§ 1. Преемственность приоритетов
В отличие от запада и юга путь на восток и северо-восток в политическом смысле был открыт. Но хозяйственное освоение вновь присоединяемых территорий оказалось непростым делом. Прежде всего тому препятствовали факторы естественно-географического и климатического характера. Огромные пространства Урала, Сибири и Дальнего Востока - не лучшее место для проживания и активной экономической деятельности. Их освоение требовало времени, огромных ресурсов и целенаправленных усилий. По большому счету, эта задача в полном объеме не решена и сегодня. Но все же Россия весьма успешно «приращивала» свое «могущество» за счет восточных районов. Их освоение прошло три этапа: промысловый, аграрный и индустриальный. Во времени они могли накладываться друг на друга, однако каждая стадия была типична для конкретного периода227.
Наиболее значимой по последствиям для экономики страны стала индустриальная стадия. Ее начальная, протоиндустриальная фаза относится к XVIII в. Уже тогда на Урале и в ряде районов Сибири появились мощные по тому времени очаги горно-металлургической промышленности. По своим производственным возможностям и технической оснащенности они занимали ведущие позиции в мире. Создание на слабо обжитых территориях крупных промышленных предприятий, с одной стороны, стимулировало процесс общего хозяйственного освоения восточных районов, а с другой - подталкивало к началу их систематического изучения. У истоков последнего стояла Академия наук. И это было вполне объяснимо. По сути, тогда она являлась единственным специализированным научным учреждением страны. Причем с самого начала задачи Академии не ограничивались «размножением наук». Со дня основания ей было «предписано» оказывать всемерное содействие развитию промышленности и земледелия. Еще не став как следует «на ноги», Академия развернула широкомасштабные экспедиционные исследования. Они отличались по своим маршрутам, программам. Однако всем им вменялось в обязанность сбор сведений о климате, природных ресурсах, населении и хозяйстве охваченных ими территорий. Такая ориентация экспедиционной работы отвечала первостепенным нуждам страны и хорошо согласовывалась с возможностями Академии.
Главным объектом экспедиционных исследований с самого начала избрали восточные районы страны. Особенно большой размах они приобрели в последней трети XVIII века. В 1768-1774 гг. состоялось три так называемых Оренбургских экспедиции. Их маршруты пролегали по территории Поволжья, Европейского Севера, Урала, Прикаспия, Сибири. Обследование и описание тех или иных объектов, предусмотренных экспедиционными программами, сопровождались выяснением возможностей хозяйственного освоения природных ресурсов228. Полученные в ходе экспедиций сведения о природно-климатических условиях, месторождениях полезных ископаемых, а также статистические, этнографические, лингвистические и т. п. материалы еще долго сохраняли свою практическую значимость229.
Новый виток в «научном освоении» восточных районов стартовал на рубеже ХIХ-ХХ вв. Он был связан с политикой, называемой ныне «капиталистической (или индустриальной) модернизации», идеологом которой выступал известный политический деятель С. Ю. Витте, выдвинувший так называемый «зауральский план» экономического освоения восточных территорий страны230. Эта политика предусматривала постепенное перемещение центра тяжести индустриального развития на восток. В ходе ее реализации предполагалось решение сложного спектра экономических и социально-демографических задач: ускорение развития в азиатской части России транспортной инфраструктуры, создание здесь новых топливно-энергетических и металлургических предприятий, массовое переселение сюда из европейских районов страны экономически активного населения.
Освоение восточной периферии ориентировалось главным образом на вовлечение в хозяйственный оборот их огромного ресурсного потенциала. Отсюда - селективный подход при выборе его направлений. Они определялись в зависимости от военно-стратегических императивов или нужд центральных районов страны. Такой подход можно назвать полуколониальным, но другого на данном этапе, видимо, не могло и быть. Та же знаменитая формула М. В. Ломоносова хорошо согласовывалась с подобной освоенческой стратегией. Практически на протяжении двух столетий восточные районы рассматривались как ресурс развития «метрополии».
Научная составляющая такой стратегии акцентировала внимание на изучении природного потенциала территории и проработке путей и способов его освоения. Ведущая роль сохранялась за Академией наук. Уже в годы Первой мировой войны ею организуются специальные комиссии по изучению естественных производительных сил (КЕПС) и по изучению племенного состава населения России (КИПС). Главным объектом их изучения определялись восточные регионы. Теоретическое обоснование необходимости их создания было дано академиком В.И.Вернадским. По его мнению, изучению подлежали «силы природы» территории, которая находится в распоряжении страны, и «силы народа», который эту территорию занимает231.
Он же сформулировал принципы организации соответствующих исследований. Выступая в 1916 г. на общем собрании КЕПС, В.И.Вернадский подчеркивал, что проблема организации научной деятельности «до сих пор ставилась перед нами в трех формах: 1) в создании съездов для обсуждения вопросов, связанных с изучением и использованием естественных производительных сил России; 2) в объединении для планомерного изучения рассеянных по нашей стране научных работников и отдельных центров научной работы, в создании их взаимной помощи, поддержании осведомления; 3) в расширении старых и создании новых исследовательских учреждений для изучения и использования естественных производительных сил». Отсюда следовал обоснованный вывод о необходимости «широкого» развития в стране «специальных исследовательских институтов прикладного, теоретического или смешанного характера»232.
