Республика Святой Софии

В 1375 г. владыка Алексий, после отречения и вынужденного возвращения на кафедру, много общался с церковными иерархами. В эту же весну «прииде в Новъград митрополит Марк от святей Богородици со Синаискои горе милостиня ради. Посемь за мало прииде из Ерусалима анхимандрит Внифантии от святого Михаила, такоже милостиня ради»⁶⁰¹. Синайские монастыри и Иерусалимские православные церкви были разорены в 1366 г. «египетским царем»⁶⁰². Вероятно, Алексий помог материально бедствующим коллегам и советовался с ними по церковным вопросам.
В следующем году владыка Алексий ездил в Москву к митрополиту. Состав его свиты почти полностью повторяет то посольство, которое улаживало вопрос о возвращении владыки: «Поиха владыка Алексеи к митрополиту, и с ним Сава анхимандрит, Юрьи Онцифорович, Василии Кузминич, Василии Иванович и иных много бояр».
В Москве « прия митрополит сына своего владыку Алексея в любовь, такоже и князь великыи пребысть на Москве 2 недели; и отпусти митрополит с благословением, а князь великыи и брат его князь Володимир с великою честью; и приихаша владыка в дом святыя Софья месяца октября в 17 день...»⁶⁰³
Великая честь, которую оказали владыке со свитой в Москве, становится более понятной в свете последующих событий. «Той же зимы приела митрополит Киприян из Литвы свои послове, и патриарши грамоты привезоша ко владыце в Новъград; а повествует тако: "благословил мя патриарх Филофеи митрополитом на всю Рускую землю". И Новгород слышав грамоту, и дасть им ответ: "шли князю великому: аще приимет тя князь великыи митрополитом всей Рускои земли, и нам еси митрополит". И слышав ответ новгородчкыи митрополит Киприян и не ела на Москву к князю великому»⁶⁰⁴.
Дело в том, что в это время на Руси фактически было два митрополита — Алексий, который постоянно проживал в Москве, и Киприан, который жил в Литве.

«По твоему благословению митрополит (Алексий. — O.K.) и доныне благословляет их на пролитие крови. И при отцах наших не бывало таких митрополитов, каков сей митрополит! — благословляет москвитян на пролитие крови, — и ни к нам не приходит, ни в Киев не наезжает. И кто поцелует крест ко мне и убежит к ним, митрополит снимает с него крестное целование. Бывает ли такое дело на свете, чтобы снимать крестное целование?!»⁶⁰⁵ Такое послание получил патриарх Филофей в 1371 г. от литовского князя Ольгерда. Князь писал далее, что «митрополиту следовало благословлять московитян, чтобы помогали нам, потому что мы за них воюем с немцами. Мы зовем митрополита к себе, но он не идет к нам; дай нам другого митрополита на Киев, Смоленск, Тверь, Малую Русь, Новосиль и Нижний Новгород!»
Судя по перечню городов, в который входят не только литовские, но и русские города, Ольгерд не стремился к созданию отдельной литовской митрополии. В 1371 г. он пытался вывести из-под власти Алексия те земли, о политических интересах которых митрополит не заботился.
Филофей направил на Русь для разбирательства монаха Киприана — «человека, отличающегося добродетелью и благочестием, способного хорошо воспользоваться обстоятельствами и направлять дела в нужное русло». Официальной задачей Киприана было «примирить князей между собою и с митрополитом»⁶⁰⁶. В 1375 г. по результатам расследования Киприан счел возможным требовать от Филофея раздела митрополии⁶⁰⁷. От имени литовских князей он написал и доставил в Константинополь грамоту «с просьбою поставить его в митрополиты и с угрозою, что если он не будет поставлен, то они возьмут другого от латинской церкви»⁶⁰⁸.
Киприан был рукоположен патриархом в 1375 г., но при условии, «чтобы древнее устройство Руси сохранилось и на будущее время, то есть, чтобы она опять состояла под властью одного митрополита, соборным деянием законополагает, дабы после смерти кир Алексия кир Киприан получил всю Русь и был одним митрополитом всея Руси»⁶⁰⁹.
Однако Киприан еще при жизни Алексия попытался заручиться поддержкой Новгородской епархии. Налицо попытка перетянуть в свою митрополию тех, кто высказывал ранее недовольство политикой московского митрополита Алексия. Однако в Новгороде сочли, что мирные отношения с Москвой им важнее. Тем более что новгородский архиепископ, скорее всего, был в курсе планов великого князя Дмитрия Ивановича сделать новым митрополитом попа Митяя — своего духовника и печатника.

В 1377 г. митрополит Алексий умер. Своим преемником он желал видеть игумена Сергия Радонежского, но тот отказался. Митяя Алексий на митрополию не благословил, но перед смертью под давлением князя и бояр «умолен быв и принужен» и перестал против него возражать. Однако были распущены слухи, что Алексий, умирая, благословил Митяя. И все же Дмитрий Иванович еще колебался, не решаясь совершить прежде небывалое — назначить митрополита всея Руси своей волей. Великий князь даже уговаривал Сергия Радонежского «въсприяти архиерейства сан», но тот вновь отказался. И тогда московский князь решился; по его слову Михаил-Митяй принял постриг, поселился на митрополичьем дворе и еще до поставления надел на себя регалии митрополита всея Руси. С этого момента началась смута на митрополии — борьба за митрополичий престол между ставленником Дмитрия Ивановича и официально утвержденным в Константинополе митрополитом Киприаном.
Кого из кандидатов поддерживали в Новгороде, точно не известно, однако можно предположить, что архиепископ Алексий не возражал против кандидатуры Митяя, в отличие от многих русских священнослужителей, которых возмутило самоуправство великого князя. Отношения Москвы с Новгородом сохранялись весьма благожелательными с 1375 г., когда великий князь Дмитрий Иванович заключил «докончание» с тверским князем Михаилом Александровичем, подытожив результаты войны. Договор был скреплен и новгородскими печатями, а взаимоотношениям тверского князя с Новгородом и Торжком в документе было уделено самое пристальное внимание. Московский великий князь настоял на удовлетворении Михаилом многочисленных претензий, накопившихся у Новгорода к тверскому соседу. В частности, тверского князя обязали вернуть все награбленное во время взятия Торжка, возвратить церковные ценности («колоколы, книги, кузнь»), отпустить на волю «похолопленных» в то время новоторжцев, «попущати» «нятцев» и ⁶¹⁰. Кроме того, между Новгородом и Москвой существовал отдельный мирный договор.
Весной 1379 г. по повелению великого князя Дмитрия Ивановича в Москве собрались русские епископы. Московский князь задумал повысить авторитет своего ставленника Митяя, добившись его поставления в епископы. Дело в том, что, согласно церковным правилам, епископа мог поставить не только митрополит — его могли также поставить другие епископы на соборе. Собрав епископов княжим велением, приведя их к княжьей воле, Дмитрий Иванович рассчитывал подчинить себе Русскую церковь. Ни один из приехавших епископов не дерзнул выступить против Митяя. Только Дионисий, епископ Суздальский не явился на поклон к Митяю и не просил у него благословения по приезду в Москву. На собрании епископов Дионисий «помногу възбрани князю великому, рек: "Не подобает тому тако быти"»⁶¹¹.
Владыка Алексий на съезд епископов не ездил. Только на следующий год он прибыл с посольством в Москву. «Биша чолом весь Новъград господину своему владыце Алексею, чтобы еси, господине, ялъся ехати ко князю великому Дмитрею Ивановичю. И владыка прия челобитье своих детей, всего Новагорода, поиха на Низ, за неделю до цветной неделе; а с ним поиха Юрьи Иванович, Михаиле Данилович, Юрьи Онцифорович, Иев Обакунович, Иван Федорович и иных бояр много и житьих муж. Князь же прия их в любовь, а к Новугороду крест целовал на всей старине новгородчкои и на старых грамотах»⁶¹².
Возможно, в Москве новгородские посолы кроме всего прочего обсуждали с великим князем вопрос назревающей войны с Мамаем. Участие новгородцев в Куликовской битве является спорным вопросом, до конца не доказанным, но и не опровергнутым источниками. Новгородская первая летопись, подробно перечисляющая все военные походы новгородцев, ничего не говорит об их помощи Дмитрию Ивановичу, хотя и описывает действия русских войск в Куликовской битве в хвалебных тонах. Другие новгородские летописи хотя и упоминают сражение на Дону, но ничего не пишут об участии в нем новгородцев.
Только в «Задонщине» и в «Пространной повести о Мамаевом побоище» есть сведения о новгородском войске, приехавшем на помощь Дмитрию Ивановичу⁶¹³. Однако повести эти были записаны уже после присоединения Новгорода к Москве, когда необходимо было утвердить идею единства Руси и, соответственно, древнюю верность новгородцев Московскому великому князю.

Косвенным подтверждением гипотезы об участии новгородцев в Куликовской битве можно считать упоминание Новгородской Погодинской летописи о том, что в 1381 г. в Новгороде был заложен храм Рождества «по завету о победе на Мамая», что это — церковь, «обещанная, чтобы бог пособил победити Мамая безбожнаго князю Димитрию»⁶¹⁴. Что касается храма Рождества, то его синодик прямо называет Дмитрия Донского создателем этой церкви в 1381 г.⁶¹⁵.
Еще один довод в пользу гипотезы добавляет синодик, принадлежавший новгородской церкви Бориса и Глеба на Торговой стороне. Основная часть синодика переписана в середине XVI в. В этой части содержится поминовение «на Дону избиеных братии нашей при велицем князи Дмитреи Ивановичи»⁶¹⁶. Кроме того, по мнению Т.В. Николаевой, к 1380 г. относится установка в соборе Софии по заказу владыки Алексия каменного креста в честь победы над Мамаем⁶¹⁷.
В свете всех источников, можно предположить, что какие-то новгородцы принимали участие в битве на Дону, но едва ли их число было значительным, иначе летописные источники непременно бы зафиксировали факт участия новгородского войска в победной Куликовской битве. Ведь, по мнению новгородского летописца, на стороне князя Дмитрия Ивановича и его союзников был сам Бог, с его помощью московский князь одержал победу.
На следующий 1381 г. в Новгороде была заложена церковь Святого Дмитрия на «Славкове улице», возможно, в честь великого князя Дмитрия Московского⁶¹⁸. Однако церковь эта, по всей видимости, строилась в большом небрежении, так как под 1382 г. в летописи записано, что после окончания строительства «за мало дни падеся»⁶¹⁹. Показательно, что восстанавливать ее новгородцы не спешили — окончательно церковь была завершена в 1383 г.



Показательно также, что владыка Алексий после 1380 г. в политической деятельности неизменно стремился к независимости Новгорода и от великих князей, и от митрополита всея Руси. Новгородский архиепископ отправил патриарху прошение о возобновлении права на полиставрий. В 1382 г. из Константинополя в Новгород приехал архиепископ Суздальский, Нижегородский и Городецкий Дионисий, который принимал деятельное участие в смуте на митрополии. Он привез новгородскому архиепископу благословение и грамоты. Судя по всему, в этих грамотах содержалось разрешение патриарха носить крещатые ризы.
Под этим же годом в Новгородской первой летописи помещен рассказ о взятии Москвы Тохтамышем. О тех событиях в Новгороде узнали от очевидца — коломецкого епископа Геннадия, бежавшего в Новгород. Побег московских князей, не принявших бой, в новгородской летописи язвительно прокомментирован цитатой из священного писания: «Якоже господь глагола пророком: аще хощете послушаете, благая земьная снесте, и положит страх вашь на вразех ваших; аще ли не послушаете мене, то побегаете, никим же гоними; пошлю на вы страх и ужас, побегнеть вас от 5—100, а от 100—10 000»⁶²⁰.
Политическая обстановка на Руси давала шанс Новгороду утвердить свою независимость. Москва была ослаблена после Куликовской битвы и особенно после разорения города Тохтамышем. На митрополии царила неразбериха. Ставленник Дмитрия Ивановича Митяй умер по пути в Константинополь. Сопровождавшие его бояре приняли беспрецедентное решение: самостоятельно, без слова великого князя, воспользовавшись его печатью, они заменили Митяя другой кандидатурой — архимандритом Пименом. И Константинопольский патриарх утвердил этого подложного кандидата.
В результате в 1380 г. православная русская митрополия оказалась разделенной на три части. Галицкая Русь, захваченная Польшей, имела своего митрополита Антония; Западная Русь, подвластная Литве, — митрополита Киприана; Великая Русь — митрополита Пимена.
В Москве поочередно сменялись два претендента на митрополичий престол — Пимен и Киприан. С ними соперничал Дионисий, также пожелавший захватить пост митрополита всея Руси. Причем все три кандидатуры были утверждены в Константинополе (в случае с Пименом и Дионисием — за крупные взятки). В 1381 г. князь Дмитрий Московский отправил Пимена в ссылку и пригласил на митрополию Киприана. Однако, рассорившись с Киприаном, в 1382 г. великий князь изгнал его из Москвы и вернул Пимена.
Разобраться, кто же из претендентов законный митрополит, было делом сложным. Оплачивать судебные пошлины и месячное проживание трех сомнительных митрополитов было для новгородцев не только накладно, но и унизительно.

