Промыслы
Как нельзя представить Астрахань XVII — первой половины XVIII в. без торговли, так же невозможно представить города Астраханского края без рыбных и соляных промыслов. Добыча соли и особенно рыбы настолько органически вошла в жизнь местного населения, что не вели промысла только очень немногие люди. Но часть из них ловила рыбу «про домашний обиход», для других это занятие было единственным источником существования, а третьи, эксплуатируя чужой труд, занимались поставкой соли и рыбы на широкий рынок.

Техника добычи астраханской самосадочной соли и порядок организации промыслов хорошо известны24. Добыча велась после спада разлива Волги и носила сезонный характер. Поскольку промысловые участки делили каждый год заново, промышленники не имели постоянных сооружений на озерах и по окончании сезона уезжали. Но, как уже отмечалось, организация промыслов требовала определенных денежных вложений, поэтому добычей соли могли заниматься только средние слои и верхушка посада или примыкавшие к ней по материальному уровню представители других сословий.

В 1674 г., как установил И. В. Степанов, на посадских людей приходилось 36% добычи, на стрельцов — 11%, на монастыри, патриарший дом и астраханский митрополичий дом — 15%. 23% соли было добыто дворцовыми промышленниками и 15% — приезжими крестьянами25. Но среди солепромышленников встречались и не входившие в состав этих групп люди. Из них можно назвать певчего Г. Кандаурова, пономаря И. Иванова, записного садовника Я. Евстратьева, кормщика П. Прокофьева. В 1682 г. добычей соли занимались воротники И. Комаров, И. Лазарев, садовник А. Красильников, царицынский пушкарь Г. Иванов и др. Добычу соли вели также дворяне Епанчин и Федотьев26. В одной только Астрахани солепромышленников всегда было несколько десятков. В 60—80-х гг. XVII в. известно (включая стрельцов) 67 солепромышленников27. Но это число увеличивалось, как видно по записям Караузякской пристани, за счет приезжих — посадских людей из Казани, Нижнего Новгорода, Симбирска, Москвы, Саратова, Чебоксар, а также крестьян из разных уездов. Такое же положение сохранялось и в 90-е гг. XVII и в начале XVIII в.

Наиболее крупные солепромышленники отправляли на озера до 300 работников. Но чаще всего нанимали 50—100 человек. Мелкие солепромышленники нанимали от 10 до 20 работников. Как и стрельцы, посадские люди создавали артели. За одну поездку мелкие солепромышленники привозили 2000—6000 пудов соли, средние — 10 000—15 000 пудов28. Крупные промышленники доставляли за поездку от 18 000 до 30 000 пудов на одном судне, а на двух судах — до 50 000 пудов соли. Так, крестьянин нижегородской Благовещенской слободы А. Первов увез в 1691 г. на двух стругах 45 424 пуда соли. У него было 305 работников. Купец гостиной сотни Калмыков отправлял из Астрахани по 16 000—25 000 пудов соли на струге. В 1695 г. Калмыков, по неполным данным, добыл и увез 40 422 туда соли, в 1696 г. — 20 000 пудов только на 6 паузках, дополнявших вывоз на стругах. Некоторое представление об объеме работ по добыче соли дает подсчет работавших на соляных стругах работных людей, сделанный С. Г. Томсинским. Он определил его для 1691 г. в 2415 человек29.

Крупные местные солепромышленники обычно совмещали добычу соли с рыбным промыслом и «отъезжим торгом». Поэтому соль они употребляли для засолки икры и рыбы, какую-то часть добычи продавали. Гостиной сотни В. Горезин, например, в 1682 г. отправил вверх по Волге вместе с рыбой 6000 пудов соли, садовник А. Красильников, по неполным данным, отправил 13 395 пудов, воротник И. Комаров — 27 316 пудов, посадский человек А. Петров — 18 488 пудов, посадский И. Бабушкин — 25 079 пудов30. Средние и мелкие солепромышленники в основном продавали соль в Караузяке.

