4
Тем не менее заявку утвердили, краску на завод отправили. Напомню, дело происходит в начале 80-х годов, когда на заводах Toyota уже внедряется система lean manufacturing (бережливого производства). Какая уж там конкурентоспособность. Любому человеку, побывавшему на рядовом советском, допустим, машиностроительном предприятии, видевшему горы ржавого хлама, металла, портящегося под открытым небом оборудования, очевидно, что централизованная экономика работала самым неэффективным образом.
И, наконец, что называется, в качестве бонуса, рассказ от первого лица о воровстве. «Тащи с работы последний гвоздь, ты здесь хозяин, а не гость» – это как раз с того времени. Очень важно для понимания духа эпохи. Настроений, что носились в воздухе:
Удивительно, что она вообще работала. Ведь у завода есть широкий перечень поставщиков комплектующих. И все эти поставки осуществляются по планам, составленным на основании большей части фальсифицированных, высосанных из пальца данных. И при этом система работает. Парадокс? Это если не знать, что помимо официальных планов и официальных каналов распределения материалов есть и неофициальные. Те самые цепочки товарообмена, существующие параллельно госплановским. Вот как они работают.Помимо официальных планов и официальных каналов распределения материалов есть и неофициальные. Те самые цепочки товарообмена, существующие параллельно госплановским.
Итак, что получается? При разболтанном и неэффективном централизованном снабжении предприятиям приходится выживать за счет «прямых» связей. Именно непосредственные поставки производителя закрывают в описанном Белановским случае половину потребностей завода по металлу, треть по краске. Сопоставимы объемы и по другим направлениям. Хотя, конечно, «прямые» не вполне подходящее слово. Скорее уж «кривые» – по бартеру, без конкурсного отбора поставщиков, в самом прямом смысле по знакомству.Вопрос: Расскажите, пожалуйста, как вы обмениваетесь материалами с другими заводами?
Ответ: Это делается очень просто. У меня возникает некий дефицит. Я звоню на другие предприятия и спрашиваю, есть ли у них то-то и то-то.
Вопрос: Значит, вы знаете все предприятия в городе?
Ответ: Я должен их знать и должен знать, что у кого есть, кто с чем работает. Я звоню, спрашиваю, могут ли они мне помочь. Когда они говорят, что могут, то тут же задают мне встречный вопрос, могу ли я им тоже помочь чем-то. Обычно работники отделов снабжения на разных заводах ведут примерно одинаковые группы материалов, т. е. есть металлисты, химики и т. д., и они заинтересованы знать друг друга.
Вопрос: Эти обмены как-то регистрируются?
Ответ: Да, регистрируются. Ряд материалов обменивать нельзя без разрешения территориального управления. Сюда относится металл, краска, химикаты, пластмассы и т. д. Для того чтобы совершить такой обмен, после договора с предприятием мы пишем на это предприятие официальное письмо, там на наше письмо ставят визу, что могут отпустить нужный нам материал. С этой визой мы едем в территориальное управление, получаем его разрешение, и уже после этого совершается обмен, который регистрируется в специальной книге, где указывается, что и на основании чего выдано, номер обменного наряда и т. д. Все прочие материалы обмениваются напрямик. Небольшие количества обмениваются без оформления, так как слишком много возни. Но при обмене больших количеств материала проверки могут обнаружить пересортицу, а это ни к чему. Кроме того, документы нужны, чтобы контролировать хотя бы приблизительную эквивалентность обмена. Мне не позволят обменять 10 кг мелких шурупов на 10 кг крупных, так как мелкие намного дороже.
Бывают случаи, когда мы отдаем что-либо, ничего не требуя взамен, просто в порядке взаимопомощи.
Вопрос: Сколько заводов в городе вы знаете?
