Брачные контракты

Важным этапом на пути к свадьбе было обязательное подписание брачного контракта между «высокими» договаривающимися сторонами. Например, российский Императорский двор в XVIII–XIX вв. трижды подписывал брачные контракты с Гессен-Дармштадтским двором. В 1840 г. брачный контракт подписал принц Август Витгенштейн, который в звании главноуполномоченного Гессенского двора прибыл в Петербург именно для подписания брачного контракта433. Третий раз подобный брачный контракт был подписан при заключении брака Николая II.

Когда улаживались все брачно-бюрократические проблемы, начиналась подготовка к переезду невесты на новую родину. Датскую принцессу Дагмар в сентябре 1866 г. провожала в Россию буквально вся Дания. Ее торжественно встречали в Петергофе, куда она прибыла на российском военном корабле, перейдя на него с датского судна, по достижении российских территориальных вод. В Петергофе невесту встречали жених – наследник цесаревич Александр Александрович и император Александр II. Затем огромная кавалькада карет и почетного караула из различных кавалерийских подразделений потянулась в Царское Село для представления невесты императрице Марии Александровне.

Приезд гессенской принцессы Алисы в Россию в октябре 1894 г. прошел значительно скромнее. Это связано с тем, что ее срочно потребовали в Ливадию, где в это время умирал Александр III. Будущая императрица доехала до Симферополя в обычном пассажирском поезде, как простая смертная. На платформе вокзала в Симферополе ее встречали старшая сестра, великая княгиня Елизавета Федоровна с мужем Сергеем Александровичем и, конечно, жених – цесаревич Николай.



Проводы принцессы Дагмар из Копенгагена. 14 сентября 1866 г.



Прибытие принцессы Дагмар в Петергоф. 17 сентября 1866 г.



М. Зичи. Приезд принцессы Алисы в Ливадию


Поскольку тогда было не до торжественных встреч, то невесту везли в Ливадийский дворец в простой открытой карете. Ехали двумя каретами: в первой – дамы, во второй – мужчины. Судя по акварели очевидца событий, придворного художника М. Зичи, придворные, конечно, собрались у дворца, но ни о какой торжественной встречи невесты цесаревича не было и речи.

После прибытия в Россию проходило знакомство с будущими родственниками. Мемуаристы в один голос утверждают, что Николай I сразу же очень расположился к своей невестке – цесаревне Марии Александровне, которую он впервые увидел в 1840 г. Жену Александра III Марию Федоровну «действующая» императрица Мария Александровна держала на расстоянии, подсознательно не прощая ей «измену» ее старшему, любимому, сыну. Жена Николая II – Александра Федоровна так и не сумела поладить со свекровью, и их отношения от холодной сдержанности в рамках железного этикета со временем переросли в откровенную неприязнь.

Для родителей самым важным было счастье своих детей. Они оценивали женихов и невест именно с этой точки зрения. В июне 1843 г. Николай I писал своему брату Михаилу Павловичу:

«Принц гессенский скромный и милый малый. Гессенит полюбил Адини, и она его; мы согласились и ждем согласие родителей, чтоб объявить об этом официально. Мы им очень довольны; он скромный и милый малый»434.

Очень важное место в готовящейся свадебной церемонии занимала процедура подготовки и демонстрации приданого. Невесты привозили свои вещи, и российской стороне оставалось только принимать это приданое по описи и закладывать на хранение, используя его по мере необходимости. И в том, и другом случае процедура демонстрации и «приемки» вещей происходила накануне свадьбы. Надо заметить, что и для цесаревичей готовился определенный комплект необходимых вещей, для того чтобы после свадьбы молодая семья могла сразу же зажить своим домом. По воспоминаниям камер-юнгферы Марии Александровны, в 1841 г. накануне свадьбы молодых слугам «стали выдавать часть белья и вещей из приданого от Гессенского двора (приданое делал не отец, а дядя, кажется, принц Карл), также и из приданого от русского двора; все остальное отдавали камер-фрау на хранение. Вещи, выданные нам, мы стали размещать по шкафам в новом помещении; вследствие этого дежурная исполняла свою обязанность при невесте, а свободная должна была принимать вещи, записывать и убирать»435.

Когда готовили приданое для российских принцесс, это принимало совсем иной характер. По воспоминаниям Ольги Николаевны, дочери Николая I, приданое ее старшей сестры Марии Николаевны летом 1839 г. выставлялось в трех залах Зимнего дворца: «целые батареи фарфора, стекла, серебра, столовое белье, словом, все, что нужно для стола, в одном зале; в другом – серебряные и золотые принадлежности туалета, белье, шубы, кружева, платья, и в третьем зале – русские костюмы, в количестве двенадцати, и между ними подвенечное платье, воскресный туалет, так же как и парадные платья со всеми к ним полагающимися драгоценностями, которые были выставлены в стеклянных шкафах: ожерелья из сапфиров и изумрудов, драгоценности из бирюзы и рубинов»436.

Традицию системной подготовки приданого для царских дочерей в России заложила жена Павла I императрица Мария Федоровна. У нее было пять дочерей, и поэтому с немецкой педантичностью был выработан стандартный комплект приданого. 13 июня 1797 г. супруга Павла I распорядилась «впредь ежегодно откладывать по 30 ООО руб. для заготовления приданого для наших детей, то есть чтобы можно было помаленьку приготовлять белье и запасать кружева и другие вещи, кои исподволь покупая, обойдутся гораздо дешевле, нежели когда вдруг в них нужда будет»437.

Эту традицию упрочили в 1840 г., когда по предложению министра Императорского двора П.М. Волконского на изготовление приданого для невест Императорской фамилии был выделили особый фонд, складывавшийся из ежемесячных поступлений в 50 ООО руб. в ассигнациях.

