1. Русский империализм в Маньчжурии и Монголия в 1895–1900 гг.

Предпринимая сооружение Сибирского пути, конечно, рассчитывали, что и текстильная, и металлургическая, и нефтяная русская промышленность возьмет свое от вывоза ее продукции в Китай, не говоря уже о самой Сибири, и что это связано будет с открытием движения по новой железной дороге.

И это верно, что русский вывоз в Китай от 1902 года к 1903-му, когда открыто было постоянное движение и по КВжд, сразу же скакнул с 9 млн руб. на 22 млн.252 Но сворачивая на Маньчжурию и Корею в 1895 г., царизм двинулся туда в банковско-железнодорожном вооружении, учитывая уже возможность вывоза не только русских товаров, но и русских, а также связанных с ними иностранных капиталов.

При этом французский финансовый рынок проявил полную готовность доверить свои капиталы политическому руководству самодержавия в Китае, ввиду оживления русского капитализма эпохи подъема 90-х годов.253 Веяния новой эры европейского капитализма проникли даже в романовский дворец, где скоро и безобразовцы заговорили о необходимости «нового способа завоевания малокультурных стран», что-бы не брать больше царизму на себя одну только «роль городового, охраняющего чужую собственность».254 При этом царизм явственно выказал предпочтение сотрудничеству на Дальнем Востоке с банковским капиталом, избегая связывать свою политику с капиталом исключительно одной какой-либо национальности. Через министерство финансов, он до поры до времени сохранял за собой политическое руководство образованными предприятиями, в случае нужды подкреплял свою руководящую роль в них вложениями средств казны.

За интересующий нас период времени в политические комбинации царизма на Дальнем Востоке успели ангажироваться два «русских» банка, оба связанные с интернациональным капиталом: Русско-Китайский (с участием французского капитала) и Петербургский Международный (с участием германского). Петербургский Учетно-ссудный банк (тоже германской группы), взявший на себя учреждение упоминавшегося раньше Российского золотопромышленного общества в мае 1895 г. и собравший как в России, так и в Париже (преимущественно у банков, но также и у одиночек-капиталистов) капитал в 7 1/2 млн руб. для эксплоатации золотых приисков на всем пространстве Сибири в предвидении богатейших перспектив, которые, по мнению учредителей, должны были открыться с окончанием постройки сибирской дороги, — скоро отошел от этого дела, уступив первенство Петербургскому Международному банку, с Ротштейном во главе.255 Как известно, именно Ротштейн, по поручению Витте, вел в том же мае 1895 г. в Париже переговоры об устройстве займа Китаю к он же со своим Международным банком был привлечен министерством финансов к учреждению Русско-Китайского банка (осенью 1895 г.), в. котором Международный банк и взял 3/8 капитала на себя, — a 5/8 взяла французская группа постоянных заимодавцев царской казны, во главе с Нецлином и Готтингером. Ротштейн и сел, наряду с двумя последними и еще одним французом (Шабриером), в правлении нового банка, — окруженный пятью русскими членами (назначенными Витте), во главе с кн. Ухтомским — председателем правления. Без фактического и рабочего участия Ротштейна не прошли и переговоры об учреждении Общества КВжд — ни в петербургской их стадии, с русско-китайским фактотумом Ли Хунчжана Гротом, ни в берлинской — с будущим председателем правления Общества Сюй Цзинь-ченом. Формально именно Русско-Китайский банк и явился владельцем всего портфеля акций Общества КВжд. Но и на деле в правлении Общества КВжд сели те же Ухтомский и Ротштейн — наряду с чиновниками министерства финансов Кербедзом, Циглером и Романовым, а из них Кербедз и Циглер скоро оказались: один товарищем председателя совета Международного банка, а другой членом правления Русско-Китайского банка. Если прибавить, что Ротштейн оказался бессменным членом правления и Российского золотопромышленного общества («Золорооса»), то перед нами встанет достаточно четкая картина организационной переплетенности в руководстве всей совокупности акционерных предприятий, возникших по следам дальневосточного плана царизма.256

