4.3. Праводееспособность удельных крестьян в имущественных отношениях неземледельческого характера
Главным условием передвижения крестьянина по любым хозяйственно-бытовым нуждам выступало согласие удельной администрации на его уход с постоянного места жительства. В самом таком месте (кроме столиц и ряда крупных городов) никаких документов, подтверждающих личность человека (не только крестьянина, но и представителей других сословий) не требовалось. Таким образом, не личная, а учетно-податная регистрация крестьянина устанавливала его право на пребывание в постоянном месте жительства (деревне, селении или городе). Право на передвижение с постоянного места жительства возникало у крестьян только после совершения ряда разрешительных и регистрационных процедур. Прежде всего, сельское общество должно было представить в удельную экспедицию (позднее контору) мирской приговор, в котором подтверждало свои обязанности платить установленные подати за уходившего крестьянина. После получения разрешения на отход крестьянину оформлялся паспорт137. Удельный приказ нес ответственность за своевременное возвращение крестьянина домой или продление им паспорта138. Отказ приказа выдать крестьянину паспорт без наличия законных оснований крестьяне могли обжаловать «по начальству»139.
В первой четверти XIX в. удельное ведомство фактически не интересовалось этой стороной хозяйственной жизни крестьян. Регулирование отхода определялось соблюдением установленных для всех категорий податного населения общегосударственных правил140. Любой крестьянин, уходящий от дома на расстояние более 30 верст, обязан был оформить паспорт сроком не менее чем на 1 год, стоимость которого устанавливалась государством и зависела от стоимости гербовой бумаги (форма пошлины). Отъезд на торги, ярмарки и т. п. в пределах 30 верст от дома требовал получения в приказе «письменного вида» на 50-копеечной гербовой бумаге141. Поначалу, до введения жесткого регулирования передвижений крестьян, общая численность «отходников» из удельных имений была весьма значительной, достигая 50 тыс. человек в год142.
Положение стало изменяться с 1827 г., когда вице-президент департамента уделов Л. А. Перовский представил Николаю I специальный доклад, где крайне негативно оценил широкое распространение отхода в удельных имениях. Он, в частности, указывал, что многие семьи отходников разорены, на них накопилась огромная сумма недоимок, поэтому с целью взыскания задолженности по удельным и казенным платежам крайне необходимо возвращение части отходников к земледельческим занятиям под опеку приказной администрации. Предложения Л. А. Перовского получили одобрение императора143, и регламентация неземледельческого отхода крестьян стала ужесточаться.
Этот процесс проходил на фоне развития паспортной политики государства. С 1 января 1827 г. в дополнение к действовавшим для мещан и крестьян всех разрядов одно-, двух- или трехгодичным «плакатным» (печатным) паспортам были введены полугодовые паспорта по цене 3 руб. асс., а также билеты на гербовой бумаге «на отлучку» сроком до одного, двух и трех месяцев по цене соответственно 50 коп., 1 и 3 руб. асс. 144 Оформление билетов было упрощено, право их выдачи получили местные органы управления — волостные и приказные правления145. Однако билет можно было «просрочить» не более чем на месяц, а продление его требовало возвращения крестьянина на место постоянного жительства. Поэтому участились случаи отказа удельной администрации в выдаче крестьянам долговременных паспортов, когда отход крестьянина полностью отрывал его от общины и семьи. С другой стороны, поощрялись кратковременные отлучки крестьян, как правило, на сезонные работы в губернские и уездные города (например, для «извоза»), крупные речные пристани (для бурлачества, сплава леса, судов и лодок), на небольшие предприятия местных купцов и в ремесленные мастерские, где требовалась наемная рабочая сила.
