Глава вторая. Кто были варяги?
Рассказ нашей летописи о призвании варягов дает сведение неточное. Правда, оно может быть опорой для постановки вопроса о зарождении Русского государства или о появлении на Новгородской земле новой варяжской династии; имея в виду это сведение, можно спросить: кто же были варяги? Кто была Русь? Но удовлетворительного ответа на эти вопросы в нем найти нельзя.
Историческая критика объяснила смутность первых сообщений древней хроники. В самом деле, летописцы XI в. не могли знать точно, что происходило в нашем краю более чем за двести лет до них. Правда, уже с X в. при церквах, в святцах, отмечались некоторые события народной жизни, но этих заметок было недостаточно для понимания более ранней языческой эпохи. В греческих хрониках также было мало сведений о древней Руси. Между тем автор «Повести временных лет», составленной в начале XII века, хотел осмыслить «начало» русской жизни. «Повесть» есть уже попытка исторического истолкования, попытка установить ход русской истории сопоставлением и объяснением сохранившихся известий о ней. Когда норманисты и их противники стали внимательно изучать летописи, то обнаружилось, что и древнейшая хронология «Повести» неточна, и рассказ о начале Руси есть плод соображений ее автора24. Помыслы летописцев направлялись мыслью и настроениями того общества, к которому они принадлежали и в котором монастырь и княжеский двор имели руководящее положение. Поэтому сознание высоты новой христианской веры, сознание единства Руси, преданность княжескому дому, символу этого единства, незримо властвуют в летописном рассказе. Под влиянием таких настроений было естественно пренебречь народными преданиями о «Руси», относящимися к языческому времени25, пододвинуть к христианской поре нашей истории начало Русского государства и объяснить русское имя как следствие появления на нашей равнине новой династии. Краткие, сбивчивые известия, затуманенные веками, указывали на Варяжскую землю как на родину призываемых князей.
Ввиду всего этого, данные летописи невозможно принимать без уточнения их и без проверки, и первые норманисты, утверждая свое учение на летописных известиях, все же искали и другие доказательства своей мысли, что варяги - норманны, и мысли летописца, что варяги 862-го года - русь. После того как критики «Повести» обнаружили произвольность некоторых ее положений, на внелетописные доводы легла почти вся тяжесть «норманской системы».
Мысль о норманстве всех варягов вообще была поддержана лингвистическими соображениями: варяги норманны потому, что слово «варяг» - норманское, оно происходит от шведского слова wara=o6eт, присяга через предполагаемую форму waring=воин, принявшей обет26. Эта лингвистическая догадка почему-то получает нередко форму доказанной истины. Между тем существуют и другие попытки объяснить нашего загадочного «варяга». Так, Шахматов полагает, что русский «варяг» и греческий «варанг» (βαραγγος) восприняты от переделки аварами имени франков27, а Гедеонов находит у славян Варяжского моря живое слово германского корня varag, warang=мечник, от которого может быть произведено, грамматически правильно, русское слово «варяг»28. Осторожный читатель чувствует себя в праве заключить, что шведское происхождение слова «варяг» вовсе не доказано, тем более, что в северной (скандинавской) письменности соответствующее слово vaeringjar появляется впервые в связи с 1020 годом (сага о Болле Боллисоне) и применяется лишь к норманнам, поступившим в варангский корпус Византии, а в наших летописях мы уже встречаем упоминание о варягах в записях, связанных с IX столетием29.
Слово «варяг» по своему смыслу означает воина или купца-пирата, приходящего обычно из-за моря, и само по себе не указывает на какое-либо определенное племя. Восточные славяне называли так всех балтийских пиратов - шведов, норвежцев, ободритов (славянское племя), маркоманов-вагиров30. В Сказании о Мамаевом побоище (XIV в.) говорится о дунайских варягах в дружине князя Димитрия Ольгердовича31. Одна из новейших летописей упоминает о варягах, живших еще до основания Киева на берегах Теплого (т. е. Черного) моря32. Свое профессиональное значение слово «варяг» сохранило и в настоящее время: в народном языке Архангельской губернии «варяжей» называют купца-заморца, в Тамбовской губернии «варять» означает заниматься развозной торговлей по селениям, а в Московской губернии «варягом» зовется мелочной «наезжий купец, разнощик»33. Помимо профессионального значения, слово «варяжский» имело и значение географическое: Варяжское, т. е. Балтийское море, Варяжское поморье; Ипатьевская летопись упоминает о сербских князьях «с кашуб, от поморья Варяжскаго, от Стараго града за Кгданском»34. В Патерике Печерском (XIII в.) сообщается: «Бысть в земле Варяжской князь Африкан»35. Поэтому в древности слово «варяг» применялось, между прочим, для обозначения народов, а именно тех, которые жили на Балтийском море и высылали на Русь дружины морских пиратов; так, в XI веке у нас варягами называли всех норманнов36.
