3. Стационарная сфера рынка
Торговля из постоянных торговых помещений - из лавок, магазинов, балаганов, лабазов, столов, палаток и т. п. - во второй половине XVIII - первой половине XIX в. имела распространение, как это показано во второй главе данной работы, главным образом в городах. Сельская базарная и ярмарочная сеть не отличалась густотой. Поэтому крестьянству довольно часто приходилось ездить вокрестные города. «В оной вотчине знатных рядов и сельских малых торгов не имеется, — доносило, например, вотчинное правление с. Крупец Севского уезда в ответе на кадетскую анкету 1760 г. - А обыватели для продажи хлеба и для покупок своих надобностей ездят в состоящие окрестные города, в Глухов, Рыльск и Путивль»66. В таком же положении находились земледельцы Сибири, Севера и даже Прибалтики, хотя стационарная торговля там была более развита, чем в великороссийских губерниях. «Обыкновенных торговых дней в неделе здесь не бывает, - говорится в Географическом словаре о Дерптском уезде 1790-х гг., - а ездят крестьяне в город с своим крестьянским товаром по произволению»67.

В городской черте стационарная торговля, как следует из данных табл. 19, получила значительное развитие. Число торговых пунктов со стационарной торговлей с 1760 г. по 1850-е гг. возросло примерно в 3,2 раза, а торговых заведений за вторую треть XIX в. - в 2,4 раза. Однако степень этого развития в разных губерниях и в разных торговых центрах была различной.

В коммерческой жизни крупных городов с населением более 20 тыс. человек, которых в 1750 г. насчитывалось всего 8, в 1811 г. - 14, а в 1863 г. - уже 49, стационарная торговля играла важную роль. Городовое купечество монополизировало в этих городах снабжение жителей промышленными изделиями и в значительной мере продовольственными товарами.

Таблица 19. Развитие стационарной торговли в России в 1840-1856 гг.а
<b>Таблица 19.</b> Развитие стационарной торговли в России в 1840-1856 гг.<sup>а</sup>

К числу городов с развитой постоянной торговле относилась, например, Казань. По данным кадетской анкеты 1760 г., в городе не было ярмарок, но зато ежедневно, кроме воскресенья и праздничных дней, работали лавки, где во всякое время дня предлагался широкий ассортимент товаров68. К концу ХVIII в. в городе действовало до 850 лавок. В гостином дворе продавались всевозможные шелковые материи с золотом и серебром, китайские, сибирские и персидские товары, немецкие и российские сукна, каразеи, плисы, стамеды, гарусные и шелковые материи, позументы, тканное золото и серебро, шелк, платки, ситцы, ленты и кумачи и другие товары, доставляемые из Петербурга, Москвы, с Макарьевской и Ирбитской ярмарок. В 8 торговых рядах всегда можно было купить чай, кофе, деревянное масло, олово, разные краски, ладан, бумагу, сургуч, медную, оловянную и чугунную посуду, полосовое и листовое железо, сталь, козловые выделанные кожи, лисьи, беличьи, заячьи, волчьи и медвежьи, собольи, песцовые и бобровые меха, тулупы, мерлушку всяких зверей и «всякой мелочной немецкой и российской товар». На трех площадях города тоже производилась торговля; на хлебной каждый день съезжались крестьяне из уездов для продажи хлеба, гороха, просяных, гречишных, льняных, конопляных, репных и маковых семян, а на двух других площадях крестьяне продавали всякие съестные припасы, рыбу, мясо, скот, лошадей, сено, повозки и т. п. Из Архангельска и из Малороссии в Казань доставлялись виноградные французские и венгерские вина, французская водка, английское пиво и всякие фрукты; из Астрахани — рыба соленая, икра, клей и вязига, перец стручковый, сорочинское пшено и хлопчатая бумага; из Оренбурга - невыделанные кожи, сало, «азиатские тулупы», пряденый и непряденый хлопок, пушной, шелковый, бумажный «бухарский товар» и пригонялся во множестве скот. Из Казани в свою очередь вывозились товары в Петербург, Москву, Архангельск, Астрахань, Оренбург, на Ирбит- скую ярмарку. Это были воск, сало, мед, пух, нефть, щетина, опойки, козловые, яловочные и конские кожи, медь, шерстяные чулки, мыло, хлеб, пшено, дрова, повозки, холст, обувь, сермяжные сукна69.

К 1861 г. в Казани имелось торговых заведений: магазинов - 38, лавок и лавочек - 893, амбаров на пристанях - 73, гостиниц - 33, рестораций, кафе-ресторанов и кофейных домов - 11, харчевен - 12, подворьев и постоялых дворов - 20. Общий итог торговых оборотов в лавках и прочих торговых заведениях экспертами исчислялся примерно от 4,5 до 5 млн. кред. руб. И это в городе с постоянным населением всего в 59,4 тыс. человек. Общая же годовая ценность привоза разных товаров в Казань превосходила 12 млн. руб., а вывоза - 9 млн. кред. руб.70

Стационарная торговля в Казани в течение 1760-1860-х гг. отличалась высокой специализацией, которая со временем увеличивалась. В конце 1850-х гг. торговые заведения по роду товаров разделялись на 46 групп, в том числе имелись лавки книжные и часовые, хирургические и оптические, мебельные и каретные, галантерейные и железные, хлебные, соляные, рыбные и медовые, мясные и фруктовые, табачные и т. п. «Торговая деятельность здесь и в самом деле бросается в глаза: на всех местах, где только может быть публичное сборище, где есть большой проезд, на перекрестках больших трактовых улиц, на дамбе, непременно приютится или столик, или крошечная лавочка в заборе»71.

