Организационные особенности, обязанности и правовое положение служилых людей Астраханских городов
Как все стрелецкие части, полки «низовых городов» строились по десятичной системе, делясь на сотни, полусотни и десятки, возглавлявшиеся сотниками, пятидесятниками и десятниками. Возглавляли полки стрелецкие головы (полковники), имевшие весьма широкие военно-административные и судебные полномочия. Солдатские полки делились на 2 батальона, в которых было по 4 роты из 4 взводов. В командный состав полка кроме полковника и подполковника входили майоры, капитаны, поручики, прапорщики, сержанты и капралы. Яхтинским полком, в котором было всего 2 роты, командовал капитан. Все стрелецкие полковники и сотники происходили из городовых дворян. Офицерский состав солдатских полков, кроме сержантов и капралов, состоял из дворян или приглашенных на русскую службу офицеров из Западной Европы40.

В основе организации управления стрельцами лежал типичный для феодального государства сословно-классовый признак, согласно которому стрельцы, каким бы опытом они ни обладали, не могли подняться выше чина десятника и пятидесятника. По указу 1675 г. устанавливалось, чтобы стрельцы «к дворяном и к детем боярским ни для коих своих прихотей не привёрстывались, детьми боярскими не назывались и в поместную службу не верстались»41. В Нижнем Поволжье из-за недостатка в офицерах встречались исключения — стрельцы, получившие чин сотника, но их было очень мало.

В отличие от городов центра, гарнизоны которых комплектовали из потомственных стрельцов, в городах Нижнего Поволжья потомственные служилые люди не составляли в полках абсолютного большинства. Это было связано с систематической убылью людей, которая не могла быть восполнена потомственными кадрами. По подсчетам С. Г. Томсинского, с 1629 по 1699 г. через астраханские стрелецкие полки прошло 59 920 человек, причем 42 953 из них — с 1662 по 1699 г. Из 59 920 стрельцов 917 направили в Астрахань из Москвы, 2759 — из других городов, а все остальные были набраны в районе Нижнего и Среднего Поволжья из «вольницы»42. По челобитным 1670—1700 гг. о зачислении в службу видно, что в полки попадали посадские люди, крестьяне, дети записных ремесленников, вольные гулящие люди и др.43. Таким образом, служилые люди городов Астраханского края не были строго замкнутой корпорацией: по своему происхождению они были тесно связаны с широкими слоями народных масс. Особенно много «вольницы» попадало в пешие полки, служба в которых не требовала особой обеспеченности. Поэтому доля потомственных стрельцов в этих полках была ниже, чем в конных.. Имело значение и то, что при пополнении конных полков туда переводили наиболее зажиточных, способных нести конную службу потомственных стрельцов пеших полков.

В интересующий нас период наиболее значительное пополнение стрелецких полков произошло после эпидемии чумы в 1692 г. С осени этого года по 1697 г. правительство неоднократно отдавало распоряжения о наборе в низовые полки стрелецких родственников и «вольницы». Кроме того, туда переводили стрельцов и солдат из Казани, Симбирска, Свияжска, Царево-Санчурска и других городов. В апреле 1696 г. в Астрахань прибыли 593 человека с семьями, из которых 272 были взяты в местные конные и пешие полки, 233 отправили в Терки, а остальных распределили по другим службам. Тогда же была проведена и внутренняя переборка состава полков, в ходе которой часть пеших стрельцов перевели в конные. Одновременно проводилось выявление закладчиков астраханского митрополита и местных монастырей, «чтоб им в тех чинах служить службы»44. В результате этих мероприятий пестрота состава стрелецких и солдатских полков стала одной из основных особенностей гарнизонов астраханских городов & конце XVII — начале XVIII в.

Служба стрельцов и солдат в Астраханском крае была весьма разнообразной. Их главную обязанность составляла военная и гарнизонная служба. В военное время из них формировалось «походное войско», в состав которого входили люди из разных полков, по разверстке. Так, в марте 1680 г. стрельцы «низовых городов» были со стольником Козловым под Киевом. В 1689 г. они участвовали в военных действиях на Кавказе и «город Терек от воинских людей очистили и от города отбили», а в 1695—1697 гг. принимали участие в Азовских походах Петра I. В 1704 г. из Астраханского края на шведский фронт был отправлен сводный полк из 312 конных, 202 пеших стрельцов и 332 солдат45.

