Первая награда

В полузабытьи Левандовский почувствовал, что кто-то взял его за руку, слегка сжал запястье, слушая пульс, потом до него донеслись слова: «Выживет, Сергей Миронович! Сердце здоровое». Сделав над собой усилие, больной открыл глаза. У кровати стояли двое: пожилой мужчина с седеющей бородкой и добрыми, лучистыми глазами, по-видимому доктор, и средних лет человек, крепкий, коренастый, круглолицый, с коротко стриженными волосами. Увидев, что больной очнулся, он подошел поближе:

— Здравствуйте, Михаил Карлович! Я — Киров. Очень рад, что опасность миновала. Доктор говорит — скоро поправитесь. Самое главное — усиленное питание. Мы об этом побеспокоимся. Как только окрепнете, приходите ко мне, посоветуемся, куда вас направить.

Он слегка прикоснулся к лежавшей поверх одеяла руке больного и вместе с доктором вышел из палаты.

Киров появился в Астрахани совсем недавно. Вместе с Атарбековым и Лещинским он вез для окруженной 11-й армии транспорт с оружием и задержался в городе, готовясь к дальнему переходу через заснеженную степь. В это время Сергей Миронович получил от Я. М. Свердлова телеграмму: «Ввиду изменившихся условий предлагаем остаться в Астрахани, организовать оборону города и края». Киров выполнил приказ партии. С помощью местных коммунистов он образовал Временный Военно-революционный комитет, в подчинении которого находились все военные и гражданские власти. В состав ревкома вошел и приехавший из столицы видный деятель Коммунистической партии Константин Александрович Мехоношин, назначенный председателем Реввоенсовета фронта. Он сразу же нашел с Кировым общий язык. Энергично действуя рука об руку, они стали наводить в городе революционный порядок, в корне меняли стиль работы партийных организаций.

Обескровленная, голодная и смертельно уставшая 11-я армия нашла в Астрахани отеческую заботу. Усилиями Кирова и Мехоношина в близлежащих селах, на пароходах, стоящих в порту, за считанные дни были оборудованы госпитали. В огромный лазарет превратился пригородный поселок Форпост. В пустующем монастыре и на купеческих дачах на берегу Волги и Каспия были созданы первые в стране санатории. В них набирались сил после ранений и болезней прибывшие с Терека красные воины.

Пришло время, и врачи разрешили Левандовскому вставать с постели, выходить на улицу. По календарю еще стояла зима, но здесь, на юге, все явственнее чувствовалось приближение весны. Ночью лужи схватывались тонкой коркой льда, а днем с пригретых солнцем крыш звенела капель.

Прежде всего Михаил Карлович решил навестить Кирова. Тщательно выбрился, одел отутюженную Лидией сатиновую рубашку, начистил до блеска хромовые сапоги и отправился в город. От свежего воздуха закружилась голова, поэтому пришлось взять извозчичью пролетку. Тощие мохнатые лошадки с трудом втащили возок в гору, на склоне которой высились зубчатые стены астраханского кремля.

На верхнем этаже двухэтажного дома, где Сергей Миронович занимал небольшую комнату, висела написанная от руки табличка: «Пред. ВРК С. М. Киров». Постучавшись, Михаил Карлович вошел в кабинет. Сергей Миронович сидел за столом, погруженный в работу, но, увидев гостя, тут же отложил бумаги в сторону.

— Как вы себя чувствуете? — спросил он участливо.

— Спасибо, Сергей Миронович, поправился. Готов в строй.

— Это хорошо. Люди очень нужны. Хотите чайку? — вдруг оживился Киров. — Не морковного, а настоящего.

Не дождавшись согласия, выскочил в коридор и вскоре вернулся с пузатым чайником в руках.

— Садитесь. За чашкой чая приятнее беседовать. Его лучистые глаза источали обаяние. Всего второй раз встретились они, а беседа велась легко и непринужденно, будто после долгой разлуки сошлись старые добрые друзья. Левандовский делился раздумьями о причинах поражения 11-й армии. Киров высказывал свои мысли о значении Астрахани для Советской России, о необходимости оборонять ее до конца.

— Для того чтобы вернуть Кавказ, — говорил он, — надо крепко держать в своих руках устье Волги. Наш город имеет особое географическое положение, поэтому к нему такое повышенное внимание со стороны противника. Прежде всего он — последний оплот Советской власти на юге России, ключ от ворот к Средней Азии и Закавказью. Отсюда страна получает нефть и бензин, которые доставляются к нам из Баку на рыбачьих судах. Кроме того, Каспий подкармливает изголодавшуюся Россию рыбой. Отсюда же мы поддерживаем связь с большевиками Закавказья. Именно поэтому Владимир Ильич требует Астрахань белым не сдавать.

Прозорливый, умный, умеющий видеть далеко вперед большевистский руководитель рассказал Левандовскому об обстановке в крае, о соотношении классовых сил, обрисовал тактику и стратегию предстоящих боев. Михаил Карлович поразился глубиной его суждений, отметив про себя, что, будучи сугубо штатским человеком, Киров хорошо разбирается в военном деле.