Но десяток верст в сторону от Казани — и картина коренным образом изменяется. Даже в 1850-х гг. в уездных городах и посадах постоянная торговля была совершенно незначительна, а в сельской местности почти отсутствовала. Вследствие небольшого спроса городовые купцы боялись брать значительные партии товаров, и поэтому жители уездных городов нередко не могли купить в лавке необходимые продукты и изделия. Ассортимент товаров в лавках был несравненно меньшим, чем в Казани. Даже крестьянские товары не везде продавались. Из 10 уездных городов только в четырех (Чистополе, Мамадыше, Чебоксарах, Козьмодемьянске) для этих товаров имелись лавки, в остальных же городах они завозились лишь в базарные дни. Общий годовой оборот стационарной лавочной торговли 10 уездных городов, составлявший в 1850-е гг. около 248 тыс. кред. руб., почти в 20 раз был меньше, чем в одном губернском городе Казани, а годовой оборот постоянной лавочной торговли в Казани в 200 раз превосходил оборот торговли одного уездного города72.

Подобное положение наблюдалось и в других местах огромной страны. Вокруг крупного торгового центра с развитой стационарной торговлей или большой ярмарки на сотни верст во все стороны постоянная торговля находилась в жалком состоянии. Так, в Симбирской губернии действовали две крупные ярмарки — Симбирская и Корсунская, а в Симбирске была довольно широкая сеть постоянных торговых заведений — (в 1790-е гг. — 223 лавки, в 1861 г. — 9 магазинов и 813 лавок, в том числе 493 временных)73. В губернии же и в 1850-е гг. «постоянная лавочная торговля даже в городах совершенно ничтожна, за исключением Симбирска и Сызрани; случается, что города остаются надолго без сахара или табака — продуктов, составляющих в каждом городе предмет главной необходимости; в некоторых городах не в базарные дни невозможно купить Целого хлеба». В селениях же стационарная торговля, «можно сказать, вовсе не существует; только в самых промышленных селах и на пристанях, где съезжается на зиму купечество, открывают (временно, - В. М.) лавки колониальных товаров и вин; с мануфактурными же изделиями нам удалось встретить лавки только в двух, трех самых богатых селах, например Промзине и Порецком»74, в то время как общее число сельских поселений в 1857 г. составляло 160975. Аналогичным образом Москва стесняла развитие лавочной торговли в Калуге, Харьков — в Полтаве, Петербург — в Новгороде и Пскове, крупные ярмарки Уфимской губернии — развитие стационарной торговли в ее городах и т. д.76 Некоторое исключение представляли прибалтийские губернии — Эстляндская, Лифляндская и Курляндская, где постоянная торговля находилась в уездных городах и местечках в лучшем состоянии, чем в великороссийских губерниях, в особенности во второй половине XVIII - начало XIX в., до официальной отмены монополии городского купечества на занятие торговыми промыслами77.

О концентрации стационарной торговли в немногих крупных торговых центрах свидетельствует и такой факт. В губернских и областных городах (число которых к 1856 г. достигло 60, что составляло 9,3% общего количества городов) сосредоточивалось 44% постоянных торговых заведений (см. табл. 19). На один губернских город в 1856 г. приходилось в среднем 605 лавок и магазинов, а в прочих городских поселениях — 131, т. е. в 4,6 раза меньше. К тому же но размерам оборота торговые заведения в губернских городах намного превосходили заведения уездных городов и посадов.

Казань — типичный торговый центр с развитой специализированной торговлей. Жители таких городов, как Тверь, Нижний Новгород, Москва и др., тоже как будто особо не нуждались ни в базарах, ни тем более в ярмарках. И тем не менее во всех из них действовали базары, а в большинстве и ярмарки. Даже в середине XIX в. редко можно было встретить крупный город без ярмарки, и еще реже купечество крупного торгового города возражало против учреждения в нем ярмарки. Напротив, купцы ходатайствовали об открытии ярмарок (как, например, петербургские купцы в 1779 г.78), а также упорно боролись против попыток администрации перенести ярмарку из их города в другой (как это имело место при переводе ярмарки из г. Ромны в Полтаву или из Бердичева в Киев79).

Известны лишь единичные случаи недовольства или борьбы купечества городов (с развитой стационарной торговлей) против функционирования в их городе ярмарок или базаров. «Купечество весьма великое неудобство претерпевает от годовых сего уезда ярмарок и недельных торжков», — жаловался, например, волоколамский воевода в ответе на кадетскую анкету 1760 г. Но в дальнейшем разъясняется, что купечество возражает не столько против ярмарок и базаров, сколько против крестьянской торговли: «... а наче от крестьян, которые в недельные торжки, так и в годовую ярмонку покупают на значительную сумму разные товары и отвозят, куда им по способности случается»80.

