VII
В августе 1811 года родитель мой после запоя крепко заболел. Случилось это так. Поехал он по своим делам в Москву. Там, привыкнув уже гулять с приказными, в веселой компании загулял, да и продолжал потом с неделю пить один. Дошли до села слухи, послали родственника выручать. Человек он был, видно, не так-то опытный в этом деле, схватил отца и помчал домой на перекладных-почтовых, не давая дорогой ни отдыха, ни водки. Привез в село такого, что с повозки не мог сойти. Кровь, говорят, запеклась, и на этот раз натура не выдержала. Сентября 4-го родитель мой скончался на 42-м году. Духовным завещанием он предоставил все в распоряжение матушки, поручая меня попечению всех приятелей и родственников, а служащему у нас работнику писал: «Михайло, не оставляй сына и будь его руководителем в торговле».
С этого времени началась трудовая полоса моей жизни. Матушка моя, хотя добрая и хорошая хозяйка, в торговле ничего не понимала, оттого что покойник не допускал ее до дела. На беду, в этот год почти весь капитал наш был по счетам за вологодскими купцами, которые понесли значительные убытки при архангельском порте. Матушка заботилась, хлопотала, несколько раз сама ездила в Вологду, но плохой имела успех и выручила всего, помнится, тысячи две ассигнациями. Мне было тогда одиннадцать лет, и я тоже не имел настоящей опытности. Руководитель мой Михайло был только верный человек, сам по себе ни на что не способный. Матушка не доверяла нашему уму и держала деньги у себя: только пятьсот рублей дала нам, чтоб я привыкал к делу. С таким капиталом обороты сделались мелкими; кончили зиму, прибыли не оказалось. А тут наступил двенадцатый год... Повсеместно упала торговля; что же могло быть с нашей! В селе Великом тогда не о торговле думали, а о спасении, молились Богу, зарывали и прятали имущество, готовились выезжать. Мужеский пол от десятилетнего возраста до шестидесяти годов весь был вооружен пиками и по ночам ходил патрулем настороже. Все жизненные припасы подорожали, заработков у нас не было, прежний денежный запас каждодневно тратился на необходимые потребности, так что едва осталось у нас и пятьсот рублей, платить же нужно было казенные подати и господский оброк неукоснительно, всего до ста рублей. Матушка плакала, что деньги выходят. Насилу кое-как держались, грустя и скорбя о себе и при виде идущих и едущих из Москвы, спасших только свою жизнь. Вздохнули лишь, когда Наполеон вышел из столицы по прежней дорожке и Светлейший стал поколачивать его сорванцов.
Впрочем, всего тогдашнего я не могу передать, потому что местность наша имеет расстояния от Москвы около двухсот верст, следовательно, на долю моей любознательности мало пришлось видеть замечательного. Помню только, что тела мертвых неприятелей, считаемых служителями ада, не предавались земле, а кострами положенные сожигались.
<< Назад Вперёд>>