Ноябрь
1 ноября

День ясный, но холодный.

Город последние два дня почти не обстреливается.

Ввиду бурной погоды и сильного волнения на море в течение последних дней много наших мин оторвалось от своих якорей и всплыло на поверхность. Сегодня наш миноносец «Бдительный» наскочил на одну из таких всплывших мин, подорвался и, как говорят, затонул.

Положение наших войск на фортах очень тяжелое. Японцы совершенно забили нас своим постоянным артиллерийским и оружейным огнем. Буквально нельзя высунуть руку из траншеи, чтобы тотчас же не закудахтал где-нибудь японский пулемет.

В последнее время японцы обвенчали гребень наружного рва (гласис) атакованных ими фортов траншеей (сделали так называемое «венчание гласиса») и в некоторых местах стали строить из мешков род возвышений (кавальеры) на гребне этого рва, чтобы, установив на них пулеметы, обстреливать таким образом всю внутренность форта.

На 2-м форту сегодня, около 3 часов дня, мы дали из наших контргалерей взрыв, который вполне удался.

Сегодня скончался недавно раненный подполковник Генерального штаба Иолшин.

2 ноября

С утра шел снег. К вечеру подул сильный северный ветер и температура сразу сильно понизилась.

Стрельбы в течение дня почти не было слышно.

На фоне сплошного снежного покрова, одевшего все окрестности и склоны гор, яснее заметно передвижение отдельных японцев на неприятельских позициях, тем более что все они теперь оделись в черные шинели.

Вся водка из магазинов Порт-Артура недавно забрана в интендантство, откуда и выдается каждый раз по особому разрешению, получение которого сопряжено с довольно сложной перепиской.

3 ноября

Целую ночь дул ветер, который и смел весь выпавший накануне снег. На дворе грязно и холодно,

Днем город японцами обстреливался довольно вяло, но к вечеру бомбардировка усилилась, особенно по Новому Городу. Говорят, что есть много раненых и в числе их даже один священник.

По городу ходит слух, что отряд русской кавалерии стоит в Дашичао, а пехота и артиллерия будто бы уже идут на выручку Порт-Артура. По всей вероятности, слух этот исходит из китайского источника. Несмотря на явную свою недостоверность, он обсуждается и пережевывается в городе на все лады.

Слыхал, что отдан секретный приказ беречь патроны. Их запасы сильно истощились, и поговаривают даже, будто на ружье приходится теперь не более 800 патронов.

Положение наших войск на позициях крайне тяжелое. Ввиду сильной скученности солдат, расположенных в разных блиндажах и казематах, где им приходится целыми месяцами сидеть, не переменяя белья, развелось страшное количество паразитов, и наших солдат положительно «вошь заела». Положение офицеров нисколько не лучше.

Я лично знаю одного, который на днях пошел в баню и принужден был сжечь все свое платье и белье, кроме шапки, сапог и пальто. Вся его одежда прямо кишела тысячами вшей...

4 ноября

В ночь на 4 ноября был на работах у дер. Яхудзуй, находящейся недалеко от подошвы Высокой горы.

Ночь была тихая и лунная.

Вдруг эту тишину нарушил одиночный орудийный выстрел с японской стороны. Снаряд перелетел Высокую гору и, ударившись о камни у ее подошвы, со страшным треском разорвался.

После этого все опять смолкло и погрузилось в тишину, которая ничем более не нарушалась. В наших окопах до самого утра кипела нервная, лихорадочная работа.

Днем с Голубиной бухты я ясно рассмотрел, что японцы своей сапой под Высокой горой дошли уже до нижнего, брошенного и отчасти засыпанного нами окопа. Часть его они уже очистили, а местами даже разрушили первую линию наших проволочных заграждений. Теперь расстояние, отделяющее наши окопы на Высокой горе от японских, едва достигает 300-400 шагов.

За последнее время среди гарнизона замечается сильный упадок одушевления. Полная изолированность и отсутствие каких-либо известий из внешнего мира действуют на всех самым угнетающим образом. И офицеры, и солдаты до такой степени устали от тяжелых впечатлений и ужасов войны, что теперь уже очень редко добровольно вызываются на разные отчаянные предприятия. Начальство, уже подметившее это охлаждение и упадок энергии в войсках, теперь не решается более вызывать на опасные вылазки желающих, а само назначает участников.

Вместе с тем за последнее время сильно увеличилось количество офицеров и нижних чинов, всячески уклоняющихся от службы под тем или иным предлогом. Между тем ежедневное ожидание штурма заставляет призывать в строй всех сколько-нибудь годных и здоровых, в особенности офицеров, в которых уже давно чувствуется большой недостаток.

Ввиду всех этих обстоятельств были изданы следующие приказы.

ПРИКАЗ

по войскам Квантунского укрепленного района

Ноября 4-го дня 1904 года.
Крепость Порт-Артур

№ 823

Выписываемые из госпиталей гг. офицеры для амбулаторного лечения на квартирах должны иметь данный им 7-дневный срок, о чем командирам полков объявлять в приказах, а затем, если бы потребовалось еще 7 дней, то снова в приказе. Всего, значит, не более 2 недель.

Начальник Квантунского укрепленного района

генерал-адъютант Стессель

ПРИКАЗ

по Квантунской крепостной артиллерии

4 ноября 1904 года.
Крепость Порт-Артур

№ 310

§1

Замечаю у некоторых гг. офицеров превратное понятие о праве не нести службу в случае болезни. Нельзя, конечно, требовать от больного человека, чтобы он делал все как здоровый, но и обратно, нельзя считать себя свободным, сказавшись больным, отправляться с передовой линии в город и, под предлогом какого-то домашнего лечения, свободно неопределенное время всюду гулять. Я сам всегда иду навстречу тому, чтобы облегчить положение офицера на передовых укреплениях, предлагаю достаточно потрудившимся в тяжелой обстановке отдохнуть, смениться, назначаю на смену соответствующего заместителя. Но оставление своего поста по заявлению только о болезни и пребывание затем у себя на квартире под видом какого-то лечения считаю просто за уклонение от службы и, чтобы пресечь это, объявляю: 1) Если офицер, находящийся на батарее или укреплении, заболел настолько, что не в состоянии нести службу, то обязан немедленно доложить Начальнику Артиллерии своего сектора или участка и до прибытия смены, без особого разрешения названных начальников, с батареи не сходить. 2) Больные должны поступать в госпиталь и только по особому свидетельству доктора могут и то для продолжения лечения оставаться у себя на квартире с точным указанием в свидетельстве нужного для этого времени. 3) Офицеров, нуждающихся в отдыхе или чувствующих легкое недомогание в здоровье, покорнейше прошу открыто заявлять о том мне или Начальнику Артиллерии участка, но не прикрываться рапортами о болезни. Я всегда с удовольствием облегчу службу такого офицера сменой и вполне понимаю необходимость ее. Наконец, надо иметь в виду, что офицер, рапортующийся больным, вовсе не имеет права выходить из своей квартиры. Вижу же другое. 4) Уход с батареи без разрешения ближайшего на линии артиллерии начальника, а лишь по заявлению своему о болезни, буду считать за самовольную отлучку и взыскивать за нее, хотя бы болезнь в действительности существовала. Затем, прошу не забывать, что вообще болезнь не может служить привилегией для некоторых нести постоянно службу только исключительно на местах спокойных и удобных. Таким надо выходить из строя вовсе.

Адъютанту по строевой части предписываю подать мне список всем офицерам, выписанным из госпиталей, имеющим медицинские свидетельства на право домашнего лечения (на какой срок). Не имеющих этих свидетельств включить в общую очередь на службу. А также офицерам, подавшим только рапорты о болезни и числящимся у себя на квартире. Этим последним даю трехдневный срок, они должны или поступить в госпиталь, или явиться на службу.

Генерал-майор Белый

5 ноября

Сегодня ясный день. Довольно прохладно.

Японцы по-прежнему обстреливают город, но уже гораздо слабее.

Снег почти стаял.

Рассказывают, что к Ляотешаню пришла шаланда и привезла какой-то пакет для генерал-адъютанта Стесселя.

Побывав в Старом Городе, я поражен был представившейся мне картиной разрушения. Особенно пострадали Театральная и Артиллерийская улицы. Редкий дом не носит на себе следов японских снарядов. Пьянство и азартная игра между офицерами сильно увеличивается.

Сегодня поручик Квантунской крепостной артиллерии Васильев обвенчался с сестрой милосердия Пустынниковой.

Даже здесь, среди грома орудийных выстрелов, среди потоков крови, среди стонов умирающих и раненых и неописуемых ужасов войны, любовь находит себе место.

Вечером вышел приказ генерал-адъютанта Стесселя, из которого я узнал несколько новостей.

ПРИКАЗ

по войскам Квантунского укрепленного района

5 ноября 1904 года.
Крепость Порт-Артур

№ 828

При сем объявляю копии полученных телеграмм следующего содержания:

Генерал-адъютанту Стесселю.

16 октября

1) Передав обязанности Главнокомандующего генерал-адъютанту Куропаткину и отправляясь в Петербург, считаю особым долгом глубоко и сердечно благодарить доблестных защитников Артура, стяжавших своими геройскими подвигами и самоотвержением громкую боевую славу и высокую признательность Царя и России; да благословит и поддержит Всемогущий Бог силы и здоровье Ваше, Ваших главных сотрудников и доблестного гарнизона на дальнейшую упорную и победоносную защиту нашей твердыни на Дальнем Востоке.

Наместник генерал-адъютант Алексеев

Генерал-адъютанту Стесселю

Артур

2) Генерал-адъютант Алексеев выезжает в Петербург. Главнокомандующим армиями и флотом назначен генерал-адъютант Куропаткин. Из войск на театре войны и прибывающих корпусов формируются три армии. Командующими армиями назначены: первой — Линевич, второй — Грипенберг, третьей — Каульбарс. Балтийская эскадра бросила берега Испании, Маньчжурская армия, перейдя двадцать второго сентября в наступление, первоначально заставила противника отойти назад, но затем, встретив с его стороны сильное сопротивление и после ряда упорных боев, с двадцать шестого сентября по четвертое октября остановилась на реке Шаохе, в самом тесном соприкосновении с противником. Все три японские армии перед нами, на укрепленных позициях.

Главнокомандующий надеется атаковать противника и двинуться вперед, будучи уверен, что геройские войска Артура продержатся.

Генерал-лейтенант Сахаров

Дер. Хуан-Шань, 19 октября

Получена следующая телеграмма из Министерства иностранных дел.