В этих условиях новгородская церковь сделала следующий шаг к независимости от митрополитов всея Руси. В 1385 г. новгородское вече под руководством посадника Федора Тимофеевича и тысяцкого Богдана Обакуновича приняло решение не ходить на суд к митрополиту. Об этом событии подробно сообщает Новгородская четвертая летопись: «А той зимы бысть целование в великои пост по Сборе, на 2 неделе: целоваше крест Феодор посадник Тимофеевич, тысячкой Богдан Обакумович, на вечи на княжи дворе, и вси боляре и дети болярьскии, и житьеи и черный люди, и вся пять концев, что не зватися к митрополиту, судити владыке Алексею в правду по манакануну, а на суд подняти двема истцем по два болярина на стороне, и по два житья чловека; такоже и посаднику и тысячкому судити право по целованию»⁶²¹.
Вопрос о митрополичьем суде в Новгороде в разное время рассматривали многие историки: А.И. Никитский, Е.Е. Голубинский, С.М. Соловьев, А.С. Хорошев, В.Ф. Андреев⁶²². А.С. Хорошев, следом за С.М. Соловьевым, связывает отказ новгородцев митрополиту с внешнеполитическими факторами. «Политический смысл столкновений новгородского владыки и митрополита выражен достаточно четко. «Зависеть от митрополита, значило зависеть от Москвы», — так оценивал новгородско-московские церковные отношения этих лет С.М. Соловьев»⁶²³.
Политическое столкновение Новгорода и Москвы в это время действительно имело место. В 1383 и 1384 гг. новгородцы приняли меры по укреплению своей обороноспособности. В Новгород приехал наемный литовский князь Патрикей Наримантович, затем «поставиша новгородци город камен на Луге, на Яме, милостию святей Софеи, а поспешением великаго Михаила архистратига, а благословением отца своего владыце Алексея, толко в 30 дни и в 3 дни»⁶²⁴. В этом же 1384 г. произошел конфликт с московскими боярами: «Приехаша от князя Дмитриа с Москвы бояре его Федор Свибло, Иоан Уда, Александр Белеутов, и иныи бояре, черного бору брати по Новгородскым волостем. И тогда ездиша бояре новгородскые на Городище тягатся с княжими бояры о обидах. И побегоша Свиблова чадь с Городища к Москве, а о обидах исправы не учинив, а инии осташася низовци в городе добирать черного бору»⁶²⁵.

Видимо, черный бор так и не был «добран», поскольку в 1386 г. Дмитрий Донской пошел в поход на Новгород «дрьжа гнев на Новгород про Волжан и про княщины»⁶²⁶. Первое новгородское боярское посольство вернулось от князя ни с чем, затем «приеха к нему владыка Алексии, рече: "Княже, тебе благословляю, а Великыи Новград весь челом бьет о миру, чтобы, господине, кровопролитье не было, а за винныа люди дают ти 8000 рублев". И князь владыце не послуша и хоте ити к Нову-граду»⁶²⁷.
В этой ситуации архиепископ проявил себя подлинным главой города: «Владыка посла в Новъгород Климента, сына посаднича, а ркучи: "Князь велики миру не дал, а хочет к Новугороду ити и вы дръжите опас". И повеле доспевати противу великого князя острог»⁶²⁸.
В Новгороде начались военные приготовления: «Новгородцы поставиша острог, по спу хоромы, а князь Патрекии Наримантович со князем Романом Юрьевичем и с копорскими князи быша в городу и со всеми князи новгородцы, выехаше на поле в день неделныи и до обеда, и опять спятишася по обедех. И владыка приеха от князя без миру»⁶²⁹.
Новгородский летописец подчеркивает, что новгородцы были готовы биться с великим князем: «На четвертый день по Крещении в понедельник, по обедех, промчеся весть в городе, что стоит князь велики Дмитрии и со всею силою своею на Жилотуге. И новгородцы вси, доспесех, выехаша на Жилотугу, бяше бо сила велика, светла рать новгородская коневая и пешая рать, вел ми много ахвочих битися»⁶³⁰.
Не обнаружив противника на Желотуге, новгородское войско вернулось в город. К великому князю отправили новое посольство — «архимандрита Давыда и с ним 7 попов да 5 человек житиих, ис конца по человеку»⁶³¹.
Семь попов в посольстве, по-видимому, представляли семисоборное устройство новгородской церкви, так же как пять житьих человек представляли пять концов Новгорода. Отметим, что отсутствие в составе посольства светской новгородской знати свидетельствует, что новгородцы ждали нападения и не рисковали отправлять к великому князю своих бояр — наиболее опытных в военном деле людей.
Отправив посольство, новгородцы продолжали готовиться к осаде — пожгли двадцать четыре великих монастыря вокруг города и «у всякой улице в Новегороде за копаницею, все те хоромы пожгли», хотя это и принесло новгородцам и «мнишескому чину много убытка»⁶³². Однако князь не рискнул напасть на хорошо укрепленный и подготовленный к обороне город. Третье посольство заключило с великим князем мир «на всей старине... по владычню благословению, а по Новгородцкому поклону». Причем обещанные ранее 8000 руб. князь получил не сразу: «А за винные люди докончали за волжанъа и кто в путь с ними ходил, и за кем княжчина залегла, и новогородци вземше с полатей у Святыи Софии 3000 рублее и послаша к великому князю... А 5000 рублее докончали великому князю на Заволоческои земли, занеже заволочане были же на Волзе, и приставове послаша за Волок»⁶³³.
Во время переговоров с князем вопрос о «месячном суде» митрополита не обсуждался.
Последнее упоминание о деятельности владыки Алексия в летописи записано под 1387 г.: «Благослови владыка Алексеи весь Новъгород ставити город Порхов камен»⁶³⁴. Город поставили в рекордные сроки: «Того же лета поставишя город Порхов камен Иван Валит да Фатьан Есифов главиным серебром демественика святой Софеи»⁶³⁵. В 1388 г. архиепископ Алексий оставил владычный стол, который занимал без малого 30 лет, «изволив молчалное житие, в немощи будя»⁶³⁶.



Новгородцы «много молиша... чтобы побыл в дому святей Софеи, донележе изведают, кто будет митрополит Рускои земли, и не послуша их, но благослови я, рек: "изберите собе три мужа, его же вы бог даст"». По жребию «избра бог и святая Софея и престол божии» Ивана «Перфурьева сына»⁶³⁷ Стухина, игумена Хутынского монастыря. «И възведоша и на сени честно весь Новъград, месяца майя в 7, на Вознесение господне, на память святого отца Пахомия; не бысть тогда митрополит в Рускои земли»⁶³⁸.
Хутынский монастырь пользовался в Новгороде огромной славой со времени его основателя — святого Варлаама. Впрочем, по преданию, Хутынь была магическим местом еще до построения здесь обители. По легенде, Варлаам победил и утопил обитавшую здесь нечистую силу в расположенном поблизости болоте. Если в Новгороде наступала засуха или, наоборот, было слишком дождливо, то новгородцы во главе с архиепископом совершали крестный ход в Хутынский монастырь. Считалось, что по молитве к святому Варлааму сразу же устанавливается нужная погода. Возможно, что в языческие времена «за погоду» в Новгородской земле «отвечали» обитавшие на Хутыни местные божества. Впоследствии с просьбами об установлении погоды новгородцы стали обращаться к победившему этих божеств святому Варлааму. Жития святого Варлаама, творившего при жизни различные чудеса, были известны в Новгороде с XIII в., а в начале XV в. было написано расширенное Житие (возможно, по приказу архиепископа Иоанна).
Родословная владыки Иоанна точно неизвестна, но судя по тому, что он был игуменом крупного монастыря, род его можно отнести к боярскому. В летописях сохранилось отчество и фамилия владыки, что свидетельствует о известности его рода в Новгороде. По писцовым книгам известны новгородские бояре Перфурьевы, владевшие в XV в. деревнями в Обонежской пятине⁶³⁹. В летописи упоминается его брат Василий, умерший в 1400 г. в монашеском чине в Лисицком монастыре⁶⁴⁰. Такого рода сообщения обычно повествуют о знатных боярах. Кроме того, каким-то образом владыка был связан с Деревяницким монастырем, в который ушел незадолго до конца жизни. В этом монастыре находились его хоромы, погоревшие в 1414 г.

Вскоре после избрания новгородского владыки Иоанна «в Рускои земли» появился-таки митрополит — 6 июля 1388 г. в Москву из Константинополя вернулся в очередной раз утвержденный Пимен. Положение его на митрополии было весьма шатким. Поэтому он поспешил заручиться поддержкой новгородского владыки: «Приехаша поклоныцики с Москвы от митрополита Пумина и позваша Ивана ставитися на владычество»⁶⁴¹. Однако поездка архиепископа в Москву задержалась еще раз, уже по внутренним причинам.
Как часто случалось в Новгороде, вскоре после смены архиепископа в городе вспыхнула гражданская смута. В октябре «въсташа 3 конце Софеискои стороне на посадника Есифа Захарьинича, извонивше веце у святей Софеи, ипоидошанадвор его, акы рать силная, всякыи во оружьи, и взяша дом его, и хоромы розвезоша; а Есиф посадник бежа за реку в Плотничьскыи конец»⁶⁴².
Возможно, жизнь посаднику в этот момент спасло только отсутствие Великого моста, который накануне вышибло льдом.
Летописец интерпретировал разрушение моста как нежелание Бога «видети кровопролитья промежи братии наваждениемь диаволим». За Есифа встала вся Торговая сторона «и начата людии лупити, а перевозников бити от берега, а суды сечи, и тако быша без мира по 2 недели, и потом снидошася в любовь; и даша посадничьство Василью Евановичю»⁶⁴³.
Есиф Захарьенич был родом из Плотницкого конца, но хоромы его стояли на Софийской стороне. Характерно, что софияне не ограничились традиционным разграблением двора Есифа, но и «хоромы его развезоша», то есть разобрали по бревнышку все строения на дворе неугодного им посадника. По замечанию А.В. Петрова, «это уже свидетельствовало о нежелании жителей Софийской стороны видеть в своей части города дворы чужаков — представителей Торговой стороны. В аспекте традиционного мировоззрения, в своих основах восходившего к языческим временам, дом и двор человека считались целым миром, вместилищем духов, сакральных сил. Эти силы казались потенциально опасными для членов иных общин, как и сам чужак рисовался потенциальным недругом»⁶⁴⁴.
На наш взгляд, исследователь на основании одного факта делает слишком широкое обобщение, предполагая, что вражда между двумя сторонами Новгорода была настолько острой и непримиримой. Даже во время усобиц, когда одна сторона поднималась на другую, софияне не бросались громить дома Прусской улицы, на которой жило много бояр родом с Торговой стороны. Прусская улица в XIV в. была политическим центром Людина и Загородского концов Софийской стороны⁶⁴⁵. Следовательно, жители этой стороны воспринимали прушан как своих, даже тех, кто был родом с Торговой стороны. Заметим еще, что если бы жители Софийской стороны в 1388 г. изгоняли со своей территории чужаков, то эти самые чужаки непременно бы попытались защищаться. Однако ни о каком разгроме дворов Прусской улицы в летописи не упомянуто. Более того, даже те бояре, которые происходили родом с Торговой стороны, но жили на Прусской улице, не заступились за Есифа. Вероятнее даже, что они участвовали в его изгнании наравне со всеми жителями Софийской стороны, поскольку разделяли их политическую позицию.
В 1388 г. софияне (действительно следуя в своих действиях древнему языческому обычаю) изгнали конкретного человека, которого они не желали больше видеть не только на своей стороне, но и вообще в Новгороде. И только заступничество жителей Торговой стороны позволило Есифу остаться в городе. Позднее он даже вернул себе посадничество, но вновь потерял его в 1394 г. после неудачной войны с Псковом.

