Советская археология и роль викингов в ранней истории славян. Отклик на «Смоленск и варяги по археологическим данным» Даниила Авдусина
Статья опубликована в:
L. S. Klejn. 1973. Soviet archaeology and the role of the Vikings in the early history of the Slavs. Comment on Daniil Avdusin, Smolensk and the Varangians according to the archaeological data. — Norwegian Archaeological Review, vol. 6, no.l: 1-4.>

Представляется вполне естественным, что журнал «Норуиджиан Аркеолоджикал Ривью» начал обсуждать значение викингов в ранней истории славян со статьи профессора Авдусина. Профессор Авдусин хорошо известен своим крупным вкладом в изучение Гнездовского могильника, важнейшего памятника по этой теме, и своей радикальной позицией в споре. Однако не стоит забывать о своеобразии такого начала.
Во-первых, полной публикации раскопанной части Гнездовского могильника нет. Мнения профессора Авдусина, хотя и являются сведениями из первых рук [редакция почему-то заменила этот оборот на: «хотя на первый взгляд и разумные». — Л. К.], тем не менее субъективны и не могут заменить факты; базой для спора могут служить только те сведения, которые можно проверить по опубликованным материалам. Но ни эта статья, ни другие статьи профессора Авдусина не содержат содержательного и детального анализа, основанного на полной информации. Хронологические утверждения профессора Авдусина нуждаются в лучшем обосновании, а частная аргументация, предложенная им в других статьях, не выдержала критической проверки, проделанной Булкиным и Назаренко (1971).
Во-вторых, не следует упускать из виду, что позиция профессора Авдусина в споре о месте викингов в истории славян близка к крайней. Есть опасение, что она может быть принята его иностранными оппонентами за общую позицию советских ученых. Ведь ни в статье профессора Авдусина, ни в предшествующих (нашим) откликах его оппонентов (Btindheim 1970; Kivikoski 1970) нет оговорок по этому поводу и никаких указаний на противоположное понимание.Скорее наоборот.

Между тем, и среди дореволюционых российских и среди советских ученых всегда был и существует сейчас широкий диапазон мнений о месте и роли викингов в Древней Руси, пожалуй, более широкий, чем среди скандинавских ученых.
В своей книге, посвященной главным образом критике теории норманистов, др. Шаскольский (1965), разбирая спор четырех А (Арне и Арбмана против Арциховского и, особенно, Авдусина), говорит: «обе стороны слишком увлеклись в своем споре. Арне и Арбман заметно преувеличивают роль норманнов в Гнездове, объявляя весь могильник в основном норманнским; но вряд ли прав и Авдусин, доказывая почти полное отсутствие в Гнездове скандинавских погребений» (1965: 117). Далее др. Шаскольский подробно отмечает ошибочные, по его мнению, положения у Авдусина, особенно в методике определения этнической принадлежности погребений (1965: 118-124). Примечательно, что в то время как Авдусин относил только 2 гнездовских кургана к скандинавам, а Арне не менее 25, Шаскольский признает, что им принадлежат не менее 30 могил, т. е. на 5 больше, чем у Арне (с. 111,123)! Уже у Шаскольского мы находим и возражение, ныне высказанное Кивикоски (1970), относительно возможности импортирования франкских мечей на Русь через Скандинавию.
Недавно профессор Артамонов (пятое А) охарактеризовал «норманнскую проблему» как «не столько сложную, сколько запутанную» (Артамонов 1967: 66). Подытоживая новые заключения советских археологов (особенно д-ра Ляпушкина и Г. Ф. Корзухиной) о позднем (ІХ-Х вв.) появлении славян в лесной зоне их нынешнего ареала, профессор Артамонов пишет: «новая хронология славянского заселения Северо-Западного региона побуждает нас пересмотреть прежние мнения о славянско-варяжских (-норманнских) отношениях» (там же, 68).
В ведущем советском историческом журнале «Вопросы истории» замредактора др. Кузьмин (1970: 48) пишет:

«По существу, все советские ученые-антинорманисты признают ту или иную степень участия скандинавов в экономической и политической жизни Древнерусского государства... в последнее время появился ряд работ,уже прямо смыкающихся с построениями норманистов. Особенно эта "неонор-манистская" струя ощущается в археологии...»