Егермейстеру Балашову

3) Государь Император в X день октября Всемилостивейше соизволил на зачет временной службы сестрам милосердия Российского общества Красного Креста и другим лицам, состоящим на службе сего общества в Порт-Артуре и пользующимся правом Государственной службы, по расчету месяц за год, начиная с 1 мая до конца осады.

6 ноября

Все мы живем в постоянном ожидании штурма, который, по-видимому, уже близок.

На правом фланге японцы начали подтягивать свои резервы, и вчера ночью наши батареи открыли по ним огонь. В эту же ночь мы несколько раз открывали стрельбу по японским работам у Высокой горы. Однако работы эти продолжают быстро идти вперед.

Положение наших войск на позициях и фортах с каждым днем делается все тяжелее и безнадежнее.

Количество больных сильно растет.

Сегодня случайно попал в Новый Город и обедал там в компании одних моих знакомых коммерсантов, которых судьба принудила остаться в Порт-Артуре и испытать все ужасы осады.

Вместе с ними преспокойно проживает и строитель Порта, военный инженер полковник Веселаго, который живет в особой комнате, расположенной под вертикальным откосом скалы, и вот уже несколько месяцев, кажется, даже и не выглядывает из дома.

Полковник Веселаго совершенно чистосердечно заявляет, что его нервы не переносят звуков орудийной стрельбы...

За последнее время, вероятно, ввиду постоянного пребывания в полутемной комнате, он сильно осунулся и побледнел.

7 ноября

День отличный. К вечеру подул сильный южный ветер.

Днем японцы довольно слабо обстреливали город, но мы не доверяем этому затишью и деятельно продолжаем готовиться к штурму.

Так как во время штурма нужно ожидать в госпитали большого наплыва раненых, то в настоящее время отдан приказ выписать немедленно из госпиталей всех мало-мальски оправившихся как нижних чинов, так равно и офицеров и отослать их в свои части. Приказание это немедленно было приведено в исполнение, и уже сегодня многие калеки и полубольные вернулись на свои места.

Я лично видел некогда здоровенного рядового Мизгунова, который, заболев дизентерией, полубольным выписан из 2-го запасного госпиталя. Путь госпиталя до 6-го форта, то есть около 2 верст, он шел почти целый день, а теперь, ввиду полного упадка сил, лежит в бараке.

Правда, и в госпиталях положение больных было ужасно. Например, всех дизентериков, за отсутствием белого, кормят черным хлебом.

Во 2-м запасном госпитале на 800 больных тифом, дизентерией и цингой дают всего 25-35 бутылок молока в день.

Перевязочных средств почти нет. Например, сегодня я нигде не мог достать простой марли. Вместо нее на раны начали класть раскрученные пеньковые смоляные канаты.

Весь гарнизон страшно утомлен. Тяжелое осадное положение и полная неизвестность о том, что делается в остальном мире, страшно угнетает всех.

Продовольственные припасы все уменьшаются. Пища с каждым днем становится хуже и хуже.

В приказе по 27-му Восточно-Сибирскому стрелковому полку от 7 ноября 1904 года за № 59 я прочел следующее:

«Сообщаю сведения, полученные от китайцев 6 ноября 1904 года.

1. По сообщениям китайцев, 7 орудий большого калибра, привезенные ранее в бухту Ин-чезы, в дер. Суань-цай-гоу, отправлены японцами в Нань-гуань-линь; за последнее время Нань-гуань-линь японцами начат вновь укрепляться и сюда подвозятся из Дальнего снаряды.

2. До привоза упомянутых 7 орудий в Нань-гуань-лине было поставлено еще 7 орудий, тоже большого калибра.

3. В Дальний ежедневно японцы подвозят провиант и снаряды.

4. С Вей-Хай-Веем из Дальнего за последние дни сообщение усилилось.

5. По словам китайцев, в Японии спешно формируются новые части для отправки на театр военных действий, но дело это подвигается очень туго.

6. Большая часть японских женщин (гейш) выехала из Дальнего, и сейчас почти никого из них там не осталось.

Вообще настроение плохое.

7. По словам китайцев, дела на севере у японцев вообще не хороши, что сильно отражается на японцах, находящихся под Порт-Артуром, и они потеряли голову. В войсках недостаток как на севере, так и на юге. Взять Порт-Артур с теми силами, какими они здесь располагают, нельзя; после каждого штурма у них значительные потери. Отойти от Порт-Артура также невозможно, так как японцы боятся, что русские могут выйти из крепости и уничтожить все сделанное ими под Артуром. Нести же службу им становится все тяжелее. Войска утомлены и недовольны настоящим положением дел.

8. Вследствие отвоза снарядов к Нань-гуань-лину бомбардировка Порт-Артура города должна ослабеть и даже вовсе прекратиться» .

По получении этих сведений из штаба укрепленного района приказано было прочесть их солдатам, чтобы этим хоть несколько ободрить упавший духом гарнизон.

Я лично сильно сомневаюсь, чтобы эта мера могла теперь принести какую-либо пользу, так как из разговоров с нашими солдатиками я убедился, что они вообще крайне недоверчиво относятся к разного рода слухам, в особенности в настоящее время.

8 ноября

Ветрено, но не холодно.

Оказывается, что вчера, около 5 часов дня, японцы безо всякой артиллерийской подготовки предприняли внезапно атаку 3-го форта, которая, однако, была отбита. Все мы ждем со дня на день общего штурма.

Пишу эти строки около 12 часов ночи; по всему фронту крепости слышны то там, то здесь или одиночные выстрелы, или дружные залпы.

Крепость вся бодрствует.

Полная луна освещает своим фосфорическим светом прежние и будущие поля битв, так обильно упитанные уже человеческой кровью.

В эти тихие лунные ночи, выглядывая в отверстия бойницы в сторону неприятеля, каждый невольно задает себе один и тот же жгучий вопрос: «Что-то готовит мне завтрашний день?!»

9 ноября

Сегодня узнал, что миноносец «Расторопный» дней пять тому назад ушел в Чифу с разными важными донесениями из крепости. Около 11½ часов дня японцы своей стрельбой по порту зажгли в нем склад керосина или масла. Густой черный дым пожарища застилал даже всю Золотую гору.

Японцы, по обыкновению, сильно обстреливали место пожара и тем затрудняли его тушение. Подробностей не знаю.

Днем шел мелкий снег. Ветрено и холодно.

По городу усиленно ходит слух, что генерал-майор Церпицкий, брат известного героя, генерал-лейтенанта Константина Викентьевича Церпицкого, намеревался жениться на вдове убитого поручика Э. Свадьба, однако, неожиданно расстроилась.

Генерал-майор Церпицкий должен был командовать бригадой 7-й Восточно-Сибирской стрелковой дивизии, но был от этой должности отставлен и назначен заведовать госпиталями.

Слыхал, что японцы произвели взрыв в контрэскарпе 3-го форта, но очень неудачно: обвал получился очень неудобный для восхождения.

Слыхал также от артиллеристов, что снарядов в крепости осталось очень мало. Вообще положение крепости весьма тяжелое, а между высшим начальством по-прежнему идут нелады и раздоры.

Сегодня днем я заехал в штаб укрепленного района узнать новости. Молодежь почти вся разъехалась по позициям.

Полковник Р. совершенно не был расположен разговаривать, так как, по обыкновению, был погружен в чтение французских романов.

10 ноября

День ясный, морозит.

Около 4½ часов дня японцы неожиданно открыли отчаянный огонь по восточному фронту (3-е временное укрепление и 2-й и 3-й форты).

Шрапнель рвалась целыми тучами, пулеметы нервно кудахтали, ружейная стрельба хотя и доносилась слабо, но видно было, что стреляли пачками. Взрывы лиддитовых снарядов поднимали густые черные клубы дыма.

Около 6 часов дня все стихло...

Очевидно, это была только короткая атака некоторых определенных пунктов.

Подробности пока неизвестны.

Сегодня же узнал, что еще 7 ноября японцы пробовали атаковать те же пункты, но и тогда были отбиты.

Мой вестовой, рота которого находится на 3-м форту, передавал мне один эпизод рукопашного боя 7 ноября.

Несколько японцев успели ворваться в форт. Один из наших солдат, земляк моего вестового, ударил штыком японского офицера и хотел вырвать у него из рук саблю, но как-то поскользнулся и вместе со своей жертвой упал с отлогости бруствера в ров...

Наибольшие потери японцы понесли при штурме 3-го временного укрепления.

Сегодня узнал, что вчера в порту горело масло. Пожар продолжался целую ночь. Удивительно халатно относится наш порт к хранению такого имущества, как масло. Оно горит у нас уже третий раз, и между тем его, как будто нарочно, оставляют для хранения в самом опасном месте, а именно — под Золотой горой.

Неужели для него нельзя найти другого, более безопасного помещения ?

За последнее время чувствуется сильный недостаток в лесе, которого очень много идет на постройку разных блиндажей и на позициях.

Продовольственный вопрос все более и более обостряется.

Сегодня узнал, что первый выход миноносца «Расторопный» был неудачен, так как он наткнулся в море на японцев и принужден был вернуться в порт.

При этом первом выходе адмирал Вирен получил сверток бумаг от генерал-адъютанта Стесселя.

Второй выход в море миноносец «Расторопный» предпринял приблизительно через неделю после первой своей попытки. На этот раз адмирал Вирен почему-то не предупредил генерал-адъютанта Стесселя о выходе миноносца и поэтому не получил от него накопившихся за неделю новых бумаг для провоза их в Чифу. А между тем за эту неделю произошло немало крупных событий, о которых интересно было бы сообщить в Россию.

Говорят, что такое невнимание адмирала Вирена к штабу укрепленного района послужило поводом к новым недоразумениям с генерал-адъютантом Стесселем.

Последний, конечно, в этом случае был вполне прав.

Прошел по крепости слух, будто нам хотят прислать три парохода со снарядами и провизией: один из Владивостока и два из России.

Число больных растет с ужасающей быстротой.

Сегодня первый раз ел за обедом мулятину. Сколько я себя ни убеждал, что мул гораздо чище коровы, однако организм не вынес и меня целый вечер тошнило.

11 ноября

Сегодня узнал, что вчера на правом фланге японцы два раза предпринимали наступление. Один раз днем (о нем я уже писал), а другой — около часу ночи.

Сначала, как говорят, им удалось занять какой-то окоп, но потом они были из него выбиты.

Все позиции остались за нами. Чего нам это стоило, пока не знаю.

Ввиду крайнего недостатка в снарядах в инженерных мастерских и порту все время идут спешные работы по их отливке. Ежедневно изготовляют до 20 чугунных снарядов и до 30 бронзовых.