Установленная тогда процедура комплектации приданого и перечень вещей стали почти обязательными для всех последующих поколений невест из рода Романовых. Российский Императорский двор был достаточно консервативен, и если что-то в перечне приданого и менялось, то только внешний вид вещей, согласно господствующий на тот момент моде. Примечательно, что материальное благосостояние жениха совершенно не принималось во внимание. В любой ситуации приданое комплектовалось в полном объеме, согласно традициям, поскольку речь шла о национальном престиже. Все дети и племянники были равны, в мире им всем судьбой назначено представлять российскую корону. Незыблемой суммой являлся по этой же причине и приданный капитал в один миллион рублей серебром, наполовину выдаваемый после свадьбы, наполовину депонируемый в государственном заемном банке на родине невесты с годовой выплатой ей процентов.

В номенклатуру предметов обязательно входил комплект предметов церковной утвари для походной церкви, поскольку русская православная княгиня сохраняла свою веру и после отъезда на чужбину. Обязательны были самые разнообразные предметы роскоши: русские меха, драгоценности, мебельные гарнитуры и экипажи, серебряные обеденные и туалетные сервизы, фарфор и стекло, столовое и постельное белье, настольные украшения, оловянная кухонная посуда, вазы монументальные и вазы ночные. Огромное место в приданом занимал гардероб, включавший ткани, кружева и т. д. – вплоть до туфель и сорочек для жениха.

Несмотря на первое впечатление неимоверной роскоши приготовленного приданого – все эти вещи предназначались только для первоначального обзаведения молодой семьи, необходимым для еды, сна, одежды, передвижения и молитвы. Правда, все предметы были отменного качества и исчислялись сотнями штук.

В Министерстве Императорского двора приданое «строили» на основании прецедентов. Эти извлеченные из архивов прецеденты определяли фирмы, среди которых распределялись престижные заказы. Фирмы-производители, как правило, состояли «поставщиками Императорского двора». Для сохранения престижной марки «поставщика Императорского Двора» фирмы подчас шли на заведомые убытки, поскольку Министерство Двора требовало от них представить «такое же количество предметов и за такую же цену», при этом инфляция совершенно не принималась во внимание. Мотив «стоимости не превышать» проходит через многие документы. Если же превышение стоимости и происходило, то, как правило, поставщиками прилагалось тщательное обоснование «излишних» денежных затрат. Иногда для этих документов был характерен деловой стиль, изредка эмоциональный. Парижский фабрикант Дениер, ведущий французский бронзовщик эпохи историзма, работая над приданым для великой княжны Ольги Николаевны, написал следующую «объяснительную»: «В пылу работы, увлеченный желанием исполнить к лучшему, я превзошел указанные мною… цены, но признаюсь, что работая для одного из богатейших и пышнейших европейских дворов, мне трудно было быть остановленным экономией нескольких лишних тысяч франков»438.

Но при комплектации приданого принимались во внимание и личные вкусы «заказчика», поскольку все образцы проходили через процедуру обязательного личного утверждения.

При заказах вещей внимательнейшим образом отслеживалась конъюнктура рынка и множество сопутствующих деталей. Патриотизм во внимание не принимался, поскольку главное внимание уделялось качеству и художественной стороне изделий. В 1840-х гг. при формировании приданых для дочерей Николая I выяснилось, что заказывать фаянсовый сервиз в Англии у знаменитого Веджвуда было дешевле, чем в России. Кареты было выгоднее заказать мастерам Придворного ведомства. Заказывая столовое белье, приходилось выбирать между Александровской мануфактурой и голландским торговым домом в Петербурге «Гармсен, Ланганс и К°». Выбрали голландцев, они, при всех прочих равных условиях, предлагали более короткие сроки выполнения заказа.

Хотя соблюдался жесткий контроль за ценами, художественная сторона заказа в таком деликатном деле, как приданое, все-таки доминировала. При отборе поставщиков ориентировались в первую очередь на многолетних партнеров Министерства Императорского двора: Императорский фарфоровый и стекольный завод, Выборгский стекольный завод, Шпалерную мануфактуру, мебельную фирму братьев Гамбс и Английский магазин «Никольс и Плинке».

Привлекали и живописцев. Профессора Академии художеств по предварительно составленным эскизам писали образа для иконостаса походной церкви. В 1843 г. для подготовки приданого великой княжны Александры Николаевны заслуженному петербургскому златокузнецу, автору русских орденов и короны 1826 г. Вильгельму Кейбелю доверяется самое дорогое: исполнить «для церкви утварь серебренную густо вызолоченную». Серебряную без позолоты поручают изготовить мастеру Кудряшеву. Придворным ювелирам Кемереру, Янашу и вдове ювелира Ян надлежало кроме обручальных колец создать заново или переделать из старого девять гарнитуров из жемчуга, бриллиантов и всех родов драгоценных камней. Примечательно, что уровень вмешательства заказчиков был таков, что мать невесты, императрица Александра Федоровна, лично сделала эскиз для бирюзовой диадемы.

Для драпировки стен (при составлении приданого в 1843 г.) поручили купцу и «почетному гражданину Погребову по выбранным у него образцам заказать на лучших московских фабриках шелковые обойные материи». 9 июля 1843 г. Кабинет испрашивал разрешения «заказать мастеру Гамбсу в спальню Ея Высочества точно такую же и в том же числе золоченую мебель, какая была приготовлена в спальню же для Е.И.В. Вел. Кн. Марии Николаевны, подтвердив Гамбсу, чтобы позолота была сделана лучше и прочнее первой»439. На это последовала резолюция министра Императорского двора князя П.М. Волконского: «Высочайше поведено исполнить и заказать Гамбсу сделать мебель сверх спальной и в уборную… но наперед представить рисунки… для выбора Ея Высочества». Рядом с резолюцией министра приписка, видимо, вызванная прошлым опытом работы с поставщиком: «Гамбса обязать подпискою отвечать за прочность мебели в течение года со времени поставки». Другими словами, от поставщика потребовали письменных гарантий.

При комплектации набора кухонной посуды министерство обратилось к «цеховому мастеру медных дел» Александру Юрину, исполнившему ранее эту же часть приданого для старшей дочери Николая I Марии Николаевны.

Надо подчеркнуть, что никакие многолетние связи придворных поставщиков не гарантировали получения престижного заказа. Эскизы, образцы, реестры могли идти в работу только после прохождения обязательной процедуры «высочайшего утверждения». Особенно значимым было мнение самих царственных невест.