Исключителен и потому не характерен пример борьбы виленского купечества против учреждения в городе ярмарки. В Вильно — третьем по величине городе России первой трети XIX в. (в 1830 г. в нем насчитывалось около 50 тыс. человек81) с развитой стационарной торговлей - в 1829 г. местным начальством была учреждена четырехнедельная ярмарка. Ее срок (23 апреля - 15 мая) приходился на время так называемых контрактов, когда в город съезжались землевладельцы и фабриканты для заключения различных контрактов, договоров, сделок, продажи и отдачи в аренду имений и т. п. и когда всякий из прибывавших делал нужные закупки товаров до следующих контрактов, вследствие чего обороты городской стационарной торговли возрастали чрезвычайно. Быстро оценив последствия учреждения в городе ярмарки, виленское купечество начало хлопоты об ее отмене либо на крайний случай о перенесении ее на другое время. Городовые купцы обратились к литовскому генерал-губернатору А. М. Римскому-Корсакову, а после его отказа к министру финансов Е. Ф. Канкрину. В прошении купцы мотивировали свою просьбу: «Ярмонки нужны и полезны там, где нет постоянного купечества и торги, да и во внутренности империи, а не близ границы... В г. Вильне находится множество лавок, кои открыты ежедневно в течение целого года, и публика, нуждающаяся в товарах, не встречает недостатка в оных... В других губернских городах нет ярмарок, и поэтому тамошнее купечество находится в цветущем состоянии, и г. Вильно таковое же имеет право на защиту и покровительство». В случае, если ярмарка не будет отменена, просители предсказывали разорение купечества и города82.

Почему же гак встревожило купцов назначение ярмарок? Причина заключалась в том, что учреждение ярмарки на время контрактов, когда наблюдалось наибольшее стечение народа со всей губернии, грозило купечеству потерей больших прибылей. По торговому законодательству на ярмарках любой человек мог производить торговлю оптом и в розницу без всяких торговых свидетельств и пошлин. Поэтому население губернии на учрежденной ярмарке могло закупить необходимое количество товаров по цепам более низким, чем те, которые оно платило городовым виленским купцам, тем более что на время ярмарки лавки местных купцов закрывались. Невозможность конкуренции с приезжающими из центральных российских губерний торговцами и фабрикантами («с ярмоночными же купцами и торговцами виленское купечество состязаться не может, так как привозные товары большей частью дешевле»), перспектива потери главных покупателей и утраты монопольного права торговли в самое выгодное время — вот что волновало виленское купечество. Высшая администрация разобралась в истинных мотивах прошения и в просьбе купечеству отказала. Судьба ярмарки лишь отчасти подтвердила прогноз виленского купечества. Уже в 1832 г. на ярмарку было привезено товаров на 133 тыс. сер. руб., а в 1863 г. — на 310 тыс. сер. руб.83 К 1861 г. контракты утратили свое значение84, в результате чего потребители выиграли, а городовые купцы проиграли.

Таким образом, возражение купечества некоторых городов против учреждения ярмарок свидетельствовало не о противоречии между стационарной и периодической торговлей - такого противоречия объективно в исследуемое время не существовало, - а, вероятно, о расхождении интересов между разными группами купечества, разными сословиями, производителями и торговцами, потребителями и купцами. В тех городах, где имелось «капиталистов» купечество с широкими торговыми связями, которое не боялось конкуренции ни со стороны мещанства, ни крестьянства, ни иногородных купцов, там в большинстве случаев действовали ярмарки, несмотря даже на развернутую стационарную торговлю, и число таких торговых центров в течение второй половины XVIII - первой половины ХIХ в. не уменьшалось, а возрастало. Киев, Нижний Новгород, Ростов-на-Дону, Таганрог, Харьков, Архангельск, Екатеринослав, Бердичев, Уфа, Симбирск, Самара, Тамбов, Одесса, Вологда, Пенза, Саратов, Чернигов, Рига, Ростов Ярославский, Тамбов, Курск, Рыбинск — вот неполный перечень крупных торговых центров, где в середине XIX в. действовали важнейшие ярмарки наряду с функционированием в них широкой сети постоянных торговых заведений.

Вместе с тем имеющиеся данные указывают на то, что объективное развитие товарно-денежных отношений и рост промышленного населения в XIX в. приводили к стихийному вытеснению периодической и непериодической форм торговли стационарной торговлей85. Так произошло, например, в крупном промышленном центре Урала г. Екатеринбурге, население которого к 1861 г. превысило 21 тыс. человек. В силу настоятельной потребности жителей и постоянной торговле в городе постепенно к 1860-м гг. образовалась широкая сеть торговых заведений: 13 магазинов, 308 лапой, 425 подвижных лавочек, гостиница, кофейня, 3 кондитерские, 60 постоялых дворов. Две прежде значительные ярмарки превратились в «незначительные торжки», а два еженедельных базара стали играть второстепенную роль в снабжении жителей предметами первой необходимости86.

