Последний подвиг
«Меня пошлют туда, когда дела ваши станут совсем плохи... ...Меня посылают весьма срочно, и кто знает, что готовит судьба».
С. О. Макарон

В конце XIX века в борьбу за господство на Тихом океане вступил новый империалистический хищник — Япония.

Свою «деятельность» на мировой арене Япония начала с захватов в Китае.

В результате войны 1894–1895 гг., проводившейся при поддержке Англии и Соединенных Штатов Америки, Япония захватила китайский остров Тайвань, Ляодунский полуостров и Пескадорский архипелаг и навязала Китаю грабительский Симоносекский мирный договор, потребовав уплаты огромной контрибуции и закрепив свои позиции в Корее.

Тогда русское правительство, обеспокоенное столь серьезным усилением Японии в Китае, организовало вмешательство трех европейских держав в пользу Китая. В апреле 1895 года послы России, Франции и Германии вручили японскому правительству ноты, содержавшие «совет» отказаться от Ляодунского полуострова. В результате Япония вынуждена была пойти на пересмотр Симоносекского мирного договора и возвратить Китаю Ляодунский полуостров, который благодаря своему выгодному стратегическому положению занимал в планах японских империалистов едва ли не главное место как плацдарм для захвата Манчжурии и русских дальневосточных земель.

Неудача с Ляодунским полуостровом еще более ожесточила империалистическую клику Японии против царской России, которая, вытеснив Японию, сама получила права на Ляодунский полуостров с портом Артур, построила вблизи Артура новый город и порт Дальний, оборудовала порт Артур как крепость и базу для своего Тихоокеанского флота и провела через всю Манчжурию к Дальнему и Порт-Артуру железную дорогу. Путь к дальнейшим захватам японских империалистов в Китае и на Дальнем Востоке был прегражден Россией. Назревала русско-японская война.

К этой войне Япония стала усиленно готовиться тотчас же после окончания войны с Китаем. Замышляя напасть на Россию, Япония рассчитывала на поддержку других империалистических держав, враждебно относившихся к усилению царской России на Дальнем Востоке, и прежде всего на поддержку Англии и Соединенных Штатов Америки.

В 1900 году в Китае вспыхнуло народное восстание против чужеземного империалистического ига и собственных китайских феодалов, получившее название «боксерского». Стремление подавить это восстание, грозившее выбросить из Китая всех захватчиков, объединило крупнейшие империалистические державы.

Под предлогом «наведения порядка», традиционным для всех интервентов, империалистические державы начали настоящую войну против китайских народных повстанцев.

Особенно усердствовала в этой антинародной войне Япония, отстаивавшая не только свои империалистические интересы, но и, по негласной договоренности, интересы Англии и США.

Вскоре после зверского подавления «боксерского» восстания Япония заключила договор с Англией, направленный против России, заручилась обещанием помощи со стороны США и стала готовиться к нападению на Россию.

На английских верфях строились заказанные Японией броненосцы163. Английские офицеры руководили обучением личного состава японского флота. Из Соединенных Штатов Америки в Японию шли вооружение и военные материалы.

Царская Россия также стремилась к войне, хотя и менее активно, чем Япония. К этому царское правительство толкали крупная буржуазия, искавшая новых рынков, и наиболее реакционные слои русских помещиков. Кроме того, царское правительство рассчитывало, что победоносная война поможет ему задержать развитие мощного революционного движения, охватывавшего страну, предотвратить надвигавшуюся революцию и укрепить свое внутреннее положение. Но расчеты эти не оправдались: война еще более расшатала царизм.

В отличие от Японии, тщательно готовившейся к войне, в России царское правительство относилось к надвигавшейся войне легкомысленно. Русская армия была плохо вооружена и обучена. Во главе ее стояли бездарные, беспечные генералы. Основные контингенты войск и снаряжение находились за десять тысяч километров от будущего театра войны. Флот на Дальнем Востоке был слабее японского, командовал им слабовольный, нерешительный адмирал Старк. Среди офицеров на Дальнем Востоке также царила беспечность. Верхушка офицерского состава проводила время в кутежах и балах. Личный состав армии и флота к войне не готовился, боеприпасами, вооружением и снаряжением армия и флот обеспечены были плохо. Дальний Восток кишел японскими шпионами.

Несмотря на грозную обстановку, сложившуюся на Дальнем Востоке, и на совершенно очевидную неподготовленность России к войне, в правительственных кругах царило мнение, что Япония не посмеет напасть на Россию. Это мнение усиленно поддерживали контр-адмирал Абаза164, возглавлявший созданный в 1903 году особый комитет по Дальнему Востоку, и авантюрист статс-секретарь Безобразов165. Им вторил дальневосточный наместник царя, побочный сын Александра II адмирал Алексеев166.

Были в России, конечно, и люди, хорошо понимавшие, что на Дальнем Востоке назревают события, в которых так же, как за пятьдесят лет до того в Севастополе, русским солдатам и матросам придется расплачиваться за отсталость царской России и гнилость царизма своею кровью. Народные массы не хотели этой войны и понимали, какие пагубные последствия она будет иметь для России.

А когда война началась, Ленин и большевики стояли за поражение царской России в этой войне, так как оно ослабило бы царизм, усилило ненависть к нему в широких народных массах и ускорило революцию.

Макаров был далек от глубокого, марксистского понимания назревавших событий, но он прекрасно разбирался в военной обстановке, складывавшейся на Дальнем Востоке, видел слабость и неподготовленность к войне русской армии и флота и с болью в душе думал о тех бессмысленных жертвах, на которые царское правительство обрекало прежде всего солдат и матросов.

Еще в 1899 году, получив назначение на пост главного командира Кронштадтского порта, Макаров в кругу друзей говорил, что ему надлежало бы в то время не исполнять административную должность в Кронштадте, а командовать Дальневосточной эскадрой в Порт-Артуре. И при этом добавлял с грустной улыбкой, что его пошлют на Восток лишь в том случае, если дела там станут совсем плохи.

Макаров неоднократно повторял, что на Востоке крепнет грозная сила — Япония — и нельзя ее недооценивать, что русская оборона там никуда не годится и при первом же испытании это станет ясным для всех. Как член комиссии по обороне крепостей, Макаров в секретной докладной записке от 22 февраля 1900 года писал морскому министру, что в определенных кругах установилось ошибочное мнение, будто неприятель должен брать Порт-Артур приступом, а не долговременной осадой. «Вследствие этого, — писал Макаров, — вся сухопутная оборона состоит из орудий небольших калибров, и нет ни одной пушки на сухопутной обороне, которая могла бы отвечать на огонь больших осадных орудий (неприятель может подвести большие осадные орудия и безнаказанно расстреливать наши укрепления)...

Заняв Корею, японцы могут двинуться к Квантунскому полуострову и сосредоточат там более сил, чем у нас. Вся война может быть ими сосредоточена на этом пункте. Это будет война за обладание портом Артур, к которому они подступят с потребною для сего силою, и мы должны быть готовы к должному отпору с сухого пути».

Эта докладная записка Макарова попала к военному министру Куропаткину, который, не вдумавшись в существо предложений Макарова, наложил такую резолюцию: «Читал. Не имея средств и сил на Западе, мы не можем особо расходоваться лишь на Порт-Артур уже в настоящее время».

Куропаткина не смутили даже следующие заключительные строки записки Макарова: «Падение Порт-Артура будет страшным ударом для нашего положения на Дальнем Востоке. Флот, лишившись своего главного опорного пункта, оставшись лишь при одном Владивостоке, будет крайне стеснен в своих операциях... Чтобы этого не случилось, Порт-Артур должен стать неприступным и снабженным провизией, порохом и углем в таком количестве, чтобы выдержать продолжительную осаду, пока не прибудет подкрепление...»167

Спустя три года, в другой секретной записке, по поводу широко задуманной судостроительной программы 1903–1923 годов, Макаров писал: «Недоразумения с Японией будут из-за Кореи или Китая... Разрыв последует со стороны Японии, а не с нашей... Успех Японии возможен лишь при условии недостаточности нашего флота, если же наш флот будет в состоянии командовать морем, то Япония будет совершенно бессильна что-нибудь сделать»168.

Глубокое понимание обстановки, сложившейся в то время на Дальнем Востоке, позволило Макарову довольно точно предвидеть развитие событий. Для него не было неожиданностью, когда, закончив с помощью Англии и США приготовления к войне и заручившись их поддержкой, Япония стала искать повода для развязывания войны с Россией.

Задача японских империалистов заключалась в том, чтобы начать войну как можно скорее, не дав подготовиться к ней России. С этой целью японское правительство решило возобновить переговоры об урегулировании спорных вопросов, служивших ширмой, скрывавшей истинные намерения Японии и помогавшей ей обмануть мировое общественное мнение.

Мирное урегулирование вопросов никак не устраивало Японию. Поэтому, когда в ходе переговоров выяснилось, что царское правительство из-за неподготовленности России к войне готово удовлетворить требования Японии, изложенные в наглой ультимативной форме, японское правительство прервало переговоры и заявило о разрыве дипломатических отношений с Россией. Это было 24 января 1904 года, а в ночь на 27 января японская эскадра без объявления войны вероломно напала на корабли русского Тихоокеанского флота, стоявшие на внешнем рейде Порт-Артура.

Узнав о разрыве дипломатических отношений с Японией, Макаров вечером 26 января 1904 года отправил морскому министру записку следующего содержания: «Если мы не поставим теперь же во внутренний бассейн флот, то мы принуждены будем сделать это после первой же ночной атаки, дорого заплатив за ошибку». Но совет Макарова запоздал. Уже в ночь на 27 января в Порт-Артуре были подорваны стоявшие на внешнем рейде русские корабли.

Своим разбойничьим нападением на русскую эскадру в Порт-Артуре японцы хотели ослабить русский флот и этим обеспечить себе беспрепятственную переброску войск на континент. Одновременно японская эскадра в составе четырнадцати кораблей (шести крейсеров и восьми миноносцев) подошла к нейтральному корейскому порту Чемульпо, на рейде которого стояли два русских корабля — крейсер 1 ранга «Варяг» и канонерская лодка «Кореец», а также боевые корабли иностранных держав, и, грубо нарушив международное право, потребовала сдачи русских кораблей. Командиры кораблей иностранных держав заявили протест против незаконных требований командующего японской эскадрой. Это был показной, чисто формальный протест, и японцы не обратили на него внимания. А командир американской канонерской лодки «Виксбург», находившейся в Чемульпо, не решился даже на этот робкий шаг, сославшись на то, что он не имеет на этот счет указаний от своего правительства.

Командир «Варяга» капитан 1 ранга В. Ф. Руднев отклонил наглое требование неприятеля, решив погибнуть в неравном бою, но не опозорить чести русского флага. Просигнализировав «Корейцу» «Следовать за мной», «Варяг» полным ходом вышел навстречу японской эскадре.

Сверкая на солнце сталью и медью, «Варяг» гордо прошел мимо иностранных судов. На них выстроились команды, раздавались крики «ура», оркестры исполняли русский гимн. На русских кораблях загремело ответное «ура». Наступила торжественная и вместе с тем томительная минута. Неравенство сил было настолько очевидно, что бой казался невозможным. У некоторых зародилась даже надежда, что его и не будет. Но вот на флагманском корабле японской эскадры подняли сигнал, требующий сдачи кораблей. В ответ на всех мачтах и на корме русских кораблей взвились национальные флаги. Вызов был принят!

Чрезвычайно ожесточенный, кровопролитный бой продолжался три часа.

«Варяг» потопил один японский миноносец и нанес серьезные повреждения крейсерам «Такашихо» и «Асама».

Но и русские корабли сильно пострадали от вражеских снарядов. Большинство орудий на «Варяге» вышло из строя, половина орудийной прислуги была перебита, паровые котлы получили повреждения, рулевое отделение было испорчено, корабль имел пять подводных пробоин. Но андреевские флаги по-прежнему гордо развевались на «Варяге» и «Корейце».

Исчерпав все средства борьбы и не ожидая ниоткуда помощи, Руднев решил уничтожить оба корабля на глазах японской эскадры и иностранных наблюдателей, с огромным интересом следивших за неравной борьбой.

На русских кораблях был поднят сигнал: «Терплю бедствие», обязывавший иностранные корабли принять на борт всех оставшихся в живых русских матросов, после чего крейсер «Варяг» был затоплен169, а канонерская лодка «Кореец» взорвана.

О масштабах и ожесточенности морского боя под Чемульпо можно судить по такому факту: только с русских кораблей, на которых было в шесть раз меньше артиллерийских орудий, чем на японских, было выпушено 1105 снарядов. Каковы были потери в личном составе у японцев, точно неизвестно. Русские потеряли убитыми 34 человека, 188 человек были ранены.

Печать всего мира отдала должное героизму русских моряков, в иллюстрированных журналах были напечатаны портреты героев «Варяга», изображались различные моменты боя. Действия же командира американской лодки «Виксбург» капитана 2 ранга Маршалла были всеми осуждены.

О морском бое в Чемульпо и гибели русских кораблей Макаров узнал в Москве, куда он прибыл, направляясь на Дальний Восток в качестве командующего Тихоокеанским флотом. Он был возмущен поведением командиров иностранных кораблей и удручен исходом боя. По мнению Макарова, объявленный Кореей нейтралитет не мог быть сколько-нибудь реальным политическим актом. Слабая, не имевшая флота Корея не могла заставить японцев уважать свои права, и иностранные корабли, находившиеся на рейде в Чемульпо, не должны были допустить разгрома русских кораблей японцами в нейтральных водах Чемульпо.

После гибели «Варяга» и «Корейца» японцы стали беспрепятственно высаживать свои войска в Корее и считали свои замыслы близкими к осуществлению. Однако результаты атаки, предпринятой японцами в ночь на 27 января, оказались гораздо меньшими, чем ожидало японское командование. Сопротивление русской эскадры не было сломлено, и когда утром 9 февраля японский флот приблизился к Порт-Артуру, огонь артиллерии русских кораблей и береговых батарей заставил его поспешно отойти.