Систематически использовали приборных людей и во внутренних военных экспедициях. В июле 1693 г., например, стрельцы ловили «воровских казаков» под Черным Яром, где они нападали на рыболовецкие ватаги. Летом 1696 г. стрельцы преследовали яицких казаков, которые, «не послушав старых казаков... пошли на низ Яиком-рекою», достигли Гурьева, «ночью в проломные места вошли и караульщиков перерезали», а «денежную казну, и зелье, и фитиль, и ядра, да две пушки... ружья и борошни, и бердыши и знамена, и копья и протазаны, и запас, и всякую рухлядь побрали». Подобные экспедиции были и позднее. Так, в 1703 г. стрельцы действовали против «воровских казаков», обосновавшихся на островах волжской поймы. В 1693—1697 гг. происходили и стычки с калмыками46.

Чтобы обеспечить успешное выполнение боевых заданий, в полках проводилось обучение «стрелецкому строю» и обращению с оружием. Стрельцы и солдаты должны были постоянно находиться в состоянии боевой готовности и содержать оружие в порядке. Им запрещалось надолго отлучаться из полков по личным делам и наниматься на работу на длительные сроки. По этому поводу в наказы воеводам включался специальный пункт: «Велеть в Астрахани учинить заказ крепкой и биричем велеть кликать не по один день, чтоб патриаршие, властелинские и гостинные прикащики к себе для всяких работ наймовали гулящих людей, а служилых людей, стрельцов и солдат, мимо гулящих людей, однолично у себя в работе не держали... А которые стрельцы и солдаты похотят у них для работы нанятца на малое время, и им, стрельцом, велеть наймоваться в городе, в ближних местах и около города, а которым быть в дальних всяких службах и тем наймоваться не велеть». В обязанности стрельцов входила забота о полковых стругах, на которых они в случае надобности передвигались на дальние расстояния. Конные стрельцы должны были всегда иметь годных к службе коней47.

Гарнизонная служба включала и полицейскую службу. Ежедневно ко всем городским воротам, на башни, а ночью и на стены выставлялись сменные караулы, которые в случае военной опасности или пожара должны были дать сигнал тревоги. Караульные стояли у воеводских дворов, у приказных и полковых изб, зелейных складов, житниц, аманатных и колодничьих изб и других учреждений, а также на базарах и у кабаков. По улицам посылались дозоры, обязанные пресекать драки, ловить воров и подозрительных лиц. Стрельцы выполняли и функции пожарной команды.

Помимо городской караульной службы, стрельцы и солдаты несли охрану учугов, соляных промыслов, таможенных застав и селитренных заводов. На учуги их назначали поочередно на срок от одного до трех месяцев. Численность таких сменных отрядов определялась в зависимости от обстановки, отдаленности, величины и принадлежности учуга. В 1681 г. в Иванчуге, Басарге и Бирюльском остроге было по 10 человек, а на Урустобе — 20. В сентябре 1694 г. на Камызяк послали 15 человек, а на Иванчуг — «сколько доведетца»48. Астраханских и красноярских стрельцов посылали также для охраны крепости и учуга в Гурьев. Из-за дальности расстояния и сложной системы комплектования отряда, формировавшегося путем разверстки по полкам, служба в Гурьеве была годовой. Помимо охраны учугов, дозоры отправляли по волжским протокам проверять, не идет ли лов рыбы в запрещенных местах и не выходят ли промышленники за пределы своих откупных вод.

На соляные промыслы стрельцов посылали в сезон добычи соли. Кроме охраны и обеспечения порядка они помогали соляным головам отводить участки для добычи соли, следили, чтобы границы этих участков не нарушались, измеряли добытую промышленниками соль и сопровождали их суда в Астрахань. Число стрельцов, требуемых на промыслы, было значительным. В 1687 г. с приказчиком Кизанским туда послали 100 конных и 50 пеших стрельцов. В наказе 1698 г. одному из соляных приказчиков упоминалось, что с ним отправляются лишь из Красного Яра: 100 стрельцов49.

