10. Торжественное вступление победителей
31 декабря (13 января)
В 7 часов утра — 1,5°, тихо, туман, сквозь который начинает проглядывать солнце.

Около 9 часов утра к мосту у Цирковой площади стали собираться китайцы в праздничных, разноцветных платьях, при отдельных их группах большие знамена. От них мы узнали, что скоро будут вступать японцы в крепость. Настроение их по наружному виду невеселое.

Около 10 часов показалась со стороны Казачьего плаца вереница верховых. Впереди их шли музыканты, далее штаб верхом, за ним тянулась пехота со знаменами.

Никакого блеска, кроме музыкальных инструментов. Начиная от командующего армией и кончая последним рядовым все одеты в шинели из желтовато-серого (цвета хаки) сукна, с пристегнутыми к ним собачьими, лисьими и волчьими воротниками, только процвет на околыше фуражки отличает штаб и обер-офицеров от рядовых.

Генерал Ноги — седой старичок с очень живыми умными глазами — ехал впереди, за ним свита и иностранные атташе или просто корреспонденты, затем шла пехота порою полубеговым шагом. С «парадной» точки зрения войска шли очень неважно и своим видом не представляли ни силы, ни отваги.

В Новом городе, на базарной площади, генерал Ноги принимал парад. После того войсковые части опять ушли куда-то обратно.

Из группы русских, наблюдавших за происходившим, кто-то сказал:

— И музыка-то у них не ахти какая — один нестройный писк, и весь парад, вся маршировка, выправка скорее плачевна, чем внушительна...

— Но они взяли Артур — победили! — заметил стоявший тут же иностранец, артурский старожил, симпатия которого, несомненно, на стороне России.

Он был прав — ныне показная сторона, которой мы были сильны, ни при чем, и его замечание отдалось болью в сердце, обидою.

Уходим с парада и рассуждаем, какое нам, казалось бы, дело, что тут сейчас войска японские... Но один их вид трогает наше изболевшее, попранное самолюбие, раздражает. Эх, скорее бы убраться отсюда!

— Удивительно то, — говорит Н., всегда любивший поговорить о том, что его угнетает, лишь бы нашлись слушатели, — что у японских офицеров незаметно то, что у наших и, впрочем, у всех европейских, прямо бросается в глаза: кичливость, самонадеянность, надменность, ведущие к прочим ненормальностям — к дуэлям между собою, к столкновениям со штатскими, к дурному обращению с нижними чинами и младшими и т. д. Зато у них знание своего дела, беззаветное исполнение приказаний начальства и все прочие военные качества, ведущие к победе. А у нас дурные, совсем не нужные, вредные стороны характера развиты, а необходимые как бы атрофировались неправильным воспитанием, извращенными понятиями о чести...

Под вечер в Красном Кресте присутствовал при интересных дебатах сухопутных и флотских офицеров на тему о роли моряков в обороне крепости. Сначала, как обыкновенно, много горячились, сыпались колкости.

Особенно горячился артиллерист В.

— Не нужно нам сухопутных моряков, без них обойдемся!

— Всяк должен знать свое дело.

— К чему привело их высокомерие, барство, сравнительно с нами, до войны и в начале ее?

Ш. передал слова капитана 2 ранга Клюпфеля, сказанные им еще весной:

— Первым и единственным примером в истории будет то, что флот будет охранять крепость из бухт Луизы и Тахэ и не подпустит японцев к ней!..

— И что же? — горячился В. — Все вышло наоборот: крепость должна была охранять флот... Впрочем, это, кажется, не первый пример в истории.

— А если бы не было здесь моряков, то Артур пал бы, быть может, несколько месяцев тому назад! — говорят моряки. — Как только японцы, бывало, займут какой-нибудь окоп или редут, кого посылали вышибать их оттуда? Не моряков ли? Недаром, однако, нас прозвали «вышибалами»!..

— Но не всех! — ядовито огрызается В. — Еще бы! Вы бы сидели в крепости, мы бы охраняли вас, а вы бы и не думали нам помогать!

Вскоре дебаты приняли мирный, деловой тон.

Выяснили ту помощь, которую оказали обороне Квантун-ский экипаж, десант, морская артиллерия, прожектора и пр. на сухопутье.

Досадуют на то, что у нас встречаются всюду не приводящие к цели полумеры. Например, с того момента, когда стало ясным, что эскадра наша не может быть исправлена и приведена в боевую готовность, не может ни предпринять прорыва во Владивосток, ни выдержать морского боя с блокирующими Артур небольшими морскими силами неприятеля, следовало бы снять с судов всю пригодную для борьбы с неприятелем артиллерию, усилить ею крепость, такой артиллерии было немало. Но у нас сняли лишь мелкокалиберные и несколько 6-дюймовых орудий, одних 6-дюймовых пушек осталось на судах десятки, и все они пошли ко дну с судами, не использованными для обороны. Это явный минус вместо имевшегося в руках плюса.