— Нам очень нелегко — ведь мы находимся на рубеже двух фронтов: с запада на нас давит армия Деникина, с востока — уральские белоказаки, враги в Баку, Петровске и Красноводске. С Центральной Россией мы соединены только Рязано-Уральской железной дорогой. Перережь эту тонкую ниточку — и... — Сергей Миронович замолчал. — Страшно об этом подумать. Но с приходом 11-й армии наши силы неизмеримо выросли.

— Да, но боеспособность ее в данный момент очень низкая, — заметил Левандовский.

— Ничего! Как говорится в пословице, за битого двух небитых дают. От того, насколько быстро и эффективно мы примем меры к воссозданию 11-й армии, зависит будущее всего Южного и Восточного фронтов. Владимир Ильич и ЦК партии поставили перед коммунистами края задачу — отстоять Астрахань и Нижнюю Волгу, ободрить и реорганизовать остатки вашей армии, создать из них новые дивизии для перехода в наступление на Северный Кавказ.

Решено из остатков вашей армии создать две дивизии — 7-ю кавалерийскую и 33-ю стрелковую. Я разговаривал с Константином Александровичем Мехоношиным, который высоко оценивает ваш боевой опыт, он предлагает вам возглавить Западный боевой участок и одновременно исполнять должность заместителя командующего 12-й армией. Справитесь? Или после болезни подыскать работу полегче?

— Я уже здоров, Сергей Миронович. До чертиков надоело валяться в постели, не терпится побыстрее взяться за живое дело.

— Значит, договорились? Желаю вам боевых успехов, — улыбнулся довольный Киров. — Будут трудности — заходите, решим вместе.

В тот же день Левандовский вместе с женой выехал в богатое село Логань, привольно раскинувшееся в дельте Волги. В центре его в купеческом доме размещался штаб Западного боевого участка. Из окон просторной комнаты открывался вид на Волгу, на берегу которой белели недавно возведенные казармы. Их занимали бойцы Особой кавалерийской дивизии. На фронте стояло относительное затишье. После отступления 11-й армии с Северного Кавказа генерал Деникин значительную часть освободившихся войск перебросил на Украину.

. Приказом РВС республики от 13 марта 1919 года Каспийско-Кавказский фронт был упразднен. Из войск, находившихся в Астраханском крае, предстояло создать 11-ю Особую армию. Михаилу Карловичу Левандовскому поручили сформировать 7-ю кавалерийскую дивизию.

Он взялся за работу со свойственной ему энергией и настойчивостью. По всему краю собирал своих боевых товарищей, писал им письма, разыскивал в госпиталях и тыловых частях. Многих из тех, на кого он рассчитывал, унес тиф. Погибли член РВС 11-й армии и член ЦИК РСФСР Сергей Деомидович Одарюк; бесстрашный комиссар, профессиональный революционер Шалва Михайлович Аскурава; политком армии, член ЦИК Северо-Кавказской республики, председатель Ставропольского губисполкома Иван Лукич Войтик и многие другие.

Особенно тяжело переживал Михаил Карлович потерю лихого комбрига Ивана Кочубея. Когда его измученные непрерывными боями кавалеристы почти достигли Астрахани, их остановили и велели немедленно вернуться обратно к Кизляру.

Возмущенный комбриг отказался выполнить приказ. На следующий день в Яндыки пришло распоряжение: Кочубея арестовать, а бригаду расформировать. Глубоко убежденный, что в штабе сидят одни изменники, Иван Кочубей со своей женой и девятью преданными ему бойцами ушел в степь. Он направился в сторону Святого Креста, где, по его предположению, находилась дивизия под командованием Дмитрия Жлобы, с которым комбриг был в дружеских отношениях.

— От него я доберусь до товарища Ленина, — говорил он на прощание своим бойцам. — Расскажу ему всю правду, пусть арестуют всю эту контру.

Во время перехода через астраханскую степь лихой комбриг свалился в тифозном бреду и попал в лапы белых. Деникинцы настойчиво уговаривали Кочубея перейти на их сторону, обещали дать ему в подчинение целую казачью дивизию, но красный комбриг с гневом отверг это предложение. Обозленные белогвардейцы повесили его на базарной площади Святого Креста.

С каждым днем солнце грело все жарче. И все чаще у освободившегося ото льда северного побережья Каспия стали появляться вражеские корабли, участились налеты английских самолетов на город. Не исключалось, что противник готовится к высадке десанта. Штаб армии отдал войскам приказ — создать на побережье опорные пункты, возвести оборонительные сооружения и поставить гарнизоны. А в умелых руках Левандовского разрозненные отряды быстро превращались в регулярную, боеспособную дивизию. Затем дивизия Левандовского получила указание — укрепиться и оборонять прибрежные села. Однажды, когда начдив лично инспектировал один из полков и, отдав его командиру последние распоряжения, направился к машине, к нему подбежал запыхавшийся посыльный из штаба дивизии.

— Товарищ начдив! Вас срочно вызывают в Реввоенсовет армии, — доложил он.