Из-за внутренних усобиц новгородский владыка отправился в Москву только в декабре 1388 г., «а с ним бояр новгородчкых: посадник Василии Федорович и тысячкой Есиф Фалелеевич, Иев Обакунович, Тимофеи Еванович и иных много бояр...»⁶⁴⁶ Поставление новгородского владыки было обставлено весьма торжественно. Вопрос о митрополичьем суде в этот раз Пименом даже не поднимался.
Владыка Иван вернулся в Новгород в феврале «и стретоша с кресты игумены и попове, конец Славна, посадник и тысячкой и весь Новъград, възрадовашася радостию великою зело в тот день о своем владыце»⁶⁴⁷. А в это же время в Константинополе сменился патриарх. Новый патриарх Антоний был давним сторонником Киприана. В тот же месяц в Константинополе было принято решение об окончательном (не требующем даже явки на суд) низложении великорусского митрополита Пимена и о восстановлении Киприана в звании митрополита Киевского и всея Руси.
13 апреля 1389 г., видимо получив извещение из Константинополя, Пимен втайне от князя покинул Москву. Перед отъездом Пимен попытался пополнить свою казну за счет сборов с митрополичьего суда в Новгороде. В Архангелогородской летописи замечено: «Того же лета (6893) митрополит Пимен пойде в Новгород Великий о месячном суду, и не даша ему новгородци».
Следовательно, владыка Иван твердо отстаивал завоевания своего предшественника. Неизвестно, носил ли архиепископ Иван кресчатые ризы, однако если судить по новгородской иконографии того времени, можно предположить, что носил. На новгородских иконах XIV—XV вв. владыки республики неизменно изображались в фелонях с четырьмя крестами. По мнению B.Л. Янина, «полиставрий в указанный период признавался реальным атрибутом новгородского владыки»⁶⁴⁸.
В 1389 г. в Новгород приехал князь Симеон-Лугвений Олгердович. Он был принят новгородцами с честию и дал брату своему королю Ягайлу следующую запись: «Так как господин Владислав, король польский, литовский, русский и иных земель многих господарь, поставил нас опекуном над мужами и людьми Великого Новгорода, то мы королю и Ядвиге королеве вместе с новгородцами обещались и обещаемся, пока держим Новгород в нашей опеке, быть при короне Польской и никогда не отступать от нее». Едва ли Новгород действительно собирался войти в состав Польского королевства. Скорее мирный договор с Ягайло-Владиславом давал новгородцам уверенность в военной поддержке в случае войны с соседями. Тем более что Новгород в этот период находился «в розмирье» с немцами и Псковом.
В 1389 г. умер князь Дмитрий Донской. На великий стол сел его сын Василий, и «новгородци взяша с ним мир по старине»⁶⁴⁹. Одновременно с вокняжением Василия Дмитриевича Киприан прочно занял митрополичью кафедру «и преста мятеж в митрополии, и бысть едина митрополья Кыев, и Галичь, и всея Руси»⁶⁵⁰.
Утвердившись в Москве, Киприан предпринял поездку по тем епархиям своей митрополии, в которых было «церковное неустройство». Вначале митрополит побывал в Твери, где разбирал дело епископа Ефима Висленя, обвиненного князем в ереси⁶⁵¹. Сразу из Твери Киприан в сопровождении рязанского епископа поехал в Новгород. Архиепископ Иван встретил митрополита со всей честью: «И створи владыка Иван пиры многы, и чествова митрополита две недели с новгородци честию великою и дары многыми»⁶⁵². Троицкая летопись подтверждает, что митрополиту было оказана великая честь: «Того же лета пришед Киприан, митрополит киевекыи и всеа Руси, в Новъгород Великий; пришеде к Новугороду к Великому... и сретоша его с кресты, и вниде в град, и даша ему двор у святого Ивана Предтечи, и чтиша митрополита неделю в Городце с честью и дары многими»⁶⁵³.
Наиболее подробно о пребывании Киприана в Новгороде рассказывает Новгородская летопись по списку П.П. Дубровского: «Приеха митрополит Киприян в Новгород, а с ним владыка резанскии; и архиепископ Иоан срете его со кресты, и со игумены, и попы, со дьяконы, и с подьяци в ризах, со многими крестьяны у святаго Спаса на Ильине улице. И митрополит вшед во святыи Спас со владыкою своим, архимандритом Нижнего Новагорода и с попы, и со дьяконы, и с подьяци, окрутишася по своему сану в ризы, идяше митрополит пеш от святаго Спаса вскозе Торг чрез Великии мост ко святей Софии; и пред ним идяху подьяцы его в ризах, держаще свеща горящии на светилнах. И вшед во святую Софию со всем своим сбором, литургию сверши. По литоргии выде из олтаря, взем честный крест воздвизалныи, и взыде на омбон, и начаша учити люди новгородцкия велегласно во всю церковь. Они же слышавше словеса его, прияша соби в сердци, и даша ему подворие и многия дворы у святаго Иоана Предотечи на Чудинцовы улице. И владыка Иоан сотвори пиры многи, и чти митрополита 2 недели с ноугородцы и честью великою, дары многими. А митрополит другую литоргию свершил в святем Николе на княже дворе, а 3-ю на Собор во святей Софии, и потом нача у новгородцев суда прошати»⁶⁵⁴.
Дальнейшие, не столь приятные для Киприана, события эмоционально изложил московский летописец: «И бысть за 8 дни день недельный, и нача пети божественную литургию в святой Софеи, и по отпетьи святыа службы взем честный крест и вшед на амвон, нача учити люди Новогородстии. Они же не приаша и затыкающи уши своя, непокорьством, акы аспиды глухы, затыкающи уши свои, иже не слышати гласа, обавающаго от премудра обавника обаваема; бог съкруши зубы их в устех... И поиде митрополит из града, не благословя их епископа и самех новогородцев»⁶⁵⁵.
Конфликт между митрополитом и новгородцами возник из-за того, что Киприан потребовал от новгородцев месячного суда: «И нача митрополит просити у Новагорода соуда своего, месяца, и новогородци отвещаша единеми усты: "Целовали есми крест с едного, а грамоты пописали и попечатали, и душоу запечатали"»⁶⁵⁶.
Новгородская летопись поясняет, о каких грамотах идет речь: «И посадник Тимофеи Юрьевич, и тысяцкии Никита Федорович, и вси новгородци отвещашя единеми усты: "Господине, о суду есмя крест целовали, да и грамоту списали промежи себе крестную, како к митрополиту не зватися"»⁶⁵⁷.

Киприан попытался убедить новгородцев, что они тем самым нарушают «старину»: «И мирополит рече: "Грех болшии приали есте; но дайте мне тую грамоту, и аз печать урву, а целование с вас снимаю, а мне суд дайте, как доселе при иных митрополитех было". Новгородци же за то слово не ялися, и он поеха из Новаграда по соборе на третии день, а на владыку и на весь Новград велико нелюбье держа»⁶⁵⁸.
Неуважение, оказанное митрополиту, можно объяснить не только политической позицией новгородцев, но и их психологией. В новгородской жизни церковь играла очень большую роль. Архиепископ, избираемый самой Святой Софией из кандидатов с незапятнанной репутацией, пользовался огромным авторитетом. С точки зрения новгородцев, их владыка мог подчиняться только митрополиту со столь же высокой репутацией. Киприана же в Новгороде знали как одного из четырех скандальных митрополитов, одновременно претендовавших на кафедру всея Руси". К тому же Киприан был врагом архиепископа Дионисия, который в свое время оказал весомые услуги новгородской церкви. Вспомним еще, что Киприан занял место Пимена, а ведь именно тот рукоположил на архиепископию владыку Ивана.
Московский летописец сообщает, что «того же лета на зиму бысть в Новогородцех мор велик, якоже рече пророк; аще не покорятся людие, ни послушают стража, рекше учителя, кровь их на главах их, а страж душю свою избавил есть от мукы, такым людем поведа и рече бог»⁶⁵⁹.
В Новгороде, однако, считали, что правда на их стороне, и каяться не спешили. Упорство новгородцев привело к тому, что оскорбленный Киприан отлучил Новгород от церкви, но эта крайняя мера ни к чему не привела. Службы в Новгородских церквях не прекратились. Тогда митрополит обратился за поддержкой к патриарху, который прислал в Новгород грамоту, приказывая подчиниться митрополиту. Но и этот приказ не возымел никакого действия. Патриарх прислал в Новгород вторую грамоту, в которой с гневом обвинял новгородцев в том, что они «не приняли послания нашего, которое я писал в назидание и научение ваше, и прочитав сие послание, не исправились, не пришли в раскаяние, не приложили заботы о душе, но бросили оное как нечто лишнее и бесполезное... Я изумляюсь, кто вас возбудил дерзнуть против нашего послания, чего никогда еще и ни один христианин не дерзал. Наше то писание служило для вас на место Евангелия, потому что содержало в себе слова Христа и научало вас спасению, и кто дерзнул против оного, согрешил против Христа»⁶⁶⁰.
Упорство новгородцев патриарх воспринял как нарушение всех божественных канонов: «Вы же и после сего отвергаете митрополита и приняли отлучение, поставляя ни во что Божественные и священные каноны, которые святые и богоносные отцы для твердости христиан установили по вдохновению Святого Духа».
Патриарх с ужасом узнал, что жизнедеятельность Новгородской церкви не замерла после отлучения священнослужителей: «Хуже еще и безрассуднее то, что вы, священники, находящиеся под запрещением, крестите, священнодействуете, совершаете таинства, составляете собрания, праздники и народные торжества, вопреки священных и Божественных канонов... Ты же, епископ, как я узнал, единомудрствуя с столь неисправимыми священниками, действительно совершаете все священнодействия против канонов, отделяясь и отсекаясь от своего первого и главы и делаясь чрезто мертвыми, ибо тело без головы жить не может...»
Из дальнейшего текста грамоты становится понятно, что новгородцы восприняли проклятье митрополита как начало военных действий лично против Киприана: «Будучи отлучены с тою целию, чтобы вы отложили свою клятву, вы еще более остаетесь упорными, не желая нарушить ее. А это нелепо и дурно, ибо гораздо лучше было бы вам оставить клятву злую, данную вами и состоящую в том, чтобы отстать от митрополита и убивать приходящих к нему от вас и от него к вам, нежели упорствовать в ней... »
То есть имели место казни неких людей, причем из новгородцев, которые, видимо, испугались отлучения и попытались бежать к митрополиту из Новгорода. Кроме того, были убиты какие-то посланники митрополита в Новгород.
Сама клятва новгородцев была воспринята главой православной церкви как преступление против христианства: «Истинные и православные христиане избегают клятв, как бежит всякий от змеи. Ваша клятва хуже всех других и не заключает в себе ничего доброго, а ведет ко всякому злу... вы должны исправить самих себя и, поняв в какое зло впали, должны подчинить себя митрополиту вашему, раскаяться, в чем оскорбили его и сложить с себя клятву...»
Однако в конце послания патриарх все же сделал уступку и разрешил новгородцам приехать к нему на суд, дабы лично изложить свои претензии и обиды. «А я есмь вселенский судия, и всякийсогрешивший христианин обращается ко мне и получает разрешение. Посему, если и вы что несправедливо допустили против своего пастыря, должны обратиться к нам, и мы готовы вам сделать прощение во всяком поступке, чрез который вы допустили соблазн. И ныне на том же основании, если имеете в чем нужду до нас для собственной пользы, не воспрещаем вам прийти к нам, впрочем, после мира, прекращения вражды и отдачи митрополиту его чести и подчинения, которых вы его лишили. Если имеете что сказать, почему вы допустили скандал, вы скажите это, пришедши к нам, и обретете надлежащее исправление и уврачевание, если только то, чего намерены искать, окажется справедливым и законным. Напротив, если то, чего вы намерены искать, несправедливо и нововведение какое вне священных канонов, то тщетны останутся и путь ваш и ваши труды, ибо мы ни за какие дары, ни за какие заслуги, ни по дружбе не намерены делать чего-либо несправедливого со вредом и потерею прав; но с охотою сделаем то, что может принесть для душ ваших оправдание и пользу, а нам честь»⁶⁶¹.