Весь подрывной материал, то есть рокорок и пироксилин продолжают перевозить в укрытую лощину под Соляной батареей, как наиболее безопасное место.

Всего подрывного материала, из которого у нас главным образом выделываются ручные гранаты, осталось до 2000 пудов.

На днях случилось несчастье с зауряд-прапорщиком 5-го Восточно-Сибирского стрелкового полка Ильичевским, который за свою выдающуюся храбрость был уже награжден тремя солдатскими Георгиями. Бросая в японцев ручные гранаты, он по неосторожности слишком долго задержал одну из них у себя в руке, она разорвалась... Говорят, что у несчастного оторвало кисть руки, выбило один глаз, сильно повредило другой, страшно изуродовало нижнюю челюсть и все лицо, на котором было до 11 ран.

Этим же взрывом убито трое и ранено четверо стрелков.

Поручик 25-го Восточно-Сибирского стрелкового полка Рабэ, у которого пулей выбит глаз, на днях женится на одной из сестер милосердия.

Известий никаких.

ПРИКАЗЫ

по войскам Квантунского укрепленного района

11 ноября 1904 года.
Крепость Порт-Артур

№ 841

Считаю своим долгом объявить благодарность коменданту форта № 3 штабс-капитану Булгакову за его беззаветную геройскую службу и славное отражение атак японцев 7 сего ноября, а также и гг. офицерам, принимавшим участие в отбитии штурма: 25-го В.-С. стр. полка подпоручику Вильману, Квантунской крепостной артиллерии поручику Галдину, лейтенанту Подгурскому, 25-го полка капитану Успенскому, 26-го полка поручику Дунину, Квантунской крепостной артиллерии подпоручику Шипинскому, 26-го полка зауряд-прапоргцику Попову, минной роты штабс-капитану Протасову и подпоручику саперной роты Линденвальду и всем прочим гг. офицерам за их геройское поведение в боях.

№ 847

Снова Вы, славные герои, отбили штурмы противника с 7-го по 11-е число. Неприятель вырвался на форты и в окопы, вы штыками, огнем стрелков, артиллерии и изобретенными бомбочками отбили врага. Японцы придумали начинать атаку с наступлением сумерек, дабы, захватив что-нибудь, воспользоваться ночью и укрепить за собой захваченное. Но не на тех напали; захваченные участки тотчас были очищаемы Вами от дерзкого врага, не дав ему опомниться. Это ведь главное. Не мало легло его под Вашими ударами. Честь Вам, слава Вам, Ура! Не первый раз Вам, героям Артура, радовать Царя Батюшку и святую Родину; японцы твердо познали Вас: Вы их выучили, и они уже не те, не августовские. Благодарность моя душевная всем начальникам, гг. офицерам, в том числе молодцам зауряд-прапоршикам, стрелкам, артиллеристам, морякам, пограничникам и саперам. Все Вы герои, все долг исполнили на славу. Благодарю врачей, сестер за их беззаветную службу.

Начальник Квантунского укрепленного района

генерал-адъютант Стессель

12 ноября

Все в крепости только и заняты теперь разговорами о неизвестном пароходе, который несколько дней тому назад очень близко подходил к берегам Ляотешаня. Говорят, пароход этот подавал свистки и разные другие сигналы, вероятно, нам, но вскоре из бухты Луизы вышла по направлению к нему японская канонерка и спустила вельбот, который и подошел к пароходу. После этого пароход под конвоем канонерки ушел в бухту Луизы.

Все мы со дня на день ожидаем штурма на Высокую, Плоскую и Дивизионную горы.

Уже с утра японцы начали редким огнем своих 11-дюймовых мортир обстреливать Высокую гору, и в течение дня выпустили по ней около 40 снарядов, которые все ложились чрезвычайно метко.

Вообще же стрельба эта, по редкости огня, походила скорее на «пристрелку». К вечеру все стихло...

Днем погода стояла хорошая, но к вечеру задул сильный холодный ветер. Небо затянуто тучами. Ночь темная. Около 12 часов пополуночи пошла крупа; ветер еще больше усилился.

Положение крепости очень тяжелое, почти безнадежное.

У многих начинает уже угасать всякая надежда на выручку.

Ввиду возможности штурма начальство сильно волнуется, нервничает и стало не в меру раздражительное.

Ходят слухи, что на Цзиньчжоусской позиции японцы возвели очень сильные укрепления.

Сегодня опять пришлось есть рагу из мулятины. Почти все ослы в окрестностях левого фланга скуплены и съедены.

Ввиду страшного разрушения в Старом Городе интендантство оставшиеся сухари и муку начало перевозить в Новый Город и складывать в недостроенном доме купца Тифонтая.

В некоторых местах правого фланга наши часовые стоят очень близко от японцев, и между ними происходят интересные разговоры.

Например:

Русский: Здравствуй, макака!

Японец: Здравствуй, солдат!

Русский: Что, мерзнешь, макака?

Японец: Нет, сегодня тепло, вчера у вас отбили три тулупа.

Русский: Смотри только, обезьяна, когда будешь уходить от Артура, тулупы оставь, вешь ведь казенная, ну а пока пользуйся.

Или еще:

Японец: Солдат, дай хлеба!

Наш стрелок бросает из окопа каравай хлеба.

Японец выползает из окопа, берет хлеб и ползет обратно.

Наш солдат не стреляет.

Японец: Спасибо за хлеб!

Русский: Жри, эфиопская рожа, да проваливай подобру-поздорову от Артура!

После этого мирного разговора недавние приятели начинают перестреливаться.

13 ноября

В ночь на 13-е японцы начали сильно теснить отряд штабс-капитана Соловьева у Малой Голубиной бухты.

В 2 часа ночи наступление было поведено еще с большей энергией, и к 3½ часам японцы уже успели занять небольшой окоп влево от позиции.

В 4½ часа ночи штабс-капитан Соловьев, получив в виде подкрепления взвод от капитана Неклюдова, перешел в контратаку и, идя во главе своих стрелков, был убит двумя пулями. Контратака окончилась полной неудачей: мы потеряли 30 человек убитыми, 35 ранеными и до 16 раненых стрелков остались в строю.

О потерях неприятеля трудно сказать что-либо определенное, так как к рассвету он уже успел убрать часть своих раненых. Утром я мог насчитать до 30 трупов вправо от нашей позиции.

Таким образом, на позиции у Голубиной бухты японцы засели в одном овраге вправо и заняли маленький окоп на одном бугре влево от этой позиции.

Около 8 часов утра японцы намеревались обстреливать позицию Голубиной бухты артиллерийским огнем, но после нескольких выстрелов с Ляотешаня они прекратили свою стрельбу.

Во время ночного боя один наш пулемет, стоявший на позиции штабс-капитана Соловьева, в самый нужный момент испортился, лента «заела», и он почти не работал, несмотря на то что им заведовал очень опытный и лихой матрос с двумя Георгиями.

Зато два пулемета на позиции капитана Неклюдова сделали свое дело и помешали японцам обойти позицию справа.

Во время боя, разговаривая по телефону, капитан Неклюдов от нервного потрясения почувствовал себя дурно и упал в обморок.

На место штабс-капитана Соловьева прибыл поручик 28-го Восточно-Сибирского стрелкового полка Михеев.

С раннего утра японцы начали со страшной силой бомбардировать наш правый фланг. Здесь стоял такой ад, который не поддается никакому описанию. И это опять было роковое 13-е число...

Надо быть очевидцем, чтобы представить себе весь ужас этой картины самой ожесточенной канонады. В подзорную трубу ясно было видно, как 2-й и 3-й форты от разрывов 6- и 11 -дюймовых лиддитовых снарядов временами совершенно застилались густой завесой черного дыма. Этот дым смешивался с желтой пылью от глины и густым облаком висел над нашими многострадальными фортами.

Узнать о результатах сегодняшнего штурма на правом фланге не было никакой возможности. Видел только, что наши батареи, засыпаемые японскими снарядами, сами, ввиду крайнего недостатка снарядов, принуждены были молчать.

Слыхал, что несколько дней назад японцы срубили почти все деревья и кустарники у головы нашего водопровода и, сделав из них род фашин, закидали ими ров 3-го форта, но славные защитники его не растерялись, облили все это керосином и зажгли. Таким образом, этот способ перехода через ров не удался.

В казармах под батареей Лит. А устроено новое помещение для больных скорбутом (цингой), которых насчитывается пока 120 человек.

Сегодня отдан по Квантунской крепостной артиллерии приказ о разрешении поручику Иванову вступить в брак с сестрой милосердия Серебряниковой.

Оказывается, немало находится людей, которые могут в эти тяжелые дни думать о женитьбе!..

14 ноября

Берусь за перо в тяжелые минуты жизни нашего Порт-Артура.

Сегодня около 5 часов вечера, когда начало уже заходить солнце и все горы были покрыты туманом и подернуты вечерней мглой, японцы, после легкой артиллерийской подготовки, неожиданно повели невероятно отчаянный штурм на Высокую гору.

Я вскочил и выбежал из дому. Гул от артиллерийской стрельбы стоял неописуемый. Рассмотреть что-либо на Высокой горе сквозь окутавший ее туман не было никакой возможности. Видны были только бесчисленные огоньки рвущейся шрапнели.

Очевидно, Высокая и Плоская горы подверглись отчаянному штурму.

Ружейная стрельба почти не прерывалась.

Картина была настолько потрясающая, что некоторые солдаты стояли в каком-то оцепенении, другие — набожно крестились. У меня самого во всем теле была какая-то нервная дрожь. Свет наших прожекторов и вспышки ракет были слишком слабы, чтобы проникнуть сквозь туман и осветить высоты перед Высокой горой. Пишу эти строки, а гул, ужасный гул ружейной и артиллерийской стрельбы, стоит над Высокой горой.

На переднем ее скате я три раза видел какие-то огоньки. По всей вероятности, это японцы сигнализировали своим, показывая, до которого места они уже дошли.

Сегодня всех раненых, полубольных и всяких калек собрали в резерв на Лесном редуте.

Утром я был на Голубиной бухте и лично подробно осмотрел поле сражения 13 ноября. В подзорную трубу на правом фланге соловьевской позиции я насчитал до 19 японских трупов.

Вчера один из наших солдатиков полез к этим трупам помародерствовать, но был убит.

Из расспросов солдат я узнал подробности смерти штабс-капитана Соловьева.

Оказывается, что в передний левый окоп за старшего был назначен старший унтер-офицер из запасных, Дмитриев. Будучи уже сильно выпивши, он взял с собой в окоп еще водки и начал там пьянствовать с остальными солдатами. Благодаря этому японцам удалось незамеченными подкрасться к окопу и неожиданно ворваться в него.