Когда в марте — июне 1897 г. русское правительство в лице Общества КВжд двинуло дело о расширении и уточнении прав и привилегий Общества и Русско-Китайского банка; в Маньчжурии, тогда же в Петербурге Русско-Китайским банком и Золороссом образован был по образцу подобных же французских учреждений «Синдикат для исследования рудных богатств Китая», в капитале которого, разумеется, оказался и капитал Международного банка (из 500 тыс. руб. — 50 тысяч), а в комитете Синдиката, наряду с Ротштейном от Русско-Китайского банка, Нернином от Золоросса и Филипьевым от Международного банка, — посажен был и пекинский агент министерства финансов Покотилов, бывший одновременно и членом правления Русско-Китайского банка на месте, на Востоке.257

Когда политическая обстановка в Корее, в марте 1897 г. решительно поставила вопрос об участии царского правительства в управлении этой страны, — это дело и не мыслилось иначе, как при посредстве банковского учреждения и прямой «помощи» корейскому правительству. Однако на сей раз Ротштейн, снаряжая в эти же дни Ухтомского в Маньчжурию, кисло отнесся к корейской авантюре правительства и предложил, так и быть, на образование Русско-Корейского банка только 100 тыс. руб из капитала Русско-Китайского банка.258 А уж относительно 3-миллионного займа корейскому правительству Ротштейн и слышать не хотел и требовал, чтобы эти 3 миллиона были внесены в банк из сумм Общества КВжд, а банк выдал бы их потом от себя. И только осенью 1897 г., когда корейская жертва сама пошла в руки царскому правительству, а маньчжурская миссия Ухтомского потерпела неудачу, — Ротштейн (все время следивший за удобным случаем принять участие Русско-Китайскому банку в постройке южно-маньчжурской линии к Пекину) пошел на учреждение Корейского банка с «приличным» капиталом в 500 тыс. руб., составленным из вложений уже не только Русско-Китайского, но и Международного банка. А в правлении этого «дочернего» нового банка Ротштейну пришлось бы, если бы банк не погиб, не успевши появиться на свет, работать, не считая чистого «международника» Нотгафта, в окружении все тех же Ухтомских, Романовых, Покотиловых, Алексеевых и тому подобных подчиненных Витте агентов.259

Наконец, когда разграничение сфер влияния в области железнодорожного строительства в Китае между Россией и Англией, как ни противился ему Витте, все же произошло, — Витте попробовал выдворить англичан из Маньчжурии опять-таки при помощи банков. Соответствующий план — разменяться с Гонконг-Шанхайским банком железнодорожными концессиями, взяв себе все в южной Маньчжурии, а ему отдав все, что южнее Пекина — пущен был в ход при посредничестве члена правления Международного банка (Коха), который был привлечен к разработке условий намеченной сделки и взялся затем зондировать почву у своих лондонских «друзей». Нечего и говорить, что эта оптимистическая попытка взять английский форпост в южной Маньчжурии, зайдя ему в тыл по «мирной» империалистической тропинке с банковским проводником, — осталась втуне.260