При распределении заказов регулярно прибегали к тендеру. Например, в 1843 г. разгорелась борьба между фирмой «Никольс и Плинке» и петербургским бронзовщиком Феликсом Шопеном за право изготовления бронзового плато. Каждая из сторон стремилась склонить Министерство Двора в свою сторону дополнительными «бонусами». Шопен предложил три варианта изделия и при этом брался бесплатно вычистить плато великой княжны Ольги Николаевны (изготовлено в 1840 г.), которое уже было сделано в качестве элемента приданого и ожидало своего часа на складах министерства. В результате министерство, решая свои задачи, передало плато из приданого Ольги в приданое Александры, но при этом немедленно заказало аналогичное плато для Ольги повторно. В результате к началу августа 1843 г. было роздано большинство заказов для подготовки приданого Александры Николаевны.

К осени 1843 г. приданое начинает формироваться. Быстрее всего укомплектовали гардероб. Отвечала за эту позицию статс-дама Ю.Ф. Баранова. Через ее руки бесконечным потоком шли счета от берлинской фирмы братьев Римплер за шелковые ткани, от Августа Матиаса – за 7 аршин кашемиру из Москвы, выплату в школу Императорского человеколюбивого общества – за шитье блуз и 20 аршин вышивки для туалета, истопнику Воробьеву – за разъезды, футлярному мастеру Дюдитеру – за сделанные сундуки и картоны, жене капельдинера Сундукова – за шитье 18 наволочек, модному магазину «Этьен и Вед ель» на Большой Морской – за мантилью, банкиру барону Штиглицу – за вексель для уплаты шелков по счетам парижского магазина «Шардон Лагаш», магазину персиянина Хаджи Ханова в Петербурге – за турецкие шали, в магазин «Дюшон» на Невском проспекте – за помаду, мыло и одеколон, фабриканту Сапожникову – за 23 аршина марселина, фабриканту Шульцу – за булавки и шпильки, начальнице сиротского приюта – за разное шитье, в голландский магазин «Крюйс» – за 27 кусков батиста, почетному гражданину Ивану Лихачеву – за два русских парадных платья, вышитых серебром и золотом, дочери губернского секретаря Ильина Анне – за метки на 34 платках и т. д. и т. п.440

Примечательно, что если деньги, отведенные на закупку приданого, не выбирались до конца, то они автоматически возвращались в фонд приданого Императорской фамилии, но не переходили в собственность молодоженов. Поэтому матери для своих дочерей старались «выжать» этот фонд «досуха».

Все поставки для Императорского двора, шедшие из-за границы, пропускались беспошлинно. Прибывший из Англии с фабрики Веджвуда, фаянсовый сервиз на 100 персон не облагался никакими таможенными сборами. Но предписывалось жестко контролировать этот канал поступления вещей в Россию, «чтобы под сим предлогом никому из-за границы не привозилось контрабанды»441. А 19 мая 1843 г. таможня получает распоряжение о беспрепятственном пропуске приданого Адини за границу.

Наконец, когда приданое Александры Николаевны было полностью укомплектовано, оно, по традиции, выставлялось на несколько дней на обозрение в парадных залах Зимнего дворца.

Описанная практика действовала вплоть до начала XX в. Одна из последних «больших» великокняжеских свадеб состоялась летом 1894 г., когда великий князь Александр Михайлович женился на дочери Александра III Ксении. Поскольку решение о свадьбе принималось довольно внезапно, то приданое для Ксении пришлось «доукомплектовывать» срочными темпами. Фактически из-за этого свадьбу отложили на шесть месяцев. Великий князь вспоминал, что когда он попробовал протестовать против отсрочки, то его «попросили помолчать и лишь молить Провидение, чтобы портнихи успели к тому времени сшить приданое Ксении».


М. Зичи. Венчание вел. кн. Ксении Александровны в Большой церкви Петергофского дворца 25 июля 1894 г.


Все, конечно, было готово к сроку, и молодые, не без интереса, посетили выставку приданого, устроенную в Зимнем дворце: «В конце зала стоял стол, покрытый приданым жениха. Я не ожидал, что обо мне позаботятся также, и был удивлен. Оказалось, однако, что, по семейной традиции, Государь дарил мне известное количество белья. Среди моих вещей оказались четыре дюжины дневных рубах, четыре ночных и т. д. – всего по четыре дюжины. Особое мое внимание обратил на себя ночной халат и туфли из серебряной парчи. Меня удивила тяжесть халата. «Этот халат весит шестнадцать фунтов», – объяснил мне церемониймейстер «Шестнадцать фунтов? Кто же его наденет?» Мое невежество смутило его. Церемониймейстер объяснил мне, что этот халат и туфли по традиции должен надеть новобрачный пред тем, как войти в день венчания в спальную своей молодой жены. Этот забавный обычай фигурировал в перечне правил церемониала нашего венчания наряду с еще более нелепым запрещением жениху видеть невесту накануне свадьбы. Мне не оставалось ничего другого, как вздыхать и подчиняться. Дом Романовых не собирался отступать от выработанных веками традиций ради автора этих строк».

Последними большими «императорскими» свадьбами стали браки младших сестер Николая II – Ксении в 1894 г. и Ольги в 1901 г. К этим свадьбам в последний раз на полную мощность запускался механизм подготовки приданого для российских принцесс. О малой толике этого процесса можно поведать следующее…

Необходимой частью приданого дочерей российских императоров были различные ювелирные изделия, которые в конце XIX в. заказывалась поставщику Высочайшего двора Болину, и столовое серебро, сработанное мастерами фирмы К. Фаберже. Со второй половины XVIII в. русским великим князьям и княжнам, выходившим замуж, дарились массивные серебряные столовые наборы, так называемые «Surtout de table». Фирма Фаберже изготовила три серебряных столовых набора: для великой княжны Ксении Александровны, Николая II и великой княжны Ольги Александровны.

Первый серебряный столовый сервиз был заказан в качестве приданого для дочери Александра III Ксении Александровны, которая вышла замуж весной 1894 г. О степени важности заказа свидетельствует то, что эскизы столового серебра утверждал лично Александр III. Поэтому отступления от утвержденного чертежа исключались, но мастера, исходя из особенностей технологического процесса, могли себе позволить незначительные изменения в деталях.