Такое видение перспектив, по сути, выходило за рамки сугубо утилитарного отношения к периферийным территориям. Оно также предусматривало повышение роли Академии в их экономическом развитии. Притом эту работу предлагалось осуществлять комплексно, а не ограничиваться научным обеспечением проектов освоения природных ресурсов. Однако жизнь внесла серьезные коррективы в предложенную программу. Революционные события, переросшие в Гражданскую войну, блокировали ее реализацию. Но сама идея не утратила актуальности. И к ней вернулись уже совсем в других социально-политических условиях. Развернувшаяся на рубеже 1920-1930-х гг. «сталинская индустриализация» демонстрировала высокую степень преемственности с дореволюционными планами изменения территориальной структуры промышленного потенциала. Ее «визитной карточкой» стало создание Урало-Кузнецкого комбината. Это была беспрецедентная по масштабам и срокам реализации программа. Она предусматривала формирование мощнейшего горно-металлургического комплекса в сочетании с предприятиями машиностроительной и химической промышленности, с развитием электроэнергетики. Таким образом, предполагалось обеспечить комбинирование производств в целях наиболее эффективного использования природных ресурсов.
При создании новых индустриальных центров ставка делалась на максимальное использование зарубежных технологий и мирового технического опыта. Так, с одной стороны, старались «обогнать время», а с другой - выйти на самый современный уровень производства. Эта стратегия задавала определенный вектор научного строительства в восточной макрозоне. Оно было ориентировано на решение двух проблем: «предосвоенческое» изучение природных ресурсов и научное сопровождение вводимых в строй новых производств. Причем для решения последней задачи исследовательские учреждения на местах практически не требовались. В результате итоги «научного освоения» восточных регионов в предвоенное десятилетие оказались заметно скромней, чем успехи в индустриальном развитии. Тем не менее можно с уверенностью говорить о крупных достижениях в этом направлении.
Особенно впечатляющими были результаты экспедиционных исследований. В системе Академии наук они проводились Советом по изучению производительных сил (СОПСом), являвшимся правопреемником КЕПСа. По имеющимся данным, в 1930-1938 гг. он организовал более 150 экспедиций, направленных в большинство регионов страны233. Причем на их проведение на востоке России было затрачено не менее двух третей от общей суммы финансирования Академией экспедиционной деятельности234. Итоги работы экспедиций докладывались на региональных конференциях по развитию производительных сил. Это были авторитетные форумы, и их рекомендации учитывались отраслевыми наркоматами при планировании своей деятельности. Так, в частности, оценивал результаты последней предвоенной конференции, посвященной развитию производительных сил Якутской АССР, президент Академии наук В. Л. Комаров235.
В отличие от экспедиционных исследований создание стационарных научных учреждений, как уже отмечалось, не получило особого размаха. Лишь на Урале удалось сформировать сколько-нибудь значимую сеть исследовательских ячеек отраслевого и академического профиля. Но сама идея наращивания собственного научного потенциала территорий нового хозяйственного освоения продолжала жить. И в годы войны в связи с временным перебазированием сюда крупных научных сил из центральных районов она вновь обрела актуальность. Другими словами, стратегия, сформулированная В.И.Вернадским еще в предреволюционные годы, фактически являлась «руководством к действию» в практической политике на протяжении трех последующих десятилетий. Правда, создание научных основ для комплексного освоения восточных территорий оставалось желанной, но еще далеко не достигнутой целью.
Изменения в территориальной структуре промышленного производства, произошедшие в годы Великой Отечественной войны, заметно обострили эту проблему. В связи с перебазированием сотен предприятий из прифронтовой зоны резко повысилась роль восточных районов в экономике страны. Здесь же велось основное капитальное строительство. В результате за годы войны промышленное производство в Сибири выросло в 2,8 раза, а на Урале - в 3,6 раза. Их доля в выпуске промышленной продукции увеличилась по сравнению с 1940 г в 3 раза236.
Столь значительный рост экономического потенциала восточной зоны страны потребовал соответствующего научного сопровождения конкретных производств и усиления комплексности в проведении исследований. Решением этих проблем занималась специально созданная Комиссия АН СССР по мобилизации ресурсов Урала, Западной Сибири и Казахстана на нужды обороны страны. Она объединила усилия сотен ученых независимо от их места работы. Однако в связи с реэвакуацией большинства из них в 1943 г. Комиссию упразднили. Но опыт ее деятельности и полученные результаты свидетельствовали о продуктивности объединения разнородных научных сил для решения задач, связанных с развитием производительных сил территории.
Окончание войны ознаменовалось определенной корректировкой в региональной политике. В плане четвертой пятилетки предусматривалось первоочередное возрождение пострадавших районов, достижение ими довоенного уровня в развитии важнейших отраслей народного хозяйства, восстановление жилья. А так как большая часть основных фондов была разрушена до основания, то многие предприятия приходилось отстраивать практически заново. Это, естественно, требовало огромных капиталовложений. В результате на долю восточных регионов мало что оставалось. К тому же основная часть вложений шла на возмещение физического износа производственного аппарата, достройку объектов, введенных в эксплуатацию в годы войны по временным строительным и технологическим схемам. Поэтому новое строительство практически не велось237.
Исключение составляли лишь предприятия оборонного комплекса, прежде всего атомной промышленности. Основным местом ее дислокации в годы четвертой пятилетки стал Урал, где построили три крупнейших комбината по производству делящихся материалов. Однако при их возведении интересы развития производительных сил региона учитывались в последнюю очередь. При принятии соответствующих решений руководствовались вопросами безопасности, возможностью привлечения квалифицированной рабочей силы, наличием мощной электроэнергетической базы и богатых водных ресурсов238. Иначе говоря, эти предприятия являлись своего рода военно-промышленными анклавами в региональном хозяйственном комплексе и оказывали на него влияние лишь как дополнительные потребители ресурсов.
