУ снова отклонило предложение Министерства финансов получить их «путем создания нового казенного орудийного завода», и этот заказ — вопреки сопротивлению Министерства финансов — едва не достался строившемуся частному заводу в Царицыне (РГВИА. Ф. 1. Оп. 1. Т. 46. Д. 1125. Л. ЗЗоб.; ф. 369. Оп. 4. Д. 40. Л. 32об.; ГАРФ. Ф. 1779. Оп. 2. Д. 264. Л. 5, 7. Ср.: МАНИКОВСКИЙ А.А. Указ. соч. Ч. 2. С. 99, 178).
³² Повторно собравшись 26 февраля, совещание подтвердило уже принятое решение и распределило между армией и флотом также и производительность расширяемого Пермского пушечного завода (РГВИА. Ф. 29. Оп. 3. Д. 781. Л. 21,25-28, 51 и об.).
³³ ЖОСО 1916. С. 292.
³⁴ РГВИА. Ф. 29. Оп. 3. Д. 730. Л. 34об.; д. 731. Л. 72 и об.
³⁵ Там же. Ф. 369. Оп. 3. Д. 73. Л. 343об.-345. Журнал комиссии.
³⁶ Там же. Ф. 505. On. 1. Д. 44. Ч. 1. Л. 509. «Мастерская» должна была давать ежедневно 10 тыс. 6-дюймовых, тысячу 8-дюймовых. 200 12-дюймовых снарядов (не считая миллиона в год 3-дюймовых снарядов, выпуск которых намечался еще по проекту, утвержденному в мае 1915 г.).
³⁷ СИДОРОВ А.Л. К вопросу о строительстве казенных военных заводов. С. 161. Стоимость устройства самого сталелитейного завода, согласно уточненным расчетам, повысилась из-за инфляции с 39 до 52 млн руб. Завод был рассчитан на выпуск около 4 млн пудов мартеновской стали и около 1,3 млн пудов тигельной; ГАУ считало, что «это количество вполне обеспечит» удовлетворение «теперешних нужд армии» (РГВИА. Ф. 2003. Oп. 1. Д. 1735. Л. 4об). Осенью 1916 г. в ГАУ поступали из США депеши о готовности заказанных для сталелитейного завода станков, отправка которых в Россию задерживалась из-за отсутствия кредитов на расчеты с поставщиками (там же. Ф. 2000. Oп. 1. Д. 5583. Л. 13, 330. Залюбовский — Маниковскому, 28.IХ, 14.XI.1916).
³⁸ Там же. Ф. 29. Оп. 3. Д. 5413. Л. 309об., 312; ф. 505. Оп. 2. Д. 46. Л. 7об., 17 и об. 25 августа совещание Фролова утвердило ассигнование, послужившее поводом для этого спора. Ход дела об Уфимском заводе взрывчатых веществ изложен в работе С.Г. Беляева, но завод ошибочно назван в ней пороховым (БЕЛЯЕВ С.Г. П.Л. Барк и финансовая политика. С. 284).
³⁹ Государственный контролер П.А. Харитонов, министр финансов ПЛ. Барк и военный министр Д.С. Шуваев улаживали разногласия по проекту сметы Военного министерства на 1917 г.
⁴⁰ РГВИА. Ф. 2000. Оп. 2. Д. 2456. Л. 261. Журнал совещания.
⁴¹ Там же. Ф. 2011.Оп. 1.Д. 16.Л.223;ф. 29.Оп. З.Д. 934.Л. 1-3,7;д. 1990.Л. 18 и об.,25; ф. 369. Оп. З.Д. 73. Л. 345, 364-367; ЖОСО 1915. С. 130, 133; ЖОСО 1916. С. 304-305, 309.
⁴² БЕЛЯЕВ С.Г. П.Л. Барк и финансовая политика. С. 103-104.