Председателя РВС Мехоношина и только что назначенного начальником политотдела армии Кирова на месте не оказалось. Дежурный пояснил, что еще ночью они уехали на передовую в район Ганюшкино и, вероятно, скоро прибудут. По накаленной обстановке в штабе было видно, что город переживал трудные времена. За стеной непрерывно звонили телефоны, выстукивали точки и тире телеграфные аппараты: стекались сообщения о боях с белоказаками на востоке, возле Ахтубы, и на западе, где на реке Куме рвалась к Астрахани северокавказская группа генерала Эрдели.

Наконец дверь распахнулась — и на пороге появились разгоряченные недавним боем Киров и Мехоношин. Все прошли в кабинет Мехоношина.

— Мы вызвали вас по очень важному делу, — начал разговор Константин Александрович. — Из Москвы пришла телеграмма от Совета Труда и Обороны: 33-я дивизия срочно перебрасывается на Дон. Сегодня подписан приказ о назначении вас ее начальником. Поезжайте туда и принимайте дивизию. Готовьте ее к передислокации. Срок? — Он взглянул на Кирова.

— Три дня, — ответил Сергей Миронович. — От силы неделю, — поправился он. — Больше времени нет, обстоятельства торопят.

В 33-й стрелковой дивизии Михаил Карлович встретил много своих соратников, которые отступали с ним с Северного Кавказа. Ветераны составляли костяк Дербентского, Выселковского и Таганрогского полков, было и молодое пополнение из Сибири. Астраханский военкомат прислал 59 бывших офицеров, призванных в ряды Красной Армии, политотдел назначил в каждый полк коммунистов-агитаторов.

Перед тем как им разъехаться по своим частям, Левандовский встретился с прибывшим пополнением, разговор зашел о предстоящих боях. Бывая в частях, начдив замечал некоторую нервозность в поведении красноармейцев. В большинстве своем дивизия состояла из жителей кубанских станиц. Когда они находились в Астрахани, вблизи от дома, в полках царило спокойствие. Но как только пронесся слух о предстоящей переброске, все чаще стали проявляться признаки недовольства. Людям не хотелось уезжать далеко от родных мест.

Михаил Карлович попросил комиссаров и представителей партячеек усилить политработу, организовать встречи с рабочими астраханских заводов, чтобы каждый красноармеец почувствовал моральную поддержку.

— Проводы дивизии должны вылиться в настоящий праздник — с оркестрами и революционными песнями, — наставлял их Левандовский. — Перед посадкой в эшелоны следует провести митинги, каждому бойцу вручить от горожан подарок. Пусть он знает, что о нем думают и заботятся. В пути старайтесь отвлечь внимание красноармейцев от тревожных мыслей чтением литературы, беседами, используйте свободное время для повышения их грамотности.

В один из майских солнечных дней на улицах Астрахани загремела медь оркестров. Высыпавшие на улицу горожане тепло приветствовали проходившие войска. Чеканя шаг и держа равнение, в четком строю шла пехота; цокая коваными копытами, двигалась кавалерия. Белые, черные, каурые кони в такт музыке покачивали своими расчесанными густыми гривами. Шествие замыкали артиллерия и большой обоз. Астраханцы снабдили отправлявшуюся на фронт дивизию всем необходимым.

Один за другим уходили груженые эшелоны в сторону Саратова. Минуя редкие глухие полустанки, они спешили на Дон, где вспыхнуло контрреволюционное восстание. Воинские части направлялись туда по прямому указанию Ленина. Большие надежды Ильич возлагал на дивизию Левандовского. Он постоянно интересовался ходом ее переброски. В конце мая первая бригада выгрузилась на станции Тарасовка и походным маршем двинулась к реке Чир.

Стоял нестерпимый зной. Над нагретой землей висело зыбкое марево, и даже в открытом автомобиле, в котором ехал начдив, было душно и жарко. Когда машина въехала на пустынную улицу, тут же над головой в лазурном небе показался аэроплан. Покачивая крыльями, летательный аппарат летел легко и плавно, казалось, парил в воздухе, словно стрекоза. Снизившись, он сделал над колонной несколько кругов и пошел на посадку. Через несколько минут на тачанке подъехал летчик, одетый в кожаный костюм:

— Вам пакет из штаба фронта.

Начдив сорвал сургучные печати, вытащил из конверта лист бумаги. Каждое слово командующего фронтом В. М. Гиттиса дышало тревогой: «Противник сосредоточил сильную ударную группу в районе Давыдове — Манохин на правом берегу Донца, видимо, с целью во что бы то ни стало прорваться в миллеровском направлении для связи с восставшими, которые рвутся им навстречу. 33-й дивизии сосредоточиться в районе Чертково — Кантемировка». Гиттис предписывал повернуть полки назад, погрузить их на станции Зориновка в эшелоны и срочно двигаться в заданный район. Начдив развернул на коленях карту, отыскал на ней крохотную точку, измерил длину маршрута — не менее полутора суток похода... но если поторопиться... то.