К сожалению, сводных данных о размерах закупок соли найти не удалось. Но отдельные упоминания говорят, что торговлю ею вели в весьма широких размерах. Только в один июльский день 1691 г. 4 нижегородских купца купили в Караузякской пристани 70 227 пудов соли. Симбирянин Ф. Хлебников в 1701 г. один купил 49 022 пуда соли за 561 руб. Крупные партии соли закупали симбиряне гостиной сотни О. Твердышев, В. Капранов и др.31. Крупным солепромышленникам и перекупщикам торговля солью приносила большие барыши, так как между местной ценой на соль и ценой в «верховых городах» имелась существенная разница. Соль-бузун, продававшаяся в Астрахани по 1,2 коп. пуд, стоила в Саратове 4 коп., в Казани — 5 коп., в Симбирске — 10 коп., в Москве соль лучшего качества стоила 20 коп. пуд. Хотя провоз соли стоил дорого (провоз 1 пуда до Москвы обходился в 3—3,5 коп.), хотя неизбежны были и другие накладные расходы, а часть соли в пути терялась, доходность соляной торговли бесспорна32.

С января 1705 г. продажа соли была объявлена государственной монополией. Изданный по этому поводу указ предписывал во всех городах «у всяких чинов людей» соль переписать и продавать «ис казны». Солепромышленникам предлагалось, «кто потечет», поставлять соль государству по подрядам, но закупочные цены устанавливались то местным ценам, тогда как продажная цена увеличивалась вдвое33. Эта мера больно ударила по солепромышленникам, так как они лишались прибылей от перепродажи соли. Было ограничено и число подрядчиков. Все это привело к резкому сокращению числа промышленников. Крупные солепромышленники были вынуждены перебросить капиталы в другие отрасли, так как объем добычи определялся теперь в зависимости от подряда, полученного у казны. Наиболее крупные подряды к тому же оформлялись в Москве и не попадали астраханцам. Тех же, кто их все-таки получал, было немного, а сами подряды невелики. Астраханец В. О. Прянишников, например, давая в 1723 г. сказку, упомянул, что получает ежегодно подряд только на 30 000 пудов34.

Отдельные солепромышленники пережили в связи с перестройкой хозяйства тяжелый кризис. Их прежние деловые связи оборвались, запасы соли пришлось продать казне по дешевым ценам, а переход к другим видам деятельности был сопряжен с необходимостью денежных затрат и поисками новых деловых контактов. К концу первой четверти XVIII в. солепромышленников в Астрахани стало мало. В источниках кроме В. О. Прянишникова упоминался Андрей Палкин — сын одного из самых богатых представителей стрелецкой верхушки И. Палкина. Но хозяйство А. Палкина стало гораздо скромнее, чем хозяйство отца, он имел много долгов и часто прибегал к закладам стругов и лавок. Занимались соляным промыслом В. Хомутский и А. Лукьянов, но они совмещали его с «отъезжим торгом» и рыбным промыслом35. Часть солепромышленников стала брать подряды на перевозку казенной соли, но это были в основном не астраханцы.

Государственная «монополия на продажу соли, сковав частную инициативу, не способствовала повышению добычи соли. В конце первой четверти XVIII в. И. Кирилов писал, что из-под Астрахани «вверх по Волге по миллиону и больше пудов в год отпускается»36, но, сравнивая эти данные с подсчетом И. В. Степанова, установившего, что в 1624 г. там было добыто 922 297 пудов, приходится констатировать, что различие оказалось незначительным. Одновременно цены на соль резко выросли, что сразу сказалось на рыбопромышленниках, которые были вынуждены покупать ее для засолки рыбы в весьма значительных количествах.

Рыбный промысел, в отличие от соляного промысла, как в XVII в., так и в первой четверти XVIII в. оставался самым массовым видом занятий в крае. Суммарные данные о численности рыбопромышленников в Астрахани удалось найти лишь в приходной книге Рыбной конторы за 1728 г., куда заносили сведения о поступлении откупных пошлин и оброков с рыбных ловель. Всего в ней указан 441 человек. Среди них 17 человек вели ватажный промысел и брали на откуп участки поймы, а остальные 424 ловили «под городом мелкую рыбу». Там же упомянуты красноярские промышленники: Н. Резетов, бравший на откуп Бузанскую и Карабузанскую косы, и Ф. Плотцов, откупавший воды на Ахтубе. По другим источникам удалось дополнительно выявить еще 41 астраханца, ведущего ватажный промысел. Таким образом, в Астрахани было не менее 482 рыбопромышленников. Однако в книгу 1728 г. не попали промышленники, ловившие рыбу под городом и бравшие на откуп участки у монастырей. Поэтому эту цифру следует увеличить. В Царицыне в 1727 г. удалось выявить 40 ловцов рыбы, но фактически их было значительно больше, так как в записях упоминались в основном пользовавшиеся наемным трудом37. Много рыбаков имелось и в Черном и в Красном Ярах, и в Терках.