В это время московский князь Василий Дмитриевич активно начал увеличивать свои владения, не стесняясь в средствах. В 1391 г. он отправился в Орду и купил там ярлык на княжество Нижегородское. В 1392 г. Нижний Новгород и Городец были присоединены к великому княжению. При этом Киприан отнял эти города у суздальского епископа и включил в свою митрополичью епархию. Слаженность действий митрополита Киприана и великого князя Василия начала напоминать времена митрополита Алексия и князя Дмитрия Ивановича. Обеспокоенные новгородцы в 1392 г. отправили посольство в Константинополь: «Посылаше новгородци послы в Царьград к патриарху Антонию о благословеньи, Кира Созонова и Васильа Щечкина. И он тако реклъ: "Поьинуитеся митрополиту русскому"»⁶⁶².
Из третьей грамоты патриарха в Новгород нам известны интересные подробности о пребывании новгородских послов в Константинополе. Несмотря на все увещевания собора и патриарха, Созонов твердо стоял на своем: «Не хотим судиться у митрополита, но егда повестит (унижает. - O.K.) епископа нашего, да пойдет, и егда придет митрополит в Великыи Новград, да судить един месяц, и егда зазовет кто кого, да послеть судью своего митрополит судити его. И яко тако целование наше можем порушати? Аще нас просто имети сия, просим же и благословенна от тебе, патриарха, и святителев, и яко аще не благословите нас, хощем быти латина»⁶⁶³.
В это время великий князь Василий Дмитриевич прислал своих послов в Новгород «о черном бору, о грамоте, что целовали новгородци, что к митрополиту не зватися на Москву о судех, а судити было владыце: "И вы к митрополиту грамоту отошлите, а целование митрополит с вась соимает». И новгородци того не послушаша, и в том ся учинило розмирие"⁶⁶⁴. В Новгородской первой летописи в рассказе об этом событии впервые упоминается новое титулование Новгорода: «Взяше розмирье князь великыи Василии Дмитриевич с великым Новымградом»⁶⁶⁵. Таким образом, Республика Святой Софии встала на одну ступень с великим князем Московским и Владимирским. Этот демарш вызвал возмущение в Москве: «Таков бо есть обычаи Новогородцев: часто правают ко князю великому и паки рагозятся. И не чудися тому: беша бо человеци суровы, непокориви, упрямчиви, непоставни... Кого от князь не прогневаша, или кто от князь угоди им, аще и великий Александр Ярославич неуноровил им?... И ащехощеши распытовати, разгни книгу, Летописец великии русьскии, и прочти от великаго Ярослава и до сего князя нынешняго»⁶⁶⁶.
В Константинополе о событиях на Руси были извещены своевременно. Разобравшись в деле, патриарх вынес окончательный вердикт, заявив новгородцам: «Знайте, что вы отлучены и не благословлены законно и по справедливости до тех пор, пока раскаетесь и принесете покаяние пред ним, и сложите клятвы ваши, и предоставите ему все права его, которые он имел на вас по-древнему»⁶⁶⁷.
Более того, патриарх полностью одобрил действия великого князя: «Я слышал, что сын мой, благороднейший великий князь всей Руси, требующий вашего подданства и подчинения, движет войска и между вами льется кровь ради непокорности вашей и клятвы, данной вами; и вы не слагаете этой незаконной клятвы, а митрополит не имеет возможности прийти и помирить вас с князем. Позаботьтесь же об исправлении своем с особенным старанием, как скоро получатся настоящие грамоты и придут послы наши. Другого ничего об этом вы не услышите от нас»⁶⁶⁸.
Новгород в латинство все же не перешел, возможно, из-за того, что князь Семеон Ольгердович, до того успешно защищавший новгородские земли от вторжения немцев, покинул Новгород и уехал в Литву, не желая воевать с Москвой. В Новгороде начали приготовления к осаде — «копаша вал около Торговой стороне»⁶⁶⁹.
Великий князь Василий Дмитриевич «сложил целованье» к новгородцам и отправил войска к Торжку. Троицкая летопись оправдывает начало военных действий Москвы против Новгорода и обвиняет во всем новгородцев: «В самый велик день сшедшеся неции от Новгородцев вечници, крамольници, сурови человеци, сверепи людие, убиша Максима, мужа благоверна добра хотяще великому князю, и князь велики разгневася яростью великою зело и посла воя своя в Торжек и повеле привести к себе вся убица ти. И шедше испыташа о них и приведоша на Москву 70 человек и повеленьем князя великаго казниша их казнью различною , по единой комуждо их усекающе им руце и нозе»⁶⁷⁰.
В ответ на кровавую расправу новгородцы, «собравше воя многи, водою в судех множество насадов и ушкуев пришедше с двины ратью, взяша град Устюг весь и огнем пожгоша и церковь чудную сборную разграбиша и множьство злата и сребра, еже есть в ней, кузн, иконы святыя богородицы, то все одраша. И стояша месяц в одином месте на Устюзе и в Юзе воююще, а люди из лесов выводяще мучаху и вся имениа их, того где ни похоронил, поимаша, и вся волости и села пусты сътвориша, люди же и скот и все зажитие попровадиша на низ по Двине. И в то же время взяша Белоозеро град и села и волости повоеваша и сътвориша ему яко и Устюгу»⁶⁷¹.

Читая описания грабительских походов новгородцев, невольно задаешься вопросом, как относился владыка к ограблению православных церквей? Как сами новгородцы воспринимали церкви в городах, принадлежащих враждующей стороне? Ответ может дать легенда, сохранившая эпизод разграбления церкви в Устюге. Согласно легенде, после того как новгородцы разграбили церковь и захватили чудотворную икону Богоматерь Одигитрия, они погрузили добычу в свои суда и хотели отплыть, но лодку с иконой нельзя было сдвинуть с места никакими усилиями. Тогда старый новгородец Ляпун сказал: «Полонянин несвязанный не идет в чужую землю». Икону связали убрусом и только тогда отчалили⁶⁷².
По преданию, многих новгородцев из числа тех, кто захватил «в плен» чудотворную икону из Устюга, в пути начало корчить, иные ослепли. Новгородский владыка велел возвратить икону и награбленное добро и построить новую церковь. Новгородцы отвезли икону обратно и построили в Устюге деревянную церковь во имя Успения Богородицы. Сам же владыка обещал, во искупление грехов, поставить церковь на воротах Воскресения Христова. Впрочем, даже если владыка действительно дал такой обет, то обещание свое исполнил лишь в 1400 г.⁶⁷³.
Обратим внимание, что новгородцы обращались с иконой как с живым существом, пленником с вражеской стороны. То есть для новгородцев существовали свои, новгородские иконы, и чужие, с неновгородской земли. В военное время к чужим иконам и церквам отношение было таким же, как к населению, проживающему на вражеской территории, и их жилищам.
«И в то время с обе стороне кровопролитьа много оучинилося, и Новгородци не хотяаше видети болшаго кровопролитьа в крестьянех, послаша послы к великомоу князю с челобитием о старине, а к митрополиту послаша грамоту целовальную»⁶⁷⁴. Интересно, что вопреки обыкновению во главе новгородского посольства в этот раз не было владыки. Архиепископ Иоанн не пожелал признать себя побежденным. Посредником в переговорах выступал ростовский архиепископ Федор⁶⁷⁵. «И послы ездивше, мир докончаша по старине, а митрополиту грамоту дали, и митрополит грамоту взем, рече: "Не буди на вас сего греха, что есте на сеи грамоте целовали. И благословляю, и прощаю архиепископа Иоана и весь Великии Новъгород"»⁶⁷⁶.

Новгород уплатил великому князю черный бор, «а за кем княжщины, а те целовали к великому князю княжщины им не таити». Московский летописец добавляет, что «митрополичию послу Дмитроку даша новгородцы пол 400 рублев, что их благо-словение привез»
⁶⁷⁷.
Новгородский летописец уточняет, что деньги эти были не выражением благодарности новгородцев, а уплатой долга: «Боярин Дмитрок приехал прошать сребра получетвертаста рублев, что ездил Кир Созонов да Василеи Щечкин в Царьград к патриарху послом от Новаграда о благословении и скопил долгы. И новгородци дашя Дмитроку той серебро»⁶⁷⁸.
Новгородцы заключили мир и с литовским князем Витовтом, тестем великого князя московского. В это же время в Новгород с некоторым опозданием «приеха из Царяграда от патриарха Антониа Вифлеомскыи владыка Михаил, а привез Новуграду две грамоты, поучение христианом»⁶⁷⁹.
Казалось бы, Киприан одержал победу. Однако, когда в 1395 г. в свой срок митрополит вместе с патриаршим послом приехал в Новгород, новгородцы суда ему не дали, «и он пребыл весну всю в Новегороде и до Петрова говениа, и владыка Иван дал честь велику митрополиту и патриаршю послу; и митрополит Киприян, едуце проч, благословил сына своего владыку Иоанна и весь великыи Новъгород»⁶⁸⁰. Псковская летопись об отъезде митрополита сообщает в ином тоне: «Поеха из Новагорода в Троецкую суботу, на владыку и на весь Новъгород нелюбие держа»⁶⁸¹.
Этому сообщению можно верить, поскольку во время пребывания Киприана в Новгороде псковичи направили к нему посольство с подарками и грамотами, а митрополит благословил игуменов и попов и весь Псков и окрестные города.
Длительное пребывание Киприана в Новгороде можно объяснить не только его настойчивыми попытками переломить упрямство новгородцев и добиться от них суда, но и другими церковными делами. Митрополит Киприан вошел в историю Русской церкви, как просветитель, стремящийся к упорядочению церковной жизни. Он добивался строгого разграничения функций белого и черного духовенства, соблюдения церковной иерархии, укрепления монастырской дисциплины. Киприан регламентировал финансовую деятельность монастырей и приходов, пресекал воровство и злоупотребления. Митрополит вел борьбу с мирскими грехами священнослужителей — пьянством, чревоугодием, стремлением к личному обогащению. Кроме того, Киприан стремился привести в соответствие с каноном взаимоотношения церковнослужителей с мирянами. Для этого он писал подробные инструкции и разъяснения по поводу спорных моментов в исполнении церковных таинств и служб⁶⁸². Неудивительно, что при таких взглядах на церковное устройство Киприан уделил особое внимание Новгородской епархии с ее церковными вольностями. В этот приезд митрополита был составлен документ, который издатели обозначили как «Поучение новгородскому духовенству о церковных службах»⁶⁸³.
Кроме того, длительное пребывание митрополита в Новгороде можно объяснить и стремлением обрести сторонников среди новгородских священнослужителей. В массе своей новгородское священство осталось верным своему владыке, однако известно, что вместе с Киприаном в Москву уехал игумен Лисицкого монастыря Илларион. Возможно, что именно в Лисицком монастыре Киприан жил все время своего пребывания в Новгороде, поскольку монахи этой обители были близки митрополиту по духу. Игумен Илларион незадолго до того совершил хождение на Афон и искренне уверовал в правоту идей монахов Святой горы, представителем которых был и Киприан. На Москве Илларион сделал блестящую карьеру — Киприан поставил его в епископы Коломенские.
Отъезд Иллариона из Новгорода можно объяснить не только нежеланием оставаться под властью архиепископа, противящегося воле митрополита, но и опасением попасть в опалу к владыке Ивану. Ведь пока Киприан жил в монастыре, он вел переговоры с псковичами, у которых в это время было «размирье» с Новгородом. Псковские священники, воспользовавшись недружественными отношениями митрополита и владыки, попытались ограничить власть новгородского архиепископа над своей церковью. И Киприан их в этом поддержал. При содействии митрополита к псковскому Троицкому клиру перешло право освящения церквей и раздача антиминсов. Это лишало новгородского владыку части дохода.
Судя по грамоте, которую митрополит Киприан написал в Псков, местные священники советовались с ним по многим вопросам, в том числе и о церковных судах. Митрополит выступил в защиту церковного суда от посягательства светских властей: «Что есмь слышал, аж во Пскове миряне судят попов и казнят их в церковных вещех, ино то есть кроме хрестьянского закона: не годится миряном попа ни судити, ни казнити, ни осудити его, ни слова на него не молвити: но кто их ставит святитель, тот их и судит и казнит и учит»⁶⁸⁴.

