В мае месяце как мы, так и японцы вели исключительно минную войну. С обеих сторон ставилось громадное количество мин: японцы — чтобы воспрепятствовать нашему флоту выходить в море, мы — чтобы избавиться от бомбардировок. Одновременно обе стороны тралили и уничтожали мины, поставленные противником; изредка пытались помешать друг другу в этих работах, что вызывало небольшие схватки между миноносцами, кончавшиеся обыкновенно безобидно для обеих сторон. Мы ставили мины всевозможными способами: с плотиков, с миноносцев, специальным транспортом и, наконец, даже небольшой коммерческий пароход был приспособлен для этой цели. Японцы же употребляли для постановки мин исключительно миноносцы, так как им приходилось близко подходить к батареям, которые неоднократно ловили их за этим занятием в лучи прожекторов и открывали стрельбу; довольно часто получались донесения с фортов об уничтожении японского миноносца, но проверить эти донесения не было возможности, так как к утру от утопленного миноносца, конечно, не могло остаться никаких признаков. Под конец японцы начали ставить мины положительно для виду или же у них уже не хватало материала, только в некоторых выловленных и разобранных минах находили по одной четвертой нормального заряда пироксилина, который вряд ли обладал достаточною силой, чтобы нанести серьезное повреждение.
Изредка японцы пускали по рейду для разнообразия, плавучие мины, которые относило течением на прибрежные камни, где они безвредно взрывались, пугая только китайцев и рыболовов.
«Новику» постоянно приходилось конвоировать транспорт «Амур» и отгонять японские миноносцы, целыми стаями бродившие между Артуром и Талиенваном. Однажды нам пришлось иметь дело с 17 миноносцами; несколько раз они пробовали атаковать нас общими силами, но, обладая большим ходом, мы все время держали их на расстоянии выстрела наших орудий, не допуская сближаться, что заставило их разделиться на три группы, которые пытались напасть на нас с трех сторон, но и это им не удалось, так как мы встречали огнем по очереди все три отряда, не позволяя им действовать одновременно. Это было состязание в скорости хода и в искусстве маневрирования, из которого «Новик» вышел победителем. Японцы удалились, получив, по всей вероятности, повреждения, так как стрельба была выдержанная и рассчитанная, море было спокойно, что позволяло корректировать расстояния и направления, а также видеть падения снарядов, ложившихся в большинстве прекрасно. Столкновение это показало, что такому крейсеру, как «Новик», при умелом управлении нечего опасаться какого угодно числа миноносцев. В том же, по-видимому, убедились и японцы, так как миноносцы их постоянно разбегались в разные стороны при нашем приближении. К концу мая японцы настолько энергично повели наступление, что гарнизону пришлось отступить на последние позиции перед Артуром — Зеленые Горы, причем японский левый фланг так близко придвинулся к морю, что мы получили возможность обстреливать его с судов.
С 1 июня начинается целый ряд походов с этою целью, которые постоянно кончались если не сражением, то во всяком случае стычками с неприятельской эскадрой, приходившей спасать японские войска от расстрела.
Первое время, пока Зеленые Горы были еще в наших руках, приходилось стрелять по невидимой цели, руководствуясь указаниями береговых сигнальных станций, корректировавших направление. Занятие это было скучное, так как неприятеля не было видно, а потому нельзя было знать результатов стрельбы, а между тем выстрелы из 120-мм орудий дают очень резкий звук, болезненно отзывающийся в ушах и голове.
Рано утром «Новик» в компании с канонерскими лодками выходил в море и направлялся в сторону Талиенвана; впереди шли миноносцы с тралами, чтобы вылавливать мины, которые японцы ежедневно набрасывали на этом пути; несколько раз всей процессии приходилось останавливаться, пока разорванный взрывом мины трал не будет связан и снова заведен до следующей встречной мины. Остановки эти вели к тому, что мы не поспевали сделать несколько выстрелов, как на горизонте появлялась японская эскадра и своими дальнобойными и крупными орудиями заставляла нас уходить обратно в Артур. Командиру «Новика» наконец надоели эти постоянные задержки с тралами, идущими, кроме того, не быстрее 3– 4 узлов, и он решил их совершенно игнорировать, положившись только на наше обычное счастье. Получалась довольно странная картина: впереди полным ходом несется «Новик», прямо по японским заграждениям, имея углубление 17 фут., а сзади черепашьим шагом ползут с тралами канонерки, наибольшее углубление которых не превышало 13 фут. Надо сознаться, что подобные, почти ежедневные, путешествия по минам очень неприятно действовали на нервы, но зато мы пользовались полною свободой в тылу японских позиций; пока японские суда доходили от своей базы, мы обыкновенно успевали выполнить данное нам поручение и, не дожидаясь их 12-дюймовых снарядов, со спокойною совестью уходили домой. Счастье «Новика» было совершенно непонятно; на тех самых местах, где он проходил, тралы вырывали целые группы мин. Случилось даже, что мина взорвалась от струи наших винтов, не причинив нам никакого вреда, а между тем достаточно такого взрыва под килем, чтобы разорвать крейсер пополам.