Наши побежали...

Штабс-капитан Соловьев выругал унтер-офицера Дмитриева и сам лично повел контратаку, где и был убит.

Солдаты единогласно считали штабс-капитана Соловьева одним из лучших боевых офицеров.

Здесь я хочу сказать, что заслуги покойного были прямо неисчислимы. В течение 10 месяцев он бессменно нес службу на передовых позициях Голубиной бухты. С августа месяца по последний день, то есть в течение 3½ месяцев, он находился в самом близком соседстве с японцами и ежеминутно мог ожидать штурма.

Жил штабс-капитан Соловьев на самой позиции в нескольких шагах от своих окопов, в небольшой землянке, спал на голых досках, ел из солдатского котла.

Скромный, тихий и даже робкий перед начальством, штабс-капитан Соловьев нес безропотно свой тяжелый жребий и безропотно погиб, защищая вверенные ему позиции.

Штабс-капитан Соловьев вполне заслуживает быть поставленным в ряду самых выдающихся героев Порт-Артура.

Ввиду постоянного сильного нервного напряжения он в последнее время казался каким-то ненормальным. Единственным его утешением были воспоминания о сынишке, оставленном где-то в России. Помню, с каким жаром он о нем постоянно рассказывал. Так бедному и не довелось с ним свидеться!..

Наши солдаты подобрали вчера двух тяжело раненных японцев. Кроме того, один японский унтер-офицер почему-то сам перебежал к нам. Наша солдатня забрала этого японца к себе и напоила. Он оказался очень бойким и развитым и говорил даже по-английски.

К несчастью, наши солдатики переусердствовали и напоили его так, что разобрать что-либо из его рассказов не было никакой возможности. Его пришлось отправить в Комендантское управление на двуколке.

В последние дни я заметил и в солдатах, и в офицерах большой прилив мужества.

Вчерашний ужасный штурм на правом фланге, по слухам, отбит, и все осталось за нами.

Говорят, что наш гарнизон насчитывает теперь до 15 900 человек.

15 ноября

С раннего утра японцы сосредоточили на Высокой невероятно сильный артиллерийский огонь. Вся гора сплошь была окутана черным дымом от разрывов бесчисленного количества б- и 11-дюймовых лиддитовых снарядов.

Около 10 часов утра, когда уже все наши блиндажи были разрушены, японцы начали засыпать их шрапнелью.

Несчастные защитники Высокой горы, лишенные всякого прикрытия, принуждены были или скрываться за обратным скатом горы, или прятаться за обломками разлитых блиндажей и терпеливо ожидать приближения японской пехоты, чтобы схватиться с ней врукопашную.

Главный свой артиллерийский огонь японцы сосредоточивали на передней части Высокой горы. Вся линия этой части укрепления была разбита вдребезги.

Всю эту картину я наблюдал в подзорную трубу с Лесного редута.

На передней части Высокой горы не было видно ни малейшего движения, все казалось мертвым и разрушенным.

В этом ужасном хаосе разрушения и смерти я рассмотрел только одно живое существо. Был ли то офицер или солдат, я разобрать не мог. Человек этот то прятался в блиндажи, то выскакивал и бежал на верхушку горы и потом опять, закрыв голову руками, бегом возвращался назад. Вокруг него разрывались сотни снарядов, но Бог хранил этого героя. Временами он совершенно исчезал в густом черном дыму, и я считал его уже погибшим, но спустя несколько минут он опять появлялся на вершине и снова продолжал свою деятельность.

Мне казалось, что этот неизвестный герой только ждал момента, когда японцы появятся на вершине горы.

Не знаю, остался ли он жив? Боюсь сказать, что нет... Вряд ли из этого ада мог кто-нибудь вернуться целым и невредимым.

Около полудня артиллерийский огонь японцев начал как будто стихать, но окончательно не прекратился и тем лишал нас возможности занять наши окопы.

В трубу ясно можно было видеть груды земли, брусьев, досок — все это было навалено друг на друга и лежало в ужасном беспорядке.

Около 4½ часов дня японская пехота двинулась на штурм. Часть своего пути она прошла незамеченной, скрываясь в своих окопах и сапе. Наше 5-е временное укрепление стреляло по ней из 37- и 47-миллиметровых морских орудий и изредка из 75-миллиметровых. Думаю, что особого вреда орудия этих калибров принести японцам не могли.

Смеркалось. Заходящее яркое осеннее солнце посылало на землю свои последние лучи.

Был тот час, когда земля и все живущее на ней должно было погрузиться в сон и отдых...

А между тем в это время на Высокой горе поднялась страшная ружейная стрельба.

Очевидно, наши защитники открыли японцев в своих бывших окопах и бросились на них...

Снова над вершиной горы засверкали бесчисленные огоньки рвущейся и нашей и японской шрапнели. Снова взрывы лиддитовых снарядов стали застилать вершину густым, удушливым дымом.

На этот раз японцы сосредоточили весь свой артиллерийский огонь на задней (правой от меня) вершине горы, на том месте, по которому должны были подходить наши резервы.

Ружейная стрельба, все усиливаясь и усиливаясь, перешла наконец в какой-то сплошной гул.

Я понял, что в этот момент наши защитники сошлись с японцами грудь с грудью и начался ужасный рукопашный бой.

Меня начала бить какая-то нервная дрожь.

Картина была слишком потрясающая.

Я опустил, наконец, трубу, от которой так долго не мог оторваться. Несколько солдатиков молча стояли около меня, устремив свои взоры на Высокую гору. Губы их шептали молитву...

Смерть витала над Высокой горой!..

Около 6 часов вечера ружейная стрельба на Высокой горе несколько стихла.

Положение дел выяснить пока не удалось, так как телефон страшно обременен.

Если даже мы и отбили штурмы японцев, то во всяком случае со страшными для нас потерями.

Теперь 8 часов вечера. Темно.

На Высокой и Плоской горах опять идет ружейная перестрелка. Кое-где слышна монотонная стрельба из орудий большого калибра.

Прожекторы работают отлично.

Количество выпущенных японцами в этот день по Высокой горе снарядов надо считать тысячами, а по правому флангу крепости десятками тысяч.

Вечером я узнал, что в числе других убит капитан 2-го ранга Бахметов, один из симпатичнейших моряков, встреченных мной на Дальнем Востоке.

Поздно вечером я слыхал, что наши потери на правом фланге доходят до 2000 человек.

16 ноября

Целую ночь я не мог уснуть. Все мне казалось, что опять идет штурм на Высокую гору. Каждую минуту я выскакивал, накидывал тулуп и выходил на двор, прислушиваясь, но... все было спокойно. Ночь была тихая и холодная.

Около 7 часов утра на Высокой снова послышалась страшная ружейная стрельба. Всех нас мучил один и тот же вопрос: удалось ли японцам занять передние части наших окопов на Высокой или нет?

Когда совсем уже рассвело, опять начался адский артиллерийский огонь. Опять вся передняя часть горы сплошь окуталась дымом.

Около 9 часов утра огонь начал слабеть, а к 11 часам почти прекратился, и японцы лишь изредка продолжали посылать на Высокую гору 11-дюймовые бомбы.

Около 4½ часов вечера канонада опять разгорелась с новой силой. Снова над Высокой засверкали огоньки тысяч рвущихся шрапнелей...

К 6 часам вечера стрельба опять почти стихла.

На Плоскую гору вели наступление удивительно рослые японцы, отлично одетые в тулупы. Мы предполагали, что это была японская гвардия.

Сегодня в четвертый раз был ранен поручик 27-го Восточно-Сибирского стрелкового полка Стариков в грудь навылет.

Для отбития одного из штурмов на Высокой горе была сформирована команда из денщиков, конюхов и других нестроевых 28-го В.-С. стр. полка в количестве 80 человек. Сегодня от этой команды осталось в живых только 20 человек; остальные 60 легли на Высокой.

Слыхал, что корреспондент Ножин, которому генерал-адъютант Стессель запретил участвовать в нашей газете «Новый край», а также велел отобрать от него и билет военного корреспондента на право посещения позиции, неожиданно исчез из крепости. Вся полиция и жандармы были поставлены на ноги, обшарили все уголки крепости, но все было тщетно: г-н Ножин как в воду канул...

Недавно только совершенно случайно узнали, что он преспокойно уехал из Артура на миноносце «Расторопный» в Чифу.

По этому поводу в крепости говорили, что высшие морские чины и кое-кто из Военного ведомства нарочно оказали содействие г-ну Ножину и дали ему возможность выехать в Чифу.

Делалось все это в пику генерал-адъютанту Стесселю, так как Ножин, будучи оскорблен генерал-адъютантом Стесселем, был, конечно, крайне против него настроен и, приехав в Чифу, мог многое написать не в его пользу.

Впрочем, не знаю, может быть, все это были одни лишь сплетни...

Сегодня я разговорился с одним из участников последних боев 10-й роты 27-го Восточно-Сибирского стрелкового полка, которая сначала дралась на 2-м форту, а потом, с 7-го до 13 ноября, в окопах под батареей Лит. Б. Он рассказал мне, что из трех взводов этой роты, то есть из 100 человек, каким-то чудом остались целыми и невредимыми только лихой командир этой роты капитан Салоники да четыре стрелка. Эти три взвода за все время боя потеряли 25 человек убитыми, 51 — тяжело раненными, ушедшими в госпиталь, и, кроме того, 20 раненых не пожелали покидать строй. Рота эта с особой любовью формировалась в Севастополе генерал-лейтенантом К. В. Церпицким из отборных людей.

И этим молодцам действительно суждено было удивить всех своей отвагой.

Вот имена некоторых героев.

В одном месте укреплений пришлось бросать в японцев ручные бомбочки, чтобы выбить их из занятого ими окопа. Для этого надо было стать совершенно открыто на траверс (особое возвышение).

Старший унтер-офицер Ижиков быстро вскочил на траверс и начал кидать в японцев подаваемые ему бомбочки с зажженными уже фитилями.

Против него в нескольких шагах выскочил японский унтер-офицер и тоже начал кидать свои бомбочки в нас. Однако японец вскоре не выдержал и соскочил, а может быть, и был ранен.

Наш же унтер-офицер бесстрашно продолжал поражать неприятеля, пока не был убит и не свалился в окопы к своей роте. На его место сейчас же выскочил младший унтер-офицер Якушенко и до того вошел в азарт, что сначала сбросил тулуп, потом мундир и, оставшись в одной разорванной рубахе, под градом пуль, продолжал посылать в японцев свои снаряды, пока не свалился раненым.