«Неправедно рассуждает, кто варяжское имя приписывает одному народу», - говорит Ломоносов. «Многие сильные доказательства уверяют, что они от различных племен и языков состояли и только одним соединялись - обыкновенным тогда по морям разбоем»37. Варягами могли называться и норманны - жители северных берегов Балтийского моря, и славяне - венды, заселявшие южные его берега. Лингвистические соображения о слове «варяг» недостаточны для просветления неясных речений летописного свода.
Эту неясность не устраняет и попытка историков определить народность варягов по именам первых князей, их бояр и послов. Следуя за Байером и Шлёдером, русские историки-нормаиисты признают эти имена скандинавскими и находят их в исландских сагах и в исторических сочинениях германского севера. Рюрик, по их мнению, не славянское имя, но датское или норвежское Hrorecur, Hraerek. Синеус происходит от Snio или Sinnuitz или Signiater или Siniam или Sune. Трувор - от Thorward и так далее38. Какое именно из многих скандинавских имен превратилось в то или другое славянское имя, норманисты решают разно, например, Байер предложил для Рогволода - Roghwaltr, Roegewald, Куник - Rognvaldr, Rognheitr. Некоторые из предлагаемых норманских имен - не имена, но прозвища (шведское Рериксон у Куника), возмещавшие недостающий шведский прообраз Рюрика. Иные ученые считают норманскими имена и воевод, и слуг княжеских (Погодин), другие признают имена Малуши, Малка, Добрыни - славянскими (Куник). «Имена первых русских князей-варягов и их дружинников почти все скандинавского происхождения», - пишет Ключевский39 и добавляет к этому в другом месте: «В перечне 25 послов, - речь идет о договоре Игоря с греками, - нет ни одного славянского имени; из 25 или 26 купцов только одного или двоих можно признать славянами»40.
Все это высказывается очень убежденно, но для читателя - не убедительно. Созвучия имен у норманских и славянских народов могут быть в иных случаях естественно объяснены их общим арийским происхождением; так как после разделения эти народы продолжали сноситься между собою, то были возможны и заимствования: то или другое имя могло перейти от одного народа к другому. Но прежде чем искать имена нашей истории у иноземцев, следовало бы попытаться найти их в другом сочетании у себя, или у родственных славянских племен, или у инородцев, живущих на нашей земле.
Это делает Гедеонов. Он устанавливает, что имя Рюрика встречается у славян: у поляков - воевода Ририк (Псковская летопись 1536 г.); у чехов - Rerich, как название рода; в Лузации - Петр Рерик41. У вендов имя Рериков - Reregi было прозвищем ободритских князей и может быть сопоставлено с чешским словом rarog или польским rarag=comn, так как переход «а» в «е», «о» в «и» свойственен славянскому языку. Древние славяне сражались под стягами, на которых были изображены символические животные или птицы, причем названия их могли переходить на племена, которым принадлежали эти стяги. Далее: известны река Reric, приток Одера у Кенигсберга, и город Reric (Мекленбург) в земле славян-ободритов, разрушенный датчанами в 809 году42.
В славянской истории, продолжает свои изыскания Гедеонов, нарицательное и племенное имя, название города, реки и т. д. могло быть и личным именем, напр., тур - бык, Тур - имя князя43, Дунай - река, Дунай - личное имя. Поэтому вполне последовательно предположить, что нарицательному имени reric (сокол), племенному Reregi, соответствует личное имя Рюрик44.
Столь же внимательное исследование имен других князей, их воевод, а также имен послов, отчасти искаженных греками, которые писали договоры, и болгарами-переводчиками, делает возможным такой вывод: во всех договорах с греками все имена князей и бояр - славянские; норманские имена встречаются только среди имен послов и гостей, но и там их не больше 12-15. Присутствие норманского элемента в сношениях руси с греками исторически объяснимо: в славянских дружинах служили иноземцы, и было в обычае назначать послом того из них, кто проявил военную доблесть; это была благодарность за услуги, потому что послы получали от греков щедрые дары; кроме того, норманны участвовали в русской торговле, что могло быть основанием для допущения их в посольство, которое заключало торговый союз45. Среди имен, помещенных в договорах, есть имена литовские, есть и финские - Рюар у Олега, Каницар у Игоря46, а также имена степных народов, напр. Карлы47.
При таком обоснованном противомнении лингвистические догадки норманистов бессильны утвердить теорию о скандинавском происхождении наших варягов. Но и помимо этого, как заметил еще Эверс, созвучия между именами «могли послужить для укрепления исторического суждения, но доказать его они не могут»48. «Лингвистический вопрос не может быть отделен от исторического, филолог от историка», - пишет Гедеонов. «При отсутствии иных положительных следов норманского влияния на внутренний быт Руси, норманство до XI столетия всех исторических русских имен уже само по себе дело несбыточное»49.