Когда японцы взяли Зеленые Горы и подступили к самой крепости, походы наши стали приятным развлечением; ходить приходилось недалеко, а действовать можно было уже по видимой цели. Помню, однажды, когда мы подошли к берегу, нам бросилось в глаза какое-то темное пятно на середине склона горы Дагушан. Некоторые приняли его за мелкие сосны, но большинство решило, что это японский отряд. Командир приказал пристреляться. К орудию стал мичман Максимов и первый же снаряд положил в середину пятна. Тут же все убедились, что это японцы, так как пятно зашевелилось и быстро поползло по склону горы. Немедленно фугасные снаряды заменили сегментными (шрапнелью) и, уже точно зная расстояние, положительно засыпали бегущих японцев, которые валились целыми группами. Это был единственный случай, когда мне пришлось наблюдать воодушевление на корабле; обыкновенно каждый исполнял систематически свое дело; тут же, при виде врага, какая-то злоба охватывала всех: офицеры сами становились к орудиям, кочегары вылезали из своих отделений, чтобы помочь подаче снарядов, слышались веселые возгласы и замечания. Несмотря на приближение японских крейсеров и падающие снаряды, никто не хотел уходить, а лодке «Отважный» пришлось несколько раз подавать сигнал о возвращении; настолько она увлеклась и не замечала опасности.
Определяя расстояние дальномером Barr & Strud'a, кстати сказать, единственным хорошим в Артуре, имеющим очень сильную подзорную трубу, я заметил, что все склоны гор и береговые скалы покрыты группами японцев. Несмотря на очень близкое расстояние до берега, японцев, благодаря костюмам цвета haki, невозможно было рассмотреть даже в бинокль; все они сидели неподвижно, рассчитывая остаться незамеченными, но несколько удачно положенных снарядов принудили их броситься врассыпную, Оказывается, японцы ночью задумали устроить обход правого фланга, но наш приход разрушил их планы и надолго заставил удалиться от берега.
Остается только пожалеть, что своевременно не был исполнен проект соединения западного бассейна Артура с Голубиной бухтой, вследствие чего оба фланга японцев были бы подвержены обстрелу с моря, что значительно облегчило бы защиту крепости.
В июне месяце адмирал Витгефт неоднократно получал предложения от наместника предпринять выход в море всей эскадрой, чтобы принять бой с неприятелем, флот которого уменьшился к этому времени несколькими кораблями. Сношения с наместником и Петербургом производились только изредка на джонках через Чифу, да несколько раз сходил миноносец «Лейтенант Бураков», как обладавший лучшим ходом, в Инкоу, причем все походы его надо считать подвигами, так как японцы каждый раз устраивали облаву при его возвращении и только благодаря разумным действиям командира миноносец благополучно возвращался в Артур.
Наконец, 10 июня начальник эскадры решил вывести флот в море, для чего еще накануне начали усиленно протраливать фарватеры. На рассвете броненосцы начали «вытягиваться» из гавани. Артур был настолько неудобным портом, что эскадра не могла свободно выходить в море, а именно — вытягивалась по очереди, да и то в один прием иногда не успевали, так как броненосцы могли проходить узкость только в полную воду; достаточно было одному судну замешкаться, чтобы весь поход был отложен до следующей полной воды.
Таким образом, только к полдню эскадра собралась на рейде. Японцы, видя наши необычные приготовления, конечно, успели принять меры и к 3 часам, когда мы были в расстоянии только 40 миль от Артура, японский флот оказался в полном сборе. Адмирал Витгефт, подсчитав неприятельские корабли, решил, что с нашими силами он не может вступать в открытый бой, а потому повернул обратно в Порт-Артур. Действительно японцев собралось до 20 судов, тогда как у нас было всего 11. Что могло выйти из столкновения этих двух флотов — трудно решить; во всяком случае артурская эскадра могла пожертвовать собой, чтобы подготовить путь адмиралу Рожественскому. Я уверен, что при другом, энергичном и храбром начальнике, каким был, например, адмирал Макаров, артурский флот использовал бы все свои корабли, вместо того чтобы бесцельно топить их в гавани.
К Порт-Артуру подходили мы уже в темноте, что дало возможность японцам послать свои миноносцы, которые напали на нас в нескольких милях от рейда.
Идя концевым кораблем, «Новик» отражал первым эти нападения, предупреждая своими выстрелами остальные суда. Уже на самом рейде броненосец «Севастополь» наткнулся на японскую мину и получил пробоину; по всей вероятности воспоминания о гибели «Петропавловска» были еще свежи, так как команда «Севастополя» в первый момент растерялась: начали разбирать койки и спасательные пояса, а один матрос в паническом ужасе выбросился за борт. Только успокоительный пример и распорядительность командира капитана 2 ранга Эссена водворили порядок, и броненосец благополучно дошел до якорного места.
