П. А. Колесников (Вологда). Промыслово-ремесленная деятельность северного крестьянства в XVIII в.
Разработка настоящей темы связана с изучением генезиса буржуазных отношений, предыстории российского рабочего класса, формирования технических навыков ремесленников города и деревни, с изучением вклада северного крестьянства в создание промышленного потенциала страны в период позднего феодализма.

Отдельные вопросы названных проблем уже нашли отражение и трудах по истории страны, в том числе и северного района1. Однако специальных обобщающих исследований пока не создано. Более того, в связи с предпринятым написанием первого фундаментального труда по истории крестьянства СССР предстоит еще исследовать эти проблемы применительно к специфике отдельных районов.

Хронологические рамки данной статьи ограничены XVIII столетием, временем, когда наиболее явственно определяются изменения и социально-экономической и культурной жизни северного крестьянства. Влияние земледельческой и промыслово-ремесленной деятельности крестьянства на формирование и развитие буржуазных отношений в этом районе Русского государства было особенно ощутимо2.

В советской историографии уже отмечалось, что именно Европейский Север был одним из тех районов России, где ранее, чем в других местах, начали зарождаться и развиваться товарно-денежные отношения3. Географическая среда, особенности заселения и хозяйственного освоения края, постепенное формирование системы государственного феодализма определяли соотношение ремесленно-промысловой и земледельческой деятельности северного крестьянства. Сельское хозяйство обязательно присутствовало в поморских уездах с первых шагов освоения огромной территории. Заселяя этот край с суровыми природными условиями, народы, особенно славяне, прежде всего искали и находили возможность завести зерновое хозяйство и скотоводство. Соотношение сельского хозяйства и промыслов не было стабильным.

Первоначально оно определялось естественными потребностями. С конца XVI в., со времени, когда Поморье вошло в состав Московского княжества, и особенно в XVI в., после земской реформы Ивана IV, в связи с начавшимся заселением и освоением Западной Сибири и с установлением через Архангельск международных связей с Западной Европой, хозяйственное соотношение начало все более определяться социально-экономическими и политическими причинами.

Новые качественные грани этого процесса выражались в увеличении числа сельских ремесленников, работавших не только на местный, но и на всероссийский рынок. Простое товарное производство в XVI—XVII вв. в Поморье, особенно в присухонско-подвинских уездах, получило заметное развитие. Это выразилось в росте городов и промысловых сел как центров ремесла и обмена. Тотьма, Леденга, Серегово, Соль Вычегодская и Соль Камская, Уна и другие центры солеварения, Вологда и Великий Устюг, Холмогоры и Архангельск стали крупными торгово-ремесленными городами Русского государства. Вывод М. М. Богословского, что «город на Севере играл в ходе русской жизни еще менее значительную роль, чем на юге»4, в советской историографии интерпретируется с меньшей категоричностью. Более того, этот вывод опровергается немалым значением северных городов не только в пределах региона, но и для всего государства. Почти не было волостей, на которых не поставлялась бы товарная продукция на местные рынки. Торговые операции обостряли социальные процессы в деревне.

С ростом имущественной дифференциации, ускорявшейся практикой относительно свободного распоряжения введенными в хозяйственный оборот земельными угодьями, из среды крестьянства формировался слон «свободной» рабочей силы, используемой в сельском хозяйстве и промыслах. Долгое время система государственного феодализма не имела достаточных сил, чтобы ликвидировать бытовавшую практику промыслового освоения окраин. Даже при последующем усилении наступления государства на традиционные формы землепользования и землевладения, на промыслово-ремесленную деятельность крестьяне не безуспешно продолжали бороться за свои права. Свободу можно было получить для отхода на промыслы в города и промышленные центры. И поэтому отрыв от земледелия усиливался.