— Степан Степанович! — обратился он к начальнику штаба, — отдайте распоряжение об изменении маршрута. Мы с военкомом срочно едем в Зориновку.

На станцию они приехали на рассвете, часы показывали три пятнадцать утра. Согласно распоряжению штаба фронта, свободные составы должны уже были стоять под погрузкой, но на путях было пусто. Вдвоем они поспешили к начальнику станции, но и тот не мог дать вразумительного ответа. Порожняк прождали целый день, однако его так и не прислали, а между тем к станции на рысях уже подходил кавалерийский полк Воронова. Тогда начдив приказал закрыть выходные стрелки и включить на семафорах красный свет. Таким образом, удалось остановить два проходивших мимо порожних состава, разместить в них красноармейцев и отправить в Миллерово. Начдив выехал с первым эшелоном.

Обстановка была очень сложной, если не критической. Чтобы вырвать инициативу из рук противника, Левандовский ударами во фланг сдерживал противника, искусно использовал для обороны выгодные естественные рубежи. Враг напрягался, тщетно пытаясь опрокинуть, смять и уничтожить кубанцев, но они держались стойко: трудные бои на Тереке многому научили их. 33-я стрелковая дивизия достойно отвечала ударом на удар.

Много дней не выходила она из боя. Все попытки белых прорвать фронт оказались тщетными. Тогда они изменили направление своих ударов, попытали счастья на другом участке. 24 мая им в конце концов удалось разорвать оборону красных в полосе 9-й армии и в районе станицы Морозовской соединиться с восставшими казаками. Положение на Южном фронте резко обострилось.

Крупные силы белых, переправившись через Донец, двинулись к Миллерово. Чтобы избежать окружения, РВС фронта разрешил дивизии отступить за реку Икорец. С позиций снялись ночью. Сразу все пришло в движение. Запылили под солдатскими сапогами дороги, заскрипели тысячами колес бесчисленные обозы, разрезая темноту светом фар, прямо по степи двинулись штабные автомобили.

Деникинцы, прорвавшись на стыке 13-й и 8-й армий, пытались окружить дивизию Левандовского, но начдив с завидным хладнокровием вывел свои полки из расставленной западни. Искусно избегая глубоких охватов и обходов, он настойчиво вел их к новому рубежу обороны.

Жарким июньским утром достигли реки. И только начали переправу, как из-за дальних холмов показалась вражеская конница. Развернувшись в лаву, она устремилась к берегу, запруженному людьми. Начдив увидел в бинокль, что в рядах 291-го полка, прикрывавшего отступление, началась паника, обгоняя друг друга, красноармейцы бросились к мосту. Еще несколько минут — и вся дивизия будет сметена.

— Гони! — крикнул Левандовский шоферу и вскочил в машину. Она сорвалась с места и, оставляя за собой клубы пыли, на бешеной скорости понеслась к отходившему в беспорядке полку. Поравнявшись с бегущими красноармейцами, начдив на ходу выскочил из автомобиля и, размахивая револьвером, закричал во весь голос:

— Ложись! По кавалерии залпами пли!

Вначале раздались одиночные выстрелы, но уже через минуту-другую они слились в дружные и меткие залпы. Многие всадники из передних рядов казаков, будто натолкнувшись на невидимую преграду, вылетели из седла. Какое-то время лавина атакующих по инерции еще двигалась вперед, потом разом остановилась и, развернувшись, поскакала галопом прочь.

— Что испугались? — спросил Левандовский у поднявшихся с земли красноармейцев, многие из которых впервые видели кавалерийскую атаку. Растерянные и смущенные, они со всех сторон обступили начдива.

— Конница страшна только своим видом, — наставлял их Михаил Карлович. — Помните, что казак на коне — хорошая мишень. Он сам до смерти боится ружейного и пулеметного огня. Ну а когда всадник спешится, то сразу же теряет свой грозный вид. Он уже пехотинец, тут его пулей и штыком достать можно.

В непрерывных боях дивизия понесла большие потери. На смену бывалым воинам приходили молодые, необстрелянные новобранцы. Не выходя из боя, начдив учил их тактике отражения конных атак, ведению круговой обороны. Впереди предстояли жестокие бои: деникинцы сосредоточили на воронежском и курском направлениях свои основные силы. Именно отсюда они задумали нанести главный удар по Москве, чтобы одержать «окончательную победу».

В этот тяжелый для Советской России час Владимир Ильич Ленин обратился с письмом к партии, в котором он прямо и откровенно рассказал о тяжелой обстановке, сложившейся на фронте и в тылу: «Наступил один из самых критических, по всей вероятности, даже самый критический момент социалистической революции... Все силы рабочих и крестьян, все силы Советской республики должны быть напряжены, чтобы отразить нашествие Деникина и победить его... В этом состоит основная задача момента».

Ленинское письмо повсеместно встретило горячее одобрение и поддержку. Партийные организации направляли на фронт свои лучшие кадры. Прибывали они и в 33-ю дивизию. Как-то начдив собрался в бригаду Якова Балахонова. Он уже вышел на крыльцо, когда дежурный по штабу сообщил ему, что приехал новый комиссар дивизии. Михаил Карлович недовольно поморщился. За последние четыре месяца это уже был пятый военком. К каждому из них Левандовский никаких особых претензий предъявить не мог, люди они были честные и исполнительные, но авторитетом у бойцов не пользовались, да и опытом массово-политической работы не обладали.