На этой же точке зрения стоит и Забелин. В своей книге «История русской жизни» он предостерегает от увлечения филологией как методом исторического исследования. «Лингвистика в иных случаях весьма способствует зарождению и широкому развитию различных фантасмагорий», - пишет историк. «Эта опасность особенно велика в том случае, когда предметом изучения являются одни собственные имена»50. Критика слов может иметь только подсобное значение для важнейшей части исторической науки - критики дел51. Указанное методологическое правило требует, чтобы анализ слов был проверен анализом событий, с этими словами связанных. Лингвистическое соображение, что призванные варяги были норманнами, могло бы получить значение исторического факта лишь в том случае, если бы оно было подтверждено «делами», совершенными в нашей стране, среди нашего народа в эпоху призвания князей.



24Так, напр., Гедеонов разъяснил, что запись «Повести» о варягах-руси есть лишь предположение летописца, основанное на единовременности двух событий: 1) первого помина о руси в греческой хронике (Георгия Амартола) в связи с походом Аскольда и Дира на Константинополь и 2) призвания варягов. См.: Варяги и Русь. 459-461. Это подтверждается филологическим анализом летописи, сделанным Шахматовым: в записи, относящейся к 862 году, летописец после слов «идоша за море к варягом» прибавил - «к руси, сице бо ти звахуся варяги русь» и дальше после слов «и от тех варяг прозвася» написал «Русская земля». Таких слов не было ни в более древнем «Начальном своде», ни в древнейшем, Киевском. Разыскания о древнейших летописных сводах. Гл. XIII. К сожалению, исторические соображения Шахматова о норманской руси не соответствуют результатам его филологической критики. Сергеевич считает варяжскую русь не фактом, но догадкой летописца: «Происхождение этого наименования от имени варягов-руси есть догадка грамотеев XII века, справедливость которой и до наших дней ничем не подтвердилась». Русские юридические древности. Т. 91 (1902)
25Одно из этих преданий, сбереженное в западных славянских хрониках, говорит, что чехи, поляки и русские произошли от трех братьев: Чеха, Лexa и Руса. Другое предание, записанное византийцем Симеоном Логофетом, выводит русское имя от храброго Руса. Конечно, нельзя предоставлять решение проблемы Руси народному чувству, силою которого создаются такие легенды, но, при всей их наивности, в них может быть и серьезная мысль. Так, первое предание основано на сознании родства между славянскими племенами и Русью, второе проникнуто сознанием самобытности русского племени.
26Куник. «Каспий» Дорна. 420 (1875).
27Шахматов. Древнейшие судьбы русско племени. II. 1919 г.
28Гедеонов. Варяги и Русь. 168 (1876).
29Там же. 159.
30Там же. 170. Срв. свидетельство германского летописца Гельмольда: «И в славянской земле много марок, из которых не последняя наша Вагирская провинция, имеющая мужей сильных и опытных в битвах, как из датчан, так и из славян». У Погодина. Г. Гедеонов и его система происхождения варягов и руси. Записки имп. Акад. наук. VI. 22 (1865).
31Гедеонов. Варяги и Русь. 171.
32Книга о древностях Русского государства, № 529. У Карамзина. История государства Российского. I. Примеч. 282.
33Даль В. Толковый словарь. I. 409 (1905).
34Ипатьевская летопись 227. У Гедеонова. Варяги и Русь. 139.
35Забелин. История русской жизни с древнейших времен. I. 174.
36Гедеонов. Варяги и Русь. 171.
37Ломоносов у Погодина. Исследования, замечания и лекции о русской истории,II. 180.
38Карамзин. История государства Российского. I. 46. Ключевский. Краткое пособие по русской истории. 21. Курс русской истории. I. 157.
39Ключевский. Курс русской истории. I. 157 (1911).
40Там же. 198.
41Гедеонов. Варяги и Русь. 193.
42Там же.
43Там же. 196. «Тур, Туры, древнейшие славянские наименования мест и людей», Шафарик у Гедеонова. Варяги и Русь. 247.
44Гедеонов. Варяги и Русь. 196.
45Там же. 262.
46Крохин. Начало Русского государства в свете новых данных. 57.
47Гедеонов. Варяги и Русь. 289.
48Эверс Г. Предварительные критические исследования для российской истории, 81 (1826).
49Гедеонов. Варяги и Русь. 184.
50Забелин. История русской жизни с древнейших времен. I. 192.
51Там же. 43-44.

<< Назад   Вперёд>>