Перерастание периодической торговли в стационарную происходило медленно и постепенно — от ярмарочной к базарной и от последней к стационарной. При этом не требовалось никаких специальных распоряжений начальства для закрытия ярмарок или базаров, они прекращали или ослабляли свою деятельность сами собой, в силу естественного хода событий. В г. Бобруйске Минской губернии еще в 1830-е гг. функционировали 3 ярмарки, но к 1861 г. они перестали собираться; а 2 базара в неделю потеряли прежнее значение. Торговля сосредоточилась в 120 лавках. К этому времени в городе проживало 16 тыс. гражданского населения и несколько тысяч военных, составлявших гарнизон крепости87. В г. Угличе Ярославской губернии во второй половине XVIII в. действовали 2 крупные ярмарки и 3 базара в неделю. К 1861 г., когда население превысило 10 тыс. человек, осталась одна ярмарка с маленьким оборотом, базары же все сохранились и «почти всегда бывают многолюдны и отличаются особой оживленностью в пору навигации», а магазинов и лавок стало 20688. В результате этих перемен торговля в Угличе приобрела базарно-стационарный характер.

Аналогичные процессы, правда в меньших масштабах, наблюдались и в сельской местности. Например, в слободе Томаровке Белгородского уезда Курской губернии в 1760-е гг. собиралось 5 ярмарок, в 1830-е гг. они еще функционировали. Но в 1860-е гг., когда слобода превратилась в промышленное селение с населением почти в 10 тыс. человек, ярмарки прекратили свое существование и вместо них стали действовать 3 лавки и 2 базара в неделю89. В других крупных селениях ярмарки сохранились, но к ним добавлялись базары и лавочная торговля. Вследствие этого вся торговля приобретала преимущественно базарно-стационарный характер, как это случилось в селах Порецком и Промзине Алаторского уезда Симбирской губернии90.

Таким образом, развитие базарной и в особенности стационарной торговли, рост постоянных торговых связей с другими местностями приводили к тому, что в некоторых городах ярмарочная торговля замирала. Но в рассматриваемое время этот процесс еще не стал массовым, определяющим. Ярмарка вплоть до 1860-х гг. сохраняла свои позиции даже в городах, о чем, в частности, свидетельствует увеличение числа городов с ярмарками и с базарами: в 1760-е гг. их насчитывалось 224, а в 1850-е гг. — 555.

От первой половины XIX в. сохранился ценный источник для характеристики торговых промыслов гильдейского купечества, в руках которого находилась стационарная торговля, - «Донесения губернаторов и ведомости о купцах, предметах их торговли и размерах наложенных на них повинностей», представлявшиеся в Департамент мануфактур и внутренней торговли в 1820-1850-е гг.91 В донесениях, составленных в магистратах и ратушах, поименно перечисляются купцы с краткой характеристикой их торговой деятельности. Анализ этих данных приводит к выводу, что даже в первой половине XIX в. стационарная торговля, подобно другим формам торговли, была еще малоспециализированной как в отношении ассортимента товаров, так и в отношении разделения на розничную или оптовую торговлю. Только в самых значительных городах специализация торговли проявлялась довольно четко, в остальных же в одной лавке продавались самые разнообразные товары, и одни и те же купцы занимались торговлей разными продуктами и изделиями.

В крупном торговом центре страны, г. Архангельске, в 1830-е гг., как доносил магистрат, купцы первой гильдии производили торг «в разных российских городах и ярмонках, равно и в иностранных государствах, разными российскими и иностранными товарами обтом и подробно», купцы второй гильдии — «в разных российских городах и ярмонках разными товарами обтом и подробно»92. В городах же поменьше, например в Холме, Олонце, Зубцове, где имелись только купцы третьей гильдии, каждый из них торговал «хлебом, лесом, дровами, посудою, маслом, скотом, кожами и прочими дозволенными товарами обтом и в розницу»93. В Астрахани (тогда шестом по численности населения городе России) с традиционно развитой стационарной торговлей в 1832 г. лишь около трети купцов специализировалось на торговле определенными группами товаров, например лесом и дровами, железными и медными изделиями и т. д., а оптовой и розничной торговлей одновременно занимались почти все94.

До 1812 г. городская стационарная торговля юридически и фактически находилась преимущественно в руках гильдейского купечества и отчасти мещанства. В 1812 г. право держать лавки в городах было предоставлено и крестьянам при условии платежа ими специальных пошлин соответственно характеру торговли95. С 1824 г. за определенные пошлины право заниматься стационарной торговлей предоставлялось всем желающим. Положение 1824 г. просуществовало с небольшими принятыми в 1826-1827 и 1839 гг., до 1862 г.96

Несмотря на высокие нормы обложения торговых промыслов (это сознавало и правительство)97, крестьяне воспользовались предоставленным им правом заниматься постоянной торговлей в городах и к началу реформ 1860-х гг. довольно преуспели в этом. На конкуренцию между гильдейским купечеством и торгующим крестьянством, победу в которой одерживали последние, уже в 1820-е гг. обратил внимание Департамент разных податей и сборов. Чиновники Департамента постоянное уменьшение гильдейских сборов (только за один 1821 г. сборы уменьшились на 600 тыс. руб.) объяснили конкуренцией крестьян98.