Наиболее значительным отрыв от земледелия был в присухонско-подвинских уездах. Так, по переписной книге Двинского уезда 1678 г. из 15112 душ мужского пола на посадах и в волостях в сельском хозяйстве были заняты только 10 235 человек (67,8%), а 4877 чел. (32,2%) были оторваны от него. Правда, из этого числа 3269 человек проживали на посадах, но, к сожалению, переписная книга не выделяет крестьян, занимавшихся ремеслами. На примере Тотемского уезда видно, сколь велико было число крестьян присухонских волостей, занимавшихся в сезон полевых работ обслуживанием Сухоно-Двинского речного пути и занятых солеварением. И период с 1625 по 1721 г. число наемных людей, нищих из безземельных волостей этого уезда, увеличилось с 229 душ мужского пола до 2272, или с 5,6% до 26,8% всего сельского населения5.

Особенно усилился отрыв от сельского хозяйства в северных уездах в первой четверти XVIII в. в связи с правительственными мобилизациями на осуществление экономических и военно-политических преобразовании. Только по 16 уездам (не считая таких крупных, как Тотемский, Чердынский, Хлыновский уезды, Заонежские погосты и др.) в 1705—1717 гг. из числа ежегодно мобилизуемых взрослых трудоспособных мужчин не возвратились в сельское хозяйство, «выбыло навсегда», 9081 человек. Это около 6% от общего числа взрослого мужского населения учтенных нами уездов. И это не полные данные. Если учесть разорение крестьянских дворов, потерявших своих кормильцев в результате только правительственной мобилизации, то отрыв от сельскохозяйственного производства возрастет вдвое.

Обеспокоенное тяжелым состоянием государственной деревни, правительство Екатерины II и Павла через Вольное экономическое общество предприняло изучение экономического положения государственных крестьян, в результате чего сохранилось значительное число документальных источников по экономике северной деревни, хотя и разной степени ценности. Среди них особое место занимают подворные переписи Архангельской губернии 1785 г.; хотя сводные таблицы этой переписи были опубликованы в 1916 г., тем не менее сами переписи столь многогранны и богаты историко-этнографическими сведениями, что, безусловно, заслуживают внимания исследователей6. Данные переписи Архангельской и Олонецкой губерний 1786 г. дают возможность составить представление о хозяйственной деятельности подвинского крестьянства во второй половине XVIII в.

В табл. 1 мы попытались дать общую характеристику занятий крестьян четырех округов Архангельской губернии. Всего по четырем округам значился 16 871 двор. В промысловую деятельность было включено мужское население 15 005 дворов, или 88,8%. Особенно много таких дворов в Архангельском уезде — 93,9%. (По не включенному в таблицу Онежскому уезду их еще больше — 94,9%.) Выясняя соотношение занятости в промыслах и сельском хозяйстве, мы получили следующее: совсем не занимались промыслами, следует полагать, что были заняты только сельским хозяйством, 243 двора, или 1,4%. Представители 3298 дворов (19,6%) без мужских промыслов, которые также были преимущественно заняты в сельском хозяйстве. Частично или полностью в полевой сезон участвовали в земледелии мужчины 9688 дворов, занесенные в число занятых только местными промыслами. Итак, всего было вовлечено в сельское хозяйство с разной степенью участия в нем мужское население 13 229 дворов, или 78,4%. Вероятно, занимающихся только отхожими промыслами можно отнести к тем, кто был оторван от сельского хозяйства, особенно бедняков,— это видно из пояснений к описи. Так, крестьянин Мина Мокеев посева не имел, а с братом занимался «портным мастерством», бобыль Н. Е. Обухов «отпущен по пашпорту в Петербург для прокормления работой»7.

Природные условия и близость к торговым центрам влияли на соотношение различных видов деятельности. Так, в Мезенском уезде без мужских промыслов было 37,8% дворов, в Холмогорском — 20,2%, в Архангельском — 46,1%. Только дворов с отхожими промыслами больше в Холмогорской округе (23,6%) и меньше в Шенкурской у дворцового крестьянства — 3,4%. Женские промыслы присутствовали почти во всех дворах (92,7%).