Правда, русские не могли еще предпринимать активных наступательных действий в море, и японский адмирал Того с основными силами флота все чаще подходил к Порт-Артуру для обстрела города и русских кораблей. Одновременно японская эскадра под командованием вице-адмирала Камимуры развернула действия против Владивостокского отряда крейсеров, которые причиняли Японии серьезное беспокойство на ее морских коммуникациях. Усилия Камимуры успеха не имели. Быстроходные и высокоманевренные русские крейсера были неуязвимы. К этому же времени относится неудачная попытка японского командования закупорить вход в Порт-артурскую гавань с помощью брандеров170.

Так развивались события в первые дни войны на море. Военных удач русский флот в этот период не имел.

На Макарова возлагались большие надежды. В газетах вспоминали его былые подвиги, приводили биографические сведения, отдельные эпизоды из жизни, отмечали его решительность, отвагу и полученные им награды.

Макаров покинул столицу 5 февраля. И хотя об его отъезде ничего в газетах не сообщалось, провожать его пришла такая масса людей, что громадный перрон Николаевского вокзала не мог вместить всех желающих.

Настроение у всех было приподнятое, торжественное. У одного из вагонов экстренного поезда, отправлявшегося на Дальний Восток, теснилась группа родных и близких знакомых Макарова. В центре группы выделялась грузная, коренастая фигура адмирала с георгиевской лентой в петлице пальто. Спокойный и серьезный, он что-то наставительно говорил своей жене Капитолине Николаевне. Рядом стояли девятнадцатилетняя дочь Дина с заплаканными глазами и сын Вадим.

Дорожа каждой минутой, Макаров отправился в путь, не дождавшись даже официального приказа о назначении.

По должности ему полагался специальный поезд, но Макаров отказался от него, заявив, что каждый вагон дорог, так как нужен для отправки войск. Он занял вагон с двумя смежными купе для себя и для своей канцелярии. Несмотря на поспешный отъезд, Макаров успел отобрать для работы в своем штабе группу деятельных и энергичных морских офицеров. Вместе с ним ехали в Порт-Артур два его помощника — бывший командир «Ермака» Михаил Петрович Васильев и Константин Федорович Шульц, минный офицер, плававший вместе с Макаровым еще на «Витязе», полковник генерального штаба профессор А. П. Агапеев171, лейтенант Кедров, инспектор по механической части инженер Линдебек, корабельный инженер-судостроитель полковник Вешкурцев и морской врач доктор медицины Филиппченко. Кроме того, с Макаровым отправлялись на Дальний Восток несколько высококвалифицированных корабельных инженеров для руководства ремонтными работами на кораблях Дальневосточной эскадры и группа опытных рабочих Обуховского и Балтийского заводов. В составе шло пять вагонов материалов, необходимых для быстрейшего ремонта поврежденных в Порт-Артуре кораблей. Перед отъездом Макаров поднял в министерстве вопрос о посылке туда для пополнения Тихоокеанского флота Средиземноморской эскадры.

Макаров не разделял широко распространенного в правительственных кругах мнения, что война с Японией не представляет серьезных трудностей, что японцев можно «шапками закидать». Он отчетливо представлял себе сложность положения на Востоке и видел грубые просчеты и ошибки, уже допущенные русским командованием.

Считая, что о его следовании на Дальний Восток должно знать как можно меньше людей, Макаров в Москве почти не выходил из вагона, стоявшего на путях в ожидании отправки. Он приводил в порядок свои дела, писал много деловых и частных писем. Министерству он напоминал о необходимости принятия мер к усилению Дальневосточного флота и просил немедленно заказать и отправить в Порт-Артур 48 миноносцев и минных катеров.

Своей жене Макаров писал о деньгах. Капитолина Николаевна не любила отказывать себе в чем-нибудь. Предметом ее постоянных забот были дорогостоящие наряды. Своими привычками она не раз ставила всю семью в затруднительное положение. Поэтому во многих письмах Макарова к жене слышится настойчивая просьба быть экономной, жить по средствам. Характерно в этом отношении его письмо, написанное на пути в Харбин 19 февраля 1904 года.

Макаров писал Капитолине Николаевне: «Я телеграфировал Федору Карловичу172 о выдаче тебе 5400 руб. Получив столько денег, ты прежде всего захочешь подновить туалеты, и таким образом деньги эти быстро исчезнут... Очень прошу тебя быть благоразумной, у нас уже было много примеров, что мы сидели без денег... Теперь неприлично тебе и Дине наряжаться в большие шляпы. Вы гораздо более выиграете, если будете держать себя скромнее. Пожалуйста, еще раз прошу тебя поберечь деньги, имей в виду, что, если ты истратишь 5400 р. или часть их, то я тебе ничего не переведу впоследствии. В первые два месяца с меня будут вычитывать все увеличение жалованья, так как я оставил тебе доверенность на 1200 р. Месяц я не получу здесь береговых почти ни копейки. Только потом начнет кое-что оставаться, но надо приберечь»173.

Это не значит, конечно, что Макаров испытывал денежные затруднения. Но несомненно одно: его супруга жила не по средствам, и Степан Осипович, хорошо это зная, постоянно напоминал ей об этом.

Поражает беспечность, с которой Капитолина Николаевна относилась не только к расходованию денег, но и к самому факту начала войны.

Не случайно Макаров напоминал жене: «Теперь неприлично тебе и Дине наряжаться в большие шляпы».

К начавшимся событиям Макаров и высшее светское общество, к которому причисляла себя Капитолина Николаевна, относились по-разному.

Макаров расценивал войну как серьезную опасность, нависшую над Россией, а для Капитолины Николаевны и подобных ей война была лишним поводом к тому, чтобы блистать новыми туалетами на благотворительных («в пользу раненых») вечерах.

На остановках Макаров выходил из вагона прогуляться по платформе. На многих станциях на запасных путях, ожидая отправки, стояли длиннейшие составы с солдатами.

Макаров беседовал с солдатами, расспрашивал, кто из какой деревни, чем занимался до службы в армии, имеет ли семью, и, пожелав воинских успехов и здоровья, добавлял (что, по-видимому, и составляло главную цель беседы):

— Смотрите же, ребята, не болтайте ничего лишнего, кто бы ни расспрашивал, а главное, не сообщайте, из какой вы части и куда едете. И товарищам своим накажите!

Немало поездов двигалось и в обратном направлении, из района боевых действий в Петербург и Москву. Из вагонов выходили с самым беззаботным видом элегантно одетые дамы — жены порт-артурских морских и армейских офицеров. Среди них Степан Осипович встречал и знакомых. «Вчера вечером, — писал Макаров в письме от 9 февраля, — встретили поезд, на котором ехали порт-артурские дамы, выехавшие в день бомбардировки, — Гаврюшенко и Гиляровская и др. Они вызвали меня на платформу и были превеселы».

В пути Макарова осаждали корреспонденты различных газет. Он старался избегать их, считая, что присутствие корреспондентов на войне вредно, но это не всегда ему удавалось. Один из корреспондентов, довольно известный в то время художник Кравченко, проник к Макарову в вагон. В это время Макаров беседовал с офицерами штаба.

В просторном купе, сверкающем полированным деревом и широкими зеркальными стеклами, у стола, заваленного бумагами, морскими картами, чертежами и книгами, стоял адмирал Макаров, вокруг сидели офицеры его штаба. Было сильно накурено. Пригласив корреспондента сесть, Макаров стал развивать свою мысль о вредных последствиях, которые может повлечь за собою в военное время неосторожное сообщение, попавшее в печать.

— А в настоящей войне, — наставительно добавил он, — осторожность в слове имеет особенно важное значение. Нужно всегда помнить, что мы имеем дело с опасным, умным и хитрым врагом, который не раскрывает своих карт. Хитрость и ловкость его достойны удивления. Мы же, по своей глупости и добродушию, рассказываем ему все... Я требую от своих подчиненных величайшей осторожности в разговорах и в переписке с кем бы то ни было и за нарушение этого буду сурово взыскивать. Надеюсь, что встреча со мной принесет вам пользу, — добавил он, обращаясь к опешившему корреспонденту.

«Побеседовав» в таком духе, Макаров пригласил всех к столу.

— А вот насчет выпивки уж не взыщите, не пользуюсь сейчас вовсе и другим не советую, — заметил он улыбаясь. — Это, конечно, не значит, что я вообще не пью, наоборот, я очень люблю выпить, но теперь голова должна быть, как никогда, ясной и свежей, а для моих нервов возбуждения не требуется, они в достаточном у меня порядке.

Когда проехали Байкал, Кравченко после настойчивых просьб получил согласие Макарова написать его портрет. Придя к Макарову в вагон, он застал его шагающим из угла в угол с заложенными назад руками и диктующим что-то капитану 2 ранга М. П. Васильеву, сидевшему за пишущей машинкой.

Мерно вздрагивал вагон, неровным, мигающим светом горели свечи. Предложив художнику обождать, Макаров продолжал диктовать спокойным голосом:

— Чем меньше неприятель знает о том, куда мы ходим, что мы делаем и каких порядков держимся, тем лучше, а потому обращаюсь ко всем служащим во флоте Тихого океана с приказанием руководствоваться ст. 17 «Морского устава» и, кроме того, соблюдать необходимую осмотрительность в частной корреспонденции.

— Приказы должны сохраняться лично у командира и в случае, указанном в ст. 1070 «Морского устава», они должны быть уничтожены, дабы не достались в руки неприятеля.

— Иметь на каждом корабле в особой папке рисунки неприятельских судов, по которым видно было бы:

1) боковой вид, с показанием размещения и толщины брони, размещения артиллерии и высоты рангоута, труб и проч., что может служить для определения расстояния;

2) план с показанием расположения артиллерии, калибра и углов обстрела.

— Организовать наблюдение за падением снарядов для каждой пушки отдельно.

— Для того, чтобы не подмачивало дождем и брызгами порох в заряженных орудиях, заготовить пробки из досок толщиною в 1 дюйм, обшитых по бортам войлоком или резиной...

За приказами, которые необходимо было объявить по прибытии в Порт-Артур, следовали параграфы «Инструкции для похода и боя», различные разъяснения, дополнения и прочее. Ничто не было упущено.

Часа через два, закончив диктовать, Макаров увидел, что художник, убаюканный стуком колес, спит крепким сном. Портрет так и остался ненаписанным. Проснувшись, Кравченко смущенно откланялся и ушел.

— Не придет больше! — улыбаясь заметил Макаров.

Но Кравченко все же пришел к Макарову еще раз. Это было уже в Порт-Артуре, в конце марта. Он просил взять его на «Петропавловск», когда броненосец вместе с эскадрой выйдет в море. Макаров отказал.

— На военных кораблях не полагается находиться посторонним, — заметил он.

— А как же Верещагин? — не унимался Кравченко.

— Верещагин мой боевой товарищ и георгиевский кавалер, — ответил Макаров.

...Тем временем в Порт-Артуре со все возрастающим нетерпением ожидали прибытия Макарова. После нападения японцев на корабли, стоявшие на рейде, и бомбардировки Порт-Артура на эскадре, которой еще командовал, дожидаясь приезда Макарова, адмирал Старк, господствовало настроение томительного ожидания. Моряки в течение дня по нескольку раз справлялись на телеграфе: где сейчас Макаров и скоро ли он будет в Артуре? Молодые офицеры и матросы, плававшие на транспортах, стремились перейти на боевые корабли. «...Обидно, при таком адмирале, как Макаров, прозябать на каком-то транспорте!» — говорили они.

Рано утром 24 февраля Макаров прибыл в Порт-Артур. Ему готовили торжественную встречу. Но он, холодно выслушав приветствие, тотчас же отправился на крейсер «Аскольд», на котором поднял вице-адмиральский флаг. Многие офицеры, знавшие Макарова по Кронштадту, были встревожены. Его стремительность, резкость и некоторая сухость в обращении, казалось, не сулили ничего доброго. Но матросы восприняли все иначе: приехал настоящий командир, который не потерпит ни в чем расхлябанности, беспорядка и несправедливости. Это не Старк!

Вступая во время войны в командование флотом, лучшие корабли которого были уже выведены из строя, а база блокирована крупными силами неприятеля, Макаров прекрасно сознавал всю ответственность, ложившуюся на него. Он знал, что его отправят на Дальний Восток лишь тогда, когда дела там примут плохой оборот. Теперь он взялся исправить положение. Надо было в кратчайший срок, отбивая атаки противника, навести порядок на эскадре, привести ее в боеспособное состояние, ввести в строй поврежденные корабли и вырвать инициативу из рук японцев.

Недостатка в помощниках среди офицеров и в особенности среди матросов у Макарова не было. Все были заняты своим делом и работали, стараясь наверстать упущенное.

В день приезда, побывав на «Ретвизане» и «Цесаревиче», принявших первый удар врага, Макаров убедился, что ремонт их идет недопустимо медленно. Он тотчас распорядился командировать на эти корабли приехавших с ним обуховцев и балтийцев.

Много возни было с «Ретвизаном». Кессон для него был уже закончен, но когда его пытались подвести под пробоину, каждый раз оказывалось, что кессон недостаточно плотно закрывает ее; поэтому мощные насосы, выкачивавшие из броненосца воду, работали впустую: вода не убывала, броненосец не всплывал. В день прибытия Макарова в Порт-Артур удалось, наконец, рассчитать кессон. Воду откачали, и огромный корабль всплыл и был отведен в бассейн для ремонта.

Событие это, совпавшее с приездом адмирала, произвело на всех артурцев очень сильное впечатление. Матросы успешный подъем «Ретвизана» истолковали по-своему.

— Ишь, ты! Приехал — сейчас и распорядился! Не шутки шутить! Он, брат, сделает! — говорили на баке.

Прибыв на Порт-артурскую эскадру, Макаров собрал флагманов и командиров кораблей и кратко рассказал им о задачах, которые стояли перед флотом. Сохранить эскадру в полном составе до прибытия подкреплений — такова, по мысли Макарова, была первая задача. Но это не означало, что следовало отказаться от активных действий. Задача состояла также в том, чтобы непрерывно наносить удары по врагу, всемерно ослабляя его. Все корабли должны были круглосуточно находиться в полной боевой готовности. Для защиты входа в гавань Макаров решил поставить канонерские лодки, но и крейсера должны были быть готовы выйти на рейд.

Сразу же после приезда Макаров тщательно ознакомился с условиями обороны Порт-Артура как с моря, так и с суши, участвовал в совещаниях, на которых разрабатывались планы согласованных действий войск и флота на случай высадки японцев. Все остальное время он проводил на кораблях эскадры, проверяя их боевую готовность, знакомясь с матросами и офицерами. Его задачей было не только обеспечить оборону Порт-Артура с моря, но и подготовить эскадру к активным действиям в открытом море.