⁴³ В приглашении на учредительный съезд, разосланном промышленным деятелям, именно эта задача была указана как одна из основных (ГАРФ. Ф. 111. Оп. 5. Д. 642. Л. 106 об,- 107. Записка «О необходимости учреждения постоянных съездов представителей металлообрабатывающей промышленности»).
⁴⁴ Труды I съезда представителей металлообрабатывающей промышленности. 29 февраля — 1 марта 1916 г. С. 27, 34, 80.
⁴⁵ Подлинные записки Совета съездов см.: РГИА. Ф. 1276. Оп. 15. Д. 11. Л. 70-75. Ср.: МАНИКОВСКИЙ А.А. Указ. соч. Ч. 1. С. 75 (аргументация этих записок у Маниковского воспроизведена текстуально не вполне точно).
⁴⁶ МАНИКОВСКИЙ А.А. Указ. соч. Ч. 1. С. 69.
⁴⁷ РГВИА. Ф. 29. Оп. 3. Д. 679. Л. 147.
⁴⁸ Рансе (в июле 1915 г.) предполагалось не строить новый завод, а расширить машиностроительный отдел Тульского оружейного завода.
⁴⁹ Там же. Д. 731. Л. 94об.
⁵⁰ Там же. Ф. 1. Oп. 1. Т. 46. Д. 1125. Л. 64—65об. ОЖСМ «О заказе Пермскому пушечному заводу полевых скорострельных орудий».
⁵¹ ГАРФ. Ф. 601. Оп. 1. Д. 549. Л. 338, 342.
⁵² Зачисление Путиловского завода в категорию казенных либо частных коренным образом изменяло общий результат подсчетов. Собственностью казны этот завод к октябрю 1916 г. еще не стал, но уже было решено выкупить его у частных владельцев и он перешел (с конца февраля 1916 г., вскоре после упомянутого совещания в Морском министерстве о Царицынском заводе) в ведение и управление ГАУ — пока лишь как секвестрованный. (В отношении же Царицынского завода выкупная операция уже началась: работала оценочная комиссия.) Так что твердых оснований учитывать будущую производительность наиболее мощного завода в составе той или иной категории не было и составитель таблиц имел поле для маневра цифрами.
⁵³ ГАРФ. Ф. 601. Oп. 1. Д. 549. Л. 358 и об. Легенда к орудийному заводу в г. Саратове.
⁵⁴ 1869 орудий против 2350 (в пересчете разных калибров на трехдюймовый для удобства сравнения по трудоемкости).
⁵⁵ МАНИКОВСКИЙ А.А. Указ. соч. Ч. 2. С. 166-167.
⁵⁶ ВПР.Т. 1. С. 604, 606.
⁵⁷ РГВИА. Ф. 1. Оп. 1. Т. 44. Д. 548. Л. 185об., 378об., 382об. Цены, утвержденные в январе-мае 1916 г. Но и эти цены не говорят о всех издержках на производство снарядов морскими заводами: помимо тех денег, какие им платило военное ведомство в качестве заказчика (свыше 12 руб. за снаряд), они получали часть средств на содержание своего личного состава и на оборудование («для установления новых производств и расширения существующих») от правительства по морской смете (ВОГК за 1915 г. Пг., 1916. С. 47-48).
⁵⁸ ВПР. Т. 1.С. 604.