В табл. 2 на примере трех округ той же губернии показана промыслово-ремесленная специализация крестьян. Всего подвергнуты учету 10 344 двора. В сельском хозяйстве батраками, казаками, пастухами числились мужчины из 580 дворов (5,6%). В лесном хозяйстве были заняты 1705 семей (15,5%), в основном в смолокурении, которым больше занижались крестьяне Холмогорского уезда. Рыболовством, морской и лесной охотой занимались представители 1945 дворов (18,8%). Естественно, что такого рода занятия преобладали в приморских Архангельской и Мезенской округах. Обработка дерева и волокнистых веществ занимала незначительное место, причем в основном это труд тесальщиков леса, пильщиков, ткаче и и других специалистов на лесопильнях, прядильно-ткацких и канатных фабриках. Значительная часть крестьян занималась обработкой металла. Особенно был развит кузнечный промысел (127 дворов). В холмогорских и архангельских округах проживали гвоздари, меднокотельщики и медники. Полученные в ходе переписи сведения расширяют наши представления о крестьянском ремесле. Вызывает интерес наличие в деревнях часовщиков, оружейников и даже мастеров производства компасов.

Таблица 1
Общая характеристика промыслово-ремесленной деятельности крестьян Архангельской губернии по переписи 1785 г.



Источники: ГААО, ф. 396 (Холмогорский городовой магистрат), оп. 1, д. 17

Гончарное производство, обработка пищевых продуктов не являются каким-либо исключением; это традиционный промысел крестьянства. Следует лишь отметить, что костяников (работа по кости) было больше в холмогорской деревне, а шерстобитов — в мезенской. Хотя производство одежды и обуви также является традиционным, однако перепись отразила и некоторые особенности. В холмогорской деревне имело довольно широкое развитие сапожное ремесло (222 двора, или около 5% всех семей уезда). Портняжным ремеслом занимались и женщины. Следует отметить, что старосты и выборные люди определяли ремесленную специализацию не только по умению производить изделия для деревенского обихода, но и на рынок. Во всех случаях отмечается ремесленная деятельность в отходничестве. Так, крестьянин Ф. М. Максимов с тремя сыновьями, высевая всего две четверти ячменя и одну меру ржи, «в мире портное и чулочное шьет», Д. Н. Харлов с тремя сыновьями и братом «имеет кузнечное ремесло», П. А. Опокин с двумя братьями скота пе имеет, «жительство имеет по пашпорту в городе Архангельске, делает чеботное»8. Среди строительных профессий преобладают плотники, особенно в холмогорской и архангельской деревнях (до 7% семей уезда и до 92% в группе строительных промыслов). Судостроение и обслуживание речного и судоходного транспорта также традиционны и особенно распространены в архангельской деревне. В непосредственном строительстве судов и в обслуживании судостроения и судоходства в этом уезде учтены представители 403 дворов (10,4%). Всего по трем уездам названными промыслами заняты мужчины из 1209 дворов (11,7%). Характерно, что в этой группе не только извозчики и плотники, но также корабельные кузнецы, рабочие корабельных верфей, шкипера, лоцманы, матросы, т. е. работники, уже полностью оторвавшиеся от сельского хозяйства, приобретшие квалификацию.

В группе лиц свободных профессий из числа крестьян учителя, земские и мирские писари, иконописцы, парикмахеры, специалисты по «вервленню» (измерению) земельных площадей и др. Все это представляет северную деревню XVIII в. как деревню с довольно разнообразной профессиональной специализацией, наличием представителей своего рода интеллектуального труда.

Таблица 2
Промыслово-ремесленная специализация крестьян Архангельской губерния по переписи 1785 г.







Источники: ГААО, ф. 1 (Архангельское наместническое управление), оп. 2, д. 69— 167; ф. 396, оп. 1, д. 3—90; Архангельская губерния по статистическому описанию 1785 г.