Нередко в политотдел дивизии приходили сообщения, что «вследствие боевой обстановки политработа не ведется». Начдив возмущался, справедливо считая, что это не оправдание.

— Политработа не должна прерываться ни при какой обстановке, — убежденно и горячо говорил комиссару Михаил Карлович в таких случаях. — Война требует героизма, самоотверженности, готовности переносить разного рода лишения — холод, жару, голод, утомительные переходы, тяжелые бои. Чтобы выдержать все это, преодолеть и выйти победителем, нужна величайшая моральная сила, нужен высокий революционный дух.

Начдив давно мечтал видеть рядом с собой комиссара-единомышленника, храброго, умного и инициативного, который был бы душой и совестью дивизии. И вот в комнату вошел высокий, светловолосый, необычайно худой военный в солдатской гимнастерке, перетянутой в поясе широким ремнем. Его серые глаза смотрели на Левандовского прямо и строго.

— Оскар Стигга, — представился он сухо, — назначен к вам комиссаром.

— Очень рад вашему приезду. Дивизия сейчас ведет тяжелые бои и нуждается в активном политическом руководстве, — поприветствовал его Михаил Карлович. — Я собираюсь ехать в первую бригаду, не хотите ли составить мне компанию?

Новый военком оказался человеком сдержанным и немногословным, и эти качества обычно сдержанному начдиву пришлись по душе. Из короткой беседы Левандовский узнал, что Оскар Ансович Стигга — член партии с 1917 года, бывший солдат, участник мировой войны. Был председателем Исполкома Объединенного Совета латышских стрелков и членом РВС армии Советской Латвии. Перед самым приездом в дивизию являлся членом Реввоенсовета Южного фронта.

«Кажется, на этот раз нам повезло с комиссаром», — подумал Михаил Карлович, разглядывая спокойное и мужественное лицо нового военкома. И, как показали дальнейшие события, не ошибся.

Стигга без надобности по полкам не мотался. Всю политработу организовывал через комиссаров полков и представителей комячеек. Она велась ежедневно и постоянно — в бою, на марше, во время обороны и наступления. На передовых позициях Оскар Ансович появлялся в самые напряженные моменты, покоряя бойцов своей выдержкой и хладнокровием. Его приезд в дивизию пришелся в исключительно трудное время. Командование Красной Армии готовило войска к наступлению, которое должно было начаться в середине августа. Узнав через свою агентуру о намечавшейся операции, Деникин решил сорвать ее. С этой целью 10 августа 4-й Донской конный корпус генерала Мамонтова в районе Новохоперска прорвал нашу оборону и начал быстро продвигаться по тылам Южного фронта, разрушая оборудование и подвижной состав железных дорог, мосты, узлы связи, уничтожая склады и базы, оставляя за собой сожженные села, трупы зверски убитых коммунистов и им сочувствовавших. Совершив стремительный рейд, белоказаки с награбленным имуществом повернули обратно к линии фронта и с тыла ударили по дивизии Левандовского. Они предпринимали отчаянные попытки соединиться с 3-м Кубанским корпусом генерала Шкуро, наступавшим с фронта.

Не смолкая, гремели орудия, в конном и пешем строю казаки с двух сторон наступали на полки 33-й стрелковой дивизии. В самый напряженный момент Левандовский задумал искусным маневром ослабить нажим противника. Он разработал смелую операцию, выделив для этой цели бригаду Якова Балахонова и два полка кавалерии.

Бойцам предстояло ночной атакой прорвать оборону противника и совершить стремительный рейд по тылам врага. Несколько дней Левандовский сидел, склонившись над картой, скрупулезно рассчитывал время продвижения войск от рубежа к рубежу, вычерчивал маршрут. Только быстрота движения и стремительный натиск могли, по его убеждению, обеспечить успех задуманного дела.

Накануне операции начдив вместе с Балахоновым выехали на передовую позицию и выбрали подходящее место прорыва, организовали глубокую разведку. Перед выходом в поход Стигга, работники политотдела и комиссары провели в частях беседы, рассказали бойцам о трудном положении страны, о призыве партии напрячь все силы для скорейшего разгрома Деникина. Редакция дивизионной газеты «Солдат революции» выпустила к началу рейда специальный номер, который открывался призывом ЦК РКП (б): «К оружию, товарищи и друзья!»

Глубоко продуманный план операции, тщательная подготовка, умелое управление войсками и их героизм обеспечили успех. Возле села Юдановка бригада Якова Балахонова прорвала оборону противника и форсированным маршем двинулась по территории, занятой врагом.