Здесь Кузьмин ссылается на работы Тухтиной, Кочкуркиной и группы ленинградских археологов, включая автора этих строк (Клейн и др. 1970).
В другой заметке в том же журнале (1971: 177—178) Кузьмин, возражая болгарину Михайлову, характеризует позиции советских ученых по норманнскому вопросу следующим образом: по его мнению, академик Рыбаков, пожалуй, не «крайний антинорманист», поскольку академик Тихомиров был более радикален в своих решениях. Академика Грекова Кузьмин считает «объективным антинорманистом», а взгляды профессора Мавродина и А. Гуревича вообще вряд ли могут быть причислены к «антинорманистским», ибо «у этих ученых прослеживается тенденция решить многолетний спор норманистов и антинорманистов своего рода компромиссом». Переходя к современным советским «норманистам», Кузьмин признает:

«Современный научный норманизм, как справедливо отмечалось в советской литературе, нельзя отождествлять с примитивными схемами Байера и Шлёцера или с расистской стряпней фашистских идеологов. Для многих зарубежных, да и советских ученых это — добросовестное научноеубеждение, вытекающее из определенного взгляда на предмет... Ленинградские археологи Л. С. Клейн, Г. С. Лебедев и В. А. Назаренко ни в коем случае не отходят от принципов марксизма, признавая преобладание норманнов в господствующей прослойке на Руси. Однако их концепция вызывает сомнения и возражения в конкретно-историческом плане».

Это высказывание тем более примечательно, что принадлежит исследователю, занимающему еще более крайнюю позицию, чем Авдусин. Кузьмин видит в варягах не норманнов, а западных славян, имевших тесные контакты со Скандинавией.
Чтобы показать, что такое холодное отношение к спору ныне характеризует не только лично д-ра Кузьмина, можно было бы сослаться на рецензию в журнале «История СССР», где Кан и Хорошкевич (1971: 190) положительно оценивают нашу статью как «первую в советской литературе обобщающую сводку данных о скандинавских древностях на русской территории», хотя рецензенты отмечают, что с некоторыми положениями не могут согласиться.
Можно также добавить, что ни я, ни мои соавтооры вообще не считаем нашу позицию норманистской, но чтобы обосновать это замечание, мне бы нужно было разъяснить понятие «норманизм», что вряд ли уместно в данном контексте. Моя цель была всего лишь показать размах диапазона трактовок в советской науке. Главная особенность, отличающая всех советских ученых от большинства северных и западных, это марксистские убеждения первых в происхождении государства из социально-экономического процесса эволюции и классовой дифференциации; именно это убеждение, а не то или иное этническое определение верхнего слоя.

Многие из критических и конструктивных предложений, исходящих от советских ученых, были предложены задолго до обсуждения в НАР. Жаль, что оппоненты профессора Авдусина, живущие в соседних странах (Blindhelm 1970; Kivikoski 1970), не обратили внимания на эти предложения. Это могло бы избавить от необходимости повторять там, где достаточно было бы ссылки. Чтобы не заслужить тот же упрек, я отмечу здесь лишь два расхождения с профессором Авдусиным в методике исследования.
Первое приходится отметить повторно по той простой причине, что оно встретило возражение в упомянутой рецензии на нашу работу. Речь идет вот о чем: как мы можем опознать этнически неопределимые погребения, т. е. не содержащие очевидных этнических показателей. Авдусин и другие наши критики полагают, что в славянской стране такие погребения должны быть признаны славянскими памятниками, если не доказано противоположное. По нашему же мнению этот принцип (а) был бы вполне основателен, если было бы гарантировано, что по этой земле никогда не ступали чужеземцы, (б) мог бы по крайней мере быть приложим с некоторой вероятностью, если бы было неясно, бывали тут чужеземцы или нет, но на деле (в) приложение его сугубо сомнительно, коль скоро известно с точностью (как из летописей, так и по археологическим данным), что иностранцы на этой земле наверняка бывали. В таких условиях презумпция славянской принадлежности неверна, и у нас нет права считать каждого «беспаспортного» незнакомца славянином только потому, что он задержан на славянской земле. К тому же насколько полно эта лесная страна была освоена славянами к IX веку? Даже для самого Авдусина это остается неясным.

Второе расхождение касается подхода к этническому определению. Авдусин, как и многие исследователи, опирается только на индивидуальную атрибуцию комплексов, одного за другим. Этот же путь считает нормальным Э. Кивикоски (Kivikoski, 1970). Разногласия между Авдусиным, с одной стороны, и Арбманом и Шаскольским — с другой, сводятся к различной оценке этнического значения элементов инвентаря и ритуала. При таком подходе слишком много комплексов должно попасть в класс «неопределимых».
По нашему мнению, можно добиться большей определенности, лучшего разграничения, если по сочетанию и корреляции различных признаков разбить весь могильник на четко очерченные группы, а затем рассмотреть распределение этнических показателей по этим группам. При таком подходе возможна этническая атрибуция целых групп, включая и те погребения, которые в отдельности не имеют четких этнических показателей. Этот подход избран для работ нашего проблемного семинара.
Отрадно, что профессор Авдусин прислушивается к критике, и ныне его позиция кое в чем отличается от его позиции 1940-х и 1950-х. Он теперь несколько ближе к позициям его советских оппонентов. Професор Авдусин ныне раскапывает Гнездовское поселение, открытое покойным д-ром Ляпушкиным, и будет интересно узнать позицию проф. Авдусина в 1980-х.

<< Назад   Вперёд>>