Однако соотношение сил на море было далеко не в пользу России.

До русско-японской войны по числу кораблей русский военно-морской флот занимал третье место в мире174. На долю Тихоокеанской эскадры, имевшей базы в Порт-Артуре и Владивостоке, приходилось относительно небольшое число кораблей. Лишь перед самой войной русский Дальневосточный флот был несколько пополнен. К началу войны Россия имела в Порт-Артуре семь эскадренных броненосцев («Цесаревич», «Ретвизан», «Победа», «Пересвет», «Полтава», «Севастополь» и «Петропавловск») водоизмещением от 10900 до 12900 тонн со скоростью хода 16–18 узлов, броненосный крейсер «Баян», пять легких бронепалубных крейсеров, 25 эскадренных миноносцев, почти все время из-за различных неисправностей находившихся в ремонте, пять канонерских лодок и два минных транспорта. Во Владивостоке находились три броненосных крейсера 1 ранга («Россия», «Громобой» и «Рюрик») водоизмещением от 11 690 до 13675 тонн со скоростью хода 16–18 узлов, бронепалубный крейсер «Богатырь» и 10 миноносцев. Помимо этого, в корейском порту Чемульпо находились крейсер 1 ранга «Варяг» и канонерская лодка «Кореец».

Японский военно-морской флот, созданный на английских и американских верфях, к началу 1904 года насчитывал 170 судов общим водоизмещением около 280 тысяч тонн175.

Кроме того, Япония имела торговый флот, состоявший из 753 пароходов общим водоизмещением в 498 тысяч тонн.

Огромным преимуществом японского флота была близость от театра военных действий военно-морских оборудованных баз и стоянок. Например, один из главных военных портов Японии, Сасебо, находился на острове Киу-Сиу (Кюсю), от которого до южных берегов Кореи было всего 11 часов пути.

Японцы не только располагали более сильным флотом, удобными коммуникациями и большим количеством баз, но и имели возможность группировать силы для ударов. Все это стало ясно в первые же дни войны.

Невыгодное для России соотношение сил и стратегическое положение на Дальнем Востоке тем не менее не являлись решающим фактором в ходе войны на море. Несмотря на неподготовленность России к войне и внезапность нападения, на которую сильно рассчитывало японское правительство, японский флот нес весьма тяжелые потери на море и часто не умел использовать до конца свои преимущества.

Русские матросы и офицеры проявили образцы героизма, стойкости и мужества, примером их героизма служит подвиг «Варяга», а позднее — защита Порт-Артура.

Наместником царя на Дальнем Востоке был адмирал Алексеев. Бездарный руководитель, карьерист, никуда не годный организатор, он, увидев в прибывшем Макарове «конкурента», делал все, чтобы исказить, представить в ложном свете его энергичные действия. Выведенный из терпения Макаров несколько раз сам, через голову наместника, отправлял телеграммы непосредственно царю.

Алексеев был вынужден выполнять ряд требований Макарова. Но он счел себя оскорбленным и, чтобы отомстить адмиралу, неоднократно поднимал вопрос об ограничении прав командующего флотом. В конце концов он добился своего, но распоряжение об ограничении прав и полномочий Макарова пришло уже после его гибели.

Жалобы, доносы, наушничество были обычным явлением среди высшего командования на Дальнем Востоке еще до начала войны. В Порт-Артуре инициатором склок и разжигания вражды между армией и флотом был генерал Стессель.

Грызня между генералами в Порт-Артуре и враждебное отношение большинства из них к Макарову не могли не отразиться на проведении задуманных им мероприятий. Лишь такие известные своей личной храбростью и решительностью генералы, как В. Ф. Белый и особенно Р. И. Кондратенко, поддерживали действия Макарова.

О состоянии Дальневосточного флота Макаров хорошо знал еще до отъезда из Петербурга. Он понимал, что с теми силами, которые имелись в Порт-Артуре, вряд ли можно рассчитывать на успех в войне с Японией. Поэтому усиление Тихоокеанского флота новыми кораблями Макаров считал самой неотложной задачей и просил морское министерство направить на Восток из Средиземного моря русскую эскадру адмирала Вирениуса. В состав этой эскадры входили броненосец «Ослябя», крейсера 1 ранга «Аврора», «Дмитрий Донской» и семь эскадренных миноносцев. Кроме того, Макаров считал необходимым доставить по железной дороге в разобранном виде восемь миноносцев типа «Циклон» и немедленно заказать и выслать на Дальний Восток своим ходом еще 40 миноносцев малого размера, предназначенных для охраны портов в ночное время. Такие миноносцы, считал Макаров, за два часа до наступления темноты могут выходить из своего порта и к 11 часам вечера, идя пятнадцатиузловым ходом, уходить за 100 миль от порта, чтобы обнаруживать врага в ночное время еще на дальних подступах. Это было необходимо для того, чтобы положить конец хозяйничанью японцев в море, лишить их возможности предпринимать ночные торпедные атаки, ставить на Порт-артурском рейде мины.

Однако Макарову было отказано в его просьбе, ибо эскадре Вирениуса «по высочайшему повелению» предстояло возвратиться в Россию, а миноносцы типа «Циклон» решено было оставить в Балтийском море, где они якобы также были необходимы. Что же касается малых миноносцев, то их заказали, но строились они так медленно, что были готовы лишь к концу 1905 года, то есть когда война уже закончилась.

Таким образом, приходилось рассчитывать исключительно на наличные силы Тихоокеанской эскадры. Макаров написал для командного состава кораблей эскадры подробную инструкцию, в которой ясно и просто изложил основные вопросы морской тактики. Эта инструкция в создавшихся условиях была руководством к ведению боя. Тактические принципы Макарова, изложенные им еще в «Рассуждениях по вопросам морской тактики», должны были найти, наконец, практическое применение в условиях боевой обстановки.

«Командиры судов должны внушать комендорам, — писал Макаров, — что в их руках поражение неприятеля. Пусть они забудут о себе, сосредоточив все свое внимание на наводку орудий, и приложат все свое старание, чтобы отличиться и разбить врага».

Подбить неприятельский корабль, считал Макаров, мало. Его надо добить или заставить сдаться в плен. «Победой можно назвать, — говорилось в инструкции, — лишь уничтожение неприятеля, а потому подбитые суда надо добивать, топя их или заставляя сдаться. Подбить корабль — значит сделать одну сотую часть дела. Настоящие трофеи — это взятые или уничтоженные корабли». В инструкции было все — от способа заделки пробоин подручными материалами до требования извещать всю команду корабля о каждом удачном выстреле по неприятелю.

Макаров считал необходимым ознакомить всех офицеров эскадры со своими «Рассуждениями по вопросам морской тактики» и обратился в морское министерство с просьбой отпечатать возможно скорее его книгу и выслать необходимое количество экземпляров в Порт-Артур. Спустя месяц он получил отношение, в котором сообщалось, что морской министр «не признал возможным отнести этот расход на военный кредит». Макаров настаивал и просил морского министра доложить о его просьбе великому князю Алексею Александровичу, но последний также отказал, сославшись на отсутствие средств «в текущем году», и, словно издеваясь, добавил, что в будущем году, когда отпустят кредиты, можно будет разрешить печатание книги. Если учесть, что на издание книги требовалось не более пятисот рублей, можно понять раздражение Макарова. Взбешенный, он писал, что мотивировку отказа понимает, как «неодобрение свыше его взглядов на ведение войны», а потому просит освободить его от обязанностей командующего Тихоокеанским флотом. Только после этого деньги на издание книги были, наконец, отпущены. Но книга вышла уже после смерти ее автора и, конечно, в Порт-Артур не попала.

На каждом шагу Макаров видел не только беспечность, но и преступную небрежность со стороны руководителей русской армии.

Еще по пути в Порт-Артур, осматривая во время остановки поезда укрепления на Киньчжоуском перешейке, Макаров был удивлен отсутствием там орудий крупного калибра, необходимых для обороны флангов этой позиции со стороны моря. Он настойчиво доказывал, что такие орудия нужны не только при отражении неприятеля с моря, но и при действиях на суше, в случае, если японцы предпримут штурм Киньчжоуских позиций176. Доставить орудия было тогда еще не поздно, но этого не сделали.

Во время одной из бомбардировок Порт-Артура японскими кораблями с дальней дистанции Макаров заметил, что береговые батареи молчат, и спросил у начальника крепостной артиллерии, в чем дело. Тот ответил, что крепость не отвечает из-за отсутствия стальных сегментных снарядов, обеспечивающих необходимую дальность стрельбы. Попутно адмирал узнал, что фугасных снарядов в крепости также нет, а есть лишь чугунные снаряды с уменьшенным зарядом, дальность стрельбы которыми не превышала восьми с половиной километров. Японцы же стреляли с дистанции свыше десяти с половиной и даже пятнадцати километров.

Макаров не мог примириться с таким положением и завязал переписку с артиллерийским ведомством в Петербурге. Он требовал снарядов, допускающих стрельбу на дистанции, избираемые противником. Но артиллерийское ведомство упрямо утверждало, что крепостные орудия все равно не смогут стрелять на расстояние свыше восьми-десяти километров, и рекомендовало не отвечать на огонь противника, если он стреляет с дальней позиции. В ответ на этот нелепый совет Макаров дал крепостным артиллеристам для пробы несколько стальных сегментных снарядов с одного из броненосцев. Выяснилось, что стальные снаряды летят на дистанцию, значительно превышающую десять километров. Макаров телеграфировал об этом в Петербург. Артиллерийское ведомство, конечно, обещало выслать такие снаряды, но ограничилось обещанием. Снаряды так и не были посланы.

Требовательный к себе, Макаров был строг и к подчиненным. Людей способных и исполнительных он всячески поощрял и стоял за них горой, к нерадивым же, бездельникам и трусам был беспощаден. Так, побывав на двадцати двух миноносцах эскадры и познакомившись с их командирами, Макаров отстранил многих от должности и заменил другими. Командир порта был освобожден от должности за нераспорядительность.

Переведя командира броненосца «Цесаревич» на другую должность, Макаров назначил на его место бывшего командира «Ермака» капитана 1 ранга Васильева, в отваге и способностях которого он был уверен.

Однако царский наместник адмирал Алексеев имел уже на эту должность своего кандидата и воспротивился назначению Васильева. Макаров, хотя и был подчинен Алексееву, на основании предоставленного ему «Морским уставом» права настоял на своем. Алексеев вынужден был уступить.

Настаивая на усилении Тихоокеанской эскадры новыми кораблями, Макаров одновременно принимал меры к тому, чтобы вернуть в строй поврежденные и неисправные суда. Неоценимую помощь в этом оказали прибывшие с Макаровым петербургские рабочие, техники и инженеры. Начались работы по возвращению в строй броненосцев «Ретвизан» и «Цесаревич», было отремонтировано несколько миноносцев, заделаны сотни пробоин на других кораблях. Порт-артурская эскадра пополнялась новыми боевыми единицами.

Обуховцы по собственной инициативе обследовали артиллерийские склады Порт-Артура и, обнаружив около 40 старых пушек, отремонтировали их и установили на батарее Электрического утеса. Макаров почти ежедневно навещал рабочих, интересовался их работой и условиями, в которых они жили.

Особым предметом забот Макарова был уголь.

В Порт-Артуре угля было мало, и Макаров разработал специальную «Инструкцию для сбережения топлива и скорой разводки паров» и требовал ее строгого соблюдения. Приходилось экономить, конечно, и продовольственные запасы.

Исключительно велика была работоспособность адмирала. За пять недель своего пребывания в Порт-Артуре он успел переделать сотни крупных и мелких дел, разрешить тысячи вопросов.

Но главным в порт-артурской деятельности Макарова все же было то, что он своим примером умножил энергию всего личного состава Тихоокеанского флота, вдохнул в людей веру в их силы и в конечный успех дела, превратил «плавучие казармы» в подлинно боевые корабли.

Пользуясь отсутствием в русском флоте дозорной службы, японские корабли безнаказанно шныряли на подступах к гавани, ставили минные заграждения, вели друг с другом переговоры при помощи световых сигналов.

Узнав об этом, Макаров в течение двух дней реорганизовал дозорную службу. И когда японцы вышли вечером 25 февраля в очередной набег, они были застигнуты врасплох отрядом русских миноносцев под командованием капитана 1 ранга Матусевича. Японцы пытались уйти, но русские моряки навязали им бой, во время которого миноносец «Акацуки» был потоплен. Остальные японские корабли, пользуясь темнотой, скрылись. Корабли отряда Матусевича также получили повреждения, но успех был явно на стороне русских. «Заслуги в этом успехе надо целиком отнести к полученным от адмирала Макарова решительным инструкциям и к смелости капитана 1 ранга Матусевича, который немедленно бросился на неприятеля в решительную атаку, как только его заметил», — писал один из участников обороны Порт-Артура.

Утром 27 февраля произошла новая стычка с вражескими кораблями.

Возвращаясь с ночной разведки, миноносцы «Решительный» и «Стерегущий» подверглись нападению японских кораблей. Силы были слишком неравны. «Решительному» удалось, развив ход, прорвать вражеское кольцо и прийти в Порт-Артур. «Стерегущего» же постигла неудача. У него были повреждены паровые трубы, и миноносец остановился. Неприятельские корабли сосредоточенным огнем в упор расстреливали мужественно сражавшийся миноносец, подойдя к нему почти вплотную. «Стерегущий» оказался в критическом положении. Его командир, лейтенант Сергеев, был убит в самом начале боя, погибли лейтенант Головизнин и инженер-механик Анастасов. Командование перешло к мичману Кудревичу, он же принял на себя обязанности рулевого, так как рулевой был также убит. Но вскоре погиб и Кудревич, а затем из строя вышла вся команда «Стерегущего».

Изрешеченный пробоинами, окутанный паром миноносец беспомощно покачивался на волнах. Но на мачте его по-прежнему гордо развевался русский военно-морской флаг. И когда японские миноносцы стали подходить к «Стерегущему», от безжизненного, казалось, миноносца вдруг отделилась торпеда и понеслась навстречу японцам. Это один из тяжело раненых матросов дополз до уцелевшего торпедного аппарата и выпустил по врагу последнюю торпеду. Японские миноносцы едва успели отвернуть и поспешно отошли снова, открыв ожесточенный огонь по «Стерегущему». Прошло немало времени, прежде чем японцы снова решились подойти к «Стерегущему» и попытались взять его на буксир.