В удельной деревне по настоянию Л. А. Перовского с 1828 г. начинает сокращаться количество выдаваемых крестьянам паспортов и усложняется процедура их оформления146. В этой деятельности удельное ведомство шло вразрез с официальным курсом казначейства, цель которого была обозначена в указе 1827 г. о введении билетов: «еще более споспешествовать обращению в работах и промыслах земледельцев и мещан»147. В 1828-1858 гг. численность «отходников» из удельных имений почти не превышала 17 тыс. человек в год148. Таким образом, весьма условная (в силу низкого сословного статуса) «свобода передвижения» удельных крестьян, еще более ограничивалась удельной администрацией в фискально-хозяйственных интересах ведомства. В то же время, следует подчеркнуть, что полицейско-правовая доктрина российского самодержавия не допускала вообще неограниченной свободы передвижения населения, тем более — крестьянства, ни до, ни после великих реформ. Профессор полицейского права Санкт-Петербургского университета И. Е. Андреевский призывал к обеспечению «свободы путешествий» внутри страны путем «уничтожения всякого рода излишних преград и не достигающих законных целей формальностей», но одновременно считал необходимым сохранение права государственных органов осуществлять полицейский надзор за «путешествующими» и собирать о них необходимую информацию149. Строгий паспортный режим удельных крестьян в дореформенный период отражал не только отсутствие у них свободы передвижения, но, фактически, и свободы заниматься тем или иным видом хозяйственной деятельности.
Другим направлением регулирования неземледельческого отхода крестьян стал ведомственный контроль условий контрактов, заключаемых крестьянами. Удельным крестьянам разрешалось вступать в подрядные отношения с казенными ведомствами, купцами и промышленниками, кредитные отношения с лицами, не принадлежавшими к удельному ведомству, но совершать эти действия столько после получения соответствующих разрешений удельной администрации и под постоянным контролем удельных чиновников. В первые десятилетия XIX в. крестьяне были обязаны только информировать удельное начальство о своих контрактах с казенными органами и учреждениями, скупщиками, промышленниками и т. д., но с 1823 г. ведомство стало требовать на утверждение и сами договоры150. Уклонение от исполнения этого требования грозило крестьянам штрафом.
В 1830 г. право удельных крестьян вступать в подрядные отношения с казенными ведомствами было ограничено только «предметами их промышленности и почтовых станций»151. Закон установил исчерпывающий перечень разрешенных удельным крестьянам видов деятельности в этой сфере. Так, крестьяне могли заключать с казначействами: договоры поставки стройматериалов, кирпича, инструментов и прочих «жизненных припасов»; договоры подряда на выполнение плотницких, малярных, кровельных, кузнечных, строительных и проч. работ; договоры перевозки сухопутным и речным способом грузов, мусора, земли и проч.; а также договоры аренды на содержание почтовых станций. Все договоры заключались крестьянами в сопровождении удельного стряпчего в казенных палатах, причем условия сделки предварительно оценивались управляющим удельной конторой на предмет возможности их исполнения крестьянами и последствий для удельного бюджета152.
Наконец, удельное ведомство прямо запрещало удельным крестьянам заниматься некоторыми видами неземледельческой деятельности. Так, в 1839 г. последовало высочайше повеление, запрещавшее крестьянкам удельных и дворцовых имений Санкт-Петербургской и Московской губерний поступать в кормилицы Воспитательных домов и брать оттуда детей на вскармливание, поскольку считалось, что это совершается крестьянками исключительно из корыстных соображений, тогда как «собственные их дети остаются совершенно без призора и гибнут в значительном числе»153. Удельное ведомство отрицательно относилось к работам удельных крестьян бурлаками, речными сплавщиками и т. п., поскольку считалось, «что сей промысел, отвлекая крестьян от домашнего хозяйства, не приносит им существенных выгод и они возвращаются в свои дома с разными заразительными болезнями и без денег». В 1842 г. департамент прямо запретил отпускать на судовые работы крестьян-«одиночек»154. Удельным крестьянам запрещалось наниматься на работу «сидельцами по питейным откупам и выставкам» (т. е. продавцами алкогольной продукции), поскольку эта деятельность служила «вообще ко вреду их нравственности, тогда как и без сих занятий довольно имеется предметов промышленности, которые могут без всякого вреда способствовать их выгодам». Это запрещение повторялось неоднократно (30 сентября 1844 г., 3 ноября 1853 г.), а 3 августа 1854 г. департамент уделов предписал на выдаваемых крестьянам паспортах делать надписи, что им запрещается «вступать в должности сидельцев по питейным домам и выставкам»155. Такую опеку крестьян со стороны удельного ведомства вряд ли следует оценивать односторонне, видя в ней только полицейскую форму проявления заботы о крестьянских интересах156. Тем не менее, в основе политики ограничений неземледельческих занятий удельных крестьян всегда лежал ведомственный экономический расчет и стремление устранить любую угрозу снижения удельных доходов.