Тем временем, в Русско-Китайском банке русское политическое руководство начало испытывать и некоторую оборотную сторону союза с сидевшими в Париже французскими империалистами. Надо сказать, что уже при самом учреждении банка в 1895 г. они не сразу согласились на долю их представительства в правлении (3 из 8 членов), которая не соответствовала доле их участия в капитале банка, (5/8). А в заинтересованных французских кругах в Китае были даже надежды «играть первенствующую роль» в делах нового банка. Не прошло и двух лет после того как Ротштейну удалось уговорить французов в Париже, как к лету 1897 г. отношения между русскими и французскими элементами в Шанхае обострились настолько, что Витте готов был уже пойти на распадение банка по национальной линии и «категорично заявить французам, чтобы они оставили нас в покое и, если они недовольны деятельностью банка, то пускай основывают свой собственный». В это же время парижские члены правления банка, возобновляя свои первоначальные домогательства, предпочли впутать для веса в дело самого Ганото (министра иностранных дел), и уже от его имени парижский банкир Нецлин (в августе 1897 г.) просил Витте: 1) о прибавке в название банка слова «Франко», 2) об усилении «французского элемента, в администрации» банка и 3) об открытии затем отделения банка «на юге Китая». Но все эти «желания» встретили решительные возражения со стороны русских директоров в Китае и были без колебаний отвергнуты Витте, — и французы опять остались ни с чем. Более того, когда в следующем 1898 г. Витте решил поддержать железнодорожную экспансию банка на юг от Пекина, он прибегнул не только к резкому усилению правительственного участия в капитале банка (на 1 200 000 руб.), но и провел в устав его статью об обязательном утверждении личного состава правления русским министром финансов, а число членов его довел до 11 назначением туда двух новых чиновников министерства.261

В ответ на это, в октябре 1899 г., после поражения русской империалистической дипломатии в англо-русских переговорах, и именно тогда, когда все признаки экономического кризиса на петербургской бирже были уже налицо, — вопрос о введении четвертого французского члена в правление банка в Петербурге (очевидно, для повседневного контроля) был вновь поставлен самим Делькассэ (сменившим Ганото на посту министра иностранных дел). А имя кандидата, указанного французским министром, не оставляло сомнения в том. что в контроле и была вся суть: Делькассэ предложил на этот пост Мориса Верстрата, известного тогда не слишком большим расположением к России французского коммерческого агента в Петербурге. На этот раз Делькассэ не только не склонен был возобновлять речь о распространении деятельности банка «на юге Китая», а прямо поставил вопрос о разграничении сфер влияния Индо-Китайского (чисто французского) банка и Русско-Китайского с тем, чтобы последний действовал только «к северу от Шанхая». Уступая теперь твердо выраженным желаниям французского империализма по обоим пунктам, Витте, разумеется, сделал это неохотно: молодой и относительно «зависимый» русский империализм получал здесь первое предостережение от своего старшего и относительно «независимого» собрата. Витте так и заявил для передачи Делькассэ, что «когда с французскими и русскими банками конкурируют банки других европейских государств, особенно Англии, отказ Русско-Китайского банка от операций в известных районах принес бы пользу не столько Индо-Китайскому банку, сколько английским кредитным учреждениям». О Верстрате же Витте пустил шпильку, что «вежливее было бы возбудить этот вопрос через парижских директоров банка», — и Верстрат водворился в своем новом звании (в декабре 1899 г.) только после того, как в Петербурге было получено почтительное благодарственное письмо на имя министра финансов, за подписями Нецлина и Готтингера, «тронутых» таким разрешением вопроса, Но это была только позолота пилюли, которую проглотить Витте пришлось целиком.262

Нисколько неудивительно при таких обстоятельствах, что, когда летом 1900 г. дело дошло до образования упомянутым выше «Синдикатом» акционерного общества под названием «Монголор», то были приняты шаги к тому, чтобы осложнить состав этого нового предприятия участием бельгийского капитала, к 1900 г. успевшего вложить в русские ценности 424 млн франков. Бельгийские капиталисты и взяли оставшуюся от Русско-Китайского и Международного банков треть акционерного капитала Монголора, — и собственно на этот бельгийский миллион рублей и было приступлено к работам в монгольском тылу замутившегося в этом году маньчжурского эльдорадо.263

Что это новое общество должно было тоже в значительной мере служить политическим видам русского правительства (и вовсе не в одной только Монголии), можно судить по тому, что именно от его агентов ждала царская дипломатия подготовительных шагов в Пекине для осуществления проекта железнодорожной линии Кяхта — Урга — Калган — Пекин. И еще в январе 1901 г., своеручно и настойчиво (вопреки Куропаткину) включая в число условий эвакуации Маньчжурии концессию для общества КВжд на линию из Маньчжурии «по направлению на Пекин», — Витте напутствовал монголорца Грота пожеланием «полного успеха» в его хлопотах о Калган-Пекинской линии. А на месте, в Монголии, и сомнений не возникало, что Монголор «по составу участников» «имеет ближайшее касательство к деятельности министерства финансов» и что «министр финансов — главный участник и руководитель как общества (т. е. Монголора, — Б. Р.), так и Русско-Китайского банка, хотя негласный».264