На заставах стрельцы несли и охранную и таможенную службу. Таможенная служба состояла в выявлении купцов, пытавшихся обойти правительственные заставы, и в помощи целовальникам при таможенном осмотре, а также в ловле беглых крестьян,, холопов и других лиц, скрывавшихся на судах. Сопровождали стрельцы и проверенные суда до Астрахани. Число стрельцов на заставах зависело от величины и значимости заставы. В 1681 г. на протоках Бектемире, Бузане и Уваре, на Долгом острове была по 10 человек, на Круглом острове — 30 человек. Выделяли стрельцов и в помощь целовальникам, собиравшим пошлины на городских базарах. В челобитной 1690 г. упоминалось, что «ходили в юртах и на татарском базаре целовальники, а с ними для осмотру всяких товаров ходили нашей братьи человека по два и по три и по четыре...». В том же году 2 стрельца помогали бурмистру кружечного двора собирать долги с бравших вино в кредит,, поскольку «многие должники огуряются, долговых и иных денег не платят»50.

Обычным видом стрелецких обязанностей была и разнообразная «отъезжая служба»: сопровождение казенных речных и морских судов, посольств, торговых караванов и т. д. Караулы сопровождали струги до ближайшего города, где сменялись, а на морских бусах находились в течение всего плавания. Основной обязанностью судовых караулов была охрана судов, но, экономя деньги на наем работников, местная администрация назначала их. и «в греблю». Из памятей 1690—1698 гг. видно, что одновременно на судне могло быть от 5 до 24 стрельцов. Обычно это были пешие стрельцы или солдаты. Конные стрельцы сопровождали сухопутные караваны между Астраханью, Терками, Гурьевом, в калмыцкие улусы, а зимой в Москву и другие «верховые города». Лиц, ехавших с дипломатическими поручениями, сопровождали эскорты стрельцов, величина которых зависела от цели поездки и ранга посла. Систематически несли стрельцы и курьерскую службу, отвозя в центр и разные города отписки, отчетные и другие документы. В августе 1705 г. «в дальних посылках» за пределами Астраханского края было 130, а в 1706 г. — более 200 человек51.

Однако перечисленными видами служб обязанности служилых людей не ограничивались, так как правительство и местная администрация рассматривали их как рабочую силу, которую можно использовать на любых работах. Во всех городах стрельцы всегда вели ремонт городских укреплений, воеводских хором и всяких казенных сооружений, строили новые здания и заготовляли строительные материалы52. При строительстве селитренного завода в 1703 г. заранее предусматривалось делать окружающий его вал «всеми астраханскими служилыми людьми», и воеводе Т. Ржевскому предписывалось «к тому строению и к заводу... служилых людей для караулу и для строения валу и для работы у селитренного варения и для. посылок... давать тотчас, безо всякого задержания, сколько надобно...». Позже на селитренном заводе работали 9 стрельцов и 3 солдата — плотниками, один стрелец — молотобойцем53.

В 1693—1694 гг. делались попытки привлечь служилых людей на работу на дворцовые рыбные промыслы и в казенные сады и виноградники. Использовали их и на Деловом дворе. Еще раньше, в памяти полковнику Пирову от 22 февраля 1690 г., предписывалось: «Стрельцов, которые умеют плотнишное дело... отослать на Деловой двор к судовым делам, для поспешения, на время». Подобных памятей сохранилось много. Возлагали на стрельцов и заготовку дров, угля и сена для казенных надобностей. Так, осенью 1694 г. 20 пеших стрельцов послали «вверх Волгою-рекою, где пристойно, для государевых дров, приказные полаты на обиход» и столько же людей заготавливать уголь «на государевы всякие расходы»54.

К концу XVII в. заготовка дров для государственных учреждений и воеводских дворов превратилась в постоянную обязанность и даже установилась норма, которую должен был выполнить каждый человек. Она равнялась 5 саженям двухполенных дров. Из-за отсутствия лесов в Астраханском крае заготовка дров представляла большие трудности и была одной из самых тяжелых стрелецких и солдатских обязанностей. На поиски дров приходилось отправляться выше Царицына и сплавлять оттуда плоты. Но особенно тяжелой эта работа стала после постройки селитренного завода. Уже в 1703 г. «в Саратовские и Царицынские леса для рубки дров к селитренному варению» было послано 60 красноярских стрельцов, которые должны были сплавить по Волге 280 саженей осокорей. В июне 1704 г. туда отправили сводный отряд из 478 астраханских, ПО красноярских и черноярских стрельцов, а в июле сплавляли лес солдаты Тысячного полка. Сначала их посылали по разовым нарядам, а в сентябре состоялся общий указ посылать за дровами поочередно по половине полка. Каждые 100 человек должны были заготовить и доставить по 89 саженей двухполенных дров55. Постоянно привлекали служилых людей и в качестве грузчиков в хлебные житницы, на погрузку и разгрузку судов. На Караузякской соляной пристани и житных дворах стрельцы работали целовальниками. Выполняли они и отдельные поручения, возникающие в процессе повседневной административно-хозяйственной деятельности местных властей. Такие поручения могли носить самый разнообразный характер.