Но пока японцы хозяйничали на корабле, считая его своей добычей, «Стерегущий» внезапно стал погружаться в воду. Японцы хотели проникнуть в трюм, чтобы заделать пробоину, но люк не поддавался. Это два оставшихся в живых матроса из команды «Стерегущего» задраили изнутри двери трюма и открыли кингстоны, решив погибнуть, но не отдать врагу корабль. Через несколько мгновений миноносец скрылся под водой. Врагу так и не удалось завладеть «Стерегущим».

Героический поступок двух русских матросов, имена которых остались неизвестными, был высоко оценен русским народом. Впоследствии безвестным героям-матросам «Стерегущего» в Петербурге был воздвигнут памятник.

«Решительный» пробился в Порт-Артур. Контуженный командир миноносца капитан 2 ранга Боссе немедленно явился к Макарову и доложил, в каком отчаянном положении находится «Стерегущий».

Командующий сам решил идти на помощь миноносцу. Подняв свой флаг на самом быстроходном на эскадре легком крейсере 2 ранга «Новик», Макаров направился к «Стерегущему». За ним следовал крейсер «Баян». Макаров решился на крайне рискованный маневр: спасать гибнущий миноносец с помощью двух крейсеров на виду у японской эскадры. Оставить в беде свой, русский корабль он не мог. Весь личный состав флота это понял, и поступок Макарова произвел на всех неизгладимое впечатление. Моряки с восхищением смотрели на поднятый на «Новике» флаг командующего флотом.

«- На «Новике»! Флаг на «Новике»! — вдруг закричал сигнальщик на крейсере «Диана».

Все разом всколыхнулось. Команда кинулась к бортам. Офицеры вырывали друг у друга бинокли из рук... Сомнений не было! На мачте «Новика», этого небольшого крейсера, смело мчавшегося на выручку одного миноносца, развевался флаг командующего флотом.

— Не утерпел!.. Не дождался «Баяна» — пересел на «Новик»! Черт возьми!.. Это уж чересчур!

Но это было не «чересчур», а именно то, что требовалось. Это были похороны старого лозунга «не рисковать» и замена его чем-то совсем новым...»

Так рассказывает в своих записках об этом поступке Макарова очевидец, старший офицер крейсера «Диана» В. Семенов. Макаров показал себя не только смелым командиром, но и начальником-товарищем, готовым рисковать ради спасения своих подчиненных.

Но если в Порт-Артуре почти все моряки, и в особенности молодежь, по достоинству оценили действия Макарова, то не так отнеслись к ним в далеком Петербурге. «Все находят, — писала Макарову 12 марта 1904 года его жена из Петербурга, — что ты слишком рискуешь собой, выходя на «Новике» и даже на «Аскольде», что командующий флотом не может подвергаться такой опасности; боятся тоже, что ты будешь рисковать эскадрой и кораблями. Очень много о тебе говорят».

Макарову не удалось спасти «Стерегущего». Помощь опоздала. Когда крейсера подошли к месту сражения, «Стерегущий» уже затонул, а японские миноносцы поспешили уйти, чтобы избежать боя с русскими крейсерами. Затем на горизонте показалась в полном составе эскадра адмирала Того, и «Новик» с «Баяном» вернулись в Порт-Артур.

Макаров быстро разбирался в обстановке, в условиях обороны, в людях. За тридцать шесть дней своего командования флотом он приучил моряков четко выполнять поставленные перед ними задачи, укрепил дисциплину.

Конечно, не следует думать, что в Порт-Артуре все хорошее исходило только от Макарова и что до него, так же как и после его гибели, флот находился в руках полных невежд, пассивных или даже недобросовестных людей, совершавших лишь одни ошибки и промахи. Можно привести много примеров блестящих подвигов отдельных лиц и целых экипажей как до прибытия Макарова, так и после его смерти. Много было проявлено моряками инициативы, упорства и смелости в бою. Если адмирал сумел в несколько дней поднять упавший после ряда несчастий боевой дух личного состава и сделать так много, то произошло это потому, что у Макарова среди офицеров эскадры оказалось много единомышленников, а главное потому, что матросы любили его и доверяли ему.

Ознакомившись с кораблями и личным составом флота, Макаров стал готовить флот к активным действиям.

Пока ремонтировались поврежденные корабли, Макаров часто выходил с эскадрой в море, перенося свой флаг на какой-нибудь из кораблей. Во время учений он внимательно присматривался к эволюциям каждого корабля, изучал способности и возможности командиров и слаженность команд. Всякие недоразумения и неполадки ликвидировались быстро и решительно. Необычное оживление царило на эскадре. Особенно старалась отличиться и быть отмеченной адмиралом молодежь.

«Никогда даже в лучшие дни эскадры Тихого океана не приходилось мне наблюдать такого увлечения, такого подъема духа!» — замечает в своих записках В. Семенов.

«Беречь и не рисковать» — лозунг, прочно привившийся на эскадре до прибытия Макарова в Порт-Артур, приобрел теперь совсем иной смысл. Беречь корабли, беречь флот по-макаровски — значило не уклоняться от боя с противником, а уничтожать его корабли, действовать расчетливо, но решительно, подготовив и собрав все наличные силы в кулак.

Макаров шел на риск вовсе не для того, чтобы показать свою личную храбрость, а с большим расчетом и только тогда, когда иначе поступить было невозможно.

Макарова не смущало то обстоятельство, что ему приходилось обучать флот во время военных действий, буквально под выстрелами врага. «Теперь уже поздно вести систематическое учение и занятия по расписанию, — говорил он. — Помните, что мы не знаем, как считать свое свободное время, данное нам на подготовку к решительному моменту, — месяцами, днями или минутами. Размышлять теперь некогда. Выворачивайте смело весь свой запас знаний, опытности, предприимчивости. Старайтесь сделать все, что можете. Невозможное останется невозможным, но все возможное должно быть сделано. Главное, чтобы все, понимаете ли «все» — прониклись сознанием всей огромной возложенной на нас задачи, сознали всю тяжесть ответственности, которую самый маленький чин несет перед родиной...»

Для действий Порт-артурской эскадры большое значение имели приливы и отливы. Флот мог выходить на внешний рейд через мелководный пролив только во время «большой воды».

Когда суда из-за «малой воды» не могли выйти в море и стояли скопом в узком внутреннем бассейне, Макаров устраивал между отдельными кораблями состязания в стрельбе по небольшим щитам. Эти стрельбы служили как бы репетицией отражения минной атаки.

Между комендорами возникали горячие споры, кто более искусен в наводке, каждый орудийный расчет старался стрелять лучше другого. Макаров искренне радовался этому, видя, что учения приносят хорошие результаты.

Учитывая, что русские комендоры до той поры совсем не были подготовлены к стрельбе на большие дистанции, Макаров организовал артиллерийские учения, целью которых была тренировка в такой стрельбе. Эти учения, проводившиеся в непосредственной близости от неприятеля, представляют собой любопытную и яркую страницу истории русско-японской войны на море.

Даже тот небольшой опыт, который успели приобрести русские артиллеристы за время этих учений, привел в дальнейшем к важным положительным результатам.

Внутренний порт-артурский бассейн был узок и мал и к тому же имел лишь один мелководный выход в море, который, как считали в Порт-Артуре, не позволял вывести всю эскадру на внешний рейд в один прием, то есть за время одного прилива. Это неудобство давало врагу огромное преимущество. Русский флот вынужден был или все время оставаться на рейде или выходить в море, чтобы принять бой и отогнать японцев, в два приема, по частям.

Макаров сразу же по приезде в Порт-Артур заявил, что такого порядка не потерпит, и начертил подробную схему вывода всей эскадры в один прием с помощью портовых судов, которые должны были помогать кораблям разворачиваться в узких местах пролива. Командиры кораблей, по мнению Макарова, должны были забыть о риске и помнить только о необходимости в кратчайший срок вывести корабли в море. «Если у исполнителя западет сомнение, — говорил Макаров, — то этим самым половина его сил парализуется».

Большинству командиров новый способ вывода судов казался либо невыполнимым, либо слишком рискованным. Но наиболее энергичных, молодых командиров зажгла идея Макарова. После совещания с флагманами и командирами кораблей Макаров собрал шкиперов с буксиров и портовых судов и подробно рассказал им о своем намерении. Однако его предложение показалось шкиперам слишком несбыточным, и они молчали. Тогда Макаров взялся сам вывести эскадру на внешний рейд, добившись предварительно того, чтобы шкиперы точно усвоили свои задачи.

27 февраля во время утренней полной воды эскадра благополучно, в один прием, полностью вышла на внешний рейд. Буксиры работали прекрасно.

«Мы смотрели, — рассказывает один из очевидцев, — тактику Макарова в действии, — и глазам не верили. Действительно было чем полюбоваться! — Да это не портовые баркасы, а тигры! — восхищались мичманы, — кидаются, хватают, тащат, бросают, торопятся к следующему!..»

В тот же день во время вечернего прилива эскадра полностью вернулась обратно в гавань.

Японцы были удивлены, когда увидели на следующее утро русскую эскадру в полном составе на внешнем рейде, где они привыкли видеть лишь один дежурный корабль. Они стали реже показываться вблизи Порт-Артура, во всех их действиях чувствовалась большая осторожность. Адмирал Того был вынужден несколько изменить тактику борьбы с Порт-артурской эскадрой. Подкарауливать ее по частям стало бессмысленно.

Утром 29 февраля, когда на внешнем рейде находился, как обычно, лишь один дежурный корабль, в ковш (внутреннюю гавань Порт-Артура) залетел двадцатидюймовый неприятельский снаряд. В гавани, на близком расстоянии один от другого, стояли корабли Порт-артурской эскадры, здесь же чинились «Ретвизан» и «Цесаревич». К счастью, снаряд упал в воду. За первым снарядом последовал второй, затем третий. Моряки не могли понять, в чем дело. Оказалось, что японские броненосцы, зайдя за Ляотешанский мыс, из-за горы начали перекидную стрельбу по гавани. Бомбардировка продолжалась несколько часов, но серьезных разрушений не причинила.

Было ясно, что японцы, избрав безопасную позицию, будут и впредь забрасывать гавань и город снарядами. Многие жители стали покидать город, оказавшийся совершенно беззащитным. Ни крепостные орудия, ни артиллерия кораблей эскадры не могли отвечать на огонь врага из-за отсутствия орудийных станков, допускающих большой угол возвышения, и пушек для стрельбы по невидимым целям. На Ляотешане же вообще береговых батарей не устанавливали, считая ляотешанскую гору естественным укрытием, способствующим обороне крепости.

Макаров в разгар бомбардировки прибыл на эскадру и немедленно принял меры к организации ответной стрельбы по японским кораблям. Через несколько дней русские броненосцы могли уже вести через Ляотешанские высоты перекидной огонь по японским кораблям, в случае если последние вздумали бы повторить обстрел города и внутреннего рейда.

Перекидную стрельбу Макаров организовал следующим образом. На Ляотешанском маяке был установлен пост, с которого велось наблюдение за передвижением неприятельских кораблей и сообщался по телефону на броненосец «Ретвизан» номер условного квадрата, к которому приближался корабль. Получив это сообщение, «Ретвизан» сигнализировал другим кораблям эскадры, принимавшим участие в перекидной стрельбе, чтобы они подготовились и навели орудия в указанном направлении. По получении с наблюдательного пункта вторичного извещения о том, что неприятель уже находится в указанном квадрате, «Ретвизан» давал сигнал броненосцам открыть огонь.

Позднее огонь русской артиллерии успешно корректировался с помощью привязного аэростата. Одновременно на случай повреждения телефонной линии для обеспечения бесперебойной связи наблюдательного поста с командным был установлен телеграф. Благодаря этому ответная стрельба с русских кораблей не прекратилась даже в тот день, когда японские снаряды разрушили Ляотешанский маяк, порвав телефонные провода.

Утром 9 марта, когда японские броненосцы «Фуджи» и «Яшима», обогнув Ляотешанский мыс, открыли яростный огонь по гавани, русские корабли, к изумлению японцев, ответили им столь же сильным обстрелом. Расчеты Макарова оправдались полностью. Русские корабли с дистанции в 80 кабельтов стреляли из двенадцатидюймовых орудий, наводя их на те квадраты, в которых находились неприятельские корабли. Первый снаряд с «Ретвизана» дал перелет, второй — недолет, третий и четвертый упали по обе стороны японского броненосца «Фуджи». Один из последующих снарядов угодил прямо в «Фуджи» и нанес броненосцу серьезные повреждения. В этот день японцы сделали по Порт-Артуру и его окрестностям свыше двухсот выстрелов из двенадцатидюймовых орудий. Пристрелявшись, наши корабли ответили не меньшим числом выстрелов снарядами того же калибра.

Принятые Макаровым меры расстроили планы японцев, рассчитывавших безнаказанно громить Порт-Артур и флот. А на русском флоте не осталось и следа растерянности и угнетенности, охвативших было жителей города и моряков при виде беспомощности крепости и кораблей в борьбе с врагом. Вскоре и на Ляотешане появились русские девятидюймовые орудия, которые стали вместе с флотом обстреливать врага.

Макаров понимал, что японцы и впредь будут стремиться обстреливать русские корабли и порт. Но теперь русская эскадра была достаточно подготовлена для того, чтобы наносить им ответные удары. Сторонник более решительных действий, Макаров разработал новый план, который должен был полностью обезопасить город от артиллерийских обстрелов с японских кораблей. Он предполагал вывести всю эскадру на внешний рейд Порт-Артура и под прикрытием крепостных батарей попытаться навязать японскому флоту генеральное сражение.

Этот замысел Макарова находился в полном соответствии с намеченным им планом кампании, о котором он так писал главнокомандующему: «Несмотря на всякие несовершенства и недостаток в исправных миноносцах, я нахожу, что мы могли бы рискнуть теперь же попробовать взять море в свои руки и, преднаметив постепенно увеличивать район действия эскадры, я предусматриваю генеральное сражение, хотя благоразумие подсказывает, что теперь еще рано ставить все на карту, а в обладании морем полумеры невозможны».