С начала 1950-х гг. ситуация в сфере региональной экономической политики стала меняться. Успешное послевоенное восстановление народного хозяйства позволило объявить о возвращении к предвоенной политике ускоренного хозяйственного освоения восточных районов страны. На общегосударственном уровне это зафиксировали в директивах по пятому пятилетнему плану, утвержденных XIX съездом партии. В них декларировалась необходимость улучшения географического размещения промышленных предприятий, приближения их к источникам сырья и топлива239. Таким образом планировалось смягчить сложившиеся в народном хозяйстве диспропорции между наличием топливно-энергетической базы и уровнем развития промышленности в восточной и западной зонах страны.
Одной из важнейших задач пятой пятилетки стала реализация программы развития Ангаро-Енисейского региона. Огромные запасы гидроэнергетических ресурсов с благоприятными условиями эксплуатации и высокая концентрация месторождений полезных ископаемых позволяли превратить этот район в крупнейший по своему значению центр энергоемких производств. Не случайно на рубеже четвертой и пятой пятилеток развернулось проектирование и Ангарского электролизного комбината. Он создавался для наработки обогащенного урана. А это производство требовало огромных энергозатрат. В целом хозяйственное освоение Ангаро-Енисейского региона являлось логичным продолжением реализованной в предвоенные годы программы создания Урало-Кузнецкого комбината. Осуществленный тогда «восточный сдвиг» в размещении производительных сил, а также массовая эвакуация на Урал и в Западную Сибирь промышленных предприятий из европейской части страны создавали хорошую основу для реализации этих амбициозных замыслов.
Конечно, инерцию первых послевоенных лет было нелегко преодолеть. Местные партийно-хозяйственные органы, в первую очередь заинтересованные в ускорении хозяйственного развития восточных территорий, располагали заметно меньшими возможностями, чем в начале 1930-х гг. Поэтому на практике за реализацию региональной экономической политики отвечали отраслевые органы управления. А поскольку для них главным являлось развитие подведомственных отраслей, то они корректировали общегосударственные установки с учетом собственных интересов. Последние же скорее были связаны с сохранением сложившейся территориальной структуры производства. И все же определенное перераспределение ресурсов в пользу восточных районов произошло. В результате удельный вес Сибири в капитальных вложениях вырос с 8,5% в 1946-1950 гг. до 10,5% в 1951-1955 гг. Аналогичная тенденция наблюдалась и в отношении Урала240. Однако и в пятой пятилетке темпы развития промышленности этих районов смогли лишь приблизиться к общероссийским, но оставались более низкими, чем в стране в целом241.
Утрата былого динамизма в хозяйственном освоении восточных районов в первое послевоенное десятилетие не являлась результатом пересмотра стратегических приоритетов в региональном развитии. Это был вынужденный маневр, связанный с необходимостью преодоления последствий войны. Огромные территории от Урала до Тихого океана по-прежнему рассматривались как наиболее удобное место для размещения многих производств. А вовлечение их природных ресурсов в хозяйственный оборот считалось обязательным условием дальнейшего наращивания экономической мощи страны.
Такое видение перспектив задавало определенную направленность региональной составляющей научно-технической политики. Ее важнейшей задачей оставалось создание научного задела в изучении природных ресурсов восточных районов и обоснование наиболее эффективных способов их освоения. Эта обязанность в первую очередь возлагалась на Академию наук. Она, конечно, была перегружена другими заданиями. Тем не менее региональные академические исследования в первое послевоенное десятилетие получили новый импульс. Дело в том, что только Академия наук могла организовывать масштабные комплексные исследования ресурсного потенциала территорий. И как «высшее научное учреждение» она отвечала за решение этой задачи. В такой ситуации региональная проблематика приобретала для Академии особое значение. Она работала на подтверждение ее статуса и упреждала возможные обвинения в оторванности от жизни. Как и раньше, весомый вклад в развитие региональных академических исследований вносили научные экспедиции. Они подразделялись па специализированные и комплексные. Однако предпочтение отдавалось последним, поскольку они обеспечивали междисциплинарный подход в постановке и решении проблем. Это было особенно важно для территорий, где стационарных академических учреждений либо не существовало, либо они находились в стадии становления. Вместе с тем организация комплексных экспедиций являлась весьма затратным делом, поэтому их число было невелико. Они направлялись только в те районы, где уже в ближайшие годы намечалась реализация крупных проектов по освоению природных ресурсов.
Работа комплексных экспедиций продолжалась несколько лет. Как правило, она включала оценку минерально-сырьевых и природно-биологических ресурсов региона, обоснование возможных вариантов их вовлечения в народнохозяйственный оборот, адаптацию с учетом региональных факторов наиболее производительных технологических систем на промышленных, транспортных и других предприятиях242. Экспедиции создавались при Совете по изучению производительных сил (СОПС) Академии наук на правах самостоятельных учреждений. К их работе привлекались специалисты не только академических, но и отраслевых институтов, вузов. Участие неакадемических организаций осуществлялось на основе специальных соглашений. Финансировались экспедиции из бюджета Академии, а также из средств министерств и ведомств. Их деятельность включала полевые исследования и камеральную обработку собранного материала в научных учреждениях, участвовавших в экспедициях. По итогам работы составлялись научные доклады, формулировались конкретные научно-методические или практические рекомендации, направляемые в директивные и плановые органы.
Комплексные академические экспедиции организовывались по постановлению Совета Министров СССР в целях предплановой проработки крупных хозяйственных проектов. Поэтому решения принимались к исполнению без излишних согласований. Их инициаторами помимо Академии могли выступать центральные плановые и местные органы. Однако за Президиумом АН СССР, в общем, оставалось последнее слово. Когда то или иное предложение явно не вписывалось в планы Академии, она блокировала принятие соответствующего решения. Так, в частности, произошло с инициируемой Госпланом организацией в 1954 г. Красноярской комплексной экспедиции243.