Как правило, эти парадные украшения стола состояли из центральной вазы для цветов (жардиньерка), нескольких парных ваз для фруктов разных размеров, канделябров, холодильников для шампанского и других предметов. Общее число предметов не превышало 30.

Свадебный серебряный сервиз Ксении Александровны, обошедшийся Кабинету Е.И.В. в 50 ООО руб., состоял из 29 предметов чеканного серебра в стиле ампир. Об уровне художественной стороны изделий говорит то, что, по некоторым предположениям, эскизы к серебряному сервизу Ксении Александровны делал Леонтий Бенуа.

Поскольку при Императорском дворе незыблемо соблюдался принцип прецедента, то ко дню свадьбы великой княжны Ольги Николаевны было приказано сделать такой же сервиз. О сложности заказа говорит то, что работа над сервизом продолжалась с апреля 1901 г. по март 1911 г.

Первый проект свадебного сервиза представили на рассмотрение императорской семьи весной 1901 г. Проект действительно обсуждался, поскольку в мае 1901 г. «Его Императорское Величество изволил заметить, что цвет фона 4-х медальонов на блюдце… следовало бы изменить». В свою очередь К. Фаберже, по свидетельству Ф. Бирбаума, предлагал сделать фон не красным, а темно-зеленым, так как цвет этот встречается в орнаменте блюдца, подчеркивая, что это цвет «надежды», хорошо сочетаемый с цветом серебра. Все эти нюансы позволяют понять, как тяжело приходилось художникам фирмы Фаберже, которые стремились, как могли, отстаивать свое видение вещи.

Но «тягаться» с царственными заказчиками было очень тяжело, а подчас и невозможно. В результате изготовление сервиза затянулось, поскольку императрица Мария Федоровна полностью забраковала представленные рисунки и их пришлось переделывать. В конечном итоге Карл Фаберже представил на рассмотрение заказчиков новые рисунки: три варианта в стиле Людовика XV и три в стиле Людовика XVI. Наконец, в декабре 1908 г. проектные рисунки свадебного сервиза были Высочайше утверждены, и к марту 1911 г. сервиз «Surtout de table» в стиле Людовика XVI с вензелями «О.А.» и царской короной был готов. Стоил сервиз «по образцу прежних лет» также 50 ООО руб. В «комплект» входили: одно плато с зеркалом большое; два плато с зеркалами, боковые; четыре вазы для фруктов большие с тарелками граненого хрусталя; восемь ваз для конфет; восемь холодильников для шампанского; четыре вазы для компота; четыре канделябра с электрическими проводами на 10 свечей каждый в 12 дубовых футлярах.

Императрице Александре Федоровне не пришлось всерьез озаботиться подготовкой приданого для своих дочерей, хотя Ольге на момент гибели исполнилось уже 23 года. В 1914 и 1916 гг. предпринимались попытки познакомить ее с румынским принцем Каролем, но не сложилось… При этом известно, что Александра Федоровна все-таки начала с 1910 г. готовить приданое для своих старших дочерей.

Еще одной очень важной предсвадебной церемонией было торжественное миропомазание невест цесаревичей. Приезжали в Россию протестантки, однако накануне свадьбы они принимали православие и меняли имена. 5 декабря 1840 г. дочь герцога Людвига Гессен-Дармштадтского принцесса Максимилиана-Вильгельмина-Августа-София-Мария в ходе церемонии миропомазания превратилась в цесаревну Марию Александровну, а в октябре 1866 г. датская принцесса Дагмар – в цесаревну Марию Федоровну. В октябре 1866 г. после торжественного «большого выхода» императорской семьи в большой церкви Зимнего дворца митрополит провел церемонию миропомазания. В России сохранили ее первое имя – Мария, отчество было дано в честь иконы Феодоровской Божией Матери. Как свидетельствует очевидец: «Государь, взяв за руку принцессу, подвел ее к митрополиту; по установленному церковному обряду, она прочла твердым и громким голосом и с довольно чистым произношением установленные молитвы и правила, после чего она была введена в церковь, где и совершен обряд миропомазания, а затем отслужена литургия. Принцесса, нареченная великою княжною Марией Федоровной, приобщилась Святых Тайн по православному обряду, а по окончании службы принимала в церкви поздравления от высшего духовенства и членов Императорской фамилии. При этом Государь обратился к протоиерею Рождественскому как законоучителю принцессы с лестными выражениями благодарности. Процессия возвратилась прежним порядком через те же залы во внутренние покои»442.


Е. Мошков.

Миропомазание вел. кн. Елизаветы Алексеевны


После этой процедуры Мария Федоровна приобрела статус «полной невесты» русского цесаревича. Затем последовала божественная литургия, и после нее императрица Мария Александровна подвела уже Марию Федоровну к целованию Святых икон и ко Святому причащению443.

Следует напомнить, что миропомазание является одним из христианских таинств. Обычно обряд миропомазания совершается при обряде крещения. Также обряд миропомазания совершается над теми, у кого по прежнему вероучению (протестанты, русские раскольники разных сект) не существует непрерывного иерархического преемства от апостолов и, следовательно, нет законного священства, необходимого для преподавания даров Святого Духа. Из католичества присоединяются к православию через миропомазание только те, кто не успел еще принять конфирмацию. Для протестанток, вступивших в брак с российскими великими князьями, обряд миропомазания не был обязателен. Одни из великих княгинь принимали православие сразу, другие – спустя некоторое время, а иные так и оставались протестантками.

После процедуры миропомазания следовал обряд обручения. Временные промежутки между этими обрядами определялись конкретной ситуацией. Например, миропомазание великой княжны Марии Александровны состоялось 5 декабря 1840 г., а обряд обручения последовал уже 6 декабря 1840 г. Эти даты не случайны. Дело в том, что 6 декабря отмечалось тезоименитство императора Николая I. Церемония же бракосочетания молодых состоялась 16 апреля 1841 г.