О падении роли гильдейского купечества в постоянной торговле городов после 1812 г. свидетельствуют и данные об изменении его численности. В 1811 г. купцов трех гильдий насчитывалось 125 тыс. ревизских душ, в 1820 г. — 67 тыс.; число объявленных капиталов в 1816 г. было 20 059, в 1824 г. — 13 106.99 С введением нового торгового положения 1824 г. гильдейское купечество начало оправляться и процесс его упадка сильно замедлился: численность купцов к 1849 г. достигла 133 тыс. душ, а число объявленных капиталов составляло 40 747.100 Однако при сравнении данных о числе выданных свидетельств на право постоянной торговли гильдейскому купечеству и крестьянству (табл. 20) видно, что процесс падения относительной роли купечества продолжался. За 15 лет, с 1838 по 1852 г., количество купцов, занимавшихся стационарной торговлей, увеличилось с 35 440 до 46 788, т. е. на 32%, а крестьян — с 5252 до 7450, на 425 р. В 1766 г. на долю всех профессионально торгующих крестьян приходилось лишь 3%101, а в 1852 г. только крестьяне, занимавшиеся стационарной торговлей, составляли 14%, что примерно соответствовало и их доле в оборотах стационарной торговли. Налицо постепенное вытеснение гильдейского купечества, процесс падения относительного его значения, хотя и не такой быстрый, как это наблюдалось в 1812-1824 гг.102

Таблица 20. Число выданных свидетельств на право торговли в России за 1829-1856 гг.а
<b>Таблица 20.</b> Число выданных свидетельств на право торговли в России за 1829-1856 гг.<sup>а</sup>

Для оценки абсолютного и относительного значения стационарной торговли в системе российского внутреннего рынка представляют интерес данные об оборотах этой формы торговли в их динамике. К сожалению, обороты стационарной торговли не фиксировались. Однако некоторое представление об их динамике в первой половине XIX в. можно получить по данным о сборе пошлин, которые собирались с купцов, торговавших из постоянных торговых заведений начиная с 1812 г. (табл. 21). Вследствие того что система сбора пошлин существенно изменялась в 1824 и 1862 гг., динамику пошлинных сборов следует исчислять в пределах однородных периодов, т. е. за 1813-1824 и 1825-1861 гг. С 1813 по 1824 г. поступление торговых пошлин уменьшилось на 38%, что указывает на абсолютное, а с учетом роста оборотов периодической торговли и на относительное падение оборотов постоянной торговли. В 1825-1830 гг. данный процесс продолжался - к 1831 г. сбор пошлин сократился еще на 42%, и лишь с 1831 г. обнаружился устойчивый рост оборотов стационарной торговли, кратковременно прерываемый в 1844 и 1848 гг.

Таблица 21. Поступление торговых пошлин в России (в тыс. сер. руб.) за 1812-1862 гг.
<b>Таблица 21.</b> Поступление торговых пошлин в России (в тыс. сер. руб.) за 1812-1862 гг.

Судя по поступлению пошлин, ее оборот за 1831-1861 гг. увеличился примерно на 70%, что позволило превысить уровень 1813 г. Эти выводы косвенно подтверждаются и сведениями (несмотря на всю их условность) об изменении численности лавок. В первой четверти XIX в. наблюдалось снижение числа постоянных торговых заведений примерно на 36%, с конца 1830-х и до конца 1850-х гг. их рост составил приблизительно 37% (см. табл. 19). Таким образом, о повышении абсолютного и, вероятно, относительного значения стационарной торговли можно говорить, исходя из выявленных данных, лишь для второй трети XIX в.

Современники заметили некоторый упадок гильдейского купечества в первой половине XIX в., объясняя его главным образом разрешением крестьянской торговли, в том числе постоянной, а также неблагоприятной экономической конъюнктурой и раздроблением крупных капиталов103. Этот упадок в той или иной мере затронул все губернии России, но в большей степени те, где монополия купцов на торговые занятия, в частности на стационарную торговлю, была особенно заметной, твердо проводилась в жизнь, - прибалтийские губернии. «Торговля их (городов, - Б. М.) незначительна и сравнительно с прежним состоянием находится в упадке, - отмечал автор статистического описания Лифляндской губернии. - Причиной этому считают разрешение так называемой крестьянской торговли, последовавшее в 1811 и 1824 годах... Эти указы, уничтожив монополию (гильдейских, - Б. М.) купцов повлекли за собой уменьшение их числа в мелких городах и упадок торговли последних». Вместе с тем тот же автор подчеркивал, что «указы 1811 и 1824 гг. были совершенно рациональны, сняв опеку над производителями и предоставив им полную свободу в выборе мест для продажи. Происшедший вследствие этого упадок торговли городов ясно показал, что прежнее состояние ее было ненормальное (в пользу нескольких лиц жертвовались интересы огромного класса сельского населения), а значительность ее в настоящее время, кроме недостатка удобных сообщений, объясняется малыми потребностями большей части населения, которое само приготавливает почти все необходимое для себя»104.

Стоит подчеркнуть, что при всей значимости правового разрешения крестьянской и мещанской торговли формальная отмена монополии гильдейского купечества на торговые промыслы явилась лишь юридическим оформление того фактического положения, которое сложилось на внутреннем российском рынке в конце XVIII - начале XIX в. Крестьянская и мещанская торговля в широких размерах практиковалась и до ее формального разрешения, о чем свидетельствуют постоянные жалобы на нее купечества начиная с середины XVIII в.105 Правительство, провозглашая свободу торговли, делало это по необходимости, чтобы получить право на фискальные обложения крестьянской и мещанской торговли и иметь свою долю с тех доходов, которые получало крестьянство и мещанство от торговых промыслов.