Состав рыбопромышленников был неоднородным. Среди 155 астраханцев, принадлежность которых удалось выяснить, было 90 посадских людей, 33 записных ловца, ловивших рыбу не только на казенных промыслах, но и для себя, 6 записных садовников, 6 церковнослужителей, в том числе 2 приходских священника, 2 вдовы, продолжавшие промыслы мужей, 5 отставных служилых людей, 2 записных ремесленника, отставной писарь, 3 дворянина, «кормовой иноземец» и 4 «астраханских жителя». Среди 40 царицынцев было 16 посадских людей, 2 городовых бобыля, 4 отставных солдата, 16 «обывателей», дворянин и пятидесятник38. Эти данные показывают, что в Астрахани посадские люди составляли, по неполным данным, 58,8% рыбопромышленников, а не входившие в состав посада люди — 41,2%. В Царицыне посадские люди составляли 40% рыбопромышленников. Среди приезжих выделялись крупные промышленники: гостиной сотни Ф. Судаков, крестьяне братья Басиловы и др. Под Царицыном ловили рыбу арзамасец М. Проскуряков, 14 крестьян Нижегородского, Симбирского, Свияжского и Наровчатовского уездов, 4 казака39.

В первой четверти XVIII в. рыбопромышленники гораздо охотнее брали на откуп участки поймы под неводный лов, чем учуги. Это объяснялось тем, что лучшие учуги оставались за дворцовым ведомством и монастырями, а промышленники не хотели тратить средства на поддержание дорогостоящих учужных сооружений, которые они получали с торгов на 2—3 года. Правительство же, нуждаясь в деньгах, поощряло откупную систему и отдавало на откуп все новые и новые угодья, включая участки на взморье, где ранее лов рыбы был запрещен. Поэтому в первой четверти XVIII в. ватажный лов рыбы «получил гораздо большее распространение, чем учужный.

Цена откупа, согласно указам, определялась, «смотря по водам и по рыбе», а следовательно, менялась в зависимости от величины и месторасположения участка. Большое влияние на откупные платежи оказывали и торги, когда происходила борьба конкурентов. Лучшие участки, где ловилась «красная рыба», доставались наиболее крупным рыбопромышленникам, способным дать за откуп максимальную цену. Однако обилие рыбы и особенности волжской дельты, состоящей из множества проток, оставляли возможность получать откупа и средним рыбопромышленникам. Чаще им доставались участки, где ловилась частиковая рыба. По записям, касающимся оформления откупов на участки волжской дельты, выясняется, что откупные платежи колебались весьма резко. В 1720 г. посадский человек И. Е. Морозов, получив на 2 года откуп на Кизанские воды, должен был платить за них 9 руб. 21 коп. в год. Ловец И. Е. Тюленев, взявший на 2 года откуп на Стрелецкие воды, платил за них 30 руб. 86 «коп. в год, а садовник П. Козел за полоску у бугра Тумак — 2 руб. 17 коп. в год40. Данные 1724—1725 гг. (таблица 13) также рисуют разнообразие откупных платежей.


Таблица 13. Откупные операции астраханских рыбопромышленников в 1724 и 1725 гг.

Рыбная контора весьма точно определяла границы сдававшихся на откуп участков волжской дельты. При регистрации откупа Дворцовых вод И. Бородиным указывалось, что его участок идет вниз по Волге от Соляной протоки по Чеганцев остров, затем от волжского устья по Кизану до нижнего «ухвостья» Щетинских островов и от устья Манзурской до Камызяцкой протоки. С. И. Волдырь получил участок Стрелецких вод «в урочище Скондырева бугра». Ф. Кобякову были отведены угодья «вниз Бузаном рекою от Беркети на низ по Гнилушу и в Кривой Бузан до Стрелецких красноярских вод».

В некоторых записях оговаривалось, что промышленник имеет право ловить «во оных водах всякой мелкой частиковой рыбы, неводами», или ловить «красную, а зимой белую рыбу». Иногда давалось и более четкое определение: «Ловить севрюг, белуг, осетров, стерлядей» или «ловить «красную рыбу, белуг, осетров, севрюг, стерлядей и сомов и мелкую рыбу одним неводом, а зимою карманами». Откупные платежи разрешалось вносить по третям года. Об отказе от вод или о желании продлить откуп промышленники должны были заявлять за полгода до срока окончания откупа. При заключении договоров с откупщиков всегда требовались поручители. Число их менялось: у И. И. Бородина было 8 поручителей, у С. И. Волдыря — 11, у М. И. Сербина — 3, у Ф. И. Кобякова — 4, у Г. И. Черного — 7, у В. Н. Столарева — 3 и т. д. Среди поручителей встречались посадские люди, записные садовники и ловцы, причем они ручались не только за представителей своей сословной корпорации41, что говорит о существовании тесных связей между лицами, занятыми одинаковым видом деятельности.