Естественно, церемония обручения была в деталях отработана придворными церемониймейстерами. Например, 19 декабря 1842 г. граф К.В. Нессельроде составил проект церемониала обручения Александры Николаевны с принцем Фридрихом Вильгельмом Гессен-Кассельским. Поскольку православная великая княжна выходила замуж за лютеранина, то сначала состоялось венчание по православному обряду в Большой церкви Зимнего дворца, а уже затем такую же процедуру проводил в очень узком кругу лютеранский пастор.

Через три дня утвержденный церемониал опубликовали в «Санкт-Петербургских ведомостях». Там описывалось все, от формы одежды до места, где каждому надлежало идти или стоять. Все роли в этом придворном «спектакле» были тщательно расписаны, вплоть до того, что петь придворному хору во время совершения обряда, какому пастору совершать церемонию по лютеранскому обычаю, на каком языке читать ему проповедь, включать ли в свадебные торжества «по примеру прошлого» театральное представление.

Следует еще раз подчеркнуть, что вся жизнь Императорского двора строилась на основании прецедентов. По аналогии с предыдущими торжествами ассигновались такие же суммы на раздачу бедным и выкуп из тюрьмы должников, учителям и гувернанткам по составленному невестой списку выплачивались пенсии и награды, а для обслуживания гостей на праздничных балах и ужинах мобилизовывалось множество слуг из всех дворцов, включая пригородные и великокняжеские.

Естественно, такое событие, как обручение, нашло свое отражение в мемуарах. Жена Николая I вспоминала, как проходило ее обручение 25 июня 1817 г.: «Я впервые надела розовый сарафан, брильянты и немного подрумянилась, что оказалось мне очень к лицу; горничная императрицы, Яковлева, одела меня, а ее парикмахер причесал меня; эта церемония сопровождалась обедом и балом с полонезами»444. Во время церемонии Александр I подвел к алтарю младшего брата Николая, а вдовствующая императрица Мария Федоровна – «высокобрачную невесту». Митрополит Амвросий, приняв вынесенные из алтаря кольца, возложил их при обычной молитве на руки обручающихся, а императрица Мария Федоровна обменяла их перстнями445.

Когда в 1838 г. выдавали замуж старшую дочь Николая I Марию Николаевну, то помолвка также состоялась в Большой церкви Зимнего дворца: «Мэри в русском парадном платье была очень хороша: белый тюль, затканный серебром и осыпанный розами, обволакивал ее. Мама сама придумала ее наряд. Он был так прекрасен, что с тех пор стало традицией надевать его во всех парадных случаях»446.

Очень важной деталью церемонии обручения царских дочерей была процедура отречения. Когда в 1845 г. великая княжна Ольга Николаевна выходила замуж, она утром, пред обручением, подписала «отречение, как это полагается в нашем Законе. Его подписывает каждая Великая княжна перед своим браком»447. Под «отречением» имелся в виду отказ от каких-либо претензий на императорскую корону, как со стороны самой невесты, так и ее потомства. Это отречение, фактически превращало невесту в «отрезанный ломоть» для всей императорской семьи и отношения с близкими поддерживались только на личном уровне448.

Императрица Мария Федоровна прошла через церемонию обручения 13 октября 1866 г. Из алтаря вынесли на золотых блюдах обручальные перстни, для цесаревича – духовником Их Величеств, протоиереем В.Б. Бажановым, а для невесты – ее законоучителем протоиереем И.В. Рождественским. Митрополит совершил обряд обручения, возложив перстни на руки обручаемым, а императрица Мария Александровна, подойдя к аналою, разменяла перстни три раза установленным порядком. По окончании этого обряда обрученные подошли к Их Величествам, которые обняли их, и затем подходили с поздравлениями все члены царской фамилии449.

Затем наступала пора самого обряда венчания. Поскольку это событие, как правило, занимало целый день, то обряд венчания проходил в несколько этапов.

Сначала проходила семейная церемония обедни450. На обедне, как правило, проходившей в Малой церкви Зимнего дворца, присутствовала только семья. Родители последний раз молились со своей дочерью. Продолжением обедни становился семейный завтрак, на котором присутствовали только «свои».

После завтрака начиналась старинная русская церемония одевания невесты. Обряд одевания невесты происходил в присутствии всей женской половины императорской семьи и вновь назначенных придворных дам и фрейлин. Одна из камер-фрейлин императрицы Марии Александровны упомянула, что 23 апреля 1841 г. во время одевания будущей императрицы ей была представлена «новая камер-фрау, баронесса Каролина Карловна Рааль, урожденная Бронзарт, бывшая начальница в институте глухонемых»451.

До пожара 1837 г. церемония одевания невесты происходила в Бриллиантовой комнате, прилегавшей к спальне вдовствующей императрицы Марии Федоровны. Именно там одевали жену Николая I – Александру Федоровну. Именно во время процедуры одевания бедненькие немецкие принцессы впервые надевали на себя столько драгоценностей, сколько они не видели за всю свою жизнь. Александра Федровна вспоминала, что накануне свадьбы, которую приурочили ко дню ее рождения – 1 июля 1817 г., она «получила прекрасные подарки, жемчуг, брильянты; меня все это занимало. Так как я не носила ни одного брильянта в Берлине, где отец воспитывал нас с редкой простотой452… Мне надели на голову корону и кроме того бесчисленное множество крупных коронных украшений, под тяжестью которых я была едва жива»453.


Зимний дворец. Малахитовая гостиная


Камер-юнгфера Марии Александровны также описала свадебный наряд невесты: «Мне пришлось снимать с ее головы и шеи драгоценнейшие бриллиантовые уборы, какие я видела в первый раз в жизни. На принцессе был голубого цвета шлейф, весь вышитый серебром, и белый шелковый сарафан, перед которого тоже был вышит серебром, а вместо пуговиц нашиты бриллианты с рубинами; повязка темно-малинового бархата, обшитая бриллиантами; с головы спадала серебром вышитая вуаль»454.

После того как Зимний дворец восстановили после пожара 1837 г., церемонию одевания невесты перенесли на половину императрицы Александры Федоровны в Малахитовую гостиную. Именно там с 1839 по 1894 г. одевали всех царских невест.