В табл. 3 на основании показателей табл. 2 сведены данные о дворах, представители которых работали по найму. Получается, чтo таких дворов было от 25 до 52,7%. Скорее, это заниженные данные. Нами не включены ремесленники, запятые производством одежды и обуви (503 двора), животных продуктов (274 двора), рыболовством и охотой (1945 дворов), и др. Безусловно, среди этих ремесленников немало было и тех, кто уходил далеко за пределы своей деревни. Уже в XVII в. ремесленники Холмогорского и прочих уездов работали в Великом Устюге, Тотьме, Вятке и других городах9. Наиболее распространен был отход портных, сапожников, плотников. И все же они в число наемных людей нами не включаются, так как они и в отходе выполняли своеобразные заказы на дому, хотя часть из них могла работать по найму у владельцев мастерских. Не включена в таблицу группа, занимавшаяся обработкой металла, в которой 127 кузнецов, 24 гвоздаря, более 100 чел. различной специализации (медники, серебреники, слесари, часовщики), так как трудно выделить, кто из них был владельцем кузниц, а кто работал подсобными рабочими из найма. И даже при этом в Архангельском уезде из 3872 учтенных дворов выделено 2041 (52,7%), мужское население которых работало по найму.

В сельском хозяйстве в трех уездах батраки, пастухи и казаки представляли 580 дворов (5,2%), в то время как в Холмогорской округе с развитым животноводством — 7,1%. Значительно число наемных без указания профессии. Сюда вошли фабрично-заводские рабочие (вероятно, чернорабочие), «живущие но паспорту» и «работники в городах», т. е. все работающие по найму за пределами сельской местности. Немалую группу составляют артельщики (не занятые на рыбных и зверобойных морских промыслах), обычно уходившие плотницкими артелями в Петербург. По другим профессиям мы учитываем не все группы ремесленников, а лишь те, которые работали из найма. Так, обработкой дерева, волокна, минеральных веществ и пищевых продуктов были заняты представители 853 дворов, а учтен лишь 221. Это в основном рабочие на заводах, фабриках, в мастерских.

Если взять взрослое мужское население, то удельный вес занятости в наемном труде будет выше, чем по дворовому числу. Обычно вся семья специализировалась в одном ремесле. Вот С. М. Томилов «с сыном и двумя внуками топят смолу, тешут топорный тес». Д. Томилов «с сыном живет в работниках своей волости у крестьян», Ф. М. Трофимов «с тремя сыновьями в мире портное и чюлотное шьет»10. Есть записи, отражающие занятия различного характера в семье. Например, две из них (Курейская волость Холмогорской округи) сообщают: «имеет пропитание от сапожного мастерства, а второй (сын.—Я. К.) от черной работы в Санкт-Петербурге», «и сверх земледелия имеет промысел сапожного мастерства, а брат в работниках по крестьянам»; «сверх земледелия имеет пропитание два сына сапожного мастерства и (сын,— П. К.) портное, живет в Санкт-Петербурге» и т. д. К тому же не во всех случаях учтены все профессии членов семьи, а показан преимущественно основной промысел.

Таблица З
Численность дворов с мужским населением, работающим по найму



Источники: ГААО, ф. 1, оп. 2, д. 69—167; ф. 396, сп. 1, д. 3—90; (Архангельская губерния по статистическому описанию 1785 г.

Вклад северного крестьянства в формирование кадров предпролетариата России значителен. Если в первой четверти XVIII в. этому содействовала правительственная мобилизация, то в период переписи формирование таких кадров определяли социально-экономические факторы. Почти все «беспосевные» занимались только промыслами. В Холмогорской округе только с отхожими промыслами 1162 двора, из которых беспосевных 123, а с минимальными посевами, до одной десятины на двор,— 589. Всего в обеих группах 712 дворов, пли 61,3%, от всего числа занимающихся только отхожими промыслами. Рост малоземелья ускорял процесс выталкивания ремесленника из общины, постепенно превращал его в постоянного рабочего. По трем уездам на лесопильнях, канатных заводах, прядильных и ситценабивных фабриках, на верфях работали по найму мужчины из 858 дворов (7,5). Это не считая работающих «в городах и но паспортам». Они еще члены общины, но уже не крестьяне по занятию, по социальному характеру.

Таблица 4
Мастеровые Олонецкой губерния но переписи 1786 г.



Источники: ЦГИА СССР, ф. 571. оп. 9, д. 1886

Объем статьи не позволяет коснуться других сторон промысловой деятельности архангельских крестьян. Поэтому обращаемся к материалам переписи 1780 г. но Олонецкой губернии. В табл. 4 показаны мастеровые государственные и экономические крестьяне и только по четырем специальностям. Известно, что в этой губернии многие крестьяне также были заняты охотой, обслуживанием транспорта, в судостроении и т. д. Вероятно, в первичных материалах переписи были сведения по всем промыслам, но в реестр попали не все показатели.