Тем же целям подчинялось и регулирование торгово-промысловой деятельности удельных крестьян по месту жительства. Ведомство рассматривало ее как вынужденное дополнение к основной, земледельческой, деятельности крестьян. Эта деятельность удельных крестьян в начале XIX в. формально не была ограничена какими-либо рамками и развивалась также стихийно, как и среди основной массы помещичьих и государственных крестьян. Учреждение 1797 г. обязало местное начальство поощрять создание крестьянами «разных заводов и фабрик, приоохочивая к тому крестьян для собственных их выгод»157. Поощрение этой деятельности вызывалось общими тенденциями либерализации торгово-промышленной сферы в государстве и хозяйственным расчетом ведомства, которое считало, что кустарные промыслы и мелкая торговля позволяют крестьянам получать дополнительные средства для уплаты налогов без отвлечения от основной сельскохозяйственной деятельности. В 1807 г. департамент уделов учредил целевой фонд («заемный капитал») для кредитования промысловой деятельности удельных крестьян.
В 1818 г. всем категориям крестьян российской империи было разрешено создавать фабрики и заводы158. В 1824 г. правила торговли и промышленности удельных крестьян получили дополнительное закрепление в законе159. В 1836 г. были открыты сельские удельные банки, где крестьяне могли накапливать средства для развития своей хозяйственной деятельности. К 1863 г. число сельских удельных банков достигло 129160.
Право «свободной» торговли, предоставленное всем свободным сельским обывателям, было закреплено в Своде законов161. Но крестьяне могли торговать в городах только продуктами собственного сельскохозяйственного производства или изготовленными ими ремесленными изделиями (дабы не нарушать монопольного права горожан, в первую очередь, купечества). Заниматься торгово-промышленной деятельностью, разрешенной купцам и мещанам, удельные крестьяне могли только «записавшись в соответствующий купеческий или мещанский разряд, получив в уездном казначействе свидетельство на право торговли и уплачивая с оборота установленные пошлины. В этом случае крестьяне оказывались в двух состояниях — крестьянском, с которым они не порывали юридической связи и уплачивали положенные подати, и городском, но без корпоративных прав городского обывателя (поскольку не являлись членами городского общества). Это разрешалось делать только тем крестьянам, кто не имел перед общиной долгов по государственным податям и земским повинностям162, да и позволить себе такие действия могли только очень зажиточные крестьяне.
Мелкая ремесленная промышленность крестьян испытывала сильную зависимость от скупщиков их продукции. В конце 1840-х гг. удельное ведомство, в целях повышения своих доходов, решило вытеснить скупщиков из удельной деревни, сосредоточив эти операции в своих руках. Условия скупки и цены на скупаемые изделия устанавливались в этом случае чиновниками и фактически не изменялись163. Местная удельная администрация иногда помогала крестьянам в их хозяйственно-промысловой деятельности, например, обеспечивая крестьян, занимавшихся постройкой судов или производством дегтя, лесом, или предлагая заказы на перевозку грузов. Она также организовывала «юридическое сопровождение» этой деятельности, защищая крестьян-ремесленников и торговцев от притеснений губернской и уездной администрации, особенно в периоды ярмарок. Управляющий Нижегородским имением в 1830 г. поселил в основных торговых центрах на подведомственной территории особых чиновников, которым было поручено «не только оберегать крестьян от каких-либо притеснений, но и всячески покровительствовать их торговым оборотам»164.