Лихим налетом она захватила Беловодск Харьковской губернии и подошла к окраинам Ростова. Для ее уничтожения белое командование вынуждено было снять с фронта целую казачью дивизию, но Якову Балахонову удалось ловким маневром оторваться от преследования и благополучно возвратиться к своим. Приказом командующего армией поредевшие полки 33-й стрелковой отвели на короткий отдых, где дивизия приняла пополнение и в середине октября вновь появилась на передовых позициях.

Обстановка в полосе 8-й армии была очень сложной. Ее правофланговые дивизии, в том числе и 33-я, прочно держали оборону, а на левом фланге ее части отходили на север. Линия фронта армии напоминала по своим очертаниям подкову. Малейший нажим 3-го Донского корпуса белых мог привести к полному окружению.

В этот момент Левандовский предпринял искусный маневр, который еще раз высветил его дарование видного стратега-новатора. В ту пору у многих командиров при разработке наступательных операций не было желания идти на риск. Опасаясь за свои фланги, они, как правило, распределяли войска равномерно по всему фронту, на всякий случай держали возле себя крупный резерв. В момент наступления продвигались вперед с оглядкой на соседей. Михаил Карлович не побоялся ослабить второстепенные участки обороны, он снял с фронта несколько соединений и скрытно создал сильную группировку.

— Белые уверены, что мы не в состоянии вести сейчас активные действия, — знакомил он командиров со своим планом. — Мы же постараемся поддержать их в заблуждении, создадим иллюзию, что для выравнивания фронта готовимся к отходу. Отправим в тыл наши обозы, а сами сосредоточим между реками Икорец и Битюг крупные силы и неожиданно нанесем удар по Лискам и Боброву. Наступление вести энергично и стремительно, не думая о флангах.

На главном направлении Левандовский сосредоточил две трети дивизии, что обеспечило ему двойное превосходство над противником. Стремительным ударом с севера 28 октября 33-я дивизия овладела станцией Лиски и захватила плацдарм на противоположном берегу Дона. Огромный труд командиров, политических комиссаров, всех коммунистов принес замечательные плоды. Части дивизии действовали слаженно и умело, красноармейцы показали хорошую выучку.

Радуясь их успеху, Серго Орджоникидзе писал: «Когда Воронежу грозила участь Харькова и Екатеринослава, дивизия под командованием Левандовского спасла положение и своим удивительным маневром вместо отступления к Воронежу разбила врага и захватила у него Лиски и Бобров». Слава о 33-й стрелковой дивизии, которая в решительный момент проявила стойкость, боеспособность, умение успешно сражаться в любой, самой сложной обстановке, разнеслась по всему фронту.

Развивая успех, наши войска настойчиво продвигались вперед. Воспользовавшись сильной метелью, конники Буденного ворвались в Воронеж, а затем, преследуя врага, нанесли ему сокрушительное поражение у станции Касторная. В середине ноября Левандовский получил приказ совместно с 1-й Конной армией ударить в стык между Добровольческой и Донской армиями белых, разъединить их, разгромить по отдельности, овладеть Донецким бассейном и выйти к Ростову. Опасаясь полного окружения, деникинцы начали отходить на юг. Они упорно цеплялись за выгодные рубежи, часто, подтянув резервы, переходили в контрнаступление. Пытались любой ценой остановить наши части. Левандовский постоянно совершал сложные, охватывающие и обходные, маневры, поддерживал высокий темп наступления, решительно действовал сосредоточенными в ударный кулак силами. Чтобы ускорить продвижение, начдив велел собрать в селах лошадей с санями, усадил на них пехотинцев и энергично преследовал врага, буквально наступая ему на пятки, не давал закрепиться на выгодных рубежах.

Отбросив части 3-го Донского корпуса, дивизия Левандовского освободила Луганск и начала стремительно преследовать противника. Все попытки деникинцев оказать сопротивление на промежуточных рубежах успеха не имели. Своевременно разгадывая контрмеры врага, начдив практически всегда находил верные оперативные решения. Наблюдая за его действиями, комиссар дивизии Стигга не раз докладывал в РВС армии об умении Левандовского мгновенно схватывать и правильно оценивать обстановку, принимать нужные решения, четко ставить задачи. Комиссар отмечал его командирскую дерзость и вместе с тем разумную осторожность.

Неудержимо двигаясь вперед, советские войска к началу нового, 1920 года полностью возвратили стране Донбасс — крупнейший угольный бассейн. После семисотверстного похода они вышли к Азовскому морю, надвое рассекли Добровольческую армию. Одна ее группа ушла в Крым, другая — на Северный Кавказ. Дивизия Левандовского, поддерживая 1-ю Конную армию, кратчайшим путем двинулась к Ростову. Она стремилась перехватить основные силы деникинцев.

Согласно директиве Главкома С. С. Каменева, из Южного фронта в январе 1920 года были образованы два новых — Кавказский и Юго-Западный. В состав Кавказского фронта, который возглавил Василий Иванович Шорин, вошла 8-я армия вместе с 33-й стрелковой дивизией, получившей наименование Кубанской. Ей предстояло вместе с Конной армией Буденного взять Ростов. Левандовский и Стигга направились в штаб Конармии, чтобы уточнить планы наступления и скоординировать действия.