Назначения на все виды служб стрельцы должны были получать поочередно, но полковники за взятки освобождали зажиточных стрельцов от служб, возлагая их обязанности на их же однополчан56. Обязанности приборных людей особенно возросли в начале XVIII в. в связи с ростом государственных заданий, которые распространялись и на астраханские города.

Рост обязанностей Стрельцов в начале XVIII в. был связан не только с увеличением потребностей государства в рабочей силе, но и в значительной степени определялся новым отношением к приборным людям, которое стало особенно рельефно проявляться при Петре I. Старая организация стрелецкого войска с его полурегулярной службой уже не удовлетворяла требованиям времени. Необходимость перестройки армии к началу XVIII в. назрела, и стрельцы самим ходом исторического развития были обречены на исчезновение. Но в первые годы правления Петра I четкого плана проведения военной реформы еще не было выработано. Поэтому вместо постепенной замены стрельцов полками нового строя на первых порах делались попытки приспособить старые городовые полки к новым требованиям. Правительство начало игнорировать издавна сложившиеся порядок и традиции, стремясь, чтобы все время стрельцов было отдано службе. Если в Москве эта тенденция проявилась во введении обязательного и регулярного военного обучения, а затем и в частой переброске стрельцов из Москвы в другие места, то в Астраханском крае она выразилась в интенсивном использовании их на разных государственных работах.

В конечном счете объективно прогрессивная военная реформа, в силу особенностей ее проведения, оказалась весьма болезненным процессом, сопровождавшимся ломкой привычных представлений. К этому следует добавить, что, несмотря на запрещение использовать стрельцов и солдат в личном хозяйстве, воеводы и офицеры весьма широко эксплуатировали своих подчиненных. Вопрос о произволе воевод и полкового начальства в отношении рядовых стрельцов и солдат в XVII и начале XVIII в. освещался в исторической литературе неоднократно и хорошо известен по многим источникам. Произвол существовал повсеместно и проявлялся в одних и тех же формах57.

Астраханский край не был исключением. Наоборот, отдаленность от центра и широкие полномочия воевод создавали там благоприятные условия для самоуправства и должностных злоупотреблений, так как контроль за деятельностью местных властей был крайне слабым. Развитию самоуправства способствовали и особенности в положении местных дворян, которые из-за отсутствия в крае пригодных для земледелия земель и крестьянского населения не получали поместий, и их служба вознаграждалась сравнительно небольшим жалованьем: дети боярские получали 12—14 руб. в год, полковники — 30—40 руб. в год58. Поэтому они занимались торговлей, промыслами, откупами, широко используя труд своих подчиненных. Полковник Галачалов, например, посылал стрельцов заготавливать для себя сено и дрова, строить амбары и лавки, ловить рыбу, торговать с калмыками. Для полковника Де-Виня солдаты делали все домашние работы, майору Каршевскому строили дом и погреба, капитану Мейеру изготовляли кареты, сундуки, топоры, заступы и другие вещи. Этим офицерам подражали и остальные.

Воеводы действовали в контакте с полковой администрацией, мер против нее не принимали, да и сами использовали труд служилых людей в личных целях. Уход в отставку стрельцам и солдатам разрешали только при полной непригодности к службе по старости или увечьям, да и при этом часто брали с них взятки. Воевода С. Долгоруков, например, брал за отставку престарелых 13 руб. Самовольный уход со службы расценивался как побег, за что Соборное Уложение 1649 г. предписывало бить кнутом и возвращать на службу59. Таким образом, приборные люди были одновременно и опорой правительства в крае как военная и полицейская сила, и одной из наиболее активно эксплуатируемых категорий городского населения.