Развитие товарно-денежных отношений в российской деревне во второй половине XVIII - первой половине XIX в. и увеличение товарооборота было столь существенным, что относительно малочисленное гильдейское купечество не могло обеспечить нормальное функционирование внутреннего рынка и объективно нуждалось в помощи крестьянства и мещанства. Это в конечном итоге и привело к падению относительной значимости купечества.

Таким образом, постоянная торговля во второй половине XVIII - первой половине XIX в. развивалась при общей поступательной тенденции противоречиво и зигзагообразно. Вследствие итого она не стала даже к 1860-м гг. ведущей формой торговли. Только в крупных городах с многочисленным населением, с большим числом постоянных потребителей, она могла приобрести - и приобретала - важное, а в некоторых случаях доминирующее значение. Но и крупные города росли медленно. В середине XVIII в. в 45% городских поселений проживало менее 1 тыс. человек. В 1785 г. после Москвы (400 тыс. чел.) и Петербурга (около 200 тыс. чел.) только в трех городах (Риге, Астрахани, Кронштадте) проживало по 30 тыс. чел., в одном городе (Ярославле) - 25 тыс., в 12 городах - от 10 до 20 тыс., в 21 городе - 10 тыс., в 33 городах - от 3 до 8 тыс. В подавляющем же большинстве городских поселений проживало менее 3 тыс. человек106. В 1811 г. число городов с населением более 20 тыс. увеличилось до 14: Петербург – 335,6 тыс. человек, Вильно - 56,3, Казань - 53,9, Тула - 52,1, Астрахань - 37,8, Рига - 32,0, Саратов - 26,7, Орел - 24,6, Ярославль - 23,8, Курск - 23,5, Киев - 23,3, Калуга - 23,1, Воронеж - 22,1 тыс. человек. Как видим, в 1811 г. даже большинство губернских городов являлись малонаселенными. В подавляющей массе городов проживало от 1 до 5 тыс. чел. К 1840 г. численность городов с населением свыше 20 тыс. человек увеличилась до 23, к 1856 г. - до 44, но в абсолютном большинстве городов по-прежнему проживало от 1 до 5 тыс. чел.107 Медленный рост городов, в особенности крупных, являлся важнейшим фактором, сдерживавшим развитие стационарной торговли.

Серьезным препятствием для развития постоянной торговли была также относительная неразвитость торгово-промышленной жизни в городах. В 1760-х гг., по данным хозяйственных анкет в 4% городов сельскохозяйственные занятия являлись единственным «промыслом» горожан, в 67% - главным, в 12% - важным. Оставалось лишь 17% городов, где ремесло, промышленность и торговля оказывались важнейшими занятиями городских жителей. Только эти города и можно по-настоящему рассматривать как торгово-промышленные центры.

Уровень разделения общественного труда в России середины XVIII в. еще был таков, что во многих городах широко практиковалось сочетание производственной деятельности горожан с торговлей произведенными товарами в отъезд. «Боровское третьей статьи купечество все кормятся работою своею: садят лук и чеснок и отъезжают с оными для продажи в украинские города».108 А «гороховецкое купечество делают разных сортов снасти, смолу, всякий щепной товар, дрова, тес отпускают водой до Астрахани и оттуда привозят разного звания засольную рыбу, зернистую в бочках икру, говяжья сала для варения мыла».109

За столетие, с 1750-х по 1850-е гг., в численности, размерах городов, их экономике, укладе жизни, в занятиях горожан произошли крупные изменения, обусловленные движением России по пути утверждения капиталистических отношений. К 1861 г. земледелие перестало быть важнейшим промыслом горожан; однако и тогда редко еще можно было встретить город, где горожане не занимались бы сельским хозяйством, где оно не служило бы дополнительным источником средств существования.110 Значительное распространение среди городских жителей сельскохозяйственного промысла приводило к тому, что многие из "них не нуждались в регулярной закупке продуктов питания, а промышленные изделия покупали редко, 1—2 раза в году на ярмарках или на базарах.

Слабое развитие стационарной торговли в сельской местности, помимо правовых ограничений, объяснялось главным образом тем, что даже в середине XIX в. большую часть изделий и предметов, необходимых в хозяйстве, крестьянин либо производил сам, либо покупал на базарах или ярмарках. Существовавшая же у растущей прослойки зажиточных крестьян потребность в «красных» товарах — хлопчато-бумажных, шерстяных и шелковых изделиях — для праздничной одежды удовлетворялась опять же на базарах и ярмарках либо бродячими торговцами. В тех губерниях, где действовали крупные ярмарки, потребность в постоянной торговле еще более снижалась.