По IV ревизии в губернии было 10 362 души мужского пола экономических и 77 748 ревизских душ государственных крестьян11. В реестре несколько больше, значит, охвачены переписью, проведенной через четыре года после ревизии, все крестьяне. Плотников отмечено 1025 человек, портных — 806, судоходцев (вероятно, лоцманов и шкиперов) - 475, кузнецов — 395. Всего —2701, или 2,9%, а группа взрослых мужчин составляет 6—7%12. Удельный вес ремесленников был выше у экономических крестьян — от 1,5% в Лодейнопольском уезде, до 7,4% в Повепецком. По губернии ремесленники у экономических крестьян составили 3,7%, у государственных — 2,7%. Перепись раскрывает и волостные центры ремесленной специализации. Так, в Шокшенской волости Петрозаводского уезда 15 кузнецов, это 18% всех занимающихся кузнечным делом в уезде, 45 судоходцев, или 42% от числа дворов в уезде. В Лижемской волости Корельской трети более трети портных, в Остреченском погосте почти половина всех плотников уезда. В Олонецком уезде центрами плотницкого ремесла были Кондушская, Судальская и другие волости, кузнечного — Повальская волость (40% всех кузнецов уезда). В Лодейиопольском уезде все плотники были в трех волостях, более трети всех портных учтены в Виницком погосте. В Пятницком конце Андомского погоста Вытегорского уезда 39% всех плотников. В Шуиском погосте Повепецкого уезда 103 плотника, 13 кузнецов, 78 судоходцев, 33 портных — более 30% всех ремесленников уезда.

Можно отметить определенную взаимозависимость между грамотностью и плотностью ремесленного населения. Так, в том же Шуйском погосте при наиболее высоком удельном весе ремесленников 130 грамотных взрослых мужчин, или около 30% всего грамотного населения уезда.

Еще разительнее примеры по Архангельской губернии: в Борисоглебско-Матигорской черносошной волости Холмогорского уезда 12 гвоздарей, 4 железника, 37 меднокотельцев, 9 кузнецов, 2 серебреника, 3 слесаря, 6 портных, 17 сапожников, всего 90, пли около 20% всех ремесленников, но и дворов с грамотным мужским населением здесь 48, или 26%. В Лисостровской волости Архангельского уезда 16% ремесленников и 26% дворов с грамотным населением.

Итак, материалы подворных переписей раскрывают ремесленно-промысловую деятельность северного крестьянства в период начавшегося кризиса феодально-крепостнической системы, когда экономическое состояние государственной деревни вызывало беспокойство далее у правящей верхушки Российского государства13. К этому времени отошли в прошлое относительная свобода миграции, свобода распоряжения своими земельными угодьями. Переход к уравнительно-передельной общине и усиление регламентации жизни крестьянских миров характеризовали состояние деревни, определяли количественные и качественные характеристики крестьянских промыслов и ремесел, влияли на соотношение между земледельческой и промысловой деятельностью крестьянства. На фойе общероссийского развития товарно-денежных отношений в северных губерниях наблюдалось снижение ранее намечавшихся темпов развития промышленности.

В этих условиях крестьянство вынуждено было обращаться к земле. Земледелие и животноводство стали занимать значительно большее место в хозяйстве, чем это было ранее. Промыслы обслуживали в основном местные рынки, отходничество — больше фабрично-заводскую промышленность и строительство в своем и других районах страны. Причем отходничество — «но паспорту», под контролем государства, когда отходник оставался членом общины, был привязан к ней. В силу этого отрыв от земледелия уменьшился. Так продолжалось до реформы 60-х годов, до вступления России в период капитализма.