Когда начальник штаба Конной армии Н. К. Щелоков расстелил огромную карту, склонившиеся над ней К. Е. Ворошилов, С. М. Буденный, М. К. Левандовский и другие командиры приступили к разработке детального плана наступления на Ростов и Новочеркасск. Обсуждение и принятие решений затянулось. Лишь под утро, когда за окнами обозначилась узкая полоска рассвета, Левандовский и Стигга покинули штаб конников и отправились в обратный путь. Мороз немного ослаб, ветер теперь дул в спину, подгоняя отдохнувших за ночь лошадей. Ехали ходко.

— Михаил Карлович, — нарушил молчание Стигга, — скажи, пожалуйста, почему ты не в партии?

— Я был эсером-максималистом, но еще летом 1918 года отошел от них.

— От одного берега отчалил, к другому не пристал. Почему? — посмотрел на него в упор комиссар.

Начдив промолчал. Ему не хотелось вот так, на ходу, рассказывать о своих мыслях и чувствах. Он уже давно решил связать свою жизнь с партией Ленина, но считал, что для этого сделал слишком мало.

— Вот побьем Деникина, тогда обращусь к тебе с просьбой дать мне рекомендацию. Не откажешь? — спросил Левандовский военкома, лукаво прищурив глаза.

— Можешь на меня рассчитывать. Только думаю, что не стоит откладывать. По всему видно, Деникину крышка. Как только позволят обстоятельства, соберем партячейку и решим твой вопрос.

Освобождение Ростова было не только важной военной, но и политической задачей. Михаил Карлович понимал это. Он почти не отдыхал, работал с большим напряжением, но, как всегда, оставался бодрым, подтянутым и деловитым. До мелочей, до тонкостей продумывал начдив предстоящую операцию. Он решил последовательно нанести один за другим несколько неожиданных ударов, не давая противнику времени ни опомниться, ни закрепиться на подступах к городу.

Совершив искусный маневр, дивизия Левандовского отбросила 4-й Донской конный корпус на левый берег Дона и ворвалась в Ростов. К вечеру 10 января он был полностью очищен от противника совместными усилиями 6-й кавалерийской дивизии С. К. Тимошенко и 33-й стрелковой дивизии М. К. Левандовского. Белогвардейцы поспешно бежали. От полного разгрома их спасла неожиданно наступившая оттепель, затруднившая продвижение советских войск. Однако частям Красной Армии удалось овладеть переправами через Дон и железнодорожным мостом в районе Ростова. В плен было взято 11 тысяч солдат и офицеров, захвачено 170 пулеметов, 33 орудия и 7 танков, поставленных англичанами.

Внезапное появление красноармейцев на ростовских улицах вызвало невиданный переполох — офицеры, состоятельные горожане, помещики и промышленники, бывшие царские чиновники, съехавшиеся на юг со всей России, побросав свои вещи, хлынули по мосту и тонкому льду за Дон.

Зато в рабочих кварталах города царило праздничное оживление. На улицы и площади в мгновение ока высыпал и стар и млад. У всех на лацканах пальто алели банты, многие несли в руках заранее сшитые красные флаги. То там, то здесь вспыхивали стихийные митинги, на которых выступали политработники дивизии.

Вечером Левандовский зашел в один из номеров гостиницы «Палас» на Таганрогском проспекте, где расположился Стигга с политотделом дивизии, и положил ему на стол вчетверо сложенный листок.

— Что это? — спросил военком, разворачивая бумагу.

— Мое заявление о приеме в партию.

Вскоре Михаил Карлович Левандовский стал коммунистом, и это высокое звание он пронес достойно и незапятнанно через всю свою жизнь...

В середине января войска Кавказского фронта получили приказ форсировать Дон и Маныч. 33-й Кубанской дивизии вместе с частями 1-й Конной армии Буденного предстояло овладеть Азовом и Батайском — именно в этом районе сосредоточились главные силы белой армии.

В воздухе висел сырой туман, съедая набухший от влаги снег. Даже подкованные кони скользили по покрытому ледяной коркой чернозему, особенно трудно приходилось лошадям, тащившим орудия. С рассветом 17 января бой разгорелся на всем многоверстном фронте. Тысячи всадников и пехотинцев устремились к левому берегу Дона. Под их тяжестью непрочный лед трещал и прогибался, в образовавшихся промоинах проступала ледяная вода.

Пытаясь преградить путь наступавшим красноармейцам, ударила вражеская артиллерия. Снаряды взламывали лед, в широких полыньях барахтались люди и кони, их вытаскивали с помощью веревок и багров. Атака захлебнулась. С наступлением темноты полки 1-й Конной армии и 33-й Кубанской дивизии, понеся серьезные потери, возвратились на правый берег Дона.

Неудачей закончились и последующие попытки развить наступление. Командующий Кавказским фронтом В. И. Шорин неправильно выбрал направление удара. Он наносил его в лоб, по самому сильному участку обороны противника.