Основным местом проведения комплексных экспедиций СОПСа АН СССР в первое послевоенное десятилетие были Восточная Сибирь и Дальний Восток. С 1946 г. здесь действовала Дальневосточная экспедиция. Ее задача заключалась в геолого-экономической оценке запасов минерального сырья, необходимых для развития металлургической промышленности Хабаровского и Приморского краев. После ее ликвидации проработку незавершенных проблем возложили на Средне-Амурскую экспедицию, которая также занималась изучением природно-биологических ресурсов региона244.
Южно-Енисейская экспедиция в течение 1947-1949 гг. провела значительную работу по исследованию запасов железной руды в крае, оценке нефелиновых месторождений как базы для развития алюминиевой промышленности Восточной Сибири, изучению природных условий Хакасско-Минусинской котловины245. Главным результатом деятельности Якутской экспедиции (1950-1955 гг.) стало выявление совместно с Министерством геологии крупных промышленных месторождений высококачественных железных руд и коксующихся углей, обоснование возможностей значительного расширения добычи золота, пьезокварца, алмазов246.
В первой половине 1950-х гг. успешно работала Бурят-Монгольская экспедиция. Она осуществляла комплексное изучение производительных сил и разрабатывала схему перспективного развития ведущих отраслей народного хозяйства республики. В этой, отнюдь не самой большой, экспедиции участвовало около 300 сотрудников различных научных учреждений. В их числе были Восточно-Сибирский филиал АН СССР, Энергетический институт, Почвенный институт, институты горючих ископаемых, географии, леса, экономики Академии наук, а также Иркутский университет, Всесоюзный научно-исследовательский институт механизации ВАСХНИЛ, Всесоюзный научно-исследовательский институт охотничьего промысла. Экспедиция обследовала минерально-сырьевые богатства республики, дала обоснования поисково-разведывательных работ, наметила перспективы комплексного использования водных ресурсов республики и т. д. По результатам исследований она рекомендовала осуществить строительство в ближайшие 15-20 лет двух целлюлозно-бумажных комбинатов, завода искусственного волокна и ряда других предприятий. Отчетные материалы экспедиции после одобрения их бюро СОПСа направили в Госплан СССР247.
В дальнейшем эти материалы активно использовались в народнохозяйственном планировании. Однако рекомендации о строительстве предприятий целлюлозно-бумажной промышленности оказались ошибочными, поскольку создавали реальную угрозу разрушения уникальной экосистемы озера Байкал. И их реализация, воплотившаяся в создании Байкальского и Селенгинского комбинатов, привела к крупным непроизводительным потерям в народном хозяйстве страны248.
В Западной Сибири и на Урале междисциплинарные экспедиции в послевоенное время не организовывались. Здесь имелась достаточно развитая сеть научных учреждений, в том числе филиалы Академии наук, на которые можно было возложить комплексное изучение региональных проблем. Поэтому преимущество отдавалось специализированным, прежде всего геологическим, экспедициям, которые занимались сбором первичной информации о природных ресурсах края. Они осуществлялись как академическими учреждениями, так и отраслевыми научными организациями в рамках их плановых заданий.
Наиболее значимым с точки зрения долгосрочных последствий для экономики страны стало возобновление прерванных в годы войны поисковых и разведочных работ нефти и газа в пределах Западно-Сибирской равнины. Импульс к возобновлению этих работ дала первая научная сессия только что организованного Западно-Сибирского филиала АН СССР, состоявшаяся в мае 1945 г. На основании теоретических представлений, обобщения результатов разведочного бурения и геофизических исследований на ней высокую оценку получили перспективы нефтеносности Западно-Сибирской равнины. Одновременно предлагалось срочно создать специализированные производственные и научно-исследовательские организации, способные обеспечить необходимый размах поисковых и разведочных работ. Эти выводы получили поддержку Комиссии по нефти и газу при Президиуме АН СССР и были представлены наркому нефтяной промышленности СССР Н. К. Байбакову249.
Тем не менее понадобилось еще два года для развертывания масштабных полевых исследований западносибирской нефтегазовой провинции. В 1948 г. в Тюмени и Новосибирске организовали нефтеразведочные экспедиции. К исследованиям также привлекли институты нефти и физики земли Академии наук, Уральский филиал АН СССР, Всесоюзный научно-исследовательский геологический институт, Всесоюзный нефтяной научно-исследовательский геологоразведочный институт, Научно-исследовательский институт геологии Арктики250.
Участие в изучении западносибирской проблемы многочисленных организаций с самого начала потребовало координации их деятельности. Наиболее распространенной формой, позволявшей выработать достаточно согласованные решения о направлении исследований и распределении видов работ, организации экспедиционной деятельности, стало проведение специальных совещаний. Кроме того широко практиковались составление планов сотрудничества, подготовка совместных научных докладов и т. д. Эти формы позволяли координировать усилия в рамках отдельных ведомств или отдельных тем. Однако жизнь настоятельно требовала налаживания комплексных исследований по всей региональной проблеме. Но такая задача могла решаться лишь Академией наук. Поэтому в 1955 г. состоялось Первое координационное совещание Уральского и Западно-Сибирского филиалов АН СССР по согласованию работ на севере Тюменской области. Оно приняло решение, что геологические, геофизические и экономические работы будут выполняться Уральским филиалом, а гидрологические и энергетические - Западно-Сибирским. Предполагалось наладить обмен отчетами и их обсуждение на ежегодно созываемых совещаниях. Кроме того стороны договорились о взаимодействии между собой, а также с другими организациями при проведении экспедиционных исследований на севере Тюменской области251.