⁵⁹ РГВИА. Ф. 1. Оп. 1. Т. 46. Д. 1115. Л. 40об. ГАУ 17.VII.1913/ ВС 3.X.1913. На казенных военных заводах чины администрации получали различные доплаты (там же. Ф. 29. Оп. 3. Д. 970. Л. 54-57, 73). Из объяснений администрации Петроградского орудийного завода видно, что в 1914-1916 гг. «плановые» расходы этого предприятия, не отражавшиеся в «ценах» изделий, изготовляемых по нарядам, составляли по некоторым статьям столько, сколько она находила нужным, при одобрении ГАУ, как правило — до 70%. Входило же в «цену» изделия лишь 30% «плановых», по номенклатуре, затрат. Сюда относились, например, расходы на нефть, осветительные и смазочные масла, наем некоторых категорий рабочих, вся стоимость одежды для них (там же. Ф. 504. Оп. 6. Д. 33. Л. 7-10, 11об., 14. 19об., 21об. Перечень расходам на годовой круг действия Петроградского орудийного завода в 1916 г., независимым от даваемых ему нарядов, июнь 1915 г.). В 1905 г. это соотношение было несколько ниже: давая заводу наряд на изготовление угломеров для полевых батарей на 23 тыс. руб. (по 55 руб. за штуку), ГАУ одновременно предоставило средства и «на установы, приспособления и шаблоны», а также на станки — еще 20 тыс. руб. (там же. Ф. 1. Oп. 1. Д. 67059. Л. 2а-об., 3. ГАУ 1 .III.1905 / ВС 3.III.1905).
⁶⁰ ДБК III/2. СПб., 1909. Т. 2. Прилож. к № 50. С. 35-36.
⁶¹ РГВИА. Ф. 29. Оп. 3. Д. 942. Л. 174-175.
⁶² Сведения о миллиардной «переплате» вследствие их хрестоматийной наглядности без проверки вошли в учебную литературу (см., например: ПИОНТКОВСКИЙ С.А. Очерки истории России в XIX-XX вв. Харьков, 1928. С. 269; ЕГО ЖЕ. Очерки истории СССР XIX и XX вв. М.; Л., 1935. С. 437; КЕРСНОВСКИЙ А. История русской армии. Белград, 1938. Ч. 4. С. 758; Развитие советской экономики. М., 1940. С. 40), используются и в научной: РИВКИН Б.Б. Финансы и кредит в период подготовки и проведения Великой Октябрьской социалистической революции. М., 1939. С. 17-18; КОНЯЕВ А.И. Финансовый контроль в дореволюционной России. М., 1959. С. 138; ПОГРЕБИНСКИЙ А.П. Очерки истории финансов дореволюционной России. М., 1954. С. 234; ЕГО ЖЕ. Государственно-монополистический капитализм. С. 181; МИНЦИ.И. История Великого Октября. Т. 1. С. 113; МАЕВСКИЙ И.В. Экономика русской промышленности в условиях первой мировой войны. М., 2003. С. 233; СИДОРОВ А.Л. Исторические предпосылки. С. 47-48; ЕГО ЖЕ. Экономическое положение... С. 120-121; ЛАВЕРЫЧЕВ В.Я. Военный государственно-монополистический капитализм. С. 165 (Лаверычев, ссылаясь на указанное место в книге Сидорова, называет, однако, более умеренную «переплату» — «десятки миллионов рублей»); HAUMANN Н. Kapitalismus im zaristischen Staat 1906-1917. Konigstein, 1980. S. 78,234. Fn. 38.
⁶³ Цена по контракту с небольшим заводом фирмы «Пелла», привлеченным Центральным военно-промышленным комитетом (РГВИА. Ф. 29. Оп. 3. Д. 923. Л. 339-345).
⁶⁴ Из объяснений ГАУ, представленных Военному совету. Исполнительной комиссии и Особому совещанию по обороне, видно, что «цены» на военную продукцию казенных горных заводов назначались произвольно — без учета реальных условий производства, но, как и на заводах ГАУ, с оглядкой на возможное сопоставление с ценами частных заводов. Например, учрежденная Маниковским комиссия («комиссия начальника ГАУ») 4 сентября 1916 г. предложила Особому совещанию по обороне дать Воткинскому заводу заказ на 62 тыс. 48-лин. бомб и одновременно для успеха этого дела — 651 500 руб. на дополнительное оборудование (сверх уже истраченных на оборудование 950 тыс. руб.). «Принимая во внимание, что повышение казенному заводу стоимости снаряда до 60 руб. могло бы неблагоприятно отразиться на частных заказах, Комиссия находила предпочтительным» (!) оформить ассигнования, «не вводя стоимость оборудования в стоимость изделий»; в таком случае военное ведомство принимало 651500 руб. на счет своих «строительных ассигнований». Доклад в этом смысле утвердил председатель Особого совещания по обороне 21 сентября, Исполнительная комиссия при военном министре — последняя инстанция — 28 октября. В результате «цена» была указана не 60, а 36 руб. (там же. Д. 754. Л. 262 и об.; ф. 369. Оп. 16. Д. 265. Л. 1-2, 4).