С плохим настроением ехал Михаил Карлович в Аксай на встречу с Буденным. События последних дней отразились на моральном состоянии красноармейцев и командиров. Полки сильно поредели, а продолжавшаяся оттепель сделала лед рыхлым, переходить по нему стало опасно.

Обычно веселый и общительный, Семен Михайлович на этот раз был хмурым и молчаливым. Не могли скрыть своей озабоченности и члены Реввоенсовета армии К. Е. Ворошилов и Е. А. Щаденко. Командарм молча протянул Левандовскому телеграмму Шорина, в которой проскальзывало явное раздражение. Командующий фронтом спрашивал, какие обстоятельства мешали перейти Дон.

— Если невозможно пройти по льду, — поучал он, — необходимо сделать искусственные переправы.

— Я доложил Шорину, что форсировать Дон сейчас невозможно, и предложил ему свой план действий, — проговорил раздосадованный Буденный, — но командующий отклонил его. Вместе с Климентом Ефремовичем мы написали письмо товарищу Ленину и доклад Главкому Каменеву о неправильных действиях командующего фронтом. Хотим ознакомить вас с ними.

Михаил Карлович внимательно прочитал оба документа.

— Полностью их одобряю. Лобовые атаки на батайском направлении бессмысленны. Надо искать у противника более уязвимое место.

Письма, направленные в Москву и полевой штаб Красной Армии, сыграли свою роль. 24 января на посту командующего фронтом Шорина сменил М. Н. Тухачевский. Обновился и состав Реввоенсовета, в который вошли Г. К. Орджоникидзе и С. И. Гусев. «Крайне обеспокоен состоянием наших войск на Кавказском фронте, — телеграфировал В. И. Ленин Г. К. Орджоникидзе, — слабостью общего командования, распрей между армиями. Необходимо напрячь все силы и провести ряд экстренных мер с революционной энергией».

Орджоникидзе вложил в работу столько огня, что сумел увлечь всех окружающих. Они начали действовать с удвоенной энергией. Новый командующий и его штаб разработали новый план наступательной операции.

По данным воздушной разведки, деникинцы стягивали под Ростов крупные конные части, поэтому 1-ю Конную армию перебросили в другой район. 8-й армии пришлось растянуть линию фронта. Воспользовавшись этим, 21 февраля белые обрушились на нее всей своей мощью, прорвали оборону и снова овладели Ростовом.

В эти тревожные дни Левандовский и Стигга постоянно находились на передовой среди бойцов, воодушевляя и подбадривая их.

— Нам сейчас очень тяжело, — говорил им начдив, — но мы должны выстоять. Мы обязаны выстоять. Скоро положение на фронте изменится. Деникин доживает последние дни.

Измотав противника в упорных боях, дивизия вновь вернула Ростов и, преследуя отступающего врага, с ходу форсировала Дон.

Перейдя в наступление, конники Буденного наголову разгромили 1-й Кубанский корпус, а затем в ожесточенном встречном сражении в ночь на 1 марта начисто разбили конную группу генерала Павлова. Деникин приказал своим войскам начать общий отход по всему фронту. Белые надеялись укрепиться за Кубанью, провести в станицах новую мобилизацию и предпринять еще одну попытку вернуть себе инициативу. Но энергичное наступление советских войск нарушило все их планы.

В боях под станицей Ольгинской 33-я Кубанская дивизия, действуя совместно с конным корпусом Жлобы, окружила отборную марковскую дивизию, имевшую в своем составе около 9 тысяч штыков. Она считалась у белых одной из самых стойких, потому что четвертую ее часть составляли кадровые офицеры. Левандовский лично руководил боем. «За мужество и храбрость, проявленные им в боях против неприятеля в феврале 1920 года, когда дивизией под личным и умелым его командованием был захвачен район Старочеркасская — Манычская, что имело важное значение для дальнейшей нашей операции» приказом РВС республики М. К. Левандовский был награжден орденом Красного Знамени.

...Весна дружно вступила в свои права. Зажурчали в полях ручейки, сливаясь в шумные потоки. Над пригретой землей поднимались зыбкие облака пара. На проталинах радовали глаз первые подснежники. Части Красной Армии неудержимо двигались вперед по плодородным нивам Кубани. Деморализованные деникинцы поспешно отходили на юг, бросая обозы и технику. В ясные дни на горизонте все отчетливее выделялись заснеженные вершины гор, приближалась пора освобождения Кавказа. 4 марта полки 33-й Кубанской дивизии заняли станицу Кущевскую и, не останавливаясь, двинулись к Екатеринодару.

Незадолго до этих событий решением ЦК РКП (б) был образован Центр по восстановлению Советской власти на Кавказе. Его председателем стал Г. К. Орджоникидзе, заместителем — С. М. Киров. По их просьбе Левандовский был назначен командующим специальной группой войск. В выданном ему мандате значилось: «По политическим соображениям в Ставрополь командируется начдив-33 Левандовский, как хорошо знакомый с местными условиями и пользующийся популярностью среди населения Терской области». Командующий фронтом приказал ему объединить войска, действовавшие на ставропольском и георгиевском направлениях, и овладеть Моздоком.

<< Назад   Вперёд>>