Это не означало непременного подчинения псковских священников новгородскому владыке, так как Киприан разрешил клирикам Пскова ездить для рукоположения в другие епархии. В XV в. псковские священники получали ставленые грамоты в Москве, Литве и других русских землях. На эту практику указывает новгородский архиепископ Евфимий I в своей грамоте, адресованной в Псков в 1426 г.: «И о том слышах от вас, что приходят к вам игумени, или попы, или дьяконы от иных стран, с русской земли, или из литовьской земли, что кои от вас преже сего ездели ставитися в попы или в дьяконы на Русь или в Литовьскую землю»⁶⁸⁵.
Таким образом, в 1395 г. новгородский владыка потерял исключительное право рукоположения псковских священнослужителей и, соответственно, еще некоторую часть дохода.
В это же время Киприан по просьбе псковичей отменил грамоту архиепископа Дионисия, которую тот, видимо, создал в интересах новгородского архиепископа. Митрополит Киприан «порушил» грамоту на том основании, что «ино то Денисей владыка не свое дело делал», «въплелъся не в свое дело, да списал неподобную грамоту». Киприан явно не забыл, что Дионисий соперничал с ним за митрополичий стол: « Суждальский владыка деял то в мятежное время; а патриарх ему того не приказал деяти». В заключении Киприан обратился к псковичам: «А вы, дети мои, Псковици, аж будет преже сего ходили по той грамоте князя великого Александрове, а будет то у вас старина, и вы по той старине и ходите... и по старине суды судите», на основании псковского законодательства. «А кого виноватого пожалуете ли, волни есте; показните ли противу какое вины, волни же есте, дейте по старине чисто и без греха, как и всякии христиане деют»⁶⁸⁶.
Все эти нововведения, естественно, не улучшили отношений митрополита и новгородского архиепископа. Однако после немирного отъезда Киприана из Новгорода репрессивных мер со стороны Москвы не последовало. Год этот был тревожным для великого князя Московского. Тесть Василия Дмитриевича — литовский великий князь Витовт захватил Смоленск, в самой Москве готовились к осаде от войск Тамерлана. «Розмирье» с Новгородом для Василия Дмитриевича было нежелательно.
Новгородская церковь противилась воле митрополита не только в вопросе месячного суда. Киприан активно способствовал переходу Русской церкви от Студийского к Афонско-Иерусалимскому уставу. В Новгороде Афонский устав не был принят.
Причины такого неприятия становятся понятными, если ознакомиться с основными положениями Афонского устава. На Святой горе считалось недопустимым, чтобы игумен монастыря был назначен кем-либо извне. Игумена избирали себе сами монахи. Игумен обязательно являлся и духовником монастыря, и только он мог принимать исповедь. В то же время не допускалось, чтобы власть была сосредоточена в одних руках. Почти все вопросы игумен должен был решать совместно с собором старцев. В некоторых случаях игумена могли и переизбирать: если он уклонился в ересь, нарушил монастырский устав, совершил нравственное падение, допустил серьезную финансовую ошибку, часто отъезжал из монастыря, не исповедовал братию и если его дела противоречили монашеским правилам и учению святых отцов. Монахи были обязаны молиться в храме вместе с игуменом на всех службах суточного круга. Исключения допускались только ради самых необходимых послушаний. Трапеза считалась продолжением богослужения, и на ней также должны были присутствовать все братья вместе с игуменом. В кельях держать съестные припасы не разрешалось. Денежными средствами распоряжался собор старцев, монахи же не имели никакой личной собственности. Если монах имел в чем-либо нужду, то из монастырской кассы ему предоставлялись необходимые средства.
Принятие такого устава для большинства новгородских монастырей было равнозначно полному развалу их хозяйственной деятельности. Уклад жизни в большинстве новгородских монастырей был более мирским, чем принятый на Афоне. Каждый монах устраивал свой быт в зависимости от своего состояния, которым распоряжался лично. Монастырские хозяйства производили продукты потребления не только для внутреннего пользования, но и на продажу. Загородные монастыри имели свои подворья-«офисы» в Новгороде, чтобы удобнее было совершать торговые сделки. Монахи, живущие на этих подворьях, естественно, не в состоянии были соответствовать требованиям Афонского устава. С монастырями были связаны торговыми и другими деловыми отношениями новгородские купцы, житьи люди и бояре. Афонский общежительский устав подрывал все эти отлаженные связи, следовательно, он был невыгоден не только монахам, но и светским новгородцам.
Наставлениям Киприана последовали только монахи Лисицкого монастыря. Один из чернецов — Арсений, три года проживший в одном из афонских монастырей, основал на острове Коневце Ладожского озера общежительский Рождественский монастырь с Афонским уставом.
Интересна легенда, связанная с основанием этого монастыря. Согласно ей, на этом острове под Святою горою лежал большой Конь-камень, около которого местные жители приносили жертвы — в дар духам. Каждое лето прибрежные жители перевозили с берега на остров свой скот и оставляли его на пастбищах без присмотра. Чтобы со скотиной все было благополучно, в жертву островным духам ежегодно обрекали по одному коню. Конь этот погибал зимою, а крестьяне были уверены, что его пожирают невидимые духи.
Пожелав основать на острове монастырь, Арсений столкнулся с этим культом камня и вынужден был с ним бороться. По местному преданию, отшельник окропил камень святою водою, после чего духи в виде воронов отлетели на Выборгский берег в большую губу, которая с той поры называется Чертовой лахтой.
Новгородский владыка благословил создание нового монастыря. Возможно, лояльное отношение архиепископа к афонским последователям способствовало смягчению отношений с митрополитом. В 1396 г. владыка Иван ездил в Москву на поставление епископа Ростовского, пробыл там два дня, а затем митрополит отпустил его «с благословением и с честью»⁶⁸⁷. Несмотря на явное расхождение взглядов, Киприан не предпринял никаких мер против непокорного Новгорода. Дело в том, что в это время митрополит пытался воплотить в жизнь свою мечту — объединить все православные земли. Осенью 1396 г. в Киеве состоялась встреча польского короля Ягайла, Литовского великого К^НЯЗЯ Витовта и Киприана. Обсуждалась, в частности, возможность заключения церковной унии и включения в состав митрополии Руси Молдавии и части Болгарии. Однако ни Ягайло, ни патриарх Антоний не захотели унии. Киприан так и не смог воплотить в жизнь свои грандиозные планы.
Тем временем в 139 7 г. между князем Витовтом и Тевтонским орденом велись переговоры о заключении союза. Предполагалось совместное выступление против русских земель с целью их аннексии, причем к Литве должен был отойти Новгород, а к Ордену — Псков. Под угрозой нападения двух сильных соседей Псков прислал послов в Новгород «и биша чолом господину архиепископу великаго Новаграда владыце Иоану: "чтобы еси, господине, благословил детей своих, великыи Новъгород, чтобы господин наш великыи Новъгород нелюбиа бы отдал, а принял бы нас в старину". И владыка Иоанн благослови великыи Новъгород, детей своих: "чтобы есте, дети, мое благословение приняле, а пьсковицам нелюбья бы есте отдале, а приняле бы есте свою братью молодшюю по старине, занеже, дети, видете последнее время, быле бы есте за один брат в крестияньстве". И посадник Тимофеи Юрьевич и тысячкыи Микита Федорович и вси посадникы и тысячкыи и бояре и весь великыи Новъград благословение своего господина отца владыце Ивана приняле, а от псковиц нелюбье отложиле, и взяша мир по старине, месяца июня в 18 день, на память святого мученика Лентея, занеже не бяше миру по 4 годы, и бысть крестияном радость...»⁶⁸⁸
В этом же году московский князь Василий Дмитриевич и князь великий Витовт, переговоры которого с Орденом затягивались, прислали своих послов «соединого» в Новгород и потребовали от новгородцев, чтоб те разорвали мир с немцами. «Новгородци же не послуша их, но ответ даша: "Нам, господине князь великии Василии, с тобою свои мир, а с Витовтом ин, а с немци ин"»⁶⁸⁹.

Воспользовавшись отказом, московский князь «на крестъном целованьи у Новагорода отнял Волок Ламьскыи и с волостьми, Торжок с волостьми, и Вологду и Бежичькыи верх; и потом к Новугороду с себе целование сложил и хрестьную грамоту въскинул, а новгородци с себе целование сложиле и грамоту крестъную князю великому въскинуле »⁶⁹⁰.
В Новгороде в это время находились два служебных КНЯЗЯ — Василий Иванович Смоленский и Патрикей Наримантович. Но все же войны с великим князем Московским в Новгороде не хотели. Когда в этот же год митрополит Киприан через специального посла пригласил в Москву архиепископа Ивана, «посадник и тысячкыи и бояре и весь великыи Новъград биша чолом своему господину отцю владыце Иоанну: "чтобы еси, господине, князю великому слово добро и благословение бы еси подал за свои дети, за великыи Новъград". А новгородци с своим отцем с владыкою послаша послове: посадника Богдана Обакуновича, Кюрилу Дмитриевича и яситьих людии князю великому. И владыка Иоанн князю великому благословение и слово добро подал, а послы от Новаграда чолобитье; рек тако: "чтобы еси, господине и сыну, князь великыи, мое благословение и слово добро принял, а новгородчкое челобитье, а от Новагорода от своих мужии от волных нелюбье бы отложил, а принял бы еси в старину; а при твоем бы, сыну, княженьи промежи крестиян другое бы кровопролитье не учинилося бы; а что еси, сыну, князь великыи, на крестъном целовании у Иовагорода отъял еси Заволочье, Торжок, Волок, Вологду, Бежичкыи верх, а того бы еси, господине князь великыи, ступилъся, а пошло бы то к Новугороду в старину; а про обьцеи суд на порубежьи, а то, сыну, отложил бы еси: занеже, господине князь великыи, то не старина". И князь великыи владычня благословенна и слова добра не принял, а от послов новгородчкых челобитья, а от Новагорода нелюбья не отложил, а миру не дал; а митрополит Киприян своего сына владыку Иоанна и послов новгородчкых отпустил в Новъгород с честью и с благословением»⁶⁹¹.
То есть Новгород потребовал от князя возврата захваченных им территорий и получил отказ. Возможно, митрополит увещевал новгородцев примириться с московским князем на его условиях, не «по старине». Однако владыка Иван решил иначе.
В 1398 г. «по велице дни, на весне, новгородци же ркоша своему господину отцю архиепископу владыце Ивану: "не можем, господине отче, сего насилья терпети от своего князя великаго Василья Дмитриевича, оже отнял у святей Софеи и у великого Новагорода пригороды и волости, нашю отчину и дедину, но хотим поискати святей Софеи пригородов и волостии, своей отчины и дедины; и целоваша крест за один брат, како им святей Софеи и великого Новаграда пригородов и волостии поискати..." И владыка Иван благослови своих детей и воеводы новгородчкыи и всих вой; а Новгород отпусти свою братью, рек им тако: "поидите, святей Софии пригородов и волостии поищите, а своей отцыне"⁶⁹².
Патриотический настрой новгородцев и их решимость отстаивать свои права эмоционально передает летопись Авраамки: « Или пакы изнаидем свою въочину к святей Софии и к Великому Новугороду, или пакы главы своя положить за святую Софию и за своего господина за Великый Новъгород»⁶⁹³.
Показательно, что поход начался на Великий день, то есть на Пасху, Все новгородцы во главе с архиепископом были уверены в своей правоте перед богом: «Лучши, братие, нам изомрети за святую Софею, нежели в обиде быти от своего князя великаго»⁶⁹⁴.
В Минее служебной 1398 г. содержится любопытная писцовая запись: « Повелением архиепископа владыце Ивана при посаднице Олександре Цесари. В то время послаше новгородьцы за Волок рать»⁶⁹⁵. То же прозвище посадника Александра Фоминича сообщает Новгородская пятая летопись под 1421 г., когда посадник умер. Цесарем, то есть царем, в XIV в. на Руси называли только хана Золотой Орды и Константинопольского императора. Возможно, посадник Александр заслужил свое прозвище активной политической деятельностью, направленной на достижение Новгородом независимости.
Святая война новгородцев закончилась блистательной победой — с минимальными потерями были отняты все захваченные Москвой территории. В честь этого события «постави архиепископ новгородский владыка Иоанн церковь камену святое Въскресение на воротех, и свяща ю сам, с попы и с клиросом святей Софеи»⁶⁹⁶.
Василий Дмитриевич был вынужден заключить с новгородцами мир «по старине». Возможно, заключению мира способствовали интриги великого князя литовского Витовта, доставлявшего Василию Дмитриевичу немало беспокойства. 12 октября 1398 г. между Витовтом и Тевтонским Орденом был заключен Салинский договор, по которому стороны разделили Новгородскую и Псковскую земли между собой. Этот договор грозил войной Новгороду и Пскову, но также угрожал великому князю Василию Дмитриевичу, из рук которого могли уйти значительные доходы с северных земель.
Наследующий год «постави архиепископ новгородчкыи владыка Иоан с своими детми, с новгородци, церковь камену святыа богородица Покров на Зверинци, и свяща ю сам владыка Иоан с попы и с клиросом святей Софеи, месяца октября в 1 день, на Покров святыя богородица»⁶⁹⁷.
Поводов для торжественной постройки церкви было несколько — благодарность за благополучное завершение войны с Москвой, мольба о помощи перед угрозой новой войны с Витовтом, который разорвал мир е Новгородом, а также страшный пожар, только что опустошивший город.
Далее в летописи следует молитва, характеризующая отношение новгородцев к своему владыке: «О, пречистая царице Богородице, мати Христа Бога нашего, сблюди церковь свою неподвижиму о имени Твоем, госпоже, святем и нераздрушиму до скончаниа всего мира; приими, царице, молитву раба Твоего Иоана архиепископа, подая ему милость и благословение духовное, еже о пастве словеснаго стада христова; а дай ему, госпоже, зде живот многолетен со всеми его детми с новгородци и с послужившими о храме Твоем, госпоже, святем, а во оном веце сподоби, госпоже, одесную стоянья сына твоего и Бога нашего, по своей велицеи милости».
Новгороду было за что благодарить своего владыку — архиепископ Иван продолжил дело Василия Калики: в 1400 г. он заложил «детинець город камень от святого Бориса и Глеба»⁶⁹⁸.
Владыка Иван обеспокоился о защите не только Новгорода, но и Пскова. В 1399 г. архиепископ приехал в Псков «на свои подъезд и пьсковици своему господину отцю владыце Иоану даша честь велику и суд ему даша, месяц судити по старине, и владыка Иоан поиха в Новъгород, а детей своих благословив плесковиц»⁶⁹⁹. Кроме благословения, владыка «вдаде неколико серобра; зделаша его серобром на Радчине всходе костер, а дроугии костер в куту города»⁷⁰⁰ , — сообщает Псковская вторая летопись. В Псковской первой и третьей летописях это событие трактуется несколько иначе: «Приехал владыка Иван во Псков и повеле Захарьи посадникоу наняти наимитов ставити костер над Исковою а владыка свое сребро дал »; « Приеха во Псков преосвященыи архиепископ Великаго Новагорода и Пскова Иван, и повеле Захарии посаднику наняти наимиты ставити костер над Исковою на Крему, и дасть владыка мастером свое сребро ». Вероятно, владыке было известно содержание Салинского договора, в котором Орден и Литовский князь договорились о захвате и разделе Новгородских и Псковских земель. Поэтому архиепископ озаботился укреплением не только Новгорода, но и Пскова — дал денег на постройку крепостных башен.
Впрочем, ни литовцы, ни немцы не спешили приступать к выполнению своих захватнических планов. В 1399 г. Витовт попытался захватить разом власть над всей Русью с помощью хана Тохтамыша. По свидетельству летописи, литовский князь открыто похвалялся: «Сяду на Москве на княжении на великом и на всей Рускои зели. А Великыи Новград с Псковом мои будет»⁷⁰¹. Но объединенная рать двух амбициозных властителей была разбита на Ворскле ордынскими войсками. Ослабление позиций тестя князь Василий Дмитриевич воспринял как шанс усилить свою власть в северных землях, не опасаясь удара со стороны Литвы.
В 1399 г. пришел черед месячного митрополичьего суда, но Киприан в Новгород не поехал. Вместо этого в 1401 г. владыка Иван был вызван в Москву « по святительским делам ». В Москве «князь великий Василий Дмитриевич владыку Ивана велел поимати»⁷⁰². Непокорного архиепископа заключили в московский греческий монастырь Николы Старого (или в Чудовский монастырь) «за некиа вещи святителскиа», где он содержался три года и шесть месяцев⁷⁰³. В Новгородской пятой летописи этому событию посвящена обширная вставка: «Того же лета бысть сие: искони дьявол не хотя добра роду человечьскому, паче же Бога любящим спротивится, вложи в сердце Кюприану митрополиту, еже удержати владыку Новгородского Ивана без разсуда...»⁷⁰⁴ Приехавшего с владыкой боярина Юрия Онцифоровича задержали в Твери, и Новгороду пришлось его вызволять.
Вновь наблюдается полная согласованность действий великого князя и митрополита. Если Василий Дмитриевич стремился изолировать владыку Ивана перед очередной попыткой овладеть Двинской землей, то митрополит «владыку поймал, да посадил за сторожи в Чудовском монастыре за мисячной суд, что не дали»⁷⁰⁵. Московские позднейшие летописи даже утверждают, что был созван собор, на котором новгородский архиепископ был осужден и лишен епископии. Но это скорее попытка обелить неблаговидный поступок митрополита, чем отражение реальных событий.