Только уже летом 1901 г., когда в светлые минуты петербургские империалисты как будто понимали, что Япония поставила «разрыв» с Россией себе «прямо намеченной целью» и решили ограничить потом свои вторичные требования Китаю одной только Маньчжурией, не трогая уже ни Монголии, ни Западного Китая, это покушение на Пекин еще и из Монголии было резко оборвано самим же Витте и было даже изображено им, как самовольное деяние Ротштейна. Разобрать, кто из них двоих тут был прав, нет ни возможности, ни особой нужды. Мы и без того знаем, что их империалистические аппетиты влекли их к Пекину обоих железнодорожным путем, и кто тут первый говорил «э» — это их интимное дело.265

Так прошло 5 лет. Если рассматривать весь Зауральский план Витте как единое целое, то можно сказать, что, непосредственно после памятной интервенции Витте во внешнюю политику царизма в 1895 г., ему (при непременном участии своего фактотума Ротштейна, севшего в правлениях всех только что перечисленных «учреждений») удалось мобилизовать под эгидою самодержавия немалый, для начала, частный капитал весьма пестрого национального состава, придать его монополистическим тенденциям некоторое организационное единство и заинтересовать его во внешнеполитических успехах царизма на Дальнем Востоке. Национальный состав капитала — франко-русско-германо-китайско-бельгийский. Его форма — акционерная. Его руководство — банковское. Его размеры — без малого 30 млн руб. (не считая ок. 200 млн руб. облигационного капитала Общества КВжд, целиком взятого казной на себя). Его государственная доля — ок. 6 1/2 млн руб. Таковы были акционерные инвестиции и инвесторы, стоявшие за спиной Витте, когда он фактически взял в свои руки руководство дипломатией царизма на Дальнем Востоке в 1900 г.


252 Статистические сведения о торговле России с Китаем. Труды Статистического отделения департамента таможенных сборов. СПб., 1909, стр. 15 сл. — Россия в Маньчжурии, стр. 57 сл.

253 Е. Грановский. Монополистический капитализм в России. Прибой, 1929, стр. 11 сл. — Кр. архив, т. 47–48, стр. 84 (доклад Муравьева 23 января/4 февраля 1897 г.: французский министр иностранных дел Ганото просил его «о даровании некоторых льгот французской промышленности в Маньчжурии и Корее»).

254 Записка 26 февраля 1898 г., представленная Вонлярлярским Николаю II, в деле № 278.

255 Россия в Маньчжурии, стр. 482 и 591 сл.

256 Там же, стр. 89, 91, 94, 108, 110, 116, 117, 120, 121, 134, 155–153 и т. д. по указателю.

257 Там же, стр. 599 сл.

258 Так как «при всей готовности итти навстречу» желанию Витте, г-н не мог «игнорировать интересы акционеров Русско-Китайского банка».

259 Россия в Маньчжурии, стр. 156 сл., 168 сл., 177 сл.

260 Там же, стр. 237 сл.

261 Там же, стр. 484 сл. и 235–236.

262 Там же, стр. 485–487.

263 Ленинский сборник, т. XXVIII, стр. 393. — Россия в Маньчжурии, стр. 599.

264 Там же, стр. 600 сл.

265 Там же, стр. 600 прим. — Ср.: Documents cliplomatiques, I, депеша Бутирона из Петербурга 22 ноября 1901 г. Витте говорил по поводу окончания вчерне постройки КВжд, что русское правительство стремившееся иметь легкое сообщение с Порт-Артуром и линию на Пекин, достигло цели: у него есть железная дорога, которая может привести его в столицу Китая.

<< Назад   Вперёд>>