Рыбопромышленники-откупщики пользовались правом брать компаньонов и сдавать мелкие участки поймы на откуп. Передачей полученных на откуп угодий другим особенно широко пользовались астраханские монастыри, которым подобная система эксплуатации вод была иногда выгоднее, чем организация промыслов. В 1724 г. такая сделка была заключена астраханским Троицким монастырем с рыбопромышленниками Д. Балахоном и Д. Ломовцом, а в 1725 г. — с А. Москвитинниковым. Создание компаний по совместной эксплуатации вод сопровождалось особыми договорами. Из них видно, что иногда компании возникали в результате складывания капиталов.

Такой договор заключили крестьянин Смоленского уезда Н. Чернышев, астраханский записной ловец И. Попов и армянин М. Арсланов. Сначала они составили компанию без записи, «по душевной», но затем оформили ее официально. В момент оформления договора у них были общие неводы и лодки, сарай для соления рыбы, курень для работных людей и наличные деньги для найма работников. Компаньоны регулярно вели «записные ватажные книги», куда записывали «на строение ватаги, на покупку делей на невод, и на неводные лодки, и на соление рыбы соли, и на наем работных людей и на всякие ватажные заводы, хто, что затряс своих денег». Откуп был оформлен на Чернышева, но компаньоны условились совместно вносить платежи по третям года. Прибыль они договорились делить равномерно, по паям, а «в накладе быть вопче». За нарушение условий виновный должен был платить неустойку в 89 руб. 50 коп. Спустя некоторое время в компанию влились переведенец С. Неводчиков и записной плотник В. Вершинин. При их приеме в договор было внесено обязательство «друг без друга ничего не делать и ни в чем не скрыватца, и денег не таить, и радеть всякою правдою». Компаньоны условились также продлить откуп совместно. Договор был отдан на хранение М. Арсланову, так как «ево Меркуловых денег в том ватажном промыслу затресено большее число, а наших против его Меркуловых денег малое число, о чем значитца в тех наших записных ватажных книгах»42.

Промышленник В. Столарев принял к себе в компанию по эксплуатации Балчугских и Стрелецких вод посадских людей Д. Самарского и П. Калмыкова. Они условились быть «в товарищах... во всяком ватажном промыслу и в ватажных припасех, и в найме работных людей» 3 года, а прибыль договорились делить по третям года. Компаньоны решили, если кто из них «в том промыслу что утаит», то за «утайку и за налишные припасные расходы» взять с виновного 49 руб. 30 алтын, а в случае суда «исцов иск и с иску пошлины». Но встречались договоры и другого характера.

Так, царицынский посадский человек А. Колесников и черкасские казаки М. Данилов, Л. Яковлев, В. Лаврентьев и Ф. Иванов решили, что «весь промысел и завод иметь ему, Анисиму, на своем коште, а им только быть в уставе, как в улове и в спене, и в уборе той рыбы и всяких приневодных припасов», то есть работа по организации и руководству промыслами целиком ложилась на казаков. Взяв деньги, они дали обязательство «тех денег на свои нужды не тратить, кроме дачи работным людем и припасов, а что куды издержат, то записывать имянно». По окончании срока прибыль предполагалось разделить: казакам — по 2 руб. 50 коп. и за труд 1 руб., А. Колесникову — 1 руб. 50 коп. В случае убыточности промысла казаки должны были возместить Колесникову потери43. Договор этот весьма интересен, так как показывает один из способов помещения капитала, который должен был обеспечить владельцу прибыль, без всяких усилий с его стороны. Компаньоны А. Колесникова выступали в данном случае своеобразными приказчиками, труд которых оплачивался долей прибыли. Договор интересен также тем, что показывает, какой денежной прибыли ожидали компаньоны.

Аналогичный договор заключил в 1725 г. с промышленником И. О. Зуйцовым Т. Демидов. Выдав ему 29 руб. 52 коп. «на общий рыбный промысел», Демидов поставил условие, чтобы Зуйцов с 2 работниками ехал «за Каспицкое море в реку Куру» или в другие «привольные места». Поскольку лов предполагалось вести далеко от Астрахани, рыбу он должен был продавать там, где сможет, но «настоящею ценою». После отчета и возврата Демидову затраченных денег прибыль делили пополам. За утайку денег на ловцов налагали штраф в 25 коп. за каждые 0,5 коп. Бывали условия договора и еще тяжелее. Так, астраханский дворянин Воронин потребовал от крестьянина Н. Чернышева за лов рыбы в его откупных водах 3/4 прибыли44.

