6/19 ноября
В 7 часов утра +1,5° по Реомюру, северный ветер, небо покрыто облаками, но просвечивает и солнце.Первое известие, полученное мной сегодня: на днях появилась под Артуром японская эскадра в значительных силах, разделилась на две части и ушла, одна часть по направлению к Инкоу, а другая по направлению к Дальнему. Это ставят в связь с движением на Квантуй нашей Северной армии.
Кроме того сообщают, будто купленные в Америке крейсера прибыли во Владивосток и Владивостокский отряд крейсеров вышел с ними в море на новые предприятия. Будто видели наши крейсера вблизи Курильских островов. Не понимаю, чего бы они туда пошли? Разве только для пресечения окончательного расхищения наших котиковых промыслов? Это едва ли уже не поздно. Казалось бы, нам сейчас не до котиков и камчатского бобра.
Второе известие: наместник, адмирал Алексеев отозван в Петербург, а вместо него назначен главнокомандующим сухопутными и морскими силами генерал Куропаткин.
Эта весть встречена двояко — одни радуются перемене главнокомандующего, а другие говорят, что пока радоваться нечему, что одинаково ненормально то, что главнокомандующим сухопутными силами был адмирал, так и то, что сейчас главнокомандующим над морскими силами является сухопутный генерал.
В доме одного знакомого собралось большое общество, заинтересованное этим известием. Тут я встретил людей разного рода оружия, разного положения и возраста. Зашедший случайно весьма почтенный штаб-офицер узнал здесь впервые это известие. Он опешил — сперва было не поверил этому. А когда убедился, что речь идет о совершившемся уже факте, сел и, махнув рукой, сказал со вздохом:
— Ну, теперь Артуру — крышка224!..
Он посидел недолго, угрюмо молчал и вскоре ушел, не вступая в наши споры.
Начались оживленные дебаты. Явные сторонники наместника сваливали всю вину во всех неудачах на Куропаткина как на бывшего военного министра, не позаботившегося об укреплении Артура и о подготовлениях к войне, когда она была, очевидно, на носу.
— Проезжал же он через Артур, осматривал все, ему докладывали обо всем своевременно! — говорят они. — Разве его путешествие на Дальний Восток, стоившее России сотни тысяч рублей, имело целью лишь удовольствие генерала, смакование оваций, устраиваемых ему всюду?
— Почему же адмирал Алексеев уверял всех, что дело обойдется без войны? — спрашивают поклонники Куропаткина, которых в данное время у нас больше, чем первых. — Почему же наместник не настаивал энергично на необходимости усиления войск в Маньчжурии и на тому подобном? — Почему же у него не хватило гражданского мужества поставить вопрос ребром: или пусть дадут все то, что необходимо, или же он уходит?
Им отвечают, что наместником проявлено много этого мужества именно тем, что он, назначенный сюда самим государем помимо партий и течений, не покинул своего поста тогда, когда в Петербурге многие желали этого ухода, и потому только тормозили все его ходатайства, и что он не уходил потому, что знал, что все, что он сделал для Дальнего Востока вообще, а особенно для Артура, что все это пойдет сейчас насмарку, всему будет поставлен крест, и не потому, что этого требуют интересы государства — нет! — только потому, что это сделал Алексеев...
Кто-то высказал уверенность в том, что будто сам Куропаткин метил в наместники Дальнего Востока, что, будучи здесь, в Артуре, он вполне сознал всю опасность положения и необходимость усиления наших военных сил, но когда узнал о назначении наместником адмирала Алексеева, то, раздосадованный этим, по прибытии своем в Петербург высказал в своем докладе совершенно противоположное.
Мы — так называемые «куропаткинисты» — возражаем на это, что и Куропаткин мог быть хорошим наместником, что командовал же он Закаспийской областью и доказал там свои дипломатические таланты... Но, говорим, чтобы адмирал, не участвовавший даже ни в одном морском бою, мог командовать армией и вмешиваться в дела этой армии, тем более, что во главе ее стоит сам Куропаткин — это явный абсурд, который никак не может принести пользы делу...