Проведение координационного совещания по проблемам Западно-Сибирской нефтегазовой провинции с участием Уральского и Западно-Сибирского филиалов, а затем и присоединение к ним Кольского филиала сыграло важную роль в наработке опыта обсуждения и решения региональных проблем. Однако наиболее значимые результаты при определении перспектив развития территорий были получены в ходе научных конференций по изучению производительных сил отдельных районов. На них подводились итоги и намечались перспективы работы по «научному освоению» территорий. Но главная задача конференций заключалась в обосновании практических рекомендаций. По существу, они являлись официальными предплановыми мероприятиями, осуществляемыми в ходе подготовки пятилетних и перспективных планов народно-хозяйственного строительства252.
Первой такой конференцией в послевоенные годы стала Молотовская (Пермская). С инициативой ее организации в марте 1945 г. выступил областной комитет партии. Заручившись поддержкой Президента АН СССР В. Л. Комарова, он обратился к секретарю ЦК Г. М. Маленкову с просьбой разрешить проведение конференции осенью того же года. Свою просьбу обком аргументировал необходимостью придать новый импульс развитию экономики области. Благоприятное сочетание природных ресурсов, наличие мощного производственного потенциала, по его мнению, создавало для этого необходимые предпосылки. Требовалась лишь выверенная, научно обоснованная стратегия развития отдельных производств и всего народнохозяйственного комплекса в целом. Академия наук, со своей стороны, брала обязательство обеспечить необходимый научный уровень конференции. Для этого она планировала направить в область несколько бригад ученых для предварительной проработки планируемых к обсуждению проблем и оказания научно-консультационной помощи местным предприятиям и организациям253.
Эти предложения приняли и после непродолжительной подготовки в конце ноября 1945 г. состоялось открытие конференции. В ее работе приняло участие свыше тысячи человек, представлявших академические и отраслевые научно-исследовательские учреждения, предприятия и организации области, партийные, советские и плановые органы, министерства и ведомства. В течение недели они обсуждали проблемы развития топливно-энергетической базы области, химической и целлюлозно-бумажной промышленности, комплексного использования лесных ресурсов, повышения урожайности сельскохозяйственных культур и т.д254 Причем дело не ограничилось только дискуссией. Рекомендации конференции использовались директивными органами при подготовке четвертого пятилетнего плана. В частности, с учетом этих рекомендаций в его заданиях предусматривалось строительство второго калийного комбината в Березняках, расширение целлюлозно-бумажных комбинатов в Краснокамске и Соликамске, возведение такого же комбината в Красновишерске, расширение геологоразведочных работ в Приуралье, сооружение вторых путей на железной дороге Свердловск-Пермь-Киров255.
Высокая результативность конференции, с точки зрения решения назревших проблем территории, явилась побудительным мотивом для выдвижения новых предложений об организации научных конференций по изучению производительных сил. Их инициаторами также выступали местные органы власти. Следующая конференция состоялась в августе 1947 г. в Иркутске. Она, как и Молотовская, проходила при научном руководстве Академии наук и стала важным шагом в обосновании перспектив комплексного развития Приангарья. Отличительная особенность конференции заключалась в том, что основные народнохозяйственные проблемы рассматривались сквозь призму развития энергетики, причем не только Иркутской области, но фактически и значительной части Восточной Сибири256. Конференция признала, что основой производственной специализации края является освоение гидроэнергетических и топливных ресурсов. На их базе рекомендовалось развивать энергоемкие и малотрудоемкие отрасли промышленности. В частности, речь шла об алюминиевой промышленности, производстве ферросплавов и высококачественных сталей, химической переработке углей и получении из них жидкого топлива, синтетического каучука, пластических масс и т. д.257
Часть этих предложений была учтена в плановых проектировках. Вместе с тем и замысел, и результаты конференции по развитию производительных сил Иркутской области подверглись критике со стороны Госплана СССР. Он инкриминировал Академии наук и ее Совету по изучению производительных сил неправомерное ограничение проблематики конференции рамками одной области. По его мнению, «материалы... подготовленные по отдельным административным областям, для целей перспективного планирования совершенно недостаточны и могут в некоторых случаях даже привести к неправильной оценке возможностей развития соседних областей, о перспективах развития которых, вследствие случайных причин, Совет по изучению производительных сил докладов не подготовил». Аналогичные претензии задним числом предъявлялись и к Молотовской конференции. В будущем предлагалось рассматривать перспективы развития производительных сил лишь в рамках крупных экономических районов258.
В принципе это было справедливое замечание. Тем не менее состоявшуюся осенью 1948 г. конференцию по Кузбассу провели еще по старой схеме - с выделением проблем одной области. Дело заключалось в том, что экономические районы не являлись субъектами государственной власти и управления и на местах некому было отстаивать их интересы. А у Академии наук, министерств и ведомств хватало своих забот. В результате проведение конференций по крупным районам зависело от готовности центральных экономических органов взять на себя организацию соответствующей работы. Естественно, это влекло за собой дополнительные обязательства. Чтобы их принять, требовались серьезные основания.