Данные записей о найме работных людей на ватажный промысел свидетельствуют, что крупные рыбопромышленники имели ватаги от 50 до 100 человек. У Т. Демидова, например, были ватаги в 76 и 90 человек. Ф. Судаков нанял в 1725 г. на свои промыслы 170 работников. На наем работных людей для рыбных промыслов крупные владельцы затрачивали от 1000 до 1200 руб. Рыбопромышленники среднего разряда имели ватаги из 20—30 человек. Так, А. В. Прянишников нанимал 26 человек, которым платил 240 руб. Позднее его вдова, продолжая промысел, стала нанимать 20 работников. В 1725 г. она заплатила им 170 руб. Посадский человек Т. Нотарьев имел ватагу из 27—33 человек, на наем которых тратил около 400 руб. У В. Столарева была ватага из 20 человек, нанятых за 152 руб. 75 коп. Переведенец А. Стояльцев 22 работникам платил 192 руб. 40 коп. в год. Саратовец К. Тимофеев нанимал 21 работника за 149 руб. Но были ватаги и меньше. И. Частиков, например, нанимал 16 человек, а И. Чемчарков — 14 человек45.

Крупные рыбопромышленники брали людей партиями сразу на год. Средние промышленники нанимали людей персонально и на сезон, кончавшийся не позднее 6 декабря. Наем на более короткие сроки встречался реже и в тех случаях, когда владелец ватаги имел мало денег. В таком положении в 1724 г. оказался Т. Нотарьев, который в марте нанял 27 человек до Троицына дня, затем оставил 24 человека на год, а в сентябре взял в дополнение к ним еще 9 работников46.

На крупных промыслах вели самую широкую заготовку различных рыбопродуктов: соленой и вяленой рыбы, икры, вязиги, рыбьего клея, рыбьего жира и т. д. Рыба ловилась разных видов. Как видно по явке промышленника В. Лоскутова, в привезенной им в 1720 г. на Макарьевскую ярмарку партии рыбы ценой в 1197 руб. были: 10250 судаков, 300 сомов, 2500 сазанов, 140 белуг, 800 щук, 4350 белорыбиц и 33 косяка «мякотных, матерых рыб», добытых на его промыслах. Т. Демидов в 1719 г. отправил на Макарьевскую ярмарку 78 000 сазанов, 26100 судаков, 200 сомов, 100 лещей, а в 1722 г. — 12 000 саванов, 7900 судаков, 500 белуг, 200 белужьих теш47. Небольшие ватаги заготовляли в основном вяленую и соленую рыбу.

На больших промыслах существовало довольно широкое разделение труда, по тому же принципу, который был характерен для учугов. В небольших ватагах работники выполняли все виды работ. Значительно отличалось и оборудование станов. На больших промыслах строили плот, куда выгружали рыбу, навес, под которым ее чистили и резали, сарай для засолки икры и рыбы, сушильню, где рыба вялилась, сарай для варки клея, амбар для соли, мазанки и землянки для работных людей. Для лова использовали несколько паузков и парусные лодки, а готовые продукты перевозили в больших рыбных стругах. Систематически нуждаясь в лесоматериалах, дровах и угле, рыбопромышленники прибегали к заключению подрядов на их поставку. Так, в 1724—1725 гг. посадские люди Ф. Губанов, Н. Старицын и земский комиссар Ф. Богданов дали подряды на поставку дров, В. А. Лоскутов и Г. И. Стариков — на луб, А. Свирепое — на брусья, доски и дрова. Т. Демидову 3 подрядчика привозили все виды лесоматериалов. Заказы на поставку дров колебались от 60 до 200 саженей. Луба В. А. Лоскутов заказал 3000, Стариков — 5000, Т. Демидов — 7000. Стоил луб от 20 до 25 руб. за 1000, однополенные дрова — 20 коп. сажень, «карши» (целые стволы) осокоря стоили 80 коп. штука, уголь продавали по 10—14 руб. за 100 мешков. Дрова в Астрахань поставляли крестьяне Свияжского, Симбирского и Казанского уездов, арзамасский посадский человек Ф. Смирнов, саратовский бобыль Полетаев, царицынский бобыль Хонов, астраханские посадские люди И. П. Соколов, Л. Константинов и др.48.