Все служилые люди Астраханского края несли службу исключительно за жалованье и не имели дополнений к нему в виде земельных наделов. Они получали только места под дворы, некоторое количество сенокосных угодий, отводившихся сразу на полк, и могли, до 1704 г., беспошлинно ловить рыбу в отведенных для этого небольших участках волжской поймы. Жалованье выплачивали деньгами и хлебом. Сначала размеры его были неодинаковы. Так, в 1681 г. стрельцы одного конного полка получали по 5 руб., другого — по 8 руб. в год. В пеших полках и пушкарям жалованье устанавливалось по 3 и 4 руб. в год. Выплачивалось оно в день Благовещения, в марте или в Петров день летом и в Сергиев день, приходившийся на 25 сентября. В 90-х гг. XVII в. жалованье в однотипных полках было уравнено и повышено. Конные стрельцы стали получать по 10 руб., пешие — по 5 руб. в год. Московским стрельцам были сохранены прежние оклады в 6 руб. в год. Пушкарям жалованье давали разное, в пределах 4—7 руб. в год. Эти оклады сохранялись и в начале XVIII в.60.

За некоторые виды работы стрельцам полагалось дополнительное единовременное вознаграждение. Конным стрельцам, отправлявшимся в дальние поездки, выдавали до 2 руб., пешим, сопровождавшим струги, за перегон Астрахань — Черный Яр платили 12 коп., а за обратную поездку — 8 коп. Отдельные работы на Деловом дворе или в Селитренном городке и на стройках оплачивались поденно — по 2—3 коп. в день. Но такая выплата носила эпизодический характер, так как воеводы, пользуясь своей властью, часто присваивали эти деньги себе. Т. Ржевский, например, систематически не платил «прогонных денег»; не выдавал денег за поставку дров и управитель селитренного завода Г. Мансуров61.

Хлебного жалованья в 90-х гг. XVII в. конные стрельцы получали по 11 четвертей ржи и 12 четвертей овса в год, пешие — по 10 четвертей ржи и овса, московские — по 8 четвертей ржи и овса и по 3 пуда соли. Хлеб выдавали иногда трижды в год, но чаще в те же сроки, что и деньги. Выдача жалованья в разные сроки мотивировалась тем, что при единовременной оплате стрельцы, «взяв великого государя денежное и хлебное жалование из Астрахани, бегают», чем наносят большой убыток. Но установленные сроки выплаты часто нарушались. В 1699 г. в справках, составленных по стрелецким челобитным, значилось, что «на нынешний на 207 год... хлебного жалования дачи им не было». В 1700 г. хлеб задержали даже офицерам. В 1704 г. стрельцы получили ржи «по малому числу... а овса и дачи не было». Солдатам городовых полков, которые несли постоянную городовую службу, также были установлены твердые годовые оклады в 5—6 руб. и 10 четвертей ржи и овса в год.

В начале XVIII в. хлебное жалованье стали выдавать всем одинаковое, но оно было сильно снижено — до 5 четвертей ржи и 1,5 четверти овса в год62.

Таким образом, рост служебных обязанностей сопровождался уменьшением хлебного обеспечения, что в условиях Астраханского края, где хлеб был дорог, означало значительное снижение оплаты рабочего времени приборных людей. Эта мера усугублялась необходимостью бесплатно обслуживать хозяйства воевод и офицеров, которые к тому же при каждой выдаче жалованья вычитали деньги в свою пользу. Так, Д. Галачалов «имал с них по 10 денег с человека, бутто по указу, а хто дать не похотел, тем чинил многое разоренье и мучительство, посылая не в очередь в неугодные службы». Пушкарский голова Извеков, выдавая жалованье, брал каждый раз «по 5 алтын, по гривне, а кто не дает, бивал батоги». Т. Ржевский выдавал стрельцам «топлую и гнилую муку» вместо ржи, а «хлебные запасы, выбирая самое доброе на выбор, возил на свои загородное дворы» и продавал63.