Ответ: Я пока знаю немного, десятка два. В принципе нужно знать гораздо больше. Но я заметил, что наши снабженцы знают все-таки небольшое количество предприятий. Они привыкли работать с несколькими заводами, и это их устраивает. За границы привычного они не выходят. Есть в городе ряд очень мощных предприятий, с которыми мы вообще не состоим ни в каких отношениях. Эти предприятия обычно ни в чем не нуждаются, у них нет потребности что-то у нас выменивать, поэтому они нам ничего и не дают; а, может быть, наши количества для них слишком мелки. Но все же преодолеть эти препятствия можно. Я с ними уже немного работал, и думаю, что постепенно найду с ними контакт. Здесь речь идет не о том, что они у нас что-то будут выменивать, но имея личный контакт, можно о чем-то попросить, и они не откажут. Я пытаюсь работать таким способом, но наши снабженцы так не работают. Ассортимент материалов, которые имеются (или могут иметься) на складах других предприятий, зачастую снабженцами не освоен, то есть они не знают, что у кого есть. Впрочем, каждый снабженец старается скрыть, что есть у него (но выведать, что есть у другого), иначе смежники станут оказывать на него давление. Точно так же ведут себя территориальное управление и министерство. Вы не узнаете, что у них есть на складе. Но все же ты знать все это должен. И у нас в отделе есть женщина, в этом отношении наиболее квалифицированная: она всегда знает, где что можно найти. Она занимается метизами, то есть винтиками, шурупчиками и т. д. Если ей что-то нужно, она быстро это находит. Правда, сверх этого она палец о палец не ударит, но это вопрос особый. Все остальные работники крайне инертны, непредприимчивы. А предприимчивость, если она есть, выражается скорее в наглости, в попытках обмануть и т. д. Настоящей энергичной работы нет.
Вопрос: Какова доля обменных операций в общем объеме снабжения?
Ответ: Я уже говорил, что по многим причинам мы нормально свою потребность в материалах спланировать не можем. Кроме того, мы постоянно получаем не то, что заказывали. Скажем, нам нужен швеллер тридцатый, а к нам приходит швеллер четырнадцатый.
Вопрос: Почему это происходит?
Ответ: Допустим, некоторому предприятию занаряжено поставить нам некоторое количество металла, допустим, балки. Нам нужна балка «90», но тот завод по каким-то причинам ее не катает. Тогда от нас едет туда толкач и требует, что нам надо поставить. Так они препираются: «А мы требуем!» – «А мы не можем!» – и так далее. В итоге выясняется, что они могут дать что-то другое. Возникает вопрос: брать или не брать? Созваниваемся с заводом. Принимаем решение: берем, а потом обменяем. Зачастую, таким образом удается получить дефицитные в городе позиции. Впрочем, бывают случаи, когда мы вообще ничего не получаем, хотя заявка плановая. В прошлом году мы несколько месяцев жили без кокса, занимали этот кокс на разных заводах под гарантийное письмо с обязательством вернуть через неделю. Потом эта неделя тянулась до конца года, и там все списалось. Кстати, это – типичная ситуация. Гарантийное письмо – это дополнительная лазейка для подобных операций. Например, спирт передавать другим предприятиям по обмену или иным способом запрещено, но по гарантийному письму – можно, и этим пользуются. То же самое бывает с металлом и другими материалами, то есть формально материалы одалживают, рассчитывая на возврат, как это было с коксом. Если мы что-то не возвращаем, предприятие имеет право обратиться в арбитраж. Я, к сожалению, не знаю ни одного случая, чтобы предприятие обратилось в арбитраж, но в принципе конфликты между предприятиями возникают.
Вопрос: Часто ли вы не получаете то, что вам «занаряжено»?
Ответ: Довольно часто. Например, нам занаряжено четыре вагона швеллера, а пришло только три. Это бывает часто. Бывает, что завод присылает, но в конце декабря, когда получить мы уже не успеваем. Наши фонды пропадают, а материал остается как бы в собственности территориального управления, и оно распоряжается им по своему усмотрению. Обычно база нам этот материал не дает, т. к. металл – это такой дефицит, что за него сама база может выменять что угодно. Но бывают случаи, когда база не заинтересована в этом материале или заинтересована выполнить свой план, тогда она отдает его нам.
Теперь об удельном весе обменов. По моей группе материалов (бумага, текстиль и проч.) обменов сравнительно немного, вряд ли больше четверти общего их объема. Несколько большую долю обмена и покупок занимает кислород. Что же касается металла, то я думаю, что добрая половина его поступает на наш завод путем обмена. По лакокраске, я думаю, выменивается от одной трети до половины. Резина – материал недефицитный, обмены здесь бывают редко. Метизы обмениваются так же, как и металл, т. е. больше, чем наполовину, может быть даже еще больше, чем металл.