⁶⁵ ГАРФ. Ф. 102. 2-е делопроизводство. 1915 г. Ч. 1. Д. 10. Ч. 13. Л. 10-15об. ОЖСМ, утв. царем 18 ноября 1915 г. 23 октября Петроградское охранное отделение сделало из агентурных донесений вывод и доложило его правительству, что «основная идея тактики» умеренных кадетов — «систематическое дискредитирование деятельности правительственных органов постоянным противупоставлением образцовых действий общественных учреждений» и что кадеты испуганы слухами «о намерении правительства в самом близком будущем ограничить сферу деятельности и компетенцию» этих учреждений (Буржуазия накануне Февральской революции. М.; Л., 1927. С. 66, 68).
⁶⁶ СОГД IV/4. Пг., 1916. Ч. 2. Стб. 1962, 2464-2465.
⁶⁷ Союз русского народа. М.; Л., 1929. С. 338, 332; SIEGELBAUM L. The Politics of Industrial Mobilization in Russia, 1914-1917. N. Y., 1983. P. 106,249.
⁶⁸ ВПР.Т 1. C.605.
⁶⁹ Рабочее движение в Петрограде в 1912-1917 гг.: Документы и материалы. Л., 1958. С. 432,439.
⁷⁰ ГАРФ. Ф. 102. 2-е делопроизводство. 1915 г. Д. 14. Л. 92-95.
⁷¹ РГВИА. Ф. 504. Оп. 32. Д. 532. Л. 38. Автограф с пометой Лукомского: «Военному министру доложено. 21 февраля».
⁷² Там же. Ф. 369. Оп. 16. Д. 33. Ч. 2. Л. 371. Справка Лукомского на письме Штюрмера с резолюцией Поливанова.
⁷³ Рабочее движение в Петрограде. С. 443-444, 633.
⁷⁴ Листовки петербургских большевиков. 1902-1917. Л., 1939. Т. 2. С. 198.
⁷⁵ СОГД IV/4. 4.2. Стб. 2865. Того же смысла резолюцию принял 29 февраля 1916 г. II съезд военно-промышленных комитетов.
⁷⁶ Там же. Стб. 2878-2879.
⁷⁷ Цитируемую записку Маниковский подал 9 октября 1916 г. Начальник Канцелярии Военного министерства вскоре его уведомил, что она доложена министру 20 октября; данный в ней ответ признан «исчерпывающим» и будет оглашен в Думе, когда придется отвечать на запрос от 14 июня 1916 г. (РГВИА. Ф. 1606. Oп. 1. Д. 360. Л. 3, 5-9. 12). Запрос, однако, в Думе не получил хода. Текст запроса, подписанного главным образом трудовиками, меньшевиками, мусульманами и кадетами, см.: Рабочее движение в годы войны. М., 1925. С. 295-307.
⁷⁸ СТАРЦЕВ В.И. Тайны русских масонов. СПб., 2004. С. 184; ЕГО ЖЕ. 27 февраля 1917 [года]. М., 1984. С. 154.