Отвечая решительными мероприятиями на каждую попытку японцев ослабить русский флот и его базу, Макаров одновременно готовился к решительной схватке с врагом и переходу к наступательным действиям на море.

— Я вырву инициативу из рук неприятеля, — говорил он, — и тогда мы померяемся силами!

К этой решающей встрече с врагом Макаров и готовил флот. Все его распоряжения и приказы этого времени полны инициативы, уверенности и изобретательности.

Макаров, как никто другой, понимал, что крепость, осажденная с суши и блокированная с моря, нуждается в помощи как полевой армии, так равно и флота и что для успеха дела необходимо полное взаимодействие между армией и флотом. С целью упорядочения этого взаимодействия Макаров учредил должность начальника военного отдела, в задачу которого входила координация действий армии и флота по совместной обороне главной базы Тихоокеанского флота — Порт-Артура.

Мастерски организовав перекидную стрельбу с внутреннего рейда через Ляотешан по кораблям японской эскадры, Макаров установил также дополнительные береговые батареи при входе в гавань.

На подходах к крепости была организована дозорная служба. Регулярно, днем и ночью, миноносцы производили разведку. Стоило теперь противнику появиться в районе Порт-Артура, как вся эскадра во главе с флагманом выходила в море. На эскадре проводились практические стрельбы. На подступах к рейду и крепости выставлялись минные заграждения.

Уже на третий день после прибытия Макарова в Порт-Артур по его инициативе были оборудованы и применены на практике первые в мире минные тральщики. В этом деле Макарову оказал неоценимую помощь капитан 2 ранга К. Ф. Шульц — изобретатель одного из первых тралов, замечательного по простоте устройства и эффективности действия. Шульц был организатором тральных работ в Порт-Артуре; он же руководил и постановкой мин в районе крепости. После русско-японской войны тралы Шульца были приняты на вооружение во всех флотах мира. Не потеряли они своей ценности и в настоящее время177.

По приказанию Макарова в Порт-Артуре был создан специальный отряд тральщиков, так называемый тралящий караван, который должен был выводить эскадру в море через минные заграждения противника. Для этой цели были приспособлены минные крейсера «Всадник» и «Гайдамак» и четыре паровых минных катера. Перед каждым выходом эскадры в море проводилось траление фарватеров и рейдов. К началу августа 1904 года отрядом тральщиков было выловлено на Порт-артурском рейде свыше 260 японских мин.

Пользуясь темными ночами, японцы все время пытались прорваться к Порт-Артуру, чтобы заградить русским кораблям выход из гавани при помощи брандеров и мин. В связи с этим роль дежурного ночного крейсера становилась особенно ответственной. Поэтому Макаров очень часто проводил на крейсере всю ночь, проверял дежурных, устраивал тревоги, часами стоял на палубе, вглядываясь в ночную тьму. Обычно Макарова сопровождал полковник Александр Петрович Агапеев — начальник военного отдела штаба Макарова.

Это был талантливый, образованный и очень умный офицер, с мнением которого Макаров всегда считался и нисколько не скрывал, что действовал иногда по его совету.

Агапеев хорошо знал Дальний Восток и, будучи очень наблюдательным, часто видел то, чего не видели другие. Он не переставал призывать Макарова к бдительности. Серьезные подозрения вызывали у Агапеева курсировавшие без всякой видимой цели в районе Порт-Артура английские пароходы, скрывавшиеся иногда под германским флагом. «Сегодня с утра, — доносил 12 марта 1904 года Агапеев, — к Порт-Артуру приблизился германский пароход, который начал быстро уходить, как только мы выслали дежурный миноносец, и когда он не остановился по данному сигналу, то пришлось пустить в него снаряд, тогда только пароход остановился и его осмотрели. Он оказался английским и на нем корреспондент «Dail Mail»; хотя ничего подозрительного на нем не нашли, а корреспондент подарил даже командиру миноносца фотографии «Корейца» и «Варяга» после взрыва, тем не менее, думаю, что там были шпионы. Это уже не первый раз к нам подходят под германским флагом пароходы, и на следующий день бывает атака — это самый безопасный способ разведки»178.

28 марта крейсер «Баян» задержал недалеко от порта Дальний и привел в Порт-Артур английский пароход «Хаймун», на котором находился корреспондент «Times». Пароход был оборудован беспроволочным телеграфом. Это наводило на мысль, что японский штаб пользуется сведениями, получаемыми от подобных пароходов.

Таковы были условия, в которых защитникам Порт-Артура приходилось вести борьбу с неприятелем.

Макаров работал очень много и напряженно, и все окружающие поражались его работоспособности. Он поспевал всюду: бывал на батареях, в порту, на поврежденных кораблях, везде стремясь устранить недочеты, доделать недоделанное, вдохнуть в людей бодрость и веру в свои силы.

Агапеев, вспоминая в своих записках о днях, проведенных с Макаровым в Порт-Артуре, писал, что адмирал обладал завидной способностью мгновенно засыпать в назначенное им самим для отдыха время и просыпаться в определенный срок. Хотя ему приходилось очень мало спать в Порт-Артуре, да и то по большей части урывками, не раздеваясь, непродолжительный, но крепкий и глубокий сон являлся для него защитной мерой, которая спасала его от нечеловеческого переутомления. Макаров работал в Порт-Артуре восемнадцать часов в сутки и сохранял в течение всего этого времени высокую работоспособность. «Военный человек, — говорил он, — в любой обстановке должен уметь и поесть и поспать. Это тоже искусство, которое нужно в себе воспитать. Какой толк, что иной от усердия три ночи не смыкает глаз; ну, он тогда никуда и не годится. Тот хорош, кто при самом спешном деле сумеет выспаться».

Обсуждая с Агапеевым вопросы обороны, Макаров предложил целую систему защитных мероприятий на случай ночной атаки японцев.

Прежде всего Макаров приказал ставить на ночь предохранительные противоминные сети, так как японцы все время пытались закупорить выход из Порт-артурской гавани брандерами. Первая такая попытка была предпринята ими еще до приезда Макарова в Порт-Артур, в ночь на 12 февраля.

Японские пароходы стали двигаться к берегу, чтобы попытаться проникнуть в проход, ведущий в гавань. Войдя в проход, командиры брандеров должны были бросить якоря и затем при помощи специальных подрывных патронов взорвать суда.

Но выполнить задуманное японцам не удалось. Меткий огонь «Ретвизана» и береговых батарей, главным образом огонь ставшей потом знаменитой батареи № 15 Электрического утеса, не позволил японцам приблизиться к берегу, три парохода были затоплены, остальные два выбросились на берег179.

Потерпев неудачу, японцы стали готовить второе нападение, на этот раз более серьезное. В городе распространился слух, что японцы якобы собираются применить в качестве брандеров какие-то устаревшие броненосцы, начиненные сотнями тонн динамита; взрыв этих брандеров будет таким сильным, что уничтожит не только всю Порт-артурскую эскадру, но и крепость с городом. Не обращая внимания на панические слухи, Макаров готовил флот и береговые батареи к отражению предстоящего нападения. Главной задачей было не допустить подхода японских кораблей к гавани, топить их в море.

В ночь на 14 марта командующий японской эскадрой адмирал Того приказал брандерам в сопровождении крейсера «Тацута» и девяти миноносцев выйти к Порт-Артуру. Ночь была пасмурная, и это давало возможность японцам незаметно подойти к берегу. Но когда японские корабли стали приближаться к входу в гавань, они были освещены прожекторами, что позволило дежурным кораблям и береговым батареям открыть сильный и точный огонь по кораблям противника. В результате один пароход, не дойдя четырехсот метров до гавани, выбросился на берег и взорвался. Другой был атакован и потоплен миноносцем «Сильный», третий — миноносцем «Решительный», четвертый, подобно первому, выбросился на берег.

Особенно отличился в эту ночь миноносец «Сильный», которым командовал лейтенант Криницкий(?). Под градом снарядов «Сильный», расправившись с брандером, вступил в бой с сопровождавшими брандеры японскими миноносцами и потопил один из них. Затем «Сильный» полным ходом устремился к другому японскому миноносцу, намереваясь таранить его. Однако вражеский корабль успел уклониться от удара и, отстреливаясь, стал уходить. Другие японские миноносцы также открыли ожесточенный огонь по «Сильному». Командир миноносца капитан 2 ранга Криницкий(2?) решил повернуть обратно. Но в это время вражеский снаряд попал в машинное отделение и пробил главную паропроводную магистраль. Паропровод вышел из строя, но «Сильный» все же, хотя и тихим ходом, продвигался к Порт-Артуру. В наступившей темноте японские миноносцы не рискнули его преследовать. Однако дойти до базы «Сильный» не смог и выбросился на отмель у Золотой горы.

Макаров, наблюдавший в бинокль всю картину сражения и с восхищением следивший за действиями миноносцев «Сильный» и «Решительный», на другой же день наградил Криницкого орденом Георгия 4-й степени.

Когда начался ночной бой, адмирал, заслышав первые выстрелы русских орудий, велел подать катер, чтобы лично руководить боем. Потом он перешел на канонерскую лодку «Бобр», которая приняла участие в бою с японскими миноносцами, и, убедившись, что с походом брандеров японцы потерпели неудачу, вернулся в гавань.

Наутро, когда к гавани Порт-Артура приблизилась эскадра адмирала Того, Макаров приказал всему флоту выйти в море. Японцы повернули назад и скрылись за горизонтом.

Ночные события 14 марта явились экзаменом для русского флота, и этот экзамен был блестяще выдержан. Исключительно смелые действия «Сильного» и «Решительного», блестящая работа артиллерии, хладнокровие, энергия и неустрашимость личного состава, общий подъем боевого духа — все это свидетельствовало о том, что флот в короткое время стал неузнаваем.

Но останавливаться на достигнутом, считал Макаров, значит идти вспять. И Макаров с еще большей энергией начал работать над планом отражения очередной операции брандеров, несмотря на то, что после второй, окончившейся полным провалом попытки запереть Порт-артурскую эскадру японцы, казалось бы, должны были отказаться от своей затеи. Вскоре и в самом деле стало известно, что японцы готовятся к третьей попытке.

Решив, что японцы на этот раз отправят в операцию значительно большее число брандеров с расчетом на то, что часть пароходов все-таки сможет прорваться и войти в проход к Порт-Артуру, Макаров организовал три линии оборонительных заграждений. У самого входа в гавань было установлено круглосуточное дежурство двух миноносцев, которые при появлении брандеров должны были с двух сторон атаковать и взорвать их.

Естественно было ожидать, что брандеры изберут для набега кратчайший путь. На этом предполагаемом пути Макаров приказал затопить три огромных парохода — «Хайлар», «Харбин» и «Шилку».

Накануне затопления пароходов в Порт-Артур прибыл знаменитый художник В. В. Верещагин180 старый знакомый и боевой товарищ С. О. Макарова. Макаров встретил своего друга, предоставив ему место на «Петропавловске», на котором он держал свой адмиральский флаг, и пригласил посмотреть, как будут затапливать на рейде торговые суда для защиты Порт-артурской гавани от японских брандеров.

Район затопления пароходов был минирован. Этим решались сразу две задачи: загораживался прямой проход для вражеских судов и создавалось прикрытие для дежурных миноносцев.

В обороне гавани, помимо миноносцев, должны были участвовать крейсера и канонерские лодки.

Макаров тщательно выбирал позиции кораблям, выделенным для отражения атак брандеров. Так, канонерская лодка «Гиляк» была поставлена за затонувшим на мели японским брандером. Береговая оборона также была усилена. Из снятых с транспорта «Ангара» пушек была оборудована новая береговая батарея. Все вместе взятое: дежурные миноносцы, минированные участки, новая батарея — составляло первую линию обороны. Расположившиеся по правую и левую стороны прохода канонерские лодки составляли вторую линию, и, наконец, в стороне, наблюдая за всем проходом, стояли крейсера «Аскольд» и «Баян» — это была третья линия. Все корабли несли дежурство со спущенными в воду противоминными сетями. Флот готовился встретить неприятеля во всеоружии.

За любое дело, даже если оно казалось совершенно незначительным, Макаров брался с огромной энергией и воодушевлением, работая зачастую по восемнадцати часов в сутки и своей работоспособностью и энергией заражая всех окружающих. «С его приездом, — писал В. Семенов в письме к жене Макарова от 14 марта 1904 года, — эскадра ожила и зашевелилась. Раньше командиров не только не звали для объяснений и разговоров но даже и думать им считалось предосудительным. Теперь их призывают то порознь, то вместе, и все они стали какими-то бойкими и бодрыми!181»

Поднять боеспособность флота, заставить моряков поверить в свои силы Макарову удалось быстро. Его по-настоящему полюбили не только матросы эскадры, но и младший офицерский состав. Нашел он единомышленников и среди старших офицеров флота — командиров кораблей.

Командир броненосца «Ретвизан» капитан 1 ранга Щенснович, командир отряда миноносцев Матусевич, командир крейсера «Аскольд» Грамматчиков, знавший Макарова с детских лет, капитаны 2 ранга Эссен, Юрасовский, Бубнов, лейтенант Криницкий, приехавшие в Порт-Артур вместе с Макаровым капитан 1 ранга Васильев и капитан 2 ранга Шульц и многие другие были смелые решительные командиры, сторонники энергичных действий флота. Все они, помогая Макарову в его начинаниях, направленных к укреплению дисциплины и поднятию боеспособности эскадры, поддерживали и его стремление ликвидировать вражду, существовавшую между офицерским составом армии и флота.

Макаров понимал, что для успеха обороны Порт-Артура с моря и с суши необходимы общие и дружные усилия армии и флота, согласованные действия, направляемые волей командира, сосредоточившего в своих руках командование и сухопутными и морскими силами.

Попытки Макарова объединить армию и флот для решительных боев за Порт-Артур, которые он предвидел, натолкнулись на непонятное для Макарова противодействие со стороны Стесселя, нерешительность и вялость коменданта крепости генерала Смирнова, молчаливую неприязнь со стороны наместника царя адмирала Алексеева, сидевшего в Мукдене и управлявшего военными действиями при помощи маловразумительных телеграмм.

Вскоре в штаб Макарова в качестве начальника военно-морского отдела прислали из Петербурга великого князя Кирилла Владимировича. Иметь в качестве подчиненного члена императорской фамилии, не отличавшегося ни умом, ни тактом и обладавшего только великокняжеской спесью, было для Макарова чистым наказанием.