Наконец, и приверженцы адмирала сознают, что он был неправ, оставляя командовать эскадрой совершенно неспособных к тому начальников. Но они все-таки уверяют, что главные недоразумения между наместником как главнокомандующим и Куропаткиным как командующим сухопутными силами произошли потому, что адмирал требовал с самого начала активных действий против японцев, упорной обороны правого берега Ялу, недопущения беспрепятственной высадки японских войск, требовал не допускать, чтобы отрезали Квантуй, требовал усиления гарнизона Артура и войсками, и боевыми запасами; наконец, настаивал на скорейшей подаче помощи крепости с севера, заявлял, что он коренным образом не согласен с системой вечных отступлений. Они уверяют, что из-за одного того, что адмирал любит Артур, им устроенный, устроенный на широких началах — вплоть до открытия в нем женской гимназии и реального училища, — он считал невозможным подвергнуть крепость опасности быть взятой неприятелем — не считая еще того, что после падения крепости все меньше и меньше шансов на удачный исход всей кампании.
Мы разбиваем стремительно все их доводы тем, что «Куропаткин знает, что он лелает», что если он допустит падение крепости, то лишь с верным расчетом разбить наверняка главные силы японцев, выиграть войну и, если не отобрать Артур силой, то заставить при заключении мира уступить его нам обратно добром...
После этого споры утратили свою остроту, перешли в пикировку.
Мы упрекаем адмирала Алексеева в том, что он назначил генерала Стесселя начальником укрепленного района; его сторонники уверяют, что Куропаткин — друг Стесселя, и поэтому он назначил его, изобрел для него должность, не предусмотренную никакими законами.
Главным козырем у нас осталась фраза:
— Куропаткин знает, что он делает225!
Сторонники же наместника остались при том убеждении, что Куропаткин может допустить падение Артура, хотя бы только ради того, чтобы доказать, что все то, что сделано адмиралом Алексеевым, плохо. Но они сомневаются в том, чтобы после того, как сделано столько оплошностей, еще удалось поправить дело и выиграть войну. Мы же мечтаем вслух о том, что после войны наместником будет здесь Куропаткин. Наши оппоненты сознают, что в случае, если Куропаткин выиграет теперь дело, все бывшие до сей поры неудачи падут на голову адмирала Алексеева.
Мы же допускаем, что Куропаткиным, быть может, до сей поры и руководило отчасти нежелание делить лавры победы с наместником; но мы уверены в том, что теперь, когда он стал господином положения, когда он имеет полную свободу действий, он не преминет осуществить по всем пунктам свой грандиозный план кампании, о котором даже все иностранцы отзываются с благоговением...226
Сегодня, куда не повернись, все обсуждают уход наместника. Можем констатировать факт, что на нашей стороне, т. е. поклонников Куропаткина, подавляющее большинство.
Все говорят с видимым облегчением:
— Наконец-то, додумались!
Но удивительно то, что явные приверженцы генерала Стес-селя, близкие ему люди, воздерживаются от всяких суждений по этому поводу, они ни за, ни против кого-либо.
Это, должно быть, требуют тонкие дипломатически расчеты — выждем-де, что из этого выйдет, а тогда будет видно, чью сторону принять больше расчета. В этом секрет карьеры...
С обеда батареи северного участка нашего левого фланга постреливали довольно усердно. С 1 часа дня японцы бомбардировали город и порт, особенно много снарядов падало у подножья Золотой горы, где склады угля; должно быть, хотели вновь вызвать там пожар.
Сейчас, вечером, идет перестрелка вдоль всего правого фланга до батареи литера Б, видно много шрапнели, рвущейся над нашими позициями. Орудийный рокот иногда довольно сильный.
Вчера удалось вымыться в ванне. И это по нынешним обстоятельствам — роскошь. Это наш «водоноса» постарался.
224 Только ныне, прочитав в «Военном голосе» ряд статей В. А. «Куропаткин» (см. № 24 с. г.), я убедился, что почтенный штаб-офицер был глубоко прав в своем выводе, основанном не на личных отношениях.
225 В то время мы ничего не знали о том, что генерала Стесселя отзывали из Артура и как он остался командовать тем, чем он на самом деле не командовал.
226 Ныне нам кажется, что это «благоговение» не было из особенно благожелательных для нас. Наша искренность оказалась не раз довольно наивной.
<< Назад
Вперёд>>