Невесты, как и все невесты, выглядели, конечно, ослепительно, тем более что вся инфраструктура Министерства Двора несколько недель «работала» на этот блеск. 28 октября 1866 г. во время бракосочетания цесаревича Александра и датской принцессы Дагмар только около часу пополудни была окончена процедура одевания невесты. Когда она вышла со всем царским семейством в Концертный зал, все глаза устремились на нее: она была действительно прелестна в своем блестящем наряде, с бархатной малиновой, подбитой горностаем мантией и с короною на голове. Длинный шлейф ее поддерживали гофмаршал Двора наследника цесаревича Скарятин и четыре камергера… Другой очевидец упоминает, что высоконареченная невеста была в сарафане из серебряной парчи и в малиновой бархатной мантии, обшитой горностаем, и имела на голове корону, блиставшую бриллиантами455.

Несмотря на весь блеск, лоск, церемониальность и пышность Императорского двора, в обряде одевания невесты сохранились глубинные народные традиции, которые шли от естественных человеческих чувств. Особенно это было характерно, когда выдавали замуж царских дочерей. Они не только уходили из семьи, но и покидали Россию. Поэтому органичной частью этого обряда были плачи. Когда в январе 1874 г. выдавали замуж единственную дочь Александра II, ее младший брат отметил в дневнике, что невесту окружали плачущие женщины'156.

О неизменности этой традиции говорят и воспоминания великого князя Александра Михайловича, тот, описывая церемонию одевания своей жены Ксении Александровны в 1894 г., упоминал, что «за обрядом одевания невесты наблюдала сама Государыня при участии наиболее заслуженных статс-дам и фрейлин. Волосы Ксении были положены длинными локонами, и на голове укреплена очень сложным способом драгоценная корона. Я помню, что она была одета в такое же серебряное платье, что и моя сестра Анастасия Михайловна и как все Великие Княжны в день их венчания. Я помню также бриллиантовую корону на ее голове, несколько рядов жемчуга вокруг шеи и несколько бриллиантовых украшений на ее груди».

После завершения церемонии одевания невесты начиналось торжественное шествие всей императорской семьи и ближайшей свиты в Большую церковь Зимнего дворца. Официально церемония именовалась «Высочайшим выходом перед свадьбой». Все обряды венчания российских императоров в XIX – начале XX вв. происходили именно в Большой церкви Зимнего дворца.


М. Зичи. Венчание вел. кн. Александра Александровича и вел. кн. Марии Федоровны. 1866 г.


Родители, конечно, переживали за своих детей и желали им счастья. Волнение проявлялось по-разному. В январе 1844 г. во время свадьбы дочери Николая I Александры Николаевны император, перед началом торжественного шествия, приказал «по народному обычаю, всем сесть, а потом опять встали и каждый перекрестился, вместе с императрицею, в слезах, благословил невесту»457.

В 1866 г. цесаревича Александра Александровича венчали на следующий день после миропомазания невесты. Обручальные перстни молодых были уложены в алтаре заранее. Во время торжественного венчания перстень цесаревича вынес из алтаря духовник императора, а перстень невесты – ее законоучитель, протоиерей Рождественский. Митрополит передал перстни на руки молодым. Затем подошли Александр II и Мария Александровна и «разменяли их перстнями». В этом момент начался салют в 51 выстрел. Брачные венцы держали поочередно: над женихом – великие князья Владимир и Алексей Александровичи, а над невестой – ее брат, наследный принц Датский, и герцог Н.М. Лейхтенбергский.

После венчания все приглашенные и молодые направились в Николаевский зал за обеденный стол. Во время торжественного свадебного обеда произносились традиционные тосты, под которые звучали традиционные салюты458.

В 8 часов вечера начался съезд на бал в Гербовый и Георгиевский зал. Целый день над Петербургом плыл колокольный звон, а вечером была устроена иллюминация. В 10 часов вечера начался торжественный переезд молодых в Аничков дворец, где молодых встретили наверху парадной лестницы великий князь Константин Николаевич и великая княгиня Александра Иосифовна, прибывшие во дворец заранее и ожидавшие с иконою и хлебом-солью, чтобы, по русскому обычаю, благословить молодых на пороге их нового жилья. Затем царская фамилия и некоторые из придворных дам, назначенные для раздевания новобрачной, вошли во внутренние покои, а прочие лица остановились в парадных комнатах. Вся церемония окончилась около полуночи459.

Сама процедура венчания царских дочерей, как и их обручения, носила двухэтапный характер. Сначала венчание шло по православному обряду, а затем процедура венчания повторялась по лютеранскому обряду в одном из зал дворца. Александру Николаевну венчали по лютеранскому обряду в узком кругу приглашенных в Александровском зале у протестантского алтаря. Эта скромная церемония завершила духовную часть торжеств.

В 1874 г. после русской свадьбы состоялась «английская», проведенная по обрядам англиканской церкви в Александровском зале Зимнего дворца. При этом великий князь Сергей Александрович отметил в дневнике, что ему «очень понравилась следующая фраза «Кто отдает эту женщину этому мужчине?»». После окончания этой церемонии, уже в Малахитовом зале, Александр II, императрица Мария Александровна и даже младшие братья Сергей и Павел, как свидетели, подписались под свадебными документами, «это у них, то есть у англичан, такой обычай»460.

Во время свадебной церемонии старались избегать каких-то почти неизбежных накладок, способных бросить тень на торжественную церемонию. Публика во дворец пускалась далеко не случайная, но и за ней внимательно присматривали. Во время свадьбы Александра II и Марии Александровны в апреле 1841 г. на хорах в одном из залов Зимнего дворца заметили, что «у одной дамы была надета черная кружевная накидка: тотчас явился скороход, отыскивает даму и просит от имени гофмаршала Олсуфьева снять черную накидку. Дама, конечно, моментально исполняет желание гофмаршала, сбрасывает накидку и держит ее на руках; вторично появляется скороход, прося унести или так спрятать, чтобы вовсе не было видно ничего черного»461. Современники отмечали и необычных гостей, присутствовавших на свадьбе. В октябре 1866 г. на свадьбе цесаревича Александра и датской принцессы Дагмар присутствовал плененный вождь кавказских горцев Шамиль462.