Постепенно сокращались и стрелецкие привилегии, данные при основании стрелецкого войска. Привилегии эти были двух родов: судебные и налоговые. Судебные льготы сводились к освобождению стрельцов от уплаты или уменьшению судебных пошлин. По Уложению 1649 г., при предъявлении судебного иска они пошлины не платили вообще, а если их привлекали к суду по искам «посторонних лиц», то в случае виновности платили судебные пошлины только с сумм свыше 100 руб. Их запрещалось также отдавать «в зажив головой» за долги. Кредиторы стрельцов могли получать с них деньги при выдаче жалованья, но не свыше 4 руб. в год. При судебных делах, связанных с уплатой штрафа за бесчестье, стрельцы имели право просить о замене денежного штрафа телесным наказанием, если не была затронута честь высшего духовенства, бояр, дворян. За оскорбление представителей господствующего класса стрельцов карали, так же как и посадских людей, кнутом, батогами и тюрьмой. Сила и срок наказания определялись в зависимости от ранга оскорбленного64.

Судебные привилегии стрельцов, оформленные Соборным Уложением в 1649 г., в последующее время отменены не были, но в судебной практике воеводы и полковники их постоянно игнорировали. Ход дела и приговор чаще зависели от взяток, чем от законодательства. Объясняя убийство воеводы в 1705 г., астраханцы утверждали, что он правил городом «не против его великого государя указу и грамот», не расследовал челобитных на офицеров, а «о каких нуждах приходили бить челом, отказывал для взятков». Не реагировала на жалобы служилых по прибору и Москва, куда они посылали челобитчиков. Положение служилых людей верно отразили слова И. Т. Посошкова: «Буде на равного себе бьет челом, то всячески дадут суда, а буде на офицера, то и мыслить нечего, как ни есть, а изволочат»65.

Налоговые льготы стрельцам были даны первоначально весьма широкие. Главная из них состояла в том, что им разрешалось в свободное от службы время заниматься различными занятиями, не платя с них тягла и пошлин. Эта привилегия резко отличала стрельцов от тяглого населения и считалась ими одним из самых важных их прав. Однако уже в середине XVII в. льготы стрельцам стали урезать. В 40-х гг. начал действовать указ, чтоб стрельцы «покупали не в скуп что носяще не от велика, от полтины или от рубля, бестаможно, и беспошлинно», но «которые стрельцы учнут торговать больше рубля или учнут в лавках сидеть, и тем стрельцам тамгу и полавочное, и пошлины всякие давать в государеву казну, как и торговые люди»66. В 1649 г. Соборное Уложение обязало занимающихся торговлей и промыслами «платити таможенный пошлины, а с лавок оброк», уровняв их в этом отношении с посадскими людьми. То же Уложение, официально подтвердив, что стрельцы не несут посадского тягла, одновременно распространило на них прямой налог — «полоняничные деньги», который платило тяглое население, правда, по уменьшенной норме, вместо 4—8 по 2 деньги с двора67. Сам факт этот весьма симптоматичен. Кроме того, стрельцы, имевшие капитал в 50 руб. и выше, лишались денежного жалованья.

Позже на лавки, промыслы и ремесленные заведения служилых по прибору были распространены все новые налоги, вводившиеся в начале XVIII в. Тем не менее, несмотря на возраставшие налоги, стрельцы продолжали заниматься разными видами городской деятельности, так как именно они обеспечивали им их уровень жизни.

Таким образом, хотя и стрельцы, и солдаты, и пушкари были военнослужилыми людьми, но из-за своих побочных занятий они пополняли ряды городообразующих слоев населения, как и посадские люди. Это положение определяло и двойственность социально-экономической природы приборных людей.