⁷⁹ СТАРЦЕВ В.И. Тайны русских масонов. С. 126; БРАЧЕВ В.С. Между мистикой и политикой. Русские масоны начала XX века. СПб., 2005. С. 327. Яковлев, цитируя показания Некрасова, исказил название села: в автографе Некрасова это не «Медыха», а Медведь — село между Лугой и Новгородом, где размещался известный дисциплинарный батальон.
⁸⁰ Февральская революция. 1917. М., 1996. С. 146; LYANDR.ES S. Zur Errichtung der revo-lutionaren Macht in Petrograd: Neue Dokumente tiber die inoffizielle Beratung von Mitgliedern der Staatsduma am 27.2.1917 // Berliner Jahrbuch furosteuropaische Geschichte. 1917. Untemehmertum in RuBland. Berlin, 1998. S. 312. Протокол частного совещания.
⁸¹ ЛЯНДРЕС С.М. Протокольная запись «частного совещания» членов Государственной думы 27 февраля 1917 г. как источник по истории парламентаризма в России // История парламентаризма в России. СПб., 1996. 4.2. С. 108 (цит. по: НИКОЛАЕВ А.Б. Революция и власть: IV Государственная дума 27 февраля — 3 марта 1917 г. СПб., 2005. С. 74]. Мансырев в мемуарах, излагая выступление Некрасова, назвал Маниковского «одним из популярных генералов» (наряду с Поливановым), а первоначально, в нововременском пропагандистском издании 1917 года, даже «одним из популярных среди населения военных генералов наших» (МАНСЫРЕВ С.П. Мои воспоминания о Государственной думе // Историк и современник. Историко-литературный сборник. Берлин, 1922. С. 27; Русская будущность. 7.VIII.1917. С. 5). Еще более популярным изобразила Маниковского княгиня Л.Л. Васильчикова: «Маниковский пользовался большим авторитетом в военных кругах и за его успешную работу по снабжению снарядами армии был известен и популярен среди мастеровых на заводах, работавших на оборону» (ВАСИЛЬЧИКОВА Л.Л. Исчезнувшая Россия. СПб., 1995. С. 358). Разумеется, из всех петроградских генералов только Маниковский распоряжался чуть не всеми военными заводами страны, как же ему не быть «известным» рабочим этих заводов.
⁸² ШИДЛОВСКИЙ С.И. Воспоминания. Берлин, 1923. 4.2. С. 52-53; ФЕДОРОВ В.Г. Оружейное дело на грани двух эпох. М., 1939. Ч. 2. С. 79.
⁸³ ДАНИЛОВ Ю.Н. Россия в мировой войне. 1914-1915 гг. Берлин, 1924. С. 374; ЗАЛЮБОВСКИЙ А.П. Снабжение русской армии в великую войну винтовками, пулеметами, револьверами и патронами к ним. Белград, 1936. С. 2. 3.
⁸⁴ Кавказское слово. 8.III.1917. Цит. по: НИКОЛАЕВ А.Б. Революция и власть. С. 173.
⁸⁵ РЫСЛЕВА.И. Как произошел переворот // Амурское эхо. 18.IV.1917. Цит. по: НИКОЛАЕВ А.Б. Думское участие в механизме функционирования временной власти: 27 февраля — 3 марта 1917 г. // The Soviet and Post-Soviet Review, 24. № 1-2 (1997). P. 130.
⁸⁶ ВАСИЛЬЧИКОВА Л.Л. Указ. соч. С. 358.
⁸⁷ ФЕДОРОВ В.Г. Оружейное дело. Ч. 2. С. 79.
⁸⁸ НИКОЛАЕВ А.Б. Революция и власть. С. 173.
⁸⁹ ВАСИЛЬЧИКОВА Л.Л. Указ. соч. С. 358. В личной переписке с генералом Н.И. Ивановым Маниковский не раз именовал этого своего единомышленника «наш страстотерпец». Для подавления народного движения в Петрограде Николай II предоставил Иванову, конечно, не один только Георгиевский батальон, а, сверх того, отряд силой, для начала, в две пехотные и две кавалерийские дивизии плюс артиллерийские и пулеметные части.