Ведомство поощряло неземледельческие занятия крестьян, не требующие отхода, но приносящие крестьянам дополнительные заработки: сбор камня для продажи, производство кирпича и проч.165 Таким образом, в большинстве случаев это были занятия, основанные на применении простой физической силы, не требующие ни особого искусства, ни специальных знаний. При невзыскательности потребителя — преимущественно самих же крестьян — производители мало заботились об улучшении техники производства. Все эти занятия были малодоходны для крестьян166, но приносили определенную выгоду удельному ведомству, которое стремилось удержать крестьян на местах их постоянного жительства, контролировать все виды их производственной деятельности, а не развивать высокодоходные отрасли промышленности167. Тем не менее, доля крестьян, занимавшихся помимо земледелия промыслами, работой по найму и торговлей, постоянно увеличивалась168.
В это время в обязанности удельной администрации входит и забота о трудовой занятости крестьян, «особо нуждающихся в улучшении своего состояния». Они должны были подыскивать крестьянам работу как в границах удельного имения (например, на общественном строительстве, осушении болот, расчистке лесов и проч.), так и за его пределами. В последнем случае разрешение на работу должен был выдать департамент уделов169. Фактически это был принудительный наем дешевой рабочей силы. Департамент санкционировал и вольный наем удельных крестьян, желающих уйти на заработки в Санкт-Петербург170. Наем крестьян на работы на местах контролировали удельные конторы и приказы, которые должны были при слишком тяжелых, на их взгляд, условиях контрактов, «озаботиться приисканием для них других средств, от которых можно было получить с такой же скоростью и такое точно пособие на условиях, менее тягостных»171. В неурожайные годы удельная администрация была вынуждена заниматься поиском неземледельческих занятий для удельных крестьян с целью поддержания их платежеспособности. В 1834 г. эта обязанность была возложена департаментом на удельные конторы, которые должны были собирать сведения о планируемых в губернии государственных и общественных работах и потребностях в рабочей силе. Крестьяне привлекались к этим работам на условиях сдельной оплаты по договорам подряда172.
Проведение в удельной деревне с начала 1830-х гг. политики «попечительства» привело к появлению совершенно новых имущественных прав удельных крестьян, таких, как право банковского вклада и кредитования, право страхования строений. К ним примыкали такие социальные права, как право на социальную помощь в случае неурожая, пожара и других стихийных бедствий, бесплатное медицинское обслуживание в удельных больницах, профилактику особо опасных инфекций (оспопрививание), получение начального и профессионального образования в удельных сельских и ремесленных (ланкастерских) школах и удельных училищах. Все эти права подвергались обычной для удельной администрации мелочной регламентации и поначалу их реализация скорее напоминала новые для крестьян обязанности. Тем не менее, нельзя игнорировать эту сферу регулирования крестьянской жизни, без которой картина правового положения удельных крестьян не может быть полной. Широкое применение средств административного принуждения в процессе формирования гражданской правосубъектности — важная особенность эволюции удельных крестьян как субъектов права.
Однако, административное регулирование государством имущественных отношений в крестьянской среде, почти совершенно не затрагивало область наследственных прав российского крестьянства.
Право наследования удельных крестьян было тесно связано с особенностями имущественных прав крестьянской семьи. У крестьян, практиковавших как общинную, так и подворную форму землевладения, существовала общность семейного имущества. Глава крестьянской семьи являлся не единоличным собственником, а распорядителем имущества семьи. Потому его смерть не влекла изменений в юридическом положении семейного имущества, а лишь приводила к замене одного распорядителя другим173. Семейное имущество либо оставалось нераздельным, либо, в случае получения санкции на семейный раздел, распадалось на столько частей, «сколько из недр распавшейся семьи возникает или может возникнуть новых самостоятельных семей, являющихся вместе с тем естественным продолжением прежней семьи»174. В связи с этим трудно говорить о вступлении в наследство членов семьи после смерти ее главы, как это было принято у дворян или горожан согласно гражданскому законодательству. Тем не менее, традиция передачи имущественных прав все же существовала, а отсутствие каких-либо нормативных актов на этот счет (кроме запрещения удельным ведомством самовольных семейных разделов175) свидетельствует о признании государством обычного права как регулятора наследственных правоотношений в крестьянской среде.