Помимо рыбного промысла, крупные промышленники брали на откуп тюленьи промыслы на островах Каспийского моря. В 1724 г. астраханские посадские люди Ф. Любимовский и Ф. Кобяков создали компанию, взяв на 28 месяцев на откуп острова Песчаный и Кулайминский за 770 руб. 14 коп. При организации дела Ф. Кобяков дал «судов и припасов» на 700 руб., а Ф. Любимовский предоставил 1000 руб. наличными деньгами и обязался добавить для расчета с работными людьми еще 500 руб., «когда прибудут от островов бусы и сандалы с шкурами и з жиром». В компанию был принят и посадский человек В. Плотников. Денег он при организации дела не вносил, но все добавочные расходы должен был нести наравне с другими. Согласно договору, снаряжение судов, наем работников, закупку орудий для промысла, завоз продовольствия и прочие организационные дела целиком осуществляли Кобяков и Плотников. Ф. Любимовский, давший основной капитал, от организационной работы освобождался, что специально подчеркнуто в договоре: «а Любимовского в оное отправление ни во что не принуждать». Прибыль договорились делить на 3 пая49.

Представление об оборудовании станов владельцев небольших ватаг дает опись стана В. Прянишникова, относящаяся к 1705 г. Из рыболовецкого оборудования в ней перечислены неводы: один (170х5 саженей) для ловли крупной рыбы, второй (90х3 сажени) для ловли частиковой рыбы и третий старый (150х4,5 сажени). Неводы стоили 25 руб. 50 коп., 10 руб. 50 коп. и 8 руб. 50 коп. Для вяления рыбы на стане было натянуто 300 веревок, а для соления приготовлено 20 дубовых и липовых чанов. Имелся котел для вытопки жира. Из мелкого оборудования у Прянишникова было 20 ножей для чистки рыбы, 3 топора, 20 багров, 50 рычагов для снятия судов с мели, небольшие запасы досок, луба, мочалы, железных деталей для лодок, медный котел, точило, запасной парус, пологи, 20 пар рыбачьих сапог-бахилов, а также запас соли в 850 пудов. Из судов в описи упомянуты струг и 2 парусные лодки. Все оборудование, включая неводы, оценивалось в 120 руб.50. Обычно такие станы имели навес, где обрабатывали рыбу, и несколько землянок для хранения запасов и жилья.

Откупщики—владельцы ватаг строго следили, чтобы никто кроме их работников или подрядчиков в откупных водах рыбы не ловил. Пойманных с поличным они доставляли в Рыбную контору, которая защищала интересы откупщиков. С виновных до окончания дела брали подписку о невыезде. В августе 1725 г. ее были вынуждены дать отставной писарь А. Перекосов и отставной солдат Ф. Новокщенов, пойманные в откупных водах промышленника Я. Квасникова51.

Мелкие рыбопромышленники, не имевшие ватаг, ловили рыбу в угодьях, сдававшихся на оброк. Имевшие не более одной лодки вели лов силами семей. Владельцы нескольких лодок «нанимали работников. По записям астраханской крепостной конторы, среди таких ловцов удалось выявить 37 посадских людей и 26 записных ловцов. В Царицыне из 37 владельцев лодок 15 были приезжими. Они имели разное число наемных работников.



Кормщиков нанимали по одному на лодку, а гребцов — по 1—2 человека, в зависимости от того, сколько мужчин имелось в рыбацких семьях, так как все они занимались ловом рыбы вместе с работниками. Капиталы таких промышленников известны из 15 ревизских сказок: у одного 7 руб., у 4 — 10 руб., у 3 — 20 руб., у одного — 40 руб., у одного — 50 руб. Владелец капитала в 120 руб. имел кроме промысла рыбную лавку. 3 человека имели по 300 руб., но совмещали рыбный промысел с другими отраслями хозяйства52.