40 ЦГАДА, ф. 6, д. 17, ф. 1104, д. 5, л. 61, 70, 86, 100, 114; ААО, ф. 1010, д. 46, л. 6.
41 Сташевский Е. Д. Указ. соч., с. 7.
42 Томсинский С. Г. Указ. соч., с. 207.
43 См.: Голикова Н. Б. Указ. соч., с. 50.
44 ЛОИИ, ф. 178, карт. 91, д. 22, карт. 94, д. 22, карт. 97, д. 20, карт. 98, д. 19, 22, 28, 29, 44, карт. 99, д. 98, карт. 101, д. 200 и др.; ААО, ф. 1010, д. 31.
45 АИ, т. V, № 186; Кабардино-русские отношения в XVI—XVIII вв., т. I, № 241, 244; ЦГАДА, ф. 210, Белогородский стол, стб. 1460, л. 143—145,. стб. 1725, л. 235, ф. 371, д. 394(1144), л. 301—311.
46 ЦГАДА, ф. 248, д. 132, л. 89—91; де Бруин К. Путешествие через Московию. М., 1873, с. 191.
47 ЦГАДА, ф. 1104, д. 1, л. 40 об. — 41, д. 3, л. 48; ПСЗ, т. IV, № 1792.
48 ЛОИИ, ф. 178, карт. 60, д. 29, карт. 95, д. 2, 18, д. 5595 и др.
49 ЛОИИ, ф. 178, д. 6410, 6411, 6442 и др.; Степанов И. В. Указ. соч.— УЗ ЛГУ, вып. 8, с. 148.
50 Русско-индийские отношения в XVII в. Сборник документов. М., 1959, № 98; ЦГАДА, ф. 1104, д. 1, л. 53—55, 65; ЛОИИ, ф. 178, карт. 60, д. 23, карт. 88, д. 2, 54.
51 ЦГАДА, ф. 6, д. 17, л. 97—98, ф. 371, стб. 394(1144), л. 301—311; ЛОИИ, ф. 178, карт. 80, д. 60, карт. 94, д. 158, карт. 95, д. 35, карт. 99, д. 86, 109, 118 и др.
52 ЛОИИ, ф. 178, карт. 95, д. 30; Кабардино-русские отношения..., т. 1, № 211.
53 ААО, ф. Астраханской воеводской канцелярии, on. 1, д. 1, л. 1—3, 6, 24, 53; ЛОИИ, ф. 178, карт. 92, д. 11, л. 1—3.
54 ЛОИИ, ф. 178, карт. 88, д. 179, карт. 95, д. 9, 16, 17.
55 См.: Голикова Н. Б. Политические процессы при Петре I. М., 1957, с. 303; ААО, ф. Астраханской воеводской канцелярии, oп. 1, д. 1, л. 5 об., 90, 162, 135, 168, 260.
56 См.: Голикова Н. Б. Политические процессы..., с. 304-307.
57 См.: Соловьев С. М. История России с древнейших времен, кн. VII. М., 1962, с. 267; Богословский М. М. Петр I, т. I. М., 1940, с. 42; Буганов В. И. Указ. соч., с. 77—78, 88—89; Голикова Н. Б. Из истории классовых противоречий в русской армии. — В кн.: Полтава. М., 1959, с. 269—285: и др.
58 ЦГАДА, ф. 1104, д. 4, л. 123; ЛОИИ, ф. 178, карт. 59, д. 49, л. 1—4.
59 См.: Голикова Н. Б. Политические процессы..., с. 301—310; Тихомиров М. Н., Епифанов П. П. Соборное Уложение 1649 г. М., 1961, гл. VII, ст. 9.
60 ЦГАДА, ф. 1104, д. 4, л. 139—140; ЛОИИ, ф. 178, карт. 59, д. 8, 25, 46, 48, карт. 60, д. 70, карт. 100, д. 48, карт. 103, д. 5.
61 ЛОИИ, ф. 178, карт. 199, д. 160, карт. 104, д. 98, л. 1; Голикова Н. Б. Политические процессы..., с. 303.
62 ЦГАДА, ф. 371, стб. 394(1144), л. 72, ф. 1104, д. 1, л. 33, 36, д. 3, л. 308, д. 4, л. 139, 140, 146; ЛОИИ, ф. 178, карт. 104, д. 58, 60, 91, 103, карт. 104, д. 58, 60, 82, карт. 207, д. 13—14; ПСЗ, т. IV, № 1792; Голикова Н. Б. Указ. соч., с. 302.
63 Голикова Н. Б. Политические процессы..., с. 302, 307, 308.
64 См.: Тихомиров М. Н., Епифанов П. П. Указ. соч., гл. X, ст. 31, 92, 126, 265, гл. XXIII, ст. 3.
65 Голикова Н. Б. Политические процессы..., с. 301, 304, 309; Посошков И. Т. Книга о скудости и богатстве. М., 1951, с. 53.
66 ДАИ, т. 3. СПб., 1848, № 16.
67 См.: Тихомиров М. Н., Епифанов П. П. Указ. соч., гл. VIII, ст. 1, гл. XIX, ст. 11.

<< Назад   Вперёд>>