При объяснении относительно слабого развития стационарной торговли в России во второй половине XVIII—первой половине XIX в. следует учитывать также характер потребностей основной массы населения и способ их удовлетворения. За исключением дворянства, да и то его высшей прослойки, подавляющее большинство как сельских, так и городских жителей не знали, не следовали и не могли следовать моде ни в одежде, ни в предметах бытового пользования и т. п. Все предметы домашнего обихода, включая одежду, делались «на века», как можно прочнее и основательнее, идеи морального старения вещи практически не существовало. Ассортимент необходимых предметов личного потребления был сравнительно узким и мало подвергался воздействию времени: что годилось отцу, то хорошо было и для сына. Покупки одинаковых вещей, предметов могли производиться единовременно, на долгий срок, что отметил еще Н. И. Костомаров, имея в виду в первую очередь городских жителей и зажиточную верхушку села. «Замечательною чертою русской старой торговли было то, что продажа была чаще всего оптовая... Домовитый и расчетливый хозяин всегда старался покупать для себя запасы оптом на долгое время, потому что при этом выигрывал четверть с рубля... Товар, который не портится, закупался на год и больше. Съестные припасы покупались пудами и бочками, ибо мясо и рыба употреблялись большею частью соленые, а зимою и свежее не портилось. Рукодельные товары, закупаемые в лавках, приобретались также большими порциями... Дом его был полон всякой всячиной на долгое время: это считалось знаком расчетливости и ума».111 Русское общество 1750—1860-x гг. не являлось «обществом массового потребления», поэтому периодическая и даже непериодическая формы торговли практически его вполне удовлетворяли, рынок не отставал от потребностей населения и развития экономики, а, наоборот, их стимулировал.

Особо следует подчеркнуть, что падение роли гильдейского купечества и противоречивое развитие стационарной торговли в рассматриваемое время вовсе не означали ни регресса рынка, ни регресса экономики. Наоборот, именно развитие российской экономики в 1750—1850-е гг. в сторону роста товарных отношений подрывало сословную монополию купечества на торговлю, способствовало более успешному развитию периодических и непериодических форм торговли, которые наилучшим образом соответствовали экономическим условиям того времени и преимущественно аграрному характеру российской экономики.

На внутреннем рынке второй половины XVIII—первой половины XIX в. не существовало объективных противоречий между разными формами торговли, поскольку они взаимно дополняли ДРУГ друга, и только их взаимодействие позволяло рынку нормально действовать, успешно выполнять свою главную функцию по обеспечению товарного обмена между различными губерниями и районами огромной страны. Постоянная торговля нуждалась в ярмарках и базарах, где гильдейское купечество преимущественно покупало товары; базарная и ярмарочная торговля органически дополнялась стационарной, через которую сбывалось значительное количество преимущественно промышленных изделий. Все сферы внутреннего рынка, несмотря на их относительную разнозначимость, оказывались необходимыми и находились в определенном соотношении, обусловленном конкретными особенностями исторического момента. Это соотношение, как мы видели, было подвижным, благодаря чему рынок приобретал необходимость гибкость и пластичность, позволявшую приспосабливаться к постоянно изменявшимся социально-экономическим условиям его существования.