Архиепископ владел крупными волостями на Двине. Институт владычного наместничества в Двинских землях сложился, как доказал В.Ф. Андреев, еще во второй половине XIV в.⁷⁰⁶. Видимо, влияние владыки в Двинской земле было очень велико. Ограничить это влияние и стремился московский князь, приказав схватить архиепископа.
Кроме того, Иоанн обладал жестким непреклонным характером и был настолько уверен в своей правоте, как в политических, так и в церковных вопросах, что его проще было изолировать, чем уговорить. Вспомним, что он даже не пожелал участвовать в мирных переговорах с князем и митрополитом в 1393 г.
Заточив Иоанна, великий князь начал новую войну с Новгородом. В 1401 г. двинские бояре Анфал Никитин и Герасим с великокняжеской ратью, собранной в Устюге, взяли «на щит» Двинскую землю. Одновременно другой великокняжеский отряд совершил налет на Торжок, где они захватили двоих бояр новгородских и имение их, хранившееся в церкви.
В отсутствии архиепископа в 1402 г. псковские священнослужители вновь обратились к митрополиту за помощью. Псковичи отправили в Москву к Киприану попа Харитона «с товарищи» с целью поставления их в духовный сан и для решения некоторых вопросов богослужения и освящения церквей. Кроме того, послы привезли к митрополиту жалобу на своего архиепископа. Жалоба была связана с приездом владыки в Псков в 1399 г. Во время этого своего пребывания в Пскове архиепископ попытался провернуть спекуляцию с раздачей антиминсов.
Антиминс — это главный священный предмет храма. Он представляет из себя освященный архиереем шелковый или льняной четырехугольный кусок ткани, на котором изображено положение Христа во гроб. По углам его помещены изображения четырех евангелистов, а на верхней стороне вшиты части мощей какого-либо святого. В первые века христианства литургия всегда совершалась на гробницах мучеников над их мощами. Недаром само слово «антиминс» переводится с греческого как «вместопрестолие». Антиминсы освящаются архиереем. Они кладутся на престол под Евангелием, где совершается освящение святых даров. Без антиминса службу совершать нельзя. Потребности Пскова в антиминсах были связаны со строительством и освящением новых храмов и с ремонтом старых.
Во время своего пребывания в Новгороде в 1395 г. митрополит Киприан «антиминсы свящал» и приказал архиепископу прислать тех антиминсов в Псков. Теперь же псковичи пожаловались митрополиту, что архиепископ приказал «начетверо резати каждый антиминс». Митрополит выслушал послов и в ответ отправил в Псков «антиминсов 60» с наказом: «В Троецький клирос переимаите теи антиминсы, а держите их по старой пошлине; а свящайте церкви, но не режите их: так и кладите, как порезаны и наряжены и священы»⁷⁰⁷.
Очевидно, что поступок новгородского архиепископа Иоанна объясняется желанием получить за освящение антиминсов пошлин в четыре раза больше. Это самоуправство, кроме того, прекрасно показывает, что новгородский владыка к церковным реликвиям относился без особого почтения.
Из грамоты Киприана в Псков можно узнать, что митрополит полностью удовлетворил все просьбы послов. Он рукоположил тех священников, которые приехали к нему на поставление, а кроме того, посланцы получили от митрополита несколько богослужебных книг, в том числе синодик. «А что есмь слышали, чего нет у вас церковнаго правила праваго, — писал Киприан в своей грамоте, — то есмы списав, подавали им устав божественыя службы Златоустовы и Великого Василья, такоже самая служба Златоустова: и синодик правый, истинный, который чтут в Царигороде, в Софьи Святой, в патриархии...»⁷⁰⁸
Из этого послания митрополита не следует, что ни в Новгороде, ни в Пскове в то время не было необходимых для церковной службы книг. Просто Киприан занялся приведением русских богослужебных книг в единообразие путем сверки их с новейшими константинопольскими образцами. Митрополит сам заново перевел с греческого языка Служебник, заметив в своей приписке: «Аще кто восхощет сея книги преписывати», тот не должен изменять в ней ни одного слова, ни одной даже черты. Из послания митрополита к псковскому духовенству понятно, что он отправил в Псков верные списки литургии и других церковных чинопоследований и обещал исподволь переписать и переслать и другие нужные книги. В Новгород митрополит новых книг не присылал. Новгородская церковь перешла на Афонско-Иерусалимский устав лишь в конце 30-х — начале 40-х гг. XV в.
Конфликт Московского великого князя с новгородским архиепископом Иоанном стал известен в Константинополе. Патриарх прислал Василию Дмитриевичу грамоту, в которой извещал, что скорбит о «схизмах и отпадении, происшедших в Великом Новгороде». Но при этом глава православной церкви упрекал великого князя: «Отчего ты не уважаешь меня, патриарха, и, не воздая должной чести, какую воздавали предки твои, великие князья, не почитаешь не только меня, но и людей, которых я посылаю к вам и которые не получают ни чести, ни места, всегда и везде принадлежавших патриаршим людям? Неужели не знаешь, что патриарх носит образ Христа и Им поставляется на владычний престол? Ты не уважаешь не человека, но Самого Христа, потому что воздающий честь патриарху почитает Самого Иисуса Христа».
То есть Василий Дмитриевич относился без должного почтения не только к новгородскому архиепископу, но и к самому патриарху. Далее в послании читаем: «Кроме того, слышу некоторые слова, которые произносит благородство твое о державнейшем и благочестивом самодержце моем и царе, и скорблю, что ты возбраняешь, как говорят, митрополиту поминать Божественное имя царя на сугубых ектениях,— это дело небывалое! Слышу, что ты говоришь: "Мы имеем Церковь, но царя не имеем". Не думаем, чтоб и это было хорошо»⁷⁰⁹.
По византийской теории вселенского царства, все христиане в мире должны быть подданными одного императора. Все православные народы были его вассалами. Русские князья были пожалованы званием стольников византийского двора. Однако на Руси не считались с этим унизительным для великих князей правилом. Греческий император был только идеальным центром христианского мира. Московский великий князь, признавая в принципе власть патриарха над Русской церковью, отказался признавать над собой власть Константинопольского царя. В дальнейшем слова, произнесенные Василием Дмитриевичем, стали девизом Московских великих князей в их стремлении к единодержавной власти, равной царской. Ведь, как верно заметил патриарх, «невозможно христианам иметь Церковь, а царя не иметь. Царство и Церковь имеют между собою тесное единение и общение, и невозможно отделять одно от другого». Возможно, осознав этот догмат, Московский князь впервые задумался об отделении Русской церкви от Константинополя. Но при митрополите Киприане такое еще было невозможно.
Архиепископ Иван вернулся в Новгород лишь в 1404 г. «месяца июля в 15 день, быв на Москве 3 годы и 4 месяци у Киприяна митрополита; стретоша и со крести игумены и попове с крилошаны святыя Софея и весь Новъгород у святого Николы на
Ярославле дворе, и обрадовашася радостию великою своему владыце»⁷¹⁰. Новгородская пятая летопись сообщает, что освобождение архиепископа произошло по приказу великого князя Московского. До этого, в 1402 г., великий князь отпустил новгородских бояр, захваченных в Торжке. Попытка приеоеденить Двинские земли к Московскому княжеству закончилась провалом. Новгородцы выбили из Заволочья сторонников Москвы, и дальше держать пленников не имело смысла.
К тому же Литовский великий князь Витовт, оправившись от разгрома на р. Ворскле, окончательно утвердился в Смоленске. Князь Юрий Смоленский бежал в Новгород, где его приняли служебным князем. Василий Дмитриевич Московский вновь начал опасаться хищнических устремлений великого князя Литовского и захотел заручиться поддержкой новгородцев против Витовта. Мир был восстановлен, и Новгород вновь принял наместников великого князя.
Проиграв спор о митрополичьем суде, Киприан не оставил надежд распространить в Новгородских землях Афонский устав. По его благословению монах Савва, несколько лет проведший на Афонской горе, отправился в Новгородскую землю и основал обитель в семи верстах от Новгорода, на реке Вишере. Слухи о появившемся святом отшельнике дошли до владыки Иоанна. Он лично встретился с Саввой и высоко оценил его подвижнеческий подвиг. Однако это не побудило владыку распространить афонские традиции в своей епархии. Иоанн лишь поддерживал Саввину пустошь дарами, проявляя тем самым уважение к отшельнику.
Митрополит Киприан умер в 1406 г. В Новгород он больше не приезжал. В 1408 г. владыка Иван в ознаменовании своей победы позолотил большую маковку Софийского собора.
Преемник Киприана митрополит Фотий ни разу не приезжал в Новгород, хотя и стремился восстановить право митрополичьего суда. Еще при его поставлении митрополитом на Русь патриарх Матвей направил послание в Великий Новгород с требованием исправно платить положенные митрополиту пошлины и дать ему суд. Однако в Новгороде грамоту проигнорировали, зато с 1410 г. в новгородских церквах учащаются чудеса, словно бы подтверждая правоту архиепископа, противящегося митрополиту.