⁹⁰ Февральская революция. 1917. С. 146-148; LYANDRES S. Op. cit. S. 311-315. Протокол частного совещания.
⁹¹ РГВИА. Ф. 234. Оп. 1.Д. 17. Л. 7, 10. Архивная копия.
⁹² Там же. Д. 3. Л. 49-53об. Автограф.
⁹³ Там же. Л. 55об., 58. Автограф.
⁹⁴ Там же. Л. 64. Автофаф.
⁹⁵ Там же. Л. 60 и об. Автограф.
⁹⁶ Письма Маниковского Барсукову, 18 и 27.Х.1916 г., снабженные комментариями Барсукова (там же. Д. 3. Л. 58об., 60-61. Автографы. Отрывки из этих писем приведены в кн.: МАНИКОВСКИЙ А.А. Боевое снабжение русской армии в мировую войну. 3-е изд. М., 1937. С. 672-674).
⁹⁷ Переписка Николая и Александры Романовых. М.; Л., 1927. Т. 5. С. 134.
⁹⁸ ГАРФ. Ф. 1800. Оп. 1.Д. 3. Л. 55.
⁹⁹ Все снаряжательные и нитрационные мастерские, бензоловый завод в Кадиевке, толуоловый в Баку (вне программы), кислотные, нефтеперегонные (в Грозном. Нижнем Новгороде, Екатеринодаре, Юзовке) и хлорные заводы (см.: ИПАТЬЕВ В. Работа химической промышленности на оборону во время войны. Пг., 1920. С. 7, 11,31, 34, 38; ЕГО ЖЕ. Жизнь одного химика. С. 465—471, 475; ГАРФ. Ф. 601. Oп. 1. Д. 549. Л. 348-357. «Краткие сведения о всех новых казенных заводах» в приложениях к докладу ГАУ). В сентябре 1916 г. в снаряжательной мастерской в Екатеринославе работало 750 человек, в июле 1917 г.— 1500 (РГВИА. Ф. 29. Оп. 3. Д. 1010. Л. 99).
¹⁰⁰ ГАРФ. Ф. 601. On. 1. Д. 549. Л. 349, 352об. Данные о ходе строительства заводов программы на апрель 1917 г. см. в сводке, составленной в ГАУ и уточненной в ЦВПК (РГВИА. Ф. 13251. Оп. 28. Д. 1.Л. 12-17; д. 42. Л. 12-17).
¹⁰¹ БЕЛЯЕВ С.Г. П.Л. Барк и финансовая политика. С. 285.
¹⁰² Смета Военного министерства на 1917 г. по чрезвычайным расходам. Пг., 1916. С. 3, 7, 11; РГВИА. Ф. 29. Оп. 3. Д. 2142. Л. 17 и об. На постройку этого завода в 1917 г. ГАУ получило 2 млн руб. «заимообразно» из военного фонда — с условием возвратить, когда кредит будет утвержден законом (там же. Д. 559. Л. 172 и об. Журнал междуведомственного совещания, 24.II.1917).
¹⁰³ Это сопоставимо с суммарным размером собственных капиталов всех частных банков России к 1916 г. — 815,6 млн руб. (РГВИА. Ф. 369. Оп. 10. Д. 11. Л. 55. Журнал совещания о финансировании металлургических заводов, 14.1.1916).
¹⁰⁴ ГАРФ. Ф. 102. 2-е делопроизводство, 1916 г. Д. 4. Л. 166.
¹⁰⁵ РГВИА. Ф. 29. Оп. 3. Д. 993. Л. 33-34.