66 ЛО А АН СССР, ф. 3, оп. 10-а, д. 82, л. 5.
67 Щекатов А. М. Словарь географический Российского государства, Ч. II. М., 1804, с. 189.
68 ЛО А АН СССР, ф. 3, оп. 10-6, д. 56. л. 6.
69 Щекатов Л. М. Словарь географический Российского государства..., ч. III, стб. 106-108; Чулков М. Д. Историческое описание Российской коммерции. Т. 6, кн. 4. М., 1788, с. 211-213.
70 Экономическое состояние городских поселений Европейской России в 1861-62 гг., ч. 1, Казанская губерния, с. 5.
71 Лаптев М. Казанская губерния, с. 423-426, 426.
72 Там же, с. 426-427.
73 Щекатов А. М. Словарь географический Российского государства. .. Ч. V. М., 1807, стб. 968; Экономическое состояние городских поселений европейской России в 1861-62 гг., ч. 2, Симбирская губерния, с. 1.
74 Липинский. Симбирская губерния, с. 231.
75 Статистические таблицы Российской империи. Вып. 2. СПб., 1863, с. 90.
76 Попроцкий М. Калужская губерния, ч. 1, с. 657; Экономическое состояние городских поселений Европейской России в 1861-62 г., ч. 2, Полтавская губерния, с. 4, Оренбургская губерния, с. 4; Мозель X. Пермская губерния, ч. 2, с. 402-405; Шмидт А. Херсонская губерния, ч. 2, с. 527-528; Корев А. Виленская губерния, с. 515-516; Соловьев Я. А. Сельскохозяйственная статистика Смоленской губернии, с. 439.
77 Веймарн Ф. Лифляндская губерния. СПб., 1864, 470-475; Орановский А. Курлиндская губерния, с. 322-324.
78 ЦГАДА, ф. 397, on. 1, д. 370-6, прил., л. 1-1.
79 ЦГИА СССР, ф. 1287, оп. 5, д. 727, О переводе в Полтаву из г. Ромны Ильинской ярмарки, л. 6-17 об.
80 Бакмейстер Л. И. Топографические известия. Т. I, 1. СПб., 1771, г. 41.
81 Корев А. Виленская губерния, с. 711.
82 ЦГИА СССР, ф. 18, оп. 4, д. 378, л. 3-36.
83 Список существующих Российской империи ярмарок. СПб., 1834, 12; Статистический временник Российской империи, вып. I. с. 174.
84 Экономическое состояние городских поселений Европейской России в 1861-62 г.. ч. 1, Виленская губерния, с. 5.
85 См.. например: Бобровский П. Гродненская губерния, ч. II, с. 385; Баранович М. Рязанская губерния, с. 323; Веймарп Ф. Лифляндская губерния, с. 470; Орановский А. Курляндская губерния, с. 322; Рындзюнский П. Г. Городское гражданство дореформенной России, с. 249-250.
86 Экономическое состояние городских поселений Европейской России 1801-62 г.. ч. 2. Пермская губерния. с. 40.
87 Список существующих в Российской империи ярмарок, с. 180—100; Экономическое состояние городских поселений Европейской России 1861-62 г., ч. 1, Минская губерния, с. 7.
88 ЛО ААН СССР, ф. 3, оп. 10-б, д. 101; Щекатов Л. М. Словарь географический Российского государства.... ч. VI, стб. 535-537; Экономическое состояние городских поселений Европейской России в 1861-62 г., ч. 2, Ярославская губерния, с. 41.
89 ЛO ААН СССР, ф. 3, оп. 10-б, д. 81; Список существующих в Российской империи ярмарок, с. 157-158; Волости и важнейшие селения Европейской России. Вып. 1. СПб., 1880, с. 267, № 171.
90 Липинский. Симбирская губерния, ч. 2, с. 231.
91 ЦГИА СССР, ф. 18, оп. 4, д. 226 (1822-1823 гг.); д. (1832 г.); д. 1888, 589 (1838 г.); д. 601 (1839 г.); д. 796 (1856 г.) и др.
92 Там же, д. 588, л. 118-118 об.
93 Там же, д. 457, л. 19-20 об.
94 Там же, л. 2-17 об.
95 ПСЗ I, 1812, т. XXXII, № 24992, 25302. — В столицах это право крестьяне получили еще раньше: в Петербурге — в 1708 г., и Москве — в 1799 г.
96 Исторический очерк обложения торговли и промыслов в России, с. 117-147.
97 ПСЗ I, 1812, т. XXXII, № 25113.
98 ЦГИА СССР, ф. 18, оп. 4, д. 226, л. 1-2 об.
99 Очерки экономической истории России первой половины XIX в., с. 308.
100 ЦГИА СССР, ф. 869, oп. 1, д. 165, л. 2; д. 789, л. 8.
101 Яковцевский В. Н. Купеческий капитал в феодально-крепостнической России, с. 50—54. — Число торгующих крестьян у автора приводится в душах, т. е. вместе с детьми.
102 См. также: Рындзюнский П. Г. Городское гражданство дореформенной России, с. 378; Очерки экономической истории России первой половины XIX в, с. 258.
103 См., например: Попроцкий М. Калужская губерния, с. 656-658. — На это указывается и в кн.: Рындзюнский П. Г. Городское гражданство дореформенной России, с. 105; Исторический очерк обложения торговли и промыслов в России, с. 120-124.
104 Веймарн Ф. Лифляндская губерния, с. 470-471.
105 Индова Е. И. Торгово-промысловая деятельность и предпринимательство дворцовых крестьян Черноземного центра в 20-60-х годах XVIII в. — В кн.: Проблемы общественно-политической истории России и славянских стран. М., 1963, с. 307-312; Комиссаренко Л. И. Крестьянская торговля на Вятке в первой половине XVIII в. — Тр. Моск. историко-архивного ин-та, 1965, т. 21, с. 270-288; Кулишер И. М. История русской торговли до девятнадцатого века включительно. Пб., 1923. с. 250—265; Поленов Д. В. Исторические сведения о Екатерининской комиссии для сочинения проекта нового Уложения. Ч. 2. СПб., 1871; Свиридов Н. С. Торгующие крестьяне конца крепостной эпохи. (По материалам первой половины XIX столетия). — История СССР, 1969, № 5, с. 48-67; Троицкий С. М. Обсуждение вопроса о крестьянской торговле в Комиссии о коммерции в середине 60-х гг. XVIII в. — В кн.: Дворянство и крепостной строй России XVI-XVIII вв. М., 1975, с. 227- 230; Черовань Л. С. Развитие товарно-денежных отношений на Европейском Севере России во второй половине XVIII — первой трети XIX вв. (Условия развития крестьянской торговли). — Учен. зап. Петрозаводского ун-та, 1967, т. 14, вып. 6, с. 31-47; Яковцевский В. Н. Купеческий капитал в феодально-крепостнической России, с. 139-151.
106 Очерки истории СССР. Период феодализма. Россия во второй половине XVIII в. М., 1956, с. 151-152.
107 Данные за 1811 г. см.: Рашин А. Г. Население России за 100 лет (1811-1913 гг.). М., 1956, с. 103. — Данные за 1856 г. см.: Статистические таблицы Российской империи за 1856-й год, с. 222-234. — Группировка произведена нами.
108 ЛО ААН СССР, ф. 3, оп. 10-6, д. 131, л. 3.
109 Там же, д. 130-в, л. 4.
110 Экономическое состояние городских поселений Европейской России в 1861—62 г., ч. 1—2; см. также: Ган И. А. О настоящем быте мещан Саратовской губернии. СПб., 1860, с. 27—30; Рындзюнский П. Г. Городское гражданство дореформенной России, с. 12.

<< Назад   Вперёд>>