Одно из свершившихся чудес заслуживает отдельного рассмотрения. В 1410 г. «сътворися знаменье в святей Софии от иконе святых исповедник Гурья, Самона и Авива диакона о судах церковных, месяца декабря в 21»⁷¹¹. Примерно в это же время владыка Иоанн написал Благословение и указ по проскомисании святым мученикам Гурию, Самону и Авиву для «христиан святой Софии ». Владыка пожелал заменить в своей епархии обряд крестоцелования, как показатель правоты или вины в судебных делах, Боясьим судом с помощью хлеба перед иконой святых Гурья, Самона и Авива. «А што ходите к кресту, ино то в вас отнимаем; но ходите к знамению Божиих святых исповедник. Поп служит святую литургию, и пишет имя Божие на хлебци, и даст всем приходящим ко имени Божию; а хто изъяст хлебец со именем Божиим, тот прав бывает; а хто не снест хлебца, тот по Божию суду виноват будет; а хто не пойдет к хлебцу, тот без Божиа суда и без мирьскаго виноват будет... А кто сее грамоты не послушает, без суда виноват будет и кажнен. А вы, попове, опроче хлеба Божиа, к роте не пущайте...»
Испытание хлебом основано на физиологической особенности человека, замеченной еще в древности. Если человек волнуется, то у него затруднено слюноотделение — пересыхает во рту. Тот, кто чувствует себя виноватым, больше волнуется, и ему труднее проглотить сухой хлеб. Архиепископ Иоанн, таким образом, введя новый обычай, повысил эффективность «Божьего суда» как юридического инструмента.
В этом новгородском обряде видна параллель с Западным Божьим судом для узнания виновных (iudicium per sanctam Eucharistiam [суд посредством святой Евхаристии (лат.)] и еще iudicium panis et casei [суд хлебом и сыром (лат.)]. Но обращение при этом к святым исповедникам Гурии, Самоне и Авиве результат новгородского религиозного творчества⁷¹².
Для закрепления нового закона (освященного чудесным знамением) в следующем году архиепископ « постави... чюдотворную церковь камену святых исповедник Гуриа, Самсона и Авива»⁷¹³.
В 1411 г. владыка Иван ездил на Москву к митрополиту Фотию. Неизвестно, о чем они беседовали, но, судя по посланиям митрополита в Новгород, можно предположить, что он наставлял архиепископа в церковных делах и рекомендовал ему исправить все те недопустимые, с точки зрения канонов, злоупотребления, которые творились в новгородской церкви. Обсуждалось ли в этот приезд владыки право митрополичьего суда? Да, обсуждались, новгородский владыка даже пообещал выполнить требования митрополита, но так и не выполнил своего обещания.
Опереться на великого князя в борьбе с новгородцами митрополит Фотий не сумел. В 1413 г., по свидетельству Никоновской летописи, «возсташа неблазии человецы на Фотия митрополита и сотвориша на него клеветы к сыну его великому князю Василию Дмитриевичу, многож клевет нанесоша Фотию митрополиту на великаго князя и ссориша их и сотвориша нелюбие».
В это время Новгород успешно вел военные действия против шведов. В честь победы в 1413 г. «постави владыка Йоан с воеводами новгородскими и с их вой, что быле у Выбора, и пометом християньскым, церковь камену сбор архаггела Гаврила на Хревькове улици, и свяща ю сам в праздник его»⁷¹⁴.
Постройка была вдвойне символична — архангел Гавриил считался покровителем воинов, а кроме того, штурм новгородцами Выборга состоялся «месяца марта в 26, на сбор архангела Гаврила». К тому же покровительство Гавриила могло вскоре вновь потребоваться Новгороду. Незадолго перед строительством церкви король Ягайло и князь Витовт прислали в Новгород разметную грамоту, в которой обвиняли новгородцев в нежелании поддержать военный союз с Литвой против немцев, а также за то, что Новгород принял у себя князя Федора Юрьевича, сына Юрия Смоленского. В результате Новгород лишился сразу двух служебных князей — Лугвений был отозван Витовтом, а Федор Юрьевич уехал сам, чтобы не быть причиной войны новгородцев с Литвой. Однако войны не состоялось, Новгород заключил с князем Витовтом мир.
События последних тревожных лет, видимо, подорвали здоровье архиепископа Иоанна. В 1414 г. владыка постригся в схиму и оставил архиепископскую кафедру, а через три года умер в Деревяницком монастыре. Вместо него по жребию избрали «Самсона чернца от святого Спаса с Хутина». Видимо, простой монах из святого монастыря пользовался в Новгороде известностью, коль его кандидатура попала в число претендентов. Возможно, он был близок к архиепископу Иоанну, который до своего избрания на высокий пост являлся игуменом Хутынского монастыря и покровительствовал обители в период владычества.
В этот же год произошел раскол на митрополии. Митрополит Фотий отправился в Цареград, «и доиде Литвы, и Витовт его не пустил, а его обоимал; и възвратися Фотеи на Москвоу ограблен»⁷¹⁵.

Рассорившись с митрополитом, великий князь Литовский Витовт «по своей области събра епископы, Исакиа Черниговского, Феодосиа Полотскаго, Дионисиа Лучьскаго, Герасима Володимерскаго, Харитона Холмскаго, Еуфимия Тоуровского, и рече им: "Аще не поставите митрополита в моей земли, то зле оумрете". Они же неволею поставиша на Киеве митрополита Григорья блъгаренина Самблака, не шлючи к Царюграду. Сии бо Витовт верою латынин, не ведущ закона божиа, сътвори се не по правилом святых отец»⁷¹⁶. Митрополит Фотий отреагировал на это событие крайне резко, написав в Новгород письмо, в котором объявил Григория Цамблака отлученным от церкви и призывал не признавать его митрополитом.
Как раз в это время, в 1414 г., владыка Самсон отправился в Москву на поставление, а с ним поехали бояре Василий Обакунович, тысяцкий Василий Есифович и тысяцкий Александр Игнатьевич. Вероятно, из-за опасения, что Новгородская епархия перейдет под ведомство литовского митрополита, Фотий торжественно совершил обряд поставления Самсона: «Постави Самсона диаконом, а в суботу 3-ю поста, попом сверши; а в неделю средокрестъную... на память святого отца Василья, поставлен бысть архиепископом великому Новуграду в церкви архистратига Михаила, и наречен бысть от митрополита Семеоном»⁷¹⁷.
Известно, что Симеон и сопровождавшие его новгородцы обещали митрополиту вернуть ему право месячного суда в Новгороде. Впоследствии Фотий писал, что «послы новгородские давали таково слово, что им было старины отступитися Церкви Божией и мне»⁷¹⁸. Свое обещание архиепископ Симеон выполнил своеобразно. Вернувшись в Новгород, он соорудил церковь в честь московского святого митрополита Петра на воротах у северо-западного угла Софийского собора. На этом «покорность» новгородского владыки закончилась. Суд в Новгороде митрополит Фотий при владыке Симеоне так и не получил. История повторилась и при поставлении следующего Новгород ского архиепископа — Евфимия Брадатого. Он также «ялся» митрополиту «старину церковную отправити», но после поставления постарался забыть о своем обещании. В результате в 1430 г. митрополит Фотий предпринял репрессивные меры по отношению к непокорным новгородцам. Глава Русской церкви отказался совершать хиротонию избранного новгородцами владыки Евфимия II, пока тот не выразит полную покорность митрополиту.
Сохранилась грамота митрополита Фотия тверскому епископу Илие, в которой Фотий разрешил тверскому владыке рукополагать священников из тех приходов Новгородской епархии, которые граничили с Тверью. На основной же территории Новгородской земли процесс формирования церковного клира волей митрополита был вовсе остановлен до исчерпания конфликта с новгородцами. Возмущенный коварством новгородцев, митрополит писал: «Ино преже, как есмь пришел на святейшую митрополию Рускую с грамотою святаго патриарха и всего святаго вселеньскаго Збора, и послы святаго царя и святаго патриарха и святаго Збора, со вселеньскыми грамотами посланные к ним о церковной старине, и были у них, чтобы старины церковные — суда позывного отпустилися Церкви Божией и мне, святителю, по старине митрополии Киевские и всеа Русии; и они (новгородцы. — O.K.) старины не отпустилися. И потом был у меня владыка Иван и ял ми ся был ту старину церковную отправити, да не отправил. И потом прислали ко мне Симеона, а после того Еуфимиа, и яз тех обею поставил им во владыки, и те владыки такоже ми ся были яли старину церковную отправити. А и все те ми послы новгородцкыи давали таково слово, что им было старины отступитися Церкви Божией и мне. Да как те владыки тое старины церковные не отправили; тако и .те новгородцы не отступилися тое старины Церкви Божьей и до сего времени. А та Божиа Церковь вдовьствует, а христианом пастыря несть»⁷¹⁹. Но и эта мера ник чему не привела. Новгородцы сочли, что «пастырь» у них все же есть, хоть и непоставленный. 1 июня 1431 г. митрополит Фотий умер, а митрополит Герасим «поставил и благословил» Евфимия. Вопрос о митрополичьем суде фактически был решен в пользу новгородцев.
Теперь попытаемся разобраться, только ли политическим стремлением Новгорода к независимости и нежеланием платить судебные пошлины можно объяснить упорное сопротивление новгородцев суду митрополита? Несомненно, политическая сторона дела была очень важна. Однако при необходимости новгородцы предпочитали уступить требованиям митрополита и великого князя Московского, но не перейти под руку великого князя Литовского или перекреститься в католичество. Денежный вопрос не являлся главным в споре. Во время приездов митрополита новгородцы не жалели средств на пиры и подарки. Но они неизменно отказывали митрополиту в праве суда.
Явно была еще одна причина такого упорства. И помогает ее раскрыть памятник права, известный под условным заглавием «Правосудие митрополичье»⁷²⁰. Исследователи связывают этот памятник с судебной политикой по отношению к Новгороду митрополита Киприана. Начинается документ словами: «А се есть правосудие митрополичье»⁷²¹. Далее в нем перечисляются те судебные дела, которые мог рассматривать митрополит в свой приезд — душегубство, воровство, оскорбление, драки, насилие, семейные дела (двоеженство, развод), а также даются наказы по судопроизводству. Нормы уголовного, гражданского, процессуального, брачного и церковного права были заимствованы из распространенных на Руси в XIV—XV вв. памятников — Правды Русской и Устава князя Ярослава Пространной редакции и, естественно, не учитывали местных новгородских особенностей. К примеру, в пункте 20 «Правосудия» дается наказ епископам лично присутствовать на суде, а не просто читать судебные «списки» (а затем, вероятно, накладывать резолюции). В то же время пункт 5 Новгородской Судной грамоты упоминает трех вершителей суда в Новгороде — посадника, тысяцкого и владычного наместника, а также их судей. То есть владыка в Новгороде не всегда лично решал вопросы, подлежащие его суду. Архиепископа замещали его наместник и судья.