¹⁰⁶ ВОРОНКОВА С.В. Материалы Особого совещания. С. 39, 121, 152, 172-173, 175-178; ВПР. Т. 1.С. 607; РГВИА. Ф. 29. Оп. 3. Д. 780. Л. 2 и об., 8-9; д. 1007. Л. 5, 6, 10; ИПАТЬЕВ В. Работа химической промышленности. С. 34; ПРИТУЛА А.Ф. Грозненская нефтяная и терская горная промышленность перед национализацией. М.; Л., 1925. С. 110, 106-107.
¹⁰⁷ МАНИКОВСКИЙ А.А. Указ. соч. 4.2. С. 163-164; СИДОРОВ А.Л. Экономическое положение... С. 438; ГАРФ. Ф. 601. On. 1. Д. 549. Л. 359; РГВИА. Ф. 29. Оп. 3. Д. 5372. Л. 2об. Предполагалось к 850 станкам Петроградского орудийного завода добавить 1000 новых, заказанных за границей (РГВИА. Ф. 505. On. 1. Д. 47. Л. 31).
¹⁰⁸ РГВИА. Ф. 962. Оп. 2. Д. 24. Л. 252. Показания Е.К. Смысловского, 31.XII.1915.
¹⁰⁹ ГАРФ. Ф. 601. Oп. 1. Д. 549. Л. 358об.-360.
¹¹⁰ ГАРАФУТДИНОВ Р.А., РУМЯНЦЕВ Е.Д. Долой войну, долой самодержавие! Саратов, 1990. С. 59.
¹¹¹ ЗАЛЮБОВСКИЙ А.П. Указ. соч. С. 72-73.
¹¹² РГВИА. Ф. 2000. Оп. 2.Д. 2456. Л. 261 и об.
¹¹³ ВПР. Т. 1.С. 602.
¹¹⁴ РГВИА. Ф. 13251. Оп. 28. Д. 1. Л. 1 и об., 8; д. 42. Л. 16, 17 (заявление Совета съездов представителей металлообрабатывающей промышленности министру торговли и промышленности, 11.IV.1917); Вестник Временного правительства, 7.IV.1917.
¹¹⁵ ЖОСО 1917. М., 1978. С. 414-416,423.
¹¹⁶ РГВИА. Ф. 13251. Оп. 28. Д. 28. Л. 23-24. Комиссия дала понять, что «обязательную силу» имели в ее глазах совсем другие акты — неотмеченные положения царского Совета министров.
¹¹⁷ Там же. Д. 42. Л. 35-39,22. Решение о распространении компетенции своей комиссии на судьбу строившихся частных военных заводов Маниковский начал продвигать в середине апреля, подтолкнув выступить с этим предложением в Совете министров Гучкова (ГАРФ. Ф. 1779. On. 1. Д. 336. Л. 23-28). Оно было утверждено совещанием товарищей министров 17 мая (там же. Оп. 2. Д. 63. Л. 349об.), а затем и Временным правительством.
¹¹⁸ РГВИА. Ф. 29. Оп. 7. Д. 356. Л. 12, 14, 23, 28, 31; ГАРФ. Ф. 6996. Оп. 1.Д. П.Л. 77.
¹¹⁹ Ковровский пулеметный завод имелось в виду создать перенесением в Ковров одного из принадлежавших Датскому синдикату за границей действующих заводов «вместе с оборудованием, материалом и рабочим инструментом, а также с необходимым техническим персоналом» (ЗАЛЮБОВСКИЙ А.П. Указ. соч. С. 93). Завод вступил в строй в 1918 г. (ФЕДОРОВ В.Г. В поисках оружия. М., 1964. С. 192, 200).
¹²⁰ Как сообщает Барсуков, 30 мая 1916 г. царь выразил Маниковскому свое «крайнее неудовольствие» состоянием артиллерийского снабжения ввиду «исключительной важности интенсивности и правильности подачи боевых запасов в переживаемый период» (см.: МАНИКОВСКИЙ А.А. Указ. соч. Т. 2. С. 267).

<< Назад   Вперёд>>