Такие основания появились в связи с возобновлением прерванной в годы войны работы по перспективному планированию. Она, что уже отмечалось, рассматривалась как «необходимое дополнение» и конкретизация новой программы ВКП(б), принятием которой вновь «озаботилось» высшее руководство. Другим побудительным мотивом являлось то, что проектирование и строительство новых крупных сооружений - железных дорог, гидроэлектростанций, металлургических заводов и т. д. - не укладывалось в рамки текущих пятилетних планов. Требовались иные временные горизонты для правильной оценки последствий принимаемых решений. Иначе говоря, переход к долгосрочному планированию становился насущной задачей. Инициатива развертывания этой работы принадлежала председателю Госплана Н. А. Вознесенскому. Он предложил приступить к подготовке Генерального хозяйственного плана СССР, рассчитанного на двадцать лет. Его замыслы получили одобрение И.В.Сталина и 6 августа 1947 г. были оформлены как решение Политбюро ЦК ВКП(б)259
Генеральный план намечалось составить как в отраслевом, так и в территориальном разрезе260. Следовательно, у Госплана появлялась прямая заинтересованность в проработке перспектив комплексного развития отдельных районов. Но их можно было строить лишь на серьезном научном основании. Конференции по изучению производительных сил, как казалось, обеспечивали возведение такого фундамента. В этом качестве они органично встраивались в систему общегосударственного планирования. Такой подход в июне 1948 г. «узаконили» специальным постановлением Совета Министров СССР. В соответствии с ним на Госплан возлагалось определение перечня конференций и состава их участников, подготовка программ работ и заключительных отчетов. Академия наук в решении этих вопросов отодвигалась на второй план, хотя перед утверждением в правительстве подготовленные Госпланом предложения подлежали согласованию с Президиумом АН СССР261.
Вскоре определились и с конкретными планами реализации принятых решений. В 1949 г. утвердили проведение конференции по изучению производительных сил областей Центрально-Черноземной полосы Российской Федерации, Северо-Запада, Восточной Сибири, Казахстана. Одновременно развернулась работа по организации в 1950 г. аналогичной конференции по Дальнему Востоку262. Несколько позже приступили к подготовке конференции по изучению производительных сил Урала. Однако этим замыслам не суждено было осуществиться. Удалось организовать только одну конференцию - по изучению производительных сил Казахской ССР. Работу же по подготовке других конференций свернули. Уже в феврале 1949 г. Госплан дал заключение о нецелесообразности проведения конференции по Северо-Западному району страны263. Вскоре такая же судьба постигла другие конференции, несмотря на то, что подготовка некоторых из них находилась в стадии завершения.
Так, в начале 1951 г. Академия наук и Госплан доложили секретарю ЦК Г. М. Маленкову о готовности провести в октябре того же года конференцию по изучению производительных сил Урала и обратились в Совмин СССР с просьбой утвердить программу ее работ. Последняя включала вопросы расширения сырьевой базы черной и цветной металлургии региона, увеличения нефтедобычи на западном склоне Урала и в Башкирии, повышения технического уровня производства чугуна, стали, проката, цветных металлов. Намечалось также обсудить проблемы развития химической, лесной и лесоперерабатывающей промышленности, нефтепереработки, машиностроения, транспортного строительства, возведения гидроэлектростанций в низовьях Оби и др. В подготовке соответствующих предложений принимали участие полтора десятка министерств и ведомств, местные партийные и советские органы, центральные академические институты, научные учреждения и вузы Свердловской, Челябинской, Молотовской, Чкаловской, Тюменской областей, Башкирской, Удмуртской и Коми автономных республик.
В соответствии с установленным порядком просьбу Академии и Госплана направили в отдел науки ЦК. Но подготовленное на нее заключение выглядело на первый взгляд весьма странно. Отдел категорически высказался за отмену конференции. Свою позицию он аргументировал тем, что «рассмотрение ... огромного числа крупнейших вопросов, связанных со всеми сторонами развития Урала, не обеспечит глубокого и продуктивного обсуждения затрагиваемых проблем, приведет лишь к формальному заслушиванию докладов и к принятию рекомендаций, за обоснованность которых трудно будет поручиться». И в конце делался вывод: «...привлечение на такого рода конференцию большого числа ведущих работников пятнадцати министерств, восьми обкомов партии, Академии наук лишь оторвет людей от практической работы ради чисто парадного мероприятия»264.
По всей видимости, это заключение заранее согласовали с высшим руководством. Смещение Н. В. Вознесенского с поста председателя Госплана как «врага народа» перечеркивало связанные с его именем инициативы. К ним относилась и работа над генеральным хозяйственным планом. Естественно, что конференции по изучению производительных сил, выполнявшие роль предплановых научных исследований, потеряли в такой ситуации свою актуальность. К практике их организации вернулись в конце 1950-х гг., уже совсем в другое время.
И все же эти конференции, как и подготовка к ним, сыграли большую роль в расширении масштабов региональных исследований. Но основная нагрузка в проведении последних лежала на научных учреждениях центральной России. То же можно было сказать о текущем сопровождении производства. Причем ситуация складывалась гораздо хуже, чем можно было судить по данным официальной статистики. Так, к концу первого послевоенного десятилетия на Урале и в Сибири насчитывалось около 9,5% всех научно-исследовательских учреждений страны. Из них 80% относилось к отраслевому сектору. Однако большую часть этих учреждений составляли различные лаборатории, опытные станции, пункты, поля. Кроме того, имелся ряд отделений и филиалов центральных институтов. Но, за редким исключением, они представляли собой малочисленные организации, не обладавшие самостоятельностью в выборе исследовательской тематики и не имевшие сколько-нибудь серьезной материально-технической базы. Более солидным потенциалом располагали самостоятельные институты265. Однако их число было весьма ограниченным. И министерства не проявляли особого желания что-нибудь здесь менять. Они предпочитали укреплять центральные институты либо создавать новые в Москве, Ленинграде и на сопредельных с ними территориях. Организация ряда таких подразделений, как филиал Всесоюзного угольного института в Челябинске, Нефтяного института им. Губкина в Уфе, ЦНИИ промышленных сооружений в Новокузнецке, НИИ гипронефтемаша в Иркутске и других, не нарушала общей картины. Ведущую роль в решении технических проблем производств, размещенных на Урале и в Сибири, продолжали играть «столичные» научные учреждения.