Мелкие рыбопромышленники, не пользовавшиеся наемным трудом, часто объединялись в артели и ловили рыбу совместно. Но встречались и ловцы одиночки. Рыбу они продавали свежей на астраханских базарах или прямо из лодок у рыбных Исад, а непроданную рыбу вялили в своих дворах. Отдельные рыбные ловцы, не имевшие возможности брать участки поймы на оброк, но владевшие лодками и рыболовецким снаряжением, подряжались ловить рыбу для крупных промышленников. Так, В. Лоскутов в марте 1729 г. подрядил ловить белуг и осетров записных ловцов Г. Ястребенкова и Г. Бабушкина. Договор был заключен краткосрочный, только на время путины. Ловцы обязались вести промысел 5 лодками, а рыбу отдавать свежую по цене 35 руб. за 100 белуг и 13 руб. за 100 осетров при условии, что рыба будет «в таможенную меру, от глаза в рыбу 6 четвертей». Рыба меньшего размера должна была считаться по 2 штуки за одну, а за «матерых» белуг размером в 15 четвертей плата устанавливалась по 2 руб. за рыбу, в 14 четвертей — по 1 руб. за рыбу, а рыба меньше 14 четвертей приравнивалась к 6-четвертевым. В пользу Лоскутова шли также икра, вязига и клей. За утайку пойманной рыбы договор устанавливал штраф в 6 руб. При заключении подряда ловцы получили от Лоскутова 15 руб. задатка.

В том же году подрядил рыболовецкую артель ловить частиковую рыбу в своих откупных водах и Т. Нотарьев. Ловцы обязались вести лов 7 связками и получили задаток по 6 руб. на связку. Цена была установлена: 1000 сазанов — 6 руб. 75 коп., 1000 судаков — 1 руб. 50 коп., 1000 лещей — 4 алтына. Эталоном считался сазан «от глаза в рыбу 14 вершков». Сазан меньше 12 вершков приравнивался к судаку, меньше 11 вершков шел по 2 штуки за судака, а меньше 10 вершков считался за леща. Аналогичные договоры заключались и позднее. В феврале 1724 г. подрядил рыболовецкую артель из 5 человек промышленник Г. И. Стариков. У него цена была иной. «Мерный сазан» определили в 16 вершков, а 1000 сазанов стоила 6 руб. 50 коп. За 1000 судаков Стариков платил по 1 руб. 30 коп. Только лещи остались в той же цене: 4 алтына за 1000. Стариков выдал ловцам 30 руб. задатка. В 1725 г. астраханский посадский человек К. Ф. Соловьев подрядил ловить рыбу 2 крестьян Казанского уезда, у которых были лодки и снасти. Они договорились отдавать ему 10 белуг по 5 руб. 50 коп., 10 осетров — по 1 руб. 20 коп., 10 севрюг — по 30 коп., а стерлядей — по 3 руб. 50 коп. за 1000 штук53.

Такая же практика существовала и в Царицыне. Так, местный посадский человек Ф. Иванов подрядил 11 «царицынских обывателей ловить рыбу в урочище Коширном Яру зимнею порою... до взлому льда красную рыбу своими рыболовными снастями». Цена за десяток белуг была определена в 4 руб. Ловцы ручались друг за друга круговой порукой и взяли задаток: 80 руб., сукно и холст. В некоторых случаях такие договоры кончались для мелких рыбопромышленников тяжелой кабалой. Б. Игнатьев и Я. Савельев, например, взяв у царицынского посадского человека М. Исаева 40 руб., рыбы на эту сумму не наловили. В следующем году они вынуждены были дать Исаеву обязательство снова ловить для него осетров и севрюг на 3 лодках, «чрез все лето до Семеня дня», без задатков. При этом Исаев внес в договор пункт, что осетров меньше 5 четвертей принимать у них не будет54. Опасаясь превратиться в кабальных должников, мелкие промышленники, лишившиеся возможности вести промысел самостоятельно, предпочитали работать по найму.

Потребность в работных людях была на рыбных промыслах высокой и оплачивалась по тем временам хорошо. Основная масса гребцов получала от 8 до 10 руб. в сезон, а кормщикам платили 10—11 руб.55. В ватагах плата была ниже, и местные жители нанимались на ватажный промысел редко. Поэтому основная масса работных людей на ватажных промыслах состояла из «пришлых».

Взаимоотношения в среде рыбопромышленников были сложными. С одной стороны, в их среде шла постоянная борьба за наиболее продуктивные участки поймы, причем крупные промышленники, успешно оттесняя средних и мелких ловцов рыбы, сталкивались между собой. С другой стороны, промышленников объединяла необходимость иметь постоянные «контакты друг с другом в связи с системой поручительств — обязательного условия для получения участков дельты. Поддерживали они друг друга и при возникновении тяжб с работными людьми. Общим для рыбопромышленников было и недовольство политикой правительства в области обложения рыбных промыслов.