Традиция торжественного шествия по залам Зимнего дворца в Большую церковь Зимнего дворца сохранялась с железной неизменностью. Даже если императорская свадьба проводилась в другой резиденции, традиция соблюдалась до мельчайших деталей. Великий князь Александр Михайлович, женившийся в 1894 г. на Ксении Александровне в церкви Большого Петергофского дворца, вспоминал: «Наконец, мне показали невесту, и процессия двинулась. Сам Государь Император вел к венцу Ксению. Я следовал под руку с Императрицей, а за нами вся остальная Царская фамилия в порядке старшинства. Миша и Ольга, младшие брат и сестра Ксении, мне подмигивали, и я должен был прилагать все усилия, чтобы не рассмеяться. Мне рассказывали впоследствии, что «хор пел божественно». Я же был слишком погружен в мои мысли о предстоящем свадебном путешествии в Ай-Тодор, чтобы обращать внимание на церковную службу и наших придворных певчих».

Как и всякая церемония, венчание было довольно утомительной процедурой. После венчания молодые уже супругами возвращались во дворец. При этом расстановка мест в торжественном шествии несколько изменилась. Впереди шли уже молодожены, а позади – Александр III с императрицей Марией Федоровной.

Пожалуй, это была последняя «нормальная» свадьба среди членов «малой» императорской семьи. Через полгода, 14 ноября, состоится свадьба Николая II и Александры Федоровны. Однако над этой, в общем-то, любящей парой изначально витали черные тучи. Гессенская принцесса приехала в Ливадию 10 октября 1894 г., а через 10 дней, 20 октября, умер Александр III. Когда гроб с телом Александра III привезли в Петербург, Александра Федоровна с семьей шла за гробом по Невскому проспекту. По Петербургу немедленно поползли слухи о том, что молодая императрица явилась в Россию вслед за гробом Александра III. Не без влияния Александры Федоровны Николай II настоял на немедленном венчании, хотя по традиции в Империи должен был соблюдаться годичный траур. Траур прервали на один день. 14 ноября был днем рождения вдовствующей императрицы Марии Федоровны, и именно в этот день состоялось венчание Николая II и Александры Федоровны. Чего это стоило императрице-матери, можно только догадываться. А в сознании современников свадьба смешалась с похоронами, да и сама скромная скоротечная свадьба не оставила особого следа в памяти современников.

Тем не менее отлаженный механизм торжественных церемоний отработал без сбоев. Все прошло гладко, до мелочей. Например, по традиции из Материальной кладовой Зимнего дворца служителям выдали двадцать флаконов духов «Парфюм-для-кур» для курения по Зимнему дворцу «в подъездах по случаю Высокоторжественного дня Бракосочетания Его Императорского Величества»463. Этими духами обрызгивались раскаленные чугунные лопатки, для интенсивного «курения духов».

Важным звеном свадебных торжеств являлся торжественный «трехклассный» обед. Такое название было связано с тем, что на свадебный обед допускалась военно-бюрократическая элита Российской империи, отобранная по принципу принадлежности к первым трем классам по Табели о рангах. В особых случаях, например при свадьбе цесаревича, круг гостей расширялся за счет купцов первых двух гильдий. Ну и, конечно, приглашался дипломатический корпус464. Как правило, после окончания венчания молодые шли через живой коридор сановников, приглашенных во дворец на торжественный ужин.

В апреле 1841 г. на свадьбе цесаревича торжественный банкет начался в три часа дня. Примерно 400 человек разместились в Николаевском зале Зимнего дворца за тремя громадными столами. Праздничный ужин сопровождался музыкой. В 1843 г. свадебный ужин открылся увертюрой из «Эврианты» Вебера. Посередине зала располагалась царская семья и духовенство, которое открывало банкет молитвой и благословением. За столом, по правую руку от императорской семьи, сидели дамы, по левую – кавалеры. Каждый тост сопровождался пушечными залпами. Цифра в 400–500 гостей была обычной для подобных мероприятий.

В октябре 1866 г. на свадьбе цесаревича Александра парадный «трехклассный» обед в Николаевском зале начался в пять часов пополудни. На эту свадьбу для «музыкального сопровождения» собрали отечественных и европейских звезд: Трелли, Блюдель, Барбо, Леонова, Тамберлик, Грациани, Кальцолари и др.465

И.Е. Репин. Венчание цесаревича Николая Александровича и вел. кн. Александры Федоровны. 14 ноября 1894 г.


Завершающим аккордом свадебного дня становился обязательный бал. На свадьбе цесаревича в 1841 г. бал начался в восемь часов вечера. Торжественный бал открылся традиционным полонезом в Георгиевском зале. Примечательно, что во время бала круг приглашенных расширялся. Например, в январе 1843 г. на свадьбе Александры Николаевны на торжественном ужине присутствовало 416 гостей, а на балу было уже 565 персон. Такое увеличение происходило за счет приглашенных кавалеров, которые, как правило, подбирались из молодых офицеров лейб-гвардейских полков.

На свадьбах во время полонеза первый парой шли император и невеста. В 1841 г. первой парой шли Николай I и его молодая невестка Мария Александровна. Только в десять часов вечера молодые удалились в покои, где был накрыт стол для ужина только «для семьи»466. Наконец, уже в двенадцатом часу ночи обессиленные молодые остались одни.

На свадьбе цесаревича в 1866 г. бал начался в девять часов вечера. Он состоял только из торжественного полонеза (или, как его называли, – польского) и завершился уже к десяти часам вечера, после чего молодые отъехали в Аничков дворец.

Свадьба в императорской семье не ограничивалась одним днем. После церемонии венчания начиналась целая череда дворцовых празднеств. Требовалось быть очень здоровым человеком, чтобы выдержать их напряженный ритм и значительные физические нагрузки.

Последующие балы не ограничивались торжественными полонезами. Свадьба есть свадьба, и молодежь веселилась от души. Одна из участниц подобных балов вспоминала, как в 1841 г. они таким бешеным галопом неслись по залам «с Папа во главе», что «камер-пажи с трудом поспевали за нашими шлейфами»467.