1 Панкратова А. М. Формирование пролетариата в России (XVII—XVIII вв.) М., 1963, с. 9; Балагуров Я. А. Олонецкие горные заводы в дореформенный период. Петрозаводск, 1958; Бахрушин С. В. Научные труды. М., 1952—1955. Т. 1—3; Введенский А. А. Дом Строгановых в XVI—XVII веках. М., 1962; Он же. Заметки по истории труда на Руси.— В кн.: Архив истории труда в России... 1922, кн. 3. с. 54—71; Дружинин Н. М. Государственные крестьяне и реформа П. Д. Киселева. М., 1946—1958. Т. 1, 2; Заозерския Е. II. У истоков крупного производства в русской промышленности XVI—XVII веков. М., 1970; Пндова Е. И. Дворцовое хозяйство в России: Первая половина XVIII в. М., 1964; Колесников П. А. Северная деревня в XV — первой половине XIX века. Вологда, 1976; Он же. Опыт генеалогии рода И. В. Бабушкина.— В кн.: Материалы по истории Европейского Севера СССР: Сев. археогр. сб. Вологда, 1973, вып. 3, с. 91—106; Комиссаренко А. И. Движение сельского населения Вятки в первой половине XVIII в,— В кн.: Аграрная история Европейского Севера СССР. Вологда, 1970, с. 121—136; Преображенский А. А. Урал и Западная Сибирь в конце XVI — начале XVIII века. М., 1972; Резников Ф. И. История холмогорского скотоводства. Архангельск, 1957; Рубинштейн Н. Л. Сельское хозяйство в России во второй половине XVIII в. М., 1957; Сербина К. II. Крестьянская железоделательная промышленность Северо-Западной России XVI — первой половины XIX в. Л., 1971; Устюгов Н. В. Работные люди на Сухоно-Двинском водном пути в первой половине XVII в.— Ист. зап., 1970, № 6, с. 167—194; Он же. Солеваренная промышленность Соли Камской в XVII в. М., 1957; Черевань А. С. Очерки истории социально-экономического и правового положения государственных крестьян Урала и Европейского севера России до реформы П. Д. Киселева: Автореф. дис. ... д-ра ист. наук. Киев, 1968.
2 Копанев А. И. Крестьянство русского Севера в XVI в. Л., 1978; Носов Н.Е. Становление сословно-представительных учреждений в России. Л., 1969; Он же. О двух тенденциях развития феодального землевладения в Северо-Восточной Руси в XV—XVI вв,— В кн.: Проблемы крестьянского землевладения и внутренней политики России: Дооктябрьский период. Л., 1972, с. 44—71; Аграрная история Северо-Запада России. Л., 1971, 1974, 1978. Т. 1—3.
3 Переход от феодализма к капитализму в России: Материалы Всесоюзной дискуссии. М., 1969.
4 Богословский М. М. Земское самоуправление на русском Севере в XVII в. СПб. 1909, т. 1, с. 115.
5 Колесников П. А. Северная деревня..., с. 264—273.
6 Архангельская губерния по статистическому описанию 1785 года: (Итоги подворной переписи). Архангельск, 1916. Частично использованы в работах: Резников Ф. И. Земледелие в бассейне Северной Двины в XVII— XVIII веках.— В кн.: Материалы по -истории сельского хозяйства и крестьянства СССР. М., 1960, сб. 4, с. 67—104; Колесников П. А. Северная Русь (XVIII столетие). Вологда, 1973, с. 1190—227 и след.
7 ГААО, ф. 396, оп. 1, д. 17, л. 1-17.
8 Там же, л. 4 об., 7 об., 10 об.
9 Об этом свидетельствуют записи в таможенных книгах. См.: Таможенные книги Московского государства XVII века. М.; Л., 1950, т. 1, с. 198—199' 1951, т. 2, с. 107—110 и др.
10 ГААО, ф. 396, оп. 1. д. 17, л. 1-17.
11 ЦГИА СССР, ф. 571, оп. 9, д. 1886.
12 По данным ландратских переписей первой четверти XVIII в., мужчины от 15 до 50 лет составляли от 40 до 50%. Берем для 1786 г. такое же возрастное соотношение.
13 Дружинин Н. М. Государственные крестьяне и реформа П. Д. Киселева. М„ 1946, т. 1, с. 120.

<< Назад   Вперёд>>