На «Новике» спустили шлюпку, чтобы спасать утопавшего матроса, причем положение было несколько минут критическое; пришлось отстать от эскадры и, с одной стороны отражать атаки миноносцев, а с другой — поднимать возвращавшуюся шлюпку. Догнав затем эскадру, мы застали всех уже на якорях и, не получая никакого указания, сами выбрали себе место между двумя броненосцами. Поставлена была эскадра очень разумно, несмотря на полную темноту и тревожное настроение, что надо приписать исключительно опытности флагманского штурмана, покойного лейтенанта Азарьева; при такой постановке полукругом по всему рейду флагу нечего было бояться минных атак, что блестяще подтвердилось в эту ночь: с 9 ч вечера до 4 ч утра японцы произвели 6 минных атак совершенно без всяких для нас последствий, потеряв между тем несколько миноносцев. Гибель одного из них мне пришлось лично наблюдать в луче нашего прожектора; беспомощно остановившись, по всей вероятности, от поврежденной машины, миноносец получил несколько пробоин и медленно ушел кормой под воду. Большинство миноносцев выдавало свое присутствие огненными факелами, вылетавшими из труб; то же явление постоянно наблюдалось и у наших миноносцев; достаточно превысить 10–.12 узлов хода как миноносец сам выдает себя неприятелю. Странно, что современная техника не изобрела еще какого-нибудь приспособления для уничтожения этого досадного и опасного несовершенства.
После своего безрезультатного выхода 10 июня флот бездеятельно оставался в гавани очень долгое время, причем броненосцы изредка занимались перекидной стрельбой по японским позициям, крейсера снимали частью свои орудия и ставили их на береговые укрепления, а «Новик» с миноносцами и канонерскими лодками продолжали обстреливание японцев с тыла.
Только один раз после усиленных просьб генерала Смирнова, который ожидал решительной атаки со стороны японцев, были высланы для поддержки нашего правого фланга, в помощь «Новику», броненосец «Полтава», крейсера «Баян», «Диана», «Паллада» и 4 канонерские лодки. Ставши на якорь в тылу японских позиций, отряд этот начал систематически класть снаряды по указаниям сигнальных станций настолько удачно, что генерал Смирнов неоднократно передавал сигналами о блестящих результатах нашей стрельбы. На горизонте в это время показались характерные трубы японских крейсеров «Ниссин» и «Касуга»; отряд наш представлял из себя значительную силу, а потому спокойно продолжал стоять на якоре, ожидая приближения противника; каково же было общее изумление, когда, несмотря на то, что от японских крейсеров виднелись одни только трубы, настолько они были далеко, около борта «Баяна» упал снаряд, подняв взрывом громадный столб воды; «Полтава» немедленно ответила, но снаряд ее упал на половине дороги; тогда «Баян» поднял, насколько мог, свою носовую 8-дюймовку, но снаряд его также не долетел, и вот отряд из броненосца, четырех крейсеров и четырех канонерских лодок принужден был, снявшись с якоря, уходить от двух крейсеров; продолжать бой действительно было немыслимо: если идти на сближение, то неприятельские крейсера, обладая большим ходом, будут постепенно отходить, держа нас все время в сфере действия своих орудий; стоять же на якоре, само собой понятно, не имело смысла. Малая, сравнительно, дальность боя нашей артиллерии играла существенную роль во всей русско-японской войне; даже новейшего типа броненосцы, как «Цесаревич» и «Ретвизан», не могли соперничать с некоторыми из японских судов.
В это время, то есть в июне, в Артуре уже начинал чувствоваться недостаток в провизии, но зато водки было сколько угодно; на пристанях Восточно-Китайского Общества были сложены колоссальные штабели ящиков с этим зельем, которое потому только не было выпито, что генерал Стессель приказал налагать жестокие наказания за пьянство, а офицеров, замеченных в этом, обещал предавать суду; также к его распорядительности надо отнести то, что в Артуре за всю осаду цены на продукты в магазинах оставались нормальными, так как малейшее увеличение их грозило конфискацией; на китайцев это распоряжение, к сожалению, не могло распространяться; цены на привозимые ими продукты — зелень, живность и скот достигли сказочных размеров: за пуд картофеля платили уже в июне 9 рублей, а цена курицы достигала 5–6 рублей; нечего и говорить, что к концу осады цены эти еще увеличились втрое.
Благодаря предусмотрительности командира «Новика» ни команда, ни офицеры ни разу не нуждались в провизии. Получив в свое распоряжение дачу одного из офицеров, за городом, капитан 2 ранга Шульц приобрел заранее стадо коров, которые паслись под наблюдением матроса-пастуха, причем некоторые из них отелились, и в то время, когда на судах флота ели одну солонину, мы могли посылать в подарок друзьям то окорок телятины, то свежего мяса. Штук полтораста кур постоянно неслись, снабжая нас свежими яйцами и даже высиживали цыплят. Свиньи, бараны, гуси, утки — всего было запасено в изобилии.
На «Новике» нашлись два огородника, которые посеяли в начале осады всякую зелень, и в июле мы имели свой картофель, лук, столь необходимый в осаде, и другие овощи. В конце июля, когда на береговых позициях начали резать ослов, команда «Новика» ежедневно получала свежее мясо. Не раз вспомнишь добром такого заботливого командира, благодаря которому одна из главных тяжестей осады — дурная пища и даже голод была устранена.
<< Назад
Вперёд>>