Еще один унтер-офицер этой роты из хохлов (к несчастью, я не мог узнать его фамилии) увидел слишком близко подошедшую группу японцев и со своим отделением бросился на них в штыки. В то же время человек 30 японцев прорвались через наши окопы и попали в выгребную яму, где тотчас и начали окапываться.

Часть солдат стали кричать нашему унтер-офицеру и показывать ему на прорвавшегося неприятеля. Но хохол обернулся и хладнокровно крикнул: «Нехай трохи почакають», то есть пусть немного подождут.

И вот, переколов всех бывших перед ним, наш хохол бросился со своим отделением на остальных прорвавшихся японцев, которые были буквально растерзаны штыками наших стрелков.

В этом же бою выделился своей особой храбростью зауряд-прапорщик Пилевин, который был дважды ранен, но не пожелал идти в госпиталь до смены своей роты. Зауряд-прапорщик Пилевин рубил, говорят, японцев, как капусту. Не только шашка, но и вся его одежда были залита кровью — своей и японской.

Окопы, занятые 10-й ротой 27-го Восточно-Сибирского полка, были завалены целыми грудами трупов, и наших и японских.

Картина была ужасная.

После боя я видел командира этой роты капитана Салоники. Человек этот совершенно переродился. Даже выражение лица его изменилось. Помню, как сейчас, его слова: «Знаете, я испытал то, чего так страстно хотел многие годы. Я был в страшном бою. Если нас выручат и я останусь живым, поеду драться к Куропаткину».

Капитан Салоники принадлежал к офицерам, всей душой любящих военное дело.

17 ноября

С раннего утра японцы опять открыли невероятно страшный огонь по Высокой и Плоской горам. Горы дымились, словно вулканы во время извержения.

С 9½ часов утра я начал наблюдать за ходом боя в подзорную трубу. Ровно в 10 часов я совершенно ясно увидел, как японцы забрались на Высокую гору и бежали по направлению к ее вершине. Я даже разобрал одного офицера, который бежал и махал саблей, ярко блестевшей на солнце.

Огонь в это время был отчаянный.

Ясно было видно, как то тут, то там падали люди. Стрелки наши то бежали назад, то опять кидались вперед.

А артиллерия сыпала и сыпала бесконечный град снарядов, разрывы которых застилали густым дымом место боя.

Один из главных ужасов нашего положения вообще заключался в том, что японцы могли посылать в нас десятки тысяч снарядов, в то время как наши батареи, вследствие недостатка снарядов, принуждены были молчать и не могли даже на время заставить замолчать неприятельские батареи.

Отчаянный штурм продолжался до 11 ¼ часов дня, после чего начал стихать.

Результатов его не знаю.

Второй штурм в этот день начался около часу и кончился в 2 ¾ часа пополудни.

Разобрать что-либо толком было совершенно невозможно, так как вся Высокая и Плоская горы были совершенно скрыты от глаз за густой завесой черного дыма.

Вообще на Высокой я мог различить только нескольких убегавших японцев, очевидно раненых, и нескольких наших стрелков, которые стояли на дороге под откосами задней половины горы.

Вся гора представляла сплошную груду всевозможных обломков и развалин.

Обстреливание как Плоской, так и Высокой горы продолжалось весь день до позднего вечера.

Когда уже стемнело, можно было только слышать, как то поднималась, то опять стихала сильная ружейная перестрелка.

Около 8 часов вечера прошел слух, что вся Высокая опять осталась за нами.

Воображаю, каковы должны быть потери и у нас, и у японцев?!!

Около 9 часов вечера поднялась стрельба, на этот раз у Голубиной бухты, а в 10 часов я слышал стрельбу и у деревни Фадзятунь. Очевидно, японцы везде нас щупали и отыскивали наши слабые пункты.

Днем я видел, как к японцам в бухту Луизы прошли два больших коммерческих парохода.

Сегодня случайно узнал состав 11-го запасного госпиталя:

Главный врач Индолев болен страшно дизентерией.

Старший ординатор Раюнец — болен тем же.

Младшие ординаторы: Томилас, Топчикин, Башкиров и Семибратов.

Прикомандированные доктора Лопшин и Келпш.

Семь фельдшеров. Пять учеников.

Пять сестер милосердия.

Две волонтерки.

Больных — исключительно тифом, дизентерией и цингой — 1010 человек.

Сегодня выздоровело семь, а умерло восемнадцать.

Не знаю, каких только наград не заслуживает самоотверженный персонал этого «госпиталя смерти».

18 ноября

С утра японцы редким огнем обстреливали Высокую гору и главным образом заднюю ее половину.

Сегодня, внимательно осмотрев все работы, я выяснил себе, наконец, положение дел на Высокой горе. Можно было легко заметить, что японцы устроили правильное сообщение между подошвой и вершиной горы.

В трубу с позиции на Голубиной бухте даже ясно было видно, как стройные ряды японцев поднимались на вершину Высокой и несли туда мешки с землей. Другие ряды также стройно и спокойно спускались им навстречу.

Очевидно, японцы энергично строят укрепления и выбить их оттуда будет теперь весьма трудно.

Правда, некоторые офицеры уверяли, что часть японцев уже отошла сегодня от Высокой горы, но я этому не верил.

Слыхал, что японская пехота, неся при наступлении страшный урон от нашего огня, прибегла к хитрости: время от времени она падала на землю, потом группа в 4-5 человек внезапно поднималась, бежала вперед и затем опять падала.

Особенно сильные потери наносила японцам опять наша артиллерия, расположенная на Голубиной бухте. Ее орудия были поставлены за обратными скатами гор, и японцы, несмотря на все свои усилия, открыть их не могли. Японская канонерка, стоявшая в Голубиной бухте, тоже стреляла по этим орудиям, но никакого вреда им не причинила. Только один ее снаряд совершенно случайно ранил своими осколками солдатика — бакенщика 2-й роты 27-го Восточно-Сибирского стрелкового полка.

Таким образом, за все беспрерывные штурмы Высокой горы с 13-го по 18 ноября японцы успели завладеть только небольшим участком наших окопов. Но думаю, что и оттуда сегодня ночью нам удастся их выбить.

Обо всех ужасах ноябрьского штурма, не будучи очевидцем, нельзя себе составить даже и слабого понятия, так как описать их нет никакой возможности.

Здесь русский солдат показал, до какой степени геройства может дойти вообще русский человек.

Ввиду крайнего недостатка в людях вся больничная прислуга, состоявшая из солдат, взята в строй на позиции и заменена дружинниками. Не сделали исключения даже для калек и раненых.

Сегодня разговаривал с одним из докторов, очень развитым человеком, который высказал такое мнение о нашем солдате:

«Какое животное в состоянии столько вынести, сколько вынес русский солдат в Порт-Артуре?! Целый день в работе, ночью в окопах без сна, вечное ожидание нападения, при невозможной пище, заедаемый вшами, без теплой одежды и каких-либо вообще удобств, — русский солдат в состоянии был еще драться целых десять суток подряд».

Я вполне был согласен с милым доктором: это было все верно, это была правда...

Говорят, что наши потери под Высокой достигали до 500 человек в день.

Сегодня тяжело ранен в пятый раз поручик Седельницкий, у бедняги в России семь человек детей.

Сегодня слыхал один рассказ, свидетельствующий о необыкновенном фанатизме японцев. Во время отбития атак на 3-м форту часть японцев ворвалась в самое укрепление. Начался рукопашный бой. Наши стрелки подняли на штыки японского офицера и бросили его на землю, а он, мучаясь в предсмертной агонии, продолжал рубить своей шашкой по ногам наших солдат. Комендант 3-го форта штабс-капитан Булгаков был ранен три раза, но не пожелал идти в госпиталь.

Во время боев на Малой Голубиной бухте один солдатик из запасных, будучи тяжело ранен, был забыт в покинутом нами окопе. Там этот несчастный страдалец лежал уже около двух суток. В бойницы (отверстия в окопах, из которых стреляют) видно было, как он изредка шевелился и махал рукой. Но достать его оттуда не было никакой возможности. Каждого, кто рискнул бы на этот подвиг, ожидала неминуемая гибель.

Однако двое наших солдат и матрос, не будучи в состоянии видеть больше мучения несчастного, вызвались принести его к нам в окопы.

Получив разрешение, эти три героя ночью, ползком, добрались до раненого и благополучно вернулись с ним обратно, незамеченные неприятелем. Радость наших солдат была неописуемая.

Сам же раненый, имея перелом ноги выше колена, от избытка чувств только крестился и молился. Бедняга имел самый жалкий и измученный вид, и смотреть на него без слез было невозможно.

В течение ночи японцы все время обстреливали Высокую гору, но редким огнем. Кроме того, изредка слышалась и ружейная пальба. Очевидно, это наша пехота выбивала японцев из своих окопов.

После 12 часов ночи стрельбы уже слышно не было.

19 ноября

Говорят, что вся Высокая гора осталась за нами и что японцы этой ночью окончательно изгнаны из наших окопов.

Однако мне в это что-то не верится.

Сегодня обстреливание японцами Высокой горы продолжалось весь день, но велось довольно вяло.

Передают, что наши потери за последние дни штурмов около 3600 человек ранеными. Число же убитых выяснить невозможно, так как никто их не подбирал.

Один из докторов говорил мне, что общее число больных и раненых в госпиталях доходит уже до 8200 человек. Положение их ужасное. Часть раненых уже заражены цингой, и теперь их кожа и мясо до того дряблы, что напоминают какой-то кисель. На него нельзя даже наложить шва, так как шов немедленно разлезается. Доктора чувствуют себя совершенно бессильными оказать какую-либо существенную помощь. Ввиду страшного истощения организма многие, даже легко раненные, обречены на смерть.

О потерях японцев даже приблизительно ничего не известно. Можно сказать только одно, что вся их пехота, которая шла в атаку, назад уже не вернулась.

Сегодня я посетил раненых офицеров 27-го Восточно-Сибирского стрелкового полка, которые помещены в Новом Городе, в доме фирмы «Кунст-Альберс». В небольшой комнате лежит восемь офицеров и зауряд-прапоршиков. Среди них оказались и мои приятели, поручик Стариков, раненный теперь в четвертый раз в грудь навылет, и командир охотничьей команды, поручик Османов, выдающийся по своей храбрости офицер, турок по происхождению, раненный третий раз в голову. Мы разговорились...

При мне офицерам принесли пищу. Жиденькая лапша с маленькими кусочками конины и гречневая каша составляли весь обед.