24 См.: Степанов И. В. Организация соляных промыслов в низовьях р. Волги в XVII в. — ЛГУ, син, вып. 8. Л., 1941; Бакланова Н. А. Торгово-промышленная деятельность Калмыковых во второй половине XVII в. М., 1959; Голикова Н. Б. Наемный труд в городах Поволжья в первой четверти XVIII века. М, 1965.
25 См.: Степанов И. В. Указ. соч. — УЗ ЛГУ, вып. 8, с. 146, 154, 156—162.
26 ЛОИИ, ф. 178, карт. 61, д. 43, 62, 69, д. 6451, 6486, 6498, 6502.
27 См.: Томсинский С. Г. Очерки истории феодально-крепостной России. М.—Л., 1934, с. 122.
28 ЛОИИ, ф. 178, д. 6420, 6424, 6434, 6465, 6486, 6487—6490 и др.
29 См.: Степанов И. В. Указ. соч. — УЗ ЛГУ, син, вып. 8, с. 156; Бакланова Н. А. Указ. соч., с. 79; Томсинский С. Г. Указ. соч., с. 246.
30 ЛОИИ, ф. 178, карт. 61, д. 23, 33, 41, 62, 73, 75, 82, 94.
31 ЛОИИ, ф. 178, карт. 90, д. 163—168; ЦГАДА, ф. 237, д. 111, л. 7—20.
32 См.: Бакланова Н. А. Указ. соч., с. 82.
33 ПСЗ, т. IV, № 2009.
34 ЦГАДА, ф. 350, д. 5465, л. 55.
35 ЦГАДА, ф. 350, д. 5549, л. 1015, д. 5465, л. 82, ф. 615, кн. 525, л. 82, 130, 166, кн. 526, л. 44, 48, кн. 528, л. 115, 168.
36 Кирилов И. Цветущее состояние Всероссийского государства... М., 1731, кн. 2, с. 27.
37 ААО, ф. 394, д. 153, л. 23—43; ЦГАДА, ф. 350, д. 5465, 5549, ф. 615, кн. 525—529, 12 621.
38 ЦГАДА, ф. 350, д. 5549, 5465, ф. 615, кн. 525—529, 12 621.
39 ЦГАДА, ф. 615, кн. 525, л. 43, кн. 528, л. 188 об., 236, кн. 529, л. 134 и др., кн. 12 621.
40 ААО, ф. 394, д. 13, л. 27, 32, 45; ЦГАДА, ф. 615, кн. 525, л. 81, 93, 145, 228—229, кн. 528, л. 30—31, 79, 82, кн. 529, л. 93, 136.
41 ЦГАДА, ф. 615, кн. 525, л. 81, 93, 196, кн. 528, л. 30—31, 79, кн. 529, л. 136 и др.; ААО, ф. 394, д. 13, л. 27.
42 ЦГАДА, ф. 615, кн. 525, л. 228—229, кн. 528, л. 32—33, 51—52, кн. 529, л. 93.
43 ЦГАДА, ф. 615, кн. 528, л. 45, кн. 12 621, л. 24.
44 См.: Голикова Н. Б. Указ. соч., с. 101.
45 ЦГАДА, ф. 350, д. 5465, л. 399, ф. 615, кн. 525, л. 93, 122, 176, кн. 526, л. 39, 43, 61, ИЗ, кн. 528, л. 188, кн. 529, л. 84—88, 134, 138.
46 См.: Голикова Н. Б. Указ. соч., с. 91.
47 ЦГАДА, ф. 273, д. 32 733, л. 69—70; ААО, ф. 394, д. 86, л. 17, ф. 681, стб. 13, л. 77, стб. 19, л. 74.
48 ЦГАДА, ф. 615, кн. 525, л. 6, 21, 40 об., 54 об., 61, 122, кн. 526, л. 37, 235, кн. 528, л. 95, 237 об., кн. 529, л. 33, 83.
49 ЦГАДА, ф. 615, кн. 525, л. 239—240.
50 ЦГАДА, ф. 371, стб. 394 (1144), л. 61.
51 ЦГАДА, ф. 615, кн. 529, л. 13, 24.
52 ЦГАДА, ф. 350, д. 5465, л. 5, 24, 26, 64, 99, 158, 202, 226, 274, 317, 328, 407—408.
53 ААО, ф. 394, оп. 1, д. 13, л. 31, 106; ЦГАДА, ф. 615, кн. 525, л. 60 об., кн. 528, л. 32, 121.
54 ЦГАДА, ф. 615, кн. 12 621, л. 50—50 об., 115 об. — 116.
55 См.: Голикова Н. Б. Указ. соч., с. 92 и 95.

* ЦГАДА, ф. 615, кн. 525—529, 12 621.

<< Назад   Вперёд>>