Влияние Распутина на правительство
Во время войны влияние Распутина на государственные дела стало всеобъемлющим. Большинство назначений на важнейшие посты решалось в салоне императрицы. Для получения портфеля министра достаточно было получить рекомендацию Распутина.
Планы важнейших реформ, решение проблемы сепаратного мира зависели от того, что скажет старец. Мне самому пришлось обращаться к нему по поводу слухов о том, что он выступает за заключение перемирия, а также для того, чтобы выяснить его мнение по поводу родившегося у меня плана децентрализации управления страной.
Моя идея заключалась в том, чтобы разделить империю на несколько областей, которыми будут управлять наместники с помощью местных дум.
Эту реформу, по моему замыслу, следовало осуществить в случае победоносного окончания войны; она позволила бы демократизировать местное управление, сохранив при этом самодержавную власть царя.
Это надо было обсудить с Распутиным, чтобы выяснить, понравится ли ему этот план и поддержит ли он его, когда придет время претворить его в жизнь.
Вторая проблема, которую надо было решить, – это проблема сепаратного мира. Я подозревал, что старец ведет двойную игру и будет выступать за войну до победного конца только до тех пор, пока не отбросит все сомнения и не обнародует свои истинные намерения.
Г-жа Мдивани уже уехала из Петрограда, и мне пришлось обратиться за помощью к другой своей знакомой, чье имя я предпочитаю не называть, поскольку она живет в Советской России и любого намека достаточно, чтобы ввергнуть ее в пучину бед. Назовем ее баронессой.
В квартире баронессы собрались гости. Приехав, Распутин перецеловал всех находившихся там дам. Заметив меня, он не выказал особой радости.
Его отвели в столовую, где он принялся есть без помощи ножа и вилки. Женщины осыпали его лестью, от которой меня тошнило. Выпив, он стал более разговорчивым. Поднявшись из-за стола, он сказал баронессе:
– Верочка, отведи нас с Мосоловым в свою спальню. Он пришел не для того, чтобы посмотреть, как я ем.
Когда мы остались одни, Распутин сказал мне:
– Зачем ты хотел меня видеть? – И он посмотрел на меня своим пронизывающим взглядом.
– Я только что вернулся из Ставки и хочу узнать, что ты думаешь о войне.
– Хочешь знать, призываю ли я к заключению перемирия?
– А что ты сам об этом думаешь?
– Перед войной я был убежден, что нам надо оставаться с Германией друзьями. Но теперь, когда мы с ней воюем, я думаю, что необходимо сражаться до победы. Иначе императору не усидеть на троне.
– Именно так.
Я сразу же понял, что больше я от него ничего не добьюсь и что он не откроет мне истинных своих взглядов.
– Есть еще одна вещь, – продолжал я. – Я хотел сказать тебе, что управлять такой огромной страной из Петрограда невозможно. Россию следует разделить на несколько «областей», каждую со своим наместником и думой.
Он тут же перебил меня:
– Думой! У нас уже есть одна, черт бы ее подрал, и той слишком много.
– Не торопись. Царь не будет обращать внимания на все эти думы. Ими будут заниматься наместники в провинции, далеко от Петрограда. Если кто будет чем недоволен, то пусть критикует наместников, а не царя. А ему останется только одно – заботиться о своем народе. Он станет необыкновенно популярен.
Распутин с минуту молчал.
– Как же тогда царь будет управлять страной?
– Как и раньше, самодержавно. Он будет объявлять войну, подписывать договоры и возглавлять армию. Крестьяне от этой реформы тоже выиграют – они получат право выбирать местные органы власти.
– Может быть, и так, но я что-то не до конца понял твою мысль.
Пришли сказать, что гости скучают без Распутина. Только что появился князь Шаховской (в ту пору – министр торговли).
– Я должен идти. Твой план меня заинтересовал. Приходи ко мне завтра: поговорим об этом.