Офицеры рассказывали мне, что японцы поставили свои орудия не более как в 600 шагах от окопов Плоской горы. Скрыто доставив эти орудия по своим траншеям и сапе, они с такого ничтожного расстояния несколько суток подряд громили нашу полевую позицию на Плоской горе.

Сегодня японцы около 4 часов дня усиленно обстреливали наш флот в Западном бассейне.

На правом фланге я за весь этот день не слыхал ни одного выстрела.

Сегодня на батарее Тигрового полуострова № 6 во время стрельбы разорвало одну 9-дюймовую мортиру. Матросы десанта во время отбития последних штурмов на Высокой горе вели себя геройски и понесли тяжкие потери.

Продовольственный вопрос обострился до невозможности. Цинга все растет с каждым днем.

Гарнизон страшно утомлен, надежда на выручку окончательно исчезает.

Поздно вечером в минном городке на Тигровом полуострове произошел по неосторожности взрыв ручных бомбочек, при этом убито 10 матросов.

ПРИКАЗ

по войскам Квантунского укрепленного района

19 ноября 1904 года.
Крепость Порт-Артур

№ 865

Сейчас вернулся от полковника Ирмана. Высокая вся наша! Ура вам, герои! Помолимся Богу. Вы сделали невозможное, которое оказалось возможным только для таких героев, как вы. Начиная с 7-го числа сего месяца по 19-е, т. е. в продолжение 12 суток, от лит. А, лит. Б, Куропаткинской люнет, форт № 2, Китайскую стенку, форт № 3, Вр. укрепление № 3, Курганную батарею, Полуншань и кончая Высокой и позицией на Голубиной бухте, т. е. от моря и до моря, противник посылал и посылал свои войска на штурмы; шли они и дни и ночи, шли, не жалея себя; ложились они под вашими ударами массами, но вы не дали им пяди земли. Что было у нас до 7-го, то и осталось после 18-го. Осмеливаюсь от имени Государя Императора, как его генерал-адъютант, объявить вам благодарность Его Императорского Величества. Вы порадовали Батюшку Царя. Да здравствует наш Отец... Ура!..

Начальник Квантунского укрепленного района

генерал-адъютант Стессель

20 ноября

Сегодня чувствую себя совсем больным. Очевидно, вчера простудился. Знобит, полная апатия и упадок энергии.

Японцы снова обстреливают Высокую гору 11-дюймовыми лиддитовыми снарядами. Один такой снаряд около 9 часов утра попал в блиндаж, где хранились ручные бомбочки, отчего последовал страшный взрыв.

Сегодня на Высокой горе тяжело ранен в голову командир 5-го Восточно-Сибирского стрелкового полка полковник Третьяков, один из самых выдающихся и храбрых офицеров и самый деятельный защитник Высокой горы.

Полковник Третьяков с 12-го по 20-е безотлучно находился на Высокой, и ему главным образом мы обязаны тем, что она до сих пор в наших руках.

Гарнизон совершенно измучен.

Каких-либо известий из внешнего мира по-прежнему нет, и по городу ходят самые невероятные слухи, вроде того, например, что генерал Линевич стоит у Самсона (гора впереди Цзиньчжоусской позиции), что Балтийская эскадра имела бой с японцами, причем адмирал Того разбит наголову, и т. д.

Вот какими слухами жила крепость.

21 ноября

Чувствую себя плохо. Горло сильно болит и все время знобит. Вообще, совсем расклеился.

День удивительно тихий.

На позициях сравнительно спокойно.

Один солдатик с позиции Голубиной бухты сообщил мне, что часть японских войск, участвовавших в штурмах Высокой горы, отошли сегодня к бухте Луизы, а их место заняли вновь прибывшие свежие войска. Новых войск было не менее бригады (2 полка). Они направились к Высокой, идя очень укрытою лощиной и везя с собой два новых орудия и массу повозок с ящиками.

Очевидно, японцы не оставили своего намерения снова атаковать Высокую. В течение дня японцы обстреливали ее редким огнем и не давали возможности произвести на ней каких-либо исправлений разрушенных окопов и блиндажей.

Продовольственный вопрос обостряется все более и более. Сегодня в магазине «Кунст-Альберс» уже нельзя было достать красного вина.

Несмотря на то что вначале осады у многих здешних фирм, как «Кунст-Альберс», «Соловей», «Чурин» и др., и были сделаны большие запасы консервов, муки и вина, которыми главным образом и жила крепость и частные лица, теперь даже и они совершенно иссякли и достать что-нибудь почти невозможно. Особенно тяжело положение бедного населения Порт-Артура, о которых почти никто не заботится и которому скоро буквально нечего будет есть.

22 ноября

С раннего утра японцы начали бомбардировать Высокую гору.

Особенно сильный огонь японцы сосредоточили на правой от меня стороне Высокой горы, как раз на том месте, где должны были проходить наши резервы. Кроме того, и вся остальная гора была сплошь засыпана шрапнелью, укрыться от которой было совершенно негде: все блиндажи были разбиты вдребезги, и бедные защитники Высокой несли страшные потери от непрерывного града шрапнельных пуль.

Около 10 часов утра послышалась ожесточенная ружейная стрельба на Малой Голубиной бухте. Оказалось, что японцы атаковали дер. Фадзятунь, занятую нашими казаками, и повели наступление на наш левый фланг и главным образом на позицию поручика Ерофеева. Вскоре стрельба из залпов перешла в пачки, а к 12 часам дня совершенно прекратилась. С 11 до 12 часов японцы 6-дюймовыми фугасными бомбами обстреливали 5-е временное укрепление, которое своим огнем сильно мешало их наступлению на Высокую гору. Снаряды их попадали главным образом в левый ров.

Сделав около 30 выстрелов по этому укреплению, японцы заставили его замолчать.

Ровно в 1 час 30 минут меня вызвал на двор мой вестовой, который все время наблюдал в трубу за ходом дела на Высокой горе. Здесь глазам моим представилась такая величественная картина, которая, наверное, никогда не изгладится из моей памяти. Японцы густой толпой стояли на правой, задней стороне Высокой горы. Их беспрерывные штурмы в течение 11 суток, очевидно, не пропали даром. После неимоверного напряжения и громадных потерь они, наконец, одолели упорных защитников Высокой и заставили их отступить с их позиций.

Теперь каждый из победителей мог любоваться картиной Артура, которая расстилалась внизу у его ног.

С Высокой горы весь город, порт, вся наша эскадра, наполовину уже затопленная, большинство батарей и укреплений были видны как на ладони.

Я вполне понимал, как каждому японцу должно было быть интересно взглянуть на то, ради чего он перенес так много различных страданий и лишений.

В то время как толпа любопытных достигла уже 800 человек, наша полевая скорострельная батарея, расположенная недалеко от 5-го форта, внезапно открыла по ним беглый огонь. При дистанции не более 2 верст наша артиллерия быстро пристрелялась, хотя разрывы шрапнели все же были немного высоки.

И вот дождь шрапнельных пуль неожиданно осыпал тех, кто первый дерзнул взглянуть на наш многострадальный Артур.

В это же время с 5-го форта был открыт огонь из 6-дюймовых пушек Канэ. Стрельба велась замечательно удачно: сегментные 6-дюймовые снаряды буквально лизали вершину горы и вырывали целые улицы в густой колонне японцев. Тогда японская артиллерия быстро перенесла свой огонь на 5-й форт, чтобы заставить его замолчать.

Но 5-й форт все стрелял и стрелял...

Дождь шрапнели и страшные потери от 6-дюймовых сегментных снарядов 5-го форта заставили наконец дрогнуть японцев.

Я ясно видел в трубу массу убитых и раненых, которые падали то тут, то там.

Между японцами произошла какая-то сутолока: часть их забегала, засуетилась. Японцы с необыкновенной энергий начали что-то работать.

Я сразу понял, в чем дело.

Японцы, вероятно, предположили, что мы, открыв страшный артиллерийский огонь, намерены еще раз броситься на них в атаку и попытаться отбить этот самый жизненный пункт всей нашей крепости.

И вот, несмотря на страшный артиллерийский огонь, на ужасные потери, японцы на моих глазах начинают строить род завала или баррикады из всего, что им только попадается под руку. Бревна, доски, мешки с землей, камни, трупы убитых — все это наваливается одно на другое, и импровизированный бруствер со сказочной быстротой растет на моих глазах.

За этим бруствером японцы решились, очевидно, встретить нашу пехоту при первой ее попытке атаковать Высокую гору.

Но они ошиблись в расчете: у нас уже не было на новые подвиги ни людей, ни энергии. Резервы были истощены, люди выбились из сил, запасы снарядов иссякли, и Высокая гора должна была пасть...

Я сказал выше, что японцы дрогнули, когда наша артиллерия начала засыпать их шрапнелью. Да, они дрогнули, но не растерялись и, неся страшные потери, под градом пуль и снарядов, быстро оправились и сумели в каких-нибудь полчаса построить род укрепления, за которым и залегли немногие оставшиеся в живых храбрецы.

Артиллерийский огонь наконец стих.

На Высокой уже не было видно ни одного нашего солдатика, только несколько человек прятались за камнями у ее подножия.

К вечеру мы получили на батареях телефонограмму с приказанием не открывать огня по Высокой. Оказывается, начальство собрало последние резервы и вечером решилось последний раз попытаться выбить японцев.

Уже с 9 часов вечера и вплоть до 12 часов ночи, когда я пишу эти строки, на Высокой слышится непрерывный гул ружейной стрельбы.

Вряд ли, однако, удастся нам выбить японцев!.. Крепость переутомлена и делает свою последнюю отчаянную попытку, посылая на последний свой бой последних своих защитников...

Ночь темная.

На душе как-то грустно, грустно... а ружейная стрельба на Высокой горе, точно барабанная дробь, все трещит и трещит...

Днем слыхал, что через перевязочный пункт, находящийся под Высокой, пронесено около 1000 раненых.

Морские десанты тоже понесли страшно тяжелые потери.

Днем японцы дали около 300 выстрелов по порту и по нашей эскадре, а по 5-му временному укреплению за сегодняшний день выпущено до 250 снарядов (большинство 120-миллиметровых).

Наша артиллерия, под непрерывным страшным огнем неприятеля, принуждена была молчать вследствие недостатка снарядов.

Сегодня тяжело ранен лейтенант Лавров.

Пробираясь около часу ночи по позициям, я все еще слыхал на Высокой отчаянную ружейную стрельбу.

23 ноября

Утомленный столькими тяжелыми впечатлениями минувшего дня и бессонной ночью, я под утро забылся тяжелым сном... Однако чуть начало всходить солнце, я был уже на ногах и вышел посмотреть, что делается на Высокой.