Однако больше всего беспокоила Макарова бездеятельность и небрежность сухопутного командования в подготовке Порт-Артура к обороне. Система береговых батарей продумана не была. Например, к сооружению батарей на горе Ляотешан приступили только после того, как неприятельская эскадра обстреляла гавань и город перекидным огнем. Из-за отсутствия общей сигнализации и службы оповещения русские береговые батареи несколько раз обстреляли свои корабли, причинив им повреждения. А когда Макаров после одного из таких случаев предложил послать на батареи сигнальщиков с кораблей, Стессель ответил отказом. Все это вместе взятое вывело из терпения Макарова, и он, связавшись через голову Стесселя с командиром крепостной артиллерии генералом Белым, согласовал с ним вопросы взаимодействия береговой и корабельной артиллерии при отражении атак противника.

Еще когда Макаров в поезде подъезжал к Порт-Артуру, он, предвидя возможность атаки крепости с суши, отметил слабость и неподготовленность русских оборонительных позиций у Киньчжоуского перешейка. Теперь он и в самом Порт-Артуре видел вопиющую беспечность Стесселя и бездеятельность Смирнова, не принимавших по существу почти никаких мер к усилению обороны Порт-Артура. Встревоженный этим, Макаров встретился с командиром стрелковой бригады генералом Кондратенко182, саперным инженером по образованию, и обсудил с ним вопросы обороны Порт-Артура (после гибели Макарова этот умный, энергичный и смелый генерал стал душой обороны Порт-Артура).

Знакомство с положением дел на суше все больше укрепляло Макарова в мысли о том, что командование обороной Порт-Артура и всего Квантунского полуострова как с моря, так и с суши необходимо сосредоточить в одних руках. Но Стессель, по мнению Макарова, был для этого непригоден.

Наступали решающие дни русско-японской войны.

В течение первых трех месяцев войны центр тяжести всех военных действий находился главным образом на морском театре. Одна сторона всячески пыталась переправить свои войска на материк, другая стремилась этого не допустить. Все усилия японцев были направлены к тому, чтобы уничтожить русский флот по частям или хотя бы ослабить или парализовать его. С этой целью были совершены пиратские нападения на Порт-Артур и Чемульпо в ночь на 27 января и предприняты отчаянные попытки запереть русскую эскадру в Порт-Артуре с помощью брандеров и постановки минных полей на внешнем Порт-артурском рейде. Наконец, японцы начали артиллерийский обстрел кораблей эскадры, доков и города.

Однако сколько-нибудь серьезных успехов на море японцы добиться не смогли. Русская эскадра в Порт-Артуре становилась все более боеспособной и готовилась к началу активных действий. Японцы вынуждены были торопиться и начали переброску войск на континент, не решив основной задачи первого этапа войны — уничтожения русского флота.

Японское командование знало, что в Кронштадте готовится к выходу на Дальний Восток 2-я Тихоокеанская эскадра, с прибытием которой в Порт-Артур русский дальневосточный и японский флот стали бы примерно равными и положение на море могло бы резко измениться не в пользу Японии.

К концу марта 1904 года Япония заканчивала высадку в Корее 1-й армии генерала Куроки. В это же время подходило к концу формирование в Японии 2-й армии генерала Оку. Для перевозки ее в порт Хиросима стягивались многочисленные транспортные средства. Высадка 1-й армии охранялась вспомогательными отрядами японского флота. Главным же силам, которыми командовал адмирал Того, было поручено следить за тем, чтобы Порт-артурская эскадра не помешала начавшейся перевозке войск. Но если до прибытия Макарова русская эскадра не представляла для японцев большой угрозы, то теперь дело стало принимать совершенно иной оборот. Несмотря на то, что из строя выбыли лучшие русские корабли, Порт-артурская эскадра начала быстро превращаться в значительную силу. Японцы убедились в этом во время последней попытки закупорить брандерами выход на Порт-артурский рейд. Макаров в кратчайший срок добился таких результатов, что можно было уже начать активную борьбу на море. Порт-Артур и русская эскадра все больше беспокоили японское командование. За время пребывания Макарова в Порт-Артуре эскадра шесть раз в полном составе выходила в море.

Японцы предполагали высадить 2-ю армию или на корейском берегу в порту Цинампо или вблизи Бицзыво — на берегу Ляодунского полуострова, недалеко от Порт-Артура. Окончательный выбор места зависел от исхода боев на суше, от того, где 1-я армия встретит наибольшее сопротивление.

Японцы не случайно беспокоились за судьбу своей 1-й армии, высадившейся в Корее в районе реки Ичжу. При достаточно смелом и энергичном натиске русских японская армия могла бы оказаться отрезанной и уничтоженной. Против шестидесятитысячной армии генерала Куроки русские имели более чем стотысячную армию. Но сторонник пассивной тактики генерал Куропаткин, бесконечно повторявший: «терпение, терпение», не сумел воспользоваться удачно сложившейся обстановкой и отступил к Ляояну, оставив всю Корею и Ляодунский полуостров. Японцы воспользовались этим и немедленно приступили к переброске на Ляодун 2-й, а вслед за ней 3-й и 4-й армий.

Получив сведения о происходившей в Японии подготовке к массовым перевозкам войск, Макаров задумал сорвать японский план вторжения на материк морским сражением. Учитывая, что выход из строя ряда кораблей значительно ослабил Порт-артурскую эскадру, Макаров решил усилить ее кораблями отдельного крейсерского отряда, базировавшегося во Владивосток. Командиру этого отряда адмиралу Иессену было приказано выйти скрытно из Владивостока, проскочить Корейским проливом (например, ночью) и идти к Ляодуну или Инкоу для поддержки Порт-артурской эскадры, которая намерена была воспрепятствовать высадке японских войск.

После неудачной операции с брандерами в ночь на 14 мирта японский флот в течение двух недель не подходил к порт-артурским берегам. Это не могло не показаться подозрительным: японцы явно что-то готовили. И действительно, вскоре в ставке Алексеева стало известно, что в конце марта следует ожидать появления вражеского флота с транспортами у берегов Ляодуна.

Макаров считал, что японские транспортные суда, хотя бы и под охраной крейсеров, вряд ли рискнут идти к необорудованному берегу; предварительно японцы должны будут подготовить на побережье временные базы. В 60–70 милях от Порт-Артура как раз имелись острова (острова Эллиот), вполне пригодные для использования в качестве такой промежуточной базы; с этих островов японцы, выбрав благоприятный момент, могли попытаться высадиться на Квантун.

30 марта на совещании командиров 1-го и 2-го отрядов миноносцев Макаров отдал распоряжение вечером выйти в ночную разведку к островам Эллиот и действовать там исходя из обстановки. Командирами отрядов были назначены капитаны 2 ранга Бубнов и Елисеев. В каждый отряд входило по четыре миноносца.

Предполагалось, что утром к островам Эллиот выйдет вся эскадра с целью уничтожить транспортный флот противника или заставить главные силы японского флота принять бой.

Проводив миноносцы, Макаров около десяти часов вечера прибыл на дежурный крейсер «Диана», где и оставался всю ночь. Вероятно, беспокоясь за участь миноносцев, ушедших в опасную разведку, он чувствовал себя тревожно и не спал, а возможно, ожидал, что японцы еще раз попытаются повторить операцию с брандерами.

Семенов писал, вспоминая о вечере 30 марта 1904 года:

«Только что адмирал успел обойти батареи, бросив тут и там несколько ласковых, в боевой обстановке так много значащих фраз команде, застывшей на своих постах, как «что-то увидели»... Трудно сказать, что именно, но, несомненно, в лучах прожектора Крестовой горы обрисовывались силуэты каких-то судов...

Особенно мешала разобрать в чем дело сетка мелкого дождя, ярко освещенная прожекторами... Казалось, что подозрительные силуэты не то стоят неподвижно, не то бродят взад и вперед по тому же месту. Было 10 час. 20 мин. вечера.

Ни у кого на «Диане» не было, казалось, сомнений, что под покровом ночи пришли японцы и сейчас забрасывают рейд минами.

— Прикажете открыть огонь? — спросил командир.

— Эх!.. Кабы знать! — досадливо махнул рукой адмирал. — Вернее всего наши же!.. Не умеют еще ходить по ночам! Отбились, растерялись... и теперь толкутся около Артура! И своих найти не могут, и вернуться не решаются, чтобы за японцев не приняли!.. Чистое горе!.. — Но тотчас же, поборов свою досаду, он добавил спокойным, уверенным тоном: — Прикажите точно записать румб и расстояние. На всякий случай, если не наши, надо будет завтра же с утра протралить это место, не набросали бы какой дряни...

Видение только мелькнуло и быстро скрылось за сеткой дождя».

Дежурные наблюдатели на береговых батареях также заметили подозрительное движение на рейде, о чем было немедленно доложено Стесселю183.

Однако утром 31 марта Макаров почему-то не отдал распоряжения протралить подозрительное место. Позже выяснилось, что силуэты кораблей были замечены как раз на том месте, где немногим более суток спустя произошла катастрофа с «Петропавловском».

На следующий день с рассветом Макаров с «Дианы» перешел на «Петропавловск», где находился весь его штаб. Художник В. В. Верещагин был также здесь, и Макаров попытался уговорить его оставить корабль. «Сегодня возможен бой, и вы рискуете жизнью», — заметил он. Но Верещагин ответил, что он в Порт-Артур и приехал за тем, чтобы увидеть на близком расстоянии морской бой и запечатлеть его на картине, а рисковать он привык и в сражениях бывал.

Сразу по прибытии «Петропавловска» Макаров поднялся на мостик, взял бинокль и стал смотреть в том направлении, куда накануне вечером отправились русские корабли. Вскоре на востоке показались дымки. Миноносцы возвращались, но их было лишь семь.

Произошло следующее. Придя в район островов Эллиот и не обнаружив там неприятеля, миноносцы повернули назад к Порт-Артуру. Шел дождь, и в густой ночной темноте корабли то и дело теряли друг друга, хотя старались не отходить один от другого на большое расстояние. Обилие подводных камней и мелей в районе островов заставляло командиров быть особенно осторожными.

Около полуночи миноносец «Страшный» заблудился среди островов. Сделав несколько попыток найти своих товарищей, командир миноносца решил идти в Порт-Артур самостоятельно. Часа два шли благополучно. Но вот вдали замелькали огоньки. «Наконец-то нашли своих!» — подумал командир, капитан 2 ранга Юрасовский, и направился к замеченным огням. Однако из предосторожности «Страшный» не включил огней. Как только забрезжил рассвет, командир, все еще не различая очертаний кораблей, за которыми он следовал, приказал дать позывные. Эти позывные и погубили миноносец. Грянул залп, и шесть японских миноносцев и два крейсера, окружив «Страшного», стали засыпать его снарядами. Прорваться сквозь вражеское кольцо было невозможно. Оставалось либо сдаться, либо биться насмерть. Начался неравный бой, в котором моряки «Страшного», подобно экипажам «Стерегущего» и «Сильного», покрыли себя неувядаемой славой. Одним из первых шестидюймовых снарядов был убит Юрасовский. Этот же снаряд вывел из строя всю прислугу носового орудия и повредил само орудие. Снаряды с восьми японских кораблей сыпались непрерывно. Число убитых и раненых все возрастало. Командование кораблем перешло к лейтенанту Малееву.

Исход боя был ясен, на помощь рассчитывать не приходилось. Но лейтенант Малеев и оставшиеся в живых матросы решили, что дешево свою жизнь они не отдадут. Распоряжения Малеева были четкими и точными, сам он поспевал всюду. Его видели то на носу, то на корме и всегда там, где происходила какая-нибудь заминка; он успевал кинуть подбадривающее словцо и в машинный люк. Его товарищ, мичман Акинфиев, осколком разорвавшегося снаряда был тяжело ранен в бок. Превозмогая боль, он, собрав последние силы, уложил секретные карты и сигнальные книги в мешок с балластом и выбросил мешок за борт.

Море вокруг буквально кипело от рвущихся снарядов. Но на палубе среди раненых и убитых товарищей уверенно работали у уцелевших орудий оставшиеся в живых матросы, посылая в корабли противника снаряд за снарядом. Выбрав удобный момент, Малеев приказал минеру Черепанову пустить торпеду в близко подошедший японский крейсер. Раздался взрыв, и крейсер стал крениться на борт, к нему на помощь пошли другой крейсер и два миноносца. Сразу четыре японских корабля вышли из боя, и у Малеева даже появилась надежда пробиться. Воспользовавшись замешательством врага, он решил торпедировать и второй крейсер. Черепанов уже зарядил аппарат, но в тот момент, когда он взялся за спусковой рычаг, неприятельский снаряд попал в самую торпеду. Взрывом торпеды все находившиеся поблизости были убиты. Машина вышла из строя. «Страшный» остановился, и японские миноносцы начали в упор расстреливать его. Миноносец получил пробоины и стал медленно погружаться. В это время с миноносца заметили, что на помощь к нему полным ходом идет четырехтрубный крейсер «Баян». Японские корабли прекратили огонь и ушли. Но помощь пришла слишком поздно: палубу «Страшного» уже захлестывали волны.

Малеев погиб вместе со своим кораблем. Из сорока восьми человек команды и четырех офицеров «Страшного» спаслись только пять матросов.

«Баян» был послан на помощь «Страшному» Макаровым. Утром, заметив на горизонте дымы и одновременно услышав раскаты отдаленных выстрелов, Макаров решил, что это возвращающиеся из разведки русские миноносцы ведут бой с японскими кораблями, и послал им на выручку «Баяна». Когда «Баян» подходил к месту гибели «Страшного», моряки увидели сквозь пелену тумана очертания кораблей японского крейсерского отряда, в том числе силуэты двух броненосных крейсеров — «Асамы» и «Токивы». Командир «Баяна», капитан 1 ранга Вирен, доложил об этом по радио Макарову и приказал приготовить шлюпки для спасения моряков со «Страшного».

Свою задачу «Баян» выполнил блестяще. Став лагом к неприятелю, он открыл из орудий одного борта сильнейший огонь по японским кораблям, а с другого борта спустил шлюпки для спасения тонущих матросов. Лишь после того, как были подобраны все пятеро, «Баян» повернул к Порт-Артуру.

Заслышав канонаду и получив радио с «Баяна», Макаров выслал в помощь ему быстроходные корабли «Новик» и «Аскольд».