Имелись, конечно, и отдельные исключения. Но они в основном наблюдались в оборонном комплексе. Входящие в его состав министерства в первое послевоенное десятилетие создали в Свердловске, Новосибирске, Перми и ряде других центров достаточно крупные научные учреждения и конструкторские организации. Однако и здесь ведомства руководствовались сугубо своими интересами. К территории они относились как к ресурсной базе, призванной обеспечивать развитие отрасли, хотя, конечно, деятельность вновь организованных научно-технических структур дала важный импульс развитию наукоемких производств на местах и в конечном счете способствовала повышению технического уровня в ведущих отраслях промышленности региона.
Так, в частности, развивались события в Новосибирске. В годы войны сюда эвакуировали головной институт авиационной промышленности - ЦАГИ. Здесь же располагался крупнейший авиастроительный завод. После реэвакуации ЦАГИ в Новосибирске продолжал действовать его филиал, который в 1946 г. преобразовали в самостоятельный Сибирский научно-исследовательский институт авиации (СибНИИА). Основной задачей института являлось проведение научно-исследовательских работ в области аэро- и гидродинамики, теории полета, устойчивости и управляемости летательных аппаратов. На него также возлагались изучение опытных образцов самолетов, их агрегатов, моторов, оборудования и выдача рекомендаций ОКБ и заводам, которые их конструировали и производили. Кроме того на институт возлагались оценка возможностей зарубежных самолетов, экспертиза разработок и продукции авиационной отрасли. Научные подходы и технические решения, найденные и обоснованные в СибНИИА, широко использовались в КБ А. И. Микояна, А. Н. Туполева, С. В. Ильюшина, А. С. Яковлева и др. Институт также тесно сотрудничал с производителями авиационной техники. Особенно прочные связи установились с авиационным заводом им. Чкалова в Новосибирске. Последний, во многом благодаря такому взаимодействию, прочно удерживал позиции одного из ведущих производителей военной авиатехники266.
В конце 1940-х гг. тот же Новосибирск стал одним из основных центров разработки радиоэлектронной техники. Здесь, а также в Омске, Томске и ряде других близлежащих городов находилось значительное количество предприятий радиотехнической промышленности и требовалось организовать научно-техническое обеспечение их деятельности. Особенно остро такая задача стояла в связи с реализацией масштабной программы создания радиоэлектронного вооружения. А так как отрасль только становилась «на ноги», то приняли решение об организации ее научно-исследовательских и конструкторских подразделений в непосредственной близости от профильных предприятий. При их формировании рассчитывали широко использовать «заводской сектор» науки, хорошо представленный на этих предприятиях. Вновь организуемым структурам, в частности, вменялась в обязанность адаптация научно-технических решений, полученных по репарациям, к нуждам отечественного производства.
Три таких организации создали в августе 1949 г! Одна из них получила название НИИ-208 (Институт измерительных приборов) Министерства средств связи. Его развернули на базе ОКБ завода им. Коминтерна, эвакуированного в Новосибирск из Ленинграда в годы войны. На новый институт возлагалась разработка радиолокационных станций обнаружения, целеуказания и аппаратуры опознавания для системы автоматического наведения управляемых зенитных ракет противовоздушной обороны. Другой институт - НИИ-617 (впоследствии НПО «Восток») Министерства средств связи также создали на базе заводского ОКБ. Он стал головной организацией по разработке приемно-усилительных и маломощных генераторных ламп, а также электровакуумных приборов для радиовзрывателей. Третья организация получила название филиала НИИ-17 (научно-исследовательского института радиолокации) Министерства средств связи. Его задача заключалась в научном и конструкторском обеспечении производства средств разведки самолетных радиолокационных станций противника и их подавления. Вскоре филиал преобразовали в самостоятельный институт - НИИ-19. Несколько позже был организован НИИ-48 (институт электронных приборов) Министерства вооружения. Он отвечал за разработку радиовзрывателей для различных ракетных систем. В этом институте, как и в созданных ранее, наряду с исследовательскими действовали конструкторские подразделения, имелось опытное производство. Их коллективы уже на начальном этапе насчитывали сотни специалистов267.
Создание отдельных институтов не являлось единственным способом укрепления научно-технического потенциала оборонных отраслей промышленности. В первое послевоенное десятилетие значительно усилился и «заводской сектор» науки. В основном он развивался на крупных предприятиях, задействованных в оборонных программах. Особенно широкий размах эта практика получила в атомной отрасли. Так, все ее предприятия, создаваемые на Урале и в Сибири, включали мощные заводские лаборатории, серийные конструкторские бюро.
В частности, в составе завода № 813 по производству высокообогащенного урана (ныне Уральский электрохимический комбинат) центральная лаборатория была организована еще на стадии строительства. Несколько лет ее по совместительству возглавлял научный руководитель завода член-корреспондент АН СССР, а затем академик И. К. Кикоин. Позже начальником лаборатории стал известный ученый-физик доктор наук М. В. Якутович. На работу были приглашены доктора и кандидаты наук из центральных академических и отраслевых институтов, Уральского филиала АН СССР, вузов. В исследованиях, проводимых лабораторией, участвовали академик С. Л. Соболев, будущий академик и вице-президент АН СССР М. Д. Миллионщиков, другие видные ученые. Тематика работ охватывала широкий круг проблем, включая теоретические исследования. По существу, уже в начале 1950-х гг. под названием «заводская лаборатория» скрывался крупный отраслевой институт с многочисленным, в несколько сот человек, штатом работников. В среде ученых и конструкторов ему даже придумали шутливое название - институт «ТРИ-У»: «технологии разделения изотопов урана»268.