Тишина была поразительная. Ни один выстрел не нарушал полного спокойствия ясного дня.

Неужели Высокая опять наша? Неужели мы вчера опять выбили японцев, и они наконец отказались от всякой мысли овладеть ею?

Чтобы узнать положение дел, я поскакал на позиции Голубиной бухты.

Здесь я был поражен удивительным зрелищем: японцы за одну ночь успели провести род траншеи через всю гору. Траншея состояла из бруствера (вала), сложенного из десятков тысяч мешков с землей. (Каменный грунт Высокой не позволял делать в ней выемки.) Сегодня японцы продолжали свою работу и укрепление росло с каждым часом. Работа велась тихо, ровно, аккуратно и вполне спокойно. Трудно было поверить, чтобы все это было сооружено в одну ночь, под градом пуль и под выстрелами орудий.

Один из офицеров сообщил мне, что одну половину горы занимаем мы, другую — японцы. Однако в другом месте позиции я узнал от офицеров, что истинное положение дел куда безотраднее. Оказывается, что еще ночью велено было очистить Высокую, Плоскую и Дивизионную горы.

Тут только я понял причину этой странной тишины. Японцы, очевидно, были удивлены неожиданным нашим отступлением с этих позиций и теперь разбирались на новых своих местах.

Все позиции мы оставили в полном порядке, унеся с собой все патроны, снаряды, ручные бомбочки и пр. Только несколько котлов вынести не успели, и их пришлось взорвать. Дело в том, что совет обороны вчера затянулся и только в 2 часа ночи пришел приказ об отступлении с Плоской горы, а то, разумеется, котлы и другие хозяйственные веши не остались бы на позиции.

Сегодня я узнал, что вчера на Высокой был убит известный герой, командир 10-й роты 27-го Восточно-Сибирского стрелкового полка капитан Салоники. Чудом спасенный в страшном бою под батареей Лит. Б., где из его роты остались целыми только 4 человека, капитан Салоники погиб на Высокой, будучи одним из ее комендантов. Ему в последнем штурме осколком снаряда снесло полчерепа... Вот вам и судьба...

Кроме того, убит молодой подпоручик Нечаев, тело которого еще не найдено, а также мой близкий знакомый, артиллерист Карнилович. Он был убит на Рыжей горе, как и замечательно симпатичный и дельный мичман Флейшер.

Говорят, что морских офицеров убито и ранено на Высокой до 20 человек.

В последнее время сильно возбуждает всеобщее негодование преступное поведение наших санитаров, которые сплошь и рядом обкрадывают тяжело раненных и убитых наших офицеров и затем сбрасывают их куда-нибудь в овраги или братские могилы.

К 4 часам дня японцы успели обвенчать Высокую сплошной траншеей и сделать «укрытый» ход сообщения с горы к своим позициям. Энергия при производстве этой работы и столь успешное ее окончание, конечно, возбуждали всеобщее удивление.

Ночью японцы зачем-то зажгли на Высокой три больших красных фонаря, которые и горели всю ночь.

Так пала Высокая после 15-дневных почти сплошных штурмов... Ее вполне правильно назвали у нас «Артурской Голгофой». Потери наши только за время ноябрьских штурмов доходили до 5000 человек.

Теперь положение крепости отчаянное.

Госпиталя переполнены; у докторов прямо руки опускаются при виде своего бессилия. А между тем цинга все растет; у многих раненых от цинги раскрылись старые, уже зажившие раны.

Гарнизон переутомлен и изнурен, и физически и нравственно.

ПРИКАЗ

по войскам Квантунского укрепленного района

23 ноября 1904 г.
Крепость Порт-Артур

№ 888

Вчера 22 сего ноября с 7 часов утра неприятель снова повел наступление на Высокую, открыв при этом адскую бомбардировку 11» и 6» бомбами, уничтожающую все укрытия; несколько отчаянных натисков противника были отбиты нашими геройскими войсками. Несмотря на большие наши потери, вы держались как скала. К вечеру, однако, неприятелю удалось овладеть вершиной, куда они быстро втащили два пулемета и живо укрепились, выложив мешками укрепления. До глубокой ночи шел бой, так как противник одновременно повел атаки и на участки восточного фронта, но здесь везде был отбит. Ввиду неуспешности нашей контратаки на Высокую, для обратного завладения вершинами горы, я приказал занять основную линию обороны Крепости западного фронта. Я уверен, что коменданты фортов западного фронта, с вверенными им геройскими войсками, также отобьют атаки, как отбиваются они и на восточном фронте. За геройские же бои объявляю душевную благодарность войскам, равных которым нет на свете.

Начальник Квантунского укрепленного района

генерал-адъютант Стессель

24 ноября

С падением Высокой всем стало совершенно ясно, что близок конец и самого Артура...

Вообще Высокую смело можно было сдать двумя днями раньше, так как уже тогда было совершенно очевидно, что удержать ее за нами нет никакой возможности. Но против этой сдачи особенно восстали моряки, которые указывали главным образом на то, что с падением ее наш флот, стоявший в Западном и Восточном бассейнах, окажется совершенно открытым и незащищенным от выстрелов японской артиллерии. И действительно, так и случилось. Уже сегодня в грязи порта окончательно затонули разбитые японскими снарядами броненосцы «Ретвизан», «Полтава» и крейсер «Паллада». Вывести их на рейд теперь нет никакой возможности.

Прошел слух, что сегодня ранены: адмирал Вирен в обе ноги и генерал-майор Церпицкий — шрапнелью в голову.

Около 12 часов дня мы послали к японцам парламентера с просьбой разрешить нам вынести наших раненых и убитых, оставленных нами на Высокой. Вскоре, однако, посланный наш офицер почему-то был отозван назад, и переговоры были внезапно прерваны.

К этому времени масса японцев высыпали на вершину Высокой, любуясь картиной Артура, расстилавшейся внизу, у их ног.

День холодный и ветреный.

Узнал некоторые подробности нашего первого дружеского альянса с японцами, состоявшегося несколько дней назад недалеко от батареи Лит. Б. Оказывается, они попросили у нашего начальства перемирия на несколько часов, чтобы убрать трупы, лежавшие около батареи Лит. Б и 2-го и 3-го фортов, на что тотчас же получили согласие. Офицерство не преминуло этим воспользоваться и учинило с японцами небольшую выпивку. Те не остались у нас в долгу и в свою очередь принесли нам в подарок бочку сакэ (род водки), а один из японских офицеров Генерального штаба взял от наших офицеров письма и телеграммы и любезно вызвался переслать их в Россию. Во время этих дружеских излияний военный инженер подполковник Рашевский успел снять с наших и японских офицеров фотографии. Между прочим, он попросил также японского офицера Генерального штаба переслать его телеграмму к семье в Россию и предложил за это 30 рублей; японец любезно взялся исполнить его просьбу, но от денег решительно отказался, заявив, что телеграмма будет переслана за счет его правительства. Пораженный такой любезностью, подполковник Рашевский предложил японцу взять тогда эти деньги в пользу японского Красного Креста, на что японский офицер тотчас согласился. Получив деньги, он выдал подполковнику Рашевскому соответствующую квитанцию.

Японцы очень восхваляли стойкость и мужество нашего гарнизона, говорили, что, будь мы с ними в союзе, мы покорили бы весь мир и т. п. Вообще во все время этой встречи они держали себя удивительно вежливо и корректно.

Сегодня я случайно узнал про один незначительный, но очень характерный случай из жизни нашей крепости.

Дело в том, что генерал Фок, постоянно нещадно критикующий все и вся, вздумал пуститься в разные изобретения. Между прочим, он настоял на том, чтобы были сооружены особые металлические щиты с ножками. В щитах этих должны были быть проделаны прорезы по точной фигуре ружья и небольшое отверстие для мушки. За таким щитом, по мнению изобретателя, стрелок должен был чувствовать себя в полной безопасности и преспокойно уничтожать японцев.

После необыкновенных усилий, хлопот и труда щиты были наконец изготовлены и выданы для пробы на Куропаткинский люнет.

Немного времени спустя один из офицеров, посетивших этот пункт, обратил внимание на новое изобретение и удивился только, что оно поставлено «кверх ногами».

— Что, ты пользуешься этими щитами? — спрашивает он ближайшего стрелка.

— Так точно, Ваше Высокоблагородие! — отвечает солдатик.

— Да как же ты из-за них стреляешь? — допытывает его офицер.

— Да разве можно, Ваше Высокоблагородие, стрелять из этой дырки? Стреляем мы, конечно, поверх щитов, а в дырочку только смотрим за японцем, — отвечает решительно стрелок.

Оказалось, что сам-то генерал Фок даже и не поинтересовался дальнейшей судьбой своего изобретения, выполнение которого стоило столько труда и энергии.

25 ноября

Сравнительно тихо.

С Высокой горы весь наш западный фронт и Новый Город видны как на ладони.

Японцы усиленно обстреливают сегодня наш флот 11-дюймовыми снарядами, а 5-е временное укрепление, которое сильно мешает своим огнем их поступательным работам к 5-му форту, 6-дюймовыми снарядами.

Слыхал, будто генерал Церпицкий умер от раны.

Сегодня я расспрашивал одного раненого стрелка о последних наших боях на Плоской горе. Вот его короткий, характерный рассказ.

— Так что, Ваше Высокоблагородие, сначала ён зачал наши бойницы из пулеметов пулями поливать, а потом шрапнелью начал сыпать да мины из аппаратов пущать, чтобы блиндажи наши разбить. Все это мы терпели, ну а когда зачал ён 11-дюймовыми бомбами землю ровнять на месте наши окопов, тут, верное слово, трудно нам стало; все же трое суток вытерпели.

Я здесь должен прибавить, что Плоскую гору японцы у нас не взяли, а мы сами ее оставили в ночь на 23 ноября, спокойно отойдя на следующую линию обороны.

Многие офицеры вполне сознают все отчаянность и безотрадность положения как самой крепости, так и ее защитников. И вот среди них, уже столько раз рисковавших своей жизнью, является теперь какое-то глухое озлобление и на наше правительство, и на генерала Куропаткина, который за 10 месяцев войны не мог сколько-нибудь облегчить нашей участи и хотя отчасти оправдать его обещания на выручку. Между тем крепость выполнила свою задачу: она привлекла на себя 100-тысячную армию японцев, задержала ее под своими стенами и до сих пор, в течение 10 месяцев, геройски защищается от неизмеримо сильнейшего противника.

Сегодня я беседовал с одним из защитников 3-го временного укрепления и могу привести несколько из рассказанных им эпизодов.