Следом должна была идти еще «Диана».

Но «Баяну» помощь не понадобилась. Выполнив свою задачу, он вернулся в Порт-Артур.

Командир «Баяна» доложил Макарову о своих действиях и добавил, что, возможно, в боевой обстановке не удалось подобрать всех моряков со «Страшного». Макарова очень взволновала судьба людей миноносца. Сигнальщики немедленно передали приказание эскадре: «Быть в строе кильватера. «Баяну» идти головным и вести эскадру к месту. Всем смотреть за плавающими обломками».

Пока корабли занимали места в колонне, «Петропавловск» под флагом Макарова вышел в море. Погода тем временем разгулялась, проглянуло солнце, с моря дул свежий ветер, разводивший порядочную волну. Адмирал стоял на верхнем мостике, тут же находились командир корабля капитан 1 ранга Яковлев и флаг-капитан адмирала капитан 1 ранга Васильев.

— Здорово, молодцы! — раздался звучный баритон адмирала, когда «Петропавловск» проходил мимо крейсера «Диана».

Матросы с «Дианы» отвечали на приветствие командующего флотом как-то особенно дружно, громко и радостно. Никому и в голову не могло прийти, что они видят любимого адмирала в последний раз.

Макаров, видимо, решил вывести в море всю эскадру и, несмотря на неравенство сил, дать японскому флоту генеральное сражение. Хотя он и не говорил об этом прямо, но, как свидетельствует находившийся при нем младший флаг-офицер мичман В. П. Шмидт, никто не сомневался, что именно таково было его намерение. «Чувство приподнятости духа, — замечает Шмидт, — передалось от адмирала всем нам, и мы были нервно возбуждены и наполнены сознанием, что наконец настал момент отомстить за январскую атаку. Это чувство инстинктивно передалось всем».

Вслед за «Петропавловском» вышли на внешний рейд «Полтава», а за нею «Победа». Посматривая на часы, адмирал следил за выходом кораблей, проявляя заметное нетерпение. Все шло гладко, но вот произошла какая-то заминка с «Севастополем».

Макаров приказал запросить «Севастополь», почему он не выходит. Тотчас был получен ответ, что броненосец сильным ветром прижимает к стенке и четыре портовых буксира бессильны его оттащить. Адмирал чрезвычайно рассердился и приказал поднять сигнал: «Севастополю» остаться в гавани».

Не дожидаясь выхода остальных кораблей, Макаров с «Баяном» и броненосцами «Полтавой» и «Пересветом» вышел в море. Он спешил к месту гибели «Страшного», где могли быть еще люди. «Баян», развив полный ход, ушел далеко вперед. Вскоре он нагнал японский крейсерский отряд адмирала Дева и вступил с ними в бой. Тем временем подоспели и остальные русские корабли. Одновременно сигнальщики внимательно всматривались в волнующееся море, но никого из команды «Страшного» не обнаружили.

По приказу Макарова корабли заняли места в кильватерной колонне в таком порядке: впереди «Петропавловск», за ним «Полтава», «Пересвет», «Аскольд», «Баян», «Диана» и «Новик». На фланге, мористее, шли миноносцы. Но Макарову не удалось осуществить свой замысел. Адмирал Дева уклонился от боя, японские корабли, поспешно повернув, стали отходить. Макаров сразу разгадал маневр японского адмирала: Дева хотел завлечь русскую эскадру подальше в море и, соединившись там с главными силами, обрушиться на нее. Как выяснилось впоследствии, Макаров не ошибся в своих предположениях. Дева известил по радио Того, что главные силы русских вышли из гавани и ведут бой с японскими кораблями.

Развивая предельную скорость, русские корабли настигали японцев и засыпали их снарядами крупного калибра. Особенно досталось кораблям «Токива» и «Иосико». «Только бы догнать и дать настоящий бой!» — таково было в тот момент желание всех моряков на эскадре. Вдруг впереди показались новые неприятельские вымпелы — один, другой, третий... Число их вскоре возросло до двадцати трех. Это адмирал Того, получив радиограмму, шел на выручку Дева. Положение резко изменилось. Принимать бой с противником, втрое сильнейшим, вдали от своих береговых батарей, было бы, конечно, неоправданным риском, и Макаров приказал повернуть к Порт-Артуру. Эскадра быстро перестроилась и двумя колоннами, во главе с «Петропавловском», направилась в Порт-Артур. Впереди шли миноносцы. Эскадра Того начала преследование русских кораблей, но, войдя в район действия русской береговой артиллерии, прекратила погоню и отошла.

Начинался ясный и солнечный день. Дул резкий, холодный ветер, разводя зыбь. Эскадра Макарова подходила к Порт-Артуру. «Петропавловск» уже поравнялся с Золотой горой. Вдали, вне досягаемости огня береговых батарей, маневрировала неприятельская эскадра.

Вдруг раздался сильный гул, похожий на приглушенный залп двенадцатидюймовых орудий, и со всех кораблей эскадры увидели, как над «Петропавловском» взвилось гигантское облако черно-бурого дыма. На мгновение дым окутал почти весь броненосец, закрыв носовую и среднюю часть корабля. А затем раздался второй взрыв, и из-под раскрывшейся броневой палубы вырвалось светло-желтое пламя. Было видно, как рушатся в воду сорванные взрывом носовая башня, фок-мачта, труба и командирский мостик вместе с рубкой. После первого же взрыва «Петропавловск» сильно накренился на правый борт. Охваченная пламенем, высоко поднявшаяся над водой корма с работающими винтами словно повисла в воздухе. В этом аду оглушающего грохота, огня и воды, как безумные, метались люди, густой толпой сгрудившиеся на корме, многие прыгали в воду. Раздался третий, более слабый взрыв, густое облако пара на миг окутало корму, а затем все увидели, как броненосец, приняв почти вертикальное положение, быстро уходит в воду. Еще мгновение, и морская зыбь сравняла поверхность воды.

Один из офицеров соседнего корабля, видевший катастрофу, сделал такую запись: «9 ч. 43 м. Взрыв «Петропавловска», а затем: «9 ч. 44½ м. — все кончено».

В полторы минуты все было кончено! Огромный броненосец лежал на дне184.

Мгновенная гибель «Петропавловска» настолько потрясла всех, что многие не сразу поняли, что произошло. Положение было опасное. Замешательством русских мог воспользоваться противник. Но младший флагман контр-адмирал Ухтомский, поняв опасность, немедленно поднял сигнал на «Пересвете»: «Вступаю в командование эскадрой. Быть в строе кильватера. Следовать за мной». Этот вовремя поданный сигнал отрезвил многих.

Как только на «Петропавловске» раздался первый взрыв, к нему со всех сторон бросились на помощь корабли. Первым подошел к месту катастрофы минный крейсер «Гайдамак». Начали подбирать офицеров и матросов, которые с трудом держались в холодной воде, ухватившись за обломки различных деревянных предметов.

«Где же адмирал, где Макаров?» — этот вопрос был на устах у всех моряков эскадры. С надеждой и тревогой всматривались они в сверкающие на солнце зеленые волны.

Подобрали пальто с двумя орлами на погонах — это было пальто Макарова. Но самого Макарова так и не нашли. Всего удалось спасти 52 матроса и 7 офицеров.

Вместе с Макаровым погиб и художник В. В. Верещагин, а всего погибло 652 матроса и 29 офицеров.

Полковник Агапеев, капитан 1 ранга Васильев, врач Волкович и флаг-офицер Макарова лейтенант Дукельский были спасены, но скончались на берегу, в порт-артурском госпитале.

В 10 час. 25 мин. на флагманском корабле взвился сигнал: «Войти в гавань, начиная с броненосцев».

К полудню, за исключением дежурных крейсеров, вся эскадра втянулась в гавань. На берегу собралась толпа взволнованных, возбужденных людей. Никто не хотел верить, что Макаров погиб. Ждали официального подтверждения и с надеждой вглядывались в прибывающие катера со спасенными: а вдруг адмирал спасен, а вдруг появится сейчас катер с вице-адмиральским флагом?

Вечерело, солнце клонилось к западу, но люди все еще стояли на набережной, печально поглядывая на вход в гавань.

Лучше всех выразил общее настроение пожилой боцман, хорошо знавший покойного адмирала: «Что броненосец? — Хоть бы два да еще пару крейсеров в придачу! Не то! — Голова пропала!.. Вот что!»

После гибели Макарова в русском флоте того времени не нашлось адмирала, способного заменить его. Недаром матросы эскадры говорили: «Другого Макарова не пришлешь».

Передовые люди России расценивали гибель Макарова как военную неудачу, как несчастье. И это было действительно так.

Особенно тяжело переживали гибель Макарова матросы, среди которых он пользовался огромной любовью, их горе было наиболее глубоким и искренним. Кровную связь адмирала с матросами уловил безвестный поэт, скрывшийся под инициалами И. Г., стихотворение которого было напечатано в одной из русских газет:

Спи, северный витязь, спи, честный боец,

Безвременной взятый кончиной.

Не лавры победы — терновый венец

Ты принял с бесстрашной дружиной.

Твой гроб — броненосец, могила твоя -

Холодная глубь океана

И верных матросов родная семья -

Твоя вековая охрана:

Делившие лавры, отныне с тобой, -

Они разделяют и вечный покой!..

Печать всего мира живо откликнулась на трагическую гибель Макарова. Так, например, английская газета «Daily News», касаясь деятельности Макарова в Порт-Артуре, писала, что немного найдется примеров из морской истории, которые могли бы яснее показать, как один талантливый человек, обладающий железной волей, может в короткий срок в труднейших условиях внести в хаос организацию и порядок и воодушевить всех своим примером. Итальянский морской инженер Лоренцо д'Адди в миланской газете «Secolo», называя Макарова ученым, солдатом и философом, отмечал, что он принадлежит к плеяде таких блестящих, известных всему миру русских военных деятелей, как Суворов, Нахимов и Корнилов.

Гибель «Петропавловска» вызвала всеобщее недоумение: как мог предусмотрительный и опытный адмирал, всю жизнь работавший над решением проблемы непотопляемости судов, погибнуть при условиях, противоречащих им же самим разработанной морской тактике?185 Многие решили, что «Петропавловск» был торпедирован японской подводной лодкой. Это казалось правдоподобным, потому что сам Макаров допускал существование у японцев подводных лодок и вменял в обязанность дежурным как на кораблях, так и на берегу особенно тщательно следить за поверхностью моря186.

Наконец, было опубликовано разъяснение Морского Технического комитета, в котором на основании заключения специальной комиссии устанавливались причины гибели «Петропавловска». В нем говорилось: «Броненосец коснулся мины, поставленной неприятелем в пределах обычного маневрирования нашего флота, и последствием этого взрыва под носовыми минными аппаратами и погребами «Петропавловска» были последовательные взрывы от детонации пироксилина в судовых минах и 12-дюймовых снарядах, воспламенение и взрыв пороховых и патронных погребов и взрыв цилиндрических котлов».

Гибель «Петропавловска» не была следствием беспечности. На борьбу с вражескими минами затрачивалось много сил и энергии187. Но день 31 марта был насыщен такими важными событиями, как гибель «Страшного» и бой «Баяна» с японскими крейсерами, и они отвлекли внимание Макарова и его подчиненных от минной опасности.

Командир «Петропавловска» капитан 1 ранга Яковлев, правда, напомнил Макарову, что идти прямым курсом через места, где накануне видели японские корабли, опасно и что следовало бы изменить курс. Но Макаров спешил на выручку гибнущим матросам «Страшного» и «Баяна». Дорога была каждая минута. К тому же через подозрительное место совершенно благополучно прошли уже несколько кораблей, в том числе и «Баян». Прошел и «Петропавловск» со всей эскадрой. Но, возвращаясь в Порт-Артур тем же путем, броненосец первый наскочил на минное заграждение.

Ошибка Макарова, быть может единственная за всю его пятинедельную деятельность в Порт-Артуре, заключалась в том, что он, дорожа каждой боевой единицей, не организовал надежной охраны внешнего рейда Порт-Артура. Если бы дежурный крейсер не стоял в ночное время на месте, а курсировал на подходах к Порт-Артуру, японцы вряд ли смогли бы забрасывать порт-артурский рейд минами.

Случайный подрыв «Петропавловска» на мине оказался для него роковым потому, что мина взорвалась в районе погребов, в которых находилось пятьдесят торпед. От детонации последовал второй взрыв, еще более страшный. Тотчас вслед за ним по той же причине произошел взрыв двенадцатидюймовых снарядов, затем взорвались судовые котлы, и броненосец мгновенно затонул.

Макаров всегда был сторонником быстроходных крейсеров. Прибыв в Порт-Артур, он поднял свой флаг на «Аскольде» — одном из самых быстроходных порт-артурских крейсеров. Но когда Макаров перебрался на «Аскольд», наместник царя Алексеев стал всячески уговаривать его перенести свой флаг на броненосец «Петропавловск», как наиболее надежный, с его точки зрения, из всех кораблей Порт-артурской эскадры. «Находясь на «Аскольде», — говорил он Макарову, — вы рискуете не только своей жизнью, но и жизнью чинов штаба и великого князя». Макарову пришлось уступить.

Примерно через месяц после гибели «Петропавловска» при подобных же обстоятельствах погиб один из лучших японских броненосцев «Хатсусе» водоизмещением в 15 200 тонн188. Как и при гибели «Петропавловска», вслед за взрывом мины заграждения произошел внутренний взрыв на корабле, и броненосец затонул в одну-две минуты. Гибелью «Хатсусе» начался так называемый период «черных дней японского флота», в течение которого подорвались на русских минах и затонули два японских броненосца, два крейсера, канонерская лодка и два первоклассных миноносца. Совершенно очевидно, что эти потери были следствием деятельности Макарова, хотя его самого уже и не было в живых.

Царская Россия потерпела поражение в войне с Японией. Войска под командованием Куропаткина были разбиты под Мукденом и отступили от Ляояна, хотя и могли еще вести сражение. В июне 1904 года в Цусимском проливе была разгромлена 2-я Тихоокеанская эскадра под командованием бездарного адмирала Рождественского, посланная на Дальний Восток из Кронштадта.

Наконец, после прямого предательства генерала Стесселя японцы овладели Порт-Артуром.