Матросы — народ лучше упитанный, физически сильнее, бодрее духом изнуренных осадой сухопутных войск, вызывались для более решительных действий и уходили назад, когда требовалось терпеливое сидение в окопах под адским огнем неприятеля.

Допускали, конечно, что флот мог при другом начальнике — не погибни, например, адмирал Макаров — при более удачных морских операциях оказать большие услуги всему делу, мешать японцам привозить войска и припасы, топить их транспорты, разбивать блокирующие отряды, встречать суда с припасами, идущие в Артур и т. д. Многое зависело бы от разных предвидимых случайностей и умения пользоваться обстоятельствами.

И Высокую гору отдали бы раньше, если бы не было морских резервов, десанта, его отрядов, предводимых нередко инженер-механиками флота, даже один портовой чиновник, Булатов, тогда исполнявший должность адъютанта, ранен в окопах Высокой горы во время командования отрядом матросов. Перечисляется ряд храбрых моряков-офицеров.

Приводятся и обратные примеры, как некоторые лейтенанты, прибыв на позиции и осмотревшись, убедившись, что там опасно, заболевали, кто головой, кто животом, кто глазами... и уходили обратно, посылали вместо себя мичманов и инженер-механиков353.

Матросы и офицеры много помогли в работах по устройству, созиданию и достройке укреплений до осады и впоследствии.

Лишившись судов, наши моряки слились с гарнизоном и умирали наряду с сухопутными, рознь и ненависть между моряками и сухопутными в начале войны, не только поддерживаемая, но еще и разжигаемая некоторыми из старших начальников, исчезла — все объединились в одном желании не отдавать нашей крепости!

Потом разговоры коснулись наших инженеров.

Характерен тот факт, что из всех прежних артурских инженеров, строивших крепость, остались здесь лишь трое: Григоренко, Лилье и Родионов, все остальные выехали до осады из Артура, предоставили поработать людям новым. И эти новые люди работали, а слава досталась им традиционно артурская — слава мирного времени.

Выяснилось, что недостаток в инженерном инструменте, в проволоке для заграждений, в проводах, даже лесном материале произошел частью не оттого, что всего этого не имелось до войны в крепости, а оттого, что всех этих материалов вывезли целыми вагонами из Артура в Ляоян, пока сообщение с крепостью не было отрезано. Следовательно, крепость Артур, помимо своей неготовности к войне, должна была оказать помощь общей нашей неготовности в Маньчжурии — снабжать северную армию, помимо крайне необходимых самой крепости съестных и других припасов житейского обихода, еще и инженерными материалами, в которых мы сами так нуждались впоследствии.

Куда ни повернись, все тот же Тришкин кафтан.

Тут же разъясняли мне, что недоразумения артиллерийских офицеров с инженерным ведомством по приему новых построек, на которое употреблено и старое железо, не заключают в себе злоупотребления, так как сараи на батареях всегда могли быть построены из старого железа без ущерба для дела (в счетах инженеров, идущих через контроль, будто железо это никогда не показывалось новым и цены ставились соответствующие качеству).

На мое недоумение, почему же в таком случае писались такие непонятные для постороннего приказы, мне объяснили, что в приказе сказано, что, если приемщик сомневается в чем-либо и находит материал несоответствующим, то он должен составить отдельный акт, по которому производится особое расследование при участии контроля.

Значит, с одной стороны, соблюдается строго бюрократическая форма делопроизводства, а, с другой, т. е. со стороны артиллерийского управления, в данном случае не догадались объяснить в приказе просто и ясно, что употребление старого железа, если оно оплачивается соответствующей ценой и пригодно в данном случае, нельзя считать злоупотреблением.

Далее уверяли, что требования генерала Стесселя о том, чтобы инженеры находились непременно на фортах, отнюдь не приносили желаемых результатов, иногда, скорее, наоборот. Инженеры находились все время при своих работах (разве лишь за исключением одного-двух), где это требовалось. Например, капитан Р-в, числящийся на укреплении № 4 на левом фланге, на таком месте, которому японцы и не думали угрожать чем-либо, руководил работами на Камнеломном кряже, на правом фланге; и он должен был после известных приказов сидеть на своем месте без дела, приезжать урывками, как бы крадучись, на место своих работ.

Впрочем, приказы эти писались больше всего под влиянием рассуждений генерала Фока, которые мной уже были отмечены.

Сегодня канун Нового года. Не хочу дожидаться, встречать его. И так придет.

Только японцы могут встретить его с радостью.


353 Имена их не называем потому, что они, быть может, сами убедились в своей неспособности к боевой деятельности и ушли или же собираются уходить со службы.

<< Назад   Вперёд>>