На следующий день я явился к Распутину часам к девяти вечера, но он спал. Я прождал его полчаса; наконец он явился с помятым лицом и всклокоченными волосами. Мы не могли начать разговор с того пункта, на котором остановились вчера. Целый час мы болтали о пустяках – я рассказывал смешные истории. Распутин потягивал вино. Откупорив вторую бутылку, он сказал:
– Ну, мой друг, вспомним вчерашний разговор. Или ты уже не хочешь говорить об этом с Гришкой? – Он бросил на меня тяжелый взгляд. – С ним нельзя так обращаться, – сказал он.
– Я думал, ты уже позабыл обо всем, – ответил я. – Мадера твоя уж больно хороша, и я думал, что сегодня мы не будем затрагивать серьезных вопросов. Ну, если ты желаешь…
– Так-то лучше… вино разговору не помеха. Ты мне нравишься. Мне с тобой легко. Если ты придумал что-нибудь, что поможет Папе и Маме, расскажи об этом. Давай выпьем за их здоровье.
Я подробно изложил свой план. Сначала мне показалось, что он ничего не уловил из моих слов. Но потом он вдруг все понял. Он не только понял, но и изложил мою идею своими словами.
– Жаль, – сказал Распутин, – что нельзя посоветоваться с Витей. Это сущий дьявол. Он сделает все по-своему, а Папе от этого станет только хуже. Сколько раз он обсуждал со мной прекрасные планы, но потом, хорошенько подумав, я понимал, что этот план послужит на пользу только ему, Вите, а Папе принесет зло.
После третьей бутылки он спросил:
– А Папа об этом знает?
– Его познакомили с общей идеей. Думаю, он возражать не будет.
– Значит, мне не нужно будет с ним об этом говорить?
– Когда придет время, – сказал я, – я дам тебе знать, чтобы ты обсудил с ним этот вопрос. Это мне очень поможет.
– Поможет тебе… поможет тебе… Я скажу ему, чтобы он позволил тебе самому рассказать об этом плане, и я уверен, что он не откажется… Он очень умный. Он обо всем подумает… Ну а я могу только благословить твой план.
Я пожал ему руку. От вина его развезло. Он обнял меня и заплакал. Когда я уходил, он сказал:
– Приходи еще, мы снова выпьем. Ты мне нравишься.
Планы важнейших реформ, решение проблемы сепаратного мира зависели от того, что скажет старец. Мне самому пришлось обращаться к нему по поводу слухов о том, что он выступает за заключение перемирия, а также для того, чтобы выяснить его мнение по поводу родившегося у меня плана децентрализации управления страной.
Моя идея заключалась в том, чтобы разделить империю на несколько областей, которыми будут управлять наместники с помощью местных дум.
Эту реформу, по моему замыслу, следовало осуществить в случае победоносного окончания войны; она позволила бы демократизировать местное управление, сохранив при этом самодержавную власть царя.
Это надо было обсудить с Распутиным, чтобы выяснить, понравится ли ему этот план и поддержит ли он его, когда придет время претворить его в жизнь.
Вторая проблема, которую надо было решить, – это проблема сепаратного мира. Я подозревал, что старец ведет двойную игру и будет выступать за войну до победного конца только до тех пор, пока не отбросит все сомнения и не обнародует свои истинные намерения.
Г-жа Мдивани уже уехала из Петрограда, и мне пришлось обратиться за помощью к другой своей знакомой, чье имя я предпочитаю не называть, поскольку она живет в Советской России и любого намека достаточно, чтобы ввергнуть ее в пучину бед. Назовем ее баронессой.
В квартире баронессы собрались гости. Приехав, Распутин перецеловал всех находившихся там дам. Заметив меня, он не выказал особой радости.
Его отвели в столовую, где он принялся есть без помощи ножа и вилки. Женщины осыпали его лестью, от которой меня тошнило. Выпив, он стал более разговорчивым. Поднявшись из-за стола, он сказал баронессе:
– Верочка, отведи нас с Мосоловым в свою спальню. Он пришел не для того, чтобы посмотреть, как я ем.
Когда мы остались одни, Распутин сказал мне:
– Зачем ты хотел меня видеть? – И он посмотрел на меня своим пронизывающим взглядом.