При Николае I на особо торжественные свадьбы, такие как свадьба наследника цесаревича, в Зимний дворец пускали «народ». Фактически это празднество превращалось в бал «с мужиками». К примеру, во время свадьбы наследника Александра Николаевича, когда свадьба закончилась «народным празднеством в национальных костюмах», в Зимний дворец было допущено «тридцать тысяч человек. Зимний дворец освещался всю ночь напролет и в залах толкалась невообразимая толпа. В Белом зале для Мама было устроено спокойное место за балюстрадой, где она могла сидя принимать приветствующих их. Папа с одной из нас, дочерей, под руку ходил, насколько это было возможно, среди толпы; празднество длилось бесконечные часы. Мы совершенно обессилели под конец»468, – вспоминала дочь Николая I. О свадьбе старшего брата Ольга Николаевна пишет, что на большом приеме при Дворе присутствовало множество городских дам и их мужей, как и купцов с женами. Все они имели право быть представленными невесте, и залы дворца были поэтому переполнены469.

Торжества, связанные со свадьбой цесаревича Александра в 1866 г., начались в сентябре и продолжались до второй половины ноября. 8 ноября 1866 г. состоялся парадный спектакль в Петербургском Большом театре, 9 ноября состоялся бал в Зимнем дворце и закончились торжества 21 ноября балом от дворянства.

«Проколы» во время свадеб, конечно, бывали. Трудно организовать столь сложную церемонию с участием сотен людей без тех или иных недочетов. Промашки случались, и некоторые из них входили в историю. Эпизод, когда во время свадьбы Николая II протодиакон Исаакиевского собора на торжественной ектеньи назвал принцессу «Даршматской» вместо «Дармштадтской», упоминается во множестве мемуаров470.

Важным этапом свадебного церемониала был прием поздравлений дипломатического корпуса в Зимнем дворце. Затем молодые отправлялись к «могилам предков» в Петропавловском соборе, и завершались церемониальные торжества поклонением чудотворной иконе Спасителя в домике Петра Великого.

Затем молодожены могли располагать сами собой. Уже в XIX в. в царской семье сложилась традиция свадебных путешествий. В 1894 г. младшая сестра Николая II Ксения после завершения свадебных торжеств отправилась в имение жениха Ай-Тодор.

Наряду со свадьбами молодоженов в XIX в. были отмечены три серебряные императорские свадьбы. Следует подчеркнуть, что серебряные свадьбы отмечали в домашнем кругу. Это был праздник «для своих», когда рядом с юбилярами собирались многочисленные дети и родственники. Празднование серебряного юбилея не выливалось в какие-либо серьезные официальные мероприятия.

Николай I и императрица Александра Федоровна заключили брак 1 июля 1817 г., и, следовательно, в 1842 г. исполнилось 25 лет их брака. Собственно праздники при Дворе, посвященные серебряной свадьбе императорской четы, начались еще в апреле 1842 г., когда в Михайловском манеже прошел первый тур «рыцарской карусели», повторенный «набело» в мае 1842 г. перед Александровским дворцом. Эти праздники были зримым проявлением культа «прекрасной дамы», который создавал Николай I вокруг своей жены на протяжении всего своего царствования.

Непосредственно перед юбилеем Николай I провел камерный, семейный праздник. Великая княгиня Ольга Николаевна вспоминала: «Папа, любивший семейные торжества без свидетелей, устроил так, что накануне торжества семья, без придворных, в самом тесном кругу собралась вместе. Тут он появился с подарками для Мама, со шляпой в каждой руке, третья на голове, футляр во рту, другой под пуговицами его мундира, за ним следовала камер-фрау с платьями на руках, чудесными туалетами, подобных которым мы еще не видели… в день свадьбы – мы, семеро детей, поднесли Мама накануне браслет с семью сердечками, из драгоценных камней, которые составляли слово «respect» (почтение). От Папа она получила ожерелье из 25 отборных бриллиантов. Каждой из нас, сестер, он подарил по браслету из синей эмали со словом «bonheur» (счастье) в цветных камнях, которые отделялись друг от друга жемчужинами. «Такова жизнь, – сказал он, – вперемешку со слезами. Эти браслеты вы должны носить на семейных торжествах»»471. Конечно, трудно представить себе грозного императора в модной женской шляпке на голове, но Николай I в кругу семьи мог себе это позволить.

Вторая императорская серебряная свадьба состоялась в 1866 г. Официальная церемония торжеств выглядела очень скромной. Юбилейную дату едва обозначили, поскольку еще продолжался годичный траур по цесаревичу Николаю Александровичу, умершему в 1865 г. До нас дошла фотография императора Александра II и императрицы Марии Александровны, сделанная в день их юбилея. На этой фотографии Мария Александровна в глубоком трауре, только зонтик и чепец светлые. И лицо ее сохраняло глубокую скорбь. Эта скорбь была по-человечески понятна: 25-летие брака императрица встретила, потеряв не только своего старшего любимого сына, но и мужа, который не делал особой тайны из своих взаимоотношений с молоденькой княжной Екатериной Долгоруковой. Судя по тому, что Александр II на этой фотографии одет в партикулярный сюртук, празднование свадьбы прошло в семейном кругу за границей, где императрица ежегодно проходила курс лечения.

Третья серебряная свадьба была скромно отмечена Александром III и императрицей Марией Федоровной в Ливадии осенью 1891 г. в кругу родных. На юбилей собрались не только все великие князья и княгини, но и из Дании приехали родственники со стороны императрицы Марии Федоровны. Родственники заказали в фирме К. Фаберже в качестве подарка большие серебряные каминные часы, которые и преподнесли юбилярам. Кроме этого изготовили по двум проектам юбилейные медали, посвященные 25-летию свадьбы императора.

Последняя императорская семья не отметила своего юбилея. Однако в ноябре 1914 г. Николай II записал в дневнике: «Не верится, что сегодня двадцатилетие нашей свадьбы! Редким семейным счастьем Господь благословил нас; лишь бы суметь в течение оставшейся жизни оказаться достойным столь великой Его милости!».



<< Назад   Вперёд>>