Многими тысячами жизней заплатил русский народ за неподготовленность России к войне.

Япония захватила принадлежавшие России Курильские острова и южную половину острова Сахалин, заняла Корею и распространила свое влияние на Манчжурию. Однако хищнические аппетиты империалистической Японии этими захватами не ограничились. На протяжении нескольких десятков лет после русско-японской войны японские милитаристы, поощряемые империалистами Европы и Америки, стремились захватить весь Китай, Индо-Китай и Бирму. В агрессивные планы японских империалистов входил также захват территории Советского Союза вплоть до Урала.

Правители Японии неоднократно пытались осуществить свои авантюристические планы, но все их попытки вторгнуться на территорию нашей Родины заканчивались провалом.

В 1922 году Советская Армия выбросила японских интервентов из пределов Дальнего Востока. В 1938 году советские воины разгромили японских захватчиков в районе озера Хасан, а в 1939 году у реки Халхин-Гол.

Однако японские империалисты по-прежнему продолжали лелеять планы захвата Советского Дальнего Востока. Во время Великой Отечественной войны, которую вела наша Родина с фашистской Германией в 1941–1945 гг., Япония сосредоточила на советских дальневосточных рубежах миллионную армию, выжидая удобного момента, чтобы вторгнуться в пределы Советского Союза.

Надо было, ликвидировать эту угрозу и навсегда вытеснить из сознания нашего народа тяжелые воспоминания, связанные с поражением русской армии в 1904 году. И в августе-сентябре 1945 года советские Вооруженные Силы, осуществляя план Ставки Верховного Главнокомандования, нанесли сокрушительный удар империалистической Японии и заставили ее капитулировать. Наша страна возвратила Курильские острова и Южный Сахалин и открыла себе выход в Тихий океан.

Разгромив японскую армию и освободив от гнета японского империализма Манчжурию и Корею, советские Вооруженные Силы оказали дружескую помощь китайскому и корейскому народам. Ныне эти народы с помощью великого Советского Союза успешно строят новую жизнь.

Воины Советской Армии и Военно-Морского Флота, побывав в Порт-Артуре, переданном впоследствии Советским Союзом законному владельцу — китайскому народу, почтили память славных защитников Порт-Артура и замечательного флотоводца и человека — «беспокойного» адмирала Макарова.

С. О. Макаров был самым крупным русским морским деятелем дореволюционного периода после Ф. Ф. Ушакова, П. С. Нахимова и М. П. Лазарева. Этих замечательных людей роднит величие их замыслов, чувств и дел, их борьба с рутиной и преклонением перед всем иностранным, их патриотизм, проявлявшийся прежде всего в стремлении всячески оберечь национальную честь и достоинство своей страны.

Несомненно, что Макаров не смог полностью проявить себя, развернуть во всю ширь свои дарования. Этому помешали современный ему царский строй и сравнительно ранняя гибель.

* * *

В советской стране имя адмирала Макарова пользуется широкой популярностью и любовью. Особенно дорого оно нашим морякам и воинам. Интерес к замечательному русскому патриоту-флотоводцу особенно ярко проявляется в дни его юбилейных дат.

В декабре 1948 года советская общественность торжественно отметила столетие со дня рождения Степана Осиповича. Юбилей был ознаменован рядом правительственных мероприятий и постановлений. В Ленинграде Высшему арктическому морскому училищу было присвоено имя адмирала С. О. Макарова. В доме по Моховой улице, где жил покойный, решено было установить мемориальную доску. Почтовое ведомство отметило юбилей выпуском серии почтовых марок с изображением С. О. Макарова, различные издательства переиздали главные его труды и выпустили ряд книг о нем.

На родине адмирала Макарова, в г. Николаеве, постановлением Совета Министров СССР от 7 января 1949 года, Николаевскому кораблестроительному институту присвоено имя адмирала. В одном из залов института, при ближайшем участии студентов, организован кабинет Макарова. Все этапы жизни и творческой деятельности адмирала нашли здесь подробное отражение. В кабинете хранятся изготовленные в мастерских института модели кораблей, на которых плавал Степан Осипович, установлен стенд уникальных фотографий, изображающих Макарова, и ряд моментов из истории его плаваний, собраны некоторые из его реликвий, богато представлена литература о Макарове, имеются также почти все его оригинальные работы. Здесь же можно ознакомиться со всеми музыкальными произведениями (нотами, изданными в 1904–1905 годах), посвященными памяти погибшего адмирала. Украшением кабинета является модель памятника Макарову в Кронштадте, пожертвованная институту автором памятника, скульптором Л. В. Шервудом. Постановлением правительства институту предоставлены две стипендии, на которые зачисляются наиболее успевающие студенты. Вдохновляемый к труду примером адмирала Макарова, весь коллектив института чтит его память. Ежегодно даты 9 января (день рождения Макарова) и 13 апреля (день его гибели) отмечаются в институте традиционными заседаниями и вечерами.

Дом в Николаеве, на бывшей Морской улице, где родился Макаров, хорошо сохранился. На фасаде дома укреплена мемориальная доска, а Морская улица переименована в улицу адмирала Макарова.

В наше время заслуги Макарова перед Родиной и наукой оценены вполне. Советский народ свято хранит память об этом замечательном моряке. Многое в его жизни и многосторонней деятельности может и сейчас служить образцом и примером.


163 В 1903 г. три громадных по тому времени корабля, каждый водоизмещением 15 тысяч тонн, были готовы и вступили в строй японского флота.

164 Абаза, Александр Михайлович (род. 1853), контр-адмирал. До 1903 г. занимал пост помощника главноуправляющего торгового мореплавания и портов, затем был управляющим Особым комитетом по делам Дальнего Востока.

165 Безобразов (род. 1855), статс-секретарь Николая II, возглавлял группу авантюристов, сторонников агрессивной политики на Дальнем Востоке.

166 Алексеев, Евгений Иванович (1843–1909), внебрачный сын Александра II, адмирал. С 1903 г. царский наместник на Дальнем Востоке.

167 ЦГАВМФ, ф. Макарова, д. 138, л. 14.

168 «Морской сборник», 1913 г., № 10, стр. 2.

169 В свое время крейсер 1 ранга «Варяг» считался наиболее совершенным военным кораблем в мире. Узнав о гибели «Варяга», адмирал Макаров выразил опасения, что затонувший на сравнительно небольшой глубине корабль, возможно, будет поднят японцами. Так оно и случилось. После окончания русско-японской войны японцы подняли крейсер, отремонтировали его и включили в состав своего флота. Во время 1-й мировой войны «Варяг» вместе с броненосцами «Полтава» и «Пересвет», поднятыми японцами в Порт-Артуре, был продан русскому правительству. Во время перехода из Японии в Мурманск «Варяг» попал в Атлантическом океане в сильнейший шторм, причинивший кораблю серьезные повреждения. Из Мурманска «Варяг» был отправлен для ремонта в Англию, где он оставался до Октябрьской социалистической революции, после которой англичане отказались вернуть крейсер Советской России и по окончании ремонта подняли на нем английский флаг. В 1918 г., находясь в составе английского флота, «Варяг» плавал в Северном море и, как утверждают англичане, в конце 1918 г. был торпедирован немецкой подводной лодкой в Ирландском море и затонул на большой глубине. В феврале 1954 г. наша страна отметила 50-летие героической гибели легендарного корабля в Чемульпо. В этот день в Москве, Ленинграде, Кронштадте и других городах Советского Союза происходило чествование пятнадцати матросов с «Варяга», живых свидетелей и участников неравного боя с японским флотом. Самому старшему из оставшихся в живых матросов героического крейсера — бывшему трюмному старшине крейсера Федору Семенову ныне 80 лет. Все моряки Указом Президиума Верховного Совета СССР награждены медалью «За Отвагу».

170 Брандер — судно, предназначенное для затопления у входа в неприятельский порт, чтобы помешать кораблям противника выйти из него.

171 Агапеев, Александр Петрович (1868–1904), профессор академии Генерального штаба, полковник, один из наиболее образованных и доблестных сподвижников адмирала Макарова во время его пребывания в Порт-Артуре. Агапеев занимал должность начальника военного отдела штаба Макарова. Погиб вместе с Макаровым на «Петропавловске». Агапеев был выдающимся знатоком военного дела и военной истории. Ему принадлежит ряд печатных трудов: «Арколе», «Война наверняка», «История развития стратегии и тактики наемных и постоянных армий новых государств» и др. В свое время он возбудил против себя большое недовольство в правительственных и военных кругах тем, что назвал китайский поход 1900 г., в котором принимал участие, разбойничьим набегом, развратившим участвовавших в нем солдат и офицеров. Его правдивые письма из Порт-Артура, опубликованные в «Варшавском дневнике», представляют ценный материал по истории русско-японской войны. В Порт-Артур Агапеев отправился по приглашению Макарова добровольно.

172 Так звали морского министра адмирала Авелана.

173 Это письмо приведено в статье А. Лурье «Новое об адмирале Макарове» (см. журн. «Знамя» 1946 г., № 8–9).

174 Первое место принадлежало Англии, второе — Франции.

175 Приводимая ниже таблица дает общее представление о составе японского флота к началу русско-японской войны 1904–1905 гг.

Наименование судов Число судов Водоизмещение (в тоннах)
от до
Эскадренные броненосцы 6 12517 15352
Броненосцы береговой обороны 2 3777 7335
Крейсера I класса (бронированные) 8 9460 9906
Крейсера II класса (с броневой палубой) 9 3709 4900
Крейсера III класса (легкие) 7 2439 3200
Суда различного назначения 10 1367 2481
Канонерки I класса 2 1372 2100
Канонерки II класса 17 126 925
Посыльные суда 4 864 1800
Истребители миноносцев 19 279 380
Миноносцы I класса 18 126 203
Миноносцы II класса 40 80 110
Миноносцы III класса 27 52 74
Минный транспорт 1 2878  

176 Во время осады Порт-Артура японцы довольно легко овладели Киньчжоускими позициями. А будь в Киньчжоу тяжелые орудия, позиции не перешли бы так легко в руки японцев, как это случилось.

177 Трал К. Ф. Шульца изготовлялся из стального троса, причем тралящая часть его состояла из пяти восемнадцатиметровых смычек, к концу каждой из которых прикреплялся свинцовый груз. Глубина погружения трала регулировалась с помощью особых поплавков. Особенностью трала Шульца являлось то, что он захватывал значительный по ширине участок моря и что его можно было погружать на необходимую глубину, в зависимости от глубины, на которой находилась вытраливаемая мина.

178 «Варшавский дневник» от 8 апреля 1904 г.

179 14 марта Макаров доносил главнокомандующему: «Пароходы, послужившие брандерами, по осмотре оказались не старыми, около 2000 тонн, были вооружены мелкокалиберной артиллерией, которую ставлю на батареи для усиления огня. Часть пароходов подниму для надобностей порта».

180 Верещагин, Василий Васильевич (1842–1904), художник-баталист, погибший вместе с Макаровым на «Петропавловске». В отличие от других баталистов, Верещагин на своих полотнах изображал не эффектные картины сражений с лежащими на переднем плане в живописных позах убитыми и ранеными, а войну со всеми ее ужасами. В серии картин из эпохи завоевания англичанами Индии Верещагин показал зверскую расправу колонизаторов над восставшими туземными войсками — сипаями. Много картин Верещагина посвящено русско-турецкой войне 1877–1878гг., среднеазиатским походам русских войск, но особой популярностью пользуются его картины из времен Отечественной войны 1812 г.

181 ЦГАВМФ, ф. Макарова, д. 185, папка 1, л. 103. Личная переписка К. Н. Макаровой.

182 Генерал Р. И. Кондратенко погиб в декабре 1904 г. в бою при отражении одного из штурмов Порт-Артура японцами.

183 Характер сообщений береговых наблюдателей отличался полной определенностью. В них было сказано, что, судя по замеченным силуэтам, это японские миноносцы. Впоследствии японцы так описывали свою ночную экспедицию на порт-артурский рейд в ночь на 31 марта 1904 года: «4-й и 5-й отряды истребителей 14-го отряда миноносцев и транспорт «Кариу-Мару» подошли к рейду Порт-Артура около 11 ч. 40 м. ночи, но из-за дождя и полного мрака не могли различить окрестностей. Неприятель с судов и с берега светил шестью прожекторами и, казалось, был особенно настороже. Наш минный отряд нередко попадал в освещаемое пространство, но, к счастью, открыт не был. Определяясь по различным предметам, справа и слева от входа, в назначенном порядке были расставлены мины. Окончив постановку мин, отряды вернулись на стоянку в северо-западной Корее».

184 Эскадренный броненосец «Петропавловск» был построен в 1894 г. в Петербурге. Одного типа с ним были броненосцы «Полтава» и «Севастополь». Девять лет спустя после гибели броненосца, в июне 1913 г., в каютах кормовой части «Петропавловска» японскими водолазами были обнаружены шесть трупов офицеров. В одном из них был опознан контр-адмирал Молас, начальник штаба Макарова.

185 Интересно отметить, что за два года до гибели на «Петропавловске» Макаров с особым интересом изучал условия, обеспечивающие непотопляемость кораблей именно этого типа. Академик А. Н. Крылов в своей книге «Мои воспоминания» (изд. Академии наук, 1945, стр. 132) сообщает: «13 марта 1902 г. адмирал С. О. Макаров подготовлял лекцию о непотопляемости военных судов, которую он намеревался прочесть в зале Морской библиотеки в Петербурге. Посетив Опытный бассейн, адмирал пожелал видеть опыт опрокидывания модели броненосца «Петропавловск», построенного по его системе, и решить, можно ли этот опыт показать большой аудитории».

186 В ту пору подводные лодки только начинали появляться на вооружении флотов.

187 Временно командовавший Порт-артурской эскадрой после гибели Макарова адмирал Витгефт доносил: «В районе 10 миль мины ежедневно взрываются на всех направлениях... Все судовые паровые катера, землесосы ежедневно тралят. Уничтожено более 50 тралов, один землесос взорван, вылавливаем скоро вторую сотню мин».

188 «Хатсусе» подорвался у Порт-Артура на минном заграждении, поставленном накануне минным транспортом «Амур». Почти одновременно с «Хатсусе» подорвался и броненосец «Яшима». Японцы пытались спасти его и повели на буксире в порт Сасебо, но в пути броненосец затонул.

<< Назад   Вперёд>>