Вспомним многочисленные наказы митрополита Фотия, содержащие списки прегрешений новгородцев против Божьих законов. Неудивительно, что новгородцы не желали митрополичьего суда, потому что это означало для них либо бесчисленные наказания за нехристианские нормы жизни, либо отказ от этих устоявшихся веками норм. Но такой отказ был немыслим не только для мирян, но и для монахов, и для всех церковнослужителей — от попа до архиепископа. Образ жизни, воспринятый с детства, влиял на местное духовенство гораздо сильнее, чем поучения, полученные из Москвы и Цареграда. Вольный Новгород не желал вмешательства в свою «личную жизнь».
Новгородский архиепископ был не только духовным наставником, но и фактическим главой Республики Святой Софии, а следовательно, должен был широко мыслить, не ограничиваясь христианскими догмами. В этом одна из причин стремления новгородской церкви к независимости — желание жить по своим законам, а не по «наказам» московского митрополита, не знающего и не желающего учитывать местную специфику. Поэтому стояли «за един» новгородцы, отказывая митрополиту в праве суда над ними. Они подчинялись православному архиепископу, но своему, избранному ими же. Владыка знал все местные особенности и умел решать спорные вопросы «по справедливости», то есть не противореча местным обычаям. Недаром, когда в XV в. возникает пышное титулование «Господин государь Великий Новгород», так же начинают величать и владыку. К примеру, рядная крестьян Робичинской волости с Юрьевым монастырем (ок. 1460 г.) начинается следующими словами: «По благословенью преосвященнаго господина и осподаря архиепископа Великого Новагорода и Пскова владыкы Ионы». Новгородцы не желали контроля над своим владыкой, его «унижения» московским митрополитом.
Таким образом, можно выделить три причины спора о митрополичьем суде:
— стремление новгородской церкви к независимости от митрополита всея Руси, неразрывно связанное с политической независимостью Республики Святой Софии;
— тяготы судебных пошлин и расходы по содержанию митрополита и его свиты, ложившиеся на высшее духовенство;
— несоответствие образа жизни новгородцев тем нормам и правилам, которые диктовала православным христианам греческая церковь в лице московского митрополита.
Подводя итоги, можно сказать, что к началу XV в. новгородская церковь фактически добилась независимости от митрополита всея Руси по многим ключевым вопросам. Новгородская епархия заняла особое место в административной системе православной русской митрополии. А.С. Хорошев считает, что новгородская церковь добивалась автокефалии⁷²². Однако это не совсем верное утверждение. Автокефальная церковь в православии — это административно самостоятельная церковь. Автокефальной стала вся Русская церковь в конце XV в. Новгородская же церковная организация стремилась к независимости от митрополита всея Руси, но не от Констанинопольского патриарха. То есть архиепископ Новгорода признавал главенствующее положение патриарха и не стремился выйти из административной системы православной церкви. Таким образом, правильнее будет назвать положение новгородской церкви ставропигальным. На Руси существовали ставропигальные монастыри, подчинявшиеся непосредственно патриарху, минуя митрополита. Так, в 1382 г. «патриарх Нил... грамоты свои даде Феодору, честному архимандриту, строити монастырь Симоновский в патриарше имя... а митрополиту ничи, ни которыми делы, не повиноватися, ни владети митрополиту монастырем симановским ничем»⁷²³. Именно к такому положению стремились и новгородские архиепископы. Кресты на фелони владыки заменили крест, который водружали в ставропигальных монастырях в знак своего особого положения.
Новгородские архиепископы, стремясь к независимости от митрополита, неизменно поддерживали политический курс республики на ограничение власти великих князей Владимирских над Новгородом и добились в этом больших успехов — XIV в. можно по праву назвать торжеством Республики Святой Софии. В то же время архиепископы Новгорода не смогли до конца решить многие важные для епархии проблемы. Языческие движения в городской среде и ересь стригольников не были искоренены. Псковская церковь по-прежнему стремилась к самостоятельности, при каждом удобном случае обращаясь за поддержкой к митрополиту всея Руси, минуя новгородского владыку. Эти проблемы предстояло решать новгородским архиепископам и в XV в.

---

⁶⁰¹НПЛ. С. 373—374.
⁶⁰²СПЛ. Стб. 437.
⁶⁰³НПЛ. С. 374.
⁶⁰⁴НПЛ. С. 374.
⁶⁰⁵РИБ. Т. 6. Прил. № 24. Стб. 137—138.
⁶⁰⁶Там же. Прил. №3 3. Стб. 199.
⁶⁰⁷Подробнее см. Быков А. В., Кузьмина О. В. Митрополит Киприан — портрет на фоне эпохи.
⁶⁰⁸РИБ.Т. 6. Прил., №30. Стб. 171—172
⁶⁰⁹Там же. Прил. № 33. Стб. 203—204.
⁶¹⁰Духовные и договорные грамоты великих и удельных князей XIV—XVI вв. М.-Л., 1950. № 9. С. 25—28.
⁶¹¹Прохоров Г. М. Повесть о Митяе. Л., 1978. С. 220.
⁶¹²НПЛ. С. 376.
⁶¹³Повести о Куликовской битве. С. 130—134; Шамбинаго С. Повести о Мамаевом побоище. Тексты. СПб., 1906. С. 96—101.
⁶¹⁴Цит. по: Азбелев С. Н. Сказание о помощи новгородцев Дмитрию Донскому // Древний Новгород. М., 1983. С. 77—102.
⁶¹⁵Макарий. Археологическое описание церковных древностей в Новгороде и его окрестностях. Ч. 1. М., 1860. С. 558—559.
⁶¹⁶Цит. по: Азбелев С. Н. Сказание о помощи новгородцев Дмитрию Донскому. С. 95—97.
⁶¹⁷Николаева Т. В. Победный крест XIV в. // Древнерусское искусство XIV—XV вв. М., 1984. С. 92.
⁶¹⁸НПЛ. С. 377.
⁶¹⁹Летопись Авраамки. Стб. 119.
⁶²⁰НПЛ. С. 378.
⁶²¹НЧЛ. С. 342.
⁶²²Никитский А. И. Очерки внутренней истории церкви в Новгороде. СПб., 1892. С. 116 и примеч. 1; Голубинский Е. Е. История русской церкви. Т. 2. С. 236; Соловьев С. М. История России с древнейших времен. Кн. II.-М., 1960. С. 368; Хорошев А. С. Церковь в социально-политической системе Новгородской феодальной республики; Андреев В. Ф. Новгородско-московский конфликт конца XIV века // ПНиНЗ. — Новгород, 1997. С. 3—6.
⁶²³Хорошев А. С. Церковь... С.78.
⁶²⁴НПЛ. С. 347.
⁶²⁵НКЛ. С. 149.
⁶²⁶НЧЛ. С.345.
⁶²⁷НКЛ. С. 150.
⁶²⁸СПЛ. Стб. 487.
⁶²⁹Новгородская летопись по списку П.П. Дубровского. С. 144.
⁶³⁰Там же.
⁶³¹СПЛ. Стб. 488.
⁶³²Новгородская летопись по списку П.П. Дубровского. С. 144.
⁶³³СПЛ. Стб. 489.
⁶³⁴НПЛ. С. 381.
⁶³⁵НКЛ. С. 150.
⁶³⁶Там же.
⁶³⁷НЧЛ. С. 349.
⁶³⁸НПЛ. С. 387.
⁶³⁹Вернадский В. Н. Новгород и Новгородская земля в XV в. С. 81—82.
⁶⁴⁰НЧЛ. С. 390.
⁶⁴¹СПЛ. Стб. 492.
⁶⁴²НПЛ. С. 382.
⁶⁴³Там же.
⁶⁴⁴Петров А. В. От язычества к святой Руси... С. 269—270.
⁶⁴⁵Янин В. Л. Очерки комплексного источниковедения. С. 128.
⁶⁴⁶НПЛ. С. 387.
⁶⁴⁷Там же. С. 388.
⁶⁴⁸Янин В. Л. Некрополь Новгородского Софийского собора. М., 1988. С. 65.
⁶⁴⁹НПЛ. С. 383.
⁶⁵⁰ПСРЛ. Т. 1, вып.З. Л., 1928. Стб.537.
⁶⁵¹Ермолинская летопись. С. 132.
⁶⁵²НКЛ. С. 160.
⁶⁵³Троицкая летопись. С. 438.
⁶⁵⁴Новгородская летопись по списку П.П. Дубровского. С. 154— 155.
⁶⁵⁵Троицкая летопись. С. 438.
⁶⁵⁶Никаноровская летопись. С. 257.
⁶⁵⁷Новгородская летопись по списку П.П. Дубровского. С. 155.
⁶⁵⁸НКЛ. С. 161.
⁶⁵⁹Троицкая летопись. С. 438.
⁶⁶⁰Цит. по: Макарий (Булгаков), митр. История Русской Церкви. Т. 5. Прил. 3.
⁶⁶¹Там же.
⁶⁶²НКЛ. С. 161.
⁶⁶³Там же. С. 162.
⁶⁶⁴СПЛ. С. 510.
⁶⁶⁵НПЛ. С. 385.
⁶⁶⁶Троицкая летопись. С. 439.
⁶⁶⁷Макарий (Булгаков), митр. История Русской Церкви. Т. 5. Прил. 3.
⁶⁶⁸Там же.
⁶⁶⁹НПЛ. С. 385.
⁶⁷⁰Троицкая летопись. С. 442.
⁶⁷¹Там же.
⁶⁷²Цит. по: Белов В. Повседневная жизнь Русского Севера. М., 2000. С. 300.
⁶⁷³Страхова Я. Архиепископ Иоанн II (1388—1415) // Где святая София, там и Новгород. С. 84.
⁶⁷⁴НЧЛ. С. 374.
⁶⁷⁵Устюжский летописный свод. С. 65.
⁶⁷⁶НПЛ.С. 511.
⁶⁷⁷Ермолинская летопись. С. 133.
⁶⁷⁸НКЛ. С. 163.
⁶⁷⁹Там же. С. 92.
⁶⁸⁰НПЛ. С. 387.
⁶⁸¹ПЛ. С. 25.
⁶⁸²См. Борисов Н. С. Указ. соч. С. 115.
⁶⁸³РИБ. Т. 6, N 29. Стб. 235—238.
⁶⁸⁴Там же. № 27. С. 231.
⁶⁸⁵Там же. № 54. Стб. 473—474.
⁶⁸⁶Там же. № 28. Стб. 233—235.
⁶⁸⁷НПЛ. С. 387.
⁶⁸⁸Там же. С. 388.
⁶⁸⁹СПЛ. Стб. 514.
⁶⁹⁰НПЛ. С. 389.
⁶⁹¹Там же. С. 390.
⁶⁹²Там лее. С. 391.
⁶⁹³Летопись Авраамки. Стб. 142.
⁶⁹⁴НПЛ. С. 392.
⁶⁹⁵Библиотека Российской академии наук, 34.7.5, л. 115.
⁶⁹⁶НПЛ. С. 393.
⁶⁹⁷Там же. С. 394.
⁶⁹⁸Там же. С. 396.
⁶⁹⁹Там же.
⁷⁰⁰ПЛ 2. С. 31.
⁷⁰¹НКЛ. С. 166.
⁷⁰²СПЛ. Стб. 252.
⁷⁰³Там же. Стб. 132.
⁷⁰⁴Новгородская пятая летопись. С. 144.
⁷⁰⁵Устюжский летописец. С. 68.
⁷⁰⁶Андреев В. Ф. Новгородский частный акт... С. 38.
⁷⁰⁷РИБ. Т. 6. N 30. С. 240.
⁷⁰⁸Там же, № 103. Стб. 734.
⁷⁰⁹Макарий (Булгаков), митр. История Русской Церкви. Т. 5. Прил. 11.
⁷¹⁰НПЛ. С. 398.
⁷¹¹Летопись Авраамки. Стб. 159.
⁷¹²Макарий (Булгаков), митр. История Русской Церкви. Кн. 3. Т. 4. Прил. 29.
⁷¹³Летопись Авраамки. Стб. 160.
⁷¹⁴НПЛ. С. 404.
⁷¹⁵ПСРЛ. Т. 27. С. 267.
⁷¹⁶Там же.
⁷¹⁷НПЛ. С. 406.
⁷¹⁸РИБ Т. 6. Изд. 2. СПб., 1908. Стб. 421—426 (№ 50).
⁷¹⁹Там же.
⁷²⁰Древнерусские княжеские уставы XI—XV вв. С. 207—211.
⁷²¹Там же. С. 209.
⁷²²Хорошев А. С. Церковь... С. 195.
⁷²³Никоновская летопись // ПСРЛ. Т. XI. С. 142.

<< Назад   Вперёд>>