Порядок наследования удельных крестьян определялся основами кровного родства и их принадлежностью к семье как «хозяйственно-трудовому союзу». Общим правилом являлось устранение от наследства дочерей, если имелись взрослые сыновья (исключение составляло приданое дочери, переходящее в ее личную собственность после заключения брака)176, однако, когда дочь становилась постоянным, а не временным членом семьи как хозяйственно-трудового союза (в том случае, когда ее супруг входил в семью супруги как «примак»), она приобретала равные права наследования вместе с мужем177. Вдова также имела права равного участника наследования после мужа и могла стать распорядительницей общего семейного имущества даже при совершеннолетних неотделенных сыновьях. Вместе с нисходящими кровными родственниками обычное право допускало наследование и посторонних лиц, принятых в семью на правах сыновей, «приемышей», как усыновленных, так и незаконнорожденных. Их право наследования обычно зависело от срока пребывания в семье, способа усыновления, участия в общих семейных работах178. В тех же случаях, когда наследство приходило из другой семьи, главным принципом в наследовании выступало кровное родство и соблюдалось равенство полов179.
Надельные земли, находившиеся в пользовании крестьян, не подлежали наследованию в порядке, установленном для частных земельных имуществ (при передельном землепользовании вообще нельзя говорить об их наследовании). Но, поскольку у крестьян в личной собственности находилось весьма незначительное количество земель или домов в городах, то основной предмет наследования составляло движимое имущество семьи. Очевидно, что процедуры наследования этих видов имущества отличались. Права на приобретенное имущество, оформленные надлежащим (установленным законом) способом, наследовались по нормам действующего законодательства. Что же касается наследования недвижимости, состоящей в пользовании крестьян «от удела» (например, усадьбы, огороды и проч.), то оно вообще не было урегулировано законодательно и фактически целиком оставалось в сфере действия ведомственной юрисдикции и обычного права.
Сталкиваясь на практике с неурегулированными законодателем вопросами крестьянского наследования, удельные чиновники сами ставили эти проблемы перед начальством. Например, В. И. Даль, служивший управляющим Нижегородской удельной конторой, осенью 1851 г. направил в департамент уделов просьбу разъяснить статус «домовладений» удельных крестьян, стоящих на их усадебной земле. С одной стороны, согласно Своду законов, дома наряду с землями, угодьями, деревнями, фабриками, заводами, лавками, строениями и пустыми дворовыми местами являлись объектами недвижимого имущества180. Но, с другой стороны, рассуждает чиновник, в судебной практике «в строго юридическом смысле ... домы недвижимым имуществом признаются только тогда, когда речь идет об них вместе с землей, на которой стоят они». Таким образом, делает вывод чиновник, поскольку «домы удельных крестьян стоят на земле удельной, следовательно, составляют собственность недвижимую, которая может быть продаваема от одного владельца к другому на слом без совершения крепостных актов». В. И. Даль пришел к заключению, что в делах о наследстве удельных крестьян их дома, расположенные на усадебной (т. е. удельной) земле, должны быть признаны имуществом движимым181. Для начальника удельной конторы, который давал заключения при рассмотрении всех тяжебных дел удельных крестьян между собой внесудебным (внутриведомственным административным) порядком это был не праздный вопрос. Большинство крестьянских тяжб о наследстве, как он сам признавал, было связано именно с притязаниями на обладание домом или долей в нем. В крестьянском правосознании дома считались недвижимым имуществом, следовательно, у части крестьян могли возникать основания требовать раздела наследства по закону, обращаясь в суд. Правовая обособленность крестьянства, отсутствие в действующем законодательстве необходимых правовых норм сводили к минимуму возможности судебной защиты их прав182. Департамент уделов предпочел оставить решение вопроса, заданного В. И. Далем, на усмотрение местных чиновников и крестьянского общества. Наследование домостроений крестьян по-прежнему регулировалось обычным правом. Приведенный пример демонстрирует неизбежную при партикулярном характере феодального права взаимосвязь обычая и закона183, и более отчетливо выявляет специфический характер имущественных прав крестьян в целом, которые далее в пореформенный период «не управлялись постановлениями всеобщего гражданского права, применявшегося ко всем другим сословиям»184.