– Я только что вернулся из Ставки и хочу узнать, что ты думаешь о войне.
– Хочешь знать, призываю ли я к заключению перемирия?
– А что ты сам об этом думаешь?
– Перед войной я был убежден, что нам надо оставаться с Германией друзьями. Но теперь, когда мы с ней воюем, я думаю, что необходимо сражаться до победы. Иначе императору не усидеть на троне.
– Именно так.
Я сразу же понял, что больше я от него ничего не добьюсь и что он не откроет мне истинных своих взглядов.
– Есть еще одна вещь, – продолжал я. – Я хотел сказать тебе, что управлять такой огромной страной из Петрограда невозможно. Россию следует разделить на несколько «областей», каждую со своим наместником и думой.
Он тут же перебил меня:
– Думой! У нас уже есть одна, черт бы ее подрал, и той слишком много.
– Не торопись. Царь не будет обращать внимания на все эти думы. Ими будут заниматься наместники в провинции, далеко от Петрограда. Если кто будет чем недоволен, то пусть критикует наместников, а не царя. А ему останется только одно – заботиться о своем народе. Он станет необыкновенно популярен.
Распутин с минуту молчал.
– Как же тогда царь будет управлять страной?
– Как и раньше, самодержавно. Он будет объявлять войну, подписывать договоры и возглавлять армию. Крестьяне от этой реформы тоже выиграют – они получат право выбирать местные органы власти.
– Может быть, и так, но я что-то не до конца понял твою мысль.
Пришли сказать, что гости скучают без Распутина. Только что появился князь Шаховской (в ту пору – министр торговли).
– Я должен идти. Твой план меня заинтересовал. Приходи ко мне завтра: поговорим об этом.
На следующий день я явился к Распутину часам к девяти вечера, но он спал. Я прождал его полчаса; наконец он явился с помятым лицом и всклокоченными волосами. Мы не могли начать разговор с того пункта, на котором остановились вчера. Целый час мы болтали о пустяках – я рассказывал смешные истории. Распутин потягивал вино. Откупорив вторую бутылку, он сказал:
– Ну, мой друг, вспомним вчерашний разговор. Или ты уже не хочешь говорить об этом с Гришкой? – Он бросил на меня тяжелый взгляд. – С ним нельзя так обращаться, – сказал он.
– Я думал, ты уже позабыл обо всем, – ответил я. – Мадера твоя уж больно хороша, и я думал, что сегодня мы не будем затрагивать серьезных вопросов. Ну, если ты желаешь…
– Так-то лучше… вино разговору не помеха. Ты мне нравишься. Мне с тобой легко. Если ты придумал что-нибудь, что поможет Папе и Маме, расскажи об этом. Давай выпьем за их здоровье.
Я подробно изложил свой план. Сначала мне показалось, что он ничего не уловил из моих слов. Но потом он вдруг все понял. Он не только понял, но и изложил мою идею своими словами.
– Жаль, – сказал Распутин, – что нельзя посоветоваться с Витей. Это сущий дьявол. Он сделает все по-своему, а Папе от этого станет только хуже. Сколько раз он обсуждал со мной прекрасные планы, но потом, хорошенько подумав, я понимал, что этот план послужит на пользу только ему, Вите, а Папе принесет зло.
После третьей бутылки он спросил:
– А Папа об этом знает?
– Его познакомили с общей идеей. Думаю, он возражать не будет.
– Значит, мне не нужно будет с ним об этом говорить?
– Когда придет время, – сказал я, – я дам тебе знать, чтобы ты обсудил с ним этот вопрос. Это мне очень поможет.
– Поможет тебе… поможет тебе… Я скажу ему, чтобы он позволил тебе самому рассказать об этом плане, и я уверен, что он не откажется… Он очень умный. Он обо всем подумает… Ну а я могу только благословить твой план.
Я пожал ему руку. От вина его развезло. Он обнял меня и заплакал. Когда я уходил, он сказал:
– Приходи еще, мы снова выпьем. Ты мне нравишься.
<< Назад Вперёд>>