Снабженец Вячеслав Игрунов, в интервью Сергею Белановскому
Плюс, добавим, взятки! Мелкие подношения считаются нормой. На них намекают, их сами просят. И уж конечно, с охотой берут. Что дают? Да по-разному. Но, как говорит снабженец Игрунов, «золотой ключик» – это спирт. Он открывает абсолютно все двери. Жидкую валюту можно обменять хочешь на кислоту, хочешь на машину досок. В год Игрунов раздавал около 200 литров ценной жидкости.При разболтанном и неэффективном централизованном снабжении предприятиям и приходится выживать за счет «прямых» связей.
И, наконец, что называется, в качестве бонуса, рассказ от первого лица о воровстве. «Тащи с работы последний гвоздь, ты здесь хозяин, а не гость» – это как раз с того времени. Очень важно для понимания духа эпохи. Настроений, что носились в воздухе:
…Об этом даже страшно перед магнитофоном рассказывать. Я бы сказал, что хищения – это просто норма жизни. Этим занимаются все – от рабочего до директора, включая всех ИТР Для нас самая распространенная форма хищений – это вывоз материалов с территории завода, разумеется, на личные нужды. Случай, когда тот же директор берет материал и вывозит с завода для райкома партии, я к хищениям не отношу, это обеспечение нормальных условий работы завода. То же самое делается для горкома, обкома, ОБХСС, милиции, ГАИ, различных других организаций.
Итак, хищения – это то, что вывозится на личные нужды. Директор никогда не испытывает затруднений ни в каких материалах. Если у него ремонт дачи, он загружает машину цементом, песком, кирпичом, лесом, всем, чем нужно, и везет. Шоферы даже знают: раз такой-то материал, значит, директору на дачу. Если сказали, что везти в пионерский лагерь – значит, директору.
Здесь есть один очень неприятный для меня аспект. Все эти дела имеют приоритет перед заводскими нуждами, нуждами снабжения. Если кто-то из начальников решил, что ему нужны материалы, все заводские нужды отодвигаются. К примеру, директору все равно, привезут ему материал утром или после обеда. Но мне бывает не все равно, потому что во многих случаях я могу получить материал только до обеда. Тем не менее машину загружают утром, и с моими требованиями никто не считается. Несколько раз я просил забрать материалы на обратном пути – тоже отказали. Все это не только причиняет неудобства, но и оскорбляет. Будь я моложе, я бы наверняка втянулся в жуткий конфликт, и мне бы пришлось уйти. Теперь о том, что делают в плане воровства сами рабочие. Например, лесоматериалы, это наиболее характерный пример. Лес – это крайне дефицитный материал. Фонды на лес чрезвычайно ограничены, положение здесь очень напряженное. Удельный вес хищений в общем расходе леса очень велик. Я думаю, что он доходит, по крайней мере, до четверти расхода всего леса. Причем это – лес очень высокого качества.
Как воруют лес? Завод разрешает рабочим покупать отходы лесоматериалов на дрова или иные нужды. Рабочий выписывает один кубометр дров; это стоит недорого, рублей пять или семь. Затем он загружает на тракторный прицеп столько леса, сколько туда входит, и вывозит. В этот прицеп входит два-три кубометра леса, скорее, пожалуй, все три. Важно еще отметить, какой это лес. Дело в том, что при распиловке действительно образуются отходы. Но 2–3 куба при интенсивной работе может накопиться не меньше, чем за неделю. Учитывая, что за месяц лес вывозит не один-два человека, а много, где-то этот лес нужно брать. А никто не заинтересован ждать, пока накопится этот лес, потому, что, если он будет ждать, этот лес увезут другие. Поэтому дело происходит так: распиловщику леса приносят определенную мзду (существует определенная такса, 15 рублей), и этот распиловщик превращает в отходы отличный строевой лес, который находится у него под рукой. Если у него под рукой обрезная хвоя, которая является дефицитом № 1 среди дефицитов № 1, он берет и распиливает ее. Этот лес распиливается на чурки и потом законным образом вывозится с завода. Мой бывший начальник единственное, что мог сделать в этой области, так это утвердить приказ, чтобы одному человеку отпускать не больше двух кубометров леса, потому что реально все равно вывозится еще больше.
Снабженец Вячеслав Игрунов, в интервью Сергею Белановскому
<< Назад Вперёд>>