Итак, гражданская правосубъектность удельных крестьян определялось общей направленностью сословно-правовой политики абсолютизма, одним из главных постулатов которой являлось отношением к крестьянству как к несамостоятельной части общества, нуждавшейся в особой опеке, заботе и руководстве. Удельные крестьяне, обладавшие как «свободные сельские обыватели» определенным комплексом гражданских (личных) прав, при подобном подходе удельной администрации юридически могли пользоваться этими правами только под ее непосредственным контролем. Однако реальная правовая жизнь удельных крестьян, была, разумеется, намного богаче, чем допускалось ведомственными правовыми актами.
135Цит. по: Андреевский И. Е. Полицейское право. — Т. I. — СПб., 1874. — С. 247.
136ПСЗ-I. Т. XXIV. № 17906. Ст. 170.
137ПСЗ-I. Т. XXV. № 18408.
138ПСЗ-I. Т. XXIV. № 17906. Ст. 207.
139Свод удельн. пост. Ч. III. Ст. 456, 460.
140С конца XVIII в. крестьяне по поданному в приказ заявлению получали «прокормежные» и «пропускные»паспорта (до 3-х лет для отхода в другие уезды). В 1803 г. вместо них были введены печатные паспорта, all февраля 1812 г. было принято Положение о паспортах, определившее порядок получения крестьянами паспортов для торговли или работы в других местностях. — См.: Чернычко А. М. Государственно-правовые основы деятельности органов внутренних дел по обеспечению контроля за передвижением населения в Российской империи // История государства и права. — 1998. — № 1. — С. 8.
141Введенский Р. М. Паспортная политика русского царизма и ее влияние на крестьянский отход // Социально-политическое и правовое положение крестьянства... - С. 162-163.
142Горланов Л. Р. Личные и имущественные права удельных крестьян... — С. 145.
143РГИА. Ф. 515. On. 1. Д..37. Л. 73.
144ПСЗ-II Т. I. № 543.
145ПСЗ-II Т. II. № 1593; Т. III. № 2454; Свод удельн. пост. Ч. III. Ст. 451,452
146Например, по Архангельской удельной конторе в 1827-1858 гг. число выданных документов сократилось в 3,8 раза (с 1869 единиц — в 1827 г. до 494 — в 1858 г.), а по Вологодской — даже в 7 раз (с 1149 до 167 соответственно). Как на Севере, так и в целом по удельным имениям, отход крестьян из селений на 2 или 3 года были очень редким явлением. В целом в удельной деревне местный отход преобладал над долговременным (число выданных билетов в десятки раз превышало число выданных паспортов). В государственной деревне прослеживалась та же тенденция. — Котов П. П. Указ. соч. — С. 59-61; История северного крестьянства. — Т. I. — С. 316.
147ПСЗ-II Т. И. № 1593.
148Горланов Л. Р. Указ. соч. — С. 146.
149Андреевский И. Е. Указ. соч. — С. 238.
150Согласно циркулярному предписанию департамента уделов от 12 сентября 1823 г. наем на работы отходников из удельных крестьян в Санкт-Петербурге контролировался департаментомуделов, без разрешения которого они не могли заключать договоры личного найма в столице. — Свод удельн. пост. Ч. III. Ст. 441.
151ПСЗ-II. Т. V. № 4007, пар. 7.
152Свод удельн. пост. Ч. III. Ст. 438, 439.
153ПСЗ-II. Т. XIV. № 12073. Вместо запрещенного вида деятельности в 1844 г. были установлены правила усыновления питомцев Воспитательного дома удельными и дворцовыми крестьянами. — ПСЗ-II. Т. XIX. № 17893.