Однажды комендант форта заметил, что после взрыва брошенной в наружный ров форта ручной гранаты в форт прилетел кусок человеческого мяса.

— Петров! Посмотри, что, теплое мясо? — приказывает офицер.

— Никак нет, Ваше Высокоблагородие, холодное, — докладывает солдат.

Публика недовольна, значит, граната разорвала труп, а не живого человека. Дело в том, что во рву форта уже более месяца сидят японцы, но вылезти оттуда на самый форт не могут. Скалистый же грунт местности не дает им возможности устроить подкоп и взорвать форт.

Другой раз на том же форту военному инженеру капитану Затурскому, ведущему контрминную систему, понадобилось посмотреть в наружный ров, что там делают японцы.

На вызов охотников не оказалось.

— Все равно, Ваше Высокоблагородие, креста не дадут, а сами изволите знать, дело это очень опасное, — говорили солдаты.

— Ну, а за 5 рублей полезешь посмотреть? — предлагает капитан Затурский.

— За 5 рублей — это с большим удовольствием, — отозвалось несколько человек сразу.

С тех пор наши стрелки за 5 рублей производят рекогносцировки наружного рва, постоянно рискуя своей жизнью.

Сегодня слыхал, что в крепости вполне способных носить оружие осталось не более 12 600 человек.

26 ноября

Тепло. Сравнительно тихо.

Днем японцы обстреливали порт 6-дюймовыми снарядами. На Высокой они поставили горные орудия и из них ведут стрельбу по городу.

Мы же Высокую обстреливать не можем за неимением снарядов.

Сегодня генерал-адъютант Стессель сообщил, что им получено известие о приходе к Артуру еще одной свежей японской дивизии.

Нечего сказать, приятная новость!..

Настроение гарнизона самое мрачное.

Ночь темная.

На Высокой у японцев каждую ночь горят три больших красных фонаря.

27 ноября

С утра поднялся сильный ветер и температура понизилась.

Японцы продолжают обстреливать город и эскадру. Кажется, уже все наши корабли пошли ко дну.

Единственный способный еще к плаванию броненосец «Севастополь» вышел в море и стал на якорь у горы Белый Волк.

Весьма вероятно, что он думает прорваться в Чифу и там разоружиться.

Цинга в крепости растет с каждым днем. Госпиталя переполнены.

Вообще положение крепости совершенно безнадежное. В городе поговаривают даже о ее сдаче.

Ночь темная и холодная. В море сильная волна. На Высокой сегодня огней почему-то не видно.

Сегодня исполнилось 10 месяцев со дня первой бомбардировки Артура. Генерал-адъютант Стессель в своем приказе за № 903 поздравляет гарнизон с 10-месячной обороной крепости. Вот что гласил этот приказ:

Поздравляю вас, славные защитники 10-месячной обороны крепости! 27 января, около 11 часов дня, перед Артуром показалась эскадра противника и скоро открыла огонь по нашей эскадре, стоящей тогда на наружном рейде, и по батареям берегового фронта, особенно по Электрическому утесу. Бомбардировка продолжалась около часа.

Я лично видел славную работу артиллеристов Электрического утеса капитана Жуковского. Эскадра противника быстро уходила от нашего меткого и сильного огня.

Ныне ровно 10 месяцев со дня начала войны, 10 месяцев Артур держится, не получая ни подкрепления, ни снарядов, ни продовольствия. Что может быть выше этой стойкости, мужества и отваги!

Слава Богу, Царю Небесному, Слава вам, славным героям, войскам Русского Батюшки Царя!

Генерал-адъютант Стессель

28 ноября

Сегодня японцы из горных орудий и Высокой горы обстреливают город.

Во время моей поездки на дрожках с капитаном А. один снаряд разорвался около нас в каких-нибудь 10 саженях.

Другой снаряд, вероятно 120-миллиметровый, попал в Дальнинскую больницу, находящуюся в Новом Городе. Трудно себе представить весь ужас несчастных раненых и больных. Эти страдальцы бежали по страшному холоду на левый фланг крепости. При виде их у всех невольно сжималось сердце. Закутанные в халаты, в шинели нараспашку, в одеяла, некоторые на костылях, они представляли ужасную картину. Некоторые, особенно изнуренные цингою, шли чуть ли не в течение целого дня от Нового Города до казарм 28-го Восточно-Сибирского стрелкового полка. Да и сами эти казармы далеко не могли служить хорошим пристанищем: это были полуоконченные и очень холодные помещения.

Сегодня днем к берегам Ляотешаня пристали две шаланды. Одна с семьей полуголодных китайцев, другая, кроме нескольких китайцев, привезла с собой небольшие запасы луку и чесноку.

Слыхал, что при последнем заседании совета обороны крепости начальником штаба укрепленного района полковником Рейсом, который заседал в совете, как представитель генерал-адъютанта Стесселя, был предложен вопрос: «О пределе сопротивления крепости». Против обсуждения этого вопроса восстали все лица совета и в особенности комендант, генерал-лейтенант Смирнов.

Тонкий вопрос полковника Рейса был всеми отлично понят, хотя сам полковник Рейс и уверял впоследствии, что его-де «неправильно поняли»...

Ввиду окончательного потопления японцами нашей эскадры адмирал Вирен отдал такой приказ.

ПРИКАЗ

командующего отдельным отрядом броненосцев и крейсеров в Порт-Артуре

Порт-Артур,
28 ноября 1904 года

№ 184

Дорогие товарищи по отряду! За последние дни нас постигло большое горе и несчастье: почти все суда отряда потоплены неприятельскими 11» снарядами. С 14 сентября в продолжение двух с половиной месяцев ежедневно днем и часто ночью суда обстреливались неприятелем, но вы с портовыми мастеровыми оставались все время на судах и часто под огнем исправляли, по возможности, все повреждения и тушили пожары, работая главным образом по ночам, и успели починить почти все главные повреждения, но всему есть мера, на все воля Господа Бога; в четыре дня все ваши работы на судах пропали даром.

С возвращением судов после боя 28 июля весь отряд начал деятельно, всеми средствами помогать крепости для борьбы против неприятеля. Вы сами лучше всех знаете, что вами сделаны дневными и ночными работами по установке орудий, перевозке их, замене испорченных, по копанию и устройству погребов и блиндажей, доставке снарядов и проч., не говоря уже о неустанной работе комендоров, минеров и машинистов, и, наконец, ваши молодецкие действия в окопах и передовых позициях при отбитии штурмов в августе, сентябре, октябре и особенно в ноябре при защите Высокой горы, где вы заслужили особенную похвалу сухопутных начальников, о чем мне лично они неоднократно говорили. Да иначе и не могло быть. Вы исполнили долг присяги и, помогая защищать крепость, защищали свои корабли. Теперь мы все перебрались на берег и до последнего человека примем участие в дальнейшей защите крепости.

Моя глубокая благодарность гг. командирам, офицерам и нижним чинам и мастеровым, работавшим на судах, за их самоотверженную и геройскую службу, особенно в последние дни при спасении остатков боевого и прочего имущества под страшным огнем неприятеля. У всех вас совесть спокойна, вы делали все, что могли и что вам приказывали, будьте спокойны и дальше уповайте на Бога, продолжайте также исполнять свой долг, как и до сих пор, и помните, что только тот может победить, кто дольше выдержит.

Контр-адмирал Вирен

29 ноября

Японцы продолжают обстреливать Новый Город.

Несколько снарядов попало в дом Никобадзе, где находится один из наших госпиталей. Что там при этом произошло, трудно описать...

В Новом Городе царит невообразимая паника. Несчастная публика при первых выстрелах разбегается во все стороны, словно во время землетрясения.

Японцы во время обстреливания 5-го временного укрепления 11-дюймовыми снарядами разбили помещение прожектора.

Сегодня каким-то чудом прорвался к нашим берегам пароход под английским флагом, который привез нам большой груз белой муки. Это неожиданная и большая помощь крепости.

Упавший было духом гарнизон начинает немного оживать, но общее настроение все же подавленное.

К вечеру разнеслась молва, что скончался адмирал Вирен. По словам одних, он умер от разрыва сердца, другие же говорили, что он застрелился. Точного ничего узнать не мог.

Поздно вечером мне пришлось проезжать верхом мимо нашего кладбища у подошвы Ляотешаня.

Унылое и скучное место. Огромные горы Ляотешаня как будто нависли над ним своими мрачными громадами.

Сотни белых деревянных крестов с лаконическими надписями и без них безмолвно говорят об ужасах войны...

Сколько молодых, полных надежд жизней погребено здесь! Вспомнит ли Россия об этих сынах своих, положивших свою жизнь за ее «исторические ошибки»?

И мне пришли на память стихи Некрасова:

Одне я в мире подсмотрел
Святые, искренние слезы -
То слезы бедных матерей...
Им не забыть своих детей,
Погибших на кровавой ниве,
Как не поднять плакучей иве
Своих поникнувших ветвей...

Мне сделалось почему-то холодно и страшно, я пришпорил лошадь и ускакал прочь от этого безмолвного царства смерти...

30 ноября

Сегодня я лично наблюдал, как японцы лиддитовыми снарядами расстреливали 11-й полевой запасный госпиталь на Тигровом полуострове.

Я видел, как два снаряда попали в самое здание, а около восьми снарядов легли перелетами и недолетами.

Трудно описать картину паники и ужаса несчастных больных.

В этом госпитале лежало до 1000 больных тифом, дизентерией и цингой.

Эти страдальцы, кто в состоянии был еще двигаться, бежали из госпиталя в чем были — в туфлях на босу ногу, в серых халатах и закутанные в одеяла, бедные больные разбегались во все стороны, спасаясь от новых японских снарядов. Но многие прикованные к кровати должны были спокойно ждать своей участи...

Японцы сегодня расстреливали также пароход Красного Креста «Монголия», а в полдень своей стрельбой зажгли один коммерческий пароход, который и горел целую ночь.

Вместе с отсутствием жизненных припасов у нас также не хватает фуража для лошадей. Оставшиеся китайцы обдирают скалы и вот это жалкое подобие сена продают по 1 руб. 50 коп. за пуд.

На Высокой горе японцы теперь разгуливают совершенно спокойно и, чтобы обезопасить себя от дальнейших попыток с нашей стороны атаковать ее, построили целые ряды проволочных заграждений.

Ветрено и холодно. К вечеру пошел снег.

Сегодня во время японской стрельбы сильно пострадал магазин Чурина. Воспользовавшись этим, наши солдатики ночью бросились его грабить. Когда их начали преследовать, они отвечали выстрелами.

<< Назад   Вперёд>>