Безусловно, подобные научные подразделения отличал высокий уровень исследований. Но их результаты использовались в ограниченном сегменте производства. Ведомственные барьеры и режим секретности резко ограничивали использование имеющихся достижений в других отраслях. Еще хуже обстояло дело с решением комплексных проблем территории. Для оборонной науки их просто не существовало. Но в научном потенциале региона имелся сектор, для которого такая деятельность являлась основной задачей. И он в первое послевоенное десятилетие смог заметно нарастить свои возможности. Речь идет об академической науке. Несмотря на все сложности, ей удалось внести весомый вклад в изучение природных ресурсов и обоснование путей развития производительных сил Урала, Сибири и Дальнего Востока. И это был осознанный выбор в стратегии академического строительства.
227 Алексеев В.В. Место восточных регионов в общероссийском экономическом потенциале // Азиатская Россия в геополитической и цивилизационной динамике ХVI-ХХ века. М„ 2004. С. 489.
228 Трутнев И.А. Академические экспедиции 1768-1774 // Уральская историческая энциклопедия. Екатеринбург, 1998. С. 15-16.
229 Комков Г.Д., Левшин Б.В., Семенов Л.К. Академия наук СССР. Краткий исторический очерк. М, 1974. С. 98-99.
230 См.: Гаврилов Д.В. Урал, Российский Север, Сибирь и Дальний Восток в «зауральском плане» С.Ю. Витте // Горнозаводский Урал ХУН-ХХ вв.: Избранные труды. Екатеринбург, 2005. С. 498-508.
231 Вернадский В.И. Труды по истории науки в России. М., 1988. С. 337.
232 Цит. по: Ермолаева Ю.А. Якутская комплексная экспедиция 1925-1930 гг.
Развитие науки в Якутии. Новосибирск, 2001. С. 17.
233 Кольцов А.В. Роль Академии наук в организации региональных научных центров СССР (1917-1961 гг.). Л., 1988. С. 75.
234 Дедюшина Н.А. Академия наук и проблемы Урало-Кузбасса // Академия наук и Сибирь. Новосибирск, 1977. С. 192.
235 Красильников С.А. Академия наук и Сибирь: динамика организации научных исследований в 30-е годы // Гуманитарные науки в Сибири. 1999. № 2. С. 8
236 Чадаев Я.Е. Экономика СССР в годы Великой Отечественной войны (1941-1945 гг.). М„ 1985. С. 166; 180-181.
237 См.: История социалистической экономики. М., 1980. Т. 6. С. 182-183.
238 Литвинов Б.В. Атомная энергия не только для военных целей. Екатеринбург, 2002. С. 124.
239 Решения партии и правительства по хозяйственным вопросам. М., 1968. Т. 3. С. 717.
240 Рассчитано по данным: Капитальное строительство в СССР. М., 1961. С. 115.
241 Оценка по данным: Народное хозяйство РСФСР. Статистический сборник. М„ 1957. С. 109, 111.
242 См.: Региональное программное планирование. Вопросы теории и практики. Новосибирск, 1981. С. 18-20.
243 РГАЭ. Ф. 339. Оп. 1. Д. 447. Л. 14-15.
244 Там же. Л. 5-6.
245 Там же. Д. 1349. Л. 27-31.
246 РГАНИ. Ф. 5. Оп. 17. Д. 513. Л. 118-120.
247 РГАЭ. Ф. 399. Оп. 1. Д. 572. Л. 1-9.
248 См.: Коптюг В.А. Наука спасет человечество. Новосибирск, 1997. С. 121-125.
249 Алексеев В.В., Ламин В.А. Прометеи сибирской нефти. Свердловск, 1989. С. 159-160.
250 Николаев В.А. Роль Академии наук в изучении нефтегазоносности Западно-Сибирской равнины // Академия наук и Сибирь. 1917-1957. Новосибирск, 1977. С. 57-58.
251 Региональное программное планирование... С. 30-31.
252 Планирование размещения производительных сил СССР. М., 1985. Ч. I. С. 254.
253 РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 125. Д. 363. Л. 18-21.
254 Правда. 1945. 28-30 ноября, 1,2 декабря.
255 РГАЭ. Ф. 4372. Оп. 48. Д. 345. Л. 9.
256 Алексеев В.В. Электрификация Сибири. Историческое исследование. 1951-1970 гг. Новосибирск, 1976. Ч. II. С. 41.
257 Долголюк А.А. Ангаро-Енисейская проблема // Сибирь: проекты XX века (начинания и реальность). Новосибирск, 2002. С. 166-167.
258 РГАЭ. Ф. 4372. Оп. 48. Д. 345. Л. 9-10.
259 Политбюро ЦК ВКП(б) и Совет министров СССР. 1945-1953. М., 2002. С. 243-244.
260 См.: Белоусов Р.А. Исторический опыт планового управления экономикой СССР. М„ 1987. С. 274-275.
261 РГАЭ. Ф. 4372. Оп. 48. Д. 345. Л. 32-34.
262 Там же. Л. 35-39.
263 Там же. Л. 40.
264 РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 133. Д. 169. Л. 51-52.
265 Водичев Е.Г. Путь на восток: формирование и развитие научного потенциала Сибири (середина 50-х - 60-е гг.). С. 125-127.
266 Савицкий И.М. Оборонная промышленность Новосибирской области. Опыт послевоенного развития. Новосибирск, 1996. С. 207-210.
267 См.: Савицкий И.М. Оборонная промышленность Новосибирской области. Опыт послевоенного развития. Новосибирск, 1996. С. 210-222.
268 См.: Артемов Е.Т., Бедель А.Э. Укрощение урана. Екатеринбург, 1999. С. 100-118.
<< Назад Вперёд>>