154Свод удельн. пост. Ч. III. Ст. 453, 454.
155История уделов... Т. 2. — С. 495.
156См.: Горланов Л. Р. Указ. соч. — С. 146.
157ПСЗ-I. Т. XXIV. № 17906. Ст. 175, 205.
158ПСЗ-I. Т. XXXV. № 27600.
159ПСЗ-I. Т. XXXIX. № 30115, ст. 118.
160Горланов Л. Р. Указ. соч. — С. 146.
161СЗРИ. - СПб., 1842. Т. XI. Учреждения и уставы торговые. Ст. 317-324.
162Свод удельн. пост. Ч. III. Ст. 435, 436, 437.
163Горланов Л. Р. Удельные крестьяне России. — Смоленск, 1986. — С. 60-61.
164История уделов... Т. 2. - С. 310.
165Свод удельн. пост. Ч. III. Ст. 442, 443, 444, 445.
166В двух северных губерниях промыслы приносили в среднем по 5-7 руб. на ревизскую душу дополнительного дохода удельным крестьянам. — Котов П. П. Указ. соч. — С. 58.
167Исключение составляли некоторые районы традиционных промыслов дворцовых (удельных) крестьян, например, Гжельский промысловый район гончарного производства в Московской губернии. Здесь к середине 1850-х гг. насчитывалось 120 «заводов», на которые ежегодно нанималось 1300 удельных и 400 помещичьих и государственных крестьян (на каждом из 17 наиболее крупных заводах трудилось по 16 и более человек). — История уделов... Т. 2. — С. 308, 313; Горланов Л. Р. Указ. соч. - С. 63.
168Если в 1800 г. только земледелием занималось 54,8% удельных крестьян, в 1834 г. - 50,2%, то к 1862 г. уже 42,4%. - Горланов Л. Р. Указ. соч. - С. 40-41.
169Свод удельн. пост. Ч. III. Ст. 440.
170Свод удельн. пост. Ч. III. Ст. 441.
171Свод удельн. пост. Ч. III. Ст. 447.
172Свод удельн. пост. Ч. III. Ст. 440.
173См.: Леонтьев А. А. Крестьянское право. - СПб, 1909. - С. 334-352.
174Там же. - С. 356.
175Имущественное выделение сыновей при жизни отца считалось по обычному праву «предварением наследства» и лишало выделившихся прав наследования после отца. — См.: Леонтьев А. А. Указ. соч. С. 365.
176Мухин В. Ф. Обычный порядок наследования у крестьян. К вопросу об отношении народных юридических обычаев к будущему гражданскому уложению. — СПб, 1888. — С. 120; Пахман С. В. Обычное гражданское право в России. Юридические очерки. - СПб, 1877-1879. - Т. 2. - С. 228.
177Это происходило, когда после выхода замуж, дочь не уходила в семью мужа, а, наоборот, он входил в семью жены (так называемое «примачество», «влазничество») и становился наследником имущества тестя. А. А. Леонтьев считал, что «здесь мы имеем дело с наследованием дочери, сделавшейся через принятие мужа ее в семью постоянным членом семейного союза». — Леонтьев А. А. Указ. соч. - С. 362.
178Леонтьев А. А. Указ. соч. — С. 362.
179Леонтьев А. А. Указ. соч. — С. 360-361.
180СЗРИ. - СПб., 1842. - Т. X. Законы граждански. Ст. 353.
181РГИА. Ф. 515. Оп. 21. Д. 535. Лл. 1-5.
182См.: Миронов Б. Н. Указ. соч. - Т. 1. - С. 439-440; Т. 2. - С. 76-78.
183См.: Александров В. А. Обычное право крепостной деревни России. XVIII — начало XIX века. — М., 1984; Пушкаренко А. А. Обычное право позднефеодальной эпохи // Социально-политическое и правовое положение крестьянства в дореволюционной России. — Воронеж, 1983. — С. 18-23.
184Леонтович В.В. История либерализма в России. 1762-1914. — М., 1995. — С. 213.
